Текст книги "Главный талант мужчины (СИ)"

Автор книги: Сонуф Ал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

   – ...генеральный Штаб решил присвоить вам внеочередное звание – контр-адмирал!

   Адмирал флота Вятрович, торжественный, как слон, сверкает иконостасом орденов и медалей, режет, точно бритвой, дежурной улыбкой, и с фальшивым одобрением похлопав по плечу, добавляет восторженно:

   – Поздравляем!

   И тут же, точно заметив неладное:

   – Что за хмурый вид? Разве так нужно встречать подобные новости?

   Только что премированный – статный черноволосый хлопец в лейтенантских погонах и с изрядно опухшим от немилосердных ударов лицом, откашливает в кулак, точно горло прочищая:

   – Я, ваша Светлость, польщен, но озадачен: не знал, пока на гауптвахте сидел, что капитанские лычки упразднили...

   Ох, и паскудная же у этого чернявого улыбочка – не смотри, что третьего дня, как по морде от телохранителей адмирала Джорджевича получил, а борзеет! Вятрович начинает понимать, отчего у коллеги на этого выскочку такой зуб – ну, помимо оглушительного проигрыша фамильного портсигара и скандала с обвинениями в мухлеже, закончившегося рукопашной схваткой и разгромом офицерской столовой.

   – Ты что же, сучий сын, в приказах Штаба сомневаться вздумал?! – самое время вырвать у наглеца инициативу и показать, кто тут кем приходится, – Марш в увольнительную на неделю! И чтобы на восьмой день был в Штабе как штык! Командование флотом принимать.

   – А что, весь флот теперь... тоже я?

   Да он издевается!

   – Воооооон! – отработанным командным голосом гаркает Вятрович и черноволосый выскочка, выполнив воинское приветствие, спешит покинуть негостеприимный кабинет адмирала.

   – Ну, что? Убедился? – адмирал Джорджевич, все время разговора молчавший в глубоком кресле у камина, лишь перебирая толстыми пальцами складки кителя на объемистом брюшке, решает подлить масла в огонь.

   – Говнюк, – бросает через плечо Вятрович, глядя в стрельчатое окно на восходящие над горизонтом луны, – но не робкого десятка. Он точно не запорет дело?

   – Точно, – прихлебывая вино, кивает Джорджевич, – у него опыта никакого, в космосе, считай, не был. А что с шахтерами раньше крутился – так, где их ржавые ведра, а где космофлот! Не, не переживай, Хадсон раскатает его в тонкий блин, екнуть не успеет. Потом, может быть, памятную плиту ему закажем, увековечим героя, так сказать. На задворках где-нибудь, чтоб «Альбиону» глаза не мозолить. И поделом, курве...

   Вятрович задумчиво играет бокалом, рассматривая тончайшую сеть концентрических кругов и линий, вычерчиваемых рукотворным сиянием на поверхности Светло – крупнейшего спутника планеты. Какая-то тревога не отпускает адмирала, но что именно теребит душу – не понять.

   – Ну, даст Бог, – шепчет он небесам за окном, – даст Бог...

   * * *

   Жизнь – лихая девица, капризная, с дурным характером. Крутит-вертит, как захочет – только думаешь, поймал удачу, ан нет – та уже вильнула зазывно крупом и ускакала вдаль, только пыль столбом. Вот и здесь: выиграл в карты у контр-адмирала Джорджевича три месячных жалования? Получи по морде от адмиральских телохранителей и добро пожаловