Текст книги "Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 3 (СИ)"

Автор книги: Стас Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Эрик, я не знаю, получится ли вам пройти в тех местах, – немного помолчав, словно собираясь с мыслями, виновато проговорила Маргарет, – а если получится, то обратно, скорее всего, дороги уже точно не будет.

– Почему у нас может не получиться?

– На определенном участке там начинается сплошное болото. Спасает, что рядом много погибших, но ещё крепких кустов акации. Я отламывала ветки и пробегала, но я легкая, а вот вы…

И правда, каждый из нас, вместе со всей своей амуницией, а облачены мы были в облегченные доспехи, весил раза в два больше маленькой, хрупкой Маргарет.

– Не беда, прорвемся! – уверенно улыбнулся я, отпив из фляги коньяка. – Нам главное туда попасть.

Я вытащил из мешка вяленого мяса, слава всем ликам Триликого мешок был кожаным и его содержимое не намокло. Я протянул девушке кусочек мяса.

– Я не голодна, благодарю, – вежливо отказалась она.

Я не стал настаивать, мало ли, может она из-за стресса пока есть не может, слышал, что у женщин такое бывает. Я-то от нервов, всегда, наоборот жрать хочу.

Леон тоже жевал из своих запасов. Недовольно поглядывая на меня, словно я полный идиот. Я его взгляды игнорировал.

Мы еще немного посидели и я нехотя встал.

– Веди! – скомандовал я, вставая.

Мы отправились в путь за Маргарет.

Глава 6

Маргарет шла легко, даже казалось порой, что она земли совсем не касается, будто порхает над болотом. Девушка выглядела очень женственной и грациозной, наблюдать за ней было одно удовольствие. Даже удивительно, как при её проворстве и знании этих мест, болоту всё же удалось почти что утянуть её в свои топкие объятия.

Несмотря на накопившуюся усталость, у меня как будто второе дыхание открылось. Благодаря Маргарет мы чётко знали, куда и как идти. Теперь мы ступали не по проваливающейся каше, а по твердым тропкам.

Меня восхищала эта девушка, её сила и отвага то, как она держалась в этих непростых обстоятельствах, не позволяя себе унывать и давать слабину. Другая бы на её месте, да та же Стелла, всё время рыдала бы и падала в обморок, сделавшись для нас не помощницей, а обузой. Но Маргарет явно была не из этих знатных ломак.

Однако волк всем своим видом выражал недовольство и вёл себя так, будто Маргарет вообще не существовало, подчеркнуто не смотря в её сторону и обращаясь исключительно ко мне одному. Меня же это подбешивало. Поэтому, я наоборот болтал с Маргарет, рассказывал ей, то про свои приключения с грибами, то историю с заказом одежды у портнихи. Рассказал и про то, как мне пришлось явиться к отцу в доспехах.

Маргарет оказалась благодарной слушательницей, к тому же смешливой и умеющей в строчку отпускать остроумные замечания. Я старался не отставать – тоже острил и шутил. Сам не заметил, когда мы в какой-то момент перешли с ней на откровенный флирт. И спохватился только тогда, когда разглядел, что Маргарет смотрит на меня с неуёмным восторгом и обожанием. Я смутился и сбавил обороты. Ни к чему давать юной девушки лишние надежды, я всё же как никак почти женатый человек. Вспомнив про свою невесту, я загрустил. Лейла всё же была мне не по душе, хотя и проявила себя вполне достойно с экипажем…

Через какое-то время в однообразной картине болот слившихся с туманом, стало кое-что меняться. Из-под булькающей зеленовато-коричневой жижи с характерным звуком начали выходить газы и чем дальше мы шли, тем с большей интенсивностью это происходило.

В моей утробе в унисон болоту тоже стали происходить подобные процессы. Кишки свело судорогой, а потом медленно разжало с громкими урчащими звуками. Слава всем ликам Триликого, этот звук можно было приписать не мне, а болоту. И оскорбленных взглядов Маргарет в мою сторону пока не последовало.

Однако от этого было немногим легче, я остро почувствовал, что хочу в туалет. Если бы мы были только с волком, я б и глазом не моргнул, не стесняясь и не затрудняя себя поиском укромного места, наворотил бы целую кучу, но так опозориться перед симпатичной девушкой, мне капец как не хотелось. Да лучше уж провалиться сквозь землю.

