Текст книги "Засекреченный пикник"
Автор книги: Станислав Родионов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
11
Папиллярные линии, сложнейшие анализы, детектор лжи, ДНК и ещё куча непроизносимых прибамбасов, которыми занимаются уже не оперативники, а люди в белых халатах. Палладьев знал способы проще и надёжнее – соседи.
Ему нужно подняться по лестнице, не столкнуться с учительницей, подойти к двери соседки, позвонить и попасть в квартиру.
До двери он добрался на полусогнутых и позвонил. Когда же спросили, кто пришёл, капитан замешкался. Громко не ответишь, поскольку дверь Тамары Леонидовны рядом. И он прошипел что-то насчёт фановой трубы, словно она только что рядом лопнула.
За дверью притихли. Капитан позвонил ещё. Голос спросил уже раздражённо:
– Да кто это?
– Из милиции, – дунул капитан в замок.
– А как докажешь?
– Удостоверением.
– Значит, дверь открыть? Нет, не открою.
– Гражданка, я капитан Палладьев.
– Нету доказательств.
– Позвоните в милицию…
– Лучше участковому, у меня есть телефон… Гражданка, которой по голосу было лет семьдесят.
Ушла. Капитан стоял, поглядывая на дверь учительницы. Минут через десять старческий крепкий голос сообщил:
– Никакого Оладьева в милиции нет!
– Да не Оладьев, а Палладьев. Спросите ещё…
– Ладно, заходи.
Его впустили. Если ей и было семьдесят, то выглядела она молодцевато. Стариков почти не стало, зато бабушки крепчали на глазах. Приказным голосом она велела:
– Пойдём.
– Куда?
– Как куда? В туалет.
– Зачем?
– Фановая труба в спальной, что ли?
Видимо, он скорее походил на сантехника, чем на сотрудника милиции. Капитан прошёл в туалет и осмотрел фановую трубу, постучав по ней шариковой ручкой. Нужен был плавный переход от трубы к соседке:
– Екатерина Павловна, жалобы поступают…
– На меня?
– На вашу соседку, на учительницу.
– О протечках?
– Якобы она шумит по ночам.
– Плюнь ты этому жалобщику в глаза. Тамара живёт тихо, как овечка. Дом такой, что каждый чих за стеной услышишь.
Они покинули туалет и встали в передней. Беседа не клеилась. Информации – ноль. О том, что учительница женщина порядочная, было известно. Почему бы этой старушке не предъявить удостоверение и не расспросить о соседке в открытую? Как раз потому, что учительница – женщина порядочная, и не хотелось позорить её в доме. Если только вскользь.
– Екатерина Павловна, мне не ясно…
– С трубой, что ли?
– К ней мужчины ходят? – спросил капитан вскользь.
– Вместе с женщинами.
– В каком смысле?
– Человек по двадцать за раз.
– Гости, что ли?
– Школьники обоюдного пола.
– Екатерина Павловна, я спрашиваю про мужчин настоящих.
– Да где они, настоящие-то?
Капитан понял, что ничего он не разузнает. Зацикленная бабка. Лишь бы не дать воли врагу оперативника – раздражению. И сесть не предложила. Это в сериалах ментам кофе наливают.
– Екатерина Павловна, тут непонятка… Молодая, красивая, образованная… И одинокая?
– У них в школе мужиков нет.
– Есть же общественные развлекательные места.
– Не ходить же ей туда с голым животом? Ведь учительница…
– Неужели и гостей не бывает? Тех же учителей…
Бабушка, скорая на язык, не ответила. Почему? Говорят, следователь Рябинин может читать по лицу, как по писанному. Капитан начал вглядываться в лицо старой женщины с пристальностью близорукого. Морщины, вялая кожа, на лбу жиденькая кисея седых волос… То ли в морщинах, то ли в ниспадающей кисее, но Палладьев высмотрел. Старушка либо что-то скрывала, либо не могла чего-то вспомнить.
– Слушаю-слушаю, Екатерина Павловна, – подбодрил он.
– Не знаю, говорить ли…
– Неужели молчать? – шумно удивился капитан. Физиогномистика не совсем получилась: женщина не скрывала и не вспоминала – она сомневалась в своей информации:
– Обычно у неё тихо, а недели две или больше слышу – У Тамары гудят…
– В смысле, выпивают?
– Два голоса, мужской и женский хотят друг дружку перекричать, как в телесериале.
– И о чём шла речь?
– Слов не разобрать.
– Может, тоже пришли из ЖКХ насчёт фановой трубы?
– Базарили о школе, Тамара его по имени звала.
