Текст книги "Засекреченный пикник"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

6

В своих делах я опять выгадал окошко, чтобы сходить в школу.

По-моему, есть некоторый парадокс. В школе учат наукам, добру, прекрасному, любви… И выпускают в жизнь, где деньги, автомобили, мат, секс… Получается, что в школе вроде бы не тому учат: вернее, не учат главному – образу современной жизни.

Впрочем, ошибаюсь. Современность меня встретила уже на пороге в лице плотного охранника. Она, современность, уже давно здесь хозяйничала. Над кабинетом директора висела большая лучезарная икона. За спинами ребят какие-то рюкзачки. Девочки в серёжках и браслетиках. У всех мобильники…

– Где найти Петю Сурова? – спросил я у пробегавшего мальчишки.

– Наверное, в классе информатики.

Вот она современность: когда я учился, компьютеров ещё не придумали. Но в этом классе Петьки не было. Уроки кончались, заработали различные кружки… Не ушёл ли он домой?

– Петька в туалете, – радостно сообщил пацан.

– Он сейчас выйдет?

– Нет, не выйдет.

– Живот болит?

– Ничего у него не болит.

– Курит, что ли?

– Он не умеет.

– Тогда почему же не выйдет?

– Яйца давит.

Пока я осознавал это загадочное дело, мой информатор убежал. Мне ничего не оставалось, как самому пройти в туалет…

На полу была расстелена газета, вымазанная сырыми битыми яйцами и усеянная толчёной скорлупой. Мальчишка с закатанными брюками, молотил по ней пятками, подбираясь к трём целым яйцам, лежащим на краю.

– Он спятил? – поинтересовался я у смотревших ребят.

– Ставит опыт, – сказал один.

– Учится, – поправил другой.

– Поставить рекорд, – объяснил третий.

Увидев меня, Петька перестал топтать яйца, сгрёб газету и спустил в унитаз. Затем молча задрал ноги до раковины, смыл с них желток, вытер пятки носками, сунул их в карманы, напялил ботинки на мокрые ступни и нехотя сказал мне:

– Больше не буду.

– Яйца кончились, – подсказал кто-то.

– Петя, я к тебе по другому вопросу.

Мы отошли в дальний угол коридора. По какому-то неведомому мне сигналу школьники схлынули. У окна был низкий и широкий подоконник. Мы сели.

– Петя, я к тебе обращаюсь по делу.

– Лерка рассказала?

Следователь – любитель тайн. По-моему, их ценность не в значимости информации, а в степени загадочности. Хочу сказать, что, к примеру, полёт на Марс мне так же интересен, как и цель Петьки, топтавшего куриные яйца.

– Петя, того… яичницу хотел сделать?

– Кто же в туалете яичницы делает? – удивился мальчишка.

– Тогда зачем давил?

– Не давил.

– Я же сам видел…

– Ходил по ним.

– Зачем?

– Хочу повторить рекорд.

– Какой?

– Человек в Африке ходит по сырым яйцам и не давит.

– Наверное, по варёным.

– Нет, записано в рекорды Гиннеса. Я понял, что с такими фантазёрами мне до правды не докопаться. Если Лера сочинила летающую тарелку, то этот Петя выдаст порцию зарубежной фантастики. Нашествие каких-нибудь ящеров или гигантских клопов.

– Пётр, наверное, мечтаешь стать писателем-фантастом?

– Нет, буду генетиком.

– Хочешь продлить жизнь человека?

– Нет, хочу вывести корову.

– Они вроде бы уже есть.

– А я выведу корову, которая будет доиться не простым молоком.

– А каким?

– Сгущёнкой.

– Неплохо, – согласился я. – Но как это сделать? Чьи же гены пересадишь корове?

– Гены сахарной свёклы.

– Ага.

– Можно проще: кормить коров только сахарной свёклой.

– А может, просто сахаром?

– Экономически не выгодно.

