Текст книги "Решения принимались на земле"

Автор книги: Степан Гречко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Атаку пехоты и танков предусматривалось поддержать с воздуха силами 100 бомбардировщиков Пе-2, точнее, двумя группами – по 50 самолетов каждая. Возглавляемые командиром корпуса полковником И. С. Полбиным и командиром 293-й бомбардировочной авиадивизии полковником Г. В. Грибакиным, они в соответствии с планом-графиком должны будут наносить бомбовые удары по переднему краю вражеской обороны в течение 16 минут. Одновременно предусматривалось, что атаку пехоты и танков с самого начала будут поддерживать группы штурмовиков Ил-2 – до 20– 25 самолетов в каждой. По указанию командующего фронтом впервые в боевой практике штурмовой авиации намечалось следование групп Ил-2 непрерывным потоком.

Затем согласно плану-графику истребителям 4-го авиакорпуса ставилась задача на прикрытие наземных войск с воздуха – группами по 10-14 самолетов, обязательно слетанными парами. Они должны были вылетать в зоны появления немецко-фашистской авиации, вступать в воздушные бои и уничтожать самолеты врага, отражая их попытки прорваться в район боевых действий наших наземных войск. И так непрерывно, на протяжении всего боевого дня.

Бомбардировочную авиацию при повторных вылетах мы планировали использовать составом авиаполков по 20-25 самолетов для дополнительных ударов по узлам сопротивления противника и по его резервам в районе Меловых гор, вблизи Белгорода. Однако в самый последний момент перед началом операции И. С. Конев внес в план-график поправку: потребовал вместо намеченных 10 ударов полковыми группами нанести два мощнейших бомбовых удара по двум наиболее важные узлам сопротивления врага непосредственно в районе Белгорода более крупными группами Пе-2 – не менее 70 бомбардировщиков в каждой. Уточняя этот вариант, Иван Степанович внес еще одно дополнение. По его идее, налеты крупных сил бомбардировщиков на сильные узлы сопротивления врага в районе Белгорода следовало осуществить в середине дня, а в предвечернюю пору силами 50 бомбардировщиков нанести еще один удар – "оглушить немецкую оборону на ночь", чтобы под покровом темноты наши наземные войска смогли без лишних потерь окончательно разгромить вражескую группировку на подступах к Белгороду.

Одновременно с разработкой плана-графика для командующего войсками фронта в армии непрерывно велась подготовка к предстоящему наступлению и по другим линиям.

Батальоны аэродромного обслуживания, тыловые части и инженерно-аэродромные подразделения под руководством начальника аэродромного отдела армии подполковника Г. Н. Абаева сумели в исключительно короткий срок, работая днем и ночью, подготовить прифронтовые аэродромы, на которые заблаговременно перебазировались части нашей истребительной и штурмовой авиации.

Напряженно трудились ремонтники, приводя в порядок материальную часть неисправных самолетов. Общее руководство ими осуществлял главный инженер армии А. Г. Руденко. Почти все время он находился на аэродромах, в ремонтных мастерских консультировал занимавшихся ремонтом бойцов, инженеров, техников, а когда считал необходимым, сам брал в руки инструмент и лично устранял те или иные повреждения. Именно благодаря его оперативности, настойчивости и высокой инженерной квалификации все неисправные боевые машины к началу операции были введены в строй.

Отдел главного штурмана армии, возглавляемый подполковником М. Н. Галимовым, несмотря на большой объем работы, сумел своевременно обеспечить соединения и части точными штурманскими расчетами на поражение узлов сопротивления врага не только на первый день боевой операции, но и на последующий период с учетом продвижения войск фронта вперед. Был также разработан четкий план перебазирования летных частей в ходе наступления на новые аэродромы, для чего заранее готовились необходимые средства и материалы.

