Текст книги "Противостояние"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 88 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Но угроза обморока миновала, Ларри решил, что, судя по всему, легко отделался. Ободрал обе ладони, и на его новых брюках, на правом колене, появилась дыра – колено он тоже ободрал, – но речь шла о царапинах, сущей ерунде. Любой мог свалиться с мотоцикла, такое хоть раз случается с каждым мотоциклистом.

Однако теперь он знал, чем все могло закончиться. Он мог удариться головой и раздробить череп – и тогда лежал бы здесь под ярким солнцем, пока бы не умер. Или не утонул в собственной блевоте, совсем как его ныне покойная подруга.

Нетвердой походкой он подошел к «харлею» и поднял его. Никаких повреждений не обнаружил, но теперь мотоцикл выглядел иначе. Раньше Ларри имел дело с пленяющей взгляд машиной, которая решала две задачи: доставляла из пункта А в пункт Б и позволяла почувствовать себя Джеймсом Дином или Джеком Николсоном в «“Ангелах ада” на колесах». Но теперь хромированные детали улыбались ему, как балаганный зазывала, словно приглашая подойти и посмотреть, а достанет ли ему духа продолжить путь на этом двухколесном монстре.

Мотоцикл завелся с третьего пинка, и Ларри покинул Беннингтон со скоростью пешехода. Его запястья окольцевали браслеты холодного пота, и никогда, никогда за всю свою жизнь ему так не хотелось увидеть другое человеческое лицо.

Но в тот день он никого не встретил.

Во второй половине дня Ларри заставил себя чуть увеличить скорость, однако рука отказывалась дальше открывать дроссель, стоило стрелке спидометра подобраться к двадцати милям, даже если впереди лежала пустая дорога. На окраине Уилмингтона ему встретился магазин спортивных товаров и мотоциклов. Он остановился, взял палатку, мотоциклетные перчатки и шлем, но даже в шлеме не смог заставить себя ехать быстрее двадцати пяти миль в час. Завидев слепой поворот, он сбрасывал скорость, слезал с мотоцикла и катил его. То и дело представлял себя лежащим на обочине и истекающим кровью, обреченным умереть без надежды на помощь.

В пять часов вечера, когда Ларри приближался к Брэттлборо, загорелась лампочка перегрева. Ларри припарковался и выключил двигатель со смешанным чувством облегчения и презрения к себе.

– Ты мог бы с тем же успехом толкать его, – вынес он вердикт. – Этот мотоцикл предназначен для шестидесяти миль в час, чертов дурак!

Он оставил мотоцикл на обочине и пошел в город, не зная, вернется ли к хромированному коню.

Ночь Ларри провел на муниципальной площади Брэттлборо, под куполом эстрады. Улегся, как только стемнело, и сразу же заснул. Разбудил его какой-то звук. Он посмотрел на часы. Светящиеся стрелки показывали двадцать минут двенадцатого. Ларри приподнялся на локте и уставился в темноту, чувствуя огромное пространство купола, тоскуя по маленькой палатке, которая сохраняла тепло человеческого тела. Уютная такая брезентовая матка!

Если его и разбудил какой-то звук, больше он не повторился. Молчали даже сверчки. Это нормально? Могло такое считаться нормой?

– Есть здесь кто-нибудь? – позвал Ларри – и испугался звука собственного голоса. Он потянулся за карабином и долгие, невероятно ужасные секунды не мог его найти. А когда нашел, первым делом нажал на спусковой крючок, не думая, как тонущий в океане человек, хватающийся за брошенный ему спасательный круг. Если б не предохранитель, карабин бы выстрелил. Возможно, в самого Ларри.

Кто-то скрывался в этой тишине, Ларри в этом не сомневался. Возможно, человек, возможно, большое и опасное животное. Конечно же, опасность могла исходить и от человека. Скажем, вроде того, что истыкал ножом бедного выкликателя монстров в Центральном парке, или вроде Джона Берсфорда Типтона, предложившего миллион наличными, чтобы попользоваться женщиной Ларри.