Я обдумывал вариант с коровой – выгодно ли экономически. В его возрасте я таких слов, как «экономически», не знал. Уж наверняка не употреблял. Петька ждал моей оценки. Круглая голова казалась упрямой. Видимо, за счёт щетинистых волос, которые, похоже, не пригладить и утюгом. Глаза блестят с вызовом: готов доказывать про корову.

Я вздохнул. Не потому, что такой мальчишка мог сочинить не только летающую тарелку, но и чайник с самоваром… Вздохнул, потому что представил, как этот Петька вырастет и утонет в долларах, автомобилях, коттеджах, турах на экзотические острова. И останется его корова пощипывать травку и не будет доиться сгущённым молоком.

– Петька, ты придумал про летающую тарелку?

– В газетах писали, – буркнул он, отворачиваясь.

– Значит, была?

– Только не тарелка, а сигара.

Он посмурнел и слова теперь давил из себя, как из тюбика. Врать вообще тяжело, особенно мальчишке.

– Петь, знаешь, что человек обязан говорить правду?

– Не всегда.

– Как это «не всегда»?

– А если дал клятву?

– Ну, смотря кому и смотря о чём, – замешкался я, не зная, как быть с клятвой.

– А хоть о чём.

– Петя, – зашёл я с другой стороны, – а если уголовное преступление? Детективы по телевизору смотришь?

– Там бандитские клятвы, а мы поклялись клятвой человеческой.

Нарушить человеческую клятву сложней. Но у меня был ещё один заход – с третьей стороны.

– Петя, ты мне плетёшь про клятвы… А ведь человек погиб!

– Кто?

– Физик.

– Павел Андреевич уехал на своей машине.

– Твоя «сигара» его не тронула?

– Она никого не тронула, – промямлил он и умолк накрепко, как защёлкнулся замок неотмыкаемой конструкции.

В процессе расследования есть такое действие – выезд с преступником на место преступления. Чтобы закрепить доказательство, чтобы вспомнил… У меня не было преступника, не было расследования, не было доказательств… Но ведь я считал, что нет и никакой криминальной психологии, а есть общая психология человека.

– Петя, это место в лесу запомнил?

– Ага.

– Покажешь?

– Угу.

7

Погода следующего дня способствовала прогулке, ну, и зависанию «летающих тарелок». Ничего подобного не было. Ехали мы не на прогулку, на место происшествия, и летающая тарелка не висела. Разумеется, помогла милиция. Капитан Палладьев с машиной и с экспертом, которого он уломал прокатиться. Следователь, оперативник и криминалист – почти комплект. Нет только понятых.

Ну, и Петька, сидевший на переднем месте гордо и взъерошенно. Показывал дорогу. Родители отпустили его погулять часа на полтора.

– Куда хоть едем? – спросил криминалист.

– В лесопарк, – отозвался Палладьев.

– На какое происшествие?

– Вот он знает, – капитан кивнул на Петьку.

– На астрономическое явление, – солидно объяснил школьник.

Километра через три по сигналу Петьки свернули на просёлочную дорогу. И петляли по другим просёлочным, пока не оказались на поляне геометрически-круглой и заслонённой от уже вечернего солнца золотистыми колонами сосен. Странно, но поляна не замусорена.

– Здесь сидели, – указал Петька.

– И что делали? – поинтересовался я.

– Пили кофе.

– Где взяли?

– Павел Андреич, физик, достал из машины два термоса.

Задрав голову, я растерянно смотрел на сосны и дышал, словно задыхался. Я забыл, что кроме следственного кабинета, тюремных камер, лекционного зала есть лес, забыл, что кроме духоты, автомобильного смрада и сигаретного дыма оперов есть сосновый дух…

– Что же фиксировать? – недоумевал криминалист.

– Следы, – ответил Палладьев.

– Чьи?

– А чьи найдёшь.

– Да здесь ходят толпы.

– Нас интересуют следы не человека.

