Текст книги "Решения принимались на земле"

Автор книги: Степан Гречко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Сразу же, как стало известно, что на аэродроме Хуши появилось более 60 "юнкерсов" и "мессеров", генерал Горюнов принял решение нанести по ним штурмовой удар. Налет удался; 12 вражеских самолетов были сожжены на аэродромных стоянках, 5 сбиты в воздухе. Удача удачей, однако противник все чаще навязывал нам воздушные бои, все наглее действовали вражеские бомбардировщики.

Командарм Горюнов напомнил командующему ВВС о штурмовом корпусе, который он обещал нашей армии. Просьба была наконец удовлетворена. Во второй декаде апреля на площадках Липкан начали сосредоточиваться 7-я гвардейская и 231-я штурмовые авиадивизии, а затем и 279-я истребительная. Вскоре на доклад к Горюнову прибыл командир авиакорпуса генерал В. В. Степичев.

– В моем подчинении двести десять штурмовиков и сто истребителей,– не без гордости доложил рослый, широкоплечий генерал и добавил: – Этакой силой можно гору своротить.

Выслушав доклад комкора, генерал-полковник С. К. Горюнов напомнил, что сворачивать гору не требуется, а оценивать действия штурмовиков и истребителей авиакорпуса будут наземные войска. Так, мол, принято на 2-м Украинском фронте. Опытом может поделиться генерал Рязанов.

Когда формальности с приемом авиакорпуса были закончены, Горюнов определил его задачи на ближайшие дни: штурмовикам и истребителям Степичева сначала предстояло поработать на ботошанском направлении, потом часть его сил командующий предполагал бросить на помощь штурмовикам Рязанова – на ясское и кишиневское направления. На этих направлениях непрерывно шли упорные бои как на земле, так и в воздухе. Боевой работы для авиаторов там было более чем достаточно. Где-то в конце апреля мне довелось быть свидетелем того, как мужественно и самоотверженно штурмовики генерала Рязанова под прикрытием истребителей помогали наземным войскам отражать яростные контратаки врага.

На командном пункте комкора Рязанова в районе Таутошты под Дубоссарами, куда я приехал по поручению командарма, чтобы проследить за выполнением плана-графика вылетов авиационных групп, находился командующий фронтом Конев. Он завернул сюда по пути на НП действовавшей на этом направлении 7-й гвардейской армии.

Пехота и танки врага крупными силами контратаковали позиции наших войск. Генерал Рязанов, вызывая по радио одну за другой группы штурмовиков, давал им боевые задания и называл маршалу фамилии ведущих.

Помню, как в воздухе появилась очередная группа во главе с ведущимкомандиром 143-го гвардейского штурмового авиаполка С. Е. Володиным. Ее прикрывали истребители под командованием Героя Советского Союза С. А. Карнача. Генерал Рязанов дал Володину задание – авиабомбами и пулеметным огнем подавить огонь вражеского артполка, поддерживавшего контратакующие танки и пехоту. Володин трижды заводил свою группу на позиции фашистских артиллеристов. Три мощных удара – и результат налицо: наблюдавший за полем боя с воздуха в качестве разведчика капитан Д. А. Нестеренко доложил по радио, что огонь артиллерии противника подавлен, она прекратила обстрел позиций наших войск.

Очередной группе штурмовиков, которую возглавлял Бегельдинов, генерал Рязанов приказал наносить бомбовые и пушечные удары по контратакующим танкам и пехоте врага. Такие же задания получили командиры еще двух или трех групп штурмовиков, и вновь на КП послышался голос воздушного разведчика-наблюдателя: контратака отражена, огнем артиллерии и авиабомбами штурмовиков подожжено 16 танков и самоходок, противник понес значительный урон в живой силе и отвел свои войска на исходные позиции.

– Что и следовало доказать,– негромко произнес маршал Конев, внимательно следивший за ходом боевых действий.