– Кто здесь?

В рюкзаке лежал фонарь, но чтобы отыскать его, Ларри пришлось бы отпустить карабин, который он подтащил к себе. И потом… действительно ли он хотел видеть, кто затаился где-то неподалеку?

Поэтому он просто сел в надежде вновь услышать звук, который его разбудил (звук ли? может, что-то из сна?), через какое-то время начал клевать носом и задремал.

Но внезапно вскинул голову, широко раскрыл глаза; все в нем замерло. Теперь-то он точно слышал звук, и, если бы не облака, луна – близилось полнолуние – показала бы ему…

Но он не хотел видеть. Он определенно не хотел видеть. Однако Ларри подался вперед, склонил голову набок, прислушиваясь к стуку пыльных каблуков, которые уходили от него по тротуару Главной улицы города Брэттлборо, штат Вермонт, уходили на запад. Звук этот затихал, пока не растворился в ночи.

Ларри внезапно охватило безумное желание вскочить, уронив спальный мешок, и закричать: Вернись, уж не знаю, кто ты! Мне все равно! Вернись! Но действительно ли он так уж хотел познакомиться с этим не-знаю-кем? Купол эстрады усилил бы его крик – его мольбу. И что, если эти каблуки действительно вернутся, стуча все громче в полнейшей тишине, которую не нарушал даже стрекот сверчков?

Вместо того чтобы вскочить, Ларри лег, свернулся калачиком, не выпуская из рук карабина. Этой ночью мне больше не заснуть, подумал он, но уже через три минуты крепко спал, а утром у него не возникло сомнений, что все это ему приснилось.

Глава 42

Четвертого июля, когда Ларри падал с мотоцикла, Стюарт Редман – их разделял всего один штат – сидел на большом камне у дороги и перекусывал. Он услышал шум приближающихся двигателей. Одним глотком допил остававшееся в банке пиво, аккуратно завернул верх кулька из вощеной бумаги с крекерами «Ритц». Винтовка стояла рядом, прислоненная к камню. Он взял ее, снял с предохранителя, а потом снова поставил, уже ближе к руке. Это были мотоциклы, судя по звукам, с небольшим объемом двигателя. Двести пятьдесят кубиков? В накрывшей землю тишине не представлялось возможным определить, на каком они расстоянии. Возможно, в десяти милях – но не точно. Времени, чтобы доесть, хватало, однако Стью насытился. И ему нравилось греться на теплом солнышке и думать о встрече с себе подобными. Он не видел живых людей с того момента, как покинул дом Глена Бейтмана в Вудсвилле. Он посмотрел на винтовку. Стью снял ее с предохранителя потому, что приближающиеся ему подобные могли оказаться такими же, как Элдер. Но оставил оружие у камня, потому что надеялся, что они окажутся больше похожими на Бейтмана – только будут оптимистичнее смотреть вперед. Общество возродится, сказал ему Бейтман. Обратите внимание, я не говорю «реформируется». Это плохая шутка. Человечество так не умеет.

Однако сам Бейтман не хотел участвовать в строительстве фундамента нового человеческого общества. Его вполне устраивали – по крайней мере на данный момент – прогулки с Коджаком, написание картин, прополка огорода и мысли о социологических последствиях практически полного исчезновения человечества.

Если будете возвращаться этим же путем и повторите ваше приглашение присоединиться, Стью, я, наверное, соглашусь. Это проклятие человечества. Общительность. Христу следовало сказать: «Да, истинно говорю, когда двое или трое из вас собираются вместе, кого-то забьют до смерти». Надо ли мне объяснять вам, чему учит нас социология по части человечества? Все предельно просто. Возьмите одинокого мужчину или женщину, и я скажу, что перед вами святой. Возьмите двоих, и они влюбятся друг в друга. Возьмите троих, и они придумают такую занятную конструкцию, которую мы называем «обществом». Возьмите четверых, и они построят пирамиду. Возьмите пятерых, и они превратят одного в изгоя. Возьмите шестерых, и они вновь изобретут предрассудки. Возьмите семерых, и через семь лет они вновь изобретут войну. Человек, возможно, создан по образу и подобию Бога, но человеческое общество создано по образу Его оппонента и всегда пытается вернуться домой.

