Текст книги "Пиджин-инглиш"

Автор книги: Стивен Келман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Услугами компьютерного клуба можно воспользоваться, чтобы сделать домашнюю работу, или отправить мэйл, или выйти в Интернет. А вот комнату для чатов закрыли, в чате все только и спрашивали, какого цвета на тебе трусы. Короткое сообщение, впрочем, послать можно.

Я:

– Ну давай, спрашивай. Какого цвета на ней трусы?

Лидия:

– А тебе это зачем? Ты в нее до сих пор влюблен?

Я:

– Еще чего! В дуру такую? Это шутка.

Лидия и Абена в чате болтают только про Англию и мальчишек. Ну разве что Абена залудит что-нибудь «веселенькое». То свет вырубили, то…

Лидия:

– Близнецов нашли.

Я:

– О господи! Они живы?

Лидия:

– Погоди. Я не могу печатать так быстро.

Близнецы пропали еще до того, как мы сюда прибыли. Все расстроились. Близнецов вечно убивают. Люди с севера считают, что близнецы прокляты дьяволом, и разделываются с ними, пока проклятие не перешло на них самих.

Лидия:

– Нашли только скелеты. Они держались за руки.

Я:

– Царствие им небесное!

Мне сделалось грустно. Перед глазами у меня встали кости, и я представил себя змеей, выползающей из глазницы. Но грусть быстро прошла. Потому что вспомнились губы Поппи Морган. Они у нее очень красивые и совсем не такие толстые, как у Микиты. Я смотрю на них, когда Поппи со мной говорит, и, как колдун, в транс впадаю. Если уж и целоваться с кем-нибудь взасос, то только с Поппи Морган. Сегодня я это твердо решил.

Я:

– Пойдем, что ли? Умираю есть хочу!

Лидия:

– Подождешь минуту!

Я:

– Не ори на меня!

Лидия на меня теперь вечно орет. Сам не понимаю, как до этого дошло. Англия лишает людей разума, в этом, наверное, автомобили виноваты. На рынке в Канеши легковушки и грузовики так дымили, прямо в голове мутилось, а их было-то штук сто. А здесь миллион. Однажды я обходил сзади автобус и он пыхнул мне дымом прямо в лицо. Богом клянусь, меня потом тошнило дня два и все вокруг меня злили. Наверное, в этом вся причина. С сегодняшнего дня буду задерживать дыхание.

Фунты как-то глупо выглядят. Королева на них словно вот-вот засмеется, какая-то несерьезная она. Типа ее кто-то рассмешил, и она еле сдерживается. А у мамы всегда очень серьезное лицо, когда она расплачивается с Джулиусом. Сам видел, мама забыла прикрыть кухонную дверь. Деньги так и порхают у нее в руках, будто она боится запачкаться. А Джулиус внимательно смотрел и даже еще раз пересчитал деньги. Не поверил, что мама умеет как следует считать. А она умеет.

Мама:

– Здесь вся сумма.

Джулиус:

– Погоди, погоди.

Считает и пальцы облизывает. Руки у него прикольные, мощные такие, и пальцы в огромных тяжелых кольцах. Пересчитал и скрепил бумажки особой серебряной скрепкой. А денег под скрепкой тьма. Джулиус богаче, чем президент. И ездит он на «мерседесе». Круто. Вырасту, обязательно куплю себе такую машину, сиденья мягкие, развалишься на диване, и никому твои локти не мешают. Джулиус подвозил нас на новую квартиру. Мы с Лидией тогда придумали новую игру: увидишь белого человека, скажешь громко «обруни», получаешь одно очко.

Я выиграл, потому что у меня глаза острее и язык быстрее ворочается. Белых нам попалось столько же, сколько черных. И все равно я так много не видел за всю свою жизнь. Чокнуться можно. Мне понравилось.

Лидия:

– Об…

Я:

– Обруни! Тормоз!

Лидия:

– Это несправедливо! Это мое очко! Я первая увидела!

Я:

– А я первый сказал! Очко мое!

Когда мы в первый раз увидели наши многоэтажки, у меня голова закружилась. Мы принялись угадывать, какая из трех наша. Лидия сказала – та, что посередине, а я сказал – самая дальняя.

И оказался прав.

Потом мы взялись угадывать этаж. Лидия назвала седьмой, семерка ведь счастливая цифра. Я выбрал последний, он круче.

Никто не угадал. Вовсе даже девятый.

Я:

– По-моему, дверь у нас будет голубая.

Лидия:

– А по-моему, зеленая.

И опять мы оба ошиблись. Дверь оказалась коричневая. В нашем доме все двери коричневые.

Проверить все – моя работа. Я первый попросил, и мне поручили. А нечего тормозить. Сперва я зажег везде свет. Все лампочки горели. Я и сказал:

– Лампочки в порядке!

Потом проверил все краны. Работали. Даже не надо ждать полдня, пока вода польется. Я и на кухню зашел, и в ванную. И объявил:

– Вода есть!

Потом проверил пол, вдруг деревяшки просели или вывалились. Каждый кусочек проверил, пришлось долго прыгать. Дело пошло быстрее, стоило мне перейти на танец. И я объявил:

– С полом порядок!

Потом занялся крышами, вдруг протекают. Ну это-то несложно, посмотрел в окно и все увидел.

Я:

– С крышами порядок!

Лидия:

– Замолкни. У меня голова болит.

Потом я проверил мебель и предметы обихода. Попадется мне что-нибудь на глаза, сразу подам голос:

– Диван на месте!

– Стол на месте!

– Кровать на месте!

– Еще одна кровать на месте!

– Холодильник на месте!

– Плита на месте!

И так перечислил все до последней мелочи. Открою ящик и сообщу, что там лежит.

– Ножи на месте!

– Вилки на месте!

– Ложки на месте!

Лидия:

– Да заткнись ты наконец!

– Тарелки на месте!

– Миски на месте!

– Толкушка на месте!

Новых вещей было столько, что у меня глаза разбежались. Никогда не думал, что столько всего нового свалится на меня сразу, за один-единственный день. Я даже забыл, что папы нет с нами, только ночью вспомнил, когда мама захрапела. Папа переворачивает ее на один бок, будто большую колбасу, и она затихает. (Мама утверждает, что не храпит, но она просто во сне себя не слышит.)

Ковер в моей комнате меньше, чем комната, и не прикрывает весь пол. Я приподнял ковер – вдруг под ним деньги. Кто-то написал на полу пожелание:

Хуй тебе!

Вряд ли пожелание касалось меня. Никто ведь не знал, что я приезжаю.

За что деньги, я не в курсе. Это не квартплата, мама сняла квартиру в конторе «Айдиэл Леттингс». Джулиус отвез нас на новую квартиру и влюблен в тетю Соню… а так не знаю, чем он занимается. Вечно шлепает тетю Соню по попе. Она ему позволяет, хотя иногда от шлепка чуть в сторону не отлетает. Взрослые такие дурные. Им даже нравится, когда больно.

Тетя Соня:

– Детей бы постеснялся!

Джулиус:

– Давай пошевеливайся! (Шлеп-шлеп.)

Тетя Соня:

– Ой!

В такие минуты лицо у мамы каменеет и она с такой яростью принимается давить помидоры, будто хочет убить их. Она говорит, таких колец, как у Джулиуса, у меня никогда не будет, их носят только жулики.

Я:

– Не одни жулики, у президента тоже кольца.

Мама:

– Вот именно. Ты сам подумай. Одни только жулики. И перестань строить мне глазки.

А по-моему, такой перстень самому Железному Человеку сгодился бы. Если бы ко мне кто прицепился, то я бы рукой с перстнем так двинул, что этот гад в середину следующей недели улетел бы.

* * *

Я просыпаюсь вместе с мальчиком и лечу прямо к нему под шум ветвей. Мы смотрим, как воющий ветер делает свою работу, и вместе видим сны: он – мои, а я – его. Мы передаем наши добрые пожелания, а нам шлют просьбы, – и мы присоединяемся к ним, стараемся поддержать, особенно если речь идет не о скоростных катерах, а о морских раковинах. Мы живем и дышим, и исполняем свой долг, и протягиваем крыло помощи, если мост, ведущий к их богу, вдруг оказывается перекрыт.

Дерево упало на газон. Наверное, это случилось ночью: было дождливо и ветрено. Я смотрел на непогоду вместе со своим голубем. Правда, он улетел, стоило мне открыть окно, но я твердо знаю: это был он.

Я:

– Пока, голубь! Завязывай с бродячей жизнью!

Дерево повалило ветром, и оно рухнуло на крышу маленького дома, просто легло на нее, ничего не поломав. Корни вывернуло наружу из земли. Я взобрался на ствол до половины. Это совсем не трудно, идешь себе и идешь. Детишки поменьше тоже полезли на дерево, но до меня не добрались. Я хотел им показать, как залезть повыше, но было уже поздно. Опоздаешь на перекличку – попадешь в черный список. Три раза опоздаешь – оставят после уроков. Да еще учителя отпидорасят (это такое наказание, только самое ужасное).

