Текст книги "Темная половина"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– А что такое «A.S.» и как там дальше? – спросила Лиз.

«Записи и идентификация преступлений с оружием», – пояснил один из полисменов. – В Вашингтоне.

– Я никогда не слыхивал, чтобы кто-то выкручивал удостоверение личности, – продолжал Алан тем же медленным голосом.

– Они тоже говорят, что впервые с этим сталкиваются, но... если ваша вечеринка подтверждается, то я действительно оказываюсь в чертовски неловком положении.

– Не смогли бы вы сказать нам, что же все-таки случилось? – спросил Тад.

Алан вздохнул.

– Мы и так далеко зашли, почему бы и нет? По правде говоря, не столь уж важно, когда точно ушли последние гости с этой вечеринки. Если вы там находились в полночь и есть свидетели, подтверждающие этот факт...

– Их будет, по крайней мере, двадцать пять, – сказала Лиз.

– ...Тогда вы вне подозрений. Соединив показания дамы с фермы, которые она уже дала нашему патрульному, и медицинское заключение экспертов, мы почти можем быть уверены, что Хомера убили между часом и тремя в ночь на первое июня. Его забили насмерть его же протезом.

– Святой Боже, – прошептала Лиз. – И вы думали, что Тад...

– Пикап Хомера был найден через двое суток на парковочной стоянке около закусочной на участке I-95 в Коннектикуте, совсем близко от границы штата Нью-Йорк.

Алан сделал паузу.

– Там было полным-полно отпечатком пальцев, мистер Бомонт. Большинство относились к Хомеру, но были и отпечатки преступника. Некоторые просто отличные для идентификации личности. А один прямо-таки как слепок с пальца поскольку этот негодяй вытащил жвачку изо рта и придавил ее к приборной доске автомобиля. Она там и присохла. Но самый лучший отпечаток был на зеркальце заднего обзора. Он смотрелся прямо как цветной оттиск в картотеке уголовного розыска. Только вместо краски здесь была кровь.

– Тогда почему же все-таки Тад? – Требование объясниться звучало в голосе Лиз все более настойчиво. – Была ли эта вечеринка или нет, как вы могли подумать, что Тад...

Шериф посмотрел на нее и сказал:

– Когда служащие A.S.R. и I. ввели эти отпечатки в их компьютеры, машины выдали информацию о вашем муже. Если быть точным, они выдали отпечатки пальцев вашего мужа.

Какой-то момент Тад и Лиз могли только молча смотреть друг на друга, оцепенев от неожиданности. Затем Лиз сказала:

– Это была ошибка. Несомненно, люди, работающие с этими вещами, могут совершать ошибки, время от времени.

– Да, но они редко ошибаются столь сильно. Конечно же, есть свои трудности и неточности в сфере идентификации людей по отпечаткам пальцев. согласен. Любитель детективов, выросший на чтении и просмотре фильмов типа «Барнаби Джонс» думает, что дактилоскопия – это точная наука, но это не так. Однако компьютеризация позволяет восстанавливать и сопоставлять огромные массивы информации при сопоставлении отпечатков, и в этом случае мы имели чрезвычайно четкие оттиски пальцев. Когда я говорю, что это были следы пальцев вашего мужа, я отвечаю за свои слова. Я видел оттиски с компьютера и эти отпечатки. Эта пара не просто очень схожа.

Он повернулся к Таду и пристально посмотрел на него своими голубыми холодными глазами.

– Эта пара абсолютно идентична.

Лиз застыла с открытым ртом, а сидящий на руках матери Уильям начал плакать, и вскоре к нему присоединилась Уэнди.

8. ПЭНБОРН НАНОСИТ ВИЗИТ

Когда дверной колокольчик зазвонил в четверть восьмого в тот же вечер, дверь снова пошла открывать Лиз. Она уже успела уложить Уильяма в постель, а Тад все еще занимался этой тяжелой работой с Уэнди. Все книги утверждают, что родительское искусство не имеет какой-то зависимости от пола родителя, но Лиз сильно сомневалась в истинности этих утверждений. Тад очень старался, делая все тщательно и ревностно, но был слишком медлителен. Когда он ухаживал за ней и даже в церкви во время их свадебной церемонии, Тад не производил такого впечатления, но когда пришло время ежедневного укладывания близнецов в постель...

Уильям был вымыт, переодет во все чистое, упакован в зеленый спальный мешок и восседал в кровати. Тад тем временем пытался завернуть Уэнди в пеленки (и Лиз заметила, что ему не удалось смыть все мыло с волос Уэнди, но после недолгих сомнений она решила, что день уже кончается, и она это сможет лучше сделать завтра, ничего не говоря мужу).

Лиз прошла через гостиную к наружной двери и выглянула в боковое окошко. Она увидела шерифа Пэнборна. На этот раз он был один, но это мало ее успокоило.

Она повернула голову назад и позвала мужа:

– Он вернулся! – В ее голосе ясно слышались ноты тревоги.

Последовала долгая пауза, и наконец Тад появился у двери проема из дальнего конца дома. Он был босиком, в джинсах и в белой тенниске.

– Кто? – спросил он странно тихим голосом.

– Пэнборн, – сказала она. – Тад, ты в порядке? – На руках у него сидела Уэнди, закутанная в пеленку, но ее руки были свободны, и девчушка водила ими по лицу Тада... За то короткое время, когда Лиз оглядывала мужа, она вдруг ощутила, что далеко не все у него в порядке.

– Я о'кей. Впустим его. Я сейчас одену ее. – И прежде чем Лиз ответила, он быстро вышел с ребенком на руках.

Между тем шериф Алан Пэнборн по-прежнему терпеливо стоял на ступеньках снаружи дома. Он заметил, как выглядывала Лиз из окошка и не стал больше звонить. У него был вид человека, любящего носить шляпу для того, чтобы можно было ее подержать в руках и даже иногда помять немного.

Медленно и совсем без приветственной улыбки она сняла дверную цепочку и впустила шерифа в дом.

Уэнди была возбуждена и полна веселья, что делало ее трудноуправляемой. Таду удалось, наконец, засунуть ее ноги в спальный мешок, после чего он перешел к рукам. Она старательно отбивалась и ухитрилась схватить его за нос, весьма больно и очень крепко. Он взвыл от боли вместо обычного смеха, что вызвало огромное изумление Уэнди, вытаращившейся на отца со столика для пеленания. Он взялся, наконец, за молнию, шедшую с низа левой ноги до самой горловины спального костюма, затем вдруг остановился и вытянул свои руки. Они дрожали. Это было мелкое подрагивание, но оно было.

На что ты уставился? Или ты опять ощущаешь вину?

Нет, не вину. Он почти желал бы ее чувствовать. Дело было в другом, он получил еще один удар сегодня, в день, когда этих ударов было слишком много для него.

Первый нанесла полиция со своим странным предположением и еще более странной уверенностью. Затем этот странный пронзительный свистящий звук. Он не знал, что это такое, но был уверен, что уже был знаком с этими звуками ранее.

После ужина это снова повторилось.

Он поднялся в тот вечер в кабинет проверить свои записи для новой книги «Золотая собака». И вдруг, когда он склонился над листом рукописи, чтобы внести небольшие исправления, звук заполнил его голову. Тысячи птиц, пищащие и чирикающие одновременно, и у него возникло четкое представление о тех, кто именно этим занимается.

Воробьи.

Тысячи и тысячи воробьев, облепившие крыши и телефонные провода, как это делают полевые воробьи ранней весной, в марте, пока еще лежит последний снег на земле в грязных маленьких желобках и канавках.

– Ох, снова пришла эта проклятая головная боль, – подумал он в отчаянии, и тот голос, которым была произнесена эта мысль, голос испуганного до смерти мальчика, был тем отпечатком, который давно хранился в памяти Тада. Ужас сдавил его горло и, казалось, медленно сжимал его виски ледяными руками.

– Это опухоль? Она снова появилась? Вдруг она на этот раз злокачественная?

Призрачные звуки – голоса птиц – вдруг стали затихать, почти угасли. К ним примешивались тонкие звуки взмахов крыльев. Теперь он смог увидеть их взлетающими, всех сразу. Тысячи мелких птиц, закрывающих белое весеннее небо.

«Хотят лететь назад на север», – услышал он свои же собственные слова, произнесенные медленным, гортанным голосом, голосом, совсем ему не принадлежащим.

И вдруг, совсем неожиданно, видение и звуки этих птиц ушли из его головы. Был снова 1988, а не 1960 год, и он находился в кабинете. Он был взрослым мужчиной, с женой, двумя детьми и пишущей машинкой «Ремингтон».

Он глубоко вздохнул. Не было этой страшной головной боли. Ни тогда, ни сейчас. Он чувствовал себя превосходно. Исключая...

Исключая лишь то, что взглянув на лист рукописи снова, он заметил, что успел написать там кое-что. Оно было выведено поперек машинописного текста крупными прописными буквами.

«ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА», – написал он.

Это было написано не его рукой «Скрипто», а одним из карандашей «Бэрол блэк бьюти», хотя он не помнил, как и когда он мог заменить им свою обычную ручку. Он ведь никогда сам не пользовался карандашами. «Бэрол» принадлежали ушедшему времени... темному времени. Он поставил карандаш обратно в кувшин, связал затем все эти карандаши вместе и убрал эту связку в выдвижной ящик стола. Руки Тада при этом не были абсолютно твердыми.

Затем Лиз позвала его помочь уложить детей в постель, и он спустился к ней. Он хотел рассказать о том, что произошло, но обнаружил, что этот ужас – ужас, навсегда отпечатавшийся в его душе с детских лет, ужас от воспоминаний об опухоли, которая на этот раз может быть злокачественной – сковывает его губы. Возможно, он чуть позднее сказал бы ей и об этом... но как раз зазвонил дверной колокольчик. Лиз пошла выяснять, в чем дело, и она сказала как раз ту опасную фразу и тем опасным тоном, которых он больше всего сейчас не хотел бы слышать.

«Он вернулся!» – Лиз прокричала это в абсолютном недоумении и отчаянии, и ужас пронзил его насквозь, заставив похолодеть, как при резком порыве зимнего ветра. Ужас и одно только слово: Старк. В какой-то миг, пока он не осознал всего происходящего, он был уверен, что именно он был тот человек, которого она так испугалась. Воробьи снова летали, а Старк возвращался. Но он был мертв, мертв и публично похоронен, правда, он никогда и не существовал в действительности, дело даже не в том, реальный или нет, но он вернулся, все такой же.

– Успокойся, – приказал Тад самому себе. – Ты же не неврастеник, и не надо сходить с ума из-за этой дурацкой выдумки. Услышанный тобой звук – писк птиц – простое психологическое явление, называемое «остаточной памятью». Оно вызвано стрессом и всеми этими неприятностями. Поэтому просто возьми себя в руки.

Но какая-то часть ужаса никак не уходила из его души. Писк птиц не только вызвал воспоминания о кошмарном прошлом, но и свидетельствовал о каких-то предвидениях.

Предвидение: ощущение воспоминания о чем-то, что еще не произошло, но несомненно произойдет. Не предсказание, конечно, а именно перемещенная память.

Перемещенное во времени дерьмо, вот что это означает.

Он вытянул руки и внимательно посмотрел на них. Дрожание понемногу затихало, а затем совсем прекратилось. Когда он удостоверился в этом, он упаковал Уэнди в ее спальный костюм, тщательно застегнул молнию и положил девочку в постель рядом с ее братом. После этого Тад вышел в прихожую, где еще стояли Лиз с Аланом Пэнборном.

Если бы шериф на этот раз не был один, можно было бы подумать, что утренняя сцена повторяется снова.

«Сейчас здесь как раз для меня законное время и место, чтобы немного поразвлечься», – подумал Тад, но не было ничего смешного во всем происходящем. То странное ощущение было по-прежнему еще очень сильно в его душе... и звук воробьев.

– Чем могу служить, шериф? – спросил он без улыбки.

Ах! Еще что-то, чего раньше не было. Пэнборн держал пивную упаковку из полдюжины банок в одной руке.

– Мне, кажется, мы могли бы распить это, пока пиво холодное, – сказал он, – а заодно и обсудить кое-что.

