Текст книги "Ласточкин хвост (СИ)"
Автор книги: Станислава Грай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА 4 ДИТРИХ
I
«Каролина Вебер».
Глядя на вписанное от руки имя среди строк печатного текста, Дитрих чувствовал, как потолок осязаемо давит, и виски сжимает ноющей тяжестью. Не думал он, что тело первой жертвы будет найдено вот так. Да и вообще, берясь за это дело, рассчитывал, что спустя пару дней невредимая девчонка окажется в объятиях любящей семьи. Однако с каждой новой «принцессой», исчезнувшей на улицах Ньив-Дармуна, надежда становилась призрачнее, пока, наконец, эти вечером не была разбита вдребезги.
«Принцесса…» Дитрих усмехнулся. Слышала бы его сейчас Энесс.
Буквы, выведенные синими чернилами, различались по величине и залезали на следующую строку нервным «хвостом», который оставила дрогнувшая рука. Усталость накатила как-то враз, и Дитрих откинулся на спинку кресла.
За окном тоскливо завывал ветер. В щели окна задувал сквозняк, и лампа под потолком не спеша раскачивалась, мигая с равными промежутками.
Он мог позволить себе пять минут. Бесконечно долгих и всё же мимолётных, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. А затем… затем следователя ван дер Гасса ждёт очередная бессонная ночь.
Поднявшись из-за письменного стола, он положил перо на стопку бумаг. Медленно перелистал страницы в папке дела. Неосознанным движением потянулся за сигаретой и тихо выругался. Шлотман не терпела табачного дыма в собственном офисе.
Старая ведьма не терпела множество вещей, среди которых были взяточники, пустомели и Дитрих ван дер Гасс. Неудивительно, что на общих собраниях штаба он старался быть тише воды и ниже травы, а с отчётами к Старухе обычно отправлялся Рудо. Уж тот боготворил наставницу со времён Университета, где она преподавала на полставки одновременно со службой в Департаменте. Это потом мефрау Шлотман взлетела по карьерной лестнице, став новой главой ДМБ. К счастью, тех времён Дитрих, пришедший в альма матер позже напарника, уже не застал.
Оживлённый в дневные часы коридор встретил его приглушённым светом. Некоторые двери уже заперты, включая отделы материального обеспечения и лицензирования. Завидовать было не в правилах Дитриха, но всё же клеркам жилось вольготно по сравнению с криминалистами и агентами противодействия, которые вмешивались лишь в самых крайних случаях – когда Вуаль подвергалась необратимым изменениям или не лицензированному волшебнику удавалось вызвать Парадокс. На практике подобное случалось редко.
В офисе Шлотман горел свет, падая ярко-жёлтыми полосками из-под тонких перекладин жалюзи. Старый шрам на затылке заныл при одной только мысли о каменном лице Старухи, которое ему придётся лицезреть спустя мгновение. Но даже несмотря на это, Дитрих вошёл в кабинет по-хозяйски, без стука. Прошло то время, когда он показывал страх в открытую, пусть даже старая бестия была во сто крат хуже, чем те, с кем ему приходилось иметь дело прежде.
Долговязый Филипп – секретарь Её Превосходительства – сидел на привычном месте в углу, строча что-то на печатной машинке с бешеной скоростью. В узкой жилетке и очках-половинках он напоминал Дитриху диковинное насекомое навроде богомола, однако при всей дотошности был малым неплохим. Не болтал почём зря. Должно быть, за этот талант Старуха его и заграбастала костлявыми пальцами.
– Опоздал, – бросив взгляд поверх узких стёкол, тут же ответил Фил на ещё не заданный вопрос. – Мефрау Шлотман отбыла пятнадцать минут назад на встречу в Министерстве.
Та малая часть Дитриха, что ещё была в состоянии радоваться, вздохнула с облегчением. До завтра всё может измениться и не факт, что отчёт останется прежним. Однако он свою обязанность выполнит и информацию в руки начальства передаст.
– Тогда оставлю у тебя это. Думаю, разберёшься, что нужно делать.
Папка шлёпнулась на гладко отполированный стол, потревожив бумаги, и Филипп поморщился:
– Подвижки в деле?
– Не те, на которые мы рассчитывали, – Дитрих остановился у двери. – У нас первый труп, Фил. И прямо сейчас я отправляюсь на допрос. Бесполезный, в общем-то, но соблюсти формальности мы с Рудо обязаны.
– Что ж… Это весьма удручающе, – имевший тягу к пафосному слогу секретарь огорчился почти искренне. – Родственникам уже сообщили?
– С ними разбирается полиция.
Разделение обязанностей – так это у них называлось. Полицаям доставалась лёгкая часть работы, с которой они справлялись без участия волшебников. Кто-то был доволен положением вещей, другие – до сих пор оставались сторонниками сегрегации и непринятия магии. И это несмотря на то, что минули годы с последних митингов и локальных революций, а большинство научилось принимать таких, как Дитрих, и работать с ними рука об руку.
Взять хотя бы Филиппа. Отсутствие дара отнюдь не мешало ему исполнять обязанности. И таких служащих в Департаменте магической безопасности больше половины. Финансовые и административные работники, клерки и диспетчеры – все вместе составляли единый механизм, заставляя шестерёнки госаппарата вращаться исправно изо дня в день. Для того, чтобы граждане столицы могли спать спокойно и не опасаться за свои жизни.
Покинув кабинет, Дитрих оттянул ворот рубашки, ослабив галстук.
Прямо сейчас шестерни скрежетали, угрожая в любой момент замереть и вызвать панику, которая захлестнёт город, если не задавить её в зародыше. А значит, проблема заключалась в них. Именно они делали что-то неправильно, не справлялись с задачей. Не видели то, что должны были.
Дитрих дал бы руку на отсечение, если бы это позволило ему прозреть. Если бы после этого всё осталось позади.
Меж тем, позади остались лишь уютные офисы. Коридор, по которому он шагал, уже не навевал благих мыслей. Допросы здесь проводили иначе и в совершенно другой обстановке, нежели в полицейских участках, и была она неприятной по-своему.
В их «квадратной комнате», погружённой в полумрак, уже находились Рудо со стажёром – недавним выпускником, чьего имени он до сих пор не запомнил: простого «Эй, ты!» бывало достаточно, чтобы привлечь его внимание.
Вот и сейчас, отправив парня с каким-то поручением, Рудо повернулся к нему. Угол рта привычно дрогнул.
– Думал начинать без тебя. Наши свидетели заждались – думаю, девочке пора быть дома в такой час. К тому же, держать их дольше положенного не в наших интересах.
Остановившись у зеркала Гайзеля – одностороннего стекла с тончайшим алюминиевым напылением, – он скрестил на груди руки. Комната допросов была ярко освещена, благодаря чему создавался непроницаемый эффект. Посреди неё сидели двое. Рейнарт ван Адденс и Гёделе де Мас.
На скулах Дитриха заиграли желваки.
– Не хочешь повидаться с давним другом? – насмешку в голосе Моритса он проглотил молча.
– Нет, – качнул он головой. – Мы с ним не друзья. Да и вряд ли когда-то были.
С Рейнартом они не виделись восемь лет – с тех пор, как жизнь младшего следователя ван дер Гасса полетела под откос. И пусть до того они неплохо работали в паре, где ван Адденс выступал консультантом, вспоминать о прошлых временах до сих пор было горько.
– Будет лучше, если пойдёшь ты, – не глядя на Рудо, он продолжал рассматривать девочку сквозь затенённое стекло.
Бледная, растрёпанная, сидит на высоком стуле, словно тощая птаха на жёрдочке. Но при этом молчит – лишь зубы стискивает. Держится и впрямь хорошо, учитывая то, что ей пришлось сегодня увидеть.
Кулаки непроизвольно сжались, и Дитрих поймал себя на мысли, что настало время пересечь черту. Ту самую, которую он давал обещание никогда не переходить.
– Представляю, как ван Адденс мне обрадуется, – несмотря на благодушный тон, лицо Рудо в полумраке приняло почти зловещие черты. Об их соперничестве в Университете Дитрих был наслышан, хоть и не вдавался в подробности.
Оба были одарёнными волшебниками и оба желали добиться большего, произведя впечатление на наставницу Шлотман. Вот только после выпуска пошли разными путями – и, должно быть, к лучшему.
– Переживёт.
О чувствах Рейнарта Дитрих заботился в последнюю очередь – как раз потому, что хорошо его знал. Другое дело – девочка.
– Что будем делать с ней? – проследив за взглядом напарника, Моритс посерьёзнел. – Не зарегистрирована, не включена в базу и едва обучена простейшим формам… Но провалиться мне на месте! Если бы не видел своими глазами, не поверил бы, что и это возможно в тринадцать лет!
– Она… не такая, как все, – Дитрих наконец позволил себе высказать мысли вслух. – И, разумеется, мы занесём её в реестр, когда всё закончится.
– А до тех пор? Предлагаешь оставить её без присмотра?
– Предлагаешь поместить её под колпак и проводить эксперименты? – скривился Дитрих.
– Всё лучше, чем оставить под началом ван Адденса. Если слух об одарённом ребёнке дойдёт до Шлотман раньше чем…
– Я с этим разберусь. Оформи их, как полагается. И запиши разговор.
– Не останешься послушать? – вопрос Моритса настиг его уже в дверях, и Дитрих не нашёл ничего лучше как ответить:
– Мне ещё нужно успеть кое-куда сегодня. И чем скорее, тем будет лучше, – «для всех» добавил он уже мысленно.
Напарник кивнул после недолгой паузы и поднял шляпу в знак прощания.
– Удачи, Дит.
– И тебе, Рудо.
Пальто, сдёрнутое с вешалки в гардеробе, он накинул, уже сбегая по ступеням. Двухэтажное здание из красного кирпича, возведённое в начале столетия, осталось за спиной. Притормозив такси, он назвал адрес, не замешкавшись ни на миг. Так легко, словно последних восьми лет не было вовсе.
И пока чёрный жук-автомобиль полз по улицам под косыми струями дождя, Дитрих перебирал в голове всё, что мог бы сказать. Что хотел сказать. И все эти годы ненавидел себя за слабость. Единственную, которая отравляла ему жизнь изо дня в день.
Минуты пронеслись блеском сырого асфальта, и вот уже машина остановилась у знакомого крыльца. Ступеньки Дитрих преодолел одним махом и, дёрнув на себя подъездную дверь, оказался перед квартирой номер три. Три громких удара костяшек и сердца, а затем тишина.
Пока не послышался звон цепочки, и в проёме не показалась женская фигура.
Конечно, она ожидала увидеть Гёду. Мимолётная улыбка слетела с губ, как только хозяйка узнала незваного гостя.
– Здравствуй, Бет, – он опёрся рукой о дверной косяк, не решаясь посмотреть ей в глаза. – Можно мне войти?
II
На плите протяжно засвистел чайник.
Плеснув кипяток, Лейсбет протянула ему крутобокую чашку из жженого стекла. Его чашку.
За последние годы здесь изменилось немногое. Разве что новые занавески появились на окнах да кружевные салфетки на столе. Сама вышила? Или Гёду научила? Одного Дитрих не мог сегодня не заметить: подросшая девочка сильно походила на ту, что заменила ей мать.
Именно о племяннице Бет спросила в первую очередь, едва пустила его за порог.
– Что с ней? – от промелькнувшего на миг испуга в синих глазах Дитрих почувствовал себя подлецом. Сделав два шага назад, она обняла себя за плечи – то ли от ворвавшегося в квартиру сквозняка, то ли стремясь заранее защититься от дурных вестей.
– С Гёдой всё в порядке, – сняв шляпу, он оставил её на крюке у зеркала. – С ней и Ван Адденсом. Она сейчас в здании Департамента. Через час будет дома.
От страха вмиг осталось лишь непонимание. Тревога при слове «Департамент» и… укор. Наверное, оттого что он замолчал, а у неё было слишком много вопросов, чтобы задать их все разом.
– Это… сложно, Бет. Нужно время, чтобы объяснить, – и Дитрих понимал, что как раз во времени он стеснён. Моритс и правда привезёт девочку домой через час. А встречаться с Гёделе после всего, что та пережила, он не собирался. Для этого ещё настанет день. Однажды.
Горячий бок кружки приятно согревал пальцы. Сидеть было неудобно, потому что Лейсбет так и не опустилась на стул. Прижавшись плечом к кухонному шкафу, она почти не шевелилась – лишь выжидающе глядела на Дитриха. Прямо, как и всегда – глаза в глаза, ничуть не уступая в навыке иным мужчинам.
Совсем некстати вдруг вспомнился вечер, когда в этой самой кухне они праздновали годовщину свадьбы. Без гостей и посторонних – вдвоём. Пили вино из кружек, потому что не нашли бокалов, и Лейсбет тихо смеялась, ловя его взгляд и обнимая за шею. Секундное воспоминание – как неуловимый призрак, что истончается и ускользает сквозь пальцы. Дитрих знал наверняка, что потерянного уже не вернуть. Но он мог хотя бы сделать попытку – дать Лейсбет ту правду, в которой она отчаянно нуждалась.
– Сядь, – попросил он, – пожалуйста.
Машинально перебирая пальцами складки полотенца, висевшего на плече, она опустилась напротив. И он, время от времени, поглядывая на часы, рассказал ей всё.
Всё, что мог рассказать.
О пропавших девушках – о которых, как выяснилось, Бет, не читавшая газет, слышала краем уха от рабочих, – о следах шрафта и опасениях Департамента. И о первой жертве, что была найдена этим вечером в прибрежных водах Хелскё. Стоило ей услышать о том, чему Гёделе стала свидельницей, Бет побелела, словно полотно, но перебивать не стала, позволив ему закончить рассказ.
– Что вы намерены делать? – по тону Дитрих понял, что подробности дела её интересуют мало. Она спрашивала о Гёделе и только о ней.
Поставив на стол пустую чашку, он откинулся на спинку стула. Она безошибочно распознавала в нём признаки нервозности – особого склада поведения, как Лейсбет любила повторять в хорошем расположении духа, – и потому Дитрих разжал на коленях кулаки, бросив на неё прямой взгляд.
– Почему ты предпочла его, Бет?
Хриплый голос прозвучал по-особому надтреснуто. Не лучший способ поддержать разговор, отвечая вопросом не вопрос, но ему необходимо было знать. Почему Рейнарт? Почему не он?
– Всё просто, – сложив перед собой руки, она пожала плечами. – Я посчитала, что он станет лучшим наставником для Гёды, и не ошиблась. Рей, конечно, далёк от идеала, но выбор невелик. Он, по крайней мере, находит для неё время.
На широких скулах Дитриха заиграли желваки.
– Время, значит? Если бы ты дала мне шанс…
– Нет. Ты обещал не возвращаться к этой теме.
– Это было до Всплеска! Ты, как никто, понимаешь, что ей нужна защита, которую не в силах дать Ван Адденс.
– Вы с ним друг друга стоите, – глухо звякнула посуда, и Бет поднялась с места. Всё так же холодна снаружи – только крылья носа трепещут в раздражении. – Мне кажется, тебе пора.
– Бет, выслушай меня, – уже стоя в дверях кухни, он по-прежнему надеялся до неё достучаться. – То, что в прошлом, останется в прошлом. Я не стану ничего просить или требовать. Но Гёда должна…
– Нет, – новый отказ прозвучал жестче. – Ты ей не родня. И заруби себе на носу: что бы ни случилось, она не должна узнать правды о родителях. Ни от тебя, ни от Рейнарта, ни от кого-либо ещё. И именно поэтому я запрещаю тебе с ней видеться. Предыдущие восемь лет у тебя это хорошо получалось.
Всё равно что пощёчина наотмашь.
Дитрих почувствовал, как усталость предыдущих дней и ночей, проведённых без сна, навалилась разом на плечи. Да так, что без боли не вздохнуть.
– Будь по-твоему, Бет, – отозвался он, снимая пальто с вешалки в прихожей. У него не осталось в запасе веских доводов. Да и желания – тоже. – За печать не переживай. Гёда будет занесена в реестр. Ситуацию со Всплеском я улажу. Если возникнет непредвиденное – пришлю напарника.
Она молча кивнула, стоя на расстоянии вытянутой руки. Так близко и в то же время будто за сотню миль.
– Спокойной ночи, – не оглядываясь, Дитрих вышел на лестничную клетку и сбежал по ступенькам.
Зарядивший не на шутку дождь тут же застучал по шляпе. Будучи не в силах зажечь сигарету, он поглубже засунул руки в карманы и завернул за угол дома. Сам себе Дитрих напоминал дворнягу, которую хозяйка выгнала из дома под холодную морось: одинокую, облезлую и промокшую до нитки. И всё же преданную до последнего вздоха.
Потому что псы не винят хозяев за собственные промахи.
III
Свернув в переулок Мортен-Грэнд, Дитрих понял, что он не один. Кто-то неотступной тенью шагал позади.
Ему не нужно было прибегать к магии – достаточно простого животного инстинкта, возведённого в абсолют. Это умение скрытого хищника чуять добычу не раз спасало ему жизнь в те далёкие годы, когда дар ещё не пробудился. И полутора десятилетий было недостаточно, чтобы вытравить его подчистую. А значит, пора сменить роль несведущей жертвы на более привычную.
Скользнув за угол кирпичного дома, Дитрих ускорил шаг и устремился в ближайшую подворотню. Неслышно затворилась чугунная калитка небольшого дворика, и он замер под лестницей в тени, отбрасываемой фронтоном здания. Мысленно потянулся к шагающему впереди преследователю. То, что их двое, стало понятно, как только он слился с мерцающим в темноте Потоком и настроился на воспоминания, как проделывал это с Никласом Йонссеном не далее как день назад.
То, что он увидел в отрывочных картинках, Дитриху не понравилось. С определённой частью своего прошлого он предпочёл бы расстаться навсегда.
Не тратя больше драгоценной энергии, он дождался момента, когда парочка поравнялась с лестницей.
– Чем-то могу помочь, менэйры? – прислонившись плечом к холодному бетону, он по обыкновению закурил сигарету.
Перед ним стояли мордовороты из Братства. В блестящих в свете фонарей куртках с нашивками на груди, оба выше Дитриха почти на голову. Но чем отличались шавки Железного Барта от уличных головорезов, так это тем, что умели при надобности пораскинуть мозгами. Стоило отдать ему должное, совсем непроходимых идиотов Бартоломью близ себя не держал.
– Нам – вряд ли, а вот Барт хотел с тобой повидаться, – сплюнув смоляную жвачку, верзила кивнул куда-то в неопределённом направлении. – Просил передать, что настаивает.
Проклятье! И нашёл же момент…
– Подозреваю, это значит, что вежливый отказ не принимается, – Дитрих хмыкнул, стряхнув пепел. – Веди.
Больше «братья» не обмолвились и словом, пока они шагали по пустынным ночным улицам, минуя оживлённые проспекты и косые переулки. Дитрих шёл, засунув руки в карманы и смотря себе под ноги – на глянцевые лужи, блестящие потёками солнечного масла[1]1
слова «дизель» в данном мире не существует по одной просто причине: Рудольф Дизель, создатель одноимённого двигателя, здесь никогда не жил. Вместо этого топливо зовётся не иначе как «солнечным маслом».
[Закрыть].
Последний раз они с Бартом виделись почти пятнадцать лет назад – до того, как в его жизни появилась магия, а затем и Лейсбет, которая буквально вытащила его на свет из выгребной ямы. Даже своей должностью в Департаменте он был обязан ей. И пусть она этого до сих пор не понимала, но он всегда считал Бет своим благословением.
…Казино «Однорукий Эбб» стояло на углу Фалберт-штрат – невидимой границе, где заканчивался Ньив-Дармун и начиналась Мёртвая Гавань. Город внутри города, со своими правилами и законами. Крошечное царство, омываемое водами Багрового Залива, с десятком причалов и судостроительной верфью.
Со стороны бухты дул колючий мартовский ветер, и Дитрих сцепил зубы, слегка пригнувшись. Совсем как в детстве, когда раз за разом поднимался на ноги, не видя перед собой ничего, кроме перекошенного злобой лица.
… – Встаёшь, сучёныш, а? Мало тебе? Так я добавлю! – тяжёлый кулак бьёт уже в полную силу, и Дитрих отлетает к стене.
Из рассечённой губы бежит кровь, и рот наполняется солёной слюной. Правая щека горит огнём. Он через силу сплёвывает и хватается за край стола, чтобы встать.
Мать тихо всхлипывает в углу. Он знает, о чём она думает в такие моменты. Лучше подчиниться – быстро и беспрекословно, чем терпеть куда большую боль. Она терпит уже двенадцать лет. За потонувший баркас, за невыплаченную зарплату, за лишний стакан пойла, что отец опрокидывает в себя, направляясь домой. За любую мелочь и некстати сказанное слово.
Но Дитрих терпеть не будет.
Он и сам не понимает, почему сегодня. Почему натянутая пружина рвётся сейчас, и он снова поднимается на ноги, приводя отца в ещё большую ярость.
Кухонный пол качается под ногами, когда он делает шаг вперёд. А через мгновение, сбитый с ног, уже падает затылком на грубые доски.
– Запомни раз и навсегда, щенок, – толстые пальцы впиваются в горло, и капли пота с красного лица стекают ему на лоб, – когда я говорю «лежать» – ты лежишь. Понял меня? Тогда кивни.
Пальцы смещаются на воротник, и мальчишку встряхивают словно куклу. На губах вздуваются пузыри, но он сильнее стискивает зубы, чтобы не закричать. Вместо этого взвизгивает мать, когда его затылок опять встречается с дощатым полом, и темнота окутывает Дитриха окончательно.
Лишь напоследок в сознание врывается протяжный стон парохода…
Оглянувшись на провожатых, Дитрих ускорил шаг.
Подойдя ближе к зданию, он различил десяток хромированных «стрекоз», стоявших вдоль южной стены под навесом. Неудивительно, что элита Братства собиралась здесь.
За последние десятилетия они прошли немалый путь. Вначале была лишь кучка ветеранов, что вернулись с войны каждый со своими тараканами: кто-то заливал потери и ночные кошмары в одиночестве, а кто-то собирался в компании таких же вояк, потерявших смысл жизни на поле боя.
Потом клуб по интересам превратился в нечто большее, когда среди членов появилась иерархия и во главе встал Отто ван Бергер – нонконформист и сторонник оппозиции. Новая кровь продолжала прибывать, и Братство разрасталось, постепенно забывая о своих первоначальных устоях. Дела их не всегда следовали нормам закона, но полиции до сих пор не хватало прямых доказательств, чтобы раз и навсегда покончить с «братьями».
Зеркальные двери распахнулись, и на смену промозглой ночи пришло долгожданное тепло, пропитанное запахом табака и женскими духами. Охранник у входа кивнул, и один из верзил-провожатых показал рукой в сторону лестницы:
– Сюда. Барт ждёт тебя наверху.
– Тогда не заблужусь.
– Нет уж, Гасси, мы до двери проводим, как велено, – молчавший до поры здоровяк осклабился, и Дитрих едва удержал в кармане сжатый кулак.
Надо же, столько лет прошло, а его ещё помнят под этим «именем».
Не став спорить, он двинулся вперёд, игнорируя азартных гуляк, шум музыки и звон игровых автоматов. Мимо порхали официантки в коротких платьях: яркий макияж, блестящие ленты в завитых волосах – хорошенькие куклы, не более. После разговора с Лейсбет внутри ещё разливалась сосущая пустота, и больше всего Дитрих мечтал оказаться в собственной постели, чтобы поспать пару часов.
Широкая лестница, меж тем, поднялась на второй этаж, судя по обстановке предназначенный для особых гостей. Там их уже дожидались.
Новые ребята выглядели представительно – в отличие от байкеров, которые не слишком следили за внешностью. Гладко выбриты и при галстуках, а под пиджаками – самозарядные «стрижи». В этом Дитрих не сомневался, а потому без возражений вывернул карманы и позволил себя досмотреть. Телохранители Его Железного Величества остались довольны.
Войдя в просторный кабинет, он не сдержал усмешки. Дитрих помнил время, когда сам Барт был на побегушках у сильных мира сего и звался Жестянкой – за привычку заглядывать в мусорные баки. А вот глянь-ка теперь, как всё изменилось. Король трущоб – ни много ни мало.
– Так и будешь стоять на пороге? Как будто не родной, а, Гасси? – бритый крепыш поднялся из-за дубового стола. Во рту блеснули золотые коронки, когда он протянул Дитриху ладонь.
– Позабыл о манерах, смущённый такой встречей, – он кивнул на охранников, что остались стоять у стены.
– Издержки профессии, ты же понимаешь. За последние годы тут многое изменилось. Я изменился, да и ты тоже… – грузно опустившись на место, он потянулся за сигарой. – Будешь?
Дитрих сел в кресло напротив, внутренне собранный, несмотря на усталость.
– Не курю такую дрянь, уж извини.
Барт хрипло рассмеялся, окутав себя облаком дыма.
– Хоть в чём-то ты остался прежним. Сразу с места в карьер и даже за жизнь потрепаться не хочешь?
– В другой раз.
– Что ж… – наклонившись к нему через стол, он шумно втянул ноздрями воздух. – Видать, не так сильно ты соскучился, как я. Нечасто заглядывают ко мне друзья, которых старый Барт не видел… сколько?
– Пятнадцать лет, – Дитрих уже начал терять терпение: вся эта сцена «дружеской» встречи была пронизана фальшью от и до. – И я «заглянул» не по собственной воле, так что давай к сути. Ты человек занятой, я – тоже. На мне висит дело и не самое лёгкое.
– Охотно верю, – плеснув на дно стаканов виски, он лёгким движением послал один Дитриху. – Собственно, моя просьба связана как раз с твоей… занятостью.
Барт сделал долгую паузу, но Дитрих выжидающе молчал, и он продолжил:
– Помнишь Долговязого Хенрика? Должен помнить, он был распорядителем в Ямах… Так вот, у него на днях сын пропал, Хенрик Младший. Мы весь город перевернули вверх дном, в каждую крысиную щель заглянули – всё зря. Как сквозь землю провалился парень. А бизнес стоит. Упускать такого партнёра не в моих правилах, да и пацан ведь пропадёт…
Усмешка на губах Дитриха стала кривой – почти страшной, как если бы прежний Гасси вновь захотел вырваться наружу.
– Плевать тебе на пацана, Барт, мне-то не свисти. Нажива тонет, вот и все дела. Да только ты не по адресу – я землю по заказу не рою.
Железный был прав – Долговязого Хенрика он помнил как нельзя лучше. Ведь это он присваивал себе половину выигрыша, когда полуживой Гасси выползал из «ямы». А когда Дитрих проигрывал, он и вовсе оставался без гроша. Ни единого дена не перепадало, даже если срабатывали ставки.
