Текст книги "Засекреченный пикник"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

15

Водитель нашей ведомственной машины знал не только город, но и всё вокруг него. Впрочем, пустырь лежал на стыке двух районов, которые боролись за это отменное под застройку место размером в несколько футбольных полей. Оставив машину на дороге, мы с Петькой двинулись по пустырю.

Фантастическое место. Пока власти спорили, народ из ближайших домов пустырь осваивал. Скелеты шкафов, остовы холодильников, детские коляски, ванны, унитазы… Какой же пустырь? Это свалка.

– Петька, что ты здесь делал?

– В футбол с ребятами играл.

Он показал на довольно-таки ровную площадку. Я решил, что мы пришли, но Петька вёл меня дальше. За холмы мусора и за баррикады вспоротых матрасов. Задержался он на другом краю пустыря, у груды изношенных покрышек:

– Здесь.

– Что здесь?

– Надо ждать.

– Сколько?

– Не знаю. Только не разговаривать.

Я сел на покрышки. Юморная ситуация. В прокуратуре у меня дел невпроворот, угнал и держу машину, канцелярию не предупредил, прокурору не сказал – уселся на покрышки и разглядываю дырявое ведро. Можно звякнуть по мобильнику, но Петька разговоры запретил. Я перевёл взгляд с ведра на Петьку.

Лицо значительно. Губы сжаты, лоб нахмурен, глаза округлены. Смотрит, между прочим, тоже на дырявое ведро. Кто из него вырастет? Пустой малый, фантазёр, бездельник, трепач?…

Ничего подобного. Из него может выйти учёный, художник и писатель. Я вспомнил слова Эйнштейна, когда-то меня поразившие: «Воображение важнее знаний». Отменная мысль, потому что любое творчество держится на воображении, потому что я встречал людей многознающих, но без капли воображения и так ничего и не создавших, потому что даже теоретическая наука не обходится без воображения и прибегает к наглядности, как, скажем, молекулярное моделирование…

Но какого чёрта я сижу на этом пустыре? Надо быть человеком без всякого воображения…

Что-то пискнуло. И ещё, и ещё… Птица? Я глянул на Петьку: пищал явно не он, потому что тоже озирался. После очередного писка звук показался мне знакомым. Петька уже не озирался, а взглядом показывал мне на землю. Вернее, на ложбину, заваленную сухими ветка: и жухлой травой. Я подошёл…

И оттуда, из-под веток, из-под мусора грянула музыка. «Застольная» из Травиаты. Я отпрянул, словно заглянул в бездну. Опера из-под земли…

Мы стояли над ямой, пока музыка не оборвалась. И тогда первоначальные писки как бы сложились у меня в ясную мысль. Я больно потрепал жёсткие Петькины волос:

– Братец, ты заигрался!

– Чего?

– Там лежит мобильник.

– Похоже.

– Ты положил?

– Я не шизик.

– Разгребай, – велел я. Он взялся за работу. Но под ветками и сухой травой оказались пустые консервные банки и ещё какая-то труха. Пришлось и мне взяться за работу. Вдвоём мы скоренько расчистили пару квадратных метров. Но мобильник мог завалиться в любую щель.

– Куклу закопали, – сообщил Петька.

– Где ты её видишь?

Он показал. Из песка торчал розовый пальчик. Я взял крепкую щепку и начал расчищать песок. Он был сухим, осыпался, поэтому тут же выглянул второй пальчик. Палец…

– Большая кукла, – решил Петька.

Я отыскал дощечку и принялся за раскопки. Палец за пальцем, с ногтями и с маникюром… Дойдя до локтя, я рывком отстранил Петьку и отвёл его за покрышки:

– Как ты нашёл эту яму?

– Не я нашёл. Дядька тут гулял с собакой. Она в этом месте стала рыть землю и лаять. А он увёл её. Ну, я подошёл и услышал музыку.

– Петя, сейчас беги домой…

– Хочу посмотреть.

– Немедленно уходи! Мы с тобой завтра встретимся и всё обсудим.

