Текст книги "Магия цвета ртути"

Автор книги: Стэн Николс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Вперед! – крикнул Кэлдасон и пришпорил коня.

Серра, выхватив клинок, устремилась за ним. Имей они возможность проникнуть друг другу в мысли, их бы поразило сходство ощущений, столь же острых, как и отточенные клинки.

Остальные бойцы тоже выскочили из укрытий, спереди и сзади, из-за деревьев и домов. Их было немного, но хорошо выбранное место засады в сочетании с внезапностью нападения давали им определенное преимущество.

Лучник на козлах второго фургона среагировал мгновенно: стрела просвистела у самого уха Серры. Он тут же наложил на тетиву вторую и послал ее в Кэлдасона. Тот, за долю секунды, уклонился, и стрела задрожала, вонзившись в дуб.

– Этот мой! – крикнула Серра, устремляясь к фургону.

У Рита тоже имелась своя цель. Один из его бойцов, получив рану, упал с седла, а когда попытался подняться, паладин занес над ним меч. Налетев как буря, квалочианец отбил воздетый клинок в сторону. Раненый боец отскочил, а Кэлдасон и паладин принялись обмениваться ударами.

Вокруг фургона кипел бой, и сражавшиеся загораживали лучника, которого Серра избрала своей жертвой. Вырвавшийся из общей свалки ополченец поскакал ей навстречу, держа наперевес копье с зазубренным наконечником. Женщина успела уклониться и, пропустив копье мимо, ударила мечом по древку, разрубив его пополам. Боец выхватил клинок и развернулся для новой атаки. Серра пригнулась и, когда его меч просвистел над ее головой, вонзила свой в грудь противника. Вскрикнув, ополченец упал. Лишившаяся всадника лошадь обратилась в бегство.

Кэлдасон между тем вел поединок с паладином. Ему достался умелый враг: обмен ударами, блоками и выпадами некоторое время продолжался на равных. Наконец Риту удалось задеть клинком правую руку противника, и едва тот ослабил напор, меч квалочианца поразил его в сердце. Паладин упал лицом вниз на гриву коня, и тот, разметав союзников и врагов, галопом унес мертвое тело прочь.

Серра раскроила череп еще одному ополченцу, а когда тот рухнул к ее ногам, снова увидела лучника – он оставался на козлах один, возница ввязался в рукопашную. Тетива была натянута, стрелок целился в одного из ее товарищей, и она уже ничего не могла поделать. Выстрел сразил бойца отряда, оборвав поединок, который этот боец выигрывал. Мгновенно перебросив меч из правой руки в левую, Серра выхватила метательный нож с утяжеленным острием и швырнула его в лучника. Клинок с глухим стуком вонзился в доски фургона, в одной пяди от головы стрелка.

Оглядевшись и заметив источник опасности, лучник потянулся за стрелой, Серра – за вторым ножом. Он приладил стрелу на тетиву, женщина отвела руку назад. Лучник отпустил тетиву, она метнула клинок. Стрела пролетела над ее правым плечом, и Серра могла поклясться, что ощутила колебания оперения.

Противник стоял неподвижно – рукоять ее ножа торчала из-под его ключицы, по серой рубахе расплывалось красное пятно, – а затем покачнулся и упал.

Воительница направила свою испуганную лошадь к фургону. Один из ополченцев, бросившись наперерез, попытался стащить ее с седла. Она отшвырнула его пинком, доехала до фургона и, перескочив на козлы, схватила лук и колчан, после чего обвела взглядом кипевшую вокруг нее схватку.

Кэлдасон бился сразу с двумя противниками: конным паладином, вооруженным мечом, и пешим ополченцем, который ловко орудовал дубиной. Квалочианцу приходилось отбиваться от обоих одновременно, и, хотя с этой задачей он справлялся, перелома в схватке в его пользу пока не намечалось – до тех пор, пока вылетевшая неизвестно откуда стрела не поразила паладина в спину. Всадник упал, и Рит увидел Серру. Стоя на ступенях фургона, она высматривала в гуще сражения новую цель. Однако любоваться своей соратницей ему было некогда. Двумя ударами Кэлдасон потеснил малого с дубиной, а третьим – прикончил его на месте.

Момент затишья – а такие случаются даже в ходе самого яростного боя – позволил квалочианцу обозреть место действия. По всему выходило, что его люди берут верх. Схватка еще кипела, но удача, похоже, клонилась на сторону устроивших засаду.

Заметив паладина, который пытался покинуть место сражения, зажав в руке какой-то предмет, наверняка обладавший магическими свойствами, Рит бросился за ним.

Серра, сразив последней оставшейся в колчане стрелой одного из охранников, отбросила лук и устремилась в схватку с мечом в руке.

Поединок квалочианца с паладином был жесток и краток. Вырвав клинок из тела поверженного врага, Кэлдасон огляделся в поисках магического артефакта, а обнаружив в высокой траве у дороги плоскую коробочку, раздавил ее каблуком. Из-под сапога воина посыпались искры и заструился оранжевый дымок.

Повернувшись, Кэлдасон увидел, что большая часть сопровождавших колонну стражников пала: сопротивление продолжали лишь пять или шесть человек. Они лишились лошадей и оборонялись, отступая перед натиском полукруга атакующих. Когда Рит оказался рядом со своими людьми, их противники уже отбивались, прижавшись спинами к стене обшарпанного дома.

За то недолгое время, которое было им отведено на планирование засады, Кэлдасон с Серрой в первую очередь позаботились о том, чтобы схватка была завершена как можно быстрее. На этот случай они заготовили несколько сюрпризов, и сейчас, по сигналу квалочианца, один из них пустили в ход.

Угасающий свет дня не позволил рассмотреть сразу, что именно было сброшено с крыши. Странное крапчатое облако на поверку оказалось прочной тяжелой рыболовной сетью, которая упала прямо на охранников. Атакующие без труда разоружили их и стянули сеть веревкой, и теперь ополченцы напоминали бьющихся в гигантской паутине мух.

– Мы что, так их и бросим? Оставим в живых? – спросила Серра, стоя рядом с Кэлдасо-ном.

– А ты предпочла бы привязать каждого за ноги к лошади и пустить коней вскачь по ухабистым дорогам?

– В этом случае они лишь получили бы по заслугам.

– Возможно. Но я, знаешь ли, стараюсь не опускаться до их уровня. Надеюсь, и ты тоже. Надо убираться отсюда, – добавил он, не дожидаясь ответа.

Собрав раненых и погибших – кого привязали к седлам, кого уложили в фургоны, – бойцы навалились на переднее дерево, чтобы расчистить путь. Второе, дабы затруднить возможную погоню, трогать не стали. Раненых врагов не добивали, хотя понимали, что, обернись дело иначе, им бы такого снисхождения никто не оказал. Стражников, угодивших в сеть, в ней и оставили – пусть дожидаются, когда их освободят и накажут за то, что столь ценный груз попал в руки Сопротивления.

В паре миль от места засады отряд должны были поджидать подводы поменьше, куда предстояло перегрузить захваченное добро.

Кэлдасон взялся за вожжи переднего фургона. Серра села на козлы рядом с ним.

– Наш первый успех, – сказала она.

– Ты так думаешь? – отозвался он с неожиданным холодком в голосе.

– А ты?

Рит не ответил, и остаток пути до условленного места они ехали в напряженном молчании. Время от времени квалочианец устремлял взгляд на переливающиеся огни города и фальшивые радуги над ним.

22

Небосвод прочертила огненная полоса. Возможно, то была падающая звезда, но, скорее всего, кто-то выставлял напоказ свое могущество.

С вершины отдаленного холма казалось, будто расцвеченный огнями Валдарр сливается с горизонтом, плавно переходя в ночное небо. Россыпь звезд наверху словно служила отражением сполохов света и радужного сияния внизу. Но мужчину и женщину, сидевших на выбеленном временем упавшем стволе дерева, эта картина ничуть не интересовала.

– Что ты имеешь в виду, говоря «недостаточно хорошо»? – требовательным тоном спросила Серра.

– Мы потеряли троих, – напомнил ей Кэлдасон.

– И шестеро получили ранения. Я сожалею об этом, это печально, но они знали, на что идут. Боевые операции не обходятся без потерь.

– Не ты ли совсем недавно переживала по этому поводу?

– Я беспокоилась из-за возможности напрасных потерь.

– А там, в Меракасе, ты сожалела о потерях? – Она посмотрела на него с горечью.

– Прости, конечно же, сожалела, – смутился он. – Я не хотел тебя обидеть.

– Все в порядке.

– Но это вопрос ответственности, и...

– Знаю. Естественно, я сознавала свою ответственность за подчиненных. Даже за того дурака, из-за которого влипла во все эти неприятности, хотя в случае с ним мне винить себя не в чем. Но вот твоя обеспокоенность понесенным уроном не может не удивлять, уж кто-кто, а ты, побывавший не в одной схватке, должен был свыкнуться с кровью.

– Боюсь, ты не понимаешь. Это связано с... Наверное, лучшим словом будет «контроль».

– Ты прав, я не понимаю.

– Когда нас, квалочианцев, убивали и сгоняли с нашей земли, я был беспомощен, неспособен кому бы то ни было помочь. Людей, которых я должен был оберегать и защищать, зверски убивали на моих глазах, а я никак этому не воспрепятствовал. У меня не было контроля над обстоятельствами.

– Но ведь и быть не могло. Конечно, подробности этой истории мне неизвестны, но я знаю, что на вас напали внезапно, враг имел решающее превосходство в силах, а тебя вдобавок сразили ударом в спину.

– Ты говоришь так, будто тебе знакомо предательство.

– Мне ли этого не знать? Меня предали те, кому я служила. Именно из-за предательства вся моя жизнь перевернулась, и мне пришлось начинать ее заново.

– Тогда ты понимаешь, что перед предательством человек может оказаться беспомощным?

– В том смысле, что я тоже не могла контролировать происходящее? Да, это так. Но в конце концов все оказалось мне же во благо. Случившееся заставило меня по-иному взглянуть и на систему, которой я служила, и на мир в целом.

Кэлдасон хотел сказать Серре, что она для самоуспокоения пытается усмотреть даже в случившейся с нею вопиющей несправедливости положительную сторону, но... свои мысли оставил при себе.

– Я никогда не служил действующей власти и не был слеп к ее недостаткам.

– В таком случае ты должен идеально подходить для Сопротивления.

– Так говорят мне все.

– Во всяком случае, Рит, свобода для них не просто слово.

– По-моему, они просто хотят заменить одну систему другой.

– Но ведь лучшей, чем существующая. Во всяком случае в теории.

Вот и видно, что идеально подходишь для Сопротивления именно ты.

– Во всяком случае до тех пор, пока меня это устраивает.

В принципе, я занимаю такую же позицию. Из чего не следует, что я принимаю происходящее без оговорок. И после сегодняшних событий таких оговорок меньше не стало.

– Смешно, не правда ли? – На губах женщины появилась улыбка. – Для меня вопрос стоит о том, чтобы принять иной, непривычный тип власти, а для тебя о преодолении, хотя бы частичном, неприятия власти как таковой. Интересно, способны ли мы на это?

Вместо того чтобы ответить на ее вопрос, Кэлдасон задал собственный.

– Что ты думаешь о грандиозном замысле Карра?

– Насчет этого островного государства? Я знаю о нем не больше тебя, а этого, наверное, недостаточно для вынесения суждения. Может быть, план провидческий, а может – утопический. Во всяком случае, он кажется привлекательным.

– А ты согласилась бы там поселиться?

– Во-первых, я не уверена, что меня бы туда позвали. Ну а насчет желания... опять же, чтобы принимать решение, нужно знать больше.

– Сомневаюсь, что мечта Карра может осуществиться.

– Однако мы находимся здесь и помогаем его делу.

– Или – самим себе.

– Звучит не слишком воодушевляюще.

– Возможно.

Их лошади, привязанные неподалеку, опустив головы, щипали высокую траву.

– Какова бы ни была причина, по которой мы здесь, – сказал Рит, – отряд, так или иначе, следует доукомплектовать.

– Я полагаю, что мы можем добиться большего.

– Они доверяют мне. А я не хочу снова...

– Не хочешь снова почувствовать себя виноватым?

Он взглянул ей в глаза.

– Эта мысль кажется тебе странной?

– Нет... ничего подобного, – ответила Серра с таким видом, как будто вопрос ей не понравился.

Ты права, мы действительно можем стать лучше. Я хочу свести потери к минимуму.

