Текст книги "Любовь и зависимость"

Автор книги: Стентон Пил

Соавторы: Арчи Бродски
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Кто эта пара, и почему они так вели себя? Карл был молодым доктором, который приехал в Нью-Йорк в интернатуру. Когда он приехал, он позвонил всем женщинам, которых знал в Нью-Йорке, как он привык делать в любом новом месте. Среди этих женщин была и Шелли, которую Карл встретил при кратком предыдущем посещении города. Он не испытывал к ней особенной симпатии, но когда некоторые из других контактов не сложились, он договорился увидеться с Шелли снова. Она жила за городом в полусельском доме с несколькими другими женщинами. Карл приятно провел там время, так что он продолжил общаться с Шелли, подвозя ее до дома или сажая на поезд из города.

Карл очень приветствовал эти расслабляющие перерывы. Как интерн, он был погружен в работу больницы в течение целых дней, а временами даже недель. После такого напряжения он обнаруживал в себе сильное желание отвезти Шелли домой и расслабиться. Он наслаждался сельской местностью, домом Шелли, пищей, которую она готовила для него, сексуальными удовольствиями и компанией, которую она обеспечивала. Хотя Карл считал себя жизнелюбом, в период, когда он прибыл в Нью-Йорк, ему было трудно встречаться с другими женщинами из-за рабочего графика. Так что он, естественно, глубже погружался в эти отношения. Шелли же могла быть с Карлом всякий раз, когда (и как долго) он был свободен, потому что ее работа коммерческим художником позволяла ей иметь собственный график. Карл мог рассчитывать на то, что она всегда рада видеть его, и мог строить планы, о которых не уведомлял ее заранее. Шелли, казалось, не имела других радостей. Она, конечно, не очень интересовалась другими женщинами, с которыми жила; фактически, она обычно жаловалась на них Карлу вовремя его визитов, и держалась на расстоянии от них, когда он бывал у нее.

Если бы Карл думал об этом, он мог бы быть удивлен, что имеет такой полный доступ к признанному профессионалу ее возраста. Но происхождение Шелли было необычно для женщины ее положения. Начав как молодая невеста, она быстро стала матерью, а затем вдовой – все это прежде, чем ей исполнилось двадцать пять. В этом возрасте она пережила полный упадок. После того, как ее родители приняли на воспитание ее ребенка, Шелли начала строить карьеру. Тем не менее, она раз за разом отыскивала мужчин, за которых могла бы уцепиться. Одна из таких привязанностей только что закончилась, когда она встретила Карла.

Через некоторое время Карл стал беспокоиться из-за количества времени, которое он проводил с Шелли, и о своих великих проектах, связанных с женским населением Нью-Йорка. Он подготовил Шелли к планируемому им уменьшению контакта, сообщив ей, что не может тратить так много своего свободного времени, приезжая, чтобы видеть ее, и что, так или иначе, ему было немного некомфортно в напряженной атмосфере, созданной ее соседками. При следующем визите Карл заметил, что Шелли упаковала все свои вещи в коробки. Когда он спросил ее об этом, то обнаружил, что она поняла его замечание как просьбу переехать в его квартиру вместе с ним. Карл был потрясен, но он не видел никакого простого выхода из этого затруднительного положения. Потом он представил, что это может быть весело – иметь компаньона в городе, а также кого-то, кто обеспечит ему домашние удобства. Таким образом, он покорно забрал Шелли и ее вещи с собой.

Карл говорил каждому, кого знал – но главным образом себе – что это не является постоянной договоренностью. Он пытался подтвердить это, обращаясь с Шелли все более и более отстраненно. Но он никогда не делал движений к тому, чтобы прекратить отношения. Когда его интернатура была закончена, и он получил должность, его рабочие часы стали более нормированными, так что он больше не имел внешних ограничений, которые ранее обвинял в своем тяжелом положении. Безотносительно своих дальнейших целей, он не мог совершить действия, которое немедленно должно будет лишить его какого-либо комфорта. Вместо этого, он начал тайно встречаться с женщинами, с которыми познакомился, останавливаясь в Нью-Йорке, в другом месте. Это подвергало

его риску, но, тем не менее, привычкой Карла стало проводить время с женщинами, жалуясь на Шелли. Учитывая трудности, через которые женщина должна была пройти, чтобы войти в контакт с Карлом – каждая звонила, когда Шелли отсутствовала, или притворялась, что она его кузина – романы становились чем-то большим, чем неразумными эскападами. Шелли с подозрением относилась к личным разговорам Карла по телефону и его поздним ночным дежурствам в больнице, и временами сильно сердилась. Она не могла придумать серьезной угрозы, чтобы выйти из этой унизительной ситуации, однако, ее недовольство было абсолютно и очевидно: она хотела больше, а не меньше Карла.

