Текст книги "За тихой и темной рекой"

Автор книги: Станислав Рем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Верхнее бревно, – Белый указал на первую ступеньку, – закрепили всего двумя кольями по краям. А почему не вбили и посредине? Надёжней было б?

– Добре и так. – Семён Петрович потёр глаз, словно в него попала соринка. – Спотыкаться каждый раз об этот кол…

Олег Владимирович сделал вид, будто его удовлетворил ответ атамана.

– Окна какие у вас в сараях… – Белый чуть не угодил в лужу. – Маленькие, узкие.

– А зачем большие? Там утварь разная. Опять же – скотина. А птице и свинье холод не нужен. Так вас, ваше благородие, окна с лестницами интересуют? Али денежная часть?

– Денежная, Семён Петрович, денежная. Но деньги ведь не просто лежат у вас в канцелярии, вы на них что-то покупаете? На что-то тратите. Я и хочу посмотреть, что именно вами приобретено, скажем, за последние два года. Вы сколько атаманом в станице сей?

– Так, почитай, годков двадцать.

– И никаких проверок до сей поры?

– Врать не буду. Чего не было, того не было.

– То-то и оно, Семён Петрович. А деньги, они контроль любят. Не то, словно вода в Амуре, утекут.

– У меня не утекут, – уверенно заметил атаман.

За три часа атаман и проверяющий осмотрели всё: побывали на складах и в жилых домах самих казаков, проверили состояние оружия, в том числе и трёх орудий, присланных в станицу прошлой осенью. Правда, как выяснилось, стрелять из них никто не умел. А единственный артиллерист, который прибыл вместе с ними, в начале лета утонул в реке.

– Как утонул? – поинтересовался Белый.

– Да как все тонут. Купался, наверное, да захлебнулся.

– А поточнее? – встрепенулся Олег Владимирович.

Семён Петрович потёр лысину:

– Вечером пошёл купаться, а наутро его в одних кальсонах нашли на берегу. Синий весь. Утопленники завсегда такие…

– Понятно. И что теперь с этими орудиями?

– А что с ними? Протираем, для порядку. Глядим, чтобы ржа не взяла.

– Понятно, – повторил Белый, продолжая осмотр.

В караульном помещении Олегу Владимировичу припомнилось, как его встретили возле ворот.

– Семён Петрович, что ж это меня к вам пропустили безо всякой проверки документов?

– Дак, э… – Картавкин спокойно повёл плечами. – Дрожки-то у вас из полицейского участка. И кучера Архипа, давно знаем. У нас тоже… всякое случается, приходится вызывать ихнего брата. Хотя караульным взбучку задам. Тут вы, ваше благородие, правы. Караул, это ж…

Семён Петрович не закончив фразу, повёл проверяющего к своему дому показывать финансовые документы. Белый посмотрел на небо. Тучи снова застили свет – свинцовые, тугие. И впрямь – придётся ночевать здесь. Не тащиться же под дождём всю ночь?

На пороге атамановой хаты их поджидала невысокая, худенькая женщина, совсем седая, опрятно одетая, с пронзительно-голубыми глазами, из которых выплескивался гнев.

– Анна Григорьевна, – представил свою супругу Картавкин. – Мой личный атаман в юбке, – как только женщина отошла в сторону, негромко, только для Белого, добавил Семён Петрович. – Сотню добрых хлопцев заменит, жаль, что саблей не владеет…

– Ты что там лопочешь? – громким и довольно сильным голосом поинтересовалась Анна Григорьевна, и Семён Петрович сморщился, словно у него вдруг зуб заломило.

– Да так, ничего. Гостю станицу нашу показываю.

– Вижу. – Анна Григорьевна жестом пригласила Олега Владимировича в дом. – Проходите. Сидайте, будь ласка. А ты, – маленькая ручка женщины цепко ухватилась за локоть атамана, – ну-ка, пойдём в кухню!

Спустя некоторое время Белый услышал возбуждённые голоса:

– Ты это что же? Только я в огород, так за бутылкой! Где взял? Почто глаза прячешь? Опять небось Митька из города привёз? Или Ар-хипка?

– Да ты что, Анюта, какая бутылка?

– А под лавкой что валялось?

– Да мало что там валялось? У нас гость в хате, а ты меня срамишь на всю округу.

