Текст книги "Билли «Блокада»"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Билли «Блокада»
Стивен Кинг

Для всех мальчишек (и девчонок), которые хоть раз надевали форму.

Билли Блейкли?

О Боже, вы имеете в виду Билли Блокаду. Тыщу лет меня о нём никто не спрашивал. Хотя здесь меня особо никто ни о чём не спрашивает – только о том, пойду ли я на Ночь Польки в местном Зале Рыцарей Пифии, и ещё о какой-то штуке под названием Виртуальный Боулинг. Это прямо здесь в общем зале. Мой совет вам, мистер Кинг – вы меня о нём не просили, но я всё равно вам его дам – не доживайте до старости, а коли случится дожить – не позволяйте вашей родне упрятать вас в подобный Зомби Отель.

Забавная штука – старение. Когда ты молод, люди всегда готовы слушать твои истории, особенно, если ты был в профессиональном бейсболе. Но когда ты молод, у тебя нет времени рассказывать их. А теперь в моём распоряжении всё время мира, но никому, похоже, нет дела до тех давних дней. Но мне по-прежнему нравится вспоминать о них. Так что я, конечно, расскажу вам о Билли Блейкли. Ужасная история, спору нет, но именно такие дольше всего держатся в памяти.

В те дни бейсбол был другим. Уж вы-то помните, что Билли Блокада играл за «Титанов» спустя всего десять лет после того, как Джеки Робинсон стал первым чёрным игроком, а «Титанов» уже давно и в помине нет. Не думаю, что в Высшей Бейсбольной Лиге когда-нибудь опять появится команда из Нью-Джерси, учитывая, что прямо за рекой, в Нью-Йорке, есть целых две известных команды. Но тогда это было событием – мы были событием – и мы играли свои матчи в совершенно другом мире.

Правила были такие же – они неизменны. И все бейсбольные ритуалы остались почти без изменений. Никому не позволили бы выйти на поле с бейсболкой набекрень или с загнутым козырьком, стрижка должна была быть короткой и аккуратной (а теперь – посмотрите только на этих олухов, Боже мой!), но некоторые игроки по-прежнему крестились перед выходом на биту или касались битой земли, прежде чем приготовиться к отбиванию, или переступали через боковую линию, выбегая на поле. Наступить на линию всегда считалось дурной приметой.

Игры были только для местных, понимаете? Появлялись первые телетрансляции, но только по выходным. Аудитория у нас была неплохая, потому что WNJ транслировала игры на весь Нью-Йорк. Некоторые репортажи были весьма комичны. По сравнению с сегодняшними они выглядели по-любительски. Репортажи по радио были получше, более профессиональные, но слушали их, опять же только местные. Спутниковых трансляций не было и в помине, потому что не было спутников. Первый спутник запустили русские как раз в том году во время Мировой Серии «Янки»-«Храбрецы». Насколько я помню, в тот день игры не было, хотя я могу и ошибаться. Что я помню точно, так это то, что «Титаны» в тот год рано вылетели из чемпионской гонки. Какое-то время у нас был шанс, по большей части благодаря Билли Блокаде, но сами же знаете, ЧТО произошло. Поэтому вы сюда и приехали, так?

Но вот к чему я веду: игры не были национальным событием, и игроки не привлекали столько внимания. Конечно, были звёзды: такие парни, как Эрон, Бердетт, Вильямс, Кэлайн и, конечно же, Тот Самый Мик. Но большинство игроков не были известны по всей стране, как сейчас Барри Бондс или Алекс Родригес (пара выскочек, как по мне). А остальные парни? Могу сказать в двух словах – рабочие лошадки. Средняя зарплата тогда была пятнадцать штук – школьный учитель без опыта сейчас получает больше.

Рабочие лошадки, сечёте? Прямо как в книге Джорджа Уилла, да только если послушать его, так это здорово. А вот тридцатилетнему шорт-стопу, у которого жена, трое детей и семь лет до завершения карьеры (десять, если посчастливится обойтись без травм) так не кажется. Карл Фурильо после ухода из спорта занимался установкой лифтов во Всемирном Торговом Центре, плюс подрабатывал ночным сторожем. Вы это знали? Знали? А, по-вашему, этот парень Уилл тоже знал и просто забыл упомянуть?

