Текст книги "Зарубежный детектив"

Автор книги: Станислас-Андре Стееман

Соавторы: Морис Периссе,Дьердь Сита
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Несколько секунд человек с подозрением смотрел на него, но потом с некоторыми колебаниями произнес:

– Отчего же! Как правило, это родители, которые садятся рядом со своими малышами. Потому как некоторые мальцы по первому разу такой крик поднимают!

– Понятное дело. А, может быть, есть такие взрослые, кто катается для своего собственного удовольствия? Которые, ну, как говорится, хотят вспомнить молодость?

– Бывает. Но не часто. Люди боятся выглядеть смешными.

– В Кро вы не заметили на карусели девушку, которая каталась много кругов подряд?

– Знаете ли, я на клиентов внимания не обращаю. Спросите лучше Жюльена, моего работника, того, что собирает жетоны.

Чтобы заговорить с контролером, Жардэ дождался, пока начнется новый круг. Это был парень лет двадцати пяти – тридцати, с пышной, беспорядочной шевелюрой и уже немного помятым лицом, живым, но неуловимым взглядом. Ему не очень шли узкие джинсы и желтая майка с голубой рекламной надписью. Жюльен явно тянул, медлил с ответами, что сразу насторожило комиссара – парень хочет выиграть время.

– Девушка? Какого примерно возраста?

– Вашего. Очень красивая, но странноватая. Не современная, если вы понимаете, что я хочу сказать. Одетая так, как девушки одевались лет десятьпятнадцать назад. Не в джинсах в не в облегающей майке.

– Не помню. Знаете, если обращать внимание на всех, кто бывает на этой карусели…

Жардэ хотелось расспросить понастойчивее, но он понимал, что это ничего не даст. Парень явно не желал вспоминать, хотя хорошо все помнил.

Без воодушевления комиссар все же спросил:

– На карусели катаются дети, не взрослые. Поэтому, если взрослый делает несколько кругов подряд за один и тот же вечер, это должно запомниться, особенно в поселке. Вы уверены, что не помните этой девушки в голубом платье?

В поведении парня произошла какая-то перемена, и Жардэ пожалел, что полез напролом. В усталых чертах и смышленых глазах контролера он прочитал такую настороженность, что захотелось выругаться. Можно было сколько угодно демонстрировать свою власть, потребовать документы и даже вызвать парня в комиссариат – это ни к чему бы не привело, и Жардэ предпочел вернуться к хозяину карусели, складывавшему жетоны в сильно потрепанную кожаную коробку.

– Я полагаю, вы останетесь в Лунапарке до конца сезона?

– Да, я уплатил вперед за полтора месяца. Надеюсь, туристов в августе будет больше, чем в июле. Сегодня, например, выручка жидковата!

Жардэ не нашел ничего умнее, чем сказать:

– Это позволит вам лечь пораньше спать.

– Обычно в одиннадцать мы опускаем брезент. Карусель – вещь хрупкая, и на ночь приходится всегда надевать на нее чехол. Через несколько минут, если народ не подойдет, мы закроем. В будние дни, впрочем, всегда меньше посетителей.

– Вы живете здесь же?

– Да. Место для наших фургончиков специально выделено на том конце стоянки. В одном – мы с женой, в другом – Жюльен.

– Провал по всем линиям, – сообщил Жардэ сыну, который ожидал его поодаль, покусывая сахарную вату, оставлявшую розовые усы на губах. – Я действовал как жалкий дебютант. Но коечто требует проверки. Сколько времени осталось до твоей передачи?

Рафаэль взглянул на часы:

– Еще почти сорок пять минут, не дергайся. Если надо подождать, я подожду. Посмотрю в другой раз, в конце концов. Куда поедем?

– Подождем в машине. Чтобы попасть к фургончикам, они должны обязательно пройти мимо нашей машины. Поведение контролера мне не правится. Я почти уверен, что он знает девушку, катавшуюся на карусели в Кро. Но не хочет мне сказать, кто она. Если это какнибудь связано с вчерашним убийством, он наверняка отправится когото предупредить. Вот мы и посмотрим, куда он пойдет.

Рафаэль недоверчиво взглянул на отца. Изображать Джеймса Бонда он не считал лучшим средством, чтобы распутать запутанные нити. Но в конце концов сыщик – его отец, а не он.