В ходе подготовки к наступлению большую работу провели связисты. Незадолго до того на должность начальника связи армии вместо М. П. Коваля, отозванного фронтом на повышение, был назначен Иван Семенович Давыдов, в ту пору не то капитан, не то майор, теперь уже не помню. На долю новичка выпала огромная ответственность за обеспечение авиачастей и соединений всеми видами связи в условиях подготовки к наступлению, а затем и перебазирования авиации на новые, отбитые у врага аэродромы. Было немало трудностей, но ваш молодой начальник связи с честью выдержал экзамен.

Забегая вперед, скажу, что в ходе наступления не было случая, чтобы мы не могли быстро связаться как со своими авиационными частями, так и с наземными войсками.

По проведенным штабом армии расчетам, в первые сутки наступательной операции на каждый имевшийся в наличии бомбардировщик планировалось в среднем 2,5 вылета, на штурмовик – 3, на истребитель – 3,5. Не намного меньше было запланировано использование авиации и на последующие дни наступления.

Благодаря успешным действиям воздушных разведчиков в тактической и оперативной зонах обороны противника, к началу операции мы в штабе располагали достаточно полными данными о базировании немецкой авиации, о расположении танковых и пехотных группировок врага, о его железнодорожных и шоссейных коммуникациях. На период боев впервые в практике нашей воздушной армии перед авиаторами разведполка майора А. А. Бабанова была поставлена задача: непрерывно вести наблюдение за полом боя и радировать необходимые данные на командные пункты наземных войск и авиационных командиров о состоянии воздушной обстановки, своевременно предупреждать их о приближении групп вражеских бомбардировщиков, об обнаруженных скоплениях танков и пехоты, о перегруппировках немецко-фашистских войск.

Планируя в своем штабе непрерывное наблюдение за полем боя с воздуха и радирование разведданных на наземные командные пункты, мы имели в виду, что это нововведение будет способствовать более организованному наступлению сухопутных войск. Так и было в действительности. Впоследствии мне неоднократно доводилось быть свидетелем многочисленных примеров, когда наблюдавшие за полем боя с воздуха авиационные разведчики, вовремя сообщая на землю необходимые разведданные, упреждали намерения противника нанести по нашим наступавшим войскам неожиданные контрудары. Непрерывное наблюдение за воздушной обстановкой давало возможность своевременно поднимать группы истребителей навстречу фашистским бомбардировщикам, а штурмовиков – на разгром готовившихся к нанесению контрударов пехотных и танковых группировок врага.

До продолжения наступления оставались буквально считанные дни.

В эти дни командный пункт Степного фронта во главе с генералом И. С. Коневым переместился ближе к переднему краю, где сосредоточились войска главной группировки. Этого же Конев потребовал и от командования 5-й воздушной армии.

В связи с указанием командующего фронтом генерал С. К. Горюнов впервые за время войны решил разделить штаб армии на два эшелона. Второй эшелон во главе с начальником штаба генералом Н. Г. Селезневым разместился в городке Короча. Там же располагались армейские тылы, часть политотдела, многочисленные подразделения обеспечения. Первый эшелон штаба, возглавить который было поручено мне, вслед за генералами С. К. Горюновым, В. И. Алексеевым, В. И. Изотовым, полковником Н. М. Про-ценко, соответствующими группами офицеров управления и политотдела перебазировался в Петропавловку, находившуюся тогда в нескольких километрах от линии фронта.

На рассвете 3 августа, как и планировалось, по обороне врага мощный удар нанесли две группы бомбардировщиков Пе-2. Одновременно в работу вступила артиллерия. Началось контрнаступление на белгородско-харьковском направлении.

С командного пункта, где я находился вместе с генералами Горюновым и Алексеевым, в бинокль было отчетливо видно, как изрытый окопами и траншеями передний край обороны вражеских войск с каждой минутой все больше и больше превращался в перепаханное поле, над которым непроницаемой стеной висело серовато-бурое облако из дыма и пыли. Позже оставшиеся в живых и захваченные нашими войсками в плен гитлеровцы, продолжая дрожать от страха и ужаса, словно сговорившись, твердили, что наша артиллерийско-авиационная подготовка была для них настоящим адом. Наверное, они были правы...

