Текст книги "Полное собрание стихотворений"

Автор книги: Стивен Крейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

When I strive to come to you,

Man's opinions, a thousand thickets,

My interwoven existence,

My life,

Caught in the stubble of the world

Like a tender veil,

This stays me.

No strange move can I make

Without noise of tearing.

I dare not.

If love loves,

There is no world

Nor word.

All is lost

Save thought of love

And place to dream.

You love me?

I love you.

You are, then, cold coward.

Aye; but, beloved

– И ты любишь меня?

– Я люблю тебя.

– Тогда ты просто трус.

– Да, но послушай, любимая,

Когда я стремлюсь к тебе,

Людские пересуды, бесчисленные терния,

Неустойчивость моего положения,

Жизнь моя,

Оплетенная незримыми путами,

Словно пойманная в сеть,

Все это останавливает меня.

Ни одного неверного шага нельзя мне сделать

Иначе возникнет невообразимый скандал.

Я не могу решиться.

– Когда любишь,

Не существует для тебя ни мир,

Ни людская молва;

Не существует ничего,

Кроме самой любви

И мыслей о ней.

Ты любишь меня?

– Я люблю тебя.

– Тогда ты просто трус.

– Да, но послушай, любимая...

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 41

Love walked alone.

The rocks cut her tender feet,

And the brambles tore her fair limbs.

There came a companion to her,

But, alas, he was no help,

For his name was Heart's Pain.

Любовь ходила по свету одна.

Острые камни ранили ее нежные ступни,

Шипы царапали ее прекрасное тело.

Потом у нее появился спутник,

Но увы, он ничем не мог ей помочь

Ведь имя его было Страдание.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 42

I walked in a desert.

And I cried:

"Ah, God, take me from this place!"

A voice said: "It is no desert."

I cried: "Well, but

The sand, the heat, the vacant horizon."

A voice said: "It is no desert."

Я брел по бескрайней пустыне.

И возопил я:

– Боже, выведи меня отсюда!

Голос ответил: – Это не пустыня.

Я вскричал: – Но посмотри же

Песок, жара, голый горизонт...

Голос повторил: – Это не пустыня.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Я блуждал в пустыне.

И воскликнул:

"Господи, возьми меня отсюда!"

Голос промолвил: "Это не пустыня".

Я воскликнул:

"Да, но

Этот песок, этот зной, этот пустой горизонт".

Голос промолвил: "Это не пустыня".

Пер. Владимира Британишского

– 43

There came whisperings in the winds:

"Good-bye! "Good-bye!

Little voices called in the darkness:

"Good-bye! "Good-bye!

Then I stretched forth my arms.

"No– No-"

There came whisperings in the wind:

"Good-bye! "Good-bye!

Little voices called in the darkness:

"Good-bye! "Good-bye!

До меня донесся шепот ветра:

– Прощай! Прощай!

Тихие голоса повторяли во тьме:

– Прощай! Прощай!

Я простер пред собою руки.

Я воскликнул: – Нет! Нет!

До меня донесся шепот ветра:

– Прощай! Прощай!

Тихие голоса повторяли во тьме:

– Прощай! Прощай!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 44

I was in the darkness;

I could not see my words

Nor the wishes of my heart.

Then suddenly there was a great light

"Let me into the darkness again."

Я пребывал во тьме;

Я был неспособен обдумывать мои слова

И понимать устремления моего сердца.

Потом вдруг зажегся ослепительный свет.

– Верните меня опять во тьму!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Я пребывал во тьме;

Я не видел ни моих слов,

Ни желаний моего сердца.

Затем внезапно явился великий свет...

"Верни меня обратно во тьму".

Пер. Владимира Британишского

– 45

Tradition, thou art for suckling children.

Thou art the enlivening milk for babes;

Bot no meat for men is in thee.

Then

But, alas, we all are babes.

Традиции, вы – для грудных детей;

Вы – молоко для младенцев,

Но не пища для взрослых людей.

Поэтому...

Но увы, все мы – младенцы.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Традиция, ты для грудных детей,

Ты живительное молоко для младенцев,

Но уж никак не мясо для мужчин.

Так, стало быть

Но, к сожаленью, мы все младенцы.