– Ой, тебя посрамишь! И где твой стыд, э-эх!..

– Тихо, кому сказал!.. Лучше вот что, собери на стол. Ужинать будем. И погляди, чтоб никто в хату не входил. Слышь, никто! Готовь покуда, а мы побеседуем.

Семён Петрович вошел в комнату, достал из-под образов шкатулку, раскрыл её и в таком виде поставил на стол.

– Это денежные документы, ваше благородие. Тут не только за два года. Поболе будет. Можете хоть сейчас перелистать. Можете опосля. А можете и вовсе не листать.

Олег Владимирович пристально посмотрел в глаза атамана. Взгляд Семёна Петровича выражал всё, что угодно, но никак не подобострастие. «Умён мужик», – сделал вывод Белый и захлопнул ладонью шкатулку.

– Догадались, что я к вам не с ревизией, а, Семён Петрович?

Картавкин, кряхтя, присел напротив:

– Вы не думайте, что если я проживаю в такой дали, то понятия не имею, как должен выглядеть человек «оттуда». Поверьте мне, ваше благородие, как выглядят и как себя ведут всякого рода инспекции, я очень даже хорошо знаю, навидался на своём веку.

– Это я понял, – согласился Белый и тут же добавил: – Кстати, перестаньте называть меня вашим благородием, – он протянул руку. – Олег Владимирович.

Атаман сжал его ладонь, подержал, проверяя на крепость.

– Сильная рука. И к перу не привыкшая.

– Неправда ваша, Семён Петрович. Как раз писать мне приходится слишком много. Как же вы меня раскусили? Не внешний вид, не манеры… Что же?

– Взгляд у вас, Олег Владимирович, не статского, а военного, – Семён Петрович говорил тихо, но внятно. – Дурак из казначейства нипочем бы не увидал узкие оконца в сараях…

– Не для скотины окошки, а для стрельбы, – добавил Белый.

– И как лестница укреплена, тоже приметили.

– При наступлении с реки достаточно выбить крайние колья в верхней ступеньке – и лестница, брёвнышко за брёвнышком, обрушится на головы наступающих. – Белый достал из кармана трубку, но, вспомнив, где он находится, передумал, засунул её обратно в карман. – А центровой колышек этому бы только помешал.

– Вот тогда-то я и подумал, Олег Владимирович: не тот он, за кого себя выдаёт. Не тот. И вторая мыслишка следом: а если так, то кто он?

Владимир Сергеевич, не удостоив вниманием стоящего в углу сенцев невысокого мальчишку-китайца, прошёл в дом, сопровождаемый Селезнёвым. Кнутов встретил начальство в дверях «залы», где только что вёл допрос.

– Что с Бубновым? – Киселёв нервно потер затылок.

– Убили.

– Это мне и без вас доложили. На месте происшествия побывали?

– Так точно! Оттуда сразу сюда.

– И?

– Пока ничего определеного, господин полковник. Первая версия: убийство с целью ограбления.

– А вторая?

– Ревность. Страх.

Киселёв расстегнул китель. На улице стояла предгрозовая духота: вот-вот хлынет дождь, но пока дышать, особенно на улице, совсем нечем.

– Слушаю я вас, господин Кнутов, и думаю: что-то вы не договариваете. И вот вопрос: что?

Анисим Ильич стоял навытяжку, не зная, как реагировать на слова начальства. Мысли, конечно, имелись. Вот только выкладывать их Киселёву пока рановато. Если бы не драка, то он за час-полтора сумел бы прокрутить ситуацию и так и эдак. Прислугу бы постращал. С вдовой провёл деликатный разговор. А так, что? Время ушло на китайцев.

– Ладно, Анисим Ильич, вижу, сомневаетесь, – Киселёв выглянул в окно и облегчённо выдохнул: – Слава богу…

Дождь обрушился на город, очищая его от пыли и освежая, пусть на короткое время, горячий воздух. Китайцы, стоящие вдоль стены, и их конвоиры вмиг промокли под тёплым, летним ливнем.

Губернский полицмейстер обернулся:

– Что – бунт? Или просто драка? Как околоточный? Здесь-то хоть что-нибудь выяснили?

Анисиму Ильичу было неприятно выслушивать несправедливые нарекания, но и в защиту сказать ничего не имелось. Начальство на то и начальство – оно всегда право. Кнутов в нескольких словах описал происшедшее, детально остановившись на допросе китайца. Владимир Сергеевич на сей раз слушал молча, внимательно анализируя интонацию и факты. Кнутов прибыл раньше, а значит, являлся очевидцем того, что произошло в Китайском перулке. У свидетеля, как показывал личный опыт полицмейстера, чувства несколько превалируют над логикой. Анисим Ильич исключением не был, хотя в профессиональной наблюдательности ему не откажешь…

– Говорите, пацана арестовали? Возле него железяка лежала?

– Так точно. В сенцах он.

– Чего ж со старика начали? Этого сопляка бы и прижали. Железный прут… Получается, они загодя готовились к драке? В Китайке железо бесхозное нигде не валялось. Давайте сюда пацана!

Молодой жилистый паренек вовсе не испытывал страха перед грозным начальством, как того ожидал Владимир Сергеевич. Наоборот.

Из-под тёмной чёлки на губернского полицмейстера смотрели узкие зрачки с ненавистью и непокорностью. Киселёв даже оторопел. За китайцами подобного ранее не водилось!

– Как тебя зовут, отрок?

Китайчонок молчал. Только в глазах бегали бесенята.

– Твой отец сказал, тебя зовут Ли? Это правда?

Бесенята нагло корчили рожицы.

– Может, он тебе не отец? Дядя? Сосед? А кто был тот человек, который затеял драку?

На сей раз лицо мальчишки перекосила наглая улыбка. Владимир Сергеевич отвёл взгляд и процедил сквозь зубы:

– Значит, не будем говорить? А может, ты по-русски не понимаешь? – мальчишка молчал и только улыбался. Киселёв повернулся в сторону Анисима Ильича. – Кнутов, поговорите… тут. А я выйду, подышу…

Приказ не оставлял никакой двусмысленности. Через минуту Киселёв услышал жуткий вопль, в котором была боль вперемешку со страхом. Потом крик повторился, после чего Кнутов позвал:

– Мы имеем желание говорить!

Киселёв вернулся в барак, чуть не споткнувшись о причитающего на пороге старика, и увидел картину, от которой его замутило. Китайчонок катался от боли по полу, судорожно сжимая неестественно вывернутые пальцы левой руки. Кнутов ногой придвинул табурет, поднял за шиворот мальчишку и бросил того грудью на стол:

– Рассказывай. И не сюсюкай, – Анисим Ильич повернулся к Киселёву. – Он по-нашему лопочет не хуже нас с вами.

Мальчишка выл, баюкая покалеченную руку.

– Зачем так-то? – Владимир Сергеевич почувствовал тошноту – во время пыток ему присутствовать ещё не доводилось.

– Да ничего, – Кнутов усмехнулся. – До свадьбы заживёт. Опять же – правую руку я ему сохранил. Так, – сыщик схватил пацанёнка за локоть, – рассказывай, что там вам наобещал китаец?

Мальчишка завыл от боли. Пол поплыл из-под ног Владимира Сергеевича, сознание куда-то начало проваливаться, и крупное, беспомощное тело губернского полицмейстера рухнуло на деревянные половицы. Кнутов сразу бросился к Киселёву, оставив китайчонка без присмотра. Мальчишка, воспользовавшись моментом, вскочил на стол и прыгнул в окно. Выстрел, раздавшийся на улице, заставил Анисима Ильича кинуться к распахнутой раме. Мальчишка, пробежав всего несколько шагов на свободе, поверженный выстрелом казацкого карабина, шлепнулся лицом в грязь. Кровавое пятно на спине под дождем становилось все шире и темнее.

Кнутов вытер ладонью с лица капли дождя и пробормотал:

– Всё, – он в сердцах сплюнул. – Теперь будут молчать. Все до единого.

За спиной Анисима Ильича послышался стон. Киселёв приходил в сознание. Кнутов матюгнулся, поднял тяжёлое тело полковника и посадил на лавку, прислонив Владимира Сергеевича к стене.

– Прямо не сыщик, а кисейная барышня, – пробормотал Кнутов и осмотрелся: поесть бы чего.