Он сердечно поблагодарил генерала Рязанова за умелое управление действиями штурмовой авиации, приказал всем летчикам, участвовавшим в отражении контратак, объявить от его имени благодарность и уехал на НП 7-й гвардейской армии, на долю которой в тот день выпало немало испытаний.

Выйдя на рубеж Рэдэуци, Оргеев, Дубоссары, войска 2-го Украинского фронта прекратили наступление. После длительного и трудного боевого пути необходимо было привести их в порядок, пополнить, подтянуть отставшие тылы. Местные бои на земле хотя и продолжались, но накал их значительно снизился. Однако гитлеровская авиация продолжала совершать многочисленные налеты, часто массированные, на недавно освобожденные Красной Армией города, села, железнодорожные станции.

Нашей воздушной армии, понесшей в ходе Уманско-Ботошанской наступательной операции значительные потери, часто не удавалось вовремя предотвращать вражеские бомбардировки даже днем, не говоря уже о ночных: налетах. И хотя штурмовики и бомбардировщики под прикрытием истребителей систематически наносили удары по подходившим к фронту резервам противника, однако этого было недостаточно. Требавалось усилить борьбу с вражескими бомбардировщиками и истребителями в их собственном тылу. Наиболее сподручно это было делать с аэродромов, расположенных между реками Днестр и Прут, в районе Бельцы, Стефанешти. К сожалению, строительство полевых аэродромов в этом районе несколько задерживалось, и летчикам приходилось летать издалека.

В те дни, помнится, командарм вызвал к себе заместителя по тылу генерала Тараненко и потребовал от него решительно ускорить аэродромное строительство – полностью оборудовать в междуречье Днестр-Прут не менее сорока пяти действующих полевых аэродромов и такое же число лож-ных, чтобы ввести противника в заблуждение.

Прокопий Михайлович Тараненко и сам хорошо понимал, что новые полевые аэродромы нужны как воздух. Но задания командования армии не всегда удавалось выполнять в установленные жесткие сроки. В тот раз наш "тыловик" и пытался возражать командарму: дескать, сроки очень короткие, на строительство и оборудование в общей сложности девяноста аэродромов (вместе с ложными и запасными) требуется гораздо больше времени. И об обороне: какая, мол, это оборона, если истребители Подгорного и Утина продолжают ежедневно сжигать по 200-300 тонн горючего, а штурмовики Рязанова и Степичева еще больше. Люди заняты доставкой горючего, водители бензовозов часто целые сутки без отдыха проводят за рулем...

– Организовать доставку горючего обязаны вы, Прокопий Михайлович, и никто другой,– твердо объявил командарм.– То же и с аэродромами: сроки утверждены, менять их не будем.

Действительно, в снабжении горючим воздушная армия не получала отказа. Несколько хуже обстояло дело с бензином для "Аэрокобр" из корпуса генерала Утина. Эти истребители иностранного производства не могли летать на нашем, в ту пору еще в основном низкооктановом горючем. Бензин для них приходилось приобретать за океаном, как говорится – везти за тридевять земель, что порой и создавало непредвиденные задержки.

Получив от командарма завизированную карту развития аэродромной сети, начальник тыла генерал Тараненко ушел явно расстроенный и недовольный результатами состоявшегося разговора. Но Сергей Кондратьевич нисколько не сомневался, что тыловики выполнят задание, сделают для этого все возможное и невозможное. Так было всегда.

Я стал докладывать командарму обстановку за минувшую ночь. Он уже был осведомлен о ночной бомбежке противником эшелонов на железнодорожной станции Бельцы, о налетах вражеских бомбардировщиков на другие важные объекты, но выслушал меня внимательно, не перебивая. Затем прошелся из угла в угол по комнате, хмуро сказал:

– Едем к начальнику штаба фронта.