Каждый раз Карл пробовал сделать свою позицию ясной для Шелли, но она настаивала, что он не может чувствовать того, что он говорит, и что его отстраненная поза была просто позой. Он, не предпринимая никаких действий, и (в действительности) подтверждая статус отношений каждый раз, когда лгал о своих романах, делал ее возражения с виду разумными. Отношения, существующие в представлении Карла, полностью отличались от тех, которые представляла себе Шелли. Оба партнера заявили о своих пожеланиях недвусмысленно, и оба разрешили себе поверить, что уступки другого подразумевали принятие этих условий или, по крайней мере, надежду на принятие их со временем. Ни один не проявлял большого интереса к тому, что другой на самом деле чувствовал; они существовали друг для друга главным образом как объекты, которые нужно манипуляциями вынудить исполнять желанную роль (или хотя бы представить себе это).

Частые споры между ними не были подчинены никакой цели, никаких изменений в поведении ни одного из них не происходило. Замечание Шелли во время одной из этих конфронтации открыто показало ее ад-дикцию. "Если ты оставишь меня теперь",– сказала она, "тогда для чего все это было?" Она оценивала время, проведенное ими вместе, не с точки зрения удовольствия, которое оно принесло ей, не как некий неосязаемый вклад, который обогатил ее опыт, но только как гарантию продолжения присутствия ее возлюбленного. В этом отношении, она была подобна героиновому аддикту, вбившему себе в голову уверенность, что следующая доза будет в его распоряжении, когда он захочет. Вопрос, который мы должны задать – насколько и в чем Карл был действительно таким особенным?

Через два года, понимая, что он никогда не сможет оставить Шелли, не покинув Нью-Йорка (но не понимая, что это означало для него), Карл решил заканчивать свои занятия в другом месте, а именно, в Нью-порт-Ньюсе, в Вирджинии. Он сказал друзьям, что, переехав на Юг, сможет уйти от Шелли. Но Шелли, уверенная в себе (чего Карл никогда не видел раньше), докучала одному из своих деловых клиентов, имевшему офис в Вашингтоне, округ Колумбия, до тех пор, пока, наконец, не получила там работу. Пара переехала на Юг вместе. Шелли принимала меры, чтобы поселиться с другом в Вашингтоне, но, пока Карл оставался там перед продолжением пути в Вирджинию, она жила с ним в его гостиничном номере.

Когда Карл, наконец, уехал, в качестве первой реакции Шелли потеряла голову. Затем она начала писать ему и звонить по телефону, производя впечатление вполне нормального и разумного человека, развеивая любые дурные предчувствия, которые он мог иметь по поводу ее поведения. Она говорила о новом возлюбленном, которого встретила в Вашингтоне – не вызывая в Карле ревности, но заверив, что больше не будет доставлять ему неприятностей. В конце концов, он пригласил ее в гости в Вирджинию, о чем сожалел с самого момента

ее согласия. Визит был наполнен напряженностью и умышленными недомолвками о природе их отношений. Шелли все еще просила намного больше, чем Карл был готов дать. Что касается нового возлюбленного Шелли, то он, очевидно, еще не фигурировал серьезным образом в се планах.

Как мы можем объяснить эту ситуацию? Шелли была аддиктом в классическом смысле. Будучи чувствительной, способной женщиной, она, казалось, не получала никакого реального удовлетворения от своей работы. Она с трудом заводила друзей и не наслаждалась многолюдными компаниями. Независимо оттого, что нее, как зрелого человека, появились новые возможности, ее ранний брак продолжал служить образцом жизни. Подобно ее мужу и предыдущим возлюбленным, Карл выполнял функцию символа уверенности, связывая для нее все воедино. Готовая жертвовать всеми другими возможными связями и обязательствами ради сохранения – или создания – этого фокуса своего существования, она все сильнее нуждалась в этой подпорке, чтобы жить. Карл стал единственным миром Шелли, который, по крайней мере, имел непосредственную, поверхностную реальность в то время, когда они жили вместе, но который становился все более и более хрупким.

