Текст книги "Наука убийства"

Автор книги: Стив Айлетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

6. Так ты жив

– Так ты жив, значит, – сказал Данте. Данте Второй обнаружил, что слышит его как колокол, хотя стекло не меньше ярда в толщину. – Я не слишком качественно тебя застрелил.

– Не бичуй себя по этому поводу, – проворчал Данте Второй, махнув в сторону окровавленного бинта, – застрелил ты меня здорово, мне просто попёрло, приступ воли к жизни. Ты как?

– Ужасно. Ты где спёр эти отвратительные штаны?

– С охранника. А ты что напялил, Локоть?

– Серферские. А что, не нравится? Нашёл в танке. Знаешь, я осторожный покупатель.

– Осторожный на тему как бы за что не заплатить, да? Они не чёрные – не подходят к плащу.

– Ну, у меня хотя бы есть плащ, мальчик в пижаме. Я вижу шрамы у тебя на груди и дырку в голове от гаечного ключа – Роза постаралась, а?

– Я первый там был.

– Я заметил.

– Эй, ничего личного.

– Личного? Дурень, помнишь, кто я такой? Посмотри на свою причёску, растрёпа.

– Ты не лучше по ту сторону лица. Не хочешь спросить, как дела у Розы? Скажу тебе: она злится.

– Отлично, просто отлично. Я заезжал к ней домой, видел руины – приехал сюда с Паркером.

– С Паркером? Ты идиот? Мы нарисованы в самом верху его списка на подарки.

– Я в курсе, поверишь ли.

– Да, с ним мы движемся к финалу «Оружейного Безумия».

– А? РОЗА ТЕБЕ НЕ КАКАЯ-НИБУДЬ БЕСХРЕБЕТНАЯ ЦЫПОЧКА.

– Что? Ты говоришь про римейк?

– Да, 92 года… Мне больше нравится, чем от 49.

– Как он может нравиться больше 49?

– Джозеф Г. Льюис?

– И что? Да, Джозеф Г. Льюис. Помнишь долгие кадры во время погони? Изнурённая болотная сцена без музыки?

– А, затусуй её себе в очко.

– Мы с тобой один человек, и как ты можешь предпочесть римейк? И вообще, как он может понравиться хоть кому-нибудь? И с каких пор?

– С самого… – Данте выглядел озадаченным, – …этого утра.

Данте Второй не мог думать. В его голове разросся пронзительный, полувоспринимаемый свист, словно вибрировали атомы.

– Не понимаю.

– Знаю, поганая тема, я погрузился во тьму так же глубоко, как и ты.

– А, шут с ним, – слушай, я познакомился с Эдди Гаметой.

– Шутишь.

– Знаешь же, что не шучу. Он осел в Высотке, мучает топоры.

– Гамета. Как у него дела? Что он сказал?

– Всё и ничего, Локоть. Шутка – пыль и цель.

– Что? – Данте Второй едва слышал его за звоном в ушах. Образ Данте размывался в пятно. – Что с тобой творится?

– Оно того не стоило, – объявил Данте, и когда Данте Второй схватился руками за голову, стекло пошло паутинкой трещин, расходящихся от ладоней Данте.

Паркер ошибался насчёт механизма контроля огня, который был цел и выключен. Броня танка состояла из стальных секций, перемежающихся слоями композитного свинца, керамики и обеднённого урана, который между тем экранировал софтвер контроля огня. Пушка была жива.

Перекинув выключатель и увидев, как пульт стрельбы засветился, словно предапокалиптический городшафт, Паркер в первый раз пожалел, что не следил за технологией прекрасного оружия. Он увидел сетку, квадраты которой вспыхивали и гасли в случайном порядке, как дисплей свободного игрового автомата. Он нажал по пуску стрельбы, и ничего не случилось. Дисплей вспыхнул словами «надвигающееся препятствие/корректировка схожести». Эта соломинка сломала его терпение. Что случилось с прямыми действиями?

Сидя в кресле водителя, Паркер воссоединился со своими противоречиями. Жалость его, вздувшись, захлопнулась.

Замороженное стекло превратилось в густую прозрачную слизь вроде клейстера – Данте протискивался сквозь неё, как новорожденный через оболочку плода. Он брёл, раздвигая горы слизи, а Данте Второй вздёрнул свой Маг 10 и с выпученными глазами попятился. Куски желе из стекла плюхались на пол фойе. Данте замедлился, как насекомое, дёргающееся в янтаре. Глазированными руками он залез под плащ и вытащил два пистолета Гатлинга. Вокруг него баламутились пар и странности. Он ждал в вестибюле.

Роза вошла через ближнюю дверь, а взвод фанатиков, упакованный в комплекты случайных бунтов и вооружённый до задних зубов, протопал в дальнюю. Она перевернула стол, чтобы спрятаться – Данте Второй стоял на своём с Данте. Копы выстроились за щитами отказа, а Блинк нацелил мегафон между зубцами плечей человеческой блокады.

– Ребята, вы арестованы, вот всё, что вам сейчас надо знать.

Данте второй поднял указательный палец на Данте.

– Назад, или я коснусь его руки! – заорал он.

– Не будь дураком, Дэнни, – провозгласил Блинк. – В жизни есть много хорошего, кроме возможности взрывом закинуть себя и врагов на небо.

– Например?

– Умник, да?

– Беги, Данте, – прошипел Данте Второй краем рта. – Несись, как ветер.

– Данте, я… я запутался.

– В чём, идиот?

– Не лезь, – сказал тот и глянул вниз – он шипел в пол, теряя связность, памятник потоку. Вещество пола ползло по его ногам, когда он сочился наружу, взбивая ковёрные волны на твёрдом мраморе.

Данте Второй тревожно отступил – пол забурлил в его сторону, как медленный прибой. Поверхность лица Данте взбаламутилась броуновским движением, и его руки стали полуметаллическими, сплавляясь с рукоятками пистолетов.

– Как насчёт признания вины? – крикнул Данте Второй Блинку.

– Хорошо, – хихикнул Блинк, – посмотрим, кого арестовала курочка. Я думаю – если будешь вести себя прилично, Спектр организует сделку, где ты поможешь суду притвориться, что их дела морально приемлемы.

– А что, будет разница?

– Вот уж будет, Дэнни, парень, – у тебя проблемы больше кита – твой, эээ, брат выглядит слегка шишковатым, да? Время бежит очень слабо. Вижу и тебя, Роза, как это зовут – любовный треугольник? Больше похоже на гадский додекаэдр.

Едва Роза открыла свой большой рот для вопля, хвастун танка Малакоды вонзился в дряблое стекло, а следом за ним заехала и вся машина. Въехавший танк покрылся прозрачным желе и так и стоял, блестящий, как свежелакированная игрушка.

Люк поднялся и перевернулся, натянулись стеклянные нити – оттуда выкарабкался Брут Паркер, перемазавшийся с ног до головы восковой молекулярной пастой, пока слезал с танка.

Он оглядел помещение и заметил Розу, шагнул к ней и помахал рукой.

– Глянь сюда, Роза Контроль… – Выстрелы из Узи прервали его и выбили серию точек на стене за его спиной. Он повалился, как криво построенный жилой дом.

– Мы уже развлекаемся? – крикнул Блинк, перезаряжая Узи. – А теперь бросайте оружие! – Копы побросали оружие. – Да не вы, сукины дети! – Они подобрали оружие, побурчали и устали от этого упражнения. – А теперь, Дэнни, твоё повторное отступление в логику исчерпало любую возможность диалога, и судя по виду твоего друга, времени особо нету, так что поднимаем паровички на счёт три.

– Не могу, – сказал Данте.

– Могу, но не буду, – сказал Данте Второй.

– Как скажешь, жирдяй, – сказала Роза. Блинк повернулся к Гериону.

– Что она хотела сказать этим «жирдяем»? Герион закашлялся и попробовал сложить лицо, как шезлонг.

– Ладно, стреляем кто когда готов, джентльмены. И пленных не брать – нам негде их содержать.

Данте Второй замахал руками:

– Не стреляйте, удачи не будет. У меня не будет, я хотел сказать. – К нему роем ринулись пули, раздирая архитектуру, пока он бежал к Розе за перевёрнутый стол. – В порядке, солнце?

– Признание вины? – щёлкнула Роза и отвесила ему щедрую пощёчину. – Почему ты не мог прирасти к пистолетам, как Дэнни?

– Потому что ему пришлось прирасти к пистолетам, – возразил он, но голос его утонул в выстреле собственного оружия. Стреляные гильзы разлетались, как зубы дракона.

Части закопанного Данте разлетались дымом.

– Вмешайся с каштановым пистолетом, Терри, – произносил Блинк, пока пули выбивали искры вокруг него. Он загромоздился в сторону, чтобы увидеть, как Терри Герион снаряжается огнемётом Уроборос с баком на спине.

– Встречай монстра, Дэнни, – сказал Герион. – Возмездие описывается как акт враждебности.

Данте улыбнулся с таким тугим презрением, что его невозможно было разжать. Оба пулемёта поднялись и начали свистеть, вращающиеся стволы раскрутились – их изображение расплылось, и полетели пули. Копы шлёпались на пол, уничтоженные, как тараканы. Щиты отказа расщеплялись, как ухваченные крылья. Скоро они все играли дурачка, прибитые к стене, распыляя кровь из груди и прочие погляди-на-меня гротески. Данте не прекращал, отдача выдавливала ему зубы.

И тут прилетела струя огня, естественно, как молния, и Данте заплакал бензином, вопящий человек-факел, и два пулемёта пылали в сердце инферно. Вот она, жизнь, подумал он, и огонь рычал у него изо рта.

Он обрушился на колени, и пулемёты остановились. Шелестя, как бумага, он склонился набок, и рой светлячков догорел в воздухе.

Нахлынула боль в яростной попытке найти выход. Потом он схватил руками пустоту и угас.

Что-то понеслось прочь. Всплеск силы застал Данте Второго стоящим позади бронированной стойки и наводящим ствол. Как говаривал Малыш? Стань целью, и ты не промахнёшься. Данте Второй стал стрелком, пистолетом, пулей и жертвой. Выстрел чмокнул сквозь бак Уробороса, и Терри Герион превратился в звезду, и его пылающие конечности врезались в потолок и прилипли, догорая.

Все упорно продолжали выражать идиосинкразию к кровавому побоищу, но стрельба устарела – даже Роза думала о своём, стреляя из Хеклера. Что это вообще было?

– А, мы снова в петле, Дэнни, – осознала она сердито. – Посмотри на нас. Где мы? Что мы тут делаем?

Словно они пытались бросить старую привычку – город затягивал их обратно.

Хладнокровие Данте Второго испарилось. Он увидел город как гигантского паука, с ножками, протянувшимися по всему миру, чтобы ухватить его, как яйцо. В яйце другие пауки, упакованная сверхплотность которых порождает гравитацию. Что ещё тут есть, кроме круговорота пауков? Может, привычка не в нас, думал он. Что, если мы и есть привычка, от которой мир не хочет отказываться? Безумные мысли.

Блинк нацелил мегафон за угол на танкоборова Малакоду.

– Сдавайтесь, и я забуду об этих словах.

Роза и Данте Второй поднялись, чтобы выйти, когда танк завершил корректировку схожести, повернул дуло и открыл огонь, заполнив фойе случайными, коррозийными помехами.

7. Карабкаясь по

Карабкаясь по кабелям и стенам, как ящерица, Гарпун Спектр заполз во внешний лифт Высотки на Торговой. Гидроголовое возмущение адвоката освещало ему путь и управляло телом. Кто это стоит чертой в полумраке?

Над четвёртым этажом шахта оказалась наглухо забита. Двери лифта немного приоткрылись под нажимом изнутри. Он тихо выскользнул в коридор.

Склад крошечных пауков и больших кукол. Одна из больших кукол двигалась – у дальнего окна стоял человек. Высокий и беловолосый, он согнулся и подобрал что-то с пола. Книга, затянутая в чёрный винил. Спектр поднял курнос и двинулся к нему.

В обломках пришёл в себя убийца. Застывшая стеклянная корка, покрывшая его, хлопнула и взорвалась, когда он сел. Пробежавшись по своему классическому побудочному снаряжению, он окинул взглядом окрестности. Танк. Трупы копов. Блинк под балкой. Клочья Гериона. Тень Дэнни. А где Роза?

Он прополз через мусор к задней двери, расстегнув найденную в танке антишоковую куртку. Бредя по коридору, он оценивал повреждения! Один выстрел прорвался, но это ещё не победа. Он никогда не отступал от принципов ради кого-то – он хотел показать Розе антикуртку, словно трофей, и сказать: «Видишь, Роза, ради тебя я надел беж». Коридор резко завернул, и он врезался прямо в неё.

Что-то было не так. Он опустил взгляд, чтобы увидеть, как её армированные сталью ногти погружаются ему в грудь. Она глубже вдавила клешню, и прямо над его сердцем треснуло ребро. Она разглядывала его лицо, а пальцы её ушли глубже первого сустава. Она продолжала давить.

– Роза, – сказал он несчастным голосом.

– Прекрати, – произнёс кто-то за её спиной. Паркер заглянул туда и увидел старого доброго Дэнни Локтя, истекающего кровью из носа, ушей и души. – Этот дурень даже не на себя работает. Да, зацени курточку.

Паркер не смел пошевелить и мускулом. Он видел каждую пору на её лице. Роза стиснула ладонь, глядя ему в глаза.

– Отъебись, – прошептала она и дала ему время осмыслить предложение. Потом отпустила – он упал, как мешок с мусором. Она уже уходила, вместе с Дэнни.

– Поднимаемся, – сказал высокий мужик, и стеклянный лифт поехал вверх.

Спектр видел, как арсеналы, бассейны, компьютерные комнаты и леса, населённые обезьянами, скользят вниз, а высокий тем временем рассказывал:

– Паровичок-хвастун – в ближнем бою кошмар, думаю, ещё увидишь. Меня зовут Гамета – Эдди Гамета. А тебя?

Спектр промолчал.

– Бежевые штаны. Адвокат, я угадал?

Спектр озадачился, уставившись вдаль в окаменелом молчании.

– Нечего стыдиться, есть профессии и хуже. Те, кто измельчает коров, и мочится в фарш, например. Бродячие торгаши, которые отказываются уходить и вынуждают тебя душить их и подвергаться испытанию избавлением от раздувшегося трупа. Собственно смерть, стучащая в окно костяшками пальцев, когда ты на грани оргазма. Встречался как-то. Оказалось, у неё на лице вечная тупая улыбка, а в груди язык – как в колоколе. Конечно, когда язык болтается, рёберная клетка щёлкает вместо запланированного грозного звона. Даже жаль суку. Сухая, представляешь? Предлагал отделать её внутреннюю сторону железом. Легендарный резонанс. Похоронный звон. Стряс с неё тридцать штук. Сам ковал чугун в кузнице, наполненной криками сотни поваров. Тех самых поваров, которых потом молотили и пытали лилипуты, а потом они сформировали идиосинкратическую религию в непоколебимой вере, что побывали в аду – в известной мере, так и было. Я вышел из этих событий с новым определением себя и своих способностей – ни до, ни после я так не смеялся. И, конечно, для костлявой я сделал грудную стену, отполированную до идеала. Что я так ей и не объяснил, однако, что я связал толстый шерстяной колпак, укутавший колокол, в итоге она стала и тяжелее, и злее, чем была. Представь разочарование. Значит, ты получше некоторых, да? Верхний этаж. После вас.

Дверь распахнулась, и Гамета почтительно махнул рукой, но Спектр в ответ резко дёрнул пистолетом. Когда Гамета вышел, Спектр увидел за ним сцену изысканной роскоши. Застрелить болвана – и он станет здесь хозяином. Он нацелил пистолет в удаляющуюся спину Гаметы – выйдя из лифта, он прошёл через экран Приближения к Нулю и разлетелся на куски, как дерьмо, попавшее в вентилятор.

Тем временем за большой стойкой гогочущие ребята вернулись с уборки на Маккена и сняли с него упавшую балку, а позже, проходя мимо и увидев, что его придавила сила тяготения, помогли ему подняться. Злодеи, похоже, удрали на танкоборове, который к его пробуждению исчез, и Блинк не чувствовал себя лучше, чем после успешного сопротивления липким авансам 155мм реактивного снаряда. Снова он стал глазами и ушами хаоса. Отчёты потонули в сотнях шимпанзе, ударившихся в амок на месте преступления на Торговой. Ребят там захватили врасплох. Бандероль пришла старой доброй курьерской почтой, в экранированном микрогрузовике. Коричневая от крови, а внутри обтянутый тезаурус и нацарапанная записка:

Книга Локтя.

Т. Подозреваемый

Можете представить? Блинк пролистал томик. «Награда, заслуги, доказательство уважения, приз». Эта фигня его добила. Он отправил её самолётом в Пентагон, как поступил с первым экземпляром. Шарахнет или нет, когда они положат их вместе и осознают, что это не две разные книги, а одна, продублированная временной хренью?

– Ладно, ладно, будем посмотреть. – Блинк подтянул папку Душецепа и щёлкнул по фотографии. Вот она – собачья цепкость в таких делах. – Всегда знал, что в тебе есть гнильца, Тредвел. Шквал рекомендаций несётся на тебя во весь дух. – Он приставил портрет к чашке с кофе. – Гляньте, как гордо сидит. Мы понимаем друг друга, правда? Оставь цивилизацию наедине со своими достижениями, и лишь вопрос времени, когда она вышвырнет пустышку из коляски. Ты там, конечно, наговорил. В чрезвычайных положениях они тратятся, да? А разве последние два года в стране не было чрезвычайного положения? Спорю на твою сладкую жизнь. А ты знаешь меня, Тред, – опасность поднимает ясный лик, а я допустивший стрельбу дурак. Дэнни сотоварищи больше не проснутся, и знаешь, почему? Некоторые кошмары, к которым подключаешься, как к помойному телеку, забираются на ту сторону твоего лица. Позиция ничего не стоит – нам нужно только имя. Чёрт, ты думаешь, я играюсь с дьявольским абрикосом? Глянь – на спусковом пальце до сих пор вмятина. Надо думать, все книги для изучения, а, Душецеп, берёшь работу на дом? В том бы ничего плохого, понимаю, у тебя свои причины. Да, есть причины на всё, кроме оперы и вины. Я прав?

Жук заметался по столу – Блинк прихлопнул его ладонью, согнул руку и швырнул ошмёток в рот.

Положа руку на сердце, Брут Паркер рулил по Магистрали и слушал птичьи трели рикошетов от брони танка – на хвастуне висели дети, и огни молотова расцветали, как бутоны розы. Любовь выжгла слой с его ожиданий.

«Тот, кто борется и убегает, – думал он, прорываясь через дорожную заставу, – чем никогда никого не любить».

– За день может много чего случиться, – сказала Роза. Она ни разу не бывала в настоящем подцепленном вагоне и не могла поверить, что он вот-вот поедет. Сидя на корточках за сосновым ящиком с поддельными и пыльными ракетами Хелфайр, ни один из них не брал в голову, что они совершают побег. Это было как проснуться ото сна с Чарли Чаплиным и обнаружить, что ты всего-навсего цепляешься за аварийный выход самолёта в ледяной Атлантике. «Жаль, конечно, другого Дэнни, – думала Роза. – В конце он был такой зрелый – мужчина, в которого можно запустить зубы».

– Похоже, в этот раз мы крепко вляпались. Бронепоезд дёрнулся и потихоньку поехал. Полосы света и тени поползли по окровавленному лицу Данте Второго.

– Роза, – сказал он, голосом, невнятным из-за таинственной шрапнели, засевшей в мозгу, – мы уже почти там.

Коповозка торчала на краю самой дальней жопы.

Панацея – виртуальный беглец и давний спаситель – осмотрел пассажирскую дверь, болтающуюся на ветру, и песок, засыпающийся в простреленную кабину. Он хорошо поработал, объясняя, что Бенни настоящий бандит, а сам он меж тем представляет силы порядка. Такая тонкая работа, что Бенни прострелил ему лёгкое, разнёс цепочку наручников и, пыхтя, убежал в пустыню.

Паркер опал на приборную панель – он видел, как его собственная пурпурная кровь блестит среди осколков стекла на полу. Она была точно такой, какой он её помнил.

Очередной удар боли, и он залепетал, выхохатывая кровь. Ему говорили, что настанет минута, когда жизнь пойдёт на лад. Боль была настоящей, хоть и убивала его, – это подлинный рай.

А Пентагон вспыхнул, взвиваясь в небеса, как пиратский флаг.