На дереве я увидел птичье гнездо. Мне стало грустно. Птенцы вывалились, когда дерево падало, и, наверное, погибли. Их раздавило. Уж я-то знаю.

Я:

– Буду возвращаться из школы, заберусь на верхушку и загляну в гнездо. Если какой-нибудь птенчик уцелел, возьму себе.

Лидия:

– Включи мозги, ты понятия не имеешь, как за ними ухаживать.

Я:

– А что тут такого, знай корми червяками, пока не подрастут, вот и все.

Птенцы и не поймут, где настоящий червяк, а где мармеладка «Харибо». Вырастут, встанут на крыло и улетят. Я всех птиц люблю, не одних только голубей. Вообще всех.

Если ты полицейский и кому-то из прохожих приспичило в туалет, ты должен подставить свой шлем. Мне Коннор Грин сказал.

– Как это? Не ври!

Коннор Грин:

– Богом клянусь.

Дин:

– Это правда.

Я:

– А как насчет солдата? Тоже должен фуражку подставить?

Дин:

– Без понятия. Не думаю.

Я:

– А пожарник?

Коннор Грин:

– Нет. Только полисмен.

Я:

– Прикалываешься.

Коннор Грин:

– Спроси у полисмена.

Я:

– Сам спроси.

Мистер Маклеод:

– Ш – ш-ш! Тихо, вы, там!

Нас собрали вместе. Полицейский говорил про мертвого пацана: если, мол, знаем что-то, надо рассказать. Бояться нечего. Никто нам ничего не сделает. Он лично проследит.

Полицейский:

– Этого человека надо остановить, пока он еще кого-нибудь не прирезал. Для этого нам надо действовать заодно. Если можете оказать нам помощь, расскажите все родителям или учителю. Или позвоните по телефону указанному на плакате. Гарантируем полную тайну.

Вот непонятно, можно ли этому полицейскому доверять. Очень уж он толстый. А толстый полицейский обязательно врет, куда ему гоняться за преступниками. Кто-то на задних партах прохрипел «свинья» и хрюкнул, только прикинулся, что кашляет. А полицейский ничего не просек, значит, детектив из него хреновый.

Дин:

– С него толку никакого, мы с тобой и то покруче будем. Сидит где-нибудь за пультом да целыми днями лапшу трескает.

Я:

– Ему и за миллион лет не поймать убийцу.

Не верю я, что убил подросток. Это же чокнуться. Мы пристально оглядели всех, вдруг глаза выдадут убийцу Но ничего не вышло, у всех был совершенно нормальный вид. Не они это.

Я:

– Ну как, приметил кого?

Дин:

– Да нет. А ты?

У Шармен Де Фрейтас глазки поросячьи, но они у нее всегда такие. И кровью они не налитые.

Я:

– Девчонка может быть убийцей?

Дин:

– Запросто. Только девчонка скорее столкнет жертву с лестницы или отравит. Зарезать, нет, женщина так не сделает. Вряд ли убийца здесь болтается. Да и не слышал никто ничего, иначе проболтался бы уже.

Я:

– Тогда возвращаемся к своим баранам. (Это означает, что начнем все сначала.)

Коннор Грин:

– И еще инспекторы дорожного движения. Им тоже можно в шлем нассать.

Дин:

– Да, точно. Совсем из головы вылетело.

Я хотел было все-таки спросить у полисмена, так это или нет, но решил не светиться. А то убийцын кореш увидит меня в компании полицейского и подумает, что я стукач, а там сиди и жди, когда тебя утопят, засунув башкой в унитаз. Мы только попросили полицейского дать нам попробовать, как надо надевать наручники, но он не согласился, чтобы мы тренировались друг на друге. И был прав. Мы собирались надеть их на Энтони Спайнера и приковать его к забору, но этот жучила догадался и вовремя сдернул.

На белых шрамы лучше смотрятся. На моей темной коже шрамы почти не видны.

Хотя все равно круто. Только надо рассматривать вплотную.

Я их сделал на «правах и обязанностях гражданина». У нас была как бы контрольная, только мы с ней быстренько разделались (вопросы про Англию, ерундовые, типа какое там движение, право– или левостороннее, и какое мясо есть можно, а какое – нет). Шрам я нарисовал фломастером, а то химические карандаши ужасно вредные, нанюхаешься их и заторчишь. Шрам нарисовать нетрудно, длинную линию пересекают короткие, вот так:

Длинная линия – это разрез, а короткие поперечные – швы. Так выглядят все шрамы, даже у зомби. Коннор Грин нарисовал свои шрамы так:

Коннор вообразил, что дрался с терминатором. А я свои заработал в битве с асасан-бонсамом [9]9
  Длинная линия – разрез, а точки – швы. Швы сняли, а следы от проколов остались. Мои шрамы нравятся мне больше, это точно.


