Текст книги "Наука убийства"

Автор книги: Стив Айлетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

3. Расскажи мне

– Расскажи мне о своём первом преступлении.

– Я была слишком юной, чтобы всё запомнить. – Роза села и спихнула с кровати клубок резиновых трубок. Вернув на стойку метаболический обрез, чтобы с ним чего не вышло, она принялась стягивать шоквер. – Дэнни, выбираемся потихоньку из петли.

Данте Второй смотрел, как она управляется с прекрасной машиной своей костно-мышечной системы. Она пнула в сторону заделанную в резину киянку. Поймала его дыхание с любовью, вышедшей за грань человечного контекста.

– Ты пока подлечись, а я перекрашу коповозку и собью мигалку с крыши – не будем вызывать огонь на себя. – Она наклонилась и подарила ему поцелуй, подобный молчанию Майлза.

Оставшись один в вагоне, Данте Второй уставился в потолок. Он переживал лёгкий безграничный кризис, токсичная красота пылала, как неон, под кожей. Затянувшаяся артериальная любовь оставила ушибы на плоти и волокна в сердце. Два психоза двадцатипятилетней выдержки, и вот чем они занимались вместе – фармацевтический роман, такой глубокий, что для него нужны баллоны с воздухом.

Попкорнирование мозга развилось в шпаклёвку пулевых попаданий и брызги разлетевшегося в пыль стекла. Что-то снаружи.

Там шла перестрелка – он уселся, наручники дёрнули, и он упал назад. Минимум дюжина скорострельных Хеклеров. Он видел, как Роза подключает свой Зауэр и Дартволл и они плюются огнём. Она выдавала пули так, словно они входят в моду. Она пришла в неистовство. Данте Второй чуть не кончил от одних звуков. Потом кто-то раскрылил злобину, которая разлетелась на куски, как гвоздебомба, взорвала окно и посекла занавески в мельтешении искр. Что-то загорелось.

Он понятия не имел, где ключи. Наручники были пристёгнуты к перекладине в изголовье кровати. Он изогнулся и приподнял матрас – пыточные инструменты Розы вполне подойдут, чтобы открутить гайки. Там лежало подобие гаечного ключа, с которым сегодня близко познакомилась его голова – он неуклюже выцарапал его из простыней и приложил к зажиму. Снаружи раздались крики. Тон удивления в них мог означать лишь одно – братство. Среди мультифонической стрельбы взорвалось что-то вроде флюоресцентной бомбы, вмяв стену и раскачав вагон. Загорелся ковер, питательный бак ветвера клокотал, как паровой котёл.

Изголовье с лязгом упало. Он рывком поднял его и побрёл через дым, прыгнув в отверстие, которое лишь он считал окном. Огонь пополз по стойке метаболического обреза, и воздух взорвался усиливающими наркотиками. Данте Второй пошёл на свет.

«Подчинение причинам – вот что обрушивается на богов», – думал Паркер. Но была ли причиной любовь? Его сердце опухло, словно от рака.

Роза Контроль с пустой визиткой и кожаными волосами. Она стала нежным ветром, несущим перекати-поле по улицам и хлопающим дверями салунов в его сознании. Её эмалевая кожа, примитивный хардвер и пламенеющий талант приносить несчастья заставлял его задыхаться от жалости. Она была исключительно опасна.

Он рассеянно смотрел в окно Дрельяк-склада на месте его бывшего оружейного магазина. Какой убийца умер во мне, думал он. Он был подлинным изыском среди тех, чей бизнес заключался в приближении конца человеков. Должен ли он подняться по ступеням к её двери с детонатором в руке? Может, поэма про цветы и жуков? Он еле писал – какие там времена? Я зарежу, я режу, я зарезал. Бесполезно – она разобьёт ему кадык.