Сильнее Хенрика он ненавидел разве что отца, призрак которого ещё долго стоял за спиной.
– По себе судишь? – отозвался Барт, на первый взгляд невозмутимо, только пальцы в грубых перстнях сжали стакан. – Не все ублюдки так ненавидят своих папаш, что топят их в Мглистой Заводи, подальше от посторонних глаз. Что замолчал? Думаешь, раз выбрался отсюда и нацепил значок, так сделался чище? Получил второй шанс? Или клятая магия спасёт тебя от свинцовой пули? – он снова подался вперёд, играя желваками. – Думаешь, можно так просто сбежать от семьи, которая тебя выкормила? Которая не дала подохнуть в канаве? Хрена с два, Гасси. Надо платить.
«…За свои слова надо платить, парень».
Так говорил ему Долговязый Хенрик, когда безусый мальчишка впервые постучался к нему в дверь. Сказал, что нужны деньги. Сказал, что хочет драться, как остальные. Как взрослые. Сказал, что может.
Хенрик, конечно, посмеялся, но препятствовать не стал, понял: в послевоенные годы жрать хотелось всем. Поставил его в пару с парнишкой на пару лет старше, и Дитрих проиграл – с позором и сломанным ребром. Тогда смеялись все – над безмозглым задирой, чьё прозвище отныне звучало как Гасси – «хвастунишка».
И вот спустя годы он стоит на импровизированном ринге в окружении глазеющих ублюдков. Ему с лихвой хватает денег на то, чтобы кормить мать, оставшуюся вдовой и не подозревающую, по чьей вине. Но Дитриху хочется больше. Ему нужно столько денег, чтобы купить новый дом – не рыбацкую лачугу, а красивый, настоящий дом в каком-нибудь приличном районе, где не воняет рыбой.
Ещё пару лет и, глядишь, мечта сбудется…
Слишком поздно он различает настоящий удар за обманкой и вместе с противником летит на пол. Ударяется головой и глухо рычит сквозь зубы. Вместе с алым заревом боли вспыхивает ярость.
«…Когда я говорю «лежать» – ты лежишь».
И в этот момент что-то страшное вырывается на волю. Темнота перед глазами взрывается сотней ярких брызг, что устремляются вперёд усилием воли. Раздаётся хруст костей, и хватка противника ослабевает.
«Всплеск» – поймёт он ещё нескоро, когда удивление и страх сойдут на нет. «Победа» – думает Дитрих сейчас, поднимаясь на ноги и сплёвывая кровь. И так ли важно, какой ценой она добыта?..
– Я заплатил сполна, Барт. Больше не желаю, – так и не притронувшись к стакану, Дитрих резко встал.
Ребята у стены как по команде сместились к выходу.
– Не хочешь, значит, по-хорошему? – Железный поднялся неспеша, узкие глаза сощурились ещё больше. – Тогда давай так… У тебя сорок восемь часов на то, чтобы найти мальчишку. Или что там от него осталось. Используй свою шмагию – мне плевать. Но если вздумаешь сболтнуть лишнего…
Дитрих молчал.
– Ты понял?
Он на миг закрыл глаза:
– Тебе кивнуть? – огоньки шрафта заплясали под веками. – Или прикажешь своим парням уйти с дороги?
– Двое суток в твоём распоряжении, Гасси. Время пошло, – Барт махнул рукой, и охранники посторонились.
Он вышел, не попрощавшись. Входная дверь звякнула, отсекая шум полночного казино. Теперь его не провожали, и Дитрих оказался в одиночестве под колючей моросью.
В голове было пусто – ни малейшей идеи, ни зацепки, ничего. Одно он вдруг понял с пугающей ясностью. Барт сильно ошибался: у него действительно был второй шанс. Лучший из тех, что могла подарить Дитриху жизнь.
И он потерял его восемь лет назад.