– А-а, вот автомобильный чёткий отпечаток…

Он принялся делать слепок. Раньше заливали гипсом, теперь каким-то химическим составом. Нужен ли нам этот отпечаток оставленный, скорее всего, машиной физика. Капитан ему посоветовал:

– Поищи что-нибудь оригинальное.

– Например?

– Ну, какую-нибудь железку.

– От чего?

– От летающего объекта.

– Хватит прикалываться, – начал злиться криминалист. – Я всё-таки эксперт…

– Володя, – как бы стал извиняться Палладьев, – вот этот пацан утверждает, что здесь посидела летающая тарелка.

Криминалист воззрился на меня с недоверием. Не мог старший следователь прокуратуры по особо важным делам, советник юстиции, убелённый сединой, организовать такую авантюру. Это он зря: на предполагаемое место посадки НЛО академики выезжают.

– Тогда надо брать образцы грунта, – усмехнулся криминалист.

– Тарелка на землю не садилась, – сурово возразил Петька. – Она висела в воздухе.

Глупее этого осмотра места происшествия у меня не было. Были страшнее.

Однажды выехали на следственный эксперимент с сексуальным маньяком – он показывал чердаки, где насиловал и убивал. Начали в семь утра, когда народу поменьше. Сперва шло хорошо. Но набежала толпа, догадалась, кого возят. Мне сшибли очки, оперов повалили на землю, понятые убежали… И расправились с преступником в считанные минуты. Чуть не затоптали опера, который с маньяком был сцеплен наручниками.

– Свеженький окурок, – криминалист поднял его с земли. – Лежал рядом со следом автомобильного протектора.

– А вот и второй, – поднял окурок Палладьев.

– Видимо, человек курил одну за одной, – предположил я без всякого интереса.

– Нет, курили двое.

– На одном волосинка белая, на другом чёрная? – пошутил капитан.

– Разные сорта сигарет, – внушительно осадил эксперт.

Эти окурки взбодрили меня. Есть ли преступление, нет ли преступления, но коли приехал, надо писать. Может пригодиться. Расстелив бланк протокола осмотра места происшествия, я привязался к местности, обозначил поляну, назвал присутствующих лиц, приобщил два окурка и пошёл бродить, надеясь на случайную находку.

Отыскал – незатоптанную ромашку. На сумрачной поляне она поймала лучик солнца. Видимо, повернулась к нему и теперь грелась, поблёскивая белыми ресничками. Я давно пришёл к мысли, что душу имеет всё живое. Кроме преступников.

– Петька, у тебя есть душа? – подступил я к мальчишке.

– Как у всех…

– Тогда открой её! Два свежих окурка. Чьи?

– Он курил.

– Кто «он»?

– Который в летающей сигаре.

– Она же на землю не опускалась…

– Выбросил в форточку.

– Странные пришельцы, – заметил Палладьев.

– Так он был пьяный, – объяснил Петька.

– Разве пришельцы пьют? – удивился я.

– Теперь все пьют, – подтвердил эксперт.

Я положил руку на плечо мальчишки. Он вскинул голову, словно его ударили. Голову вскинул, но взгляд опустил в землю, отчего казалось, что глаза закрыл.

– Петя, ты почти всё рассказал… Давай уж правду всю.

– Не могу.

– Ага, клятва?

– Разве можно навредить Тамаре Леонидовне?

– Нельзя, – согласился я.

8

Вот загадка. Растёт умным, хорошим, воспитанным, а вырастает никчёмностью. Растёт хулиганистым, разболтанным, туповатым, а вырастает интересной и значимой личностью.

На Петьку я мог, конечно, надавить. Признался бы. Но мне он нравился. Держал клятвенное слово. Любознателен, как истинный учёный. Ходит по сырым яйцам… А когда станет взрослым, не откажется ли вывести корову со сгущёнкой?…

Уроки кончились, и ребята небольшими группами высыпали во двор. Я спросил у них, где Вера Черенкова.