Пер. Владимира Британишского

– 46

Many red devils ran from my heart

And out upon the page.

They were so tiny

The pen could mash them.

And many struggled in the ink.

It was strange

To write in this red muck

Of things from my heart.

Множество красных дьяволов

Выплеснулось на страницу из моего сердца.

Они были такими крошечными,

Что я мог раздавить их пером.

Еще многие барахтались в чернильнице.

Странно было

Писать этим красным месивом,

Окрашенным кровью моего сердца...

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Красные чертики прыгали из моего сердца

Прямо на страницу.

Такие крошечные,

Что перо могло бы их размозжить.

И продолжали бороться в капле чернил.

Странно было

Этой мерзостной красной жижей

Изливать сокровенности сердца.

Пер. Владимира Британишского

– 47

"Think as I think," said a man,

"Or you are abominably wicked,

You are a toad."

And after I had thought of it,

I said: "I will, then, be a toad".

– Думай так же, как я, – сказал человек,

Иначе ты мерзкий нечестивец,

Отвратительная жаба.

Поразмыслив, я ответил:

– В таком случае предпочитаю быть жабой.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

"Думай, как думаю я, – сказал человек,

А иначе ты гнусная тварь;

Ты жаба".

Подумавши немного, я сказал:

"Пусть уж я буду жаба".

Пер. Владимира Британишского

– 48

Once there was a man,

Oh, so wise!

In all drink

He detected the bitter,

And in all touch

He found the sting.

At last he cried thus:

"There is nothing,

No life,

No joy,

No pain,

There is nothing save opinion,

And opinion be damned."

Жил однажды человек

Ax, какой мудрец!

Из всех напитков

Он предпочитал самый горький,

Из всех прикосновений

Укол жала.

В конце концов он вскричал:

– Ничего нет

Ни жизни,

Ни радости,

Ни боли,

Ничего нет, кроме моих ощущений,

Будь они прокляты!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Жил-был один человек

Ох, до чего же мудрый!

В каждом напитке

Он обнаруживал горечь,

В каждом прикосновении

Видел ожог.

В конце концов он воскликнул:

"Нет ничего

Ни жизни,

Ни радости,

Ни страданья,

Есть только мнение,

А мнение пусть катится к черту".

Пер. Владимира Британишского

– 49

I stood musing in a black world,

Not knowing where to direct my feel.

And I saw the quick stream of men

Pouring ceaselessly,

Filled with eager faces,

A torrent of desire.

I called to them:

"Where do you go? What do you see?"

A thousand voices called to me.

A thousand fingers pointed.

"Look! Look! There!"

I know not of it.

But, lo! in the far shy shone a radiance

Ineffable, divine,

A vision painted upon a pall;

And sometimes was,

And sometimes it was not.

I hesitated.

Then from the stream

Came roaring voices,

Impatient:

"Look! Look! There!"

So again I saw,

And leaped, unhesilant,

And struggled and fumed

With outspread clutching fingers.

The hard hills tore my flesh;

The ways bit my feet.

At last I looked again.

No radiance in the far sky,

Ineffable, divine,

No vision painted upon a pall;

And always my eyes ached for the light.

Then I cried in despair:

"I see nothing! Oh, where do I go?"

The torrent turned again its faces:

"Look! Look! There!"

And at the blindness of my spirit

They screamed:

"Fool! Fool! Fool!"

Объятый мраком этого мира,

Я стоял, размышляя, куда направить путь.

И увидел я, что мимо меня

Нескончаемым потоком двигаются люди,

Возбужденные, с горящими глазами;

Их подгоняет нетерпение.

Я спросил:

– Куда вы торопитесь? Что вы такое увидели?

Тысячи голосов ответили мне.

Тысячи перстов указали:

– Смотри! – Смотри! Вот оно!

Я не понял, о чем они говорят.

И вдруг на горизонте небо озарилось сиянием,

Невиданным, божественным,

Расцветившим свод небесного шатра

Изумительными красками;

Оно то появлялось,

То исчезало.

Я стоял в нерешительности.

И снова из толпы донеслись до меня

Взволнованные голоса:

– Смотри! Смотри! Вот оно!