Я зажал жопу в кулак, стараясь перетерпеть разыгравшуюся бурю. Однако с ужасом осознавал, что мочи терпеть, уже нет. Еще немного и я не сдержавшись, пущу такой громогласный ветер, от которого восторженный взгляд Маргарет сдует так, словно его и не было.

Я не мог понять, с чего меня так подпёрло, ничего кроме сухарей и вяленного мяса я уже несколько суток не ел, а перед болотами сделал все грязные делишки в кустах. Кишка опять стала бить кишке по башке, желая найти выход скопившимся во мне газам и дерьму.

Глаза у меня полезли на лоб. Существовал только один выход из сложившейся ситуации, в который я и поспешил выйти, чтобы совсем не опозориться и сделать свое черное дело втайне от Леона и Маргарет. Потихоньку я стал отставать от них, сначала замедлившись, а потом и сдавая назад.

Когда очертания спины Леона совсем стали теряться в тумане, я дал себе волю и выпусти из себя такой ураган, что едва пукан не порвался, мне даже показалось, что я взлетел на пару метров над болотом. Испугавшись, что на звук сейчас прибегут Маргарет с Леоном, я вгляделся в туман. Нет, они не кинулись проверять, что это такое было, видимо списали все на происки болота.

Наступило облегчение, чтобы закрепить результат я стал расстегивать ремень, но тут же замер. Интуитивно почувствовав опасность. И не зря. Газы, исходящие из болота стали концентрироваться в нечто материальное, зловонное, пока не обрели контуры здоровенных упырей, слепленных из самого первосортного говна.

Я медленно стал отступать, но было уже поздно. Меня плотно окружили здоровенные говноупыри.

– Даже посрать спокойно нельзя! – возмутился я, материализовывая меч.

Я одним махом отсек нескольким говножуям головы. Но эти твари прекрасно обходились и без них, очень быстро наращивая себе новые. Я стал рубать уже без прицела, разбрасывая мечом, будто лопатой дерьмо направо и налево.

Вскоре я весь перепачкался в фекалиях, но, несмотря на эти жертвы, итог этого сражения вырисовывался далеко не утешительный – на месте одного порубленного чудовища у меня на глазах вылеплялось несколько новых.

Дураку стало бы ясно, что круг говна вокруг меня неумолимо смыкается все крепче, а мое махание мечом ни к чему не ведет и только усугубляет ситуацию. Материализованная перчатка, тоже не дала никаких результатов.

Окрикнуть Леона я не решался. Ведь вместе с ним кинется на выручку и добродушная Маргарет, а подвергать девушку такой опасности было ни в коем случае нельзя, она итак натерпелась за сегодня.

Нет, рассчитывать я мог только на себя. Я сконцентрировал всю магическую энергию, которая у меня еще сохранилась, и очерчивая полукруг махнул рукой, пытаясь отшвырнуть говноупырей прочь.

Однако тщетно, чудовища продолжали надвигаться на меня как ни в чем не бывало. Все чего я добился, это лишь сбил куски говна с передних рядов говноупырей.

Подумалось, что утонуть в болоте, всё же выглядело куда более привлекательной участью, чем оказаться задавленным говном. Но вместе с тем, недолгая отсрочка дала мне возможность спасти Маргарет. Они с Леоном, наверняка, смогут выбраться. И это было хоть и слабым, но утешением.

Не успел я себя, как следует похоронить и оплакать, как меня что-то толкнуло сзади, мимо пронесся мощный поток свежего воздуха. Говноупырей отбросило прочь на пару сотню метров.

Я повернулся. Леон стоял у меня за спиной и был бледнее мела. Кажется, даже его усилившийся здесь тёмный магический дар пришлось использовать на всю катушку, хотя бы для того чтобы, не имея возможности справиться с этим говном, просто отодвинуть его подальше.

– Бежим! – быстро сориентировался я, пока у нас была фора перед говноупырями в те самые двести метров.

И мы помчались вслед за быстроногой Маргарет как угорелые, с некоторым облегчением, чувствуя по запаху, что погоня за нами явно не поспевала.