Строго по плану-графику поднялись в воздух 100 наших бомбардировщиков Пе-2, 25 штурмовиков Ил-2. Под прикрытием 40 истребителей они нанесли мощные удар по основным очагам сопротивления врага, по его боевой технике, огневым средствам и живой силе в полосе прорыва вражеской обороны. Причем если первую нашу группу в 100 бомбардировщиков, возглавляемую комдивом Ф. И. Добышем, гитлеровцы встретили сильным противодействием "эрликонов", то в ходе второго бомбового и штурмового ударов, осуществленных под командованием комкора И. С, Полбина и комдива Г. В. Грибакина, противодействия зенитной артиллерии врага почти не было. Судя по всему, она в значительной мере была уничтожена.

В течение первой половины дня в воздухе безраздельно господствовала наша авиация. Истребители авиакорпуса генерала И. Д. Подгорного успешно отражали попытки вражеских "мессеров", "фоккеров" и "юнкерсов" прорваться в район развернувшейся на земле битвы. Во второй половине дня сопротивление врага в воздухе значительно усилилось. То и дело возникали воздушные бои. В них в основном участвовали истребители, но нередко, в целях самообороны, активно дрались и штурмовики. Мною было зафиксировано 33 воздушных боя, в которых противник потерял 39 самолетов. Особенно смело и вместе с тем расчетливо, обдуманно действовали летчики К. А. Евстигнеев, С. Д. Луганский, Ш. Н. Кирия, И. Ф. Базаров. Мало в чем уступали опытным бойцам и молодые истребители – оказываясь в трудном положении, дрались до последней возможности и если погибали, то как герои.

Наши бомбардировщики и штурмовики в течение первого боевого дня уничтожили и повредили до 90 фашистских танков, разбили около 300 автомашин, сожгли 5 автоцистерн, взорвали несколько складов боеприпасов и горючего.

Но были потери и у нас. 3 августа мы потеряли 12 летчиков – 12 боевых машин.

Командование армии хорошо понимало, что если не предпринять дополнительные меры с целью ослабления вражеской авиации, прежде всего истребительной, то и в последующие дни вряд ли удастся снизить потери в летном составе.

Еще до начала боев воздушные разведчики 511-го отдельного авиаполка установили, что большое число вражеских истребителей .базировалось на аэродроме Микояновка, самом близком от места прорыва немецко-фащистской обороны. Противник, разумеется, располагал и другими аэродромами, но, взлетая с этого – самого близкого, – немецкие истребители неоднократно навязывали нашим летчикам невыгодные воздушные бои. Поэтому перед постановкой задачи на боевое использование авиации на 4 августа генерал С. К. Горюнов обратился к командующему фронтом с просьбой разрешить частью сил штурмовой авиации нанести удар по полевому аэродрому Микояновка, с тем чтобы по возможности ослабить сопротивление врага в воздухе. В определенной мере это нарушало составленный нами же план-график и генерал И. С. Конев не сразу согласился нa отвлечение штурмовиков с поля боя. Некоторое время раздумывал, потом все же позвонил, распорядился:

– Жгите "мессеры" и "фоккеры" на аэродроме. Попытайтесь выкурить фашистов из Микояновки, чтобы и духу их у нас под носом не было!..

Для удара по немецко-фашистскому аэродрому командарм приказал комкору В. Г. Рязанову выделить 12 экипажей штурмовиков и 8 истребителей – лучших из лучших. Строго предупредил Василия Георгиевича, чтобы командование корпуса сделало все необходимое для отличного выполнения задания. Мне командарм поручил постоянно держать его в курсе подготовки к налету на аэродром. Понять его озабоченность было нетрудно. Разрешение на выделение группы штурмовиков и истребителей для удара по аэродрому Микояновка, данное генералом И. С. Коневым не очень охотно, повышало чувство ответственности, обязывало нас добиваться особенно хороших результатов, чтобы не осрамиться перед командующим фронтом.