– Какое имя?
– Хоть убей, не запомнила.
С полчаса капитан будоражил её память, называя мужские имена. Ей не вспомнилось. Но перед уходом на её лице он вычитал какое-то желание, разумеется, информационное. Старушка ему напомнила бутылку с кефиром, которую он никогда не мог вытрясти до конца.
– Ну, Екатерина Павловна?!
– Дурь слышала…
– Я за нею и пришёл, – заверил Палладьев.
– Он уже выходил, дверь приоткрыл. Ну и я случайно приоткрыла. И мужик как бы попрощался: «Неужели легче умереть, чем со мной переспать?» Слышать это слышала, а самого мужика не видела…
Капитан бежал по ступенькам, как под гору катился. Он раскрыл тайну, над которой Рябинин страдал не один день. Раскрыл с обидной простотой…
Тамара Леонидовна говорила с человеком из школы и называла его по имени. С человеком, с которым у неё был роман. С физиком. У них и ссора произошла на сексуальной почве. «Неужели легче умереть…»
Вот почему физик пустился в бега.
12
Ходьба способствует моим мыслительным процессам. Я никогда не имел машины и не буду иметь, поэтому интересуюсь: а езда способствует ли? Теперь все на автомобилях. Особенно молодёжь. Протекают ли мыслительные процессы у человека за рулём?
Я шёл нога за ногу, старясь продлить удовольствие от физической разминки и свободы. Вызванных на утро нет, а все остальные дела подождут, потому что всё равно их век не переделать. И спешить к ним ни к чему – они со мной, в голове.
Сперва я думал о школьниках. Не знал я современных ребят. Взрослому их не познать, если только самому не сделаться ребёнком. Петькину фантазию о прилёте НЛО я отбросил. Что же осталось?
Любовь ребят к Тамаре Леонидовне. Прямо-таки безмерно-безразмерная, толкавшая их на откровенную ложь. Правда, на процессуальном языке я с ними ещё не говорил… Не могла же она их заставить молчать? Заставить не могла, а уговорить?
И главное: все они чего-то испугались. Это тоже не укладывалось в голове. Чем можно запугать современных мальчишек, которые не отрываются от экранов, где нет ни одного сериала, в котором бы не били, не резали и не стреляли? Не мистика же посреди яркого дня в парковом лесочке?
Я знал свойство мысли – бежать по наезженной колее. Ей, мысли, так привычнее. Но я знал и другое: искомое может пребывать далеко от колеи, где-нибудь на глухой обочине. Школьники, НЛО, учительница, физик… А почему бы не допустить, что тут замешано иное лицо? К примеру, свирепый родитель, который бросился на меня и от которого я отбился портфелем.
Видимо, на ходу я бормотал. Теперь этим не удивишь – многие бормочут в мобильники, смахивая на пьяных.
Я, как ребёнок, оставляющий самое вкусное напоследок, оставлял напоследок мысль о физике. Милиция не сомневалась в его причастности, и тому были веские доводы. Во-первых, роман с учительницей. Во-вторых, подслушанная соседкой угроза в адрес Тамары Леонидовны. Вернее, не угроза, а ссора, весьма странная для любовников. В-третьих, в главных, физик скрывался.
Казалось бы, осталось его только поймать. Но были шероховатости, меня смутившие. Отменные характеристики из школы, после института добровольно пошёл работать Учителем, его любили ребята. Если он замыслил зло против Тамары Леонидовны, то зачем взял в лес ребят?
С другой стороны, в любовных делах бывают такие извивы, что без психоаналитика не объяснить. Бывшие влюблённые особенно мстительны. Вспоминалась история – не потому, что она о сильной любви, а потому, что из последних.
Любили друг друга со школы. Потом три года была страстная дружба, которая вот-вот собиралась перейти в брак. Но ей встретился другой. Тогда первый, оставленный, во всех парадных микрорайона написал краской её имя, адрес и одно слово – «даёт».
Ну, это не о любви…
Идти мешал портфель. Сколько раз зарекался домой работу не брать. Портфель старомодный и вздутый, похожий на вытянутую подушку с ручкой. Он цеплялся за прохожих, и я пошёл краем панели вдоль поребрика.
Сердце успело ёкнуть, но я сжаться не успел, потому что ничего не слышал, кроме этого ёкнувшего сердца…
Удар в поясницу меня приподнял и швырнул на асфальт. И вроде бы тишина. Но в ней я расслышал женский крик и людской говор. Слух возвращался, и вместе с ним в поясницу шла боль.