В общем, суть такова: если у тебя были способности, и ты мог играть даже с похмелья, то ты был в игре. Если же нет – тебя выбрасывали на свалку. Вот так всё было просто. И жестоко. И это подводит нас к нашей проблеме с кэтчером той весной.

На сборе в тренировочном лагере «Титанов» в Сарасоте всё было в порядке. Нашим стартовым кэтчером был Джонни Гудкайнд. Вы вряд ли его помните, а если помните, то из-за того, как он кончил. Он провёл четыре хороших сезона, отбивал с показателем более 0,300, выходил практически на каждую игру. Умел находить взаимопонимание с питчерами, не тратил время на пустую болтовню. Питчеры подавали именно так, как он им сигнализировал. Той весной он отбивал с коэффициентом 0,350, выбил около дюжины хоумранов, один из которых был самым длинным из тех, что я видел стадионе «Эд Смит», где мяч, вообще-то, летает неважно. Разбил ветровое стекло в «Шевроле» какого-то репортёра – умора!

Но вместе с тем он был горьким пьяницей, и за два дня до того, как мы должны были лететь на север и открывать сезон на домашнем стадионе, он насмерть раздавил женщину на Пайнэппл-стрит. Или задавил. Неважно. А потом этот чёртов дурак попытался удрать. Но на углу Орандж-стрит стоял патрульный автомобиль окружного шерифа, и его помощники, сидевшие внутри, видели всю картину. Состояние, в котором находился Джонни, тоже не вызывало сомнений. Когда его вытащили из машины, от него разило за версту и он едва держался на ногах. Один из помощников шерифа наклонился, чтобы надеть на него наручники, и Джонни вырвало ему на затылок. Бейсбольная карьера Джонни Гудкайнда подошла к концу ещё до того, как блевотина высохла. Даже Бэйб Рут не смог бы остаться в игре, сбей он домохозяйку, совершающую утренний поход по магазинам.

Нашим сменным кэтчером был Френк Фарадей. Неплох в «доме», но в лучшем случае, посредственный хиттер. Отбивал примерно с 0,150. Был мелковат, что грозило травмой при столкновении. Игра тогда была жёсткой, мистер Кинг.

Но кроме Фарадея у нас никого не было. Помню, как ДиПунно сказал, что этот парень недолго протянет, но даже Джерсиец Джо не подозревал, насколько.

Фарадей был кэтчером в нашей последней выставочной игре с «Красной Командой». «Красные» попыталисть заработать очко. Дон Хоак на бите. Какой-то верзила – по-моему это был Тэд Клюжевски – на третьей. Хоак отбивает мяч прямо на Джерри Рагга, который в тот день был нашим питчером. Здоровяк Клю срывается с места, устремив к «дому» все свои 120 кило. Фарадей, тощий, как трубочка для коктейля стоит одной ногой на базе. Любому понятно, что добром тут дело не кончится. Рагг бросает мяч Фарадею. Фарадей поворачивается, чтобы осалить бегущего. Я отвернулся.

Фарадей поймал мяч и отправил Клю в аут, что так – то так. Да только это был аут в тренировочной игре, столь же судьбоносный, как тихий пердёж при сильном ветре. И он положил конец его бейсбольной карьере. Сломанная рука, сломанная нога, сотрясение – таков был итог. Не знаю, что с ним стало. Одно время работал мойщиком на заправке «Эссо» в Тукумкари – вот всё, что мне известно. И таких, как он, было много.

Но суть была такова: мы потеряли обоих наших кэтчеров за сорок восемь часов, и на первую игру нам некого было выставить, кроме Ганзи Бёрджесса, бывшего кэтчера, ставшего питчером в начале пятидесятых. В том году ему стукнуло тридцать девять, он годился лишь для срединных иннингов, но он подавал накл-боллы, дьявольски искусно, так что Джо ДиПунно ни за что не стал бы рисковать этим ветераном, ставя его за «дом». Он заявил, что скорее поставит туда меня. Я знал, что он шутит – я был всего лишь старым тренером третьей базы с таким количеством растяжений от грыж, что мои яйца практически били меня по коленям – но эта мысль всё же заставила меня содрогнуться.