– Вон к машине пошла, – сказал мальчишка.

Машина стояла за школьной оградой. Я плохо разбираюсь в них. Широкая, вальяжная и за счёт фар какая-то лупоглазая. Девочку я не догнал. Она юркнула в машину и захлопнула дверцу. Некоторые родители возили детей в школу на автомобилях и потом за ними приезжали.

Я вжался очками в ветровое стекло, обозначая своё присутствие. Дверца открылась, и на землю ступил высокий мужчина в широкополом кожаном пальто нараспашку. Он спросил кратко, но выразительно:

– Ну?

– Вы отец Веры Черенковой?

– Ну?

– Мне нужно с ней поговорить.

– О чём?

– О школьных делах.

– А ты кто?

– Во-первых, не «ты»…

Объяснить ему, что я не ты, а вы, успеть мне не удалось. Руками, как механическими щупальцами, он схватил края моей куртки и перекрутил её. Дышать стало нечем. То ли от внезапности, то ли кислороду не хватило, но ноги мои ослабели. Одной рукой я держался за машину, второй за собственный портфель, стоявший на капоте.

На глазах всей школы… Стыд и обида… Портфель, словно уловив моё состояние, медленно заскользил по отполированной поверхности, как с горки. Я придал ему скорости и раззудил плечо для полного маха руки. Описав полукруг, портфель боком врезался в голову моего душителя, в районе уха…

Он отпустил меня и неожиданно сел на землю. Я испугался, потому что портфель был следственным: фотоаппарат, металлические скрёбки и разные пинцеты, коробки с реагентами, папки с набором протоколов, рулетка… Вдобавок я сунул в него толстенный том, почти восемьсот страниц, книгу под названием «Язвы Петербурга»…

Водитель вставал медленно, словно земля под ним оказалась нетвёрдой. Но когда встал, я понял, что сейчас нетвёрдой земля станет для меня. Он смотрел на мою фигуру, как хищник раздумчиво смотрит на слишком мелкую добычу.

– У меня есть оружие, – предупредил я, не уточняя, что оно лежит в сейфе кабинета.

Со мной был только увесистый портфель. Я приподнял его, намереваясь прикрыться, как щитом. Неужели его не остановит моя седина, очки, возраст?…

Его остановил топот подбежавшего охранника школы:

– Гражданин Черенков! Это же следователь прокуратуры.

Напряжение с Черенкова скатилось. На лице вопросительное недоумение: бить меня или не бить? Ярость прорвалась словесно:

– Издеваться над ребёнком никому не позволю!

– Почему «издеваться»? – возразил я.

– Вера теперь лечится у психиатра!

– Лечится… Почему?

– После той истории в лесу.

– А какая история?

– Она не говорит.

– Гражданин Черенков, я как раз и хочу разобраться…

– Распустили преступность, а теперь разбираетесь?

Насчёт «распустили преступность» я был согласен.

Пострадавшие частенько злость с бандитов переносили на государство и его представителей. И правильно делали. В конце концов, мошенники, квартирное ворьё, фиктивные риэлторы, денежные пирамиды возникали в результате слабости государства.

– Гражданин Черенков, вы могли бы помочь следствию.

– Чем?

– Вам проще разговорить дочь, чем постороннему человеку.

– Неужели я буду втягивать ребёнка в какое-то следствие?

– Она же страдает…

– Без вас обойдёмся.

Родители охраняют нравственность детей. От следственных органов. Чего же они не охраняют от телевидения и СМИ где идут бесконечные убийства, стрельбы, мордобития, пьянства и сексуальные судороги?

– Гражданин Черенков, сколько лет вашей дочке?

– Скоро будет тринадцать.

– Она газеты читает?

– Да, молодёжные, а в чём дело?

– Например, в одной я вчера прочёл рекомендацию, как увеличить половой член.

– И что?

– Вам не захотелось схватить редактора за грудки и тряхнуть, как меня?

Его глаза были слегка навыкате. Теперь же они увеличились. Под давлением их взгляда я пошёл. Где-то я такой взгляд только что видел… Ага, взгляд выпученных фар его автомобиля.

9

Капитан выполнил курьерскую функцию: привёз из РУВД в канцелярию прокуратуры кипу деловых бумаг. И, само собой, зашёл к следователю Рябинину. С дружеским предложением:

– Сергей Георгиевич, помощь нужна?

– Сперва ответь, для тебя есть разница между мужчиной и женщиной?!

– В сексуальном значении? – засмеялся капитан,

– В оперативном.

– Не понял, Сергей Георгиевич… Палладьев любил беседовать со следователем не столько о преступности, сколько о жизни. О тех же самых женщинах. Правда, Рябинин считал, что девушки и женщины убывают, оборачиваясь девками и бабами.

– Игорь, кого тебе легче допрашивать: женщин или мужчин?

– Женщин симпатичных, мужчин нетрезвых.

– Капитан, добывать информацию в школе – как вязнуть в болоте. Нет логичных твёрдых суждений.

– Почему нет?

– В школе нет мужчин: женщины и дети.

– Как же… Да, физика ещё не нашли. Труд ведёт пенсионер…

– Ты ещё батюшку назови.

– А, физкультурник, – вспомнил Палладьев.

– Игорь, поговори с ним как спортсмен со спортсменом.

Капитан вышел из кабинета, удивившись, как он деликатно получил задание от следователя прокуратуры. Без всякой бумажной волокиты, по-дружески. Поговорить с учителем физкультуры как спортсмен со спортсменом, то есть как оперативник с гражданином.

Далее путь капитана лежал в одну дикую квартиру, откуда доставили в больницу пьяного с проникающим ножевым ранением. В квартире капитан уже побывал, чтобы выяснить, кто же ударил ножом. Он допросил всех участников застолья, девять человек. И получил девять версий. Задача не под силу Шерлоку Холмсу.

Дорога в эту квартиру лежала мимо школы. Почему бы не заскочить?

На спортплощадке шумели. Старшеклассники бросали мяч в баскетбольную корзину. Увидев Палладьева, преподаватель подошёл: – Милиции салют!

Руку он пожал тепло и сильно. Они удалились в сторонку. Капитан не знал, как к нему обращаться. По имени? Но ведь они не друзья и не товарищи. По фамилии неудобно, поскольку была она предельно смешной – Бесюк. Впрочем, они почти одногодки.

Отсалютовав, Бесюк разглядывал гостя вопросительно. Мол, зачем пожаловал. Начинать прямо с сути капитан не хотел: требовался какой-нибудь нащупывающий разговор.

– Михаил, растолкуй, поскольку ты спортсмен…

– Про мафию? – солидно хихикнул преподаватель.

Палладьев его хихиканье понял: считалось, что большинство спортсменов-силовиков попадают в шайки. Бесюку такое суждение казалось обидным: он боксёр и занимается интеллигентной работой.

– Миша, спортсмен родился в России, но в ней никогда не жил. Нашей страны не знает, проживает за рубежом, там учится или работает, женат на иностранке, по-русски говорит с акцентом… Почему же его считают Российским спортсменом?

– По ДНК.

– По анализам, значит?

– Если он выступает в российской команде…

– В российской команде и негры выступают. Бесюк не понимал, куда мент клонит. Палладьев разглядывал его, удивляясь габаритам. Наверняка тяжеловес. Но скоро вник, что массивный он не за счёт плеч, за счёт большой круглой головы, обритой до розового блеска. Видимо, он любил пивко: розовый блеск переходил в краснорожесть, отчего издали голова смахивала на гигантскую клюквину.

– Капитан, ведь пришёл не из-за спортивного разговора? – спросил он.

– Что там произошло с Тамарой Леонидовной?

– В их делах я полный даун.

Палладьев хотел переспросить, но догадался: болезнь Дауна, что-то вроде слабоумия. Короче, ничего он не знает.

– А что скажешь об учительнице?

– У физика губа не дура: смазливую подцепил.

– У них роман?

– Про роман не знаю, но дружба у них интимная.

– Это как?

– Трахает её изредка.

– Почему… изредка?

– Физических сил у физика маловато.

– Откуда известно?

– Это всей школе известно. Продолжить тему капитану почему-то расхотелось словно ему предложили заглянуть в чужую спальню. Но «хочется – не хочется» – принцип лодырей. Видимо, у физкультурника был иной принцип, и тему он продолжил:

– У физика губа не дура, но Тамарка – дура прикольная.

– В каком же смысле?

– Что она в этом физике нашла? Сексуальный недуг в очках.

– Миша, интеллигенцию не любишь?

– Почему же? Когда выпью сам бываю интеллигентным. – Он хохотнул так, что школьники оглянулись.

– Или женщин не любишь…

– Капитан, женщины отличаются друг от друга только одетые, а голые все одинаковые.

– На пьяный взгляд, – усмехнулся Палладьев.

Бесюк задышал тяжело и раздражённо, словно вышел на ринг. Капитан на всякий случай опустил руки вниз, придав им некоторую свободную готовность. Но тут же разглядел, что дыхание собеседника было не агрессивным, а затруднительным из-за очень узких ноздрей почти сплющенного носа. Неужели нос попал под боковые удары двух боксёрских перчаток?

– Опер, я три года состоял в браке, – сообщил Бесюк, чтобы доказать своё положительное отношение к женщинам.

– Развёлся?

– Ровно через три года до меня дошло, что у нас с ней не годовщина, а дедовщина. Тут она выкинула прикол: надумала сделать операцию на заднице.

– Уменьшить её?

– Наоборот. У неё задница была плоской, как сковорода. Не сексуальная. Я плюнул на неё и пользуюсь сексом коммерческим…

Капитан уже не слушал, отключившись. Что он разузнал для следователя? Сперва – что у Тамары Леонидовны нет кошки, а теперь – что у неё была любовь с физруком. Юмор, а не ценная информация.

10

Не всякую ложь я понимаю и тем более принимаю. Преступник извивается и врёт – это его способ защиты. А потерпевший? Ему-то зачем хитрить и умалчивать? Мы же с ним единоборцы, у нас общий враг…

Я отправился к учительнице и столкнулся с ней у парадного её дома. Она не остановилась и сделала вид, что меня нет. Я с трудом прыгал по ступенькам, поспевая за её лёгкой походкой, и нагнал, лишь когда она начала отмыкать дверь.

– Тамара Леонидовна, хотя бы выслушайте…

– Вы обманщик!

– Сейчас объясню…

– Вы не учёный, а следователь!

– Учёным-то быть легче, – буркнул я ни к чему.

Дверь открылась. Учительница шагнула в переднюю. Полумрак мне помог втиснуться. Она включила свет и ахнула:

– А я вас не приглашала. Вы же нахал.

У вешалки стояло креслице. Я прыгнул в него и уселся, потому что выпихнуть сидячего труднее, чем стоячего.

– Нет, Тамара Леонидовна, я следователь. Почему-то объяснение моего нахальства её удивило.

А я добавил:

– Вы меня тоже обманули.

– В чём?

– Во многом.

– Неужели? – чуть растерянно удивилась она. Разбираться в передней было неуютно. Учительница провела меня в комнату, где я постарался поскорее закрепиться в кресле и оглядеться попристальнее. Ничего не изменилось. Всё распотрошено, но ничего не собрано. Передумала уезжать?

– В чём же я вас обманула? – вырвалось у неё требовательно.

– Например, про кошку…

– Это так важно?

– Шея у вас до сих пор заклеена.

– Что вам до моей шеи?