Я опять взглянул

И, отбросив колебания, ринулся вслед за

людьми;

В ярости я продирался сквозь толпу

С помощью кулаков.

На дорогах я сбил ноги,

В горах изранил тело.

Когда в конце концов я вновь посмотрел на

небо,

Уже не озарялось оно сиянием,

Невиданным, божественным;

Мрачен был свод небесного шатра.

Но глаза мои жаждали света.

Тогда вскричал я в отчаяньи:

– Я ничего не вижу! О, куда же я иду?

Люди в толпе снова показывали мне:

– Смотри! Смотри! Вот оно!

И потешались они

Над слепотою моей души:

– Глупец! Глупец! Глупец!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 50

You say you are holy,

And that

Because I have not seen you sin.

Aye, but there are those

Who see you sin, my friend.

Ты говоришь мне. что ты праведник,

Зная, что я не видел,

Как ты грешишь.

Да, это так,

Зато другие видели, друг мой.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 51

A man went before a strange god,

The god of many men, sadly wise.

And the deity thundered loudly,

Fat with rage, and puffing:

"Kneel, mortal, and cringe

And grovel and do homage

To my particularly sublime majesty."

The man fled.

Then the man went to another god,

The god of his inner thoughts.

And this one looked at him

With soft eyes

Lit with infinite comprehension,

And said: "My poor child!"

Человек предстал перед странным Богом

Богом многих людей, мудрым и потому печальным.

Божество тотчас прогрохотало громовым голосом,

Раздуваясь и пыхтя от ярости:

– На колени, смертный! Повергнись во прах!

Пресмыкаясь, должен ты явить почтение

Пред моей высочайшей особой!

Человек пустился наутек.

Потом пришел он к другому Богу

Богу его собственных мыслей.

Этот Бог посмотрел на него,

И увлажнившиеся глаза его

Засветились добротою и пониманием.

Он сказал: – Мое бедное дитя!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 52

Why do you strive for greatness, fool?

Go pluck a bough and wear it.

It is as sufficing.

My Lord, there are certain barbarians

Who tilt their noses

As if the stars were flowers,

And thy servant is lost among their shoe-buckles.

Fain would I have mine eyes even with their eyes.

Fool, go pluck a bough and wear it.

– Зачем ты стремишься к величию, глупец?

Отломи ветку и увенчай себя.

Вот и все, что тебе нужно.

– Господи, вокруг – настоящие варвары,

Они задирают носы к звездам,

Словно к цветам на небе,

И раб твой затерялся среди пряжек их башмаков.

По справедливости я должен быть не ниже их.

– Глупец, отломи ветку и увенчай себя.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 53

I

Blustering god,

Stamping across the sky

With loud swagger,

I fear you not.

No, though from your highest heaven

You plunge your spear at my heart,

I fear you not.

No, not if the blow

Is as the lightning blasting tree,

I fear you not, puffing braggart.

II

If thou can see into my heart

That I fear thee not,

Thou wilt see why I fear thee not,

And why it is right.

So threaten not, thou, with thy bloody spears,

Else thy sublime ears shall hear curses.

III

Withal, there is one whom I fear;

I fear to see grief upon that face.

Perchance, friend, he is not your god;

If so, spit upon him.

By it you will do no profanity.

But I

Ah, sooner would I die

Than see tears in those eyes of my soul.

I

Кичливый Бог,

Оглушающий небеса

Своей громогласной похвальбой,

Я не боюсь тебя.

Пусть с небесных высот

Целишь ты копьем в мое сердце,

Я не боюсь тебя.

Даже если удар твой

Подобен молнии, сжигающей деревья,

Я не боюсь тебя, напыщенный хвастун,

II

Если б ты смог прочесть в моем сердце,

Что я не боюсь тебя,

Ты понял бы, почему нет во мне страха

И почему это правильно.

Так не грози же мне своими окровавленными копьями,

Иначе высочайшие уши твои услышат проклятия.

III

Но есть все же некто, пред кем я трепещу,

На чьем лице боюсь увидеть печаль.

Возможно, друг, это не твое божество;

Если так, плюнь на него,

Ты этим не свершишь святотатства.

Но я...