– Пойдем по аллее, но так, чтобы не очень привлекать к себе внимание, – предложил Жардэ, – и постараться не упустить из виду парня с карусели.

– В таком случае, нам лучше разделиться. Где мы встретимся, в случае чего?

– Вон у той штуки, на которой людей сначала трясут, а потом крутят вверх ногами. Не скучно будет глядеть, как они выползают из этой сигары.

Ждать пришлось недолго.

– Карусель накрыли брезентом, – сообщил, задыхаясь, Рафаэль. – И свет погасили. Идем?

Шагая в сильно поредевшей толпе, комиссар без труда засек контролера с карусели, покидавшего Лунапарк вместе со своими хозяевами. Недалеко от машины, где сидели Жардэ и Рафаэль, парень остановился и сел в свою «рено».

– За ним? – спросил Рафаэль.

– За ним.

Движение еще было оживленным, хотя машин заметно поубавилось. Стараясь не обнаружить себя, Рафаэль сел на хвост «рено», водитель которой явно спешил. Они удивились, увидев, что-тот выехал на шоссе, ведущее в Ниццу. Но на мосту через Верпо «рено» резко подала влево, и Рафаэль вскрикнул от неожиданности:

– Он свернул в Кро!

Пока они разворачивались и меняли направление, ценные минуты были упущены.

– Скорее! – подгонял Жардэ без особенного убеждения. «Рено», помигав фарами на поворотах, где-то далеко впереди исчезла. Рафаэль проехал на всякий случай до Йера и вернулся к Кро, когда стало ясно, что это бесполезно.

– Больше всего огорчает, – вздохнул Жардэ, – что парень, судя по всему, почувствовал слежку. А это скверно, ой как скверно.

– Не понимаю одного, – удивился Рафаэль. – Зачем так рисковать, когда есть телефон?

– Объяснение может быть самым простым – телефонных кабин на пляже мало, телефон в них всегда испорчен, а звонить из кафе не с руки – лишние уши…

Рафаэль застал лишь конец телевизионной передачи. Чтобы утешить себя, он заявил отцу, что никакого интереса она не представляет, так как в области кинотрюков все открытия были сделаны еще в двадцатые годы.

Месье Сенешаль, владелец карусели, просыпался рано каждое утро, даже если накануне огни Лунапарка гасли за полночь или комары долго мешали уснуть. Хотя он разъезжал с каруселью шесть месяцев в году, ему никогда не удавалось как следует поспать в прицепных фургончиках, будь они самые комфортабельные. Он кряхтя слез со своей кушетки и стал подогревать кофе, уронив по нечаянности крышку кофейника. Супруга его при этом даже не шелохнулась, и он хмыкнул. Вот кто умел взять ото сна все! Сенешаль бросил сердитый взгляд на спящую, выпил чашку кофе, совершил некое подобие утреннего туалета и собрался идти к порту купить хлеба, булочек и свою газету. Насколько можно было судить по лучам, пробивавшимся сквозь шторы, солнце уже светило вовсю, и он отметил про себя, что сегодня стоило бы прокатиться с Жюльеном по морю на катере. Сенешаль открыл дверь фургончика и несколько секунд постоял, ослепленный ярким светом. Сойдя на землю, он издал возглас неудовольствия:

– Вотте на! Он что, спятил? Поставить здесь машину!

«Рено» Жюльена стояла на аллее, загораживая въезд на стоянку, что противоречило всяким правилам. В принципе, на площадках, где селились люди с ярмарки, положено было находиться только фургончикам. Для машин была отведена специальная стоянка. Месье Сенешаль сделал несколько шагов и уже поднял руку, чтобы постучать в дверь к Жюльену, как вдруг невольно вскрикнул:

– Батюшкисветы!

В промежутке менаду «рено» и фургончиком лицом к земле он увидел распростертое тело. Месье Сенешаля прошиб холодный пот, и на всякий случай он нагнулся: перед ним действительно был труп. Руки вытянуты вдоль тела, голова неестественно подогнута. На виске убитого струйка запекшейся, уже застывшей крови. Пораженный увиденным, месье Сенешаль дотронулся до холодной руки убитого и прошептал:

– Жюльен!