Генерал-полковник М. В. Захаров принял нас любезно. Охотно ответил на заданные Горюновым вопросы, поделился своими мыслями о положении на южном крыле советско-германского фронта. Рассказал, в частности, о том, что вступление советских войск в Румынию крайне обострило политическое положение в Странах Юго-Восточной Европы. Немецко-фашистская клика, боясь лишиться своих сателлитов и опасаясь народных восстаний, ввела дополнительные войска в Румынию и Болгарию, значительно увеличила воздушные силы. Об этом, разумеется, мы кое-что знали. Из донесений воздушных разведчиков было известно, что, в частности, на ближайших к линии фронта аэродромах противника теперь, с переходом советских войск к обороне, бомбардировщиков, например, базировалось в полтора-два раза больше, чем их было во время наступления войск 2-го Украинского фронта. В том, собственно говоря, мы и видели главную причину активности фашистской авиации.

Далее начальник штаба фронта поведал нам такое, о чем ни командарм, ни я даже не подозревали. По словам Матвея Васильевича, всего несколько дней назад Гитлер отстранил от командования группой армий "Юг" известного всем чуть ли не с первых дней войны фельдмаршала Манштейна и назначил вместо него генерал-полковника Шернера, да и сама группа фашистских армий называлась теперь по-иному: "Южная Украина".

– Как видите, немецко-фашистское командование все еще цепляется за название "Украина",– продолжал генерал-полковник Захаров.– Вероятно, фашисты мечтают вернуться на освобожденную от их оккупационных войск украинскую землю, потому и бесятся.

Начальник штаба фронта назвал как одну из причин активности вражеской авиации назначение на должность командующего группой армий "Южная Украина" фашистского генерала Шернера. Логика была простая: Манштейн снят за неудачи вверенных ему войск, за их отступление, а в ряде случаев за паническое бегство. Новому командующему надо каким-то образом отличиться перед фюрером, поэтому Шернер и гонит свои бомбардировщики в наш тыл бомбить освобожденные города и коммуникации, поскольку ничего большего сделать не может.

Разговор незаметно перешел на тему о необходимости срочного усиления 5-й воздушной армии. Горюнов доложил начальнику штаба фронта, что дважды обращался к Новикову с просьбой о пополнении. Командующий ВВС Красной Армии обещает дать 5-й воздушной армии еще две авиадивизии: одну бомбардировочную – для нанесения ударов по аэродромам и подходящим к фронту резервам противника, другую истребительную, состоящую, по словам Новикова, почти из одних героев во главе с Покрышкиным.

– Ну что ж, герои нам нужны,– одобрительно кивнул Матвей Васильевич.

В это время в комнату вошел Маршал Советского Союза Конев – и сразу к Горюнову:

– Почему ночью не прикрыли Бельцы, позволили врагу безнаказанно бомбить станцию? Гибнет боевая техника, горят цистерны с бензином, а комкоры воздушной армии Подгорный и Утин толкуют, что у них не хватает времени на освоение летчиками ночных полетов! Почему?..

Вопросы следовали один за другим. Генерал Горюнов старался по возможности отвечать на них, а я едва успевал записывать в свою рабочую тетрадь.

– Что вы там пишете? Нужно Бельцы прикрывать, а не портить зря бумагу. У нас написано и без того много! – бросил в мою сторону маршал.

Я встал, положил рабочую тетрадь на стол – приготовился слушать замечания командующего фронтом. Но он безразлично махнул рукой:

– Ну-ну, вам виднее...

Командующий фронтом не стал нас больше задерживать. Возвращаясь на армейский КП, по пути мы заехали в село Ушуры, что под Бельцами. Ознакомившись с селом, генерал Горюнов принял решение: в Ушурах разместиться всем, второму эшелону тоже, а штаб тыла перебазировать в соседнюю с Ушурами деревню.

Когда подъезжали к KII, в воздухе с оглушающим ревом пронеслись двенадцать штурмовиков под прикрытием группы истребителей.

– Повторный налет на аэродром Хуши? – спросил Горюнов.

Я заглянул в план-график, посмотрел на часы:

– Так точно, как решено. Штурмовиков возглавляет капитан Горбинский, истребителей – капитан Луганский. Через 22 минуты они должны были нанести удар по "юнкерсам" и "мессерам" на аэродроме Хуши. Так предусматривалось планом. Но удар по аэродрому не состоялся, о чем сообщалось в полученном часа через полтора боевом донесении начальника штаба 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса генерала Парвова. Штурмовики Горбинского и истребители Луганского были атакованы немецкими истребителями. Атаку наши летчики отбили и продолжали курс на Хуши. В районе Дуда, километрах в сорока севернее Хуши, снова вражеская атака – уже 29 "мессеров". Штурмовикам пришлось срочно освобождаться от бомб, чтобы вместе с истребителями включиться в воздушный бой с противником. Бой был удачным: наши летчики сбили 10 вражеских самолетов, сами потерь не имели. Правда, некоторые штурмовики и истребители оказались поврежденными и вынуждены были приземлиться в поле, в расположении наших войск.

Ознакомившись с боевым донесением генерала Парвова, командарм решил в дальнейшем на выполнение подобных заданий небольшие группы штурмовиков и истребителей не посылать, а действовать только крупными силами и более тщательно готовиться к каждому боевому вылету.

Не выходило из головы и требование маршала Конева о воздушном прикрытии в ночное время города и железнодорожной станции Бельцы, других важных объектов. Было решено ночью для обнаружения вражеских бомбардировщиков и наведения на них советских истребителей использовать радиолокационную станцию "Редут", которая уже три с лишним месяца хранилась на армейском складе незадействованной. Получить-то ее мы получили, но специалистов по радиолокации не имели, потому она и оставалась не использованной. Решили провести эксперимент: развернули радиолокатор на южной окраине города Бельцы, подальше от кирпичных и других построек, чтобы избежать радиопомех. Опробовали "Редут", проверили его возможности – он быстро вошел в режим, квадрат за квадратом облучал небо в направлении фашистских аэродромов Роман и Хуши. Вскоре последовал доклад:

– Группа самолетов противника в воздухе! На осциллографе всплески!..

По номограмме определили: цель на удаленности 90 километров, высота 2500 метров. На этом этапе локатор сработал безупречно.

И вот первой с заднестровского аэродрома на перехват фашистских стервятников поднялась группа истребителей Ивана Кожедуба. Она встретилась с немецкими бомбардировщиками где-то в 30-35 километрах южнее Бельцев и, выполняя приказание комкора, несколько раз открывала пушечный и пулеметный огонь. Так же поступили и сменившие группу Кожедуба другие истребители. Это заставило вражеские бомбардировщики сбросить бомбы южнее города Бельцы. Вскоре, однако, выяснилось: истребители хотя и вели огонь, но самих бомбардировщиков противника не видели.

Примерно так я и доложил командарму о результатах эксперимента с использованием радиолокатора. И опять возник вопрос: что же делать для более надежного прикрытия города и железнодорожной станции Бельцы? Горюнов послал телеграмму в Москву командующему ПВО с просьбой, чтобы ночное прикрытие Белъцев и других важных прифронтовых объектов истребители ПВО взяли на себя.

На следующий день к нам прилетел начальник штаба истребительной авиации ПВО генерал С. А. Пестов, мой сокурсник по Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского, и вопрос о ночном прикрытии с воздуха важнейших прифронтовых объектов был решен.

Перед возвращением в Москву Серафим Александрович спросил, не слышал ли я что-нибудь об Александре Филипповиче Исупове?

По несколько устаревшим данным мне было известно, что наш однокашник был назначен командиром 306-й штурмовой дивизии 17-й воздушной армии. Так я и ответил на заданный генералом Постовым вопрос. Добавил при этом, что встречался с Исуповым лично, когда он был еще заместителем комдива по политчасти.

– Устарели твои данные, Степан,-с нескрываемой печалью сказал Пестов.Сбили Александра фашисты, когда дивизия штурмовала отходившие на Одессу их войска. Искали его потом – не нашли.