Но жизнь, прожитая в страхе, – это жизнь, прожитая в ясности. Если тебя переполняет смелость твоих убеждений в человекоубийстве, ты будешь действовать. Это преступление – хотеть связаться с человеком без посредничества разогнанной пули? – бесился он. Это Светлопив, и на глубинном уровне он знал ответ.

Но ведь он и так в розыске?

Данте выполз из пробитого лифта и через ободранный танк, появившись на Торговой, как стрелок в длинном плаще. Перед ним расстилалось остывшее место преступления, старые новости, паровички, затритоненные ударом ХАРПа. Разные прикольные танки и блуперы из дотов торчали по всей улице, целясь ровнёхонько в воздух.

Коп, сидящий на капоте танка, обгрызал длинный хот-дог и смотрел вперёд во времени, гадая, кто его пристрелит – смертельно-бледный парень в пластах или чёрный, как свернувшиеся страницы обгорелой книги.

Данте опустошил пистолет, залез внутрь и завёлся, развернул танк и направился в нижний округ с мёртвым коном на капоте.

За четыре мили до бункера Молота Бенни и Кори начали спорить. В результате побочного эффекта стробо-гипноза Молота чувства Бенни раскрылись на полную катушку.

– Ценность основывается на редкости, спросе и лёгкости замещения, – заявил он, не отрывая рук от руля. – Поэтому в зависимости от твоего отношения к человеку он может стоить всё или ничего.

– Ой, глупышка, – засмеялась Кори. – Это значит, что люди будут делать ужасные вещи.

Она обнаружила, что сидит на обочине, а машина уезжает в облаке пыли.

Обнажённая фигура Данте Второго брела по пустырю за чертой города, волоча за собой изголовье кровати. Он говорил о заметности. Пока он скреплён с этой фиговиной, каждому понятно, что он не только жив, но и имеет любовную связь. С тем же успехом он может нацепить на спину мишень.

Надо убраться как можно дальше от Светлопива и копов. Роза поступит так же, и она ненавидит липучих мужиков. Аляска – родина лосей и зона испытаний Управления Обороны.

Натянувшись от зазубренного горизонта до хаоса города, бежала железная дорога. Данте знал, что тут ездит бронепоезд, приписанный к арсеналу братства. Расписание было ему ужасно знакомо по прошлому головня-ковому преступлению с участием этого самого поезда. Он привязал к рельсам несколько поваров в надежде, что машинист разгонится и врежется в настоящее препятствие, установленное чуть дальше, и поезд соскочит с рельсов. Всё пошло не по плану, машинист перепутал смешные шапки и робы поваров с костюмами белых супрематистов и ударил по тормозам. Данте Второму пришлось убегать, спасая жизнь.

Он скинул изголовье на шпалы, лёг на землю и растянул цепочку наручников через рельс. И принялся ждать. Так или иначе, ограбление не удалось. Он надеялся только, что второй парень возьмёт пробу с книги – что угодно будет куда поучительнее, чем его так называемые подвиги. О, это поезд едет?

4. Тихо тут

– Тихо тут, потому что ребята телепаются в Зале. Куча снайперов передохла от волнения. Удивлён, что Тебя там не было, Роза, – дела?

Роза уставилась на жирного пиздюка, сидящего напротив. Чуть больше мяса на лице – и его голова шлёпнется на пол. Груда бургеров отбрасывала тень Олимпа на стол, пока Блинк систематично опустошал её обоймы в жестяное ведро. Вооружённый плитоголовый стоял за его спиной у запертой двери камеры.

Блинк выпотрошил Зауэр.

– Роза, испытываю подлый восторг перед тобой. Остаёшься сама собой или чем-то ещё, и мне это нравится. Но ты упокоила восемнадцать моих людей этим вот оружием – о чём ты думала? Мало того что это убийство, так ты ещё и, мать твою, соучастница. Брен Дарт-волл, 33 калибра. Зачем тебе понадобились эти бронебойные рыбки, Роза? – Блинк выковырял флешетты с плавниками из ручной пушки и выкинул в ведро. – Полагаю, ты видела, что делала, когда освобождала их? Значит, ты стала материальным свидетельством в невероятной сделке. К слову говоря, мы нашли у тебя дома много всякого, украденного по предельно низким ценам. И кучу крови. Ты же не парковала у себя беглеца, правда?