Анисим Ильич налил в стакан воды, медленными глотками осушил его… Пацан что-то крикнул по-китайски, когда Кнутов крутанул ему мизинец. Вроде про несколько дней… Да пацан орал благим матом, что осталось несколько дней…Что за дней? Да какая разница? Теперь-то…

Мозг следователя заработал на всех оборотах, только уже в другом направлении. Итак, размышлял Анисим Ильич, некий китаец решил навестить своих соплеменников. Два дня ему понадобилось, чтобы поработать с местным молодняком. За ним кто-то стоял. Так сказать, прикрывал его. Политические только и мечтают, как бы поскорее вернуться на «большую землю». Им буза ни к чему. А вот если кто из купчишек задумал переделать уже устоявшийся торговый мирок Благовещенска, тому данная акция была б очень даже в руку.

Владимир Сергеевич застонал, но глаза не открывал, видимо, всё ещё плохо себя чувствовал.

Анисим Ильич снова налил воды… В городе до приезда титулярного советника из Петербурга не было никаких сомнительных происшествий. И только с появлением Белого всё вдруг закрутилось словно аттракционное колесо. Да, конечно, чиновник мог числиться за столичным ведомством. И инспекцию ему могли организовать официально. По его личной или чьей-то свыше просьбе. Воспользовавшись моментом, и рассчитывая на то, что никто не станет в провинциальном городе подозревать человека «оттуда», он и занялся темными делишками. И смерть Бубнова наверняка связана с ним.

Размышления следователя прервались криками Селезнёва, который, разбрызгивая грязь, вбежал в комнату.

– Анисим Ильич! Ваше благородие! – с одежды помощника стекала вода, волосы на голове слиплись, от сапог образовались грязные лужи, на что тот не обращал никакого внимания. – Ещё одна беда! Только что приехали с пристани. «Селенгу» китайцы обстреляли. С того берега. Есть убитые…

… Анна Григорьевна поставила на стол горячую сковородку с жаренной на сале картошкой, солёную рыбу, зелень и, к радости Семёна Петровича, полную, под пробку, бутылку водки.

– Это я понимаю! Уважила Анна Григорьевна гостя, – атаман наполнил стопки. – Давай, Владимирыч, по одной и кумекать дальше будем.

На сей раз Белый, выпив, чуть не задохнулся. Огненная жидкость упала в желудок и принялась выжигать внутренности.

– Что это? – простонал Олег Владимирович, впиваясь зубами в помидор.

– Первач. Точнее, самогон. У меня ж атаманша-то с Украины. А ты, Владимирыч, не боись. Оно скоро пройдёт. И, главное, голова от него свежая-свежая. На картошку-то налегай…

На «ты» они перешли как-то сразу, без каких-либо предисловий.

Врать атаману Белый не стал. Открылся, сколько мог. И не только потому, что Семён Петрович его ложь сразу бы раскусил. Без верной помощи как в городе, так и здесь, в пограничном посту, ему было никак не обойтись. Картавкин внимательно выслушал, погладил лысину и тяжело выдохнул:

– Ладноть, будем считать, что верительные грамоты получены. А потому, гость дорогой, давай будем есть. А заодно я тебе кое-чего покажу.

Семён Петрович опрокинул еще стопку водки, глянул через дверной проём– чем занята супруга, – задёрнул ситцевую занавеску, достал из кованого сундука самодельную карту местности, снова налил себе, выпил и показал Белому, хоть и рукой нарисованный, но довольно точный план местности. Чиновник даже присвистнул от удивления. Такой верной схемы расположения укреплений и в Марковке и вокруг, на русской стороне и на китайской, не было даже у губернатора. Из чего Олег Владимирович вывел: атаман казакам достался отменный.

– Сами рисовали? Или кто помог?

– Сын мой, Витька. С дружком-китайчонком сделали. В мае. Что-то, конечно, уже не так, считай, два месяца прошло, но в целом – сходится.

Олег Владимирович внимательно исследовал схему укреплений. После чего задал вопрос, который давно вертелся на языке:

– Семён Петрович, сколько сможете продержаться в осаде? Если что.