Вместо этого Джордж позвонил в головной офис в Ньюарке и сказал: «Мне нужен парень, который может ловить фастболы Хэнка Мастерса и кручённые мячи Дэнни Ду, не падая при этом на задницу. Мне плевать, даже если он будет из команды „Бондаж для яичек“ из Тремонта. Просто убедитесь, что у него есть перчатка с ловушкой и притащите его на Болото к первым аккордам государственного гимна. А затем приступайте к поискам настоящего кэтчера. Ну, то есть, если вы рассчитываете чего-то добиться в этом сезоне». Затем он положил трубку и закурил, возможно, восьмидесятую сигарету за тот день.

Вот каково быть менеджером, а? Одному кэтчеру вот-вот предъявят обвинение в убийстве, другой в госпитале, замотанный в такое количество бинтов, что выглядит, как Борис Карлофф в фильме «Мумия», питчеры – либо юнцы, ещё не начавшие бриться, либо пенсионеры, а кто наденет форму и сядет на корточки за «домом» в День Открытия – вообще одному Богу известно.

В том году на первую игру мы отправились по воздуху, но всё равно чувствовали себя так, словно пережили крушение поезда. Тем временем Кервин МакКаслин, который занимал пост генерального менеджера «Титанов», сел на телефон и нашёл нам кэтчера на начало сезона – Вильяма Блейкли, впоследствии известного как Билли Блокада. Сейчас уже и не вспомню, пришёл ли он из второй лиги или из третьей – можете глянуть в своём компьютере, потому что я точно помню название команды в которой он играл: «Кукурузники Дэвенпорта». За мои семь лет в «Титанах» из этой команды пришло несколько человек, и игроки основного состава вечно интересовались, как там дела у «Коматозников». Бейсбольный юмор порой бывает грубоват.

Первую игру того сезона мы проводили против «Красных Носков». Стояла середина апреля. Сезон тогда начинался позднее, и игровой календарь был не таким плотным. Я приехал на стадион рано – сам Господь ещё спал в своей кровати – и на стоянке для игроков увидел паренька, сидевшего на капоте старенького грузовичка «Форд» с номерными знаками штата Айова, прицепленными к заднему бамперу вязальной проволокой. Охранник Ник пропустил его, когда тот показал ему письмо из головного офиса и свои водительские права.

– Ты, должно быть, Билли Блейкли, – сказал я, пожимая ему руку, – Рад познакомиться.

– Рад познакомиться тоже – ответил он, – Я привёз свою амуницию, но она довольно потрёпанная.

– Ну, я думаю, мы что-нибудь тебе подберём, приятель – сказал я, отпуская его руку. Третья фаланга его указательного пальца была обмотана пластырем.

– Порезался, когда брился? – спросил я, указывая на пластырь.

– Ага, порезался, когда брился, – отвечает он, и я не мог понять, то ли он таким образом показывает, что оценил мою остроту, то ли так боялся облажаться, что соглашался со всем, что ему говорили. Позднее я узнал, что обе версии неверны: у него просто была привычка эхом повторять сказанное ему. Я попривык к этому и вроде даже полюбил.

– Вы менеджер? – спросил он, – Мистер ДиПунно?

– Нет, – сказал я, – Я тренер третьей базы Джордж Грантем, для тебя Грэнни. Кроме того, я ведаю униформой и оборудованием. Это было правдой – я совмещал две эти должности. Говорю же, масштабы тогда были куда меньше, – Не волнуйся, я тебя экипирую во всё новое.

– Во всё новое, – говорит он, – Кроме перчатки. Я должен оставить старую перчатку Билли. Малыш Билли и я – мы через многое прошли.

– Ну будь по-твоему.

И мы вошли на стадион, которые спортивные журналисты тех дней называли Старое Болото.

Я сомневался, стоит ли давать ему номер 19, номер бедняги Фарадея, но форма подошла ему идеально, так что я сделал это. Пока он переодевался, я спросил:

– Ты не устал? Ты, должно быть, гнал сюда без остановок. Тебе не прислали денег на авиабилет?

– Я не устал, – ответил он, – Они, может быть, прислали мне денег на авиабилет, но я их не видел. Мы могли бы пойти посмотреть на поле?

Я ответил, что да, могли, и мы пошли через коридорчик, ведущий к даг-ауту. Он пошёл к «дому» по внешней стороне линии фаул, на его спине в свете утреннего солнца красовался синий номер 19 (не было ещё и восьми утра, и обслуживающий персонал стадиона только начинал свой долгий рабочий день).