Он уставился на неё мешочками глаз. Она уставилась в ответ в сером, увядшем, крепко поношенном шоке от встречи с идиотом.

– Ладно – утолщители паутины. Тебе сколько лет, Роза, – двадцать пять, двадцать шесть? Пора уже решиться поднять пистолет и умереть в обществе. У тебя есть право на адвоката – думаю, ты слышала бубух, когда мы сюда ехали, одна из наших бибик сбила Гарпуна Спектра на Улице Радио, прямо сейчас ему показывают бинты. Он будет попозже, но я уверен – нам ни к чему сверхформальности по поводу законного положения.

Ответа не было.

– Слово мудрости, Роза, – этот принц среди людей, которого ты защищаешь, он хорош – стоит кучу жизней. Мои ребята – куча невинных людей в банке, кто знает, кто ещё. Твои друзья не придут тебе помогать: Джонс купил ферму, когда Паркер стритонил берлогу, Финдли Малыш погиб в Зале – да, в него стреляли всей толпой. В стиле, который почти опасен – пока Керни не заставил их кататься в проходе. Но колпак дела вот в чём, Роза. Я знаю, что Дэнни Локоть вёл модные дела на Торговой вчера вечером – его эдакой планирующей пустопатии не нужен мотив – хватает повода. И он не поскупился, надо отдать ему должное. Но Роза… – и он осмотрел груду пустого оружия на столе, создавая напряжение, – если ты не начнёшь выдавать факты о его текущем местоположении – обнаружишь себя на неправильном конце источника питания. Похоже, Локоть забрёл в дебри правонарушений, не видимых обычному стаду. Временная хрень. И книги, Роза, – книги. Я нашёл за депозитным люком то, что никогда не забуду, – руку, лежащую на каком-то томе, словно она клялась говорить правду, ужасную правду и ничего кроме. Отправил всю эту больную веселуху в Пентагон, они собаку съели на этих временных интригах. Наш Прекрасный Штат до сих пор сотрудничает с властями, девочка, и я заставлю тебя понять лучше, чем я сам, что они умеют портить жизнь лучше, чем кто-либо. Но тут слишком много летящего стекла – надо, чтобы ты рассказала, что делала во время инсталляционного выступления Локтя.

– Брила куртку.

– Ну, вот мы куда-то вырулили, – рыкнул Блинк, потом замер, нахмурившись. – Ты считаешь это рациональным поведением? В такой давке, как сегодня здесь? Ненавижу быть колюшкой в деталях…

За спиной Блинка распахнулась дверь, и охранник встал сбоку – Блинк повернулся на кресле и выпучил глаза.

– Зацените – вертящееся кресло.

Вошёл парень, выглядящий кулаком в шляпе.

– Посмотри, Терри, – кресло крутится.

– Здорово, Генри.

– Это Терри Герион, Роза.

– Рад встрече, мисс.

– Снимай шляпу, Терри. Терри наш оружейник и проводит допросы, если у него есть время. Тренировался в Беннинге, хоть и не поёт про это на каждом углу. Татуирован с той стороны кожи – ага, Телл? Оставайся сам собой, ага?

– Правильно, Генри, – сказал заскучавший оружейник. – Слушай, Генри, у нас там проблемы, ты нужен в арсенале.

– Вы, ребята, снова не можете найти цель? – Блинк кашлянул смехом. – Что на этой татуировке?

– Тиамат – изначальный дракон. Блинк взорвался весельем.

– Он набит этой хернёй. Ладно, Телл, я беру тебя на поруки. Извини нас, Роза, – мы с Теллом, может, поиграем с тобой в хорошего копа и плохого копа попозже. – Он встал и поднял ведро с патронами. – Но не гарантируем, что запомним, кто из нас какой.