Налет на фашистский аэродром запланировали на вторую половину дня 4 августа – требовалось время на подготовку. В 16.38 Василий Георгиевич Рязанов доложил по телефону командарму:

– Взлетели!

Кто должен был взлететь, кто взлетел – нам было известно. Группу штурмовиков возглавлял лучший командир эскадрильи 673-го штурмового авиаполка капитан Геннадий Петрович Александров, группу сопровождавших их истребителей Як-1 – командир эскадрильи 270-го истребительного авиаполка капитан Николай Пантелеймонович Дунаев. Я немного знал их обоих.

День был по-летнему ясным, жарким и душным. В небе – ни облачка. Бои наземных войск шли теперь довольно далеко от Петропавловки, где продолжал оставаться командный пункт воздушной армии. Даже гул артиллерийской канонады слышался не очень явственно. Однако не было и тишины. Накаленный зноем воздух периодически взрывался мощным ревом авиационных моторов. Как и накануне, строго по плану-графику группы бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей, сменяя друг друга, волнами пролетали в район боев.

Но с того момента, как было получено сообщение "Взлетели!", Сергей Кондратьевич, казалось, не слышал моторного рева пролетавших над Петропавловкой и в стороне от нее самолетов. Он стоял у раскрытого окна хаты, в которой работал расчет армейского КП, и непрерывно курил папи– росу за папиросой. Судя по всему, его мысли были сосредоточены лишь на одном: удачным ли будет налет на аэродром Микояновка? Несколько раз он обращался к дежурившему возле рации капитану Гадзяцкому: "Ну как там, что слышно?" Ответ был один: "Молчат". Иного и не могло быть, так как сам же генерал Горюнов через комкора Рязанова приказал командирам групп Александрову и Дунаеву соблюдать радиодисциплину, не раскрывать себя, до выполнения задания не пользоваться рацией.

Пятьдесят минут – столько времени было дано для нанесения штурмового удара по аэродрому Микояновка – тянулись долго, казались вечностью. Я тоже волновался, пожалуй не меньше командарма, поскольку именно мною первым была высказана идея о налете на фашистский аэродром. Ее поддержал генерал Горюнов, и таким образом она приобрела право на осуществление.

Чтобы отвлечься, не сидеть сложа руки в ожидании вестей из авиакорпуса Рязанова, а также быть в курсе хода наступления сухопутных войск, я связался по ВЧ с начальником штаба 53-й армии генералом К. Н. Деревянко, попросил его ознакомить меня с боевой обстановкой в полосе наступления. Он охотно сделал это. По его словам, наступление продолжало развиваться строго по плану, войска армии прорвали второй и третий оборонительные рубежи противника, прикрывавшие Белгород с севера.

Только я стал докладывать эти добрые вести Сергею Кондратьевичу, как зазуммерил один из полевых телефонов. Меня вызывал начальник штаба 1-го штурмового авиакорпуса А. А. Парвов. Узнал по голосу, кратко сообщил: "Вернулись. Сели все. Результаты доложу позже".

Парвов был очень хорошим штабистом – безукоризненно точным, исполнительным даже в мелочах, но я знал, что означало его "позже". Сначала он лично удостоверится в результате налета, потом позвонит на корпусной КП, доложит точные данные генералу Рязанову, тот выслушает доклад своего начальника штаба, что-то переспросит, что-то уточнит, и только после этого штаб сообщит итоговые данные армейскому начальству. Так было заведено в 1-м штурмовом авиакорпусе. Меня лично немного раздражала подобная педантичность, хотя вообще-то все было правильно: за точность сведений, получаемых из этого корпуса, можно было ручаться головой. В данном случае требовалось еще минут пятнадцать – двадцать ждать, между тем Сергей Кондратьевич уже теребил меня: "Что там? Какие результаты?" .

Пришлось действовать окольным путем. Стоило только намекнуть помощнику начальника связи, как к телефону через минуту-две были вызваны начальники штабов 673-го и 270-го авиаполков. От них я узнал, что во время штурмовки группой Александрова аэродрома Микояновка на его стоянках было 30 "мессеров" и 25 "юнкерсов". В результате налета уничтожено не менее пятнадцати самолетов, повреждено летное поле, взорван склад боеприпасов.

– В общем-то неплохо,– удовлетворенно произнес генерал Горюнов.Налет, можно сказать, удался. Пятнадцать выведенных из строя боевых машин куш немалый,– добавил он, вытирая носовым платком вспотевшую шею. Затем спросил: – А наши все вернулись?

– Все.

–Ну что ж, лучшего, пожалуй, и не следовало ждать. Напомните, Степан Наумыч, генералу Рязанову, пусть представит командиров обеих авиагрупп, участвовавших в налете на аэродром, и особо отличившихся летчиков к награждению,– сказал в заключение командарм.

В тот день мне удалось поговорить по телефону с капитанами Александровым и Дунаевым. Оказалось, что Геннадий Петрович Александров знал полевой аэродром в Микояновке. Авиачасть, в которой он служил раньше, при отступлении наших войск на восток несколько дней базировалась на нем. Обстоятельство случайное, но оно в известной мере способствовало успешному выполнению боевого задания. К тому же истребители группы Дунаева надежно прикрывали штурмовиков.

Капитан Дунаев пояснил, как прикрывали. Когда ведомые им истребители подходили к аэродрому Микояновка, он, Дунаев, увидел, что навстречу нашим штурмовикам успели взлететь несколько "мессеров" и пытались с ходу атаковать их. "Яки" отсекли немцев от "илов" и держали их на почтительном расстоянии до тех пор, пока штурмовая группа выполняла боевое задание; из пушек и пулеметов обстреливала вражеские самолеты на стоянках. В общем, сработала дружная боевая взаимовыручка.

Во время телефонного разговора я, как бывший однополчанин Николая Пантелеймоновича (270-й авиаполк был тем самым полком, в формировании которого на границе с Турцией я незадолго до войны принимал непосредственное участие), поинтересовался, часто ли ему, командиру эскадрильи истребителей, приходится участвовать в воздушных боях. Прежде чем ответить на мой вопрос, он что-то уточнил у начальника штаба полка, после чего назвал цифры: принимал участие в 38 боях, лично сбил 13 и в группе 7 фашистских самолетов.

– Так вы же Герой! – не удержавшись, воскликнул я.

– Пока еще нет, но надеюсь, что от других не отстану,– скромно ответил на мое восклицание капитан Дунаев.

О своих боевых заслугах он говорил без бахвальства, как о чем-то обыденном и непременном. Вскоре после этого телефонного разговора мы получили Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Николаю Пантелеймо-новичу Дунаеву звания Героя Советского Союза. Геннадию Петровичу Александрову, командиру эскадрильи штурмовиков, такое же звание было присвоено немного позже – 4 февраля 1944 года.

Наступление продолжалось. В течение 4 августа войска 53-й армии и 1-го механизированного корпуса, поддерживаемые с воздуха бомбардировщиками и штурмовиками, успешно отразили все танковые и пехотные контратаки противника и снова продвинулись вперед в направлении Белгорода. Воспользовавшись тем, что удары бомбардировщиков и штурмовиков систематически подавляли наиболее сильные очаги сопротивления врага, саперы разминировали подступы к городу.