Соответствовали ли слова Бейтмана истине? Если да, оставалось надеяться только на Бога. В последнее время Стью много думал о давних друзьях и знакомых. И память его в значительной мере преуменьшала, а то и вовсе забывала их отрицательные качества: скажем, Биллу Хэпскомбу нравилось ковырять в носу и вытирать козявки о подошву ботинка; Норм Бруэтт отвешивал подзатыльники детям; Билли Верекер регулировал количество кошек в своем доме, круша черепа только что родившихся котят каблуком тяжелого ботинка.

Ему хотелось вспоминать только хорошее. Как они шли охотиться на заре, в толстых стеганых куртках и светоотражающих оранжевых жилетах. Как играли в покер в доме Ральфа Ходжеса, и Уилли Крэддок постоянно жаловался на проигрыш четырех долларов, даже если выигрывал двадцать. Как вшестером или всемером вытаскивали на дорогу «скаут» Тони Леоминстера, на котором съехал в кювет его пьяный в стельку хозяин. Сам Тони, пошатываясь, ходил вокруг и клялся Богу и всем святым, что больше ноги его не будет в «Ю-Холе», набитом мексиканскими нелегалами, а они смеялись до слез. Как Крис Ортега сыпал анекдотами про мексиканцев и гринго. Как они ездили в Хантсвилл к проституткам, и тот случай, когда Джо Боб Брентвуд подцепил триппер и пытался убедить всех, что заразился от дивана, а не от девушки. Они чертовски хорошо проводили время. Может, хорошее времяпрепровождение для каких-то интеллектуалов с их ночными клубами, и модными ресторанами, и музеями означало совсем другое, но они все равно хорошо проводили время. Стью думал об этом, вновь и вновь прокручивал эти эпизоды в памяти, как старый отшельник, вновь и вновь раскладывающий пасьянс из засаленной колоды карт. Больше всего Стью хотелось услышать человеческие голоса, с кем-нибудь познакомиться, получить возможность повернуться к кому-то и спросить: Ты это видел? – когда происходило что-то удивительное, вроде метеоритного дождя прошлой ночью. Разговорчивым он не был, но одиночество ему никогда не нравилось – ни теперь, ни прежде.

Он чуть выпрямился, не вставая с камня, когда из-за поворота наконец-то показались мотоциклы, «Хонды-250». На одном сидел парень лет восемнадцати, на другом – девушка чуть постарше, в ярко-желтой блузке и светло-синих джинсах «Левайс».

Когда мотоциклисты увидели сидящего на камне человека, обе «хонды» вильнули рулями, потому что и юноша, и девушка от изумления разжали руки. У юноши отвисла челюсть. Мгновение было неясно, остановятся ли они или, ускорившись, продолжат свой путь на запад.

Стью вскинул руку и крикнул:

– Привет!

Сердце гулко билось у него в груди. Ему хотелось, чтобы они остановились. Так и вышло.

На секунду его поставила в тупик чувствовавшаяся в них напряженность. Особенно в юноше. Он выглядел так, будто ему в кровь впрыснули галлон адреналина. Понятное дело, у Стью была винтовка, но он не взял их на мушку, да и они прихватили с собой оружие: юноша – пистолет, девушка – карабин небольшого калибра для охоты на оленей, который висел на лямке у нее за спиной, как у актрисы, без должной убедительности сыгравшей Патти Херст.

– Я думаю, это нормальный парень, Гарольд. – Девушка повернулась к своему спутнику, но юноша, которого она назвала Гарольдом, застыл, поставив ноги на землю по обе стороны от мотоцикла, не отрывая глаз от Стью. На его лице по-прежнему читалось изумление, к которому начала подмешиваться неприязнь. – Я сказала, думаю… – вновь начала девушка.