Разразившись гоготом, он вышел вслед за Герионом, плитоголовый охранник тоже покинул комнату, захлопнув тяжёлую дверь.

– Пробовал? – спросил Блинк, махая бургером на Гериона, когда они вошли в арсенал. – Билдербургеры. Серого цвета – их делают в тайне – ты не в курсе, ты в курсе? Захватывают рынок.

– Здорово, Генри. Слушай, Подследственный не пришёл на работу – ребята проверили его смертоубе-жище, и не поверишь, что они там нашли. Книги – целая куча книг. Парень просто больной.

– Я давно это понял.

– Ребята терпеть не могли выполнять приказы Ду-шецепа.

– Объяви на ублюдка сигнал всем постам – стрелять на поражение. И дай мне содовую. И багеты. И забери это гадское ведро. Это всё, что ты хотел мне сказать?

– Нет, Генри, – ещё артиллерийский поезд. Приехал с дополнительным грузом. – Они подошли к контрольному пульту. – Посмотри сам.

Блинк глянул вниз на арсенал, где шипел бронепоезд. Жареный плуг у него на носу сросся с неким подобием жука на лобовом стекле. Это оказалось металлическое изголовье, на котором был оцепенело распят обнажённый, переломанный мужчина.

Бенни подошёл к бункеру Молота в бороде, которую сбрил у отбивавшегося бродяги, и с нацистским акцентом, который подслушал у техасцев. Он презентовал караульщиков документами, достаточно подробными, чтобы чтения хватило на всю жизнь. Ему показалось естественным, что этот документ вылетел из копсети по первому касанию клавиатуры. Он как раз попал на //гн. панацея. побег. молот.

Плитоголовый думал бы не медленнее, даже если бы разлагался. Не прошло и полгода, как он поднял взгляд.

– Похоже, усё нормально, миста Курц.

– Доктор Курц, пожалуйста.

Они были как осенние листья на лавочках в парке. Паркер прошёл мимо трёх горящих коповозок и сквозь пылающие трупы, окружающие вагон Розы. Рядом стояла угнанная ею бибика с разодранной боковиной. Вагон сам по себе был размешан в кашу множественными попаданиями. Хеклеры, Маги 10. Панические выстрелы.

Он вошёл в вагон. Порезанные кожаные занавески колыхались, как водоросли. Свет подчёркивал мелкие подробности повреждений. Усыпанный стеклом пол, залитая кровью кровать. Одна стена выжжена дочерна. Её душа наполняла воздух, как ацетон.

За расплавленным ротокреслом он нашёл бензопилу – и оружейный чемодан, который нежно открыл. Антиквариат. 38 калибр, особый. В конце двадцатого века южные антинаркотические деятели объявили, что наркотики делают чёрное население пуленепробиваемым, и копы повысили калибр оружия. В итоге сей пистолет вошёл в стандартный комплект. Он ласково хихикнул.

А это что? Узкий Инграм М20 со сдвоенным магазином – весёлый веник на 1000 выстрелов в минуту, до сих пор в набедренной кобуре. Паркер медленно погладил кобуру, разрушенный шар его мозга принялся за работу. Он приставил ствол пистолета к носу и вдохнул. Недавно стреляли. На Паркера навалилось экстатическое напряжение – и следом отвращение к себе. Она бы взбунтовалась, застав его здесь за такими делами.

Он положил пистолеты откуда взял и вернул коробку на место. На кровать он опустил 20мм утяжелённую дробилку, обвязанную ленточкой. Пора для больших подарков придёт, думал он, когда погибнут его соперники. Данте и Данте. Потом он поведёт её во Дворец Креозота, они будут пить антифриз из высоких бокалов и смотреть на стриптиз, где кожу снимают с костей. У них там резиновые канделябры, и модный антураж – она увидит, что он за человек. Он произведёт впечатление, которое никто не сможет расплющить.