С утра 8 августа особенно упорные бои разгорелись на северном обводе обороны Белгорода, насыщенном густой сетью дотов, дзотов и других укреплений. И тут вновь на помощь наземным войскам пришли авиаторы. Генерал И. С. Конев приказал нашему командарму последовательными ударами штурмовых групп по 12-18 самолетов и массированными налетами двух бомбардировочных дивизий парализовать огневую систему вражеской обороны на окраине Белгорода.

Мы в штабной группе незамедлительно произвели необходимые расчеты. Задача заключалась в том, чтобы бомбардировщики и штурмовики непрестанно висели, над позициями противника, засыпали их бомбами, расстреливали из пушек и пулеметов, словом, смешали с землей большую часть долговременных укреплений врага и тем самым расчистили путь для продвижения вперед стрелковым войскам, артиллерии, танкам. Именно так и действовали бомбардировщики полковника Полбина и штурмовики генерала В. Г. Рязанова. Уже к 9 часам утра вражеская оборона в значительной мере была парализована. Немецко-фашистские войска вынуждены были начать отход к городу. Войска 53-й армии и 1-го механизированного корпуса, сломив сопротивление противника, стали обтекать Белгород с запада.

Одновременно войска 7-й гвардейской и 69-й армий вплотную подошли к Белгороду с северо-востока. Немецко-фашистский гарнизон оказался таким образом в полукольце, тем не менее гитлеровцы все еще продолжали цепляться за Белгород. Начались упорные уличные бои, в которых вместе с сухопутными войсками активно участвовали штурмовики и истребители. В течение боевого дня 5 августа мне много раз посчастливилось видеть собственными глазами, как умело, решительно, более того – ювелирно действовали штурмовики, помогая стрелковым частям выбивать гитлеровцев из укрепленных домов. Группы штурмовиков Ил-2, которыми командовали М. П. Одинцов, В. И. Андрианов, Т. Я. Бегельдинов, пушечным и пулеметным огнем прочесывали улицы, выкуривали продолжавших сопротивляться вражеских солдат и офицеров из приспособленных к долговременной обороне кирпичных строений, уничтожали пулеметные точки, подавляли огонь вражеской артиллерии.

– Молодцы твои штурмовики! Отлично воюют, хорошо помогают наземным войскам. Поблагодари их от моего имени,– сказал по телефону нашему командарму скупой на похвалу генерал И. С. Конев.

Но не менее удачно, смело и мужественно действовали в небе Белгорода и прикрывавшие штурмовиков истребители. В воздушных боях отличились, в частности, группы истребителей, возглавляемые капитанами И. М, Корниенко, И. Ф. Базаровым. Они сбили несколько "мессеров".

...Примерно часов в девятнадцать 5 августа из штаба фронта мне позвонил В. И. Костылев. Начальник оперативного управления сообщил, что Белгород полностью очищен от фашистских захватчиков и что остатки вражеской группировки спешно отходят на юг в направлении Харькова. Потом добавил, что, по мнению генерала Конева, командование 5-й воздушной армии должно сделать из этого необходимые выводы – помочь наземным войскам в преследовании отходящего противника.

О том, что Белгород освобожден и что гитлеровцы, бросив на окраине города значительную часть боевой техники спешно ретируются на юг, мы уже знали от летчиков-штурмовиков, наблюдавших за полем боя. Тем не менее я сердечно поблагодарил Владимира Ивановича и доложил о разговоре с ним командарму.

– Дело ясное, – сказал, выслушав мой доклад, Сергей Кондратьевич. Комфронтом официально не приказывает нанести удар с воздуха по бегущим к Харькову немцам, так, как понимает – летчикам после трехдневных непрерывных боев нужно хотя бы немного отдохнуть. Но намек очевидный: надо рубануть, пока светло.

Горюнов связался по телефону с командиром 1-го штурмового авиакорпуса и распорядился: срочно, до наступления темноты, направить группу "горбатых" под прикрытием эскадрильи истребителей для нанесения удара по отходящему врагу. Первый такой удар был нанесен по отступавшим гитлеровцам уже в сумерках, второй – на рассвете.