Однако бежали мы недолго. Маргарет вдруг встала как вкопанная. Я, не успев сбавить ход, влетел в спину Леона, перепачкав его всего с ног до головы говном.

– Да что ты за бедствие такое, Эрик? – брезгливо морщась, поинтересовался Леон.

Он щелкнул пальцами и очистил свою, а заодно и мою одежду.

– Какой есть! – огрызнулся я, тем не менее, чувствуя себя намного веселее, оттого что теперь стою перед Маргарет чистым. – Маргарет, что там? Почему стоим?

– Дальше пути нет, Эрик, – объяснила Маргарет, – помните, я вам говорила. Здесь топь, её можно пройти, только повалив деревья, но я не уверена, что они выдержат ваш вес.

Я посмотрел вперед, оценивая ситуацию. Тропа и вправду закончилась. Впереди тянулись непроходимые болота. То там, то сям из их недр торчали чахлые деревца и кустики акации, каким-то чудом умудряясь ещё не истлеть в этой сырости.

Маргарет была права, наш с Леоном вес эти трухлявые деревья, скорее всего, не выдержат. Однако на раздумья времени не оставалось. Судя по надвигающемуся запаху, говноупыри должны были появиться здесь с минуты на минуту.

Я достал меч и легко срезал два ствола. Деревца послушно повалились в болото, образовав хлипкий мостик. Переправа распадалась под нашими ногами, едва мы успевали на нее ступить, отрезая нам путь назад, но и не давая пути к нам столпившимся у края говноупырям.

Чтобы не провалиться в болото приходилось на ходу поспевать рубать новую порцию деревьев. Я рубил с одной стороны, Леон с другой.

Невесомая Маргарет бежала вперед, под ней деревья едва шевелились.

Тогда как подо мной и Леоном они просто тонули, от чего наши сапоги быстро набрякли водой. Я уже порядком выдохся, как к слову сказать, и Леон, а топи не было видно ни конца ни края.

Когда уже казалось, что мы здесь так и сгинем, мы наконец-то ступили на твердую землю. И очень вовремя – едва наши ноги коснулись земли, стало стремительно смеркаться. Мы еще немного прошли в сумраке, пока нас не накрыло куполом тьмы.

– Поляна с идолами неподалеку, – подала голос из темноты Маргарет, – но я не вижу ничего, придется ждать утра.

Время поджимало, и ждать мне совсем не улыбалось, но выбора у нас не было. Во-первых, тьма висела очень плотная, и хоть что-то в ней разглядеть, не представлялось возможным. Во-вторых, мы все очень устали, устали так, что даже ногами передвигали с трудом, а уж что говорить о том, чтобы взять откуда-то силы для уничтожения идолов. Поэтому привал пришлось принять как неизбежность.

Леон разжег костер. Маргарет снова отказалась от предложенных мной сухарей и мяса. Я попытался настоять на том, что ей нужно поесть, чем едва не довел девушку до слез. Леон молчал и в наш спор не вступал.

Мне пришлось извиниться и заверить девушку, что ничего страшного, что я всё понимаю – после пережитого у нее нет аппетита.

– Эрик, – спустя некоторое время позвала меня Маргарет, глядя в огонь.

– Да? – тихо откликнулся я.

– Эрик, мне очень страшно, – пожаловалась она, обхватив себя руками.

– Не бойся, Маргарет, мы обязательно отсюда выберемся, – заверил я девушку.

– Нет, мне не выбраться отсюда, я здесь навсегда, – всхлипнула Маргарет.

Ну вот, и она туда же, всё-таки женщины, они везде одинаковы. Соображал я уже туго и признаться говорить мне уже о чем-либо не хотелось, тем более быть для кого-то утешительной жилеткой.

– Ну-ну, что ты, ты же такая умница, Маргарет… Все будет хорошо, вот увидишь, не отчаивайся, – заговорил я общими фразами, пытаясь остановить этот поток жалобных звуков.

– Эрик, ты очень сильный, намного сильнее всех те, кто приходил сюда до тебя. Пообещай мне, Эрик, пообещай, что ты уничтожишь их, – скороговоркой заговорила девушка.