Ах, я скорее умру,

Чем увижу слезы на глазах моей души!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 54

"It was wrong to do this," said the angel

"You should live like a flower,

Holding malice like a puppy,

Waging war like a lambkin."

"Not so," quoth the man

Who had no fear of spirits;

"It is only wrong for angels

Who can live like the flowers,

Holding malice like the puppies,

Waging war like the lambkins."

– Ты совершил дурной поступок, – сказал ангел,

Ты должен жить как цветочек,

Быть добрым, как щеночек

И кротким, как ягненочек.

– Ты не прав, – ответствовал человек,

Не испытывавший страха перед небожителями,

Это дурной поступок лишь для ангелов,

Которым ничто не мешает жить как цветочки,

Быть добрыми, как щенята,

И кроткими, как ягнята.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 55

A man toiled on a burning road,

Never resting.

Once he saw a fat, stupid ass

Grinning at him from a green place.

The man cried out in rage:

"Ah! do not deride me, fool!

I know you

All day stuffing your belly,

Burying your heart

In grass and tender sprouts:

It will not suffice you."

But the ass only grinned at him from the green place.

Человек брел по раскаленной дороге,

Не давая себе отдыха.

Как-то раз на зеленой лужайке

Заметил он жирного глупого осла,

Таращившегося на него и скалившего зубы.

Человек вскричал в ярости:

– Эй, не смейся надо мной, остолоп!

Я знаю тебя

Ты целыми днями набиваешь себе брюхо.

Все, что тебе нужно в жизни,

Это трава и молодые побеги;

Сколько б ты ни съел – тебе все мало!

Но осел лишь таращился на него,

Стоя на зеленой лужайке.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 56

A man feared that he might find an assassin,

Another that he might find a victim.

One was more wise than the other.

Один человек боялся повстречать убиицу,

Другой – найти убитого

Первый был умнее

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 57

With eye and with gesture

You say you are holy.

I say you lie;

For I did see you

Draw away your coals

From the sin upon the hands

Of a little child.

Liar!

И взглядом, и жестами

Ты показываешь, что ты святой.

Но я говорю: – Ты лжешь!

Ведь я видел,

Как ты сбрасывал с плеч

Тяготы своих грехов

На руки маленького ребенка.

Лжец!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 58

The sage lectured brilliantly.

Before him, two images:

"Now this one is a devil,

And this one is me."

He turned away.

Then a cunning pupil

Changed the positions.

Turned the sage again:

"Now this one is a devil,

And this one is me."

The pupils sat, all grinning,

And rejoiced in the game.

But the sage was a sage.

Мудрец преподавал блестяще.

Он поставил пред собою двух идолов:

– Предположим, что это – дьявол,

А это – я...

Тут он отвернулся,

А проказливый ученик

Поменял идолов местами.

Мудрец продолжал:

– Так вот, предположим, что это – дьявол,

А это – я.

Ученики едва сдерживали смех,

Тешась забавой.

Но мудрец все же остался мудрецом.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Мудрец вразумлял искусно.

Вот перед ним два рисунка:

"Пусть это будет дьявол,

А это пусть буду я".

И он отвернулся.

Пострел-ученик, ради шутки,

Поменял местами рисунки.

Мудрец повторил, не глядя:

"Пусть это будет дьявол,

А это пусть буду я".

Ученики ухмылялись,

Разбирал их безумный смех.

Но мудрец таки был мудрец.

Пер. Владимира Британишского

– 59

Walking in the sky,

A man in strange black garb

Encountered a radiant form.

Then his steps were eager;

Bowed he devoutly.

"My Lord," said he.

But the spirit knew him not.

Блуждая по небу,

Человек в странном черном одеянии

Узрел излучавшую сиянье фигуру.

Затаив дыхание, подошел он ближе,

Отвесил почтительный поклон.

– О мой Господь! – сказал он.

Но тот не знал его.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 60

Upon the road of my life,

Passed me many fair creatures,

Clothed all in white, and radiant.

To one, finally, I made speech:

"Who art thou?"

But she, like the others,

Kept cowled her face,

And answered in haste, anxiously:

"I am Good Deed, forsooth;

You have often seen me."

"Not uncowled," I made reply.