– По крайней мере, у нас хорошая команда, – отозвалась женщина, тряхнув головой, словно избавляясь от чего-то. – Ребята смышленые, в хорошей физической форме, схватывают все на лету...

Иначе и быть не может. Карр намекал на то, что сегодняшнее ограбление – это лишь репетиция. Могу поручиться, дальше будет труднее, и мы должны быть к этому готовы.

– Не беспокойся, ты контроль над обстоятельствами не утратишь.

* * *

Из центра города звезды видны не были: их затмевало сияние магических огней.

На балконе внешне неприметного особняка в одном из богатых кварталов другие мужчина и женщина наслаждались вечерним теплом, любуясь панорамой города. Он разлил густое, похожее на мед, вино из графина, и они соприкоснулись бокалами в молчаливом тосте.

Валдарр сверкал и переливался всеми цветами радуги. То и дело над расстилавшимся внизу городом взметался фонтан искр, знаменуя собой рождение очередного фантома, а иногда над улицей проносился призрачный вихрь, уже исчерпавший свою магическую энергию. Магическое творение, преображение и разрушение происходили постоянно, в непрекращающемся ритме.

Таналвах Лан это место казалось раем.

– Я поняла, что никогда раньше не чувствовала себя в безопасности, – призналась она.

– Приятно это слышать, – сказал Руканис. – То есть, разумеется, меня радует не то, что раньше ты никогда...

– Я знаю, что ты имел в виду. – Женщина с нежностью провела пальцами по его щеке. – Мы, я и дети, наслаждаемся покоем лишь благодаря тебе. Ты наш спаситель и наш защитник.

Он поцеловал ей ладонь.

– Я не заслуживаю такой похвалы.

– Нет, Кинзел, еще как заслуживаешь. Ты благородный человек. Многие на твоем месте прошли бы мимо, а ты подарил надежду и мне, и несчастным сироткам. Тебе трудно представить, что это для меня значит. Все мужчины, которых я знала прежде...

– Да. – Он понимающе кивнул, стараясь избавить ее от мучительных воспоминаний. – Но с этим покончено. Тебе больше не придется делать того, чего ты не хочешь.

– Меня удивляет то, что тебя, кажется, совершенно не отвращает мое прошлое. Неужели ты действительно не думаешь обо мне плохо?

– Конечно нет, Тан, у тебя ведь не было выбора. Я смотрю на это как на страны, оккупированные империями.

– Как это? – озадаченно спросила Таналвах.

– Ну, захватчики могут завладеть имуществом и землей, но им не под силу вытравить из людских душ стремление к свободе.

– В борделях Джеселлама некоторые женщины говорили, что отдают клиентам свое тело, но не душу. А значит, не подлинное свое «я».

– Это верно, и точно так же обстоит дело с Сопротивлением. Самое важное, что у нас есть, – это идея, и ни присвоить ее, ни уничтожить враги не в состоянии. Вот в чем наша главная сила, а союзники или, например, магия основателей – это не главное.

У тебя ужасно серьезный вид, – с улыбкой промолвила она.

– Правда? – Он несколько смутился. – Наверное, ты права. Дело в том, что я всегда был предан идеалам Сопротивления, можно сказать, что это моя страсть. – В его голосе зазвучало воодушевление. – Надеюсь, со временем ты сможешь ее со мной разделить.

– Кажется, я уже близка к этому. Но велика ли вероятность того, что план Карра увенчается успехом? Может ли действительно существовать место, где нас ждет подлинная свобода?

– Я только что сказал, что такое место есть. Оно здесь. – Кинзел постучал себя по лбу.

– Ты же знаешь, я имела в виду нечто иное, – сказала Таналвах с шутливой строгостью.

Руканис улыбнулся в ответ.

– Да, я полагаю, что его план имеет шансы на успех. Но этот успех зависит и от нас, я имею в виду – от наших усилий. Конечно, путь к свободе будет нелегким и рискованным, но разве мы можем свернуть с него?

– Но ты мог вообще не выбирать его! Что мешало тебе жить спокойно, наслаждаясь богатством и славой?

– Дело в том, что я не родился богатым и знаменитым. Талант помог мне выбиться из бедности, но я хорошо знаю, как живется простым людям. Должен сказать, что мое первое воспоминание... – Он осекся. – Не зря ведь говорят: «Что первый раз на глаза попало, то навсегда в душу запало».