Потом криком позвал жену:

– Жюльена убили! Вставай!

Та появилась в узком дверном проеме, держа в руках свое домашнее платье, совершенно оторопевшая, с всклокоченными волосами, силясь впопыхах развязать тесемки и тщетно пытаясь надеть очки.

– Ты что такое говоришь? Ou не дал ей приблизиться.

– Нет, я не хочу, чтоб ты видела это! Жюльен с пробитым виском лежит вон там! Пойду сообщу в полицию!

– Не оставляй меня одну!

– Но ведь надо сообщить!

– Ты уверен, что он мертвый?

– Он уже совсем застыл! Принесика одеяло!

Месье Сенешаль не мог точно сказать, правильно ли он поступает, накрывая одеялом труп, над которым уже роились мухи. Но в конце концов одеяло не должно было ни помешать расследованию, ни повредить следы. Гораздо важнее было поскорее скрыть труп от возможных любопытных взоров и вызвать полицию. Дальше этого его инициатива не распространялась.

Он засеменил к ближайшей телефонной будке и, обнаружив, что телефон в ней, естественно, испорчен, проворчал»

– Не иначе как вандалы и здесь побывали!

И устремился к кафе, где с удивлением встретили загнанного человека, который срывающимся голосом вызвал полицию. Бросив в трубку несколько несвязных слов, он потрусил назад к неподвижной массе, накрытой одеялом, и стал ждать полицию.

К счастью, было еще довольно рано, а ярмарочный люд имел обыкновение вставать гораздо позже, чем месье Сенешаль.

Удивляло, однако, что его крики никого не разбудили и ничье внимание не привлекли. Правда, на площадке в фургончиках жили лишь владельцы маленьких каруселей. Прочий, «зажиточный» народ, как он их про себя называл, занимал домики чуть поодаль, ближе к пляжу.

Комиссар Жардэ и инспектор Бакконье прибыли на место происшествия вслед за полицейской машиной с мигалкой. На комиссаре был светлый костюм, голубая рубашка с распахнутым воротом, темные очки, так что месье Сенешаль не сразу узнал в нем человека, который накануне расспрашивал, не видел ли он в Кро странную девушку, катавшуюся на карусели несколько кругов подряд.

– Аа, это вы, – произнес он с ненатуральной любезностью. – Вчера, когда вы допрашивали меня, я не знал, что имею дело с полицией. Почему было не сказать мне об этом?

– Это какнибудь изменило бы ваши ответы?

– Нет.

– Я – комиссар Жардэ, а это – инспектор Бакконье. Месье Сенешаль быстро изложил суть дела.

– Я накрыл труп одеялом, – сказал он в заключение. – Не знаю, правильно ли я поступил, но вы понимаете, эти мухи… И потом я опасался любопытных. Впрочем, еще пи один человек не подходил!

– Вы все сделали правильно, – успокоил его Жардэ, приподнимая край одеяла.

Он наклонился и покачал головой:

– Бакконье, пусть скорее сделают все необходимое! И затем, повернувшись к Сенешалю, спросил:

– Мы можем где-нибудь здесь поговорить с глазу на глаз?

– В моем фургончике. Но жена…

– Что жена?

– Она только что узнала ужасную новость и, должно быть, еще пребывает в шоке.

– Я постараюсь вам не докучать. Пойдемте!

Судорожно комкая в руках носовой платок, мадам Сенешаль сидела на табурете, но не плакала. Уже причесанная, она куталась в свой цветастый халат, прижимая воротник к шее, словно ей было зябко, и оцепенело смотрела на стоящую перед ней нетронутую чашку с кофе.

– Подвиньсяка, – сказал ей муж. – Дай сесть комиссару и сделай ему чашку кофе.

– Спасибо, не надо, я уже завтракал. Жардэ достал из кармана блокнот и ручку.

– Итак, вы обнаружили тело вашего служащего в…

– Двадцать – двадцать пять минут назад. Пока будил жену, пока бегал звонить… Вы быстро приехали… Вначале я заметил «рено», что меня удивило.

– Это почему же?

– Для фургончиков у нас специальная площадка, а для машин – отдельная стоянка, и Жюльен всегда ставил свою машину где положено.

– Когда вы видели своего контролера в последний раз?