– Кого уничтожу? – не понял я.

– Тех, кто держит нас всех здесь взаперти! Их личины скалятся во тьме.

Запоздало я понял, что Маргарет говорит про идолов.

– Обещаю, я уничтожу их! – заверил ее я.

– Я верю тебе… – сонно пробормотала она и затихла.

Я почувствовал облегчение и вскоре не то, чтобы уснул, а как будто выключился. Меня разбудил Леон. Было ещё темно, костер едва тлел.

Я сделал огонь поярче. И сразу обратил внимание на то, что не вижу возле костра Маргарет. Место где она спала оказалось пустым. Я поднялся и осмотрелся внимательней, девушки нигде не было.

– Где Маргарет⁈ – взволнованно поинтересовался я

– Я отпустил её, – спокойно ответил Леон.

После этих слов в моих руках как само собой разумеющееся оказался меч. Во мне клокотал гнев. Вспомнился её испуганный шепот, карие глаза… Сердце сжалось в кулак.

– Что значит, отпустил⁈ – процедил я. – Она же там погибнет одна!

– Не горячись, Эрик! Выслушай сначала! – поднял руки Леон, словно пытаясь меня успокоить.

– Ничего я слушать не буду, волк! Твоему поступку нет оправдания.

С этими словами я бросился в бой. Леон легко отбил мой удар фалькатой, появившийся за одно мгновение до моего удара. Я наступал, он защищался.

– Не глупи, сокол! – пытался увещевать меня Леон. – Девчонку все равно не спасти, она свою функцию выполнила!

– Это не тебе было решать! – зло прорычал я и усилил атаку.

Удар ещё удар, посыпались искры. Поворот, шаг и я применил ту самую уловку, которой несколько дней назад меня научил Леон. Я выбил фалькату и мой меч оказался у горла волка.

– А ты обучаем, – прохрипел волк. – Эрик, девчонка уже сотни лет как мертва! Ты не можешь её спасти при всем желании, ты можешь только освободить её!

– Я не верю тебе! – по инерции возразил я. – Что значит мертва? Я видел её. Я держал её в руках…она. она живее всех живых!

– А то и значит, если бы ты думал головой, а не энным местом, ты бы давно об этом догадался, как это сделала она сама. Сядь и я тебе все объясню! Что за глупая привычка, хвататься чуть что за свой здоровенный меч.

Я еще не верил волку, но во мне уже зарождались сомнения, данный факт действительно мог бы многое объяснить в поведении девушки. Отказ от еды и питья, походка, и этот странный разговор накануне….

– Хорошо, я выслушаю тебя, волк, – нехотя убирая разгоряченный меч от горла волка решил я.

Мы уселись у костра.

– Так слушай. Девчонка давно мертва. Быть с нами для неё мучительно, поэтому я сжалился и отпустил её. Она здесь бродит сотни лет и один и тот же кошмарный день, для неё, сотни лет повторяется заново. Она блуждает по болоту, тонет и на следующий день, болото выбрасывает её наружу и она, забыв, что это уже было, вновь бродит по болоту. И всё повторяется по кругу. А благодаря тебе этот круг разомкнулся на время и она поняла, что умерла, впервые за сотни лет, осознала, что мертва и блуждать здесь обречена вечность! Ты представляешь, каково ей это осознавать⁈ Я отпустил её, чтобы она вновь утонула и забыла этот день и эту встречу. Единственный способ ее освободить, это уничтожить идолов!

– Но почему так⁈ Ведь я думал, что все хармы стали нечистью?

– Нет, далеко не все. Есть хармы, в которых совсем нет тьмы, они чисты, они светлы и их обратить у Варда, конечно, не получалось. Но они здесь в плену. Таких чистых, конечно, не так много, война все-таки сделала с людьми своё черное дело, но они есть. И эта девочка, что лечила деревенских детишек одна из них.

Меня пробил озноб. Никто не заслуживал такой страшной участи, а тем более чистые светлые существа, которые этот мир делали лучше. В голове не умещалось, как отец и другие герцогства, могли жить спокойно, когда у них под боком творилось такое тёмное дело! Однако у волка я спросил про другое.

– Как ты мог служить отъявленному чудовищу⁈ После вот этого!