– Два дня. От силы – три. Да только пусть сначала осаду-то устроят! – Картавкин толстым указательным пальцем тюкнул карту. – Вот здесь, справа по течению болото. Проходы знают только два человека. Я да Фрол. А Фролка у меня всегда под боком, – палец дальше пошёл кружить по карте. – С тылу ров. Там вода стоит. В два человеческих роста. Воняет. Целую неделю рыли. Ядрить её в дышло. Как только ходи полезут с этой стороны, мы сушняк подожжём. Из огня ход у них будет только один: в ров. Как пить дать, потонут. Берег крутой, им сразу не подняться. А мы тут им встречу из берданок приготовим, – рука Кар-тавкина сделала дугу над бумагой. – Остаётся только одно приемлемое место для нападения, со стороны дороги. Выставим усиленный пост. Продуктов и воды нам хватит дней на десять. Даже пятнадцать. А вот с боеприпасами туго придётся, если из города не подвезут.

– Не подвезут, Семён Петрович. И не надейся. Даже если сам поедешь и станешь уговаривать губернатора.

– Чего ж так?

– А того, что здесь никто не ожидает военных действий. Сидят беспечно. Даже полки свои в Приморье перевели, оголив город. Так-то вот.

– В столице ожидают, а здесь нет? – вспылил атаман. – Так, что ли, выходит?

– В Петербурге тоже… не верят, – грубовато ответил Белый. – Если тебе так спокойнее.

Картавкин несколько минут помолчал, после чего произнёс:

– А может, пронесёт?

Атаман посмотрел на чиновника так, будто от того зависело всё на этой грешной земле.

– Может, и пронесёт, – протянул Олег Владимирович. И тут же добавил: – Только сильно сомневаюсь. В городе, насколько я понял из проверки, регулярного войска осталось пшик. В каждой части только тыловые роты, да штабисты. Идеальное время для нападения. Так что жди беды, Семён Петрович. Думаю, на той стороне тоже не дураки, и про особенности твоей местности им хорошо известно. А потому, скорее всего, они сначала тебя блокируют, отрежут от Благовещенска, будут брать измором. Вот такие дела.

– Ладноть, разберёмся как-нибудь. – Семён Петрович провёл рукой по лысой голове. – Только б дней за десять подмога пришла. Иначе нам… Сам понимать должен.

Картавкин снова наклонился над картой:.

– Вот сюда, сюда и… туточки я поставлю орудия.

– У тебя же артиллеристов нет? – вспомнил Олег Владимирович.

– У меня всё есть, – атаман наклонился ближе. – Конечно, на то, что будет война, не рассчитывал, думал, контрабандисты баловать станут. Понимаешь, Олег Владимирович, едва пушки у нас объявились, предчувствие у меня было поганое. Вот мои казачки втихаря и выучились. Никто, кроме них, меня, а теперь, выходит, и тебя, про это не знает. И про того артиллериста ты днём верно подумал. Не сам он утонул. Утопили. – Семён Петрович раскрыл перед лицом Белого мозолистые ладони. – Я у него на шее малозаметные синяки от пальцев видал. После докумекал: видать, кто-то сильно не желает, чтобы мои пушки заработали.

– Это после чего ты докумекал? – заинтересовался Белый.

Казак поднялся, достал из буфета плат с зерном, положил перед гостем на стол.

– А вот после этого.

– И что там? – Олег Владимирович смотрел на платок с недоумением.

– Рис.

– Не понял.

Семён Петрович снова склонился к собеседнику.

– Я же говорил. Имеется у меня свой человечек среди китайцев. Верный человечек. У него хунхузы всю семью вырезали. Считать он не умеет, но смекалка – во! Не догадался?

– Правду сказать, нет.

Картавкин развернул платок и вывалил зерно на стол.

– А вот он догадался. Одна рисинка – один хунхуз. Я пересчитал и теперь знаю, сколько их собралось на том берегу.

Олег Владимирович прикинул на глаз:

– Тысяч семь?

– Девять. А риса без малого четверть пуда. Для ходи – целое состояние, – атаман разворошил зерно. – Полдня считал. Вместе с Анной Григорьевной.

– Когда к тебе пришли эти данные?

– Чего?

– На какой день у них набралось такое количество людей?

– На середину июня. Он у меня был восемнадцатого. То есть пять дней назад.

– А Киселёв до сих пор уверен, что их пять тысяч, – задумчиво произнёс Белый. – И руководство города новыми сведениями не владеет.

– Я кое-что попридумывал, для незваных гостей… Ещё по одной? – Атаман взялся за бутылку, но Белый остановил его.