– Вчера вечером. Мы вместе накрыли брезентом карусель и отправились к себе, сюда.

– Он пошел спать одновременно с вами?

– Нет. Он сказал, что прогуляется, потому что еще слишком рано. Молодой человек, холостяк…

– Итак, вы остались в своем фургончике. Вы сразу легли спать?

– Почти. По обыкновению я читаю перед сном, но тут не оченьто почитаешь из-за комаров. Бесполезно закупориваться – все равно проникают в помещение… Я же, если заслышу комара, не могу заснуть!

– Вы слышали, как ваш служащий вернулся?

Месье Сенешаль посмотрел на Жардэ с упреком и даже с сочувствием:

– Так ведь он и не возвращался, господин комиссар! Я же вам сказал, что Жюльен всегда ставил свою машину на стоянке!

– И какой вы делаете из этого вывод?

– Что он был убит в другом месте и кто-то привез его сюда на его собственной «рено»!

– Тогда я изменю вопрос: «Вы ничего не слышали?»

– Ничего. Ни стука дверцы, ни шагов. При этом сон у меня, как я говорил, весьма некрепкий.

– Однако его надо было извлечь из машины, протащить…

Несколько секунд висела давящая тишина, оба собеседника сосредоточенно размышляли, мадам Сенешаль пила маленькими глотками свой кофе, по щекам у нее текли слезы, но она их, казалось, не замечала.

– Ваш контролер, – прервал тишину Жардэ, – давно работал у вас?

– Скоро год. И нанял я его как раз в Йере.

– Что вы говорите!

– Знаете, молодые люди, особенно безработные, любят навещать Лунапарк. Даже если у них нет денег покататься на чемнибудь или выпить кружку пива, музыка, шум отвлекают их от забот. Когда сидишь без работы, стараешься убить время как умеешь. Жюльен заинтересовался моей каруселью, ее устройством. Задавал тысячу вопросов. Моего предыдущего работника забрали в армию, я предложил место Жюльену, и он охотно согласился. Все произошло совершенно естественно.

– Вы были им довольны?

– Абсолютно. О, знаете ли, работа на карусели не из самых тяжелых. Следить за чистотой, за механикой, наводить порядок, собирать жетоны, гонять «зайцев»… Конечно, это не светская жизнь, но Жюльен не чувствовал себя несчастным у нас…

– Расскажите немного о его личной жизни. Это был серьезный парень?

– Что касается работы, пожаловаться не могу. А остальное…

– А остальное?

– Что мне до его личной жизни?

– Он часто отсутствовал по вечерам?

– Не очень. Раз в неделю Лунапарк закрывался, карусели отдыхали. Вот тогда он принаряжался и исчезал. Мне никогда не сообщал, куда идет, а я и не интересовался. Поздно он никогда не возвращался. Не пил, не курил…

– В общем, все добродетели. И несмотря на это он лежит на земле недалеко от нас, с пробитой головой. Вам не кажется, что это противоречит той картине, которую вы мне нарисовали?

– Противоречит?

– Безупречный парень, размеренный образ жизни, и тем не менее его убили.

– А может, это несчастный случай?

– Несчастный случай? Вы хотите сказать, например, что его сбили на дороге? Потом погрузили на ого машину, доставили к вашим дверям и бросили на землю? Как минимум, тот, другой водитель, должен был знать, где живет Жюльен.

– Верпо, это неправдоподобно.

С улицы донеслись хлопанье автомобильных дверей и возгласы. Комиссар поднялся.

– Если вы не возражаете, мы продолжим этот разговор чуть позже.

Вокруг фургончиков и «рено» уже кипела обычная работа правосудия – криминалисты, санитары, фотографы. Доктор Перле закончил осмотр трупа и процедил:

– Не хилая рука у убийцы – висок просто проломлен.

– Чем?

– Вам известна формулировка – тупым орудием. До вскрытия большего сказать не могу, но причина смерти сомнений не вызывает.

– Меня очень интересует время смерти.

В голосе Жардэ прозвучала особая серьезность. Врач даже поднял голову и посмотрел на комиссара:

– Что, уже есть ниточка?

Но тот не ответил и отстранил врача рукой, чтобы освободить место фотографу, уже начавшему исполнять вокруг убитого свой ритуальный танец.