А вечером, чинно рассевшись вокруг единственного у нас, если мне не изменяет память, радиоприемника (рации не в счет), мы с затаенным дыханием слушали передававшийся из Москвы приказ Верховного Главнокомандующего. В нем объявлялась благодарность войскам, отличившимся в боях за освобождение Орла и Белгорода. В числе командующих была названа фамилия генерал-лейтенанта авиации С. К. Горюнова. Стало быть, Верховный объявлял благодарность и нам, авиаторам 5-й воздушной армии. Ниже в приказе говорилось, что в честь одержанной победы в столице нашей Родины Москве будет дан салют.

Первый за время войны артиллерийский салют! Кто бы мог подумать! Все мы радовались, как дети. Но салют салютом, а впереди ждали новые дела, новые заботы. Прослушав приказ, мы коротко обменялись радостные восклицаниями – и опять за работу.

Нa новых рубежах

Авиационная поддержка и господство в воздухе. – По формуле победы Александра Покрышкина. – Харьков наш! – Крах Мерефского бастиона. Освобождение Полтавы. – Над Днепром.– "Вертушка" Полбина.– "Восточный вал" не оправдал надежд врага

Сразу же после освобождения Белгорода наша 5-я воздушная начала интенсивно готовиться к осуществлению второго этапа Белгородско-Харьковской операции. Собственно говоря, перерыва в наступлении не было, Частью наземных сил фронт преследовал отходившего в район Харькова противника, а наши бомбардировщики и штурмовики вместе с авиаторами 2-й воздушной армии ежедневно наносили мощные удары с воздуха по его оперативным резервам танковым и пехотным соединениям, подтягиваемым к Харькову с целью нанесения контрудара.

В штабной группе первого эшелона мы обсуждали различные варианты близких боевых событий по освобождению Харькова, строили всевозможные предположения, прогнозы. Многое прояснилось после того, как ко решению Ставки 5-я гвардейская танковая армия из Воронежского фронта и 57-я общевойсковая армия из Юго-Западного были переданы в оперативное подчинение командующего Степным фронтом. Наша воздушная армия получила 210 боевых самолетов – совершенно новых, поступивших непосредственно с авиазаводов. В состав армии была включена и 312-я ночная бомбардировочная авиадивизия полковника В. П. Чанпалова, имевшая на своем вооружении 93 самолета У-2. Произошло и еще одно важное событие: к нам в армию в качестве представителя Ставки ВГК по авиации прибыл генерал С. А. Худяков.

Словом, теперь уже никто не сомневался в том, что в боях за освобождение Харькова Степному фронту будет принадлежать важнейшая, если не первостепенная роль. В этих условиях, естественно, многократно увеличивалась ответственность воздушной армии за исход операции. Дело, конечно, не в приоритете – об этом на фронте мало кто думал. Наступление на главном направлении, если говорить просто, требовало большей сосредоточенности мысли и действий. Поэтому меня и моих коллег по первому эшелону армейского штаба постоянно преследовало: как бы что не забыть при планировании, как бы в чем не ошибиться, не опростоволоситься – оправдать высокое доверие. И мы тщательно спланировали авиационное наступление, разработав исключительно плотный по своей насыщенности план-график использования в ходе боев всех без исключений боевых самолетов. Управление действиями штурмовой и истребительной авиации в ходе наступления было поручено генералам В. Г. Рязанову и И. Д. Подгорному. Свой, в этот раз объединенный, командный пункт они разместили рядом с наблюдательным пунктом командующего 53-й армией генерала И. М. Манагарова. Здесь были сосредоточены радиосредства, необходимые для вызова авиации и управления авиагруппами в бою. Планом-графиком предусматривались возможности быстрого наращивания ударов с воздуха в зависимости от боевой обстановки.