Лиз и Алан Пэнборн пили пиво, Тад предпочитал пепси из холодильника. Пока они разговаривали, они также могли наблюдать и за близнецами в этой же комнате.

– У меня нет поводов находиться здесь по службе, – заявил шериф. – Я теперь ищу человека, подозреваемого в совершении уже не одного, а двух убийств.

– Двух, – воскликнула Лиз.

– Я разберусь в этом. Я разберусь во всем. Я надеюсь расколоть этот орешек. Кстати, я абсолютно уверен, что ваш муж имеет и второе алиби на этот случай. Полисмены штата также в этом не сомневаются. Они просто бегают по одному и тому же кругу.

– Кто убит? – спросил Тад.

– Молодой человек по имени Фредерик Клоусон, в Вашингтоне, округ Колумбия. – Он заметил, что Лиз вздрогнула в кресле и пролила немного пива на тыльную сторону ладони. – Я вижу, вам знакомо это имя, миссис Бомонт, – произнес шериф без особой иронии.

– Что происходит? – спросила она безжизненным шепотом.

– У меня нет на этот счет ни малейшего представления. Я почти схожу с ума, пытаясь что-то понять в этом. Я здесь не для того, чтобы арестовать или как-то досадить вам, мистер Бомонт, хотя будь я проклят, если могу понять, кто еще, кроме вас, мог совершить эти преступления. Я здесь потому, что хочу от вас получить помощь.

– Почему вы не называете меня Тадом?

Алан почувствовал себя не очень уютно в кресле.

– Я думаю, в нынешней ситуации мне будет более удобно называть вас «мистер Бомонт».

Тад кивнул:

– Как вам больше нравится. Итак, Клоусон мертв. – Тад задумчиво помолчал некоторое время, затем обратился к шерифу. – И опять повсюду были отпечатки моих пальцев, ведь верно?

– Да, даже на самых неожиданных предметах и при непонятных обстоятельствах. Журнал «Пипл» писал о вас недавно, не так ли, мистер Бомонт?

– Две недели тому назад, – согласился Тад.

– Статья была найдена в квартире Клоусона. Одна страница, судя по всему, послужила своего рода символом этого преступного дела, которое более всего смахивает на ритуальное убийство.

– Христос, – проговорила Лиз. Голос ее был усталым и пропитан ужасом.

– Вы не хотите сказать мне, кем он был для вас? – спросил Алан.

Тад кивнул.

– Нет никаких оснований что-то здесь утаивать. Вам приходилось читать эту статью, шериф?

– Жена принесла журнал из супермаркета, – ответил Алан, – но, сказать по правде, я только посмотрел картинки. Я как раз собираюсь, когда вернусь домой, прочитать этот текст, как можно скорее.

– Вы не очень много потеряли, но Фредерик Клоусон был причиной, почему вообще эта статья появилась на свет. Видите ли...

Алан поднял руку.

– Мы еще вернемся к нему, но давайте сперва поговорим о Хомере Гамаше. Мы еще раз все проверили с отпечатками в его пикапе. Они, как и те, что в квартире Клоусона, поразительно идентичны с вашими. Значит, если это проделали не вы, то мы имеем дело с двумя людьми, имеющими одни и те же отпечатки, и это должно быть внесено в книгу рекордов Гиннесса.

Он взглянул на Уильяма и Уэнди. Они, казалось, больше всего любили таращиться друг на друга, ожидая, кто же первым мигнет глазом.

– Они близнецы? – спросил шериф.

– Нет, – ответила Лиз. – Они действительно очень похожи друг на друга, но это брат и сестра. А разнополые двойняшки никогда не бывают близнецами.

Алан кивнул.

– Даже двойняшки-близнецы не имеют одинаковых отпечатков пальцев, – сказал шериф. Он подождал немного, а затем самым обычным тоном задал еще один вопрос, который, как был абсолютно уверен Тад, был давно продуман: – Вам не случалось иметь брата-близнеца, мистер Бомонт?