Санитары выжидали, вытирая пот со лба и отдуваясь, потому что жара, несмотря на ранний час, уже становилась удушливой. Оставшись наедине с Бакконье, Жардэ просто произнес, скорее констатируя очевидное, нежели задавая вопрос:

– Разумеется, орудия убийства вы не нашли?!

– Нет. Положение трупа, следы, оставленные на сухой земле, вернее, в пыли – все заставляет думать, что парень был уже мертв, когда его сюда привезли. Его вынули из машины, должно быть, пронесли немного, а потом тащили по земле метрдва.

– Что означает – один человек вполне мог справиться с этим делом?

– Возможно. Несколько человек его не стали бы тащить по земле. Кстати, и одежда убитого вся перепачкана пылью.

– Вы сняли все показатели?

– Да.

Жардэ кивнул: «Рутина есть рутина», – подумал он. Одно и то же – очерченное мелом положение трупа, безрезультатно обшаренная до сантиметра земля. Он вполголоса приказал:

– Забирайте «рено» и тщательно осмотрите. Пойдем посмотрим жилище.

Дверь фургончика, где жил Жюльен, не была заперта на ключ, и это удивило Жардэ. Прежде чем открыть дверь, он обернул ручку носовым платком и распорядился взять с нее отпечатки. Затем повернулся к стоявшему вблизи Сенешалю:

– Разве ваш служащий не закрывал дверь на время своего отсутствия?

– Конечно, закрывал. При нынешнемто воровстве! Войдя внутрь, Жардэ невольно издал возглас удивления.

Все ящики маленького комода были выдвинуты, а их содержимое вывалено на пол. Чехол на матрасе разорван по всей длине, а простыни и одеяла скомканы и брошены в угол. Все что можно в комнате было сдвинуто с места. Комиссар повернулся к Сенешалю, замершему на пороге.

– И вы ничего не слышали? – спросил он скептически. – Это невероятно! Подобная перетряска должна была сопровождаться шумом.

Красный от негодования месье Сенешаль бросил:

– Уж не подозреваете ли вы нас с женой?!

Инспектор Бакконье методично, но ни к чему не прикасаясь, осмотрел валявшиеся на полу предметы: расческа, электробритва, белье, непристойные журналы, несколько книг. К своему полному удивлению, он не нашел ни листка бумаги с записями, ни одного письма.

– Пусть все это внимательно посмотрят, – сказал Жардэ, – как и «рено», лучше даже два раза.

Одно его удивляло. Какой смысл было убийце тащить труп сюда и переворачивать все вверх дном в фургончике. Спрятав труп, он выиграл бы время. Хотя, конечно, откуда убийце знать, что они с сыном пытались накануне следить за Жюльеном, который, сам того не подозревая, ринулся навстречу своей судьбе.

Комиссар предоставил Бакконье заканчивать осмотр и обратился к Сенешалю:

– У меня есть к вам еще несколько вопросов. Что, собственно, представлял собой Жюльен, как его полное имя?

– Жюльен Комбрэ.

– Чем он занимался до того, как стал работать у вас?

– Сидел без работы, я вам говорил.

– Но специальность какаянибудь у него была?

– По правде говоря, никакой! Нанимался в деревне собирать черешню или клубнику и все такое прочее. Платят хорошо, если не лениться и выполнять норму.

– Но ведь это сезонная, не оченьто надежная работа? Месье Сенешаль, явно нервничая, ответил упавшим тоном:

– Лучше это, чем ничего! Среди безработных многие охотно согласились бы на сезонную, чем баклуши бить! Само собой, у меня Жюльен получил стабильную работу, и есть все основания считать, что был ею доволен. Выпить ничего не Желаете?

Жардэ хотел было сказать «нет», но согласно кивнул, потому что Бакконье бросил на него умоляющий взгляд. Вместе они вернулись к фургончику Сенешаля.

– Пастис?[25]25
  Ходовой на юге Франции алкогольный напиток на анисе. Разбавляется водой и пьется со льдом.


[Закрыть] – спросил тот.

Но комиссар уже продолжал расспрашивать:

– На прошлой неделе вы были в Кро, а здесь останетесь до конца августа. Расскажите мне немного о вашем обычном маршруте.