Я сел…
Пожилая женщина, старушка, два парня… Я протянул руку и ухватил свой портфель. Старушка спросила:
– Вызвать «скорую»?
– Нет, спасибо.
Опираясь на портфель, я поднялся. Ноги дрожали, но держали. Лишь боль в пояснице отдавала в них неопределённой ломотой. Я спросил:
– Что это было?
– Машина вас сшибла, – объяснила старушка.
– Совсем обнаглели! Надо же с проезжей части выскочить на панель, – возмущалась пожилая женщина.
– Что за машина?
– «Москвич» белого цвета, – сказал один из парней. Я достал из портфеля мобильник, позвонил Леденцову и невнятно объяснил ситуацию. Он приказал:
– Оставайся на месте, сейчас приеду.
– Зачем, Боря? До прокуратуры недалеко.
– Перепишу всех очевидцев.
– Да стоит ли? Не задавил же…
– Сергей, ты и головой ударился? Неужели не соображаешь?
Я не знал, припечатался ли головой к асфальту, но соображал туго. Поэтому ничего не ответил. Майор повысил голос:
– Он же запугивает! Сперва подложил учительнице муляж бомбы, а теперь придавил тебя.
– Кто, Боря?
– Забыл, что «Москвич» белого цвета принадлежит физику?
13
Сделать обыск в квартире физика Рябинин поручил капитану, снабдив его всеми необходимыми постановлениями. Палладьев взял участкового и прихватил двух понятых – соседей.
– Квартира не эксклюзивная, – заметил лейтенант. Возникло много загадочных нерусских слов, которые знал даже участковый. Палладьев усмехнулся:
– Потому что дверь не металлическая?
– Тут есть дверные ручки, а в эксклюзивных ручек теперь не ставят.
– Ногой открывают?
– Электроникой.
Несмотря на неэксклюзивность, участковый легко отомкнул два замка. Они вошли. И Палладьев решил, что в УПК есть очень правильная статья, запрещающая незаконное вторжение в частный дом – это же вторжение в личную жизнь.
Прихожую они миновали скоренько, как малоинтересную. Участковый предложил:
– Начнём с кухни?
Когда не знаешь, что ищешь, то всё равно, с чего начинать. Хотя бы с подоконника, где стоял длинный пластмассовый жёлоб-корыто, в котором плотно росли кактусы. Им было тесно так, что, похоже, своими колючками они впились друг в друга. Пузатенькие, с белыми редкими цветочками – щетинистые птенцы с раскрытыми клювами.
Участковый распахнул холодильник. Оттуда как жёлтым огнём полыхнуло – целый отсек был завален апельсинами. Но лейтенант сосредоточился на красивой стройной бутылке водки «Русский бриллиант», которая его удивила.
– Во, на этикетке сообщается, что очищена молоком.
– Кристальная, значит.
– Физик-то выпивал.
– Лейтенант, у пьющих водка дома не держится.
– Водка стоит, а закуски нет.
– Апельсины.
– Мужик должен любить рыбу, – нравоучительно заключил участковый.
В ванной смотреть вроде бы нечего: не отпечатки же пальцев искали. Но участковый протянул капитану фигурный пузырь, на котором сообщалось, что это цитрусовый шампунь для мужчин:
– Любит физик апельсинчики.
Висевший на кафеле веник, похоже, лейтенанта рассмешил,
– Неужели тоже апельсиновое дерево?
– Эвкалипт.
Они прошли в комнату, большую и единственную в квартире. Похоже, она была маловата для одинокого мужчины. Полки, стеллажи, столики… Обилие книг, да не художественных, а научных и технических. Капитан приткнулся к стеллажу с проспектами и журналами сплошь по вопросам нанотехнологии. Он только слышал, что это технология на молекулярном и атомном уровне. Как её представить, если единицей измерения служит одна миллиардная метра? Перспективы невероятные, потому что на молекулярном уровне меняются свойства материи.
Участковый вздохнул рядом:
– Без высшего образования работать стало трудно.
– Почему? – не понял капитан, как служба участкового соприкасается с нанотехнологией.
– Гуляют две девицы с собаками в неположенном месте, на детской площадке. Сделал им замечание. Они послали меня туда, что даже я не знал, что туда посылают.
– Принял меры?
– А какие?
– Штраф, например…
– Да? Одна владеет страховой компанией, вторая сетью магазинов.