Аддикция Карла более загадочна, поскольку он был внешне предприимчивым, добродушным и, по-видимому, самоуверенным человеком. Он стремился ко множеству прерогатив, которыми может наслаждаться молодой профессионал, и к независимой жизни, открытой для него. Но он не мог прийти к пониманию себя или организовать свою жизнь в более широком смысле. Когда в его картину мира включились некоторые сложные личные эмоции, требующие установить основные предпочтения, он понятия не имел, как на это реагировать. Он стал пассивным и демонстрировал почти патологическую тенденцию к нерешительности. Не уверенный в других близких отношениях, он выбрал отстраненный подход к своей жизни и другим людям. С этих пор он мог не давать своим подружкам серьезных обещаний, потому что женщина, хорошо подготовленная к этому, упрямо цепляется за него, и не важно, что могло сформировать такую длительную связь.

Действия Карла, фактически, имели не больше смысла, чем действия Шелли. Очень немногие люди, чувствуя то, что, по его словам, чувствовал он, продолжали бы играть в эту игру так долго. Он мог представлять себя расчетливым мужчиной, использующим Шелли для удобства, но он поддерживал отношения намного дольше того срока, когда они, предположительно, стали для него обременительны. Или он мог придерживаться противоположной линии и говорить, что не может травмировать Шелли, прекратив отношения, в то время как вредил ей гораздо больше, позволяя избегать реальности, и, таким образом, не проверять, смогла ли бы она сама поплыть, или неминуемо утонула.

При всей своей находчивости, Карл плыл по течению. Женщина, которая выполняла его поверхностные желания, могла дать ему чувство, как будто понимает его до самой глубины – то, чего он желал, но был не способен вызвать искренне. Так как он был вне контакта с реальными эмоциями в себе или других, он мог формировать долгосрочные отношения только с человеком, подобным Шелли, одаривающим привязанностью вне зависимости от того, взаимна она или нет. Таким образом, он нуждался в ней настолько же, насколько она нуждалась в нем. Всякий раз, когда желание эмоциональной безопасности становится первичным по отношению ко всему остальному – какова бы ни была причина – здесь присутствует аддикция. И тот, кто последовательно удовлетворяет потребности аддикта, в целом показывает некоторую соответствующую

слабость или неуверенность. Карл тоже был аддиктом. Спустя месяц после приезда Шелли, которая гак раздражала его, он приехал в Вашингтон, чтобы провести с ней Рождество, отказавшись принять множество приглашений в другие части страны. Безотносительно его мнения об этой женщине, он не мог жить без нее.

Не случайно Шелли, которая была главной движущей силой в создании отношений при пассивном попустительстве Карла, была также тем участником, который в финальном пароксизме недовольства прервал их. Хотя ее визиты к Карлу продолжались, ее новый возлюбленный начал обретать реальную значимость. Шелли до времени удерживала его от действий, неявным образом прося Карла принять решение для разрешения ситуации, в надежде, что он подтвердит свои обязательства. Карл, тем временем, со все менее скрываемым облегчением ждал, когда ситуация будет улажена с помощью этого внешнего агента. Неспособная расшевелить Карла даже этим последним усилием, Шелли ворвалась к нему в дом в один из уикэндов, и освободилась от своего давнишнего гнева в форме физического нападения на него. Теперь она перенесла бремя своей зависимости на новые отношения – так же, как сделала это, когда встретилась с Карлом первый раз. Что касается Карла, визиты в Вашингтон без свиданий с Шелли заставляют его каждый раз содрогаться, как содрогается начинающий выздоравливать алкоголик, проходя мимо бара.

Замечания об односторонней аддикции

Случай Карла должен заставить нас дважды подумать, прежде чем назвать «односторонними» аддиктивные отношения, которые длятся сколь-нибудь продолжительное время. Аддикт настолько многого требует от партнера, что только человек, который в глубине души ищет такого же утешения, как и аддикт, сможет соответствовать этим требованиям. Партнер должен иметь некоторую сильную причину для того, чтобы удовлетворять или выносить аддикта, и эта причина должна идти дальше простого принятия чувства вины, которое аддикт распространяет вокруг себя.