– После вот этого, я и не служил ему, – отрезал Леон. – Об этом я тоже хочу тебе рассказать, перед тем, как мы пойдем к идолам. Как ты думаешь, почему Вард просто взял и исчез после всех этих блистательных побед на сотни лет?

– Я об этом не думал, – честно признался я.

– Он ведь фактически выиграл эту войну. Осталась горстка непокорных, но их уничтожение было лишь вопросом времени. Почему он просто взял и исчез?

– Ну и почему же?

– Потому что мы его победили, сокол. Я тайно связался с группой сопротивления и согласился с ними сотрудничать. Они долго не доверяли мне, но выбора у них не оставалось. Мне передали древний артефакт. Яйцо, а в яйце игла. Мне нужно было сделать так, чтобы ворон уколол этой иголкой себе палец. Это не гарантировало нам победу, лишь давало отсрочку, до тех пор, пока у ворона не появится достойный противник, который сможет его победить. Я сумел убедить Варда, что в игле содержится сила, что сравняет его с богами, сделав бессмертным. Отчасти это было правдой, потому что теперь, пока иглу не сломать, Варда, действительно, нельзя убить. Умолчал я только о побочном эффекте этого бессмертия. Через тринадцать дней, после того, как Вард укололся иглой, он уснул на триста лет. И пробудился, как только в мире появилась сила, способная победить его, эта сила, сокол, досталась тебе. Ты назначен судьбой.

– А почему ты ещё жив? – спросил я.

– Потому что я проклят своей матерью. И это проклятье помножено на вечность, в которой мои близкие обречены страдать в этих гиблых землях, не дает мне жить нормальной жизнью, а равно умереть нормальной смертью. Вард за тринадцать дней до того как уснуть, понял что я его предал, выяснил он и все обстоятельства. Он подверг меня жестоким пыткам, но этого ему показалось мало, он заключил меня в плен, плен длинною в несколько столетий. Меня освободили вы… Но важно не это, сокол, не для того я тебе рассказываю всё это.

– Да, Леон, – согласился я. – Важно то, что смерть Варда в яйце на конце иглы.

– Именно так. Ты должен будешь сломать эту иглу. И он станет смертным.

– А где это яйцо сейчас, ты, конечно, не знаешь? – усмехнулся я.

– Яйцо спрятано и ты прав, я не знаю где, но я знаю, как его найти. И это я тебе тоже расскажу, Эрик. Знания о том, где искать яйцо есть в тринадцатом герцогстве в Академии магии Триликого, эту тайну хранит совет профессоров. Еще одну часть знаний передали мротам. Еще один осколок ты найдешь в храме в бывшей столице, куда ты и держишь сейчас путь.

– И только теперь ты решил поделиться своими знаниями со мной? – настороженно спросил я.

– Потому что чувствую, рассказать нужно. Пора. Как бы там дальше не сложилось, эти знания должны быть у тебя. Эрик, ты должен победить.

– Да, эти знания мне пригодятся, как только я освобожу пленников этой земли, я займусь уничтожением твоего бывшего дружка, – пообещал я, сжимая кулаки.

– Так тому и быть!

Волк щелкнул пальцами. Костер взмыл до небес, освещая близлежащие окрестности. Совсем недалеко от нас, на холме стояли идолы. Огонь плясал на отполированных временем личинах, которые кривились в самодовольном торжестве вечного зла, наслаждаясь муками пленных.

А вокруг идолов клубилась тьма. Во тьме кружили тени, хармы невинных, которые сотни лет бродили по замкнутому кругу вечных мук.

Глава 7

Я глянул в небо, пытаясь определить, хотя бы приблизительно, сколько сейчас времени. Небо продолжало оставаться чёрным, глухим, ничего в нём не предвещало появления солнца, а по ощущениям, определенно, пора было уже солнцу вставать.

– Когда рассвет? – спросил я, уже догадываясь, каков будет ответ волка.

– Здесь не появляется солнце, – подтвердил мою догадку Леон. – Здесь рассвет не наступит никогда.

– Ну, тогда пойдем, чего стоим, – игнорирую зловещие нотки в голове волка, постановил я.

Я наклонился и поднял с земли свой плащ, которым Маргарет накрыла меня, пока я спал, сняв с себя, перед тем как уйти, уйти навсегда в вечный кошмар. От её заботы сердце у меня защемило. Я накинул на себя плащ, ещё хранивший тепло моего сна, как отпечаток жизни девушки на этой земле, и уверено шагнул к холму с идолами.

Волк на несколько мгновений замешкался, словно хотел что-то сказать, но подавил в себе это желание и пошел следом.

Я всё ждал, что сейчас, на подходах, нас что-то начнет хватать за жопы, прощупывая на серьезность намерений. Однако всё было спокойно. Лишь холодный ветер бил в лицо непонятно откуда взявшимся сырым и колючим снегом. Тревога же от этого затишья только нарастала, как и внутреннее напряжение. По опыту я знал, что от такого затишья можно было ожидать только бурю.

Однако мы без всяких препятствий взобрались на холм. Я осмотрелся. Идолы грозными истуканами нависали над нами, вокруг, вперемежку со снегом клубилась тьма. У меня отчего-то холодок прокатился по спине, я поёжился.

– И всё?..Всё так просто? – удивился я.

– Не так и просто, сокол, – покачал головой Леон, плотнее запахиваясь в свой плащ, его била крупная дрожь, а на лбу выступила испарина, – досюда, насколько мне известно, ещё никто не добирался и это за несколько сотен лет. Мы оказались первыми.

Я материализовал меч и перчатку и хотел было уже лупануть по одной из злобно скалящихся на меня идоловых рож, но Леон, вздрогнув, поспешил остановить мою руку.

– Стой, сокол, не торопись, – напряженно посоветовал Леон. – Разве ты не знаешь, что истинных идолов всего три, остальные десять существуют для отвода глаз и, если ты лупанешь не по тому, тебя просто сожжет на месте.

Я поспешно спрятал меч и перчатку, судорожно сглотнул, понимая в какой близости от смерти только что был и вопросительно глянул на Леона, который, как будто всё время, что мы находились здесь воевал сам с собой.

– И как распознать этих истинных? – подсевшим голосом поинтересовался я. – И что с тобой, чёрт возьми, твориться⁈

– Это место влияет на меня сильнее, чем я мог ожидать. Оно взывает к моей тьме внутри, сокол, и пытается толкнуть меня на нехорошие поступки, – Леон провёл рукой по своей шее, жестом показывая, к чему именно хотят его подтолкнуть. – Но не бойся, я держу себя в узде и соблазну не поддаюсь. Идолы питаются болью и горем. Лучшим выражением этого всегда были кровь и слёзы, вот, что заставит истинных идолов открыть глаза и проявить себя. Кровь от отца, слезы от матери, открой свои сердце и разум…

Откровенность Леона меня не удивила и не испугала, я давно заметил, что волку здесь туго приходится, однако он справлялся с собой, и я был уверен, что и дальше будет справляться. А вот про слёзы и кровь было уже сложнее, я задумчиво почесал подбородок.

– Ну, кровь понятно… а как со слезами-то быть?

– Придется расковыривать свои внутренние ранки, сокол, – насмешливо сверкнул желтыми глазами волк.

Я вздохнул. Поранить себя физически – невелика беда, а вот откапывать в себе унылых скелетов вовсе не хотелось. Да и не так просто это было – взять и расплакаться. Мне с детства вбивали, что мужики не плачут. И я этот урок отлично усвоил на всю жизнь. Я попытался вспомнить, когда было в последний раз, чтобы я слезу пустил, и не смог этого сделать.

Даже когда Лёшку – моего боевого товарища, с которым мы вместе прошли и огонь, и воду, и медные трубы пришлось хоронить. Он на мине подорвался. Я так и не смог его оплакать, стоял у гроба с таким холодом внутри, словно это я труп, а слёз так и не пролил.

– А если механически себя плакать заставить? Ну там, лук понюхать, или ты мне в глаз хорошенько ударишь, чтобы я прослезился? – закусив губу, в отчаянии попытался схитрить я.

– А-ха-х, – кашляще рассмеялся волк, согнувшись пополам. – Я, конечно, с радостью тебя треснул бы, но идолам нужна именно боль и горе, и они должны быть глубинными родовыми… Сомневаюсь, что луковые слёзы тебе в этом помогут. Мне кажется, у тебя в семье поводов для слёз хватает…

Я сердито зыркнул на Леона, мол, не твое собачье дело. И задумался. Ну да, погрустить было о чём. Но прям рыдать-то мне про что?

Мать разве что из-за меня, получается, казнили. Ведь она, по словам отца, пыталась уберечь меня от какой-то мнимой опасности. Но ведь она не умерла, а просто бросила меня и отца. Что, казалось бы, даже хуже чем, если бы просто умерла. Но рассуждения на тему ложно казнённой матери меня не трогали, так как эта женщина мне просто была чужда…

Вообще-то, ни в этом, ни в том мире, я никогда толком и не знал, что такое мать. Так… понаслышке от друзей одноклассников. Да в армии, на войне товарищи часто матерей вспоминали. Мальчишкой, конечно, грустил по этому поводу, что мамки у меня нет. Эту грусть усилили недобрые мачехи, точнее собутыльницы отца. Их было так много, что я их и не запомнил толком, разве что, первую, пропахшую потом и табаком, которая, когда я попадал в её поле зрения орала матом или отвешивала тяжелые затрещины. А остальные, так… чаще всего принеси, подай, пошел нахрен, не мешай… Не повезло мне с мачехами.

Поэтому я мальчишкой часто запирался в шкафу, забивался в угол и представлял, что рядом сидит моя мама. От мамы пахло кремом и зубной пастой, руки у нее были нежные, а улыбка печальной… А вместо лица размазанное пятно…

Но всё это терялось в тумане, как будто и вовсе не со мной было. А что со мной? Холодный взгляд Белы, женщины, которая была мне матерью, но без тепла в глазах к родному сыну. Да и у меня к ней ничего. На месте матери вечная пустота. Пустота, которую нечем заполнить.

Я почувствовал влагу на лице и автоматически вытер глаза. С удивлением посмотрел на свою руку. Надо же, не сдержался, размяк – прошибло на слезу. Обычно и времени-то нет рассусоливать, жалеть себя. Да и хорошо, что нет на это времени.

Теперь нужно было пустить себе кровь. Я достал меч, который тут же, подчиняясь моей воле, переплавился в кинжал. Всё-таки, чтобы пустить себе кровь, тоже нужно было преодолеть в себе что-то. Я никогда не был склонен к суицидальным наклонностям.

Тут мне вспомнился отец, герцог не стал бы с этим медлить и, пожалуй, моё замешательство не одобрил бы, расценив как слабость, а он у меня был сильным и слабость презирал и в себе и в других. Я всегда гордился, что так или иначе, являюсь частью этой силы, однако принадлежность к ней требовала от меня доказательств, которые я не всегда готов был предъявить.

А сейчас видимо, я уж больно разомлел от недавнего сеанса саможаления. Не раздумывая больше, я сделал неглубокий разрез на ладони.

Слезы смешались с кровью, и несколько капель упало на землю. Ветер зло ударил по щекам и стих.

Глазницы трех идолов действительно вспыхнули. Одного из них красным пламенем, другого – голубым, взгляд третьего был черен, как бездна.

Однако, после прошлого раза, сразу подпрыгивать на них я не решился, а вопросительно глянул на Леона.

– Чтобы сразиться с ними, нужно по очереди заглянуть в глаза каждому, – устало пояснил Леон, – но предупреждаю, Эрик, заглянув в их глаза, ты встретишься воочию с собственными страхами и слабостями. Они будут взывать к темной стороне твоей души и единственное, что ты можешь им противопоставить – это свет. Трижды подумай, прежде чем идти на это…

– Некогда думать, – отмахнулся я.

Я знал, что не идеален, и что тёмных грешков за мной водится с избытком, поэтому обратиться идолам явно будет куда. Но знал я и то, что чем больше начну об этом раздумывать, тем сложнее будет потом на что-то решиться. Иногда нужно просто брать и делать, а не сопли на кулак мотать.

Вот я и сделал. Подошел к тому, который стоял ко мне ближе всех, им оказался синеокий истукан со свирепой рожей.