Покинув вагон и уходя по полю боя, Паркер застыл при виде танкоборова, стоящего на куче грязи перед ним. На капоте лежал мёртвый коп с тузом червей по центру лица. Люк со звоном откинулся. Появился Данте Локоть и уставился на него без проблеска выражения.

В глубине горла Паркера родился шум, подобный щелчку предохранителя.

Эдди Гамета стоял у окна и смотрел на город за работой. Рядом с Фортом Бетти мелькали трассировочные патроны и красное золото дрожащих озерков пламени. Сеть фанатиков заграждала проход. Дюжины коповских бибик разжигали огонь перед Залом Собраний на Площади Маккена. Муравьеподобные стремительные пацаны уже ободрали фюзеляж упавшего самолёта до балок. Взорванная дорога со Сканера баламутилась чернее чёрного. Праздник бомбозомби – участок под карнавальчик – окончился детонацией, пославшей верховую огненную бурю по Магистрали Портис в глубь Треугольника. Гамета надеялся, что парню придётся не слишком туго – в конце он выглядел почти как живой, настоящая головешка.

Разговаривая с Локтем и вспоминая, Гамета почувствовал себя старым. Он жил здесь так долго, что даже искусственные цветы завяли. Перерабатывая свой цинизм во что-нибудь съедобное и голодая, как щенок в подвале. С ним случился прикол – точка зрения совпала с фактами.

Сможет ли город показать ему что-нибудь новое? Сколько ещё осталось?

Билли Панацея вёл свою светящуюся мультяшную машину по молотовой копии Улицы Протестантов, когда мир взорвался ему в лицо и он понял, что лежит на металлической плите в голой белой комнате. Бенни Танкист хлопал его по щекам и призывал уходить. Тоска начала угасать. Сирены выли на всю катушку. В Билли проснулась головная боль, способная написать собственную биографию. И она стремительно разрослась, когда он осознал, что этот идиот воспринял информацию.

5. Толпоудовлетворитель

Толпоудовлетворитель визжал колёсами по квадратным камням и черепам, сухим, как скорлупки от фисташек, и снайперский огонь сдувал иссечённую броню. Внутри Данте вычитывал отчёт о конце цивилизации в «Испуге Реальности»:

Отказ. Вакуум соревнуется с вакуумом. Законы поставили вне закона безвредных, чтобы сделать эффективность недостижимой. Учёное непонимание. Вопросы не приветствуются. Банальность определяет термины и престиж науки. Невежество носят, как геральдический плюмаж. Посредственность вознаграждается во весь голос. Страдание по частям. Лицемерие слишком непомерно для обработки. Поддержание слабосильного воображения общества. Щедрый доступ к бесполезной информации. Мода как неверный курс. Социальная катастрофа в каскадной модели, потребляемая засухой смысла.

Данте отбросил книгу, руки его дрожали. Он чувствовал, что болен, как лабораторная крыса, и обнаружил, что шрифт нескольких страниц перевёлся на его ладони. Переосмотрев книгу, он увидел, что страниц, которые читал пару секунд назад, нет совсем. Кобальтово-голубая боль начала стрелять вверх по рукам.

Это который правильный, думал Паркер, кидая на него взгляд с водительского сиденья. Гляньте на него – смотрит на собственные руки, словно в них сокрыта тайна. Это не тот Данте, которого все знают.

Данте, которого все знают, присвоил бы голову пленённого мима и насадил бы на палочку. А этот парень натянул серферские шорты – неподходящая одежда для человека, который хочет оставаться в живых.

«Как бы его так провентилировать, чтобы раз и навсегда и без проблем для себя?» – думал Паркер. Он может дотошно истыкать ножом или схватить коповские гатлинги, которые цель приняла за часть обвеса танка, но хвостам требуется исчерпывающая разборка Распылатом или огнемётом. В суете хранилища не было ничего, кроме медноголовых патронов и антишоковых курток – да и куртки были бежевыми.