– Умолчали про НЛО… – улыбнулся я, сглаживая глупость сказанного.

– Всякую ерунду собираете…

– Значит, НЛО не было?

– Неужели у вас нет вопросов серьёзных?

– Есть, Тамара Леонидовна. Почему скрыли, что с физиком у вас роман?

Она похожа на ромашку… Походя ударишь палкой по голенастому цветку, а он не оторвётся – лишь поникнет головкой до самой земли. Учительница перегнулась, как подсечённая ромашка.

– Сергей Георгиевич… вы подозреваете физика?

– В чём? – ухватился я.

– Его не в чем подозревать.

– Почему же он сбежал?

– Он не сбежал.

– А что?

– Не знаю.

Спроси о том, не знаю о чём… Шаг в темноте. При любом допросе есть очевидная веха – преступление. Здесь вроде бы и его нет. А что есть, не знаю. Нужно менять ракурс беседы. И я пустился в примитивный перебор, который на допросах обычно не применял из-за малой эффективности:

– Тамара Леонидовна, у вас есть враги?

– Если и есть, то я их не знаю.

– Эксцессы в школе?

– Не было.

– Родственники?

– Они живут в другом городе.

– Соседи?

– Мирные люди.

– Ну а любовь?

– Какая любовь…

Она растерянно оглядела комнату, словно поискала её – любовь. Что за любовь, которой стесняются? Я чего-то не понимал, поэтому спросил прямо, как выругался:

– С физиком были в интимных отношениях?

– Как вы смеете?

– У меня такая работа.

– Копаться в грязном бельё…

– А вы его не пачкайте! – вырвалось у меня.

– Разве пачкаю… я?

– Вы всё о себе. А о детях подумали? Одна девочка попала к психиатру. Другие ребята переживают, потому что им приходится врать. Не так ли?

– Разве…

– Они это делают ради вас. Защищают. От чего? Что произошло на этом пикнике?

– Дьявольский пикник, – прошептала Тамара Леонидовна.

Она встала. Мне показалось, что уйдёт, но, бессмысленно потоптавшись, села на прежнее место. Зачем вставала? Чтобы скрыть от меня нахлынувшие слёзы. Да их почти и не видел, потому что видел другое… Согбенную фигуру, словно уменьшенную в размере, помутневшую голубизну глаз, потускневший блеск волос, сжатые губы не имевшие сил разомкнуться для каких-то главных слов,

Я вскочил и уронил портфель на пол. И уже инстинктивно погладил её по плечу:

– Тамара, успокойся…

– Вы следователь… Ищите преступников…

– Прежде всего, ищу истину.

– Да? – изумилась она. – А зачем?

– Без истины трудно жить.

– О, Сергей Георгиевич… Пожилой человек… Неужели не знаете, что без истины трудно жить, а с истиной жить невозможно?

– Да, конечно, бывает, – отбурчался я.

– Сергей Георгиевич, если вы докопаетесь до истины, то мне будет только хуже. Поэтому я и хочу уехать.

– Почему «поэтому»?

– Потому, что вы до неё докопаетесь.

Выходило, я вредил ей. О том, что правда может погубить человека, мне известно. Расследовал не одно самоубийство, когда человек, узнав правду, накладывал на себя руки. Тем более надо докопаться и помочь ей. Именно «тем более». В её влажном взгляде я уловил скрытую просьбу и не удержался от суровости:

– Чёрт возьми, расскажите всю правду, и я помогу!

– Боюсь.

– Чего?

– Смерти.

– Ах, даже так… И что будете делать? Ждать её, эту смерть?

– Чтобы спастись, надо отмолчаться.

– А я, дорогая Тамара Леонидовна, чтобы спасти человека, должен искать.

Ромашка… Увядающая на глазах. Не росшая на лугу, а закатанная в стог сена. Я решил больше её не тревожить. Ей грозили убийством…

В этот же день я возбудил уголовное дело, что дало мне право на официальное расследование.