– Между нами должны быть тайны? – спросила Таналвах.

– Нет, речь не о тайнах, а о боли, которой я пока не готов поделиться.

– Когда будешь готов, – женщина ласково сжала его руку, – я постараюсь ее с тобой разделить.

Он благодарно кивнул и вернулся к оставленной теме.

– Хотелось бы верить, что, даже если бы я родился с серебряной ложкой во рту, мною все равно был бы выбран этот путь. Но с другой стороны, не исключено, что, воспитанный в роскоши, я воспринимал бы жизнь по-иному. Я ведь и так решился связать свою судьбу с Сопротивлением лишь после многолетних колебаний.

Мимо них пролетела иллюзорная стайка птиц с ярким оперением; к вечерним звукам города добавились нежные трели и щебетание.

– Собираешься ли ты последовать совету Kappa и перейти на нелегальное положение? – поинтересовалась Таналвах.

– Со временем, – ответил Кинзел, помолчав.

– Я боюсь за тебя. Пожалуйста, уходи в подполье, под защиту Сопротивления.

– Я не могу. Пока.

– Тебя могли узнать, когда ты пришел нам на помощь. По моей вине ты едва не попал в беду. А теперь окружающих может заинтересовать неизвестно откуда появившаяся семья. Тебе угрожает серьезная опасность.

– Никакой твоей вины ни в чем не было и нет, – упрямо заявил он. – К тому же нас не поймали.

– Не поймали, и слава богам, но стоит ли рисковать снова? Брось это, Кинзел, будь осторожнее, если не ради себя, то ради меня и детей. Есть и другие способы послужить общему делу.

– В том-то и дело, что они не для меня. Наибольшую пользу я могу принести, оставаясь на легальном положении.

– Наверняка и в подполье ты мог бы...

– Нет, послушай меня. Очень немногие из людей, сочувствующих Сопротивлению, имеют доступ в высшие круги общества. Я обладаю этой редкостной привилегией, и сведения, собираемые мною, могут иметь огромное значение. Особенно сейчас, когда мы готовимся приступить к практическому осуществлению плана Карра. Нет, бросить все сейчас я не могу.

– Уверена, патриций найдет для тебя другое дело, – настаивала Таналвах.

– Мои пацифистские убеждения резко сужают круг возможных для меня занятий.

– Среди тех, кто поддерживает Сопротивление, немало твоих единомышленников.

– Но они выполняют бумажную работу. В этом, само собой, нет ничего дурного, однако то, что делаю я, несравненно важнее. Нелепо превращать добытчика ценных сведений в заурядного писца.

– И ты твердо намерен стоять на своем?

– Пока да, любимая. Но тебе не стоит ничего бояться. Я не новичок в нашем деле, осознаю опасности и давно научился осторожности.

Таналвах, однако, эти доводы показались неубедительными.

– На сердце у меня неспокойно, – призналась она.

– Это потому, что ты такая сердечная, – ласково улыбнулся Кинзел.

– Это потому, что я нашла тебя и очень боюсь потерять.

– Но из-за чего? – спросил он, коснувшись ее щеки легким поцелуем.

– Твой пацифизм...

– Ты не одобряешь миролюбия?

– Нет, что ты! Совсем наоборот! Просто... Ты ведь знаешь, я убила человека! Не умышленно, это был несчастный случай или, во всяком случае, непреднамеренное убийство... но все же убийство. Как может такой человек, как ты, жить с убийцей? То, что я была шлюхой, уже достаточно плохо, но...

– Никогда не говори о себе так. Ты не убийца. И поверь мне, Тан, я ни за что тебя не осуждаю. Да, ты лишила человека жизни, и сам по себе этот факт меня не радует, но я вижу в этом лишь необходимую самозащиту. Если бы ты не...

– Знаю. Дело в том, что у меня тоже есть свои принципы, диктуемые верой. Я последовательница Ипарратер, выше всего ставящей неприкосновенность человеческой жизни. Нарушив этот принцип, я лишилась права на ее покровительство.