– Нет, Семён Петрович, давай сначала проветримся. – Белый с трудом поднялся с лавки. – Больно самогонка убойная: голова светлая, а с ног валит.

Олег Владимирович подошёл к двери, выглянул в сенцы.

– Кучера моего куда пристроили?

– За Архипа не волнуйся. Имеется у него здесь лежбище. Он же из местных. Утром станет пред тобой, аки конь перед травой.

Они прошли тропкой к сараям, после чего по скользким брёвнам лестницы спустились к реке. Дождь закончился, и теперь Белого слегка знобило от свежего ветерка. Амур тихо, лениво поплескивал, нёс свои воды в неизвестную даль, про которую у Белого имелись весьма смутные, почерпнутые ещё в Петербурге, представления. Олег Владимирович наклонился, поднял с земли круглый, отшлифованный временем и водой камень-голыш и запустил в реку. Тот, дважды ударившись о тёмную поверхность воды, с лёгким всплеском ушёл в глубину.

– Красивая у вас река, – Белый кивнул на противоположную сторону.

– Вот это точно. – согласился Семён Петрович. – Мощи Амура может только Волга позавидовать. Да и то не сравнится. Не зря ведь говорят, мол, Волга – матушка, а Амур – батюшка. Батюшка, значит мужик. А мужик – то завсегда сильнее бабы. А наш, так и вовсе. – атаман наклонился, чтобы ополоснуть лицо. – Это здесь не больно широк, а в низовьях море, берегов не видать. Весной норов показал, зверем проснулся…

– Зверем проснулся? – переспросил Белый.

– Шуга рано пошла, ледоход. Обычно в конце апреля начиналось, а тут чуть ли не в самом начале месяца.

– В каких числах? – насторожился Олег Владимирович.

– Так восьмого! Воскресенье было. Только мы в церковь-то сходили, и началось. Да с таким треском! Два дня лёд ломало, да торосило. А потом льдины по реке несло дней двадцать… Владимирыч, ты чего?

Белый смотрел на реку, сжав скулы так, что видно было, как желваки перекатываются.

– Говоришь, восьмого, – медленно произнёс, он. – А полк в Благовещенск прибыл десятого.

– И что?

Олег Владимирович отвечал тихо, так, чтобы его мог слышать только атаман.

– А то, что уже двадцать пятого апреля в Токио знали не только о его прибытии, но и о том, как он расквартировался. – Белый снова посмотрел на реку. – И каким образом им доставили сведения, если шёл ледоход?

Семён Петрович обмахнул рукавом лицо, подошёл поближе.

– На джонке. Я тебе, Владимирыч, больше скажу. Знаю, откуда китаёзам отвезли весточку.

– И откуда? – недоверчиво спросил Белый.

– Отсюда, – Картавкин кивнул на темнеющий песок. – Вот с этого самого места. И не удивляйся. К Благовещенску во время шуги ни одна лодка не пристанет. Её мгновенно разобьёт, либо о пристань, либо о камни. Потому во время ледохода ходи плавают либо ко мне, либо к Зазейской, где переправа. А там пристань порушило ледоходом, вот и выходит, весточка через нашу станицу ушла.

– И много рисковых китайцев есть, чтобы между льдинами через реку идти?

– Не очень. Но имеются. Тут опыт требуется. И характер. А у них ещё, плюс ко всему, голод. Он сильней всего толкает. Месяц без еды посидишь, никакой лёд будет не страшен.

– Так. Давай прикинем. – Белый опустился на лестничное бревно. Картавкин присел рядом. – Десятого полк прибыл в город. Суток двое им понадобилось разместиться. Плюс сутки на сбор полной информации об офицерском составе полка. С китайской стороны требуется суток пять, чтобы информация поступила в Токио. Плюс суток двое, пока она дошла до нашего агента. Выходит, неделя, с двенадцатого по двадцатое. Вот тебе, Семён Петрович, и задача: вспомнить, кто из китайцев и кто из наших побывал у тебя в эти дни.

Картавкин махнул рукой по лысине:

– Подумаем. Вспомним. С ходями проще. Их по пальцам пересчитать можно. А вот с нашими… Тут столько народа толклось. И Кузьма Бубнов. И от Мичурина приезжали. И полицмейстера нашего, Киселёва, людишки тёрлись.