[Закрыть].

Коннор Грин:

– Это еще что за монстрюга?

Я:

– Типа вампира. Живет среди деревьев. Зайдешь слишком далеко в лес, и он тебя съест.

Коннор Грин:

– Жуть.

Неподалеку от моей школы – лес, сразу за спортплощадкой. Яблоки там ядовитые, их есть нельзя. Вообще тут все фрукты, что растут на деревьях, либо ядовитые, либо невкусные. Даже грибы не годятся в пищу Коннор Грин как-то наелся и проспал целых три дня, а когда проснулся, то не мог вспомнить ни своего имени, ни вкуса любимого «Поп-тарта» [10]10
  Популярный продукт компании «Келлог», своего рода сухой сэндвич со сладкой начинкой посередке, предполагается, что их надо разогревать, но обычно обходятся без таких излишеств.


[Закрыть], пришлось все заново учить. Несправедливо это. Зачем на дереве растут фрукты, если их нельзя есть? Прямо издевательство.

На поваленное дерево еще разок забраться я не смог, опоздал. Рабочие цепными пилами распиливали его на куски и грузили в машину. Всем велели отойти подальше. Вот досада! Как же ненавижу этих чурбанов с пилами. Просто мучили дерево. Какой-то малыш смотрел вместе со мной, так и таращился во все глаза. Ему нравилось. Радовался, что дереву ветки отрезают.

Когда рабочие добрались до макушки, где было гнездо, они выключили свои пилы, и один из них залез и снял гнездо. Положил на капот машины и позволил мне заглянуть внутрь.

Там ничего не было, даже яиц. Пусто.

Малыш:

– Так и знал, что там никого. Их всех кошка съела.

Чесслово, я чуть не убил сопляка. Откуда-то прихлынула кровь, и глаза у меня сделались совсем красные.

Не могла кошка сожрать таких маленьких птенчиков!

Я:

– Кошка до них не добралась! Дурак!

И я пихнул малыша. Он упал в грязь, не ожидал от меня такого. Вскочил и бросился наутек. Зверски круто получилось. Мне даже хотелось, чтобы он заплакал. Заслужил.

Я бы прихватил с собой ветку на память о дереве. Попробовал бы посадить, вдруг бы что-нибудь выросло. Но рабочие не разрешили. Можно подумать, дерево им принадлежит.

Рабочий:

– Извини, дружище. Не положено.

Я:

– Почему?

Рабочий:

– Таков порядок. Извини.

Вот чурбаны. Дерево не им принадлежит, а всем вокруг. Если бы не бензопилы, я бы им показал. В земле после дерева осталась жуткая яма. А мне стало грустно. Сам не знаю почему.

* * *

Клейкая лента – большое подспорье в работе детектива. С ее помощью можно снять отпечатки пальцев или взять на анализ волос. Можно поставить ловушку. Можно склеить свои заметки, чтобы листки не унесло ветром. Можно даже поймать самих преступников, если сплести что-то вроде паутины. Только чтобы как следует облепить взрослого, понадобится чуть не весь скотч в мире.

Для начала мы проверили, как обстоят дела с отпечатками пальцев. Дела обстояли хорошо, все тонкие линии видны, а отпечатки у каждого свои.

Дин:

– Супер! Я же сказал, что сработает.

Мы снова спустились к реке и принялись проверять все поверхности, которых убийца мог коснуться, когда избавлялся от орудия преступления. Сперва, конечно, мы отправились на место преступления, но нас прогнал Цыпа Джо. Удумал, что мы хотим спереть цветы, которые мама мертвого пацана посадила возле оградки. Памятные бутылки из-под пива кто-то уже спер. Наверное, Терри Шушера.

Цыпа Джо:

– Пошли прочь, недоумки! Ни на грош уважения!

Я и Дин:

– Мы со всем уважением! Мы хотим как лучше!

Цыпа Джо:

– Проваливайте, говнюки, пока я полицию не вызвал!

Дин:

– Подавись своими погаными курами! Одна тухлятина!

Вот почему мы оказались у реки. Отпечатки пальцев остаются только на гладких поверхностях типа металла или пластмассы. К траве или листьям они не прилипают. Чтобы ускорить дело, мы разделились. Надо было приложить клейкую ленту ко всему, чего мог коснуться убийца. Есть отпечатки – значит, преступник здесь побывал.