– Если эта богиня заслуженно славится своим милосердием, то нет, не лишилась. Ей должно быть ведомо, что ты действовала по необходимости, а по не дурному умыслу. – Он задумчиво вздохнул. – Люди полагают, будто отказ от насилия – это легкий выбор. Но я ведь понимаю, что некоторые мои действия поставили под угрозу человеческие жизни, а иные и повлекли за собой гибель людей. Любому из нас остается лишь верить, что такого рода жертвы не напрасны, ибо принесены они во имя великого дела. Так что оснований чувствовать себя виноватой у тебя ничуть не больше, чем у меня.

– Звучит успокаивающе. Хотя, мне кажется, твое суждение обусловлено тем, что ты ко мне неравнодушен.

– Может быть. Но полагаю, дело все-таки не в этом. Я пришел к выводу, что жизнь представляет собой серию нравственных компромиссов. В отношении тебя это так же справедливо, как и в отношении всякого другого. Ты не должна ощущать бремя вины.

– А сказал бы ты то же самое Серре Ардакрис?

– Серре? Да. Думаю, да. А почему ты спрашиваешь?

– Как я понимаю, она сделала убийство своей профессией.

– Ты слишком сурова. Уверен, она считает, что поступает правильно. Конечно, я не могу одобрить то, чем занималась она до бегства в Беальфу, но не могу не испытывать к ней благодарности за оказанную нам помощь.

– Я тоже, пойми меня правильно. Просто... порой мне кажется, что ей тоже нелегко. Как будто она несет на плечах какой-то тяжелый груз.

– Ты знаешь что-нибудь о ее прошлом?

– Только то, что она убивала людей.

– Она командовала подразделением особого назначения, в состав которого против ее воли включили отпрыска одной из самых влиятельных семей Гэт Тампура. Этот мальчишка, который вообразил себя воином, погиб из-за собственной глупости, но власти решили свалить вину на нее.

– Понимаю, это должно было ее ожесточить.

– Но на ее долю выпало и другое, более тяжкое испытание. Как рассказал мне Карр, его люди выяснили: несколько лет назад она лишилась дочери. Похоже, из-за порошка одержимости.

– Тогда понятно, почему она так угрюма. Это действительно великое горе. Как мне ее жалко...

– Заметь, Сопротивление притягивает самых разных людей. Самые причудливые и замысловатые жизненные истории здесь вовсе не редкость.

– Да, люди попадаются интересные. Взять хотя бы юного ученика чародея.

– Куча?

– Да. – Женщина улыбнулась. – Для своих лет он повидал много горя, однако сохранил чистыми и сердце, и душу. По-моему, он славный парнишка.

– А Кэлдасон?

Ее улыбка растаяла.

– А, этот... В прежней жизни мне довелось повидать много черствых и суровых мужчин. Мужчин, которые никогда не относились к женщинам не то что с любовью, а просто с теплотой. От худших из них исходило ощущение опасности, но такого, как Кэлдасон, я не встречала никогда. Он меня пугает.

– Странно, что я слышу такое от тебя.

– Почему? Потому что мы с ним соплеменники?

– Ну...

– Не раз люди останавливали меня на улице и интересовались квалочианцами, о которых я в жизни ничего не слышала. Они считают, что мы все знаем друг друга. Конечно, все мы связаны кровью и общей историей, но из этого не следует, будто нас непременно связывает еще и взаимная любовь. Взять, например, тебя – ты что, поддерживаешь сердечные отношения со всеми прочими певцами?

Кинзел невольно улыбнулся.

– Нет, я бы так не сказал.

– Так вот, о Кэлдасоне. Говорят, у него бывают приступы безумия – эти вспышки ярости, желания причинять боль, драться... Тогда он представляет опасность не только для себя, но и для других. Одержимый.

– Квалочианцы – раса воинов.

– Это было очень давно, насколько мне известно. И вообще, Кинзел, он слишком странный. Прожил столько лет, а выглядит совсем не старым. И глаза у него... Знаешь, что мне кажется?

– Что?

– Я думаю, его обуревает желание дать другим то, что недоступно ему самому, – смерть.

– Но тебе-то его бояться незачем. Он ведь на нашей стороне.

– Такие люди, как Кэлдасон, всегда находятся на одной-единственной стороне – своей собственной.

Она пожала плечами.

– Впрочем, возможно все дело в том, что я была проституткой: это приучает смотреть на людей цинично.