– Вопреки тому, что вы могли бы подумать, мы разъезжаем почти круглый год, в основном на юге. А раз в два года мы отправляемся в Бельгию, Швейцарию или Италию. После Йера поедем в Ниццу, где пробудем до осени, если, конечно, я подыщу нового работника, потому как одному мне уже не справиться. Должен отметить, что куда бы мы ни приезжали, городские власти и праздничные оргкомитеты нас хорошо принимают.

– А вне Йера как себя вел Жюльен Комбрэ?

– Я никогда не обращал внимания. Это был домосед. Осенью, а осенью мы всегда уезжаем из Йера, он чаще отлучался по вечерам, потому что карусель работала только днем.

– Забыл спросить, что вам известно о его происхождении?

– Происхождении? Вы хотите сказать, где он родился и откуда приехал? Из Алжира. Его родители – пьенуары,[26]26
  Пьенуары, или черноногие – прозвище французов, родившихся и живущих в странах Северной Африки.


[Закрыть] не знаю, живы они или умерли. Мари, достанька мне папку из левого ящика стола!

Мадам Сенешаль, выдававшая свое присутствие лишь кивками головы и короткими всхлипами и тихонько продолжавшая заниматься домашними делами, протянула мужу зеленую папку. Тот раскрыл ее перед комиссаром.

– Вот, здесь бумаги, которые каждый работодатель обязан… Страховка, пенсионный сбор, короче, все, что специально придумано, чтобы морочить людям голову и мешать им нанимать служащих!

Жардэ вытащил свой блокнот, ручку и, перелистав папку, сделал кое-какие пометки. Он быстро прикинул: «Жюльену Комбрэ было, наверное, пятнадцать лет, когда он прибыл во Францию. Его. предыдущим местом жительства значилась Тулуза, 1962 год, то есть десять лет назад. Поди узнай, живы ли еще его родители?»

Как бы размышляя вслух, он спросил:

– Жюльен рассказывал вам о своих родителях?

– Я же сказал, что нет. Может быть, всего один раз, поначалу, по я не помню, что именно. Он, знаете ли, не разговорчив был и помимо работы не оченьто с нами общался. По двум причинам: мы – старые и мы – хозяева.

– Что не мешало ему исправно трудиться и быть любезным с нами, – вставила Мари Сенешаль, желая смягчить слишком категоричные, по ее мнению, слова мужа.

Прежде чем вернуться в Йер, комиссар захотел еще раз осмотреть фургон, где жил Жюльен. Полиция уже взяла его на прицеп.

– Вам вернут фургон в ближайшее время, – успокоил он Сенешаля.

На выходе под ноги ему попалась книга карманного формата. Комиссар поднял ее, полистал и с удивлением обнаружил, что это стихи Рембо. Из книги выпали две стандартные фотокарточки. С них глядели два милых, юных девичьих личика.

Жардэ еще раз перечитал оба протокола о вскрытии, подготовленные доктором Перле с разрывом в несколько часов. В них. излагалась печальная очевидность фактов, облеченных в слова и формулировки. Стандартные фразы – жалкий ритуал! Бертран Абади и Жюльен Комбрэ были убиты одинаковым способом и, возможно, одним и тем же орудием. В первом случае пробит затылок, в другом – висок. Убийца не бросался на свои жертвы, ему достаточно было нанести всего лишь один удар.

На лбу у Жардэ заблестели капли пота – несмотря на все потуги вентилятора разогнать воздух, в комнате стояла удушливая жара. Когда вошел Бакконье, комиссар раздраженно бросил на стол протоколы вскрытия.

– Пройдемся еще раз, – сказал он. – Экспертиза считает, что смерть Бертрана Абади наступила между семью и восемью часами утра. Это совпадает с показаниями инженера со стройки Венсана Лардье. В желудке ничего не обнаружено, и Лардье тоже подтвердил, что Абади не завтракал. Смерть Жюльена Комбрэ наступила между половиной двенадцатого и полночью. Это означает, что он был убит вскоре после того, как мы с сыном пошли по его следу. На сей раз в крови – сильная доза алкоголя. И более того, мне кажется, хотя полицейскому и не должно «казаться», что обе жертвы были убиты в одном секторе, если не в том же самом месте.

– Но ведь тело одного из них было найдено в реке, а другого – на стоянке возле Лунапарка, в десяти километрах.