Тад медленно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – У меня вообще нет родственников, все они умерли. Уильям и Уэнди мои единственные кровные родные. – Он улыбнулся, взглянув на детей, затем снова обратился к Пэнборну. – У Лиз был выкидыш в 1974 году. Те... те первые двое – они тоже были двойняшками, и мне трудно сказать, были бы они близнецами или нет, поскольку несчастье произошло на третьем месяце беременности. Да и кому, в сущности, до этого сейчас дело?

Алан пожал плечами, выглядя немного смущенным.

– Лиз делала покупки в «Филене». В Бостоне. Кто-то толкнул ее. Она пролетела вниз почти по всему эскалатору, поранила сильно руку, и если бы не человек из службы безопасности, который вовремя оказался на месте, все могло бы кончиться еще хуже, чем потерей двойняшек.

– Это напечатано в статье в «Пипл»? – задал вопрос Пэнборн.

Лиз улыбнулась печально и покачала головой.

– Мы обусловили для себя право редактировать наши жизнеописания, когда заключали договор на публикации этой статьи, шериф. Мы не говорили об этом Майку Дональдсону, человеку, интервьюировавшему нас, но мы, конечно, проверили и исправили все то, что хотели о нас напечатать.

– Был ли тот толчок умышленным?

– Вряд ли стоит сейчас об этом говорить, – ответила Лиз. Ее глаза остановились на детях... затем погрустнели. – Если это было случайно, то это был чертовски сильный толчок в спину. Я пролетела половину эскалатора даже ничего не касаясь и лишь затем очень сильно ударилась. Все же я всегда стараюсь убедить себя, что это было не нарочно. Так намного легче жить. Мысль, что кто-то сталкивает женщину вниз по эскалатору просто для того, чтобы посмотреть, чем все это закончится... эта мысль почти наверняка сделает ваши ночи бессонными.

Алан кивнул.

– Доктора, наблюдавшие Лиз, говорили, что, возможно, у нее никогда больше не будет детей, – произнес Тад. – Когда она забеременела, они говорили, что Лиз вряд ли сумеет выносить Уильяма и Уэнди до положенного срока. Но она все сумела. И, после перерыва, длившегося десять лет, я наконец стал работать над новой книгой под своим собственным именем. Это будет мой третий роман. Итак, вы сами понимаете, пока все складывается для нас хорошо.

– Другим именем, под которым вы печатались, было Джордж Старк?

Тад кивнул.

– Но с ним покончено. Я решил прекратить это, когда Лиз была на восьмом месяце, и все шло как надо. Я решил, что раз я буду отцом, то я должен снова стать самим собой.

Затем в разговоре наступил довольно продолжительный перерыв. Наконец Тад сказал:

– Признайтесь, шериф Пэнборн.

Алан удивленно вскинул глаза.

– Извините?

Улыбка тронула уголки рта Тада.

– Я не хочу сказать, что вы продумали сценарий всех ваших действий от начала и до конца, но вы, конечно же, наметили свои узловые и главные цели и задачи. Если бы у меня был абсолютно схожий со мной брат-близнец, может быть, это он посещал ту вечеринку. Таким образом, я смог бы оказаться в Кастл Роке, убить Хомера Гамаша и отпечатать свои пальцы повсюду в его машине. Но ведь ему самому где-то надо было находиться, правильно? Мой двойник спит с моей женой и живет в моем доме, пока я еду в пикапе Хомера до стоянки в Коннектикуте, краду там другой автомобиль и отправляюсь в Нью-Йорк, спускаю эту машину в какой-нибудь овраг, а затем на поезде или самолете добираюсь до Вашингтона. Попав туда, я кончаю с Клоусоном и спешу назад в Ладлоу, меняюсь местами со своим двойником, и мы оба опять возвращаемся к нашей обычной, повседневной жизни. Или даже все мы трое, если вы предполагаете, что Лиз также была нашей соучастницей.

Лиз изумленно помолчала секунду, а затем начала хохотать. Она смеялась не так уж и долго, но от всей души. В этом смехе не было ничего деланного – это был просто смех женщины, изумленной до крайности услышанной забавной шуткой.

Алан смотрел на Тада с очевидным и большим удивлением.

– Тад, это просто ужасно, – сказала Лиз, наконец успокоившись.