– А Бубнов зачем приезжал? – спросил Белый.

– Понятно – за овсом. Он, почитай, его у всех по берегу скупает.

– И почём?

– Семь копеек за пуд. – Картавкин с силой потёр шею. – Честно говоря, я бы с ним никаких дел не имел. Но полицмейстер, будь оно всё неладно, пристал словно лист банный: продавай ему, и всё тут. Второй год коммерцией занимаюсь. Себе в убыток.

– Отчего ж в убыток? – Белый попытался скрыть усмешку, но атаман её разглядел.

– Ой, будто сам не знаешь? Ты же вчера в казармах был? Был. И про цены они тебе рассказали. У нас покупает по семь копеек, а продаёт-то по шестьдесят! А куда выручка? То-то!

– Бубнов может быть, – Белый решил использовать словарный запас атамана, – «тем человеком»?

– Нет, – уверенно мотнул головой Семён Петрович. – Себе в карман положить дармовую копейку завсегда положит. Не постыдится. А вот продать Отечество – нет. Он хоть и молоканин, а всё же веры христианской. Для него измена смерти подобна.

– Ладно. Ты, Семён Петрович, мне список по памяти составь. Буду проверять.

– И как же ты их, интересно, проверять-то станешь? Кто где…

– А ты мне и поможешь, Семён Петрович.

Картавкин хитро прищурился.

– Вот ты, Владимирыч, со мной вроде как советуешься, разговоры разные откровенные ведёшь. А вдруг я и есть «тот человечек»? А?

– Думал я и над этим. Да только если бы ты, Семён Петрович, хотел переметнуться на сторону, то бастион с ловушками здесь бы не строил. К тому же человек, который продал сведения, знает поболее твоего.

Он ведь сообщил не только о прибывших артиллеристах. Так-то, Семён Петрович. – Белый поднялся, отряхнул с одежды песок, сказал: – Если сам вычислишь китайца, не трогай его, просто последи, и всё. Позови меня. Он только связник, не более. А нам нужна крупная рыба.

– Обижаешь, Владимирыч. Тям имеем. Ну а ежели китаёзы нападут раньше, и тот промеж них будет или, предположим, попадётся моим людишкам? Сам понимать должен, всякое случается.

– В таком случае, спрячь его, но так, чтобы ни одна собака не смогла до него добраться раньше меня.

Как только дрожки, разбрызгивая из-под колёс грязь в стороны, вывернули на улицу Большую, Киселёв поинтересовался:

– Вы куда китайцев девать собираетесь, Анисим Ильич?

Кнутов поморщился: вот, не успел прийти в себя, а уже расспросы.

– Старика и второго, того, что стоял с камнем, приказал привести к нам. Остальных– по домам.

– А чего не заперли в сарае? После бы допросили.

– Толку-то? Они же, господин полковник, уже сговорились. Пока возле стены топтались. Будут петь в одну дуду. Да я так думаю, что они всего-то и не знают. Один драку начал, другие ввязались. Допрашивать тех двоих нужно.

– И то верно. – Киселёву было неприятно осознавать, что он в присутствии подчинённого бухнулся в обморок. Ещё хуже становилось от мысли, что тот не просто видел его беспомощное состояние, но и ничего не сделал, чтобы привести начальство в чувство. Мерзавец! – Анисим Ильич, завтра с утра жду вас с докладом по делу Кузьмы Бубнова.

– Слушаюсь, господин полковник.

– Кстати, где наш столичный гость?

– Сегодня рано утром выехал в Марковскую.

– В управе не появлялся?

– Никак нет, господин полковник.

– Вот и слава богу! В такой обстановке нам только его не хватало. Анисим Ильич намеревался поделиться своими подозрениями по поводу приезжего, но передумал. Бес его знает, как далее повернётся. А ежели столичный чиновник выполняет чьё-то распоряжение свыше? А его с потрохами сдать Киселёву? Прощай тогда всякая надежда на возвращение в столицу. Полковник не лыком шит. Поди, тоже мечтает о возвращении в Петербург. Вот и приглядывается ко всем действиям Белого. Деньги-то уже приготовлены. Чай, не только с Бубновым финансовые махинации вел. Пусть сам и думает, что да как…

Двухмачтовый, колёсный пароход «Селенга» стоял у городской пристани. Первым в грязь спрыгнул Кнутов. Его примеру последовал губернский полицмейстер. Возле трапа собралась изрядная толпа пассажиров и зевак, которые со страхом и удивлением слушали рассказы о происшествии на судне буквально несколько часов назад.