And with rash and strong hand,

Though she resisted,

I drew away the veil

And gazed at the features of Vanity.

She, shamefaced, went on;

And after I had mused a time,

I said of myself:

"Fool!"

На дороге моей жизни

Часто встречались мне прелестные создания,

Одетые во все белое, излучавшие сиянье.

Как-то раз спросил я одну:

– Кто ты?

Но она, как и другие до нее,

Не откинула с лица вуаль.

В волнении проговорила она торопливо:

– Я – Доброе Деяние, поверь мне.

Ты часто меня видел.

– Да, с закрытым лицом, – ответил я.

Быстрым, уверенным движением

Отстранив ее руки,

Я сорвал с нее вуаль

И открылся мне лик тщеславия.

Покраснев от стыда, она пошла дальше.

Немного поразмыслив,

Я сказал себе:

"Глупец!"

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 61

I

There was a man and a woman

Who sinned.

Then did the man heap the punishment

All upon the head of her,

And went away gayly.

II

There was a man and a woman

Who sinned.

And the man stood with her.

As upon her head, so upon his,

Fell blow and blow,

And all people screaming: "Fool!"

He was a brave heart.

III

He was a brave heart.

Would you speak with him, friend?

Well, he is dead,

And there went your opportunity.

Let it be your grief

That he is dead

And your opportunity gone;

For, in that, you were a coward.

I

Мужчина и женщина

Жили во грехе.

Расплачиваться за это

Он предоставил ей,

А сам с легким сердцем удалился прочь.

II

Мужчина и женщина

Жили во грехе.

Но этот мужчина не оставил женщину,

Когда над головой ее, как и над его головой,

Разразилась гроза,

И все люди насмехались над ним: "Вот глупец!"

Он был смелый человек.

III

Он был смелый человек.

Хочешь поговорить с ним, друг?

Да, ты прав, он умер

И это уже невозможно.

Пеняй на себя,

Что он умер

И ты упустил эту возможность,

Ведь сам ты поступил как трус.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 62

There was a man who lived a life of fire.

Even upon the fabric of time,

Where purple becomes orange

And orange purple,

This life glowed,

A dire red slain, indelible;

Yet when he was dead,

He saw that he had not lived.

Жил на свете человек,

Чья жизнь была подобна факелу в ночи.

Даже на палитре времени,

Где багрянец так незаметно переходит в желтизну,

А желтизна – в багрянец,

Его жизнь пламенела

Огненно-красным несмываемым пятном.

Но умирая,

Он осознал, что толком и не жил.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 63

There was a great cathedral.

To solemn song,

A white procession

Moved toward the altar.

The chief man there

Was erect, and bore himself proudly.

Yet some could see him cringe,

As in a place of danger,

Throwing frightened glances into the air,

A-start at threatening faces of the past.

To был великий храм.

Под звуки торжественных песнопений

Белоснежная процессия

Двигалась к алтарю.

Человек, повелевавший всеми,

Был статен, держался гордо.

Но кое-кто видел, как он ежился от страха,

Словно вблизи таилась опасность,

И бросал испуганные взгляды в пространство,

Где ему чудились угрожающие лица из Прошлого.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 64

Friend, your white beard sweeps the ground.

Why do you stand, expectant?

Do you hope to see it

In one of your withered days?

With your old eyes

Do you hope to see

The triumphal march of justice?

Do not wait, friend!

Take your white beard

And your old eyes

To more tender lands.

Друг, твоя седая борода касается земли.

Почему стоишь ты в ожидании?

О чем мечтаешь ты

На склоне дней твоих?

Неужели надеешься

Увидеть своими старыми глазами

Победный марш Справедливости?

Не жди этого, друг!

Отправляйся в путь, седобородый,

И ты увидишь своими старыми глазами

Иной, лучший мир.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Друг, твоя белая борода уже до земли.

Что ж ты стоишь, уповающий?

Уж не надеешься ли узреть это въяве

В свои ветхие дни?

Уж не надеешься ли узреть

Своими дряхлыми глазами

Триумфальный марш справедливости?

Друг не жди.

Уноси свою белую бороду

И свои дряхлые глаза

В более благоприятные страны.