Он пошёл с лицом, перекошенным недоумением. И весь путь по пустырю оглядывался, словно хотел увидеть, как я извлеку из ямы гигантскую куклу. Когда он скрылся, я вынул из кармана мобильник и каким-то трепещущим пальцем набрал милицейский номер:

– Боря, хорошо, что ты на месте.

– Что случилось?

– Вызывай оперативно-следственную бригаду и вместе с ней ко мне, на пустырь…

– И судмедэксперта?

– Боря, всех, кроме следователя, потому что я уже здесь. Да, заскочи в прокуратуру и возьми портфель в моём кабинете, ключ у секретарши. Я тут с пустыми руками.

– Что случилось-то?

– Боря, что может случиться в нашей работе, кроме трупа?

Я стоял один посреди свалки. Один ли? Пара ворон уселась невдалеке и ждала, чего я выброшу. Неприкаянный пёс бегал неприкаянно. Серая мясистая крыса не бегала, а прогуливалась…

Меня всегда удивляло, что после юридического факультета ребята не идут на следственную работу. Молодому специалисту за казённый счёт предоставляется возможность изучать человека и жизнь… А что лучше: стоять на свалке рядом с крысой или сидеть в офисе рядом с секретаршей?

Крыса убежала серой стрелой, потому что пустырь ожил, словно по волшебному слову. Заурчал внедорожник, подъехала и машина из прокуратуры, с десяток людей окружили меня. Вся оперативно-следственная бригада, два водителя, двое понятых и Леденцов с Палладьевым.

– Почему ты думаешь, что к этой руке есть и тело? – спросил майор.

– Рука зафиксирована жёстко. Глубинный смысл вопроса Леденцова был понятен.

Частенько находили фрагменты человеческого тела разбросанные по всему городу, чтобы затруднить опознание убитого Это прорва оперативной работы и затянутость следствия.

– Как ты на эту яму вышел? – заинтересовался майор.

– Мне её Петька организовал.

Водители начали разгребать. Под лёгким слоем веток заголубело. По мере работы труп проступал, как на переводной картинке. Голубая курточка, джинсы… И ни капли крови.

– Молодая, – вздохнул Палладьев.

– Девочка, лет пятнадцать, – согласилась Дора Мироновна, судмедэксперт.

Криминалист сфотографировал общий вид пустыря, яму и позу трупа. Тело вынули для детального осмотра. Палладьев нагнулся, чтобы обыскать карманы…

И грянула музыка – «Застольная» из Травиаты. Все замерли и даже как-то подобрались, словно услышали гимн.

– Мобильник в куртке, – объяснил я. Капитан достал его и попробовал ответить на вызов но не получилось: то ли отсырел, то ли мобильник помяла земля Ничего другого в карманах не было.

– Труп неустановленной личности, – констатировал Палладьев. – То есть «глухарь».

– Не каркай раньше времени, – осадил его майор. Раньше времени – потому что неизвестна причина смерти. Бывали случаи, что умершего естественной смертью не хоронили, а выбрасывали. Стариков, бомжей… А это уже не убийство и не «глухарь».

Лицо девушки рассмотреть мне не удалось – испачкано землёй. Я сел на покрышки и начал составлять протокол осмотра. Поза трупа, одежда… Зрачки, цвет кожных покровов, трупные пятна… Окоченение мышц, зубы целы – Мне была нужна причина смерти – крови ведь нет. От неё зависели наши оперативные действия. Я слушал менторский голос судмедэксперта, не сомневаясь, что причину гибели девушки она до вскрытия не назовёт. И всё-таки спросил:

– Дора Мироновна, смерть ненасильственная?

– Нет, насильственная. Её задушили.

– Э-э… как?

– Скорее всего, руками. Подробности в акте вскрытия.

Оперативников словно подменили. Майор тут же отправил внедорожник в РУВД, видимо, за свободными сыщиками, капитан принялся уже дотошно изучать одежду погибшей, размашисто черкая в блокноте. Да и мне труп девушки глянулся иначе: я увидел и мелкие бусы, и серёжки, и короткую стрижку… Потому что теперь это был «глухарь» – глухое убийство.