– Это наверняка инсценировка, хотя и скверная. В обоих случаях убийца хотел поскорее избавиться от жертвы, причем – и это однозначно – сделал это по месту их работы.

– Ваше заключение?

– Никаких заключений, всего лишь размышления вслух. Оба убийства связаны, это очевидно. И даже более того – второе, возможно, является следствием первого. Вы вызвали Венсана Лардье?

– Да, он ждет уже несколько минут в приемной.

– Пригласите.

В облике вошедшего комиссар уловил нечто большее, чем подавленность – огромную печаль и усталость. По всему было видно, что молодой инженер трудно перенес шок, вызванный смертью друга.

– Господин Лардье, я попросил вас зайти к нам, чтобы попытаться вместе прояснить некоторые детали, касающиеся убийства. Первый вопрос: уверены ли вы, что место, куда Абади отправился утром в день своей смерти, находится в долине Верпо?

– Вечером 13 июля он вышел из дома, чтобы поехать в Кро, на праздник и, следовательно, не покидал долину. Девушка, которую, по его рассказу, он провожал, сошла между Кро и нашим домом.

– Вы разговаривали об этом в тот вечер, когда он рано, по вашим словам, вернулся домой?

– Нет. И это меня удивило. Обычно, когда в моей комнате еще горел свет, он заходил сказать «спокойной ночи» и немного поболтать. Я слышал, как он ходил по комнате, прежде, чем лечь. Весь следующий день был трудным, куча работы, а вечером я должен был ехать в Йер, встречать в аэропорту нового сотрудника из Парижа. Мы поужинали с ним в ресторане, а когда я вернулся домой, Бертран уже спал. Наутро он ушел очень рано.

– Откуда вам известно, что он провел ночь дома и ушел спозаранку?

– У нас одна «меари» на двоих, вы знаете, так вот, накануне мне пришлось взять машину со стройки, чтобы ехать в аэропорт. Вернувшись, я нашел «меари» на прежнем месте у дома. А на следующее утро машины у дома не было. По все это я вам уже рассказывал, – сказал Лардье севшим голосом.

– Эксперты обшарили всю вашу «меари». У меня есть точный рапорт. Никаких следов крови внутри, что мало удивляет меня, и ни одного отпечатка пальцев на руле. Значит, руль тщательно вытерт, скорее всего тем, кто доставил труп к реке. Дальше же все усложняется. Зачем понадобилась эта неумелая инсценировка, если прямотаки бросается в глаза, что ваш друг не был убит там, где найдено его тело? К чему этот риск – перевозить труп в другое место?

– Я тоже поначалу так рассуждал. Но потом понял, что в этом был, видимо, свой расчет.

– Но ведь рабочие стройки могли случайно увидеть то, что происходило…

– Не обязательно. Бригада до конца недели работает по ту сторону строящегося моста, там, где Верпо как раз делает большой поворот. Оттуда не видно места, где было брошено тело Бертрана.

– А не думаете ли вы, что кто-то из вашей бригады?..

– Мог убить Бертрана? С какой стати? У него не было врагов и потом, если бы его хотел убить кто-то со стройки, проще было бы устроить «несчастный случай на производстве» или симулировать таковой.

Жардэ обтер лицо носовым платком и распустил узел галстука.

– Прошу прощения, – сказал он. – Жуткая жара.

Он поискал нужную папку в груде бумаг, положил ее на стол, прижав рукой, но не раскрыл.

– Хочу еще раз обратиться к вашей памяти. Описывал ли вам Абади девушку, с которой познакомился на празднике в Кро? Знаю, что этот вопрос я уже задавал, но прошу сделать усилие, это важно. Малейшая деталь…

– Нет. Он говорил о ней восторженно, повторял, что девушка красивая, странная, не похожая на современных девиц. И это все. Знаете ли, Бертран часто увлекался разными девушками, и каждый раз находил их исключительными. Увлечения его прогорали как солома. Честно говоря, я никогда не придавал значения этим рассказам. Кто мог предвидеть…

Его голос дрогнул, и несколько секунд собеседники молчали. Затем Жардэ открыл папку, вынул две фотографии, найденные в фургоне Жюльена Комбрэ, и протянул их Венсану.

– Вы видели когданибудь этих девушек?