Я твердо глянул ему в холодные глаза и…ощутил легкое покалывание во всем теле. Все мои способности двигаться сковала какая-то сила. Веки отяжелели, и я моргнул. После чего почувствовал, что попал в сон, где не мог полноценно действовать, зато являлся участником межличностных отношений, с теми, кто мне стал очень близок в этом мире, с теми, кого мне предстояло спасти.

Дунул ветер, сметая реальность. Локация поменялась. Истукан исчез, тьма и холм растаяли в туманной дымке. В следующую секунду я уже оказался возле дверей темницы. Тьму тускло освещал факел. Помимо своей воли ч поднял руку и толкнул дверь. Она со скрипом подалась.

За дверью, скрестив руки на груди, стоял Фил. Он выглядел абсолютно таким же, каким был до того, как принял молоко медведицы. Рыжий парнишка, вот только от прежнего добродушия и открытости не осталось и следа, лицо его было каким-то чужим, злым, надменным.

– Ну, спасибо тебе, сокол, – с нескрываемым сарказмом, не разжимая тонких губ, процедил мне Фил. – Как будто выручил, но вот только как же моя сестра? Ты обещал спасти Киру! Ты обещал! Лучше бы ты помог ей, а я бы как-нибудь без твоей заботы обошелся!

Его слова припечатали меня, как могильной плитой. Даже дышать стало как-то тяжко.

Я хотел было заверить Фила, что всё в порядке, что я помогу и Кире, только всему своё время.

Но вдруг внутри меня раздался голос…

Это был как будто мой собственный голос, он вкрадчиво стал нашептывать мне вполне здравые вещи, которые прежде мою голову не посещали.

Что же мне с того, что я спас Фила? Бегаю, как блаженный идиот по этому миру, спасаю всех, а даже сраное спасибо не всегда скажут, ещё и в обратку зачастую летят упрёки, да недовольство. Не успеешь одного спасти, в беде уже другой оказался, а я непременно назначаюсь крайним.

Я стал возражать себе, мол, не за спасибо же я близким помогаю. Да и все те, кому я помог, зачастую были мне благодарны. Я сразу вспомнил семью трактирщика, их горячую признательность за спасенную мной дочку, и за их собственное спасение тоже.

Но тут же у меня перед глазами появилась другая картина. Воспоминания о том, как Аделаида после своего спасения стала вести торги со мной и заставила объявить помолвку с Лейлой.

– Люди алчны, – шепнул мне голос. – А я ведь тогда чуть коньки не отбросил, спасая эту жабу.

Картинка с Аделаидой потухла и перед глазами появилась разъяренная Стелла, бросившаяся на меня с кулакам, после того как я спас её, рискуя жизнью и пожертвовав Кирой. Стелла тогда, с перекошенным лицом кричала на меня, что это я во всем виноват, что все её беды в её жизни из-за меня.

Обида ещё сильнее сдавила грудь. Меня словно придавило к земле каким-то булыжником.

Из тьмы появилась Кира, повернулась ко мне.

– Это ты во всем виноват, из-за тебя я делю постель с вороном. Посмотри на меня, Эрик.

Я послушно посмотрел, вся её спина была покрыта шрамами, оставленными на её нежной коже плетью.

– Это твоя вина!

Я отвернулся и вновь увидел свирепый взгляд Стеллы, презрительный – Фила, полный упрека – Киры.

Во мне поднялась волна яростного протеста. С чего я им должен-то? Почему они считают, что могут предъявлять мне за свои шкуры.

Для чего, я это делаю⁈ Я мог бы жить спокойно в родовом замке, жить припеваючи, в соответствии со своим положением. Я мог бы наслаждаться всеми привилегиями герцога. Любая женщина, и Стелла первая, могла бы по щелчку пальца оказаться в моей постели. Я мог бы скопить уже не хилое богатство, стать независимым от отца. Прокачать силу, меня бы боялись и уважали.

А в итоге, что я имею? Невинность Стеллы взял какой-то конченный мерзавец, мне в невесты досталась стервозная сука, которую я не выбирал. А почему я вынужден жениться на суке и не быть с той, которая мне нравится? Опять же, потому что добренький, хотел помочь другу семью обрести и оруженосцем стать.