– И откуда мы можем это знать? – резко бросил Гарольд, по-прежнему сверля глазами Стью.

– Я рад вас видеть, если это что-то изменит, – подал голос Стью.

– А если я вам не верю? – с вызовом спросил Гарольд, и Стью понял, что юноша до смерти напуган. Его пугали как незнакомец, так и ответственность за девушку.

– Ну, тогда и не знаю, что сказать. – Стью поднялся с камня. Рука Гарольда метнулась к рукоятке пистолета, торчащей из кобуры.

– Гарольд, давай без этого, – остановила его девушка и замолчала, не зная, как продолжить. На мгновение все они не знали, что делать дальше, – группа из трех точек, которые, если соединить, образуют треугольник неизвестной пока конфигурации.

– О-о-о-х. – Фрэнни осторожно уселась на островок мха у подножия придорожного вяза. – Гарольд, мозоли на пятой точке у меня теперь останутся навсегда.

Гарольд мрачно хмыкнул.

Она повернулась к Стью:

– Вам никогда не доводилось проехать сто семьдесят миль на «хонде», мистер Редман? Не рекомендую.

Стью улыбнулся.

– Куда вы направляетесь?

– А вам какое дело? – грубо ответил Гарольд.

– С чего такое отношение? – спросила его Фрэнни. – Мистер Редман – первый человек, которого мы встретили после смерти Гаса Динсмора! Я хочу сказать, если мы не собираемся искать других людей, так зачем и куда едем?

– Он оберегает вас, вот и все, – мягко вставил Стью. Сорвал травинку, сунул между губ.

– Точно, оберегаю! – Мягче голос Гарольда не стал.

– Я думала, мы оберегаем друг друга, – ответила Фрэн, и Гарольд густо покраснел.

У Стью пронеслась мысль: Возьми троих, и они придумают такую занятную конструкцию, которую мы называем «обществом». Девушка ему понравилась, но юноша производил впечатление испуганного хвастуна. А испуганный хвастун может оказаться очень опасным и при обычных обстоятельствах… и при необычных.

– Как скажешь, – пробормотал Гарольд. Исподлобья глянул на Стью и достал пачку «Мальборо» из кармана куртки. Закурил. По всему чувствовалось, что привычка эта появилась у него недавно. Вероятно, позавчера.

– Мы едем в Стовингтон, штат Вермонт, – ответила Фрэнни на вопрос Стью. – В расположенный там противоэпидемический центр. Мы… что не так? Мистер Редман?

Он вдруг побледнел как полотно. Травинка выпала из его губ на колени.

– Почему туда? – спросил Стью.

– Потому что это научно-исследовательский институт, изучающий заразные болезни, – высокомерно ответил Гарольд. – Я подумал, если в стране и остался островок порядка, если кто-то из власть имущих пережил последнюю эпидемию, то они будут в Стовингтоне или в Атланте, где расположен такой же противоэпидемический центр.

– Совершенно верно, – кивнула Фрэнни.

– Вы напрасно тратите время, – разочаровал их Стью.

Фрэнни ошарашенно уставилась на него, на лице Гарольда отразилось негодование. Краска вновь начала заливать его лицо.

– Не думаю, что вы можете об этом судить, мистер.

– Полагаю, что могу. Я пришел оттуда.

Теперь они оба выглядели ошарашенными. Ошарашенными и изумленными.

– Вы знали о существовании центра? – с дрожью в голосе спросила Фрэнни. – Проверяли, что там?

– Нет, не совсем так. Видите ли…

– Вы лжете! – воскликнул Гарольд пронзительно-громким голосом.

Фрэн заметила вспышку ледяной злости в глазах Редмана, но они тут же вновь стали карими и кроткими.

– Нет. Я не лгу.

– А я говорю, что лжете! Я говорю, вы л…

– Гарольд, заткнись!