– Выброси это из головы, а? В конце концов, это первая ночь, которую мы проводим вместе в нашем собственном доме.

Кинзел нагнулся и достал из-под стола деревянную шкатулку – абсолютно гладкая, она не имела ни замка, ни петель, на крышке красовалось изображение сердца. Он поставил шкатулку перед Таналвах.

– Что это?

Мой подарок. Давай, открывай ее.

– Как?

– Видишь сердце?

Женщина протянула руку и легонько коснулась крышки кончиками пальцев. Шкатулка (если ей это, конечно, не почудилось) издала вздох, и по ней побежали тончайшие трещинки. Сегменты дерева раскрылись, словно лепестки цветка, обнаруживая внутри ослепительно-белый свет.

Таналвах замерла от восторга. Кинзел наблюдал за ней, радуясь ее восхищению.

Свечение смягчилось, раскрывшиеся «лепестки» теперь образовали не зубчатый круг, а идеально круглый плоский диск, как бы шляпку гриба, для которого основание шкатулки служило крепкой ножкой. В центре диска взметнулся дымок, бирюзовое облачко закружилось, превращаясь в вертящийся конус, а потом вспыхнуло и исчезло. Вместо него на плоскости появились две человеческие фигурки, мужская и женская, каждая высотой с ладонь. Они были облачены в струящиеся одеяния из тончайшего шелка. Зазвучала музыка: воспаряющие трели и нежные голоса накладывались на неспешный четкий ритм. Крохотный мужчина поклонился, его дама ответила реверансом. Взявшись за руки, они начали танец.

– Какая красота! – прошептала Таналвах. Глаза ее сияли.

Крохотные танцоры скользили и кружились по диску, взметая свои воздушные одеяния, ярко вспыхивали драгоценные украшения на партнерше.

– Ой! – воскликнула Таналвах, узнав наконец фигурки. – Да это же мы с тобой!

– Точно, только он танцует гораздо лучше меня.

– Тогда придется это исправить, – рассмеялась она и потянула его за руку, побуждая встать.

– Нет, нет, – протестовал он. – Я танцую из рук вон плохо.

– О, да ты краснеешь!

– Танцуй ты так плохо, как я, то и сама бы покраснела на моем месте.

Женщина, однако, обняла его, и они закружились рядом со столом, старясь подражать своим миниатюрным копиям. Влюбленная пара отдалась ритму, и музыка сама управляла их движениями. Казалось, это продолжалось очень долго, но сладкое забытье разрушило испуганное восклицание.

Дети проснулись! – вскликнула Таналвах.

Детский голосок послышался снова – слов нельзя было разобрать, но в тоне явно угадывался страх, навеянный, скорее всего, ночным кошмаром.

– Я схожу к ним, – предложил Кинзел.

– Да?

– Схожу, оставайся здесь.

Обменявшись нежными взглядами, они поцеловались и разъединили объятия. Таналвах села, продолжив любоваться иллюзией, а Кинзел вышел из комнаты.

Тега и Лиррин поместили наверху, их кровати располагались напротив друг друга. Сейчас девочка сидела, испуганно озираясь.

– Что случилось?

– Мне приснился плохой сон, – пояснила Лиррин, потирая глаза кулачками.

– Все в порядке, – успокоил он ее, опустившись на колени рядом с ней. – Сон, это ведь не по-настоящему.

– Правда?

– Честное слово. Сны – это всего лишь маленькие представления, которые разыгрываются в наших головках, пока мы спим. Они могут пугать, но обидеть по-настоящему – нет.

– А я тоже не могу заснуть, – подал голос Тег.

– Почему?

– Потому что ей приснился страшный сон, – заявил мальчик, укоризненно показав пальцем на сестренку.

– Ладно, успокойтесь, – сказал им Кинзел. – Мы с Таналвах здесь и больше не дадим этим снам вас пугать.

– А как? – спросила Лиррин с детской рассудительностью .

– Ну... я знаю песню, которая отгоняет плохие сны. Мне ее пела мама, когда я был таким, как вы. Тег, хочешь послушать?

Мальчик сонно кивнул.

Руканис запел колыбельную, обволакивая их мягким теплом слов и мелодии. Вскоре веки детей потяжелели.

За окном город по-прежнему сиял ночными огнями.