Капитану было что сказать, но предстоял осмотр комнаты. Ему претило трогать чужие костюмы, рыться в бельё, перетряхивать чьи-то постели… Лучше отсидеть ночь в засаде, чем шерстить эти шкафы. Пусть участковый. И капитан взялся за письменный стол, занимавший изрядный кусок площади. Его осмотр больше отвечал цели обыска: в бумагах мог найтись след, куда делся хозяин этой квартиры.
Бумаги, книги, тетради, какие-то чертёжики… Множество авторучек… Компьютер… Но капитан взялся за блокнот, видимо, дежурный, куда физик записывал всё, что подворачивалось в конкретную минуту. Что-то вроде дневника.
– Капитан, женские туфли нашёл, – довольно сообщил участковый, вылезая откуда-то из-за дивана.
– Тапки.
– Разве это тапки?
– Пляжные вьетнамки, – уточнил Палладьев.
Он показал их понятым и записал в протокол. Неизвестно, лягут ли они в цепь каких-либо доказательств, но босоножки могли принадлежать Тамаре Леонидовне.
Капитан вернулся к дневниковому блокноту.
«В США работает компьютер «Крэй ТЗЕ», производящий 1, 2 триллиона операций в секунду».
«Сущности не должны быть умножаемы сверх необходимости. Вильям Оккам».
«Выше скорости света ничего нет. Но в парах цезия получен импульс, который превосходит скорость света более чем в триста раз…»
– Товарищ капитан, гляньте. Палладьев глянул. На фоне простенькой мебели бархатный пуф на бронзовых ножках бросался в глаза, как привезённый из музея. Лейтенант объяснил:
– Для неё.
– Для кого?
– Для той, чьи вьетнамские тапки.
Палладьев листнул дневник. «Главный принцип Вселенной – бесконечность Бесконечна Вселенная, бесконечна материя, бесконечно пространство, бесконечно время…»
«Физики хитрят. Когда теория не сходится, они придумывают новую частицу, и сошлось».
«Углубиться бы во что-нибудь одно. Например, заняться поиском скалярного хиггс-бозона…»
Очевидно, в этом блокноте могло быть всё, что угодно, кроме намёка на местонахождение автора. Капитана задело другое… Вот лично он имеет дело, в сущности, с отбросами общества – преступниками. Ни почестей, ни похвалы, ни славы. Ничего, кроме обидного слова «мент». В то время как умные люди ищут не шпану, а этот… скалярный хиггс-бозон.
За спиной участковый задышал, словно поднял шкаф. Он смотрел на дальний край стола, и его глаза, похоже, хотели выкатиться туда же, на край стола. Капитан нагнулся, хотя и так было видно…
Цветная фотография. Чья? Женщины? Глаз нет – они проколоты чем-то острым и широким, скорее всего ножом. С верхнего угла на нижний, через лоб, нос и губы: шло, сделанное жирным фломастером слово – «Сука!». Овал лица, волосы, щёки… Тамара Леонидовна улыбалась.
– Крепко физик её ненавидит, – вздохнул участковый. Вздохнул и Палладьев: неужели эту фотографию следователь Рябинин не сочтёт уликой?
14
По коридору прокуратуры от двери к двери бродил какой-то мальчишка, разглядывая таблички с должностями Кого-то искал или просто любопытствовал? Что интересного в нашей бумажной волоките? В милиции веселее.
Когда дела малолеток ещё расследовала прокуратура, пришлось мне разбираться с шайкой пятиклашек-шестиклашек. За ними числилось с десяток разномастных эпизодов. У гражданина отобрали видеомагнитофон, убили породистую собаку, подожгли торговый ларёк, избили троих мужчин… Детей допрашивать трудно. Помучался я, пока не разложил всё по полочкам. Видеомагнитофон у гражданина оказался краденым, и ребята вернули его хозяину; породистая собака загрызла всех местных шавок; продавщица ларька отпускала водку подросткам; избитые были бомжами, которые устроили бардак на чердаке жилого дома… И эта шайка имела название – «Детективное бюро».
Но это случилось давно, ещё в пионерский период. Теперешние мальчишки вряд ли способны оторваться от экранов и организовать «Детективное бюро».
За моей дверью что-то происходило. Нет, не стучали, а похоже, человек хотел почесать об неё спину и никак не мог изловчиться. На всякий случай я крикнул:
– Войдите!
Тот, кто чесался о дверь, вошёл. Мальчишка, который бродил по коридору. Я удивился:
– Петька, ты? – Ну.
Зря он не придёт. Главный источник оперативной информации. Спросил я осторожно:
– Ты пришёл по делу или в гости?
– Не по делу и не в гости, а поговорить.
– Тогда садись.