Существуют односторонние аддикции. И хотя все межличностные аддикции включают в себя заблуждения, односторонняя аддикция базируется на совершеннейшей фантазии. Все мы знаем о случаях, когда на основе короткого знакомства и нескольких неправильно истолкованных сигналов один человек влюбляется в другого и воображает, что его чувство взаимно. Безумно влюбленный перестраивает свой внутренний мир, готовя ведущую роль этому новому человеку, который в действительности является не в большей степени частью его жизни, чем фигура из мечты. Скорее чаще, чем реже, объект этого внимания бывает смущен и испытывает неловкость, узнавая о месте, которое занижает в эмоциональной жизни влюбленного. Такие фантазии разрушаются, когда объект любви просят разыграть роль, назначенную ему влюбленным, и за этим обычно следует стремительное разочарование аддикта. Тем не менее, бывают случаи, где фантазийные отношения продолжаются некоторое время в действительности, когда один партнер аддиктивен и серьезно переоценивает обязательства другого. У неаддиктивного партнера могут иметь место мотивы, которые временно заставляют его соглашаться на те вещи, которых он, в конечном счете, не хочет. Возможно, этот человек попал в напряженную или недружественную обстановку – работая в неприятных условиях или переехав жить в чужой город. Человек может почувствовать потребность в "залипающем" романе, который в действительности не отражает того, как он или она относятся к жизни в более спокойных или благоприятных условиях. Но это, по определению, не может быть постоянным. Иначе человек разрешил бы преходящему несчастью привести к долгосрочной зависимости, и позволил бы отрицательным мотивациям определять основной курс своей жизни: короче говоря, он был бы аддиктивен. Есть также особые случаи односторонней аддикции, где неад-диктивный партнер сознательно управляет аддиктивным влюбленным, чтобы получить что-либо определенное, например, деньги, секс или выход из неприятной семейной ситуации. Хотя это и непривлекательный способ стоить отношения, сам по себе он не является аддикцией.

Частичная, временная аддикция может быть даже конструктивной (хотя и дорогостоящей) стадией в развитии личности. Возьмем Джоан, которая извлекла выгоду, будучи частично аддиктивной. Когда Джоан получила степень магистра делового администрирования, она столкнулась с большим беспокойством и травмой обнаружения своего первого ответственного положения – взрослой женщины. Она или ходила на занятия, или занимала скромные рабочие места низкого уровня в течение почти всех ее двадцати восьми лет. Так или иначе, ее последний год учебы прошел, а она не посещала собеседований для поступления на работу в большие компании, которые вербовали персонал в ее школе. Она заявляла, что не хочет работать в обезличенной, ориентированной на прибыль фирме, но она также не делала никаких самостоятельных шагов, чтобы найти работу с другим видом деятельности – организацию в общественном секторе или в области искусств.

Усложняющим выбор моментом для Джоан были ее отношения с Сетом, с которым она жила более года, пока посещала бизнес-школу. Джоан ужасно хотела переехать на Западное Побережье, в то время как Сет был предан Бостону, где, по мнению Джоан, его затягивала трясина. Эти отношения были самыми длинными и наиболее удовлетворяющими для Джоан из всех, которые она когда-либо имела с мужчиной, но в то же время они были бурными и часто беспокоили ее. Сет, который был чрезвычайным собственником, предъявлял Джоан требования, зачастую корыстные или иррациональные. Он был не столько злым, сколько настойчивым, и в большей или меньшей степени получал то, чего хотел от Джоан – действуя жестко, или надуваясь, или делая что-нибудь для нее. Но он был предан отношениям, по крайней мере, пока они развивались в Бостоне, и он был искренен в своей любви и преданности Джоан.

Это было важно для нее. Ее отец был неспособен показать свою привязанность, и, таким образом, она никогда не знала, что может пробудить эмоциональный отклик в мужчине. Когда она начала всерьез контактировать с мужчинами вне дома, то нашла, что ее желания такого рода удовлетворения были слишком сильными и разрушали ее отношения. Сет был первым человеком, который отвечал ее эмоциональной потребности во всей ее глубине, и она любила его за это. Но, в то же самое время, она видела ограничения такой связи и цену, которой она – и Сет – требовала от нее. Она хотела выйти на свой собственный путь как самостоятельный профессионал, и сделать это в той части страны, где ей больше всего нравилось жить. Ее отношения с Сетом не позволили бы ей осуществить это.

Поскольку она дрогнула перед этими соображениями, ее бездействие решило проблему. Она не получила работы на Западном Побережье или где-нибудь еще, и продолжила жить с Сетом, ходя на занятия искусством, встречаясь с друзьями и вообще заполняя свое время приятными действиями, доступными ей в этом городе. Но лето сменилось зимой, и, думая о том, что такое существование может продолжаться вечно, она почувствовала, что его преимущества начали меркнуть для нее. В это время она стала систематически справляться насчет работы, которой она хотела бы, в организации, которую уважала бы, и там, где хотела бы жить. Джоан была все еще не уверена в том, что она в действительности выберет, когда настанет время, но, по меньшей мере, она была уверена в том, что хочет обеспечить себе некоторый выбор. Что касается Сета, то он только проводил с ней время, не вмешиваясь и не жалуясь, но подтверждая требования, которые предъявлял к Джоан, и втайне чувствуя, что она не сможет оставить его.

В марте Джоан была проинформирована Оклендским Музеем, что получила работу бизнес-менеджера. Джоан была в экстазе. Впервые реальный мир показал, что уважает ее и хочет, чтобы она стала его частью. Это произошло одновременно с тем, как она также стала лучше чувствовать свою ценность в отношениях – долгосрочная привязанность Сета наконец убедила ее, что она достойна любви. И все же источник этих хороших чувств, Сет, все яснее показывал, насколько сильны его собственные потребности, и что они не могут быть удовлетворены, если Джоан покинет его или если он оставит свою безопасную работу, чтобы последовать за ней в Калифорнию. Положение было мучительным. Сет не помогал в размышлениях Джоан, держась отстраненно и заявляя, что, если бы она любила его, вопроса о том, какой выбор сделать, не стояло бы. Наконец, Джоан решила выбрать работу.

Она покинула Сета тем же летом, после двух лет совместной жизни, чувствуя себя свободнее и смелее, чем когда-либо. Еще она уехала с грустью. Сет дал Джоан то, чего она всегда хотела и чем никогда прежде не обладала. Но вместе с этим пришли другие эмоциональные затруднения, которые она не могла принять. Забота Сета частично создала психологическое основание ее способности оставить его, и этот парадокс глубоко беспокоил Джоан. Но она также была человеком, который хотел расти, и, с истинным уважением к тому, что было у них вместе, она оставила его. В течение следующей пары лет они обменивались визитами, как влюбленные и друзья. Эти посещения становились все реже, и в конце концов Сет нашел другую подругу, проинформировав Джоан, что собирается жениться на этой женщине. Джоан была освобождена. Сохранив теплые чувства к Сету, она чувствовала себя также чрезвычайно двойственно по отношению к нему из-за того, как вела себя с ним в прошлом. Она не могла сообщить ему этого, пока такая информация могла его травмировать. Теперь Джоан могла поздравлять Сета с будущим браком, искренне подтверждая свое расположение к нему как к старинному другу, и повернуться, наконец, чтобы взглянуть в лицо оставшейся части своей жизни, отдавшись ей полностью и со всем пылом.

Джоан имела аддиктивные тенденции, но не была аддиктом. Хотя ее отношения с Сетом, возможно, были какое-то время реальной аддикцией, она пожертвовала ими ради того, что в более широком понимании было хорошо для ее эмоциональной жизни и, возможно, для Сета тоже. Делая это, Джоан должна была сопоставить реальные аспекты самой себя – ее чувства были глубоки и разнонаправленны. Вот почему то, что она делала, не может быть названо целесообразным или выгодным, даже при том, что она получила что-то от отношений, которые заставили ее оставить их в прошлом. Подлинность ее чувств в этом увлечении, которая позволила ей перейти к возбуждающему росту, свидетельствует не в пользу ее аддиктивности. Она стала строить свою жизнь на основе чувств радости, доверия и любви к себе, а не на чувствах жалости, вины, страха и неуважения, которые также присутствовали в ней.