Паркер знал про кровавопузые уличные танки достаточно, чтобы предположить – тот начнёт плеваться холостыми. Малакода был вислоносым Паладином с чобемовской бронёй десятого поколения и хвастуном, демонстративно торчащим из опухоли башенки. Которым оказалась загадочная толповая пушка Ми09 155мм – почти прекрасное оружие из тех, что он оплакивает. Некоторые демонические умники взяли у Приближения к Нулю принцип этерического согласия и ввели в импульс-модулятор генератор случайных чисел: когда пушка палила по толпе, мало кто попадал под выстрел, если не заслуживал этого, и наоборот. Извилистым путём артиллерийские техники создали оружие, совершающее при помощи точной техники то, что у другого оружия определяется случайностью.

Паркер однажды испытывал портативную версию – полутаинственная винтовка заквасила полезную нагрузку дымовой завесой и незапланированной точностью и продублировала орудие Пэтбыо. Но всё, с чем имел дело он, было ещё разработкой – таинственная 155мм не только работала на импульс-модуляторе, но и запускалась встроенным компьютером контроля огня, и её стритонило вместе с прочей техникой.

Прежде он никогда не филонил на работе. Цель вроде ничего не подозревает – они направлялись в берлогу на помощь Розе, словно она была блондинкой в ситцевом платьице. Чёрт побери. Охвативший его порыв к спасению отношения не имел. Может, она попалась по приколу. Точно, чтобы написать преступный стишок.

– Я знаю, Роза, ты занята, я прослежу, чтобы конец твоей жизни был комфортно недолгим.

Вернувшийся в воплебудку Блинк лучился весельем. Плитоголовый охранник затащил внутрь Данте Второго на железной раме и прислонил к стене, захлопнув дверь и встав на своё место, когда Блинк уселся.

– Не смотри пока, Роза, но я думаю, мы нашли парня, который ворвался к тебе домой и залил всё кровью. – Блинк загоготал.

Данте Второй застонал, как ходок на оперу, пытаясь сфокусироваться.

– К слову говоря, – сказал Блинк, успокаиваясь, – у тебя рана, которую мы не заметили?

Пятно пурпурной крови разлилось по груди Розы.

Она вытащила пистолет Дартволл и прострелила одним бронебойным флешеттом плечо Блинку, пузо охраннику и дверной замок. Блинк ещё крутился в кресле, когда она вторым выстрелом категорично разбила цепь на наручниках Данте. Данте Второй упал ей на руки.

Снаружи они влетели в Терри Гериона, Гарпуна Спектра и толпу гогочущих копов. Спектр повёл себя как тряпичная кукла, когда Роза схватила его и втащила в коридор, прижав пистолет охранника воплебудки к его голове.

– Не стреляйте, или я убью адвоката! Воздух взорвался пулями и кордитом.

Как общественное лицо светлопивского правосудия вестибюль берлоги верхнего округа был блестящ, гладок и умиротворённо обширен. Из практических соображений фасад являл собой метровую стену из ракетонепробиваемого оргстекла и без единой двери. Приёмная стойка была безлюдна и разработана для использования в роли окопной баррикады.

Протаранив забор из колючей проволоки, подкатился танк и рывком замер. Так он и осел в двадцати футах от фасада берлоги.

Наглядно демонстрируя равенство, Гарпун Спектр истекал кровью одновременно из входной и выходной раны и пытался всем сообщить об этом. Но он откусил себе язык, который лежал, скользкий и раздвоенный, на полу.

– Тихо ты! – рявкнул медик, отвешивая ему пощёчину.

Когда мимо проносили Спектра, Блинк показал ему большие пальцы.

– Ты вёл себя поистине мерзко, Гарпыч, – и мне это нравится.

– Как самочувствие, Генри? – спросил Герион.