Представитель Ставки по авиации генерал С. А. Худяков внимательно изучил все наши разработки. Бывший начальник штаба и командующий ВВС Западного фронта, недавний командующий 1-й воздушной армией, Сергей Александрович с присущей ему дотошностью, с глубоким пониманием дела подробно расспрашивал меня о различных деталях плана авиационного наступления, сделал несколько существенных замечаний по поводу наблюдения за полем боя и слежения за базированием вражеской авиации, а также фотографирования оборонительных обводов противника вокруг Харькова. В целом он остался доволен нашим планом, даже похвалил меня за оперативность, после чего неожиданно спросил:

– А кто у вас занимается изучением и обобщением боевого опыта авиации в ходе Белгородско-Харьковской операции?

Я доложил, что эта работа поручена специальной группе офицеров оперативного отдела, которую возглавляет подполковник С. Гайворонский. По распоряжению начальника штаба армии генерала Селезнева группа оставлена во втором эшелоне.

Вот тут-то, как говорится, мне и досталось на орехи. Сергей Александрович сурово сдвинул густые брови, сердито сверкнул темными глазами и подчеркнуто сказал, что боевой опыт, новые тактические приемы боевого использования авиации рождаются над полем боя, а не за двести километров от линии фронта.

Пришлось срочно исправлять допущенную ошибку. Группа Гайворонского была вызвана в первый эшелон. Если во втором эшелоне она занималась главным образом общением опыта, накопленного в боях на Кубани, то теперь офицеры группы занялись изучением и обобщением конкретного, живого опыта боевых действий авиации в условиях широкого наступления советских войск, основанного на требованиях Полевого устава 1943 года, стали активно участвовать в планировании авиационных наступлений и нередко вносили полезные предложения о более аффективном использовании авиации на тех или иных участках фронта.

Ночь на 11 августа. Командующий фронтом распорядился, чтобы ночники перед решающими боями за Харьков "поморили немцев бессонницей". Требовалось выполнить его распоряжение, и выполнить хорошо. Между тем летный состав в 312-й авиадивизии был молодым, совсем не обстрелянным. Девятнадцати-двадцатилетние ребята только что прошли ускоренный курс обучения и сразу после непродолжительной летной практики в тылу были направлены на фронт. Многие из них еще слабо ориентировались в воздухе. Командиры полков, правда, уверяли, что, мол, пилоты не страшатся опасностей, рвутся в бой и готовы выполнить любое боевое задание. Но молодость и неопытность летного состава все же настораживала. Только выбора не было...

И вот, как только стемнело, небо огласилось шумом авиамоторов. Ночника вылетели на боевое задание. Это была первая в нашей армии за время войны ночная бомбежка. Генерал Горюнов и мы в штабной группе первого эшелона тревожились – получится ли? Получилось. Несмотря на определенные трудности, группы У-2 одна за другой выходили на цели. За короткую летнюю ночь они совершили более 300 самолето-вылетов и, по данным воздушных разведчиков 511-го авиаполка, накрыли до десятка немецко-фашистских артиллерийских и минометных батарей. Самый же главный успех обстоял в том, что они в течение всей ночи держали гитлеровцев в напряжении, не давали им ни минуты покоя "морили бессонницей".

На рассвете полковник В. П. Чанпалов по телефону доложил на аэродром с задания не вернулось 7 самолетов дивизии. Днем позвонил еще раз и голосом, полным радости, уточнил:

– Все вернулись! Потерь нет...

А произошло, как выяснилось, следующее. Из-за сильного огня фашистских "эрликонов" молодые летчики отбились от своих и не смогли правильно сориентироваться. Приземлялись, как могли, прямо в поле, лишь бы не на занятой немецко-фашистскими войсками территории. Когда рассвело, определили примерно, в какой стороне аэродром, ну и слетелись. Кое-кто еле дотянул до аэродрома, что называется – на последних литрах горючего да на энтузиазме.