– Может быть и так, – ответил он. – Если да, то прошу меня извинить.

– Это... здорово завязано, – заметил шериф.

Тад усмехнулся ему.

– Вы не поклонник творчества позднего Джорджа Старка, как я вижу.

– Честно говоря, нет. Но мой помощник, Норрис Риджуик, очень любит его читать. Он должен будет разъяснить мне всякие там сюжеты этого романиста.

– Ну, Старк кормится вместе с другими пишущими в жанре мистического детективного романа. Ничего похожего на сценарии Агаты Кристи я здесь вам не предложил, но это вовсе не значит, что мой вариант в принципе невозможно осуществить, ведь так? Продолжим, шериф, не приходила ли и вам в голову та же идея? Если нет, я действительно обязан принести извинения своей жене.

Алан помолчал, неуверенно улыбнулся, и было видно, что он напряженно думает. Наконец он ответил:

– Может быть, я обдумывал эти варианты. Не очень серьезно и не совсем так, как представляете это вы, но у вас нет повода извиняться перед нашей доброй хозяйкой. С сегодняшнего утра я оказался склонным рассматривать даже еще более невероятные возможности.

– В данной ситуации.

– В данной ситуации, да, именно так.

Улыбаясь самому себе, Тад заметил:

– Я родился в Бергенфилде, штат Нью-Джерси, шериф. У Вас нет оснований верить мне на слово, а потому нам будет легче всего проверить сведения о моих близнецах, уже имея эту информацию.

Алан покачал головой и выпил еще пива.

– Это была слишком дикая идея, и я чувствовал, что этот путь поиска вовсе не столь уж абсолютно новый. Я в этом удостоверился, когда вы оглушили нас своей вечеринкой. Между прочим, мы уже сверили имена. Все подтвердилось.

– Конечно, так и должно было быть, – заявила удовлетворенным тоном Лиз.

– И поскольку у вас нет брата-двойника, это очень здорово сужает поле нашей фантазии.

– Предположим на секунду, – сказал Тад, – просто для большей ясности, что это действительно произошло именно таким путем, как я обрисовал. Это будет вершиной фантастических небылиц... из-за одного пункта.

– Что это за пункт? – спросил шериф.

– Отпечатки пальцев. Почему же я иду на все эти сложности с обеспечением алиби здесь с этим парнем, выглядящим точь-в-точь как я сам... а затем всюду оставляю эти чертовы отпечатки на местах преступления?

Лиз сказала:

– Мне все же кажется, что вы будете проверять наши метрики, ведь так, шериф?

Пэнборн ответил весьма флегматично:

– Основой полицейской процедуры служит проверка всех и всего. Но я уже знаю, что я найду, когда займусь этим. – Он поколебался, а затем продолжил: – Меня убедила не столько вечеринка. Вы вели себя как человек, говорящий правду, мистер Бомонт. У меня есть в этой области некоторый опыт, чтобы ощущать разницу. Когда я еще служил в дорожной полиции, мне очень редко попадались талантливые лжецы. Они иногда встречаются еще в тех мистических романах, о которых вы говорили, но в жизни они чрезвычайно редки.

– И все же почему всюду эти отпечатки? – спросил Тад. – Вот что интересует меня. Может быть, это просто любитель-непрофессионал трудился над моими отпечатками? Я сомневаюсь в его квалификации. Не приходило ли вам в голову, что именно само качество отпечатков нужно проверить тщательнее всего? Он не говорил ни о каких серых участках. Я чуть-чуть тоже в этом разбираюсь, поскольку мне пришлось в это вникать для романов Старка, но не уверен, что там все столь просто и понятно, как то, что я привираю о дактилоскопии, сидя за машинкой. Было ли у них достаточно участков для сопоставления при идентификации этих отпечатков?

– У нас их шесть, – ответил Пэнборн. – Шесть превосходных снимков для сопоставления и идентификации.

– Но разве не правда, что в подавляющем большинстве случаев отпечатывается не вся поверхность пальца, а только ее половинка, или даже четверть, или вообще ничтожная полоска, всего с несколькими линиями и кольцами в них?

– Да. В реальной жизни преступника очень трудно засадить в тюрьму на основе только идентификации отпечатков его пальцев.

– Но вы здесь упомянули зеркало заднего обзора, которое было снабжено просто образцово четким оттиском пальца, словно те выполненные типографским способом оттиски после ретуши и всяких доводок, которые рассылаются по полицейским участкам для поимки преступника. И еще один оттиск, вдавленный пальцем в жевательную резинку. Кто-то действительно всячески хочет достать меня. Как будто он нарочно оставляет вам следы для того, чтобы вы отыскали именно меня.

– Именно это постоянно и приходит нам в голову. На самом деле, мы столкнулись с еще более странными вещами. И самый сложный аспект всего этого преступления связан с убийством Клоусона. Там все проделано как в классических боевиках ужасов: вырезан язык, половой член во рту жертвы, море крови, море боли и все же никто в здании ничего не слышал. Но если это работал профессионал, почему он всюду оставлял отпечатки пальцев Бомонта. Может ли что-нибудь, столь похожее на скелет, не быть скелетом? Не иначе, как кто-то орудует с заново выжженной пятерней. А между тем, старая максима по-прежнему учит Алана Пэнборна: если это ходит, как утка, крякает, как утка, и плавает, как утка, то это, скорее всего, и есть утка.

– Можно ли имитировать отпечатки пальцев? – спросил Тад.

– Вы читаете в головах столь же хорошо, как пишете книги, мистер Бомонт.

– Читаю мысли, пишу книги, но я не делаю вдов.

Рот Алана был полон пива, и смех был слишком неожиданным испытанием, шериф чуть было не забрызгал пивом паркет. Он, тем не менее, удержался от этого, хотя часть пива попала не в то горло, и Пэнборн начал кашлять. Лиз встала и несколько раз похлопала шерифа по спине. Это было, возможно, чуть-чуть странно, но не для нее: жизнь с двумя младенцами приучила ее смотреть на многие вещи проще, чем раньше.

По этой ли причине, но Алан стал смеяться еще громче.

Тад присоединился к нему. И продолжавшая постукивать по спине шерифа Лиз также искренне рассмеялась.

– Я о'кей, – заявил наконец Алан, все еще откашливаясь и смеясь. – В самом деле.

Лиз наградила его еще одним шлепком напоследок. В это время пиво поднялось до самого горлышка почти полной и открытой уже давно банки шерифа, после чего с шипением, как у гейзера, вылилось через край и расплескалось по брюкам Пэнборна.

– Вот так шерифское о'кей, – сказал Тад. – У нас есть пеленки.

Они все снова расхохотались, и за время между началом кашля Пэнборна и окончанием его смеха, все трое стали, по крайней мере, временно, настоящими друзьями.

– Насколько я знаю или сумел выяснить, отпечатки пальцев невозможно имитировать, – сказал Алан, возобновляя разговор, прерванный эпизодом с пивом. Теперь они уже вступили во второй раунд, и расплывшееся пятно на брюках начало подсыхать. Близнецы давно уснули в своем манеже, а Лиз ушла в ванную. – Конечно, мы все еще проверяем и перепроверяем, поскольку до сегодняшнего утра у нас не было оснований даже предполагать, что кто-то будет делать такие трюки с отпечатками пальцев. Я знаю, что вообще это уже пытались проделывать; много лет тому назад один похититель-вымогатель присвоил себе отпечатки пальцев своего бывшего сокамерника, тайком убив его и сняв кожу с подушек его пальцев, которую он – я думаю, что вы об этом слышали – вставил в очень тонкий пластик. Эти тонкие пластиковые пленки он надел на подушки своих собственных пальцев и стал смело оставлять дактилоскопические автографы с тем, чтобы убедить полицию, что тот парень все еще жив и орудует на свободе.

– И это срабатывало?

– Полицейские получили несколько любопытных дактилоскопических отпечатков, – сказал Алан. – Настоящего преступника. Натуральные жировые выделения на его пальцах слегка пропитывали камуфляжную пленку, а поскольку пластик был очень тонким и чувствительным к самым небольшим шероховатостям, он и передал отпечатки собственных пальцев преступника.

– Может быть, другой материал...

– Конечно, возможно. Это происходило в середине 50-х годов, и я понимаю, сколько сотен новых полимеров были изобретены с тех пор. Мы знаем на сегодня, что никто из экспертов и следователей ничего не слышал о таких попытках, и я думаю, что здесь пока нужно поставить точку.

Лиз вернулась в комнату и села, поджав под себя ноги, как кошка, укрывшись юбкой. Таду понравился этот поступок, который показался ему каким-то вневременным и очень грациозным.

– Между тем, есть и другие предположения, Тад.

Тад и Лиз обменялись быстрым взглядом при первом упоминании шерифом имени, а не фамилии Бомонта, но Алан не обратил на это особого внимания. Он извлек глухую записную книжку из своего верхнего кармана и рассматривал одну из ее страниц.

– Вы курите? – спросил он.

– Нет.

– Он бросил еще семь лет тому назад, – сказала Лиз. – Это было очень трудно, но он завязал с курением.

– Некоторые критики считают, что мир станет лучше, если я поскорее загнусь, но я предпочитаю, чтобы раньше меня на тот свет отправились они сами – сказал Тад. – Но почему вы спрашиваете?

– Вы все же курили.

– Да.

– «Пэлл-Мэлл»?

Тад собирался выпить стаканчик содовой. Он задержал его всего в шести дюймах ото рта:

– Как вы это узнали?

– Ваша кровь типа А, резус отрицательный?

– Я начинаю понимать, почему вы шли прямиком сюда, чтобы арестовать меня утром, – произнес Тад. – Если бы не столь надежное алиби, я бы уже сидел в тюрьме, верно?

– Точно угадано.

– Вы могли выяснить сведения о крови из записей в архивах Национальной системы вневойсковой подготовки офицеров резерва, – сказала Лиз. – Думаю, что и отпечатки пальцев Тада там тоже снял в первый раз за всю его жизнь.

– Но они не могли знать, что я курил сигареты «Пэлл-Мэлл» в течение пятнадцати лет, – заявил Тад. – Насколько мне известно, армия не хранит подобного рода информацию.

– Ее дал нам материал, обнаруженный сегодня утром, – объяснил им Алан. – Пепельница в кабине пикапа Гамаша была полным полна окурков сигарет «Пэлл-Мэлл». Старик курил только трубку, да и то очень редко. Также пара окурков «Пэлл-Мэлл» была обнаружена и в квартире Фредерика Клоусона, в пепельнице на столике. А он дома совсем не курил, может быть, лишь изредка за компанию. Так говорит его домовладелица. Мы определили там кровь преступника по анализу слюны на окурках. Отчет серологиста также дает много информации. Лучшей, чем отпечатки пальцев.

Тад более не улыбался.

– Я ничего не понимаю в этом. Я совсем ничего не могу понять.

– Есть одна вещь, которая никак не соответствует вам, – сказал шериф. – Светлые волосы. Мы обнаружили примерно дюжину волосков в машине Хомера, а также нашли аналогичные волосы на спинке кресла, на котором сидел убийца в комнате Клоусона. Ваши волосы черные. Я почему-то не верю, что вы носите парик.

– Нет, Тад не носит, но, может быть, это делает убийца, – слабо возразила Лиз.

– Может быть, – согласился шериф. – Если так, то он сделан из человеческих волос. И спрашивается, зачем же нужен парик, если вы стремитесь оставить свои отпечатки и окурки где только возможно? Либо малый необычайно туп, либо он желает выдать себя за вас. Светлые волосы в любом случае никак не подходят.

– Может быть, он просто не хочет быть узнанным – сказала Лиз. – Помните, материал о Таде оказался напечатанным в журнале «Пипл» две недели тому назад. А журнал распространяют от побережья до побережья, по всей Америке.

– Да, это вполне возможно. Хотя если это парень выглядит, как ваш муж, миссис Бомонт...

– Лиз.

– О'кей, Лиз. Если он смахивает на вашего мужа, он будет похож на Тада Бомонта со светлыми волосами, ведь так?

Лиз внимательно осмотрела Тада и затем начала смеяться.

– Что же здесь столь забавного? – спросила Тад.