Гарольд посмотрел на нее с обидой:

– Но, Фрэнни, как ты можешь верить…

– А как ты можешь быть таким грубым и враждебным? – воскликнула она. – Почему бы тебе для начала не выслушать, что он скажет, Гарольд?

– Я ему не доверяю.

«Логично, – подумал Стью. – Это у нас взаимно».

– Как ты можешь не доверять человеку, которого только что встретил? Гарольд, ты ведешь себя отвратительно!

– Давайте я расскажу вам то, что знаю, – спокойно предложил Стью. И рассказал укороченную версию своей истории, начав с того, как автомобиль Кэмпиона сшиб заправочные колонки Хэпа, и закончив бегством из Стовингтона неделей раньше. Гарольд тупо смотрел на свои руки, которые выдирали волоконца мха и рвали на части. Лицо девушки стало таким трагическим, что Стью ее пожалел. Она поехала с этим мальчишкой (который, надо отдать ему должное, выдвинул здравую идею), надеясь вопреки очевидному, что где-то остались островки привычного правопорядка. Что ж, девушку постигло разочарование. И крайне жестокое, судя по выражению ее лица.

– Атланта тоже? Болезнь уничтожила оба центра? – спросила она.

– Да, – ответил Стью, и Фрэнни разрыдалась.

Он хотел утешить ее, но юноша этого бы не позволил. Гарольд неловко глянул на Фрэнни. Потом на клочки мха на манжетах. Стью протянул ей носовой платок. Она рассеянно поблагодарила его, не поднимая глаз. Гарольд вновь уставился на Стью глазами маленького толстого мальчишки, который хотел заграбастать всю коробку с печеньем. «Наверное, он сильно удивится, – подумал Стью, – узнав, что девушки и коробки с печеньем – разные вещи».

Когда слезы перешли во всхлипывания, девушка повернулась к Стью:

– Думаю, мы с Гарольдом должны вас поблагодарить. Вы спасли нас от долгого путешествия и разочарования в конце пути.

– Ты что, ему поверила? Взяла и поверила? Он рассказывает тебе фантастическую историю, а ты… покупаешься на нее?

– Гарольд, а зачем ему лгать? Ради чего?

– Откуда я знаю, что у него на уме? – резко спросил Гарольд. – Может, убийство. Или изнасилование.

– Я не верю, что от изнасилования может быть прок, – мягко вставил Стью. – Возможно, у тебя на этот счет другое мнение.

– Прекрати! – Фрэн повернулась к юноше. – Гарольд, как ты можешь быть таким ужасным?

– Ужасным? – взревел Гарольд. – Я пытаюсь оберегать тебя… нас… и ты называешь это, черт побери, ужасным?

– Смотри. – Стью закатал рукав. У локтевого сгиба виднелись несколько заживающих следов от иглы и последние остатки рассосавшегося синяка. – Они пичкали меня всякой дрянью.

– Может, вы наркоман, – пробурчал Гарольд.

Стью опустил рукав, ничего не ответив. Причина, само собой, крылась в девушке. Мальчишка свыкся с мыслью, что она принадлежит ему. Что ж, одни девушки могли кому-то принадлежать, а другие – нет. И эта определенно относилась к другим. Высокая, и хорошенькая, и такая юная. Темные глаза и волосы могли создать ложное впечатление о ее беспомощности. Нетрудно было упустить из виду едва заметную вертикальную морщинку между бровей (мать Стью называла ее я-хочу), которая становилась глубже, если что-то огорчало Фрэн, а также уверенные движения рук и решительность, с которой она отбрасывала со лба волосы.

– Так что же нам теперь делать? – спросила она, полностью проигнорировав последнюю реплику Гарольда.

– Все равно поедем, – ответил Гарольд, а когда она посмотрела на него – на лбу Фрэнни образовалась та самая вертикальная морщинка, – торопливо добавил: – Мы все равно должны куда-то поехать. Конечно, не исключено, что он говорит правду, но мы можем и проверить. А потом решим, что делать дальше.

Фрэн повернулась к Стью, как бы говоря: «Я не хочу вас обидеть». Тот пожал плечами.

– Договорились? – напирал Гарольд.

– Пожалуй, куда именно ехать, действительно не важно. – Фрэнни сорвала одуванчик с пушистой головкой и дунула на него.

– По пути сюда вам никто не встретился? – спросил Стью.

– Только собака, вроде бы здоровая. Люди – нет.

– Я тоже видел собаку. – Он рассказал им о Бейтмане и Коджаке. Закончив, добавил: – Я шел к побережью, но ваши слова о том, что людей там нет, отбили желание туда идти.

– Сожалею! – Сожаления в голосе Гарольда не чувствовалось. Он встал. – Готова, Фрэн?

Она посмотрела на Стью, замялась, потом поднялась.

– Назад к этой великолепной машине для похудания. Спасибо за ваш рассказ, мистер Редман, пусть новости и не из приятных.

– Одну секунду. – Стью тоже поднялся. Помедлил, вновь задавшись вопросом, а нужна ли ему такая компания. К девушке никаких претензий не было, однако этот семнадцатилетний пацан на всю голову страдал ненавистью-почти-ко-всем-кроме-себя. Но достаточно ли осталось на земле людей, чтобы выбирать? Стью полагал, что нет. – Как я понимаю, мы ищем людей. Я бы хотел присоединиться к вам. Если вы меня возьмете.

– Нет, – мгновенно ответил Гарольд.

Фрэн в тревоге переводила взгляд с Гарольда на Стью.

– Может, мы…

– Молчи. Я говорю – нет!

– У меня нет права голоса?

– Что с тобой? Разве ты не видишь, что ему нужно только одно? Господи, Фрэн!

– Трое всегда лучше двоих, если случается беда, – заметил Стью, – и я точно знаю, что хуже всего быть одному.

– Нет, – повторил Гарольд. Его рука легла на рукоятку пистолета.

– Да, – возразила Фрэн. – Мы будем рады, если вы присоединитесь к нам, мистер Редман.

Гарольд развернулся к ней, на его лице читались злость и обида. Стью на мгновение напрягся, подумав, что он сейчас ударит ее, потом расслабился.

– Вот ты, значит, как? Просто ждала удобного момента, чтобы избавиться от меня, теперь я понимаю. – Гарольд так разозлился, что на глаза ему навернулись слезы, и от этого злость только усилилась. – Раз ты этого хочешь – пожалуйста. Поезжай с ним. А мне с тобой делать нечего. – И он направился к «хондам».

Фрэнни с убитым видом посмотрела на Стью, потом повернулась к Гарольду.

– Минуточку, – подал голос Стью. – Подождите здесь, пожалуйста.

– Только не обижайте его, – попросила Фрэн. – Прошу вас.

Стью побежал к Гарольду, который уже успел оседлать свою «хонду» и пытался ее завести. От злости он слишком сильно открыл дроссель, и ему еще повезло, что горючее залило карбюратор, подумал Стью. Если бы двигатель завелся при полностью открытом дросселе, все могло закончиться тем, что мотоцикл встал бы на заднее колесо, покатился бы назад, как одноколесный велосипед, и сбросил бы бедного Гарольда на первое дерево. А потом еще и придавил бы сверху.

– Не подходи! – гневно крикнул Гарольд и снова взялся за рукоять револьвера. Стью накрыл его руку своей. Глаза Гарольда расширились, и Стью подумал, что еще чуть-чуть – и мальчишка может стать опасным. Он не просто ревновал девушку – не стоило так упрощать ситуацию. На кону стояло чувство собственного достоинства, новый образ защитника, который он только-только примерил на себя. Одному Богу известно, каким слизняком он был до этого, с его толстенным животом, остроносыми сапогами и наглой грубостью. Однако под этим новым образом таилась несокрушимая вера в то, что он – слизняк. Заодно с уверенностью в том, что начать новую жизнь с чистого листа невозможно. Гарольд точно так же отреагировал бы и на Бейтмана, и на двенадцатилетнего подростка. В любом треугольнике он воспринимал бы себя самым слабым местом.

– Гарольд, – шепнул ему Стью почти в самое ухо, положив руку на плечо.

– Отпустите меня! – Его жирное тело буквально светилось от напряжения; он вибрировал, как живая нить.

– Гарольд, ты спишь с ней?

Гарольд вздрогнул, и Стью понял, что нет.

– Не ваше дело!

– Не мое. Да только надо смотреть правде в глаза. Она – не моя женщина, Гарольд. Она руководствуется только своими желаниями. Я не собираюсь отбивать ее у тебя. Сожалею, что приходится говорить столь откровенно, но ты должен понять, в каком мы положении. Сейчас есть двое и один. Если ты уедешь, опять останутся двое и один. Никто ничего не приобретет.

Гарольд промолчал, но дрожи в его руке поубавилось.

– Объясняю предельно просто, – продолжил Стью, говоря буквально в ухо Гарольда, забитое коричневой серой, и пытаясь изгнать из голоса все эмоции. – Ты знаешь, и я знаю, что мужчине нет никакой необходимости насиловать женщин. Если, разумеется, ему известно, как пользоваться своей рукой.

– Это… – Гарольд облизнул губы, потом посмотрел на Фрэнни, стоящую на другой стороне дороги. Она скрестила руки под грудью, обхватив пальцами локти, и в тревоге наблюдала за ними. – Это отвратительно.

– Может, да, а может, и нет, но когда рядом с мужчиной женщина, которая не хочет видеть его в своей постели, у мужчины всегда есть выбор. Я каждый раз выбираю руку. Предполагаю, что и ты делаешь то же самое, поскольку она с тобой по своему выбору. Я просто хочу, чтобы мы друг друга поняли. Я здесь не для того, чтобы отбить ее у тебя, как какой-то задира на сельских танцах.

Рука Гарольда, лежащая на рукоятке пистолета, полностью расслабилась.

– Вы серьезно? Я… вы обещаете, что не скажете ей?

Стью кивнул.

– Я ее люблю, – сказал Гарольд сиплым голосом. – Она меня не любит, я знаю, но я говорю прямо, как вы.

– Отлично. Я не собираюсь вставать между вами. Просто хочу к вам присоединиться.

– Вы обещаете? – повторил Гарольд.

– Да, обещаю.

– Хорошо.

Он медленно слез с «хонды». Вдвоем они вернулись к Фрэн.

– Он может ехать, – сказал Гарольд. – И я… – Он посмотрел на Стью и продолжил с неохотой, но с достоинством: – Прошу прощения, что вел себя как говнюк.

– Ур-р-ра! – воскликнула Фрэнни и хлопнула в ладоши. – А теперь, раз с этим все ясно, куда поедем?

В итоге они поехали в ту сторону, куда направлялись Фрэн и Гарольд, на запад. Стью сказал, что Глен Бейтман с радостью примет их на ночлег, если они успеют попасть в Вудсвилл до темноты… и, возможно, утром согласится поехать вместе с ними (на этом Гарольд вновь надулся). Стью сел за руль «хонды» Фрэн, а она поехала с Гарольдом, на заднем сиденье. На ленч они остановились в Твин-Маунтин и начали медленный, неспешный процесс знакомства друг с другом. Выговор Гарольда и Фрэн, с растянутыми «а» и пропущенными «р», казался Стью забавным. Он полагал, что его выговор кажется им не менее забавным.

Ели они в пустующем кафе, и Стью обнаружил, что его взгляд все чаще притягивается к лицу Фрэн – ее очаровательным глазам, маленькому, но решительному подбородку, вертикальной морщинке между бровей, выдающей ее эмоции. Ему нравилось, как она смотрела и говорила; нравилось даже, как ее темные волосы убраны от висков за уши. Тогда-то он и начал понимать, что все-таки хочет ее.