Много позже, уже после войны, стало известно, что гитлеровцы схватили тяжело раненного Александра Исупова. Пытали, допрашивали, склоняли к предательству, затем отправили в концлагерь Маутхаузен. Наш бывший курсовой парторг по академии не склонил головы перед фашистскими захватчиками – он погиб как герой.

Управление, штаб и весь второй эшелон нашей воздушной армии перебазировались в село Ушуры. Размещение отделов и служб взял на себя начальник штаба генерал Селезнев. Мне представилась возможность полностью заняться оперативной работой, и я чаще стал выезжать на аэродромы, в штабы соединений и авиачастей, по мере сил оказывая им помощь в организации боевой работы. С разрешения генерала Селезнева я отправился на аэродром Сороки, где собиралась 218-я бомбардировочная авиадивизия полковника Н. К. Романова, имевшая на вооружении американские самолеты А-20Ж.

Вместе со мной выехала группа специалистов – семь человек. Путь был не очень дальний, и, пока ехали, главный штурман армии Михаил Николаевич Галимов рассказывал о поступавших в армию технических новинках, значительно облегчавших штурманскую работу,-о новых приводных радиостанциях, различных радиомаяках, пиротехнических средствах. Рассказывал обо всем этом Михаил Николаевич с большим воодушевлением. И неудивительно. Новая штурманская радиотехника позволяла безошибочно выводить самолеты в любой заданный командованием район, наверняка знать, где проходит передний край своих сухопутных войск, что было крайне важно при нанесении штурмовых и бомбовых ударов по врагу, "избегать опасных блудежек", как выразился Галимов.

...Полевой аэродром Сороки ждал дивизию. Когда мы прибыли туда, нас встретили представители ее передовой команды: начальник штаба полковник И. Д. Хмыров, начальник политотдела полковник И. М. Велюханов, несколько других офицеров. Полковник Хмыров доложил, что летные эшелоны, возглавляемые командиром дивизии Романовым, начнут прибывать в одиннадцать ноль-ноль. И действительно, точно в назначенное время над аэродромом послышался гул самолетных моторов. По сравнению с нашими отечественными бомбардировщиками А-20Ж выглядели как-то непривычно. Галимов заметил:

– Каракатицы, а не бомбардировщики.

– Да, нам пришлось изрядно помучиться с ними,– подтвердил начальник политотдела дивизии полковник Велюханов.– Но об этом комдив доложит.

В течение часа мы наблюдали за посадкой девяти десятков боевых машин. Проведена она была организованно и умело. Потом к нашей группе стремительной походкой подошел командир дивизии Николай Константинович Романов, высокий, стройный красавец с вьющейся черной шевелюрой. Он спросил, кто среди нас старший, и со знанием дела стал докладывать о боевом состоянии соединения. Кратко охарактеризовал командиров авиаполков А. А. Паничкина, В. П. Копия, Я. П. Прокофьева.

– Дивизия к боям готова. Большинство летчиков и штурманов дивизии еще не обстрелянная молодежь, но дело знают. Примерно треть летного состава имеет боевой опыт: на машинах Р-5 и У-2 многие пилоты неоднократно летали в тылы врага. В личном составе, в мастерстве летчиков я уверен. Так и доложите командарму,– закончил Романов.

Об особенностях бомбардировщиков А-20Ж, о большой работе, проведенной инженерами и техниками дивизии по их переоборудованию, он рассказал в ходе осмотра боевой техники.

Самолеты выпускались в США как конвойные, для прикрытия и сопровождения морских судов на дальние расстояния. В первоначальном виде они имели мощное пушечно-пулеметное вооружение, но более чем наполовину его пришлось демонтировать и оставить только самое необходимое. Вместо американских установили советские бомбодержатели. Получился своеобразный бомбардировщик-гибрид. Если прежде он брал лишь 400 килограммов бомб, то теперь поднимал полторы тонны бомбового груза.