Аддикция основывается не на целесообразном расчете. Скорее, она коренится в экзистенциальной боли, которая глубже, чем любые расчеты по поводу секса, денег или потребности восполнить свою непривлекательность или низкое социальное положение. Однако, бедность, недостаток возможностей сделать карьеру или плохая домашняя обстановка тесно связаны с аддикцией. Если жизнь человека постоянно находится под воздействием этих факторов, они могут вносить свой вклад в отчаяние, которое ведет к аддикции. Таким образом, зависимость, основанная на объективно плохих обстоятельствах, может незаметно переходить в аддикцию, так что нет никакого смысла обсуждать их отдельно. Иногда, тем не менее, мы можем различить их по разным причинам, которые удерживают людей вместе.

Би, например, жила под жестокой, неприятной властью в доме своих родителей, где она оставалась из-за недостатка навыков и образования, наряду с ограниченным видением открытых для нее путей. Не желая или боясь жертв, связанных с самостоятельной жизнью, Би познакомилась с зажиточным владельцем ресторана и разглядела, что ему не хватало именно того, что она могла ему дать. При всех своих достижениях, Мел не принимал себя всерьез как мужчину. Отвечая ему с большей полнотой, чем он когда-либо надеялся, Би выиграла брачное предложение, которое она приняла, хотя находила Мела старомодным и не особенно привлекательным. Одним махом она ушла от своих родителей и получила их одобрение. Брак дал ей то, чего она всегда хотела – определенную степень комфорта и свободу проводить время так, как она хочет. Би просто выбрала то, что, как она чувствовала, было лучшим выбором из их ограниченного набора в ее жизни, и если она когда-либо оставит Мела, это также будет, вероятно, строго прагматичный ход.

Мел положился на эти отношения ради чего-то более глубокого, чем Би. Таким образом, он более истинно аддиктивен. Отношения потенциально изменчивы, и в любой момент может произойти изменение, если они найдут лучший способ удовлетворения своих потребностей. Но хотя Мел, на некотором уровне, распознает хваткую натуру Би, ему требуется гораздо больше, чтобы уравнять счет, чем ей, потому что его потребность в меньшей степени является функцией внешних обстоятельств. Недостаточная искренности Би в отношениях – то, в чем она не готова полностью признаться самой себе, уж не говоря о Меле. Это -не любовь с ее стороны, но и не аддикция. Поскольку Би лучше понимает отношения, чем Мел, ее компромисс с жизнью не достигает ее души.

При всех отличиях пар, описанных в этой главе, общим является то, что их приводили к аддиктивным отношениям семьи и другие второстепенные факторы. Эти факторы – ключевые в историях всех участников. Если мы хотим понять, почему они и другие люди становятся аддиктами, мы должны посмотреть на семейные паттерны и культурные влияния, которые преобладают в аддик-тивном обществе.

ГЛАВА 6

ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ АДДИКТА

Так же, как они запирали свои двери, они вступали с кем-то в брак, и запирали себя в своем собственном исключительном союзе друг с другом, чувствуя отвращение даже в любви. Это было целое сообщество недоверчивых пар, изолированных в собственных домах или квартирах, всегда в паре, и никакой другой жизни, никакой непосредственности, никаких допустимых бескорыстных отношений: калейдоскоп пар – разобщенных, расколотых, бессмысленных женатых пар.

Д. X. Лоуренс, Женщины в любви

Давайте поближе посмотрим на Аллена и Гейл, которые потратили несколько лет жизни на отношения, которые соединяли только их внешние Я (selves). Мы видели, как этот брак сотрясался изнутри, и как скоро он распался. Но почему он вообще случился? Гейл и Аллен были привлекательными, физически и умственно полноценными индивидами. Почему тогда они чувствовали принуждение связать себя так опрометчиво таким несовершенным союзом?

Гейл и Аллен, в некотором смысле, сформировали отношения отец-дочь так, чтобы в браке играть роли ассертивного мужчины и обожаемой женщины, в чем им было отказано в их собственных семьях. Но подобные стандартные психоаналитические интерпретации идут только до этого предела. Гейл, несомненно, проследила бы истоки своей неуверенности до травмы – смерти родителей и своего непростого положения в семье, где – как бы тепло ее ни приняли – кузина всегда знала более надежные пути к одобрению тети. И даже кузина, со всеми преимуществами любви ее реальных родителей и последовательного воспитания, не сформировала никакого внутреннего направления в переменчивой социальной атмосфере, в которую она попала, покинув дом. Ее крайнее непостоянство выдавало поиск безопасности, который был даже более неистовым, чем у Гейл.

Кажется, что травмы детства, подобные смерти и разводу – не единственная и не основная причина аддикции. Дети из разбитых семей не обязательно становятся аддиктами, и, как показывает пример Аллена, дети могут легко заиметь серьезные трудности, когда их дома не коснулись ни смерть, ни развод. Аллен столкнулся со значительным эмоциональным давлением, вызванным ожиданием от него соответствия стандартам отца и достижениям брата. Но эти небезопасные условия также, очевидно, не были корнем его проблем. Его брат, подобно кузине Гейл, в конечном счете мало выиграл от положения любимца в семье. Выдающийся исполнитель в любой области, вплоть до окончания с отличием высшей юридической школы, брат со временем потерял свою движущую силу и вступил во взрослую жизнь, чувствуя себя неуверенно и будучи таким же пессимистом, как Аллен. Он не занялся юриспруденцией, а снова возвратился в школу, чтобы так же бесцельно изучать физику. Фактически оказалось, что он завидовал интеллектуальным способностям Аллена. Женившись на красивой и доброй женщине, он в тридцать лет развелся и начал тяжело пить. Он тоже оказался восприимчивым к аддикции.

Если что-то и поражает, так это сходство между Гейл и ее кузиной и Алленом и его братом, а не их отличия, и это последовательно выражает стиль их семей. Неуравновешенность двух девочек отражает шаткое социальное положение их семейства и ужасную правильность тети. Фатализм двух братьев, вместе с их принужденным стремлением к академическим и другим достижениям – в традициях ханжеской и циничной среды, в которой они выросли. Эти случаи и другие, подобные им, показывают, что особые обстоятельства, например, конкуренция сиблингов, разное обращение родителей и разрушенные семьи – не все, что влияет на формирование тех аспектов детских индивидуальностей, которые существенны для формирования аддикции. Более важные постоянные величины – это установки, убеждения и ориентации, которые переданы всем детям данного семейства.

Более того, установки, создающие аддикцию, обычно не столь специфичны для отдельных семей, но возникают в значительной степени из более широких культурных настроений и склонностей. В доме, который воспитывал стабильных детей, подобных Аллену и его брату, и в доме, производящем нестабильных, подобных Гейл и ее кузине, мы можем заметить общие элементы неуверенности в себе, тревоги и тлеющего недовольства со стороны родителей. Карьеры кормильцев в обоих случаях были расстроены обстоятельствами, находящимися вне их контроля. Две матери не имели иного выбора, кроме как быть домохозяйками, несмотря на их значительные личностные ресурсы: у матери Аллена это был интеллект, который она передала двум своим мальчикам; в тете Гейл – чувство ответственности и сила, которая позволила ей сплотить большое семейство.

Возможно, вследствие такого насильственного сужения многочисленных стремлений и талантов, они были нервозными людьми, которые настаивали на сохранении строгого контроля в своих домах и редко позволяли подавать голос своим детям. Если Аллеи и его брат откладывали на неопределенный срок и большие, и малые перемены, они поступали так под влиянием воспоминания о настойчивом требовании родителей, чтобы каждая мелочь в доме находилась всегда на своем месте. Когда дядя Гейл учил ее водить машину, он читал ей лекции снисходительным тоном и брал автомобиль под свой контроль, как только видел пешехода, пересекающего дорогу где-нибудь на горизонте. Его последняя инструкция после того, как она все же получила водительские права, звучала так: никогда не веди машину одна более десяти миль. Хуже всего то, что это преследующее покровительство продолжалось и по достижении Алленом и Гейл возраста, когда они должны были сформировать некоторые независимые суждения. В глазах своих родителей, казалось, они никогда не переставали быть детьми.

В результате они так никогда и не развились в полностью компетентных людей