Хотел бы я поведать вам, что я чувствовал, глядя на него, идущего по полю, но слова – это ваша стихия, мистер Кинг, а не моя. Скажу лишь, что со спины его было не отличить от Фарадея, правда, он был на десять лет моложе. Трудно определить возраст мужчины со спины, но вот по походке иногда можно. Вдобавок, он был худощав, а это хорошо лишь для шорт-стопа или второго бейсмена, но не для кэтчера. Кэтчер должен быть вроде Джонни Гудкайнда, крепко сбитый, как пожарный гидрант, а этот, казалось, сломает все свои рёбра в первом же столкновении.

Впрочем, он был покрепче Френка Фарадея: зад шире, бёдра массивнее. Выше пояса он был худой, но глядя на нижнюю половину его торса, можно было догадаться, кто он такой: крестьянский сын из Айовы, приехавший взглянуть на красоты Ньюарка. Он подошёл к «дому» и взглянул на центр поля. У него были тёмные волосы, и одна прядь упала ему на лоб. Он откинул её и продолжал стоять, впитывая в себя всё, что видел – молчащие пустые трибуны, где днём будет сидеть более пятидесяти тысяч человек, развевающиеся на лёгком утреннем ветру флаги, стойки по краям линии фаул, свежевыкрашенные в яркий синий цвет, рабочие, начинающие поливку поля. Знатное было зрелище, и я мог вообразить, что творилось в голове у этого мальчишки, который всего неделю назад доил коров и ждал середины мая, когда «Коматозники» начнут свой сезон.

Я решил, что в его голове, наконец, сложилась цельная картина того, что его ждёт, и, когда он повернётся ко мне, я увижу в его глазах панику. Того и гляди, придётся связать его в раздевалке, чтобы он не прыгнул в свой старый грузовик и не дал газу домой, в землю обетованную.

Но когда он посмотрел на меня, паники в его глазах не было. И страха не было, не было даже нервозности, свойственной, на мой взгляд всем игрокам в День Открытия. Нет, он выглядел абсолютно спокойным, стоя за «домом» в своих «ливайсах» и лёгкой поплиновой куртке.

– Да, – говорит он головом человека, подтверждающего то, в чём был уверен с самого начала, – Билли сможет отбивать здесь.

– Тем лучше для него, – отвечаю я. Ничего другого в голову не пришло.

– Лучше, – повторяет он. А затем – клянусь – он сказал, – Как по-вашему, тем парням требуется помощь с поливкой?

Я рассмеялся. В нём было нечто странное, непонятное, заставляющее людей нервничать, но в то же время, притягивающее к нему. Что-то хорошее, что вызывало симпатию, несмотря на чувство, что у этого парня не всё в порядке с головой. Джо это почувствовал сразу, а следом за ним и другие игроки и это не помешало им полюбить его. Не знаю, как описать… словно в его ответе вы слышали эхо собственных мыслей.

– Билли, – сказал я, – Уход за стадионом – не твоя работа. Работа Билли на сегодня – надеть форму и ловить мячи Дэнни Дузена.

– Дэнни Ду.

– Точно так. Двадцать побед и шесть поражений в прошлом сезоне, должен был получить приз Сая Янга, но не получил. До сих пор бесится по этому поводу. Если он мотнёт головой, не вздумай давать тот же сигнал второй раз, если не хочешь, чтобы он тебе глаз на жопу натянул после игры. Дэнни Ду не хватает четырёх побед до двухсот, и он будет чертовски придирчивым до тех пор, пока не достигнет двух сотен.

– Двух сотен.

Кивок.

– Точняк.

– Если он мотнёт головой – подать другой сигнал.

– Ага.

– Он умеет подавать чейнж-ап?

– А у тебя две ноги? Ду выиграл сто девяносто шесть игр, без чейндж-апа этого не сделать.

– Не сделать, – повторил он, – О’кей.

– И береги себя там. Пока начальство не найдёт кого-нибудь, ты – это всё, что у нас есть.

– Хорошо. Понял.

– Надеюсь.

К этому времени стали подъезжать другие игроки, и у меня появилась тысяча дел. Позже я увидел парнишку в офисе Джерсийца Джо, он подписывал необходимые бумаги. Кервин МакКаслин навис над ним, как стервятник над падалью, указывая на места для подписи. Бедняга – за последние шестьдесят часов он, вероятно, спал не более шести, и вот он здесь, ставит подпись под пятью годами своей жизни. Ещё позднее я увидел его в компании Дузена, разбирающих линейку нападения Бостона. Дузен говорил без остановки, а парень весь обратился в слух. Не прерывал вопросами, что было правильно с его стороны. Дэнни бы ему башку открутил, посмей он открыть рот.

Примерно за час до игры я зашёл в офис Джо посмотреть список отбивающих. Паренька он поставил восьмым, что было неудивительно. Над нашими головами стали раздаваться гул голосов и топот ног. В День Открытия зрители всегда собираются рано. От этих звуков у меня, как обычно побежали мурашки по коже, и я видел, что Джерсиец Джо чувствует то же самое. Его пепельница уже была переполнена.

– Я думал, он будет покрупнее, – сказал он, постукивая по имени Блейкли в заявочном списке, – Боже, помоги нам, если его сегодня вынесут.

– МакКаслин ещё не нашёл никого?

– Не знаю. Он говорил с женой Хьюби Раттнера, но сам Хьюби рыбачит где-то в городке Жопа Мира, штат Мичиган. Будет на связи только к следующей неделе.

– Кэп, Хьюби Раттнеру все сорок три.

– У нищих нет выбора. И, говоря начистоту, сколько, по-твоему, парень продержится в Высшей Лиге?

– Скорее всего, очень недолго, – сказал я, – но в нём есть что-то, чего нет в Фарадее.

– И что же это?

– Не знаю, но если бы ты видел, как он сегодня стоял в «доме» и смотрел на центр поля, ты бы почувствовал себя увереннее. Он как будто думал: и только-то? Я полагал, всё будет серьёзнее.

– Он поймёт, что всё серьёзно после первого же броска Айка Делока", – сказал Джо, зажигая сигарету. Он глубоко втянул дым и закашлялся, – Пора завязывать курить "Лаки Страйк". Такой кашель – это не шутки. Ставлю двадцать чёртовых баксов, что малыш пропустит первый же кручённый мяч Дэнни между ног, Дэнни расстроится – он всегда так делает, когда кто-то лажает на его подаче – и Бостон будет на коне.

– Да ты просто излучаешь оптимизм, – сказал я.

Он протянул руку:

– Пари?

Я принял пари, понимая, что таким образом он пытается отогнать дурное. Ту двадцатку я выиграл, потому что именно с того дня берёт начало легенда Билли Блокады.

Не скажу, что он провёл великолепную игру, вовсе нет. А вот Ду отыграл хорошо. Но его первая подача – Френку Мальцоне – действительно была кручённой, и парень поймал её просто блестяще. И, кроме того, подача прошла чуть-чуть вне зоны, и я никогда не видел, чтобы кэтчер так быстро отдёргивал руку с мячом. Даже Йоги. Судья дал страйк, и уже мы были на коне, по крайней мере, до тех пор, пока Вильямс не выбил сольную пробежку в пятом иннинге. Мы сравняли счёт в шестом. В седьмом у нас был раннер на второй базе – кажется, это был Барбарино – и Билли вышел на биту при двух аутах. Это был его третий выход на биту. В первый раз он вылетел, даже не попытавшись ударить по мячу, во второй – замахнулся, но не попал. Делок обхитрил его, оставил в дураках, и единственный раз за всё время, что он носил форму "Титанов", стадион освистал его.

Он выходит отбивать, я смотрю на Джо. Вижу, что он сидит возле списка отбивающих, глядя в пол и качая головой. Даже если парень заработает проход, следующим отбивать выйдет Ду, а Ду не смог бы попасть по медленному мячу даже теннисной ракеткой. Отбивающий из него был дерьмовый.

Не буду нагнетать напряжение – это не детская книжка про спорт. Хотя тот, кто сказал, что жизнь подражает искусству, был прав, и именно это и случилось в тот день. Счёт дошёл до трёх к двум. Затем Делок подал синкер, который оставил паренька не у дел в первый раз, и чёрт меня подери, если он не купился на этот бросок вторично. Только на этот раз в дураках остался Айк Делок. Билли достал мяч буквально с земли, ударил по нему на манер гольфиста, как бывало бил Элли Ховард, и отправил его в разрез между игроками. Я взмахом отправил раннера в "дом", и мы снова вышли вперёд, 2–1.

Все на скамейке запасных вскочили на ноги, крича во всю глотку, но Билли, казалось, не слышал их. Просто стоял на второй базе, отряхивая пыль с задницы. Надолго он там не задержался, потому что Ду вылетел за три подачи и швырнул биту, как всегда, когда получал страйк-аут.

Так что, может это и есть спортивный рассказ, навроде тех, что вы читали в школьной библиотеке. Первая половина девятого иннинга, и Ду противостоит верхушке линейки бэттеров соперника. Страйками выбивает Мальцоне, и четверть стадиона вскакивает на ноги, страйками выбивает Клауса, и на ногах уже половина стадиона. Выходит Вильямс – старина Тэдди Бейсбол. Ду почти справляется с ним, бросает два страйка, но затем даёт слабину и пропускает Тэдди на базу. Билли встаёт и собирается идти к питчерской горке, но Ду даёт ему знак – просто сиди и делай свою работу, сынок. Сынок садится и делает. А что ещё ему остаётся? Парень на горке – один из лучших питчеров в бейсболе, а парень за "домом" этой весной целыми днями дёргал коров за титьки, а вечером бросал мяч за сараем, чтобы поддерживать форму.

Первая же подача, чёрт! Вильямс срывается с места и несётся на вторую, мяч ударяется об землю, с таким непросто сладить, но парень всё равно сделал чертовски классный бросок. Почти выбил Тэдди, но, как всем известно, "почти" считается лишь при игре в подковы. Весь стадион на ногах, все кричат. Ду начинает отчитывать паренька, как будто это он виноват, а не дерьмовая подача, и, пока Ду втолковывает Билли, что он паршиво сыграл, Вильямс просит тайм-аут. Слегка повредил колено, скользя к базе, что было неудивительно. Бил он как Бог, но имел дурную привычку скользить к базе одной ногой вперёд. Да и как он сумел украсть базу в тот день, для меня загадка.

Так что Билли Андерсон выходит раннером вместо Тэдди Вильямса, которого менеджер съел бы с потрохами, будь он не Тэдди, а кем-то другим. А на биту выходит Дик Гернерт, процент слаггинга у него 0,425 или около того. Толпа беснуется, флаги развеваются, повсюду снуют торговцы сосисками, женщины в слезах, мужчины кричат Джерсийцу Джо, чтобы он снял Ду и поставил Стю Рэккина – сегодня его называли бы клоузером, а тогда он был последним реливером.

Но Джо скрестил пальцы и оставил Дузена.

Три бола – два страйка, так? Андерсон рванёт в "дом" при первой же возможности, так? Потому что он быстр, как ветер, а за "домом" у нас стоит новичок, проводящий первую игру. Гернерт, этот крепыш, подсаживается под мяч и даже не срезает, а чиркает по нему битой и тот падает за спину Дузену.

Тот, однако, прыгает за ним, проворно, как кот. Андерсон обегает третью базу, Ду бросает мяч не вставая с колен. Чёрт меня подери, этот мяч летел как пуля.

Вам кажется, что вы знаете, о чём я думал в тот момент, но вы ошибаетесь. У меня и мысли не было о том, что нашего кэтчера-новичка вынесут, как Фарадея, положив конец его короткой карьере в Высшей Бейсбольной Лиге. Отчасти потому, что Андерсон не был такой огромный лось, как Здоровяк Клю, а скорее напоминал балетного танцора, а ещё потому, что этот паренёк был … лучше Фарадея. Мне кажется, я понял это ещё тогда, когда увидел его сидящим на капоте старого грузовичка, в кузове которого лежала его потрёпанная амуниция.

Бросок Дузена был низкий, но точный. Билли ловит его на уровне колен. Затем он поворачивается, и я вижу, что он стоит, выставив вперёд только руку с ловушкой. Я успел подумать, что это типичная ошибка новичка, забывшего старое правило: держи мяч обеими руками. А теперь Андерсон выбьет мяч у него из ловушки, и нам придётся пытаться вырвать победу во второй половине девятого иннинга. Но потом парень опустил левое плечо, как игрок в американский футбол. Я не обращал внимания на его свободную руку, потому что вместе со всем стадионом смотрел на его вытянутую руку с ловушкой. Поэтому я и не понял толком, что произошло – вообще никто не понял.

Вот что я видел: парень касается перчаткой груди Андерсона, когда тому остаётся целых три шага до отметки, затем Андерсон врезается в опущенное плечо Билли, перелетает через него и падает в зону отбивающего. Судья поднимает руку, сигнализируя: аут. А потом Андерсон начинает кричать, держась за лодыжку. Я слышал его с дальнего конца дагаута, так что орал он будь здоров, потому что толпа ревела, как шторм в десять баллов. Я видел, что левая штанина Андерсона окрасилась в красный цвет, а между его пальцами сочится кровь.

Не дадите мне воды? Налейте, пожалуйста, из того пластикового кувшина. Такие кувшины стоят во всех комнатах. В Зомби Отелях стеклянные кувшины запрещены.

Ага, так-то лучше. Давно я так много не говорил, а ещё рассказывать и рассказывать. Я не утомил вас? Нет? Отлично. И сам я не утомился. У меня в запасе всё время мира, хватит на любую историю.

Андерсон снова вышел на поле лишь в 58-ом, который стал его последним годом – Бостон полностью расторг с ним контракт в середине сезона, и никто его не взял, потому что былой скоростью он уже не обладал, а кроме скорости у него ничего не было. Доктора говорили, что он будет как новенький, что ахиллесово сухожилие не было разорвано, а лишь слегка разрезано, но у него было ещё и растяжение, и, я думаю, именно это и послужило причиной. Бейсбол – непредсказуемая игра. Люди этого не понимают. И не только кэтчеры получают травмы при столкновении в "доме".

После игры Дэнни Ду в душе сгрёб парня в охапку и завопил:

– Сегодня я покупаю тебе выпивку, новичок!" А затем он произнёс свою высочайшую похвалу, – Ты охрененно сыграл!

– Много выпивки, потому что я охрененно сыграл, – ответил паренёк, и Ду рассмеялся и шлёпнул его по спине, как будто это была самая смешная шутка, что он слышал.

А затем, подобно урагану, ворвался Пинки Хиггинс, занимавший неблагодарную должность менеджера "Красных Носков"; к лету 57-го дела у команды шли всё хуже и хуже. Он был в бешестве и с таким остервенением жевал табачную жвачку, что слюна стекала на его подбородок с обоих уголков рта. Он заявил, что Билли умышленно порезал лодыжку Андерсона при столкновении. Сказал, что Блейкли сделал это ногтями, и за это его следует дисквалифицировать. Это звучало абсурдно в устах человека, чей девиз был: "Шипы вперёд – и пусть враг умрёт"

Я сидел в офисе Джо и пил пиво, так что мы вместе слушали тирады Пинки. Мне казалось, что он совсем сбрендил, и по лицу Джо я видел, что в этом я не одинок. Джо подождал, пока Пинки не иссяк, а потом сказал:

– Я смотрел не на ногу Андерсона, а на то, чтобы Блейкли осалил его, не выпустив при этом мяч. Что он и сделал.

– Притащи его сюда, – прошипел Пинки, – Я хочу сказать ему это в лицо.

– Подумай сам, Пинк, – сказал Джо, – Разве я бы устраивал трам-тарарам в твоём офисе, если бы травму получил Блейкли?

– Это были не шипы, – завизжал Пинки, – Шипы – это часть игры! А царапаться как баба … так нельзя! Андерсон играет семь лет! Ему семью кормить надо!

– Ты хочешь сказать, что мой кэтчер бросил твоего назначенного раннера через чёртово плечо и разрезал ему лодыжку ногтями?

– Так говорит Андерсон, – заявил Пинки, – Андерсон говорит, что он почувствовал это.

– А растяжение у него тоже от ногтей Блейкли, так что ли?

– Нет, – признал Пинки. Лицо у него уже было красным, и не только от бешенства. Он понимал, как звучат его слова, – Он говорит, это случилось при падении.

– Повтори-ка ещё раз, – говорю я, – Ногтями? Это же полное дерьмо

– Я хочу видеть руки этого парня, – сказал Пинки, – И вы мне их покажете, или я, бля, заявлю протест.

Я думал, Джо пошлёт Пинки куда подальше, но этого не случилось. Он повернулся ко мне.

– Скажи Билли, чтоб явился сюда, и показал мистеру Хиггинсу свои ногти, как показывал учителю в школе после произнесения Клятвы Верности.

Я привёл парня. Он пришёл охотно, несмотря на то, что на нём не было ничего, кроме полотенца, и, не возражая, показал свои ногти. Они были короткие, чистые, не поломанные и даже не загнутые. Не было даже кровоподтёков, которые непременно должны были остаться. И всё же одну вещь я заметил, хотя и не придал ей значения: пластырь исчез с его среднего пальца, и я не видел никакого заживающего пореза – только чистую кожу, розовую после душа.

– Доволен? – спросил Джо у Пинки, – Или может хочешь заодно проверить, чистые ли у него уши?

– Иди в жопу – сказал Пинки. Он встал, протопал к двери, выбросил жвачку в корзину для мусора – шлёп! – затем повернулся: "Мой парень говорит, что твой парень порезал его. Говорит, что почувствовал это. А мой парень не врёт.

– Твой парень захотел стать героем, вместо того, чтобы остаться на третьей и дать шанс Пирсалу. И теперь, чтобы снять себя вину, он скажет что угодно, даже что луна сделана из старых труселей его папаши. Ты знаешь, что произошло, и я знаю. Андерсон порезался своими собственными шипами, когда перелетел вверх тормашками. А теперь вали отсюда.

– Вам это так с рук не сойдёт, ДиПунно.

– Да ладно. Что ж, завтра игра в то же время. Не опаздывай.

Пинки вышел, отламывая свежий кусок жвачки. Джо барабанил пальцами по столу рядом с пепельницей, потом спросил парня:

– Теперь, когда мы одни, скажи, ты ничего не делал Андерсону? Скажи мне правду.

– Нет, – никакого замешательства, – Я ничего не делал Андерсону. Это правда.

– Хорошо, – сказал Джо и поднялся, – Очень приятно слегка покопаться в дерьме после игры, но пойду-ка я домой, пропущу стаканчик. А после, пожалуй, трахну свою жёнушку на диванчике. После победы в День Открытия у меня всегда стояк.

А потом он сказал.

– Сегодня, парень, ты играл, как надо. Далеко пойдёшь.

Он ушёл. Билли потуже затянул полотенце на талии и направился в раздевалку.

Я сказал.

– Гляжу, твой порез совсем зажил.

Он резко остановился в дверном проёме, и хотя он стоял спиной ко мне, я знал, что он там что-то делает. То, как он стоял, выдавало его. Не знаю, как это объяснить… я просто знал.

– Что? – представляете, словно не понял, о чём я.

– Порез на твоём пальце.

– А, порез. Да, совсем зажил.

И он ушёл, хотя и понятия не имел, куда ему, деревенщине, податься. К счастью, Кервин МакКаслин позаботился об этом и подыскал ему местечко в лучшей части Ньюарка. Сложно поверить, что у Ньюарка в те дни была лучшая часть.

Окей, вторая игра сезона. Денди Дейв Сислер на горке у Бостона, и не успел наш кэтчер-новичок освоиться на бите, как Сислер отправляет фастболл прямо ему в голову. Выбил бы ему глаза на хрен, но Билли отдёрнул голову – не пригнулся, нет – а потом снова поднял биту и посмотрел на Сислера, как бы говоря: давай, дружище, повтори, если хочешь.

Зрители обезумели, крича: С ПО-ЛЯ! С ПО-ЛЯ! С ПО-ЛЯ!

Судья Сислера с поля не выгнал, но предупредил, чем вызвал одобрение стадиона. Я посмотрел на Пинки и увидел, что он вышагивает туда-сюда, сцепив руки так крепко, словно боится лопнуть.

Сислер дважды обошёл питчерскую горку, впитывая любовь болельщиков – они бы позволили его четвертовать, будь на то их воля, затем подошёл к мешочку с канифолью, отрицательно мотнул головой на первые два или три сигнала кэтчера – сами понимаете, потянуть время, успокоиться. Наш парень всё это время невозмутимо стоял с битой наизготовку. И вот Денди Дейв бросает фастболл точно по центру зоны, и Билли запускает его далеко на трибуны с самыми дешёвыми местами. У нас на базе уже стоял Тайдингс, так что счёт становится 2–0. Держу пари, рёв трибун после этого хоумрана слышали даже в Нью-Йорке.