Михаил Николаевич Галимов и другие армейские авиаспециалисты остались на несколько дней в дивизии, чтобы помочь летному составу изучить район действия, принять от летчиков и штурманов зачеты по знанию техники, штурманскому делу, мастерству пилотирования, а мы с полковником Н. М. Проценко вернулись в Ушуры.

Решением командарма 218-я бомбардировочная авиадивизия была включена в состав 2-го гвардейского авиакорпуса генерала И. С. Полбина. Сделано это было отнюдь не случайно. Хотя самолеты в 218-й авиадивизии во многом отличались от наших отечественных Пе-2, по летчикам и штурманам новой дивизии предстояло многому поучиться у полбинцев. В частности, было необходимо, чтобы они быстро освоили схему нанесения боевых ударов с пикирования – полбинскую "вертушку", овладели способами бомбометания с бреющего полета и т. п. Для этого требовался совместный труд, совместное базирование, наконец, просто дружеские отношения между летчиками, штурманами, техниками. Ведь и полбинцы могли чему-то поучиться у экипажей новой авиадивизии.

А новички оказались прилежными и способными учениками. Уже через несколько дней после прибытия в нашу армию экипажи соединения нанесли ряд сильных ударов по вражеским резервам, успешно бомбардировали железнодорожные эшелоны противника на станции Граждурь. Первые группы водили на задание комдив полковник П. К. Романов, командиры авиаполков и эскадрилий. Прикрывали их истребители 205-й авиадивизии полковника М. Г. Мачина.

Вслед за бомбардировщиками для усиления 5-й воздушной армии прибыла 9-я гвардейская Мариупольская истребительная авиадивизия А. И. Покрышкина. У нас тогда мало кто был лично знаком с Александром Ивановичем. Разве только те немногие, кому довелось вместе с ним вести воздушные бои над Кубанью или вместе учиться в довоенные годы в Качинской военной школе летчиков. Но о боевых делах Покрышкина знали все. Летчики с огромным вдохновением изучали и применяли тактику ведения воздушного боя на вертикалях, знаменитую покрышкинскую "этажерку". Его формула боя высота-скорость-маневр-огонь к тому времени уже легла в основу боевой работы наших истребителей. Поэтому я нисколько но ошибусь, если скажу, что включение 9-й гвардейской истребительной авиадивизии, которой командовал дважды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, было радостным для нас событием.

Знакомясь со списком боевого состава гвардейской дивизии, генерал Горюнов поинтересовался, на каком направлении советско-германского фронта покрышкинцы воевали до вывода авиасоединения в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. У меня об атом имелись полные данные. Утром я разговаривал по ВЧ с начальником оперативного управления штаба ВВС Красной Армии генералом Г. А. Журавлевым, которого знал по Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. Николай Акимович подробно информировал меня о боевом пути авиадивизии. А накануне я получил письмо от тетки из своего родного села Черниговки Запорожской области. По случайному совпадению в нем тоже шла речь о летчиках-покрышкинцах, в частности о самом Александре Ивановиче. Вскоре после освобождения Чер-ниговки, писала тетка, у нее в хате "квартировал знаменитый летчик, самый заслуженный, дважды Герой, его фамилия Покрышкин Александр".

Докладывая командарму о том, что 9-я гвардейская успешно громила врага в Приазовье, на Таврии и на Левобережной Украине, я, естественно, упомянул и об участии гвардейцев Покрышкина в очищении от гитлеровских оккупантов родных и дорогих мне просторов Запорожья.

– А вы что, родом из тех мест? – спросил Горюнов.

– Да, из тех,– ответил я и указал карандашом на разложенной перед генералом карте точку – село Черниговку.

– Помню, помню Черниговку. Большое село, на несколько километров тянется вдоль реки Молочной.