Пер. Владимира Британишского

– 65

Once, I knew a fine song,

– It is true, believe me,

It was all of birds,

And I held them in a basket;

When I opened the wicket,

Heavens! they all flew away.

I cried: "Come back little thoughts!"

But they only laughed.

They flew on

Until they were as sand

Thrown between me and the sky.

Когда-то я знал чудесную песню,

– Поверьте мне, это правда

Ее пели птицы,

Которых держал я в корзинке.

Когда однажды открыл я дверцу,

Боже! они все улетели прочь.

Я вскричал: – Вернитесь, мои маленькие мысли!

Но в ответ услышал только смех.

Они взмывали все выше,

Пока не стали казаться мне горстью песка,

Брошенной между мною и небесами.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 66

If I should cast off this tattered coal,

And go free into the mighty sky;

If I should find nothing there

But a vast blue,

Echoless, ignorant,

What then?

Если я сброшу с себя эту поношенную одежду

И свободным устремлюсь в небесные просторы;

Если я не найду там ничего,

Кроме необозримой голубизны,

Безмолвной, неодушевленной,

Что тогда?

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 67

God lay dead in Heaven;

Angels sang the hymn of the end;

Purple winds went moaning,

Their wings drip-dripping

With blood

That fell upon the earth.

It, groaning thing,

Turned black and sank.

Then from the far caverns

Of dead sins

Came monsters, livid with desire.

They fought,

Wrangled over the world,

A morsel.

But of all sadness this was sad,

A woman's arms tried to shield

The head of a sleeping man

From the jaws of the final beast.

Бог лежал мертвым на небесах;

Ангелы пели гимн прощания;

Багряные вихри, зазывая,

Проносились по небу,

Из крыльев их сочилась кровь

И капала наземь.

Почерневшая, топкая земля

Издавала стоны.

И вот из глубоких пещер,

Где покоились грехи,

Восстали злобные чудища с горящими глазами.

Они разбрелись по свету,

Пожирая всех, кто попадался навстречу.

Все это было ужасно,

Но страшнее всего было видеть,

Как женщина обхватила руками

Голову спящего мужчины,

Пытаясь спасти его от пасти адского чудовища.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 68

A spirit sped

Through spaces of night;

And as he sped, he called:

"God! God!"

He went through valleys

Of black death-slime,

Ever calling:

"God! God!"

Their echoes

From crevice and cavern

Mocked him:

"God! God! God!"

Fleetly into the plains of space

He went, ever calling:

"God! God!"

Eventually, then, he screamed,

Mad in denial:

"Ah, there is no God!"

A swift hand,

A sword from the sky,

Smote him,

And he was dead.

Душа мчалась

Сквозь ночной мрак;

На лету она звала:

– Боже! Боже!

Пролетала она над черными

Долинами Смерти,

Все время взывая:

– Боже! Боже!

Эхо, обитающее в расщелинах скал,

Передразнивало ее

На все лады:

– Боже! Боже! Боже!

Вот воспарила душа в небесные выси,

Все время взывая:

– Боже! Боже!

Наконец, обезумев от такого пренебрежения,

Она в исступлении воскликнула:

– Ах, Бога, наверное, нет!

Тотчас быстрая рука,

Метнув молнию с небес,

Пронзила ее

И испепелила.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Стихотворения не вошедшие в сборники

– 69-73

"LEGENDS"

I

A man builded a bugle for the storms to blow.

The focussed winds hurled him afar.

He said that the instrument was a failure.

II

When the suicide arrived at the sky, the people

there asked him: "Why?"

He replied: "Because no one admired me."

III

A man said: "Thou tree!"

The tree answered with the same scorn: "Thoy man!

Thoy art greater ehan I only in thy possibilities."

IV

A warrior stood upon a peak and defied the stars.

A little magpie, happening there, desired the

soldier's plume, and so plucked it.

V

The wind that waves the blossoms sang, sang, sang

from age to age.

The flowers were made curious by this joy.

"Oh, wind," they said, "why sing you at your

labour, while we, pink beneficiaries, sing

not, but idle, idle, idle from age to age?"

"ЛЕГЕНДЫ"

I

Человек построил большую трубу,

чтоб в нее трубил ветер.

Шквал сорвал ее и умчал далеко-далеко.