Судмедэксперт с помощью капитана потерпевшую раздела, чтобы осмотреть тело. Палладьев несдержанно присвистнул, а Дора Мироновна ахнула:

– Господи!

Я подошёл ближе…

Обе груди и живот чуть ли не в шахматном порядке были покрыты полуовальными красными следами. Или знаками. Словно её тело терзали щипцами. Некоторые овалы покрылись рубиновой корочкой, другие ещё сочились кровью.

– Искусала собака, – тихо предположил капитан.

– Искусало, но другое животное, – не согласилась Дора Мироновна.

– Крысы? – спросил Леденцов.

– У крыс рты поменьше, – объяснила судмедэксперт.

– Но скончалась не от укусов? – спросил я.

– Уже говорила: её задушили.

– Теперь в квартирах держат разных экзотов.

Может её покусала какая-нибудь пиранья, – поделился капитан.

– Её кусал человек, – кончила нашу дискуссию Дора Мироновна.

– Неужели вампир? – предположил майор, не веря в собственные слова.

– Кусают не только ради крови, – усмехнулась Дора Мироновна.

– Это сексуальный маньяк, – решил я.

– Только его нам и не хватало, – вздохнул майор. Предстояла нудная и кропотливая работа. Первым делом следовало определить личность девушки. Хорошо, если поступит заявление об её исчезновении. У нас, в сущности, кроме одежды нет ничего опознающего. Кто она и откуда… Своей тревогой я поделился с Леденцовым.

– Найдём через её мобильник, – заверил майор.

16

Я ждал фамилию и адрес убитой. Майор обещал к девяти утра съездить к операторам мобильной связи. Но в кабинет заглянула секретарша и щебетнула, что меня вызывает прокурор. Не очередное ли происшествие?!

Прокурор в кабинете был не один. В сидевшей женщине я не сразу узнал директора школы: её голову покрывал опрятный платочек, словно она попала в церковь. Ну да, школа с православным уклоном.

– Сергей Георгиевич, присядьте. Директор школы на вас жалуется…

– Не может быть, – вырвалось у меня удивлённо.

– Претензии, так сказать, педагогического характера!

– Какие же? – не верил я.

Юрий Валентинович не ответил, видимо, предоставляя эту возможность директрисе. Да и я захотел услышать её голос. Мне показалось, что заговорила она с неохотой:

– Сергей Георгиевич, вы нервируете педагогический коллектив.

– Каким же образом?

– Допрашиваете учеников…

– Нет, я лишь с некоторыми побеседовал. Не писал протоколов и не вызывал в прокуратуру.

– Капитан милиции на глазах ребят выспрашивал преподавателя физкультуры…

– Неужели этот бугай расстроился? – не утерпел я.

– Сергей Георгиевич! – прокурор сокрушённо покачал головой.

– Извините.

– Вы посещаете Тамару Леонидовну, не обращая внимания на её душевное состояние…

– Госпожа директриса, как мне разобраться в этом пикнике без её показаний?

– В конце концов, вы на глазах всей школы устроили драку с родителем.

– Я лишь оборонялся.

Видимо, исчерпав заготовленные претензии, она добавила как бы от себя лично:

– Вы строите из себя Шерлока Холмса.

– Вы ведь тоже строите…

– Кого я строю?

– Директора школы.

– Я и есть директор школы!

Мне бы ответить ей в унисон «А я и есть Шерлок Холмс». Удержало недовольное лицо прокурора. Недовольное, разумеется, мною, потому что есть неписаный закон: в любой ситуации работник прокуратуры обязан быть невозмутимым.

– Господа и… товарищи, говорим по делу, – успокоил нас Юрий Валентинович, добавив слово «товарищи», зная, что обращение «господа» я не люблю.

Наверное, от белого платка лицо директрисы казалось матовым. Даже стёкла её очков замутились белизной. Но теперь, после нашего разговора, в щеках нашлась краска, Да и очки вроде бы порозовели. А я никак не мог взять в толк цель её прихода и нелепый характер обвинений. Она вдруг их объяснила:

– Сергей Георгиевич, своей деятельностью вы бросаете тень на школу.

– Вера Карловна, допустим, тень на школу бросает преступник, – заступился за меня прокурор.

– Юрий Валентинович, вы не представляете, как трудно сейчас воспитывать детей. Меняются требования, системы…

– Надо воспитывать не по системам, – не удержался

– А как? – спросила директриса с долей сарказма.

– Трудом.

Она так скривилась, что очки заметно полезли на лоб. Или у неё такая улыбка? Если и улыбка, то её исказило презрение к моей мысли о труде. Добавила и словесно:

– Вы забыли, в какое время живёте. В девятом классе двадцать восемь учеников, и каждый день ребят встречают двадцать восемь автомобилей. Ни одного «жигулёнка», лишь «БМВ», «мерседесы» и «тойоты». Некоторые с водителями. Эти дети учатся жить современно и красиво.

– Кого же из них готовят?

– Мы воспитываем интеллектуальную элиту.

– Теперь понятно, почему я вторую неделю не могу дождаться водопроводчика.

Прокурор моей полемики не одобрял, видимо, считая, что лезу не в своё дело. Но воспитание – дело всех. И я имел на это моральное право: трудное детство, вырастил дочь, занимался криминальными подростками, прочёл не одну книгу по педагогике… И тут же вспомнил:

– Вера Карловна, а вот Макаренко…

– Макаренко теперь не в формате, – перебила она.

– Да, умные люди всегда выпадают.

– Откуда выпадают?

– Из формата. Прокурор взглядом указывал мне на дверь, чтобы я увёл директрису. Но у меня был к ней вопрос, с которые я намеревался посетить школу и опросить всех преподавателей. Теперь уж не пойду:

– Вера Карловна, что скажете о физике?

– Отменный педагог.

– Я имею в виду моральные качества…

– Сергей Георгиевич, не забывайте, что школа православная. Аморальных не держим.

Мне захотелось ей сообщить, что Салтычиха исправно ходила в церковь. Не верил я директрисе уже хотя бы потому, что она не признавала моего любимого воспитателя Макаренко. Прокурору наша словесная канитель надоела:

– Спасибо, Вера Карловна, за сигнал. Всего хорошего.

– Но я пришла по делу…

– По какому?

– Пропала школьница, Катя Зуева. Вчера не вернулась из школы. Родители посчитали, что она ночевала у подруги.

Меня так колыхнуло, что директриса уставилась своими очками в мои выжидательно. И я спросил:

– Вы… Катю знаете?

– Конечно.

– Голубая курточка?

– Да…

– С её подругой говорили?

– И я, и родители.

– Что сказала подруга?

– После уроков Катя села в белую машину и уехала…

17

Палладьев не мог понять, в чём дело? Ведь не иголка в стоге сена. Легковой автомобиль белого броского цвета разъезжает по улицам на глазах всего честного народа и на глазах милиции. Или он не разъезжает, а машину прячет? Вряд ли: не побоялся подъехать к родной школе.

Капитан толкался по разным милицейским службам: ГИБДД, ГИЦ… Работала система «автопоиск»… Беседовал с ребятами патрульно-постовой службы и с участковыми… Но как может что-нибудь дать система «автопоиск», если машина нигде не засвечивается?

Капитана удивило малое число автомобилей белого цвета. На город считанное количество. А если он «Москвича» перекрасит?

Пожалуй, иголка в сене. В наше-то время, когда всё просматривается камерами слежения: улицы, помещения, метро… Со спутника можно контролировать любой шаг человека. Какая иголка в сене?

Участковые города были информированы. Палладьев вспомнил, что есть область с посёлками, садоводствами домами и, в конце концов, с лесами. Загони машину на день в болото, и никто не найдёт. В мае ни грибников, ягодников. И капитан взялся за связь с областью, озадачивая сельские отделы милиции и участковых. И вспоминали: кто-то, когда-то и где-то машину белого цвета видел.

Перед обедом Палладьев задумался: он слишком давно не пил пива. Дома чай, в столовой компот, у Рябинина кофе. Не выпить ли бутылочку вместо супа?

Зазвонивший телефон его планы расстроил.

– Слушаю.

– Участковый лейтенант Пекарев. Товарищ капитан садоводство Клубничное знаете?

– Да, километров тридцать от города.

– В садоводстве на участке стоит белая легковушка

– Чья, садовода?

– Говорит, приблудная.

– Лейтенант, встреть меня у ворот… Эти тридцать километров Палладьев на своём «жигулёнке» – кстати, от дряхлости и пыли цвета неопределённого – пролетел, как на новеньком. У фанерной арки к нему подсел лейтенант и показал дорогу. Они подъехали к домику и вошли. Хозяин, старик лет восьмидесяти, сидел у окна в старом шатком кресле. Он сразу поманил их к стеклу и объяснил:

– Была в том углу, а теперь в этом. Сквозь нависшие и уже отцветшие ветки сирени участок виден был плохо. В указанном углу белело. Милиционеры переглянулись. Капитан спросил:

– Дедушка, как она въехала на огород?

– Леший её знает. Участковый сказал, что белая легковушка с бандитом в области появилась Ну, я и про сигнализировал

– Дедушка, да машина то в огороде с рогами.

– Откуда у машины рога…

– Это белая корова, – объяснил ему участковый и сказал Палладьеву.

– Извините, товарищ капитан.

Возвращался Палладьев спокойнее В его работе подобных накладок по горло. Он привык к ним. Чтобы успокоиться, ехал медленно. Лихачи его обгоняли, нагло усмехаясь.

К этим автолюбителям капитан относился насторожённо. Ещё бы, если под машинами гибнут в год более тридцати тысяч граждан. Гоняют, плюют на правила, выпивают. Капитана злило, что цацкаются с нетрезвыми за рулём. Надо давать год тюрьмы минимум. Где-то он прочёл, что в Сальвадоре пьяного водителя полицейский имеет право застрелить на месте.

Пива уже расхотелось. Он заскочил в столовую и взял то, что ел всегда суп, любое второе и компот. И удивился, поскольку мысли об автонаездах не уходили. Неужели он надеется, что белый гад попадёт в дорожно-транспортное происшествие? Эти ДТП частенько соприкасались с явной уголовщиной.

Наездами и угонами автомобилей капитан не занимался. Правда, был в начале его оперативной деятельности криминально-загадочный эпизод.

Только что начав службу в уголовном розыске и как-то ранним утром шёл с дежурства усталый, сонный дорогу ему преградила прямо-таки киношная блондинка с сигаретой во рту. И сообщила с улыбкой ночью она пила шампанское и садиться за руль своей машины остережётся. Попросила довезти её до дому и сунула ему в руки ключи от автомобиля. Как не помочь киношной блондинке. Они сели и тронулись. Она что-то щебетала npo кино, поскольку была киношной блондинкой.

Проехали всего три квартала, как сзади рёв сирены команда остановиться и выйти из машины. Дорожная постовая служба. Палладьев вышел, ничего не понимая… Киношная блондинка лишь улыбалась: таким способом она угоняла чужие иномарки…

Хорошо, что он успел пообедать: из области пошли густые звонки. Получалось, что всё сельское население видело белый автомобиль. То он вёз из леса дрова на прицепе, то стоял на берегу озера, то подъезжал к винному магазину, то возил пьяных девиц… Теперь капитан бросался по следу, а, расспросив звонивших, убеждался в ошибочности этой информации.

К концу дня позвонили из посёлка Чернушка, бывшей деревни Чёрные Грязи. Сообщение показалось удивительным. И хотя до Чернушки было километров шестьдесят, капитан помчался, потому что информация исходила от пожилого серьёзного участкового. Как ему не быть серьёзным, если фамилия Казённых?…

Участковый привёл на окраину посёлка к хозяину ветхой избы. Мужик лет шестидесяти усадил их пить чай капитан догадался, что хозяину сперва надо что-то рассказать, а потом показать. Но тот всё-таки показал в окно:

– Вон мой сарай на отшибе. Бывший хлев. Мною заброшенный, а жена туда вообще ни ногой. Боится.

– Чего? – задал участковый естественный вопрос.

– Там у нас корова стояла. Когда началась перековырка…

– Какая перековырка? – теперь не понял капитан.

– Ну, эта… перестройка. Скот у нас стали воровать внаглую. Уводили по ночам. Я изобрёл хитрость: посадил корову на цепь.

– Ошейник, что ли, сделал? – удивился Казённых.

– Зачем… Нацепил на рога. А утром жена открыла сарай да как заголосит на весь посёлок. Я к ней бегом. Мать родная, ужас! Глаза как яблоки и выпучены, красные, синий язык висит, слюни…

– У жены? – неуверенно спросил капитан.

– У коровы. Хотя её и нет.

– Ничего не понимаю, – признался капитан.

– Коровы же нет? – поддержал его участковый.

– Бандюги тушу отрубили и увезли, а голову на цепи оставили. Вот она и висела. Жена с тех пор в сарай ни ногой. Да и я туда не хожу.

Милиционерам потребовалось некоторое время, чтобы осознать этот факт. Пыл капитана гас: видимо, хозяин увязал давнюю смерть коровы с бандой, разъезжавшей по области на белой машине. Но история ещё не кончилась:

– Два дня назад глянул ночью в окно, а сарай огнём играет. Будто внутри кто ходит с огромным фонарём. Выйти побоялся. Сарай-то я отгородил от участка заборчиком. Дом мой в посёлке крайний, лес рядом…

– Ну и что это было? – поторопил капитан.

– На второй день опять. Утром я в сарай заглянул. Следы автомобильные. Значит, по ночам фары включались.

Энергия подбросила капитана, будто катапульта. Он вскочил. Встали и участковый с хозяином. Сплочённой группкой они прошли к сараю, который зарос ольшаником. На его воротцах ни замка, ни щеколды. Палладьев их распахнул…

В пустом сарае ничего не было, кроме запаха сена и прелой древесины. Но капитан смотрел вниз на унавоженную и неутоптанную землю, где следы протектора оставили неглубокую свежую колею. Он спросил хозяина:

– И сегодня приедет?

– Откуда мне знать…

– Я заночую у тебя, а?

– Да хоть живи. И раскладушка есть.

– Раскладушка не понадобится. Я у окна посижу.

18

После вскрытия школьницы Дора Мироновна первоначальный вывод подтвердила: девочка задушена, искусана человеком и зверски изнасилована. И вся работа переместилась на поле уголовного розыска, потому что для следственных действий мне нужен был физик, а его требовалось поймать.

Теперь уже в официальном порядке, в присутствие инспектора детской комнаты или родителей, я допрошу половину школы. Многие ребята видели, как Зуева сел в белый автомобиль, но не видели, кто сидел за рулём.

Кто мне сказал, что я не Шерлок Холмс? Они, холмсы, исчезли в позапрошлом веке, вытесненные кримтехникой, экспертами, обилием преступлений, неопытными следователями и отсутствием у них элементарной любознательности.

Чего же я со своим опытом и любознательностью дуюсь на дело физика, как мышь на крупу? Что меня не устраивает? Не знаю. Нет, знаю – меня пугает ясность дела, доходящего до примитивности. Осталось лишь поймать учителя. Но мой жизненный опыт давно вывел мудрый закон: очень плохо, когда всё слишком хорошо.

Вошедший Леденцов пожал мне руку с вопросом:

– Что смурнеешь?

– Думаю об этом деле…

– Сергей, может, Дора Мироновна права: преступник – вампир?

– Особый вампир.

– Что за особый?

– Он кровь не пьёт. Боря, это сексуальный вампир. Насильник жертву бьёт и кусает, чтобы появилась кровь. Только в этом случае он испытывает сексуальное наслаждение.