Сергей Кондратьевич рассказал, как в начале войны летчики 18-й армии, где он был комаадующим ВВС, с большим трудом, чаще всего безуспешно, но самоотверженно дрались на стареньких самолетах И-16 и И-153 с "мессерами" и "юнкерсами" над Черниговкой, Бердянском, Мариуполем, Токмаком.

– Трудное, тяжелое было время,– закончил командарм.– Ну а как там, в Черниговке, идут дела теперь? Что пишут родственники?

Вместо ответа я дал командующему прочесть письмо тетки. В нем, между прочим, говорилось, что многие парни и девушки села угнаны гитлеровцами на фашистскую каторгу в Германию, в их числе и моя сестренка Надя. Письмо заканчивалось такими словами: "Все оставшиеся в живых селяне радуются освобождению, но без радостных слез. Слезы при оккупантах выплакали..."

9-ю гвардейскую истребительную авиадивизию командарм решил включить в состав 7-го истребительного авиакорпуса генерала А. В. Утина. Она была принята на корпусные аэродромы и с ходу введена в битву на ясском направлении, где авиация противника действовала особенно активно, стремясь во что бы то ни стало овладеть господством в воздухе.

Командование и штаб воздушной армии внимательно следили за базированием и боевой деятельностью вражеской авиации. Начальник разведки С. Д. Абалакин вместе со своими ближайшими помощниками И. В. Орловым и А.Д. Феоктистовым внимательно анализировали происходившие на стороне противника события и докладывали командарму разведданные. Обстановка в полосе временной обороны войск 2-го Украинского фронта, а следовательно, и в районе действий авиации 5-й воздушной армии день ото дня накалялась.

Всеми видами разведки было установлено, что на 25 мая 1944 года противник имел в полосе нашего фронта около 800 боевых машин. Немало истребителей размещалось на посадочных площадках непосредственно у линии фронта. Они имели задачу перехватывать наши штурмовики и бомбардировщики, вылетавшие для нанесения ударов по вражеским резервам.

Судя по всему, назревало серьезное сражение. Гитлеровцы намеревались упорно защищать ворота в Румынию на земле и в воздухе.

Чтобы ослабить авиационные силы врага поблизости от переднего края обороны, генерал Горюнов решил нанести удар по аэродромам Роман и Хуши. Командование фронта одобрило это решение. Нам приказали провести подготовку к налету в строжайшей тайне от противника, а на выполнение боевого задания послать самых лучших летчиков. Был предложен такой вариант: выполнять эту боевую задачу без привлечения к разработке ее плана штабов авиакорпусов, дивизий и полков, а лучшие экипажи собрать на аэродроме Штефэнешти под легендой проведения обмена боевым опытом, где и ввести летчиков в курс дела.

К вечеру 28 мая на аэродром Штефэнешти слетелись все, кому было приказано, в том числе двадцать асов из 9-й гвардейской во главе с дважды Героем Советского Союза А. И. Покрышкиным. Был тут и Иван Кожедуб. Оп прилетел на врученном ему накануне именном самолете, приобретенном на личные сбережения колхозника Конева. Прибыли так же известные всей армии летчики Григорий Речкалов, Николай Гулаев, Сергей Луганский, Кирилл Евстигнеев, Талгат Бегельдинов, Николай Столяров, Михаил Одинцов и другие.

После ужина пилоты собрались в просторном учебном классе. В ожидании начальства рассматривали схемы, на которых были изображены объекты для нанесения удара, разработанный нами маршрут полета до целей и обратно, порядок блокирования вражеских аэродромов и фотографирования результатов выполнения боевой задачи. Вое были несколько возбуждены неожиданностью сбора на одном аэродроме. После объявления боевого приказа генерал Горюнов сказал:

– А теперь всем спать, товарищи!