Человек сказал, что во всем виновата труба.

II

Когда самоубийца попал на небо,

Там его спросили: – Почему ты покончил с собой?

– Потому что никто мною не восхищался,

ответил он.

III

Человек сказал: – Ты – дерево!

Дерево ответило так же презрительно:

– Ты – человек!

Твое превосходство надо мной лишь в том,

Что у тебя больше возможностей.

IV

Воитель стоял на холме и вызывал на бой звезды.

Маленькая птичка, пролетавшая мимо,

Прельстилась султаном на его шляпе

и сорвала его.

V

Ветер, нежно овевавший цветы,

Нескончаемо пел, пел, пел...

Цветы удивлялись своему счастью.

– О ветер, – спросили они,

почему ты поешь, когда трудишься,

А мы, розовые баловни судьбы, не поем

И всю жизнь нескончаемо ленимся,

ленимся, ленимся.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 74

When a people reach the top of a hill

Then does God lean toward them,

Shortens tongues, lengthens arms.

A vision of their dead comes to the weak.

The moon shall not be loo old

Before the new battalions rise

– Blue battalions

The moon shall not be too old

When the children of change shall fall

Before the new battalions

– The blue battalions

Mistakes and virtues will be trampled deep

A church a thief shall fall together

A sword will come at the bidding of the eyeless,

The God-led, turning only to beckon.

Swinging a creed like a censer

At the head of the new battalions

– Blue battalions

March the tools of nature's impulse

Men born of wrong, men born of right

Men of the new battalions

– The blue battalions

The clang of swords is Thy wisdom

The wounded make gestures like Thy Son's

The feet of mad horses is one part,

– Aye, another is the hand of a mother

on the brow of a son.

Then swift as they charge through a shadow.

The men of the new battalions

– Blue battalions

God lead them high. God lead them far

Lead them far, lead them high

These new battalions

– The blue battalions

Когда люди достигнут вершины холма,

Бог нагнется к ним,

Свяжет языки, развяжет руки.

Тени погибших товарищей явятся слабым.

Луна не успеет состариться,

Как поднимутся новые батальоны

– Голубые батальоны

Луна не успеет состариться,

Как дети перемен падут,

Сраженные новыми батальонами

– Голубыми батальонами

Пороки и добродетели будут втоптаны в землю,

Праведник и жулик погибнут вместе,

Меч обрушится по велению слепцов,

Направляемый Богом, послушный каждому

его кивку.

Раскачивающийся, как кадило, стяг

Во главе новых батальонов

– Голубых батальонов

Бряцайте оружием, тешьте свои дикие

инстинкты,

Люди, порожденные злом, люди, порожденные

добром,

Люди из новых батальонов

– Голубых батальонов

Лязг мечей – вот Твоя мудрость,

Раненые корчатся как Твой распятый сын;

Скачка бешеных лошадей – одна сторона медали,

Другая же – рука матери на челе сына.

Стремительны атакующие в сумерках

Люди из новых батальонов

– Голубых батальонов

Бог ведет их ввысь. Бог ведет их вдаль.

Ведет вдаль, ведет ввысь

Эти новые батальоны

– Голубые батальоны

Пер. Анатолия Кудрявицкого

– 75

Rumbling, buzzing, turning, whirling Wheels,

Dizzy Wheels!

Wheels!

Скрипящие, гремящие, вертящиеся,

крутящиеся Колеса,

Бешеные Колеса!

Колеса!

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Стихотворения из сборника "Война Добрая" – 1899

– 76

Do not weep, maiden, for war is kind.

Because your lover threw wild hands toward the sky

And the affrighted steed ran on alone,

Do not weep.

War is kind.

Hoarse, booming drums of the regiment,

Little souls who thirst for fight,

These men were born to drill and die.

The unexplained glory flies above them,

Great is the Battle-God, great, and his Kingdom

A field where a thousand corpses lie.

Do not weep, babe, for war is kind.

Because your father tumbled in the yellow trenches,

Raged at his breast, gulped and died,

Do not weep.

War is kind.

Swift blazing flag of the regiment,

Eagle with crest of red and gold,

These men were born to drill and die.