– Кнутов! – Киселёв даже не посмотрел на следователя, знал: и так всё слышит. – Свидетелей на судно! Посторонних выпроводить к чёртовой матери, чтобы не мешали! Медики прибыли? – вопрос был для вахтенного у сходней, по коим полицмейстер поднялся на корабль.

– Так точно! – испуганно вскрикнул молоденький матрос, вытянувшись перед грозным начальством. И добавил: – С ними и наш судовой дохтур.

– Где убитые?

– На баке, ваше высокоблагородие!

– Где?

Матрос понял, что попал впросак и тут же предложил:

– Разрешите проводить? – и первым пошёл вдоль кормы судна.

Киселёв и запыхавшийся Кнутов, которому с помощью увещеваний и жестов удалось разогнать толпу, последовали за ним.

Тела убиенных лежали на палубе, завёрнутые в грязную холстину. Анисим Ильич наклонился и откинул тяжёлую, успевшую пропитаться кровью ткань. Их было двое: мужчина средних лет в военном мундире и молодая женщина лет двадцати пяти. Анисим Ильич вгляделся в лицо мужчины:

– Виктор Николаевич Хрулёв.

– Сам вижу. – Киселёв перекрестился. – Так вот какая смерть была уготована нашему пограничному комиссару. Пулевые ранения…

– Три. Все в грудь. – Сыщик распрямился и, оглядевшись по сторонам, подошёл к забрызганной кровью переборке палубной надстройки. – Видимо, Хрулёв стоял здесь. С первым выстрелом тело прижало к стенке корабля. Две других пули достали его тут же.

Кнутов показал на тёмно-бурые пятна на белой окраске корабля. Владимир Сергеевич к тому времени самостоятельно осмотрел труп пограничного комиссара и перешел к обследованию женщины:

– Один выстрел. В грудь. Прямо в сердце.

За спиной послышались шаги, и перед следователями явился капитан «Селенги»:

– Разрешите представиться. Иванов Никодим Лукич.

Киселёв снизу вверх глянул на низкорослого крепыша капитана, вытер платком руку, однако капитану не подал, а произнёс:

– Как вышло, что судно смогла достать винтовочная пуля?

– Фарватер реки в том месте проходит вблизи китайского берега. Судя по всему, нас ждали.

– Что значит: судя по всему? Вы что, не знаете, ждали вас, или нет?

– Простите. Ждали.

– Вы всегда плаваете этим маршрутом?

– Мы не плаваем, а ходим, – капитану явно не нравилась манера ведения допроса. Но не отвечать было нельзя. – И всегда именно там.

– А что, нельзя ходить как-то иначе? – раздражения Киселёв не скрывал.

Капитан тоже нервно повёл плечами:

– Фарватер, к вашему сведению, это самое глубокое место реки, по которому судно может пройти. К сожалению, другого фарватера Амур не имеет. Если я поведу судно иным курсом, то и на мель угодить недолго.

Киселёв покосился на помощника и выругался сквозь зубы: второй раз за день так опростоволоситься перед Кнутовым! Отправить его, что ли, в управу?

– Выстрелов было много?

– Да вроде нет, – ответил капитан и тут же добавил: – За шумом машины разве услышишь? А в переборке двенадцать пулевых отверстий.

Анисим Ильич, не вслушиваясь в диалог, достал из кармана складной нож, с помощью которого вынул одну из застрявших в деревянной обшивке пуль.

– Господин полковник, – сыщик извинился перед капитаном судна, отзывая полицмейстера в сторонку. – Стреляли из английского карабина. – Анисим Ильич развернул ладонь и показал пулю. – Похоже, кто-то вооружил китайцев основательно.

В это время Иванов тронул Владимира Сергеевича за рукав.

– Ну что ещё? – раздражение к капитану у Киселева перерастало в ярость.

Никодим Лукич решил не реагировать на тон:

– Следом за нами идёт «Михаил». И предупредить его нет никакой возможности.

Полицмейстер почувствовал, как голову в висках схватило невидимым обручем.