...Еще до рассвета 29 мая над аэродромом Штефэнешти загудели моторы. Первыми поднялись в воздух группы бомбардировщиков, возглавляемые комдивами Ф. И. Добышем и Г. В. Грибакиным. Вслед за ними курс на Роман и Хуши взяли истребители сопровождения из авиадивизий А. И. Покрышкина и М. Г. Мачина. Минутой позже на взлет пошли две большие группы штурмовиков Ил-2. Когда взлетел последний "ил" Героя Советского Союза М. П. Одинцова, поднялись истребители из корпуса генерала И. Д. Подгорного. Они должны были оберегать штурмовиков – отсекать от них "мессеров", "фокке-вульфов" во время штурмовки вражеских аэродромов.

Зоркий глаз радиолокатора "Редут" внимательно следил за ушедшими на задание боевыми машинами, четко фиксируя их. местонахождение. Я смотрел на мерцающие "пики" на индикаторе, отражавшие полет к целям, и от души радовался успеху наших ученых, создавших совершеннейшую по тем временам аппаратуру техники дальнего видения.

Удар по аэродромам Роман и Хуши был для немцев неожиданным. Воздушные разведчики 511-го авиаполка радировали: "На обоих аэродромах бушует пламя, горят фашистские самолеты".

Разбуженные громом рвавшихся бомб, бешеный огонь по нашим бомбардировщикам и штурмовикам открыли расчеты немецких "эрликонов". Но было уже поздно. С южных аэродромов врага спешили к Роману и Хуши поднятые по тревоге "фоккеры". Они пытались наброситься на группу штурмовиков Одинцова и Столярова. Однако истребители из эскадрилий Луганского и Карнача перехватили их на полпути, навязали воздушный бой, сбили четыре вражеские машины, а остальных заставили ретироваться.

Боевая задача была выполнена успешно. По фотоснимкам и подсчетам воздушных разведчиков, на аэродромах Роман и Хуши 35 немецких самолетов оказались сожжены и 25 повреждены. От огня "эрликонов" наши самолеты получили пробоины, но все до одного перетянули за линию фронта.

– Сильны еще, гады! – сказал о вражеских зенитчиках главный инженер армии А. Г. Руденко, когда все дырки на самолетах были сосчитаны и определен срок ремонта поврежденных машин.

Эти слова Александра Григорьевича вспомнились мне ровно через сутки. После удара нашей авиации по аэродромам Роман и Хуши свыше 200 вражеских бомбардировщиков, прикрываемых "мессерами", совершили налет на позиции наших наземных войск севернее Ясс. Затем в течение часа продолжалась артиллерийская подготовка, вслед за которой немецко-фашистские пехотные и танковые соединения контратаковали наши войска.

Таким образом, обстановка на фронте обострилась. Уже по первым поступившим из района боев данным, в том числе по радиодонесениям воздушных разведчиков, можно было догадаться, что контрнаступление немцами тщательно подготовлено.

Первые удары контратаковавших гитлеровцев приняли на себя передовые соединения 52-й и 27-й армий генералов Коротеева и Трофименко. Им помогали отражать напор фашистских танков и пехоты полки и дивизии 6-й танковой армии генерала Кравченко. Естественно, требовалась срочная помощь авиации, и на наблюдательный пункт 52-й армии было приказано явиться командарму 5-й воздушной. Я получил распоряжение начальника штаба армии генерала Селезнева сопровождать командарма, чтобы на месте готовить исходные данные по использованию сил авиации. Вместе с нами выехали капитан Гадзяцкий и несколько офицеров связи.

В момент нашего прибытия на НП 52-й армии неподалеку от него заканчивалось развертывание пунктов управления авиацией авиакорпусов Рязанова, Подгорного, Утина, а чуть правее, в районе КП 27-й армии, два таких пункта – комкора Степичева и комдива Покрышкина – уже действовали.

Сражение на земле и в воздухе с каждой минутой нарастало. В бинокль хорошо просматривались горящие танки, непрерывные султаны взрывов авиабомб, снарядов. В небе один за другим закручивались воздушные бои наших истребителей с "мессерами", на малых высотах "фоккеры" гонялись за "илами", не позволяя им наносить прицельные удары по своим танкам и пехоте.