Point for them the virtue of slaughter,

Make plain to them the excellence of killing

And a field where a thousand corpses lie.

Mother whose heart hung humble as a button

On the bright splendid shroud of your son,

Do not weep.

War is kind.

He плачь, девушка, война ведь добрая.

Если твой возлюбленный

неистово вскинул к небу руки

И конь его в испуге помчался дальше без седока,

Не плачь.

Война добрая.

Громкие, трескучие полковые барабаны;

Ничтожные души, полные боевого задора,

Эти люди рождены,

Чтобы шагать строем и умирать;

Необъяснимый ореол славы окружает их.

Велик Бог Войны, и владения его

Поля, где лежат тысячи трупов.

Не плачь, малыш, война ведь добрая.

Если твой отец упал на желтый песок в окопе,

Разодрал на груди мундир и, задохнувшись, умер,

Не плачь.

Война добрая.

Яркое стремительное полковое знамя,

Орел с золотисто-красным гребешком.

Эти люди рождены,

чтобы шагать строем и умирать.

Втолкуй им, что убийство – это добродетель,

Скажи им о сладости кровопролития,

О полях, где лежат тысячи трупов.

Мать, чье сердце, словно на тонкой ниточке,

Подвешено к пышному белому савану сына,

Не плачь.

Война добрая.

Пер. Анатолия Кудрявицкого

Не плачь, дева, ибо война добрая.

Из-за того, что твой милый безумно взмахнул

руками

И напуганный конь понесся дальше один,

Не плачь.

Война добрая.

Хриплые громкие барабаны войны,

Мелкие души, стремящиеся к борьбе,

Эти люди созданы для муштры и смерти.

Необъяснимая слава витает над ними,

Велик бог войны и его царство

Поле и в поле тысяча мертвых.

Не плачь, дитя, ибо война добрая.

Из-за того, что отец твой рухнул в желтых

траншеях,

Рвал на себе мундир, захлебывался и умер,

Не плачь.

Война добрая.

Быстрое яркое знамя полка,

Орел с золотым и алым гребнем,

Эти люди созданы для муштры и смерти.

Обучи их искусству смертоубийства,

Покажи им величие славных побоищ

И поле и в поле тысячу мертвых.

Мать, скорбное сердце твое смиренно склонилось

Над сияющим светлым саваном сына,

Не плачь.

Война добрая.

Пер. Андрея Сергеева

– 77

"What says the sea, little shell?

What says the sea?

Long has our brother been silent to us,

Kept his message for the ships,

Awkward ships, stupid ships."

"The sea bids you mourn, oh, pines,

Sing low in the moonlight.

He sends tale of the land of doom,

Of place where endless falls

A rain of women's tears,

And men in grey robes

Men in grey robes

Chant the unknown pain."

"What says the sea, little shell?

What says the sea?

Long has our brother been silent to us,

Kept his message for the ships,

Puny ships, silly ships."

"The sea bids you teach, oh, pines,

Sing low in the moonlight,

Teach the gold of patience,

Cry gospel of gentle hands,

Cry a brotherhood of hearts.

The sea bids you teach, oh, pines."

"And where is the reward, little shell?

What says the sea?

Long has our brother been silent to us,

Kept his message for the ships,

Puny ships, silly ships."

"No word says the sea, oh, pines,

No word says the sea.

Long will your brother be silent to you,

Keep his message for the ships,

Oh, puny pines, silly pines."

– Что говорит океан, маленькая ракушка?

Что говорит океан?

Долго не отвечал нам брат наш,

Хранил он свои вести для кораблей,

Неуклюжих кораблей, тяжелых кораблей.

– Океан молит вас плакать, о сосны,

Тихо петь при лунном свете.

В говоре его слышны легенды земли обреченных,

Страны, где беспрерывно

Падает дождь женских слез

И люди в серых одеждах

Люди в серых одеждах

Кричат от неведомой боли.

– Что говорит океан, маленькая ракушка?

Что говорит океан?

Долго не отвечал нам брат наш,

Хранил он свои вести для кораблей,

Ничтожных кораблей, глупых кораблей.

– Океан молит вас проповедовать, о сосны,

Тихо петь при лунном свете,

Возвещать золотую заповедь терпения,