– Сначала голова кружилась, но док меня залатал. Загнали ублюдков в угол?

– Отсиживаются в системной комнате, Генри, – вреда от них нет, всё вырубилось. Тут другая тема. Сними пробу. – Герион махнул в сторону окна, и Блинк глянул вниз на замерший танк. – Только что приехал – выстрелами может поцарапать стекло.

– Это Малакода, танкоборов с нижнего округа, – небось угнали его с Торговой.

– Мы с тобой в безопасности, как дома, Генри, – пушка работает на импульс-модуляторе, так что она вне игры.

– На капоте тело? Может, кто бухой?

– Наверно.

Люк башни хлопнул, как пивная банка, и оттуда вылез парень в шортах и чёрном плаще. Он прошёл по капоту и спрыгнул вниз.

Так и стоял, разглядывая собственное отражение в фасаде берлоги.

– Брат-близнец? – спросил Герион.

Данте Второй сидел, прислонившись к стене, как иссушенный скандалами мэр. Хеклеры молотили в дверь. Интересно, думал он, меняется ли ритм стрельбы в разных культурах?

– Вот так, говорила же я тебе, временной замок был дурацкой идеей! – вопила Роза.

– И чего ты так напряглась? Она явно сработала – там снаружи есть другой я, слупивший шоколадку.

– Ставлю твою горькую жизнь – там снаружи другой ты – с танкоборовом.

Данте Второй подошёл к окну и немедленно испытал молекулярное головокружение. Внизу стоял Данте. Тот обернулся и посмотрел точно на него.

– Это что, боксёрки?

– Серферские шорты. Хуже, чем я думала.

Данте увидел отражение себя в одном из окон и себя в другом – с Розой. Всё, что он читал и что говорил Гамета, оказалось правдой.

Произошёл подземный толчок. Что-то стиснуло ему кишки, пропустив его через свои мнения на ту сторону. Каждая клеточка его тела дрожала – он пенился, как шербет. Что это на Данте Втором – пижамные штаны?

Слава богу, он стащил штаны с охранника воплебудки. Данте Второй поднял клерковскую версию Дорожного Блокиратора и тронулся к дверям.

– Эй, и куда ты теперь собрался?! – заорала Роза и ткнула пальцем себе в грудь. – Я порвала сиську ради тебя! – Данте Второй распахнул дверь и отстрелил три головы первым же аккуратным выстрелом.

Раны адвоката закрылись, как глаза. Он сел и изогнул свою злобу. Она с каждой минутой набирала силу. Преступники часто возвращаются на место преступления, чтобы вдоволь поржать. Решив проверить верхние этажи Высотки на Торговой, что пеномозглое братство должно было сделать сто лет назад, Спектр напряг свой труп и вышел.

Сидя за рулём ободранной грохочущей коповозки, Панацея пытался ускорить процесс привыкания ко всему подряд и безжалостному факту, что это всё настоящее. Лобовое стекло просеивалось песком на алюминиевом полу, и пыльный ветер выл в кабине. Он поглощал детали.

Бенни Танкист выглядел мрачным и опустошённым, когда поднял комбат магнум 66 на уровень благодарного взгляда Панацеи. Его курносый ствол из нержавейки сиял, как ложка.

Водитель и пассажир были связаны двумя толстыми серебряными браслетами, цепочкой и смущением Бенни.

Панацея продолжал рассказывать, тщательно избегая любого упоминания BP гипноза и самовнушения. Бенни сам по себе решил прийти к нему на помощь – молодец. Наручники, конечно, простая маскировка, на случай, если их остановят и придётся отбрёхиваться – «перевожу опасного преступника в другой штат, братишка, отсюда и наручники».

Но взломщик не мог перестать хвастаться своими достижениями в Молоте. Демографическая пушка, которую Блинк полюбил словно давно утраченную мать, была вирусом, выплавленным Панацеей в кузнице своего возмущения. Она воспроизводила себя в форме оружия и заражала улицы так, чтобы их можно было захватывать и выжигать одну за другой, чтобы весь закон и большая часть дня принадлежали Панацее. Торговая была полностью забита, и он видел достаточно отчаянных и тупых, чтобы знать – мало кто научится оставлять оружие в покое.

– Мило, а? – Он сверкнул улыбкой в слишком реальный ствол курноса Бенни. – Я могу привести всё в порядок – я умею. Нарушение времени. Я кое-что присвоил, понимаешь? Боссы твоего босса убьют за это, и я один знаю, где оно лежит. Тебе больше не надо будет оставаться подпевалой Блинка. Преступление не обретает бытиё за гранью закона – это закон обретает бытиё внутри преступления. Новые ингредиенты не требуются, Бенни, – просто перенастрой свою среду. Все что-нибудь воруют. Но пусть это считается выражением твоей самобытности и требованием эволюции. Вот как преступление становится искусством, через привнесение ощущения абсолютной специфичности.

Грязное и напудренное стеклом лицо Бенни откликнулось не враз, его сухие, потрескавшиеся губы раскрылись, как мешок с трупом.

– Что ты хочешь учудить?

Пока Блинк и Герион смотрели со второго этажа, из башни толпоудовлетворителя вылез другой человек. Не в первый раз Блинк не мог поверить в доказательства, представленные ему. Там внизу был Брут Паркер – убийца, развлекающийся в этом районе. Блинка и Гериона немедленно арестовало любопытство – что этот ублюдок делает?

Паркер тянул старый уличный череп, застрявший между гусеницей и задним колесом. Он вынул его и быстро побежал вперёд, согнувшись, чтобы царапать им по бетону, словно обломком мела размером с футбольный мяч – за ним оставалась тонкая белая полоса. Стремительно управившись с первой линией, он пошёл на второй заход.

Блинк и Герион обменялись хмурыми взглядами и посчитали представление дешёвкой.

Паркер во дворе писал что-то длинными тонкими штрихами. Он работал быстро, пыхтя и без привычной сдержанности. Потом отбросил череп, поднял на них взгляд и указал на дело своих рук.

– И что это значит? – спросил Блинк.

Герион вгляделся. Надпись гласила «ОГНИ МЁД».

– Генри, написано «огни мёд». Мёд – такая отрыжка пчёл.

– Я знаю, что такое мёд. – Блинк моментально утратил выражение. – «Огни мёд». Что это вообще – киллерский сленг такой? Что это вообще есть?

– Эй, Генри, остынь.

– Кого-кого, но только не меня проси остыть, эта турбообезьяна разнесла берлогу в нижнем округе. Теперь он бросается больными упрёками – швыряется в меня осетром. Только глянь на него.

Они посмотрели на Паркера, тычущего в надпись, – по глазам его за зеркальными очками ничего нельзя было прочитать.

– Он говорит, что я тут жгу мёд, да, как грязный ребёнок, не отрастивший систему ценностей! Мать его, он оскорбляет полицейского на службе! – Блинк выхватил пистолет Узи из-за пояса у Гериона, распахнул бойницу в блочном окне и принялся стрелять с одной руки. Паркер бросился бежать, взлетел на танк и головой вперёд нырнул в люк.

– Здорово он, – добавил Блинк, когда обойма опустела.

Звон танкового люка подвёл итоги.

– Хорошо сработано, Генри, – сказал Герион.

– Спасибо, Телл. Теперь, мне кажется, настала пора рассказать тебе одну маленькую подробность. Дай другую обойму. – Герион протянул магазин, и Блинк перезарядил Узи. – Про этого близнеца. Телл, это не совсем чтобы близнец – скорее это большая проблема.

В отражении Данте в ракетонепробиваемом стекле появился Данте Второй. Данте подошли друг к другу и положили ладони на гладкую поверхность – стекло задрожало.