Не расплескать наполненный сосуд. Не спугнуть того, с чем он пришёл. Наверняка Петька осознал всю нелепость своей выдумки о «летающей тарелке». Но нам надо исподволь, не с главного:
– Петя, яйца-то давишь?
Он набычился и не ответил. Неудачно я заговорил Не про отметки же его спрашивать и не про родителей? Следователю всё надо знать, про того же Гарри Поттера – сейчас бы обменялись мнениями. Но Петька мне помог сердитой и невразумительной репликой:
– Вам возраст не позволяет.
– Что не позволяет?
– Верить в необычное.
– Петя, мне профессия не позволяет: следователю нужны доказательства. А потом, есть настолько трудно вообразимые вещи, что и доказательства не убеждают. Например, отыскали кристаллический циркон, которому сколько думаешь лет?
– Миллион.
– Четыре миллиарда триста миллионов лет. Можно это представить?
– Можно, потому что камень. А вот в янтаре нашли насекомое, которое в нём просидело 25 миллионов лет.
– И живо? – удивился я.
– Высохло.
Суровой набыченности на Петькином лице как не бывало. Улыбается, на щеках румянец – хоть в рекламу его о пользе яблочного сока. Теперь я знал, чем удерживать его интерес:
– Вообще-то, в природе много чудес. Особенно в живой.
– Вы про хамелеонов?
– Про ворон, про их ум.
– Есть животные поумнее.
– Не скажи. Идёшь ты по улице, карманы твои набиты грецкими орехами, а колоть нечем. Что будешь делать?
– Камнем.
– А вороны кладут орехи на проезжую часть и едущие автомобили раздавливают их колёсами.
Петькин взгляд как-то посерьёзнел: он меня всё ещё оценивал. Я оказался человеком, способным восхищаться необычным. И чтобы добавить в его глазах себе весу, я начал вспоминать то, что давно забыл:
– Петька, а крысы ещё умнее птиц. Если одна крыса поела отравы, то другие к этой еде уже не притронутся – она их каким-то образом информирует.
– Крысы противные.
– В природе всё уравновешено. Вот есть морская рыба-шар. Содержит смертельный для человека яд, и в то же время этот яд подавляет раковые клетки. Им можно лечить.
Мои знания о природных чудесах могли иссякнуть. Не предложить ли ему кофейку? Можно было затеять криминальные истории, но говорить об уголовщине я не любил. Тем более с ребёнком. Но мне ещё не известно, зачем он пришёл. И я потянул время, заключив нравоучительно:
– Много чудес в природе, поэтому её надо беречь. Не ломать деревьев…
– Почему?
– Потому что ты можешь убежать, а дерево нет.
– Природы много.
– Много? А знаешь, что в нашем городе пропали воробьи? В речушку под Рыбинском ударила молния – речка загорелась. Настолько вода была насыщена нефтепродуктами…
Лицо мальчишки тускнело. Экология – не его тема. И к чему я завёл этот тяжёлый разговор? Надо говорить о том, что интересует современную молодёжь. И, покопавшись в памяти, я сообщил:
– Петька, Интернет-то отмирает.
– Как может отмереть?
– Изжил себя. Файлы надо перекачивать скорее… Уже идёт развитие Интернета-2. А слышал, что фирма IBM учит компьютеры размножаться?
Я ждал удивления, но Петька скривил губы пренебрежительно.
Неужели давить в туалете босыми ногами сырые яйца ему интереснее? Он объяснил:
– Вы это всё прочли?
– Естественно.
– А я хочу сам.
– Что сам?
– Открыть и проверить. Ну да, вывести корову, которая доится сгущённым молоком. Я вздохнул: связался чёрт с младенцем. Но младенец, хмыкнув носом, хитренько спросил:
– А если музыка из-под земли?
– Не понял…
– Играет под землёй. Значит, что?
– Какая музыка, из-под какой земли, где?
– На пустыре, за железной дорогой.
– Выдумал?
– Честное слово. Поедемте…
– Куда?
– На пустырь. В деле о пикнике открывалось новое обстоятельство.
Я имею в виду фотографию Тамары Леонидовны, изъятую на квартире физика. Эта фотография вывела следствие из тупика. Если учитель физики преступник, то ясно, почему он пустился в бега и почему ребята молчат о событиях на лужайке. О нём, о физике, я и намеревался расспросить Петьку. А не пустырь… Впрочем, на этом пустыре мальчишка станет разговорчивее.
Я глянул в окно. Машина прокуратуры была на месте. Значит, пока свободна.
– Поехали. Но если ты выдумал, то я тебя арестую.
– Ага, – согласился Петька.