– Среди них есть та, что Бертран встретил в Кро?

– Не знаю. Но снова спрашиваю вас: «Вы знаете их?»

– Нет.

Сказав это, Венсан тем не менее внимательно посмотрел фотографии.

– Никогда не встречал, – подтвердил он. – Кроме того, сии ни слишком красивые, ни особенно загадочные. Правда, на такой фотографии красоту не передашь…

Комиссар закрыл папку и спросил:

– Вы ходите на праздники в деревню, господин Лардье?

– Нет, что вы. Терпеть этого не могу!

– Полагаю, что и Лунапарк вы тоже не посещаете?

– Лунапарк?

– Ну да, аттракционы, которые работают два месяца в году возле пляжа, недалеко от аэропорта.

– Ах, ну да. Огромное колесо видно издалека. Но я никогда туда Не заглядывал. А что? Это как-то связано со смертью Бертрана? Знаете, если бы я интересовался подобными развлечениями, это значило бы, что я уже состарился. Думаю, что и Бертран туда никогда не наведывался.

Инженера не покидало ощущение, что комиссар играет с ним в «кошкимышки», и это ему совершенно не нравилось. Возникшее между ними напряжение несколько спало, когда Жардэ спросил:

– Кто займется похоронами вашего друга?

– Я. У него не было близких, кроме какогото дядиинвалида в Монпелье. Тот настаивает, чтобы Бертрана похоронили в семейном склепе. Сегодня утром он мне сообщил это по телефону. Я могу уже связаться с похоронным бюро?

– Конечно. Разрешение на похороны получено.

– Рабочие со стройки очень хотят, чтобы панихида состоялась здесь.

Жардэ задумался на секунду, потом спросил:

– Местные газеты много говорят о смерти вашего друга и даже опубликовали его фотографии. Это вы им дали?

– Когда начиналась стройка в Верпо, журналист приходил делать небольшой репортаж. Он снимал нас с Бертраном. В газетах воспроизведен увеличенный портрет Бертрана с этого снимка.

– Вот что надо сделать. как-только вы договоритесь обо всем с похоронным бюро, дайте в местную газету объявление о панихиде.

– Вы надеетесь, что убийца захочет поприсутствовать? Жардэ не обратил внимания на невольную иронию вопроса.

– Нет, – ответил он, – не убийца. Но, возможно, девушка… один шанс из тысячи, а вдруг… В конце концов, она не обязательно должна быть причастна к делу. Если девушка придет, это сильно подтолкнет расследование. Успокойтесь, я не наивный мечтатель. И последний вопрос. Вы повезете семье личные вещи вашего друга?

– Меня пока что не просили об этом. Вы сами видели, там и вещейто немного. Я сложу их в чемодан и пока что оставлю в его комнате. До приезда нового инженера.

Похороны Бертрана были назначены на послезавтра, на девять часов утра. Отдать последний долг инженеру из Парижа приехало несколько профсоюзных руководителей, и часовня оказалась чересчур маленькой, чтобы вместить всех собравшихся. Часть людей осталась во дворе, а двери часовни широко распахнули. Священник произнес несколько слов, которые никто не разобрал – такой слабый у него был голос. Он проводил гроб до катафалка и после короткой молитвы благословил умершего в последний путь.

Венсан ощущал себя роботом, который ходит и раскланивается вместо него. Никого из полиции он не заметил и поэтому все время оборачивался, чтобы увидеть, не появилась ли загадочная красавица, но кругом были одни только знакомые скорбные лица. Когда люди в сером с полным отсутствием какихлибо чувств проносили гроб мимо, Венсану захотелось раздвинуть светлые дубовые доски, чтобы в последний раз протянуть руку своему другу. Бесполезный, абсурдный жест, как абсурдной была и сама смерть человека в расцвете лет, который так радовался жизни и теперь никогда больше не скажет «люблю» девушке.

Еще накануне Венсан решил сопровождать гроб до Монпелье. Голос дяди Бертрана по телефону показался ему совсем горестным. Несмотря на ранний час, жара уже нависла над платанами вдоль улицы Риондэ и, он, задыхаясь в своем черном костюме и галстуке, чувствовал себя паршиво, как никогда. И поэтому раздраженно бросил подошедшему комиссару: