Текст книги "Прежде чем вернется прошлое"

Автор книги: Стелла Бэгуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Сначала Кеннет хотел ребенка. Но я… у нас не получалось. И спустя несколько лет он отчаялся.

– Но не ты!

– Нет, я не отчаивалась.

Остаток дороги молчали. Эмили испытала облегчение, когда наконец показалось ранчо. День выдался нелегким, и теперь хотелось просто прилечь и отдохнуть.

Пока Эмили отдыхала в своей комнате, Купер мучился вопросом, что делать дальше. Бродя по гостиной, он мысленно отмечал те вещи, которые должен сделать и которые хочет сделать.

Родео нравилось ему, он не отрицал этого. Но он не мог также отрицать, что это занятие лишило его многого: дома, семьи, простой радости встречать рассвет и наблюдать закат на этих бескрайних просторах.

Он не ожидал, что спорт на десять лет станет его жизнью, как не ожидал и того, что Эмили выйдет за Кеннета всего лишь через несколько коротких месяцев после его отъезда. Но она вышла. И из-за нее с тех пор он и ведет кочевую жизнь.

Тяжело вздохнув, Купер подошел к камину и положил несколько поленьев на тлеющие в золе красные угли.

Эмили живет здесь одна, она беременна и почти разорена.

По совести, он не может оставить ее сейчас.

Наступили сумерки. Купер оторвался от своей работы, когда Эмили подошла к сараю, крышу которого он ремонтировал. Снег кончился, но дул пронизывающий, холодный ветер. В такую погоду ей не следует выходить из дома. Однако она наверняка в штыки воспримет его советы, если они покажутся ей похожими на приказы. Даже если приказ вызван искренней заботой о ее благополучии.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Я уже покормил лошадей.

Ей пришлось сильно задрать голову, чтобы разглядеть его на высоком карнизе.

– Я так и подумала. Просто пришла сказать тебе, что ужин готов.

Ерунда какая-то, подумал Купер, глядя на нее с крыши. Она же ненавидит его! И вместе с тем Эмили проделала этот путь на леденящем холоде только ради того, чтобы сообщить ему, что пора есть.

Запихнув молоток и гвозди в карман куртки, он сполз по рифленому железу до лестницы, прислоненной к стене. Прежде чем он поставил ногу на верхнюю перекладину, Эмили ухватилась за основание лестницы, чтобы она была более устойчивой, когда он будет спускаться.

Оказавшись на земле, он поблагодарил ее за заботу и в какой-то миг увидел румянец на ее щеках. Но ночь быстро опускалась, играя сумеречными тенями, и Купер решил, что ему показалось.

– Что ты там делал? – поинтересовалась она по пути к дому. – Я не думала, что в сарае осталось железо.

– Я не менял его, просто прибивал оторвавшиеся края. Надеюсь, какое-то время продержится. Завтра поеду в город и куплю кое-что. Может, ты подскажешь мне, что еще нуждается в ремонте, и мы составим список всего необходимого.

Его слова должны были успокоить ее, догадывалась Эмили. Какая нормальная женщина, к тому же беременная, не хотела бы иметь в помощниках сильного мужчину? Но Купер когда-то заставил ее страдать…

– Я считала, ты уезжаешь, – решительно напомнила она.

Земля между домом и сараем была неровной, иногда попадались крупные камни. Несколько раз Купер ловил себя на желании взять ее за руку. Но он не стал этого делать. Когда несколько часов назад на площадке для кормежки он дотронулся до нее, то испытал какое-то странное чувство. Если полыхавший некогда между ними огонь не погас, а только тлеет, то он определенно не собирается раздувать его. Когда-то связь с Эмили послужила ему хорошим уроком.

– Я не могу уехать сейчас.

– Почему?

Он открыл дверь и пропустил ее внутрь.

– Проходи в дом.

Когда они оба сняли верхнюю одежду, Эмили расставила на столе тарелки, а Купер начал подыскивать подходящий ответ.

– Это должно быть очевидно для тебя, – терпеливо произнес он. – Я не могу оставить тебя сейчас.

Эмили медленно повернулась от плиты. В ее глазах застыло недоверие. Невероятно, что он говорит такое ей сейчас. «Ты опоздал на десять лет!» – хотелось ей закричать, хотелось осыпать его проклятиями, колотить кулаками в его грудь до тех пор, пока боль, что все эти годы жила в ее сердце, не отпустит ее.

– Уясни себе, Купер, я не твоя собственность! Может, ты и владеешь частью этого ранчо, но не мной. Я никогда тебе не принадлежала и не буду принадлежать!

Эта вспышка обеспокоила и озадачила Купера. Откуда такая ярость, сильная и непритворная?

– Эмили! – Он пересек комнату и положил руку ей на плечо. Она заметно дрожала. – Эмили, – снова начал он хриплым от беспокойства голосом. – Что случилось? Ты так расстроена, что, не дай Бог, доведешь себя до болезни.

Его прикосновение вернуло ее к действительности, и она поняла, что должна поскорее собраться. Последнее, что она позволит Куперу узнать, это то, какую боль он причинил ей или, что еще хуже, как она любила его когда-то.

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Я в порядке. Просто нервы сдают. Меня может расстроить любая мелочь. Я не собиралась набрасываться на тебя. Я просто хотела, чтобы ты понял: моя беременность не должна волновать тебя.

– Будущий ребенок – мой племянник или племянница.

– Это правда, но ты не должен из-за этого менять собственную жизнь.

Его рука неосознанно массировала ее плечо.

– Возможно, я не должен напоминать тебе об этом, но ты знаешь, что моя мать умерла при родах…

– Купер!

– Она была такая же упрямая, как ты, – продолжил он. – Когда она слегла с лихорадкой, отец хотел отвезти ее в больницу, но она уверяла, что ей достаточно хорошо выспаться. У нее начались преждевременные роды. Поднялась температура, все это сказалось на сердце. Она умерла, не успев даже взять меня на руки.

Слезы начали застилать ее глаза. Эмили крепко зажмурилась и несколько раз сглотнула.

– Со мной этого не произойдет, Купер. Я буду следить за собой. Ты же видел, что после падения я сразу поехала в больницу.

– Да, но тебе нужно, чтобы кто-то был рядом и присматривал за тобой.

– Если понадобится, мама может пожить со мной.

Кривая улыбка тронула его губы.

– Ты считаешь, это справедливо по отношению к ней?

Снова рассердившись, она посмотрела в его чистые серые глаза.

– Я ее дочь. Она любит меня и готова ради меня на все.

– Уверен в этом. Но, насколько я помню, твои родители очень близки друг другу и проводят вместе много времени. Или с возрастом что-то изменилось?

Догадавшись, на что он намекает, она покачала головой.

– Нет, не изменилось. А если ты пытаешься заставить меня почувствовать себя обузой, то тебе это неплохо удается.

– Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обузой. Я только хочу, чтобы ты поняла, что тебе нужен кто-то здесь!

Эмили рассмеялась.

– И ты думаешь, что этот кто-то – ты? Спустись на землю, Купер! Ты не тот человек, который может задерживаться в одном месте дольше недели, а тем более заботиться о беременной женщине.

– Откуда ты знаешь?

В какой-то момент, несколько минут назад, она с наслаждением ощущала его руку, нежно двигающуюся по ее плечу. Теперь же эта рука жгла кожу сквозь вязаный свитер как раскаленное железо. Эмили с досадой сбросила его руку.

– Ты когда-нибудь жил с женщиной, Купер?

Совершенно сбитый с толку ее вопросом, он некоторое время молча наблюдал, как она подходит к столу и садится.

– Какое это имеет значение? – в ответ спросил он.

Она взглянула на него, наполняя тарелку.

– Может быть, никакого. Может быть, я просто интересуюсь.

Ухмыльнувшись, он присоединился к ней за столом, сев справа от нее.

– Сильно сомневаюсь, чтобы после моего отъезда тебя интересовало что-либо, касающееся моей персоны.

Ее интересовало все, но она никогда не признается ему в этом! Лучше съест собственную шляпу, чем расскажет ему, как убивалась по нему.

– Так что насчет женщины? Или, вернее, женщин.

Он смерил ее проницательным взглядом.

– Я не был женат, если ты об этом спрашиваешь.

– Не сомневаюсь, – резко отозвалась она. Много лет назад Купер ясно дал ей понять, что не готов жениться. Глядя на него теперь, она видела, что он не изменился. Он по-прежнему выглядел как закоренелый холостяк.

Медленно краска залила его лицо.

– Некоторое время я жил с женщиной, – пробормотал он. – По крайней мере, между заездами.

Ее брови изогнулись.

– Ты не хотел жениться на ней?

Он отрицательно покачал головой, и Эмили поймала себя на том, что ее взгляд бродит по его густым темным волосам, холодным серым глазам и чувственным губам.

Многие женщины находили его более чем привлекательным. Недостатка в любовницах он, судя по всему, не испытывал. Но был ли он когда-нибудь влюблен? Нуждался ли когда-либо в ком-нибудь так, как она в нем?

– У нее был маленький сын от первого брака, – продолжал он. – Ребенок ненавидел меня лютой ненавистью.

– А кто был в этом виноват? Ты пытался сблизиться с ним?

– Изо всех сил. Он ни в какую не желал делить со мной свою мать. Подозреваю, я слишком похож на своего старика. Я не смогу быть хорошим отцом.

– Почему ты так говоришь? Кеннет всегда очень тепло и с любовью вспоминал о вашем отце.

Он пожал плечами, словно это мало его волновало.

– Я тоже любил Вильяма, – произнес он. – Но он не был идеальным отцом. По крайней мере, в моих глазах. Разумеется, для Кеннета все было иначе.

– В каком смысле «иначе»?

Он опустил взгляд на руки.

– Спроси любого, кто знал моего старика, Эмили. Кеннет был его любимцем. Он никогда не мог сделать что-то плохое. Я же ни разу не сделал ничего хорошего. Я говорил тебе это и раньше, но, подозреваю, ты позабыла все, что я когда-то тебе рассказывал.

О, как он ошибается! Она ничего не забыла. Эмили помнила, что он называл себя второсортным сыном. В то время она думала, что Купер имеет в виду навыки хозяйствования или, вернее говоря, их отсутствие.

– Я помню. Но это было о ранчо. Я уверена, отец любил тебя так же сильно.

Он фыркнул.

– Едва ли! Я знал, что каждый раз, когда Вильям смотрел на меня, он не мог не думать о потерянной жене. Но – небо свидетель! – я научился жить с этим. Просто я не научился у него отцовству.

– Что насчет женщины? Ты недостаточно ее любил, чтобы подружиться с ее ребенком?

Он покачал головой.

– Она хотела образовать со мной семью. Ты же знаешь, я на это не способен.

Да, она знала это. Но Эмили верила и надеялась, что любовь к ней изменит Купера, что он захочет жениться на ней. Какой же ужасной ошибкой это оказалось!

– Человек не обязательно рождается с умением быть родителем или супругом. Он может постепенно научиться этому, – поделилась она своими соображениями.

– А если человек, учась, постоянно совершает ошибки?

Она пожала плечами.

– Никто не совершенен. Ты будешь учиться на своих ошибках и стараться быть лучше.

Купер отвел глаза.

– Полагаю, мне лучше оставаться одному. Я не хочу отвечать за счастье другого человека. Особенно за счастье ребенка.

Ее ноздри расширились от еле сдерживаемой ярости.

– Тогда почему бы тебе не убраться и не продолжать жить одиночкой где-нибудь в другом месте и не оставить меня саму разбираться с моими проблемами?

Потому что ее проблемы и его тоже, неожиданно подумал Купер, только сейчас поняв это. Теперь он знал, что не сможет вернуться к своей яркой жизни, пока она, беременная и одинокая, остается на «Алмазном».

– Я так и сделаю, когда придет время.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Папочка, он великолепен! – воскликнула Эмили, любуясь огромным мерином, рысью кружащим по мощенному щебнем небольшому загону. – Где ты нашел его?

Улыбнувшись при виде неподдельной радости на лице дочери, Гарлан Гамильтон обнял ее за плечи.

– На ярмарке лошадей в Кловисе. Что ты о нем думаешь?

Эмили ехидно улыбнулась.

– Он выглядит точь-в-точь как старый Апп. Сколько тебе пришлось отдать за него?

Гарлан рассмеялся.

– Не скажу. Разве, когда что-то дарят, стоимость подарка называют?

Эмили от удивления раскрыла рот.

– Подарок? Нет, ты не можешь подарить мне эту лошадь!

Ее отец снова рассмеялся.

– Тогда кому я должен ее подарить?

– Ну, я не знаю, – пробормотала она. – Оставь себе.

– Я никогда не любил эту масть. А ты любишь. Кроме того, нам с твоей матерью лишние лошади не нужны. У нас и так уже около тридцати.

Эмили взглянула на отца, который по-прежнему оставался красивым и сильным мужчиной, несмотря на то, что ему уже было под шестьдесят. Он и Роуз много трудились, чтобы превратить «Воздушное» в преуспевающее ранчо, каким оно и было сейчас. Это оказалось не так просто, учитывая, что они поженились во время длительной засухи. Но они преодолели эти и многие другие испытания, мучившие их не один год. Теперь ранчо стало преуспевающим, большим, оснащенным самой современной техникой.

Тяжелый труд и успех, которого добились ее родители, всегда вдохновляли Эмили. Если смогли Гарлан и Роуз, то смогут и они с Кеннетом! Но с годами Эмили начала понимать, что супругам нужно нечто большее, чем тяжелый труд и решимость преодолеть все жизненные невзгоды. Нужна безоговорочная любовь. А она, видит Бог, никогда не испытывала такой любви к Кеннету.

Она уважала Кеннета, но не должна была выходить за него замуж. Ей хватило всего нескольких коротких недель, чтобы понять, какую ужасную ошибку она совершила, поддавшись на уговоры Кеннета стать его женой. Но в то время, когда он сделал ей предложение, она все еще убивалась по Куперу, не говоря уже о том, как горевала о потерянном ребенке, о котором никогда никому не говорила, даже своим родителям. Она чувствовала себя одинокой и нелюбимой, а внимание Кеннета оказалось своего рода бальзамом для ее израненного сердца. Но при всем желании Эмили так и не смогла испытать к нему то, что испытывала к Куперу.

– Ты хочешь, чтобы я оседлал его для тебя, дорогая?

Вопрос отца вывел ее из горьких раздумий. Она улыбнулась ему и отрицательно покачала головой.

– Прошла только неделя после моего падения. Я лучше воздержусь пока от поездок верхом.

Он потрепал ее по плечу.

– Все будет хорошо. Единственное, с чем тебе придется бороться, так это с твоей матерью, которая не отойдет от ребенка ни на шаг, когда он появится.

Эмили обхватила отца за талию и прижалась щекой к его широкой груди.

– Спасибо за лошадь, папочка. Ты можешь привезти ее мне на ранчо?

– Прямо сегодня, если хочешь.

Встав на цыпочки, она чмокнула его в щеку.

– Спасибо. А теперь я пойду в дом попрощаться с мамой.

Кивнув, он ущипнул ее за щеку.

– Ладно, увидимся позже. Эмили, – добавил он, когда она уже уходила, – рад, что на твоем лице вновь засияла улыбка.

А она и не заметила, что улыбается! Она даже не знала, что еще умеет это. Слава Богу, что хоть чем-то порадовала отца!

Эмили нашла мачеху в кухне – та пекла хлеб. В кухне было тепло, всюду в горшках стояли комнатные цветы.

– Дорогая! Я и не знала, что ты приехала. Отец видел тебя? – Она вытерла испачканные мукой руки о полотенце для посуды и поспешила к Эмили поцеловать ее. – Ты выглядишь лучше, чем прошлый раз! На щеках появился румянец, и, похоже, ты стала лучше питаться.

Эмили обняла мачеху и устроилась на стуле.

– Я стараюсь есть все необходимое.

– Рада это слышать. И как приятно видеть тебя нарядно одетой, подкрашенной. Надеюсь, это означает, что и дух твой окреп.

Эмили посмотрела на свои черные джинсы и клюквенного цвета пуловер. Не Бог весть какой наряд, но по сравнению с тем, в чем она ходила до этого, Роуз и это кажется нарядным. После своего падения и нелестных замечаний Купера по поводу ее внешнего вида она стала больше уделять себе внимания.

– Мое настроение гораздо лучше, и с отцом я уже виделась. Почему ты не сказала мне о лошади?

Роуз снова принялась месить тесто.

– Потому что это сюрприз. Я не хотела его испортить.

– Он не должен был тратить столько денег!

– Он сам захотел. Кроме того, тебе нужна хорошая лошадь. Те, что у тебя есть, не самые лучшие в мире.

Эмили криво улыбнулась.

– Не могут же все быть такими, как твой любимый Пирожок.

– Наверное, я избаловала его, – произнесла Роуз с нескрываемым обожанием.

– Не говоря уже о привязанности. Ты же знаешь, лошади не живут на ранчо.

Роуз пожала плечами и улыбнулась.

– Не живут, но у Пирожка отличное здоровье. Ему двадцать пять, и он все еще в отличной форме. Ветеринар говорит, что, если я буду продолжать так же заботиться о нем, он может прожить еще лет десять.

– Не сомневаюсь! Здесь за ним отлично ухаживают.

Роуз разложила тесто по оловянным формочкам для булок и поставила их в духовку. Закончив, она взяла две большие кружки и налила кофе.

– Он без кофеина, – заверила она Эмили, занимая место рядом с ней.

Промурлыкав от удовольствия, Эмили сделала глоток.

– До чего же здорово, когда не тошнит от запаха кофе! Стучу по дереву, надеюсь, моя тошнота прошла навсегда.

– Приятно слышать. Тебе досталось за эти дни, – положив ногу на ногу, Роуз задумчиво посмотрела на Эмили. – Итак, расскажи мне, что происходит. Купер все еще у тебя?

Эмили вздохнула. Она была не в настроении обсуждать приезд Купера.

– Сегодня он поехал в город разузнать о жидком корме для скота.

Роуз одобрительно кивнула.

– Это не будет лишним, ведь у тебя никогда не было достаточно пастбищ.

Эмили знала, что мачеха права. Уставившись в свою чашку, она произнесла:

– Отец не спрашивал меня о Купере. Разве ты не сказала ему, что Купер вернулся?

– Сказала. Подозреваю, он считает, что Купер здесь надолго не задержится и его присутствие ничего не изменит.

– Надеюсь, он прав. Надеюсь, Купер на моем ранчо действительно явление преходящее, хоть он и продолжает утверждать обратное.

– Ты думаешь, он на самом деле собирается остаться?

Эмили прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

– В душе я уверена, что нет. Скоро вся прелесть сельской жизни наскучит ему, и он отправится в дорогу. Лично я жду этого с нетерпением.

– Почему? Он приставал к тебе?

Широко распахнув глаза, Эмили уставилась на Роуз.

– В каком смысле?

– В прямом.

Эмили скривилась.

– Почему ты спрашиваешь?

Роуз нежно улыбнулась дочери.

– Он был увлечен тобой когда-то.

Купер действительно был когда-то увлечен мною, мысленно согласилась Эмили. Но это было всего лишь физическое влечение.

– Мамочка, это было так давно и теперь уже не имеет никакого значения.

– Может быть, для тебя. Но Купер мог и не забыть.

– Мама! Это… просто не верится, что ты так думаешь!

– Что в этом удивительного? – настаивала Роуз. – Ты все еще молодая красивая женщина. И по какой-то неведомой причине Купер так и не женился.

– Не из-за меня же!

– Откуда ты знаешь? Ты спрашивала его?

Эмили чуть не задохнулась.

– Разумеется, нет! Ну… я спрашивала, женился ли он. Но только потому… что мне было любопытно. Все знают, я все еще в трауре по мужу.

Вздохнув, Роуз сделала еще один глоток кофе.

– Ты в трауре, дорогая?

Эмили уставилась на Роуз так, словно та утратила все нравственные принципы.

– Мама! Что на тебя нашло? Ты считаешь, я желала смерти Кеннета?

Видя, как оскорбилась Эмили, Роуз соскользнула со своего стула и обняла ее за плечи.

– Милая, успокойся. Я ничего такого не думаю. Но хочу откровенно поговорить с тобой, потому что, думаю, тебе это сейчас нужно.

– Откровенно поговорить со мной? О чем?

– О тебе. С годами я поняла, что никогда по-настоящему не интересовалась твоим замужеством с Кеннетом.

– Это правда, ты никогда не вмешивалась.

Роуз покачала головой.

– Да, потому что я знала, ты не была счастлива. По крайней мере, не так счастлива, как мы с твоим отцом.

Эмили опустила глаза.

– Не каждой паре суждено испытать такое счастье.

– Не каждой, – подтвердила Роуз. – И я знаю, что смерть Кеннета потрясла тебя, знаю, что ты многое отдала бы, чтобы того несчастного случая никогда не было. Но это не то опустошение, которое испытывает женщина, теряя родственную душу.

– Но Кеннет…

– Не был тебе родственной душой, – закончила за нее Роуз.

Эмили открыла рот для дальнейших протестов, но вскоре в смирении опустила плечи.

– Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя более виноватой, чем сейчас?

Роуз поставила кружку Эмили на стол и взяла руки падчерицы в свои.

– Ну вот, мы подошли к тому, о чем я хотела поговорить с тобой.

Эмили беспомощно посмотрела на нее.

– На протяжении многих лет ты тянешь за собой шлейф вины. Пора отбросить его.

– Вины? Я не…

Покачав головой, Роуз улыбнулась.

– Эмили, помнишь то время, когда мы с твоим отцом впервые встретились? Тебе было тринадцать, и ты с настороженностью относилась ко мне до тех пор, пока не узнала, что я, как и ты, лишилась своей матери.

Эмили кивнула.

– Это было двадцать три года назад, но я помню все, словно это было вчера.

Они с отцом перебрались сюда с востока Техаса, когда ей было семь и она только-только потеряла свою родную мать.

– Тогда ты сказала, что мы родственные души, – продолжала Роуз. – Думаю, мы ими и остались. Поэтому я знаю, что ты чувствуешь. Ты всегда считала, что разочаровала Кеннета, что ты недостаточно любила его, что по твоей вине у вас не было детей. А теперь, подозреваю, ты винишь себя в его смерти.

– Как сказал Купер, я не должна была позволять ему садиться на ту лошадь. Но я… – пробормотала Эмили, – я не желала быть для Кеннета нянькой. Я не могла следить за ним каждую минуту, словно он малое дитя.

Роуз похлопала Эмили по руке и заняла свое место за столом.

– Вот теперь ты говоришь, как разумная женщина.

– Не знаю, разумная я или нет, но я не позволю Куперу унижать меня ни по поводу смерти Кеннета, ни по какому другому поводу.

На лице Роуз вновь появилось задумчивое выражение.

– Ты знаешь, лично мне Купер всегда нравился. Просто я не одобряла то, как он относился к тебе. Он изменился?

– Ни капли. И я мечтаю, чтобы он уехал, мечтаю никогда больше не видеть его, – мрачно ответила Эмили.

– А мне, наоборот, кажется, что он должен остаться. Такого пыла я не видела у тебя уже много лет.

Эмили горько усмехнулась.

– Ты видишь не пыл, а ярость.

– Что бы это ни было, смотреть приятнее, чем на твой опущенный до колен подбородок.

– Мам, я все больше убеждаюсь, что мне надо почаще навещать тебя. Ты так изменилась!

С понимающей улыбкой Роуз встала из-за стола проверить булочки.

– Может быть, ты только начинаешь видеть то, чего раньше не замечала.

– Не знаю, зачем отец купил тебе лошадь, – сказал Купер, наблюдая, как Эмили поглаживает морду новичка. – Другие вещи тебе гораздо нужнее.

Эмили обернулась.

– Может быть, отец предпочел подарить мне то, что я полюблю, а не то, что мне нужно?

Купер сдвинул серую шляпу на затылок и прислонился к верхней перекладине изгороди.

– Похоже, все изменилось здесь гораздо меньше, чем мне показалось вначале.

Эмили отошла от лошади и направилась в сторону Купера. Стоял теплый, солнечный день, один из тех немногих, которые предшествуют окончательному наступлению зимы Небо было лазурно-ясным, а в воздухе витал свежий горьковатый аромат шалфея и можжевельника. Это был день, которым стоило наслаждаться, и она наслаждалась. Несмотря на Купера Данна.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась она, заметив, что он тоже снял куртку и до локтей закатал рукава джинсовой рубашки.

– Что твой отец по-прежнему балует тебя.

Эмили решила не обращать внимания на его слова. Не стоило портить себе день.

– Его право.

– Возможно. Но это наводит меня на размышления, почему он не вмешался и не помог тебе с ранчо раньше.

– Мой отец никогда не считал возможным давать мне подачки. Дело даже не в том, что я не приняла бы. После моего замужества он не встревал в мои дела. Если я обращусь к нему за помощью, то он с радостью поможет. Но выплыть или утонуть – это решать мне самой.

Учитывая нынешнее состояние ранчо, Купер счел такое бахвальство излишним. Если бы он не приехал, как бы она подняла здесь все? Не похоже, что она ожидала финансовой помощи от родителей.

– У Кеннета была страховка?

Она нахмурилась.

– Да, а что?

– Любопытствую, – ответил он, надвигая шляпу на лоб.

– Не беспокойся, я вложу все деньги в ранчо. Я не собиралась промотать их на модную одежду и украшения, – сухо отрезала она.

– Я бы предпочел, чтобы ты потратила их на себя, – убежденно сказал Купер.

Эмили смерила его взглядом, полным сомнения.

– Естественно.

Ее сарказм уязвил его.

– Ты считаешь меня настолько эгоистичным?

Десять лет назад она считала его самым эгоистичным человеком на свете. Как только доктор сказал, что Купер окончательно поправился, он начал собирать вещи.

Он, правда, пытался сказать, что уезжает ради нее, что вернется с деньгами, большими деньгами, что у них появится возможность купить собственное ранчо. Но Эмили заявила, что не хочет ни денег, ни собственного ранчо. Единственное, чего она хотела и в чем нуждалась, это в том, чтобы они всегда были вместе. Но он не слушал ее и уехал, несмотря на все ее мольбы. Эгоист? Это слово даже наполовину не отражает того, что она тогда о нем думала.

– Я отказываюсь отвечать, поскольку ты можешь неверно истолковать мои слова.

Купер нахмурился.

– Что бы ты обо мне ни думала, мне не нужны деньги Кеннета. Я даже не думал, что мне нужна часть ранчо… пока не увидел его вновь.

– Этому я как раз верю.

– И тебе кажется странным, что я никогда не заявлял своих прав на половину «Алмазного»? – уточнил он.

Выражение его лица смягчилось, Эмили с трудом выдержала его теплый взгляд. Она кивнула.

– Не представляю, чтобы ты мог мечтать о каком-то ином ранчо. Ведь ты здесь родился.

– Я вообще не должен был рождаться, – сухо ответил он. – Из-за меня умерла моя мать.

Эмили ненавидела, когда он начинал говорить такие ужасные вещи. Может, Купера и должна мучить совесть за то, что он разбил ей сердце, но уж в смерти матери он не виноват.

– Ты не можешь винить себя в этом.

Купер отвел глаза. Он смотрел вдаль на бесплодные холмы и голые горы на горизонте.

– Мой отец считал иначе.

– В своем завещании он же оставил тебе половину ранчо!

– Да, но ясно дал понять, кто, по его мнению, должен управлять им. Это место всегда принадлежало кому-то, но не мне. Мужчина должен иметь что-то свое, Эмили. Именно поэтому я уехал. Может быть, ты простишь тот мой отъезд?

Приехав около полутора недель назад, Купер еще ни разу не заговаривал о том периоде их жизни.

– О, я прекрасно понимаю, почему ты уехал, Купер.

Сарказм в ее голосе подсказал ему, что она не услышала ни единого его слова. Ни тогда, ни сейчас.

Но это даже к лучшему, подумал он, отстраняясь от забора. Та часть их жизни безвозвратно прошла. Он должен видеть в ней просто невестку, не более.

Надвинув шляпу на лоб, он произнес:

– Апп великолепен. Надеюсь, он будет радовать тебя.

Он развернулся и пошел прочь. Раскрыв рот, Эмили смотрела ему вслед. Что он делает? Как он мог затронуть такую болезненную тему, а потом просто уйти, словно они обсуждали погоду?

С пылающими щеками она вышла из загона и поспешила за ним в сторону сарая. Она настигла его в помещении для инструментов.

– Что? – осведомился он. – Что-то не так?

Она приблизилась почти вплотную и заглянула ему в глаза.

– Да, кое-что не так. Почему ты ушел только что?

Его брови простодушно приподнялись.

– Потому что у меня есть работа, которую я хочу закончить засветло.

Эмили чуть не фыркнула.

– Не надо этой наивности, Купер. Ты не можешь, разбередив старую рану, просто развернуться и уйти.

Его глаза сузились, и мысли Эмили унеслись далеко и наконец остановились на тех днях, когда он был ее любовником. Он заставлял ее чувствовать нечто особенное, чувствовать себя любимой. У нее перехватывало дыхание, когда она просто смотрела на него. Почти то же самое происходило и сейчас. Она могла бы поклясться, что даже сарай стал меньше и темнее.

– Послушай, Эмили, я не знаю, почему я сказал то, что сказал. Я не ожидал, что ты прочтешь мне длинную лекцию о том, что понимаешь и прощаешь меня. Я даже не уверен, что мне это нужно. Так что считай, я вообще тебе ничего не говорил.

Итак, он не нуждается в ее прощении!

– Если это то, что ты чувствуешь, то зачем вообще заговорил об этом?

– Не знаю. Наверное, просто приступ сентиментальности. Может быть, это как-то связано с тем, что отец подарил тебе Аппа. Это заставило меня вспомнить о других временах – до того, как я встретил тебя.

Любопытство быстро вытеснило ярость Эмили.

– Что же ты вспомнил?

– Ничего особенного, просто другую лошадь. Я положил на нее глаз в Розвелле и планировал приобрести ее, когда вдруг вмешался отец и купил ее для Кеннета.

– О! – только и смогла произнести Эмили.

На губах Купера играла кривая улыбка.

– По-детски с моей стороны, да? Все еще помнить такую мелочь…

Мелочь? Если бы ее отец выкинул по отношению к ней что-либо подобное, то она точно никогда бы этого не забыла.

– Как он мог – причинить тебе такую боль?

Купер невесело усмехнулся.

– Вильям не считал, что причиняет боль.

– А как же Кеннет? Наверняка он знал, что лошадь должна была быть твоей!

Купер пожал плечами, словно случай едва ли стоил воспоминания.

– Он сказал, что пытался убедить старика отдать лошадь мне. Но я не уверен, что он сказал правду. Несколько недель спустя отец упомянул, что Кеннет умолял его об этой лошади. А Вильям никогда не мог отказать в чем-либо своему любимому сыну.

Эмили покачала головой.

– Купер, но это же ужасно! Не могу поверить, что Кеннет столь подло поступил с тобой! Когда я познакомилась с вами обоими, было очевидно, что вы отлично ладите друг с другом.

– Мы не были лучшими друзьями, но и не враждовали. Пока мы росли, Кеннет не уставал повторять, насколько несправедлив ко мне отец. Но он никогда не заступался за меня перед ним. Я много думал об этом и пришел к выводу, что Кеннета не заботило мое положение мальчика для битья, поскольку сам он был в отличных отношениях со стариком.

Эмили не знала, что и думать обо всем, что он рассказал ей. Она и представить себе не могла такой жестокости по отношению к родному брату.

– Возвращаясь к тем временам, хочу полюбопытствовать: чем ты занимался на ранчо? Если Кеннет был ответственен за скот, то за что ты?

Купер скорчил гримасу.

– В то время за немногое. Меня уже начали выживать с ранчо.

Эмили стояла рядом с Купером, который, казалось, с головой погрузился в изучение состояния уздечек, требовавших починки, и наблюдала за ним. А ведь, несмотря на всю любовь к Куперу, она никогда по-настоящему не знала его. Она знала вкус его поцелуев, знала, как приятно болтать и смеяться с ним, даже знала, каково это – заниматься с ним любовью. Но она никогда ничего не знала о его чувствах. Возможно, он и сам этого не хотел.

– Ты считаешь меня похожей на твоего отца? – спросила она. – Ты полагаешь, я предпочла тебе Кеннета, а сейчас думаю, что тебе здесь не место?

Он смотрел на старую уздечку.

– Ты это сказала, не я.

– Купер… я всегда считала, что тебе должна принадлежать часть ранчо… до тех пор, пока не поняла, что она тебе не нужна…

В его взгляде промелькнула ярость. Или это была боль? Он резко схватил ее за плечо.

– Ты считала, мне не нужна ты? – поинтересовался он обманчиво сладким голосом. – Ты это хочешь сказать?