– Ну и урод…

– Кровь жертвы обостряет его чувства. Поразмыслив недоверчиво, майор спросил:

– И ты вёл такие дела?

– Одно хорошо запомнил. Некоторые потерпевшие вампира защищали. Думаешь, почему?

– Всё потому. Не идут в понятые, не являются по повесткам, дают ложные показания…

– Тут, Боря, другое. Укус насильника женщины принимали за страсть и любовь.

– Ну и дуры, – удивился майор.

Что делать в свободную минуту двум мужикам, которые не курят и пиво в рабочее время не употребляют? Пить кофе. Из шкафа я достал причиндалы: не очень чистые чашки и не очень хороший порошковый кофе. Да ведь он нам, в сущности, не для питья, а для беседы.

– Боря, у сексуальных маньяков дури больше, чем записей в вашем журнале происшествий.

– Чего там… Изобьют да изнасилуют.

– Не скажи, один тип мог получить сексуальное удовольствие только на кладбище, туда женщин и водил.

– Чего ж они шли?

– Другой мог изнасиловать, только когда женщина казалась безжизненной. Набрасывал ей петлю на шею и велел закрывать глаза…

– Идиот.

– Ещё секс-экстрим. Убив женщину, ложился рядом с трупом, получая от этого сексуальное удовольствие.

– Сергей, дай спокойно допить.

Я понимал реакцию майора: он с изнасилованиями сталкивался редко, потому что эти дела были подследственные прокуратуре. Его светло-рыжие усики потемнели. Неужели от злости? От кофе, намокли.

– Боря, допустим, все эти сексуальные загибы объяснит психиатрия. Я не понимаю другого… Насильник убивает жертву. Почему у него после близости с женщиной не возникает к ней хоть какое-то чувство?

– Ты имеешь в виду людей, а они…

Разговор о насильниках майору не нравился. Я сделал ему вторую чашку: по-моему, порошковый кофе производят в одном месте, по одному рецепту, а фасуют в различную тару под разными названиями. Видимо Леденцову захотелось сменить тему:

– Тамару Леонидовну, учительницу, видел. Шла из школы.

– Как она?

– Мне едва кивнула. Бледная, на шее марлевая нахлобучка…

– Ещё не сняла? Ещё не сняла… Мне показалось, что я коснулся оголённого провода. Видимо, я вздрогнул и расплескал чашку. Майор спросил:

– Что с тобой? Разве мысль имеет какой-то заряд? Нет. Заряд имеет догадка: чем она неожиданнее, тем сильнее дёрнет. Я отринул кофе и вскочил.

– Да что с тобой? – заволновался майор, инстинктивно коснувшись рукой того места, где под курткой висел пистолет.

Но я уже бежал. Майору ничего не оставалось, как пристроиться рядом.

– Боря, ты на машине?

– Само собой.

– Понимаешь, ведь у неё нет кошки.

– Значит, мы несёмся ловить для неё кошку? Я не ответил и велел ехать к больнице, точнее, в травмпункт. Там нас знали хорошо, потому что простреленные-порезанные в конечном счёте попадали к нам. Их, простреленных-порезанных, был полон коридор. Женщина-врач вышла к нам и отвела в тихую комнату:

– Что случилось?

– Наталья Осиповна, учительницу Ясницкую знаете?

– Очень хорошо.

– Она к вам обращалась?

– Да!

– С шеей?

– С укусом в шею, – поправила врач.

– И что за укус?

– Зубы человека. Да что там шея, у неё все груди искусаны, словно её пытали.

– А вы не ошибаетесь? – усомнился я.

– Как ошибаться, если у Тамары Леонидовны учится моя дочь?

Мы с Леденцовым переглянулись и впали в долгую молчанку, словно одеревенели. Врач тоже молчала, не понимая нашей деревянности. Майор нашёлся первым:

– Наталья Осиповна, как она объяснила эти укусы?

– Мол, собачка покусала. Я, конечно, не поверила и рекомендовала обратиться в милицию. Она только сейчас к вам пришла?