Дин:

– Попозже снимем отпечатки с самого места преступления. Если отпечатки с места убийства и с того места, где был спрятан нож, совпадут, значит, ты видел убийцу.

Дин знает, о чем говорит. Я начал с объявления про кресс водяной. Пришлось встать на цыпочки. Никаких отпечатков не оказалось.

Дин взялся за фонарный столб. С тем же результатом.

Я попробовал приложить скотч к асфальтовой дорожке. Ничего. Дин на всякий случай обследовал огромный лопух, их тут целые заросли. Неудивительно, что убийца направился именно сюда, отличное место для тайника.

Дин:

– В прошлом году здесь вырос мак. Его сразу весь уничтожили, чтобы наркоманы не налетели, но я успел покурить. Чуть с катушек не съехал.

Я:

– Это как?

Дин:

– На тебя наваливается усталость, башка становится как бы не твоя. Я только пару затяжек сделал, маковые зернышки с табаком перемешанные. Наверное, накуриться надо было под завязку, чтобы кайф словить.

Я наблюдал за окрестностями, пока Дин собирал вещественные доказательства – соскребал грязь с берега. Грязь мы осмотрели очень внимательно – никаких следов крови. Потом мы поменялись: Дин стоял на стреме, а я искал отпечатки ног, типа как спец по компьютерным методам. Я по-честному старался. Мне понравилось. Все вокруг как-то затихло, будто это важное задание и вся надежда только на меня.

Дин:

– Нашел чего?

– Не-а!

Дин:

– Наверное, затер следы. Да еще дождь прошел. Все улики смыло. Надо искать другие зацепки, вот и все.

Я:

– А что ты купишь на свою половину вознаграждения?

Дин:

– Пожалуй, «Плейстейшн-три». И новый велик. И до фига фейерверков.

Я:

– Я тоже!

Лучше партнера, чем Дин, детективу не найти, он все их штучки знает. И ничего, что он такой рыжий. Зато сечет классно, а мозг – это главное для детектива.

Очень хотелось пробежаться по туннелю, но толпы такие, что не разгонишься. Зато я устроил эхо – очень громкое и долгое.

– Мы в метроооооооооооооооооо!

Зверски круто. Народ вокруг так и подпрыгнул. Я представил, что папа, и Агнес, и бабушка Ама слышат меня и кричат в ответ:

– Слышим тебя! Надеемся, метро понравилось!

У подъезжающего поезда странный запах. Словно горячий ветер в лицо дует. Горячий и вонький. Ужасно противно, когда он лицо обдувает.

Я:

– Напердели тут.

Лидия:

– Включи мозги. Ничего подобного.

Я:

– Точно-точно. Все в поезде разом пернули. Прямо в лицо.

Поезд останавливается, и все принимаются толкаться. Не терпится в вагон им пролезть. Словно места не хватит. Мозги бы включили. Места полно, все влезут. Поезд-то длиной с целый туннель. Когда состав трогается, в животе все скручивает, совсем как в самолете, я даже чуть не свалился. Да тут еще все пихаются. Зверски круто.

Лучше бы мама стояла рядом с нами, но как раз стоять ей не хотелось. Ей нравится сидеть. У леди рядом с ней волосы розовые. Прикольно.

Там, где палисадников нет, стоят машины. Прямо под окнами. Типа машина ждет не дождется, когда ей откроют дверь, будто она и не машина вовсе, а собачка, которую выпустили пописать-покакать, и она уже сделала все свои дела. Чесслово, мне их даже жалко стало.

Дом тети Сони поделен на две квартиры. Тети Сонина внизу, а вверх по лестнице – еще одна. У тети Сони есть громадный телевизор. Он совсем тонкий и висит на стене, как картина. У нее в квартире все такое новенькое. Даже есть дерево в горшке. Только крошечное. Чокнуться можно. Мне не понравилось. А что будет, когда оно вырастет и проткнет крышу? Умрет ведь.

– А что будет, когда оно вырастет?

Тетя Соня:

– Такие деревья не растут. Оно на всю жизнь останется маленьким.

Типа мертвого младенчика, он тоже никогда не вырастет. Поступать так с деревом очень плохо. Я бы на его месте орал, пока кто-нибудь меня не освободил.

Тетя Соня приготовила кенки [11]11
  Клецки из давленой кукурузы.


[Закрыть]и рыбу. Я наелся так, что думал, лопну. А потом еще чаю выпил с двумя кусками сахара. Тетя Соня уронила ложку. Та дзинькнула об пол, а лицо у тети Сони скривилось.

Я:

– Это из-за пальцев?

Мама:

– Харрисон.

Тетя Соня:

– Ничего страшного. Они не маленькие, пусть знают.

Лидия:

– Я тоже хочу знать. Вечно у тебя тайны, мама.

А ведь правда. Мама умеет хранить секреты. Я искал тайник с шоколадками, а нашел ее лотерейные билеты. Хотя мама не устает повторять, что все лотереи рассчитаны на дурачков, которым не терпится потратить деньги зазря.

Тетя Соня:

– Не вижу ничего плохого. Не врать же мне им.

Мама глубоко вздохнула – значит, сдалась – и принялась со страшной скоростью мыть тарелки, будто наперегонки со временем. Обожаю, когда тетя Соня берет верх. Ей есть что рассказать. И все ее истории случились взаправду.

Тетя Соня сожгла свои пальцы на плите. Говорит, это самый простой способ.

Тетя Соня:

– Да ничего особенного. Просто прижимаешь к спирали, пока кожа не сгорит.

Я и Лидия:

– А это больно?

Тетя Соня:

– Скорее страшно. По первому-то разу Горелым несет. И надо вовремя отдернуть пальцы, пока не прилипли к плите. В первый раз я в голос орала.

Меня даже затошнило, как представил. Но я заранее был в восторге от истории.

Тетя Соня:

– А так не очень больно. Особенно если выпить. Много чего в жизни легче переносится под кайфом.

Мама:

– Прекрати!

Лидия:

– А они что-нибудь чувствуют?

Тетя Соня:

– Бывает, на ощупь не пойму, что за предмет взяла.

Лидия:

– Любой предмет?

И мы проверили тети Сонины пальцы – совали ей все подряд, что под руку попадется, а она говорила, чувствует что или нет. С пультом дистанционного управления от телевизора у нее не пошло – даже потише-погромче сделать не получилось.

Тетя Соня:

– Кнопки слишком маленькие.

Лидия дала ей пощупать рукав своего топа – там были такие звездочки на материи. Тетя Соня сделала сосредоточенное лицо. И здесь тоже мимо.

Мама:

– Хватит уже. Оставьте ее в покое, что она вам, зверушка в зоопарке?

Лидия:

– Как у тебя духу хватило? Я бы так не смогла.

Тетя Соня:

– Жизнь заставит, еще не то сделаешь.

Мама:

– Тебя никто не заставлял.

Тетя Соня:

– А по-моему, я еле успела. По этому вопросу у нас с вашей мамой вечные разногласия.

Мама:

– И не только по этому вопросу.

Тетя Соня:

– Но ты ведь, как прежде, любишь меня, а?

Тетя Соня сожгла себе пальцы, чтобы избавиться от отпечатков. Теперь у нее нет никаких отпечатков пальцев вообще, и полиция, если что, не сможет выслать тетю Соню из страны. Отпечатки говорят, кто ты такой. А если их нет, ты никто, откуда приехал, неизвестно, и высылать тебя некуда – сиди себе в Англии.

Тетя Соня:

– Я стерла их самым простым способом. Кое-кто хватается за бритву или зажигалку. Это отнимает кучу времени. А я – раз, и готово.

Стоит отпечаткам снова нарасти, как она их опять сжигает. Зашибись. Тетя Соня говорит, как только найдет подходящее место, то перестанет сжигать пальцы. Такое место, где она поселится на веки вечные и где никто не ворвется к ней и не отправит в дальние края. Тогда и отпечатки пальцев пусть отрастают себе на здоровье.

Я:

– Может, оно здесь, это место?

Тетя Соня:

– Может быть. Посмотрим.

Я:

– Надеюсь, это так. Тогда мы придем к тебе в гости на Рождество, а если мне подарят «Экс-Бокс», я подключу приставку к большому телевизору и будет сплошной улет, вот клянусь.

Тетя Соня не сделала ничего плохого, никого не убила и не ограбила. Ей просто нравится колесить по свету Нравится видеть то, что не видела раньше. А есть такие страны, в которые черным въезжать нельзя, и надо туда прокрадываться. А когда прокрадешься, то живешь себе как все. Тетя Соня делает то же самое, что и другие люди. Работает, ходит по магазинам. Обедает и гуляет в парке. В Нью-Йорке он, кстати, называется Центральный парк, там штук сто площадок для детей и даже каток.

Я:

– Если падаешь на лед, надо поджать пальцы, чтобы их не отрезало коньком. Мне Поппи сказала, мы с ней дружим.

– Так у Харрисона есть подружка?

Я:

– Нету! И с пожарными такая же история, когда ничего не видно из-за дыма, они ощупывают все вокруг себя. Только трогают не пальцами, а ладонями, а то автоматически схватишься за голый провод и мигом поджаришься, как на электрическом стуле.

Тетя Соня:

– Да ну?

Я:

– Чесслово!

А я бы с радостью покатался на коньках, пальцы бы себе сжег, лишь бы попасть на каток. На плите бы спалил, чтоб быстрее. Серьезно. Это была бы моя плата за коньки.

Тетя Соня купила мне настоящий кожаный мяч. А Лидии – диск «Тинчи Страйдер» [12]12
  Тинчи Страйдер (настоящее имя Квази Данкуа) – британский рэпер, его родители – эмигранты из Ганы.


[Закрыть]. Тетя Соня умеет читать мысли и знает, чего тебе хочется больше всего.

Мы уже собирались уходить, и тут явился Джулиус. При нем была бейсбольная бита, а мячика, как всегда, у него нет. Джулиус называет свою биту Мастер Уговоров и никогда с ней не расстается. Он ее гладит и ласково с ней разговаривает, будто это и не бита, а верная собака. А царапины на ней словно шрамы от укусов других собак.

Джулиус:

– Мастер сегодня поработал на славу. Задай-ка ему хорошую ванну, а?

Тетя Соня унесла биту на кухню и принялась мыть. Она вроде тоже относится к ней словно к собаке. А почему – не спросишь, от вопросов у Джулиуса голова начинает болеть. Говорит, что нет средства от головной боли вернее, чем стаканчик-другой.

Джулиус:

– Промочишь горло, а, Гарри?

Я:

– Нет, благодарю!

Джулиус:

– Человеку нужны всего два друга: бита и стаканчик. Первый друг, чтобы добиться, чего хочешь, а второй, чтобы забыть, как ты этого добился. Однажды ты поймешь, о чем я. Оставайся подольше таким же чистым, как сейчас, ладно?

Я:

– Ладно.

По пути домой я видел в метро усатую леди. Сначала подумал, что это грязь, потом присмотрелся – точно, усы. Конечно, не такие густые, как под носом у мистера Кэррола, но самые настоящие усы. Меня смех разобрал, но я сдержался.

* * *

Парикмахеров на велосипедах здесь что-то не видно. Там, где я раньше жил, моим любимым парикмахером был Квадво, к велосипеду у него был прикручен радиоприемник, к тому же Квадво всегда предупреждал, когда коснется бритвой твоей шеи, чтобы ты успел собраться. А тут надо идти в салон. Мастера зовут Марио, он вечно мрачный и сердитый. Голову твою дергает, и пальцы у него волосатые. Марио мне и слова не сказал. По-моему, он терпеть не может стричь людей.

Дин:

– Кто знает, может, он продает состриженные волосы в Китай. Там волосы идут на подкладки для одежды.

Я спросил у мамы, можно ли мне сделать дреды.

Мама:

– Чтобы ты был вылитый жулик?

Я:

– Просто мне так нравится. Дреды – это стильно.

Лидия:

– Ему понадобились дреды только потому что Маркус Джонсон их носит.

Я:

– Отстань. Вовсе не поэтому.

Мама:

– Кто такой Маркус Джонсон?

Лидия:

– Один тип из одиннадцатого класса. Воображает себя не пойми кем. Мальчишки помладше все у него на побегушках. Смотреть противно. Себя он называет З-Омби.

Я:

– Не называет он себя так, дура. Только на стене пишет.

Лидия:

– Какая разница. Все равно противно.

Я:

– Зато ему никто ничего приказать не может! А ты велела мне искать клопов в твоей постели. Дави сама своих клопов, меня они не трогают.

Лидия:

– Я тебя всего один раз попросила. Намекаешь, что я грязнушка?

Я:

– Я своими глазами видел, как один клопик залез тебе в нос, пока ты спала. Он уже, наверное, домик построил у тебя в голове. Садик разбил, установил спутниковую тарелку, всерьез расположился.

Мама:

– Прекрати дразнить сестру! Для дредов у тебя волосы слишком короткие, тебе нужна стрижка. И не строй мне глазки!

У меня уже была стрижка. Марио даже не просек какая.

Марио:

– Номер первый или номер второй?

Он назвал мою прическу номером вторым! Богом клянусь! Марио такой гнусяра. С сегодняшнего дня начинаю отращивать волосы, чтобы хватило на дреды, пусть мама говорит что хочет. Вот тогда-то я выполню любое поручение и меня примут в Лощину.

Между прочим, номер второй – это еще одно выражение для обозначения говна. Я как услышал, сам не поверил!

Если стартовать от моей многоэтажки, то сначала идешь по подземному переходу, потом проходишь мимо школы для маленьких и еще пары домов и попадаешь на площадку. Она довольно большая. На ней двое футбольных ворот без сетки, качели, беговая дорожка по кругу, маленький пиратский корабль и всякая ерунда на пружинах: мотоцикл, джип, две божьи коровки. Сядешь на такую штуковину, и она затрясется. Я пружинами больше не увлекаюсь, развлечение для гомиков и мелюзги. Тут все так думают. А качели вечно сломаны, и на них собаки лапы задирают.

Лучшее, что есть на площадке, это такая башня-лестница. Но к ней не подойти. Это собственность Лощины. Они вечно здесь торчат, курят и цепляются к прохожим. А после них все вокруг в окурках и битых бутылках. Я уж лучше пройду мимо, если только не окликнут. Предложат покурить – вежливо откажусь, дескать, бросаю, доктор запретил (отказываться надо всегда вежливо).

Посреди площадки объявление:

О чем тебя спросят, неважно. «Нет» – и весь разговор.

Я:

– А если тебя спросят, где больница? Если незнакомцу нужна помощь?

Джордан:

– Снимись с ручника. Не нужна им твоя помощь. Затащат тебя в фургон и поимеют в попу, вот и все.

Чокнуться можно. До сих пор никто ко мне не цеплялся насчет секса. Помочь просят, это да. Я бы для начала все-таки спросил у незнакомого человека, что он разыскивает. Если ответ нормальный, бояться нечего. Заливает Джордан насчет этого дела.

Джордан:

– Давай же, гляди в оба.

Пока я нашел всего одну бутылку из-под пива, а Джордан – три. Я не очень старался. Меня интересовало только орудие убийства – если его нет у реки, то почему не может быть здесь? По всей детской площадке валяются шприцы. Хоть бы прикопали, что ли, а то лежат прямо на земле. Глядишь, и нож попадется. Все зависит от того, как у убийцы соображалка работала. Если с головой у него в порядке, нож он выбросил в воду или закопал, а если был под кайфом, мог обронить где угодно.

Там, где на детской площадке стояла карусель, теперь яма. Карусель поджег Джордан. Сто лет назад, еще до моего приезда. Земля вокруг ямы черная и обуглившаяся, будто от удара молнии. Джордан любит перечислять свои подвиги.

Самые дурные поступки Джордана

Спалил карусель.

Выпил целую бутылку водки.

Проколол колеса у полицейской машины.

Зашвырнул фейерверк в контейнер для мусора.

Пнул учителя.

Запихал кошку в мусоропровод.

Спер из супермаркета рюкзак «Лаки Бэг».

Прирезал пару человек.

Крикнул леди, что она «пизда».

Разбил бутылки из-под пива.

Джордан вцепился мне в глотку, да так, что я раскашлялся. Хоть бы мой голубь прилетел и нагадил ему на голову Я посмотрел на небо. Птицам не было до нас никакого дела, летели себе мимо. Я прекратил сопротивление, пока Джордан не задушил меня до смерти.

Джордан:

– Делай как я, пацан. Глянь на меня – что захочу, то и творю. Если откажешься, значит, сдрейфил.

Я:

– Я готов, готов.

Я бы домой лучше пошел, но надо было дождаться, когда Лидия вывалится из своего танцевального клуба. Ключ-то у нее. Плевать, что она в девятом классе, все равно это несправедливо, если ключ от квартиры у нее, а не у меня. Все-таки я мужчина в доме.

Джордан:

– Чур, я первый. А ты не вздумай закрывать глаза. Расколотим на хер все бутылки.

Задача у нас такая: разбить все бутылки, не обращая внимания на взрослых, метать и метать. Только так можно завоевать очки. Последнюю швыряю я – тут даже полиции не к чему будет придраться, одна-единственная бутылка, да еще и последняя.

Джордан обожает бить бутылки, это сразу видно. Глаза так и заблестели. Первую он подбросил высоко. Она со звоном шлепнулась о землю и разлетелась на миллион осколков. И страшно, и прикольно вместе. Он подкинул еще одну, потом еще. Все они разбились на проезжей части. И убежать хотелось, и что-то удерживало на месте. Последнюю бутылку Джордан швырнул из-за спины – очень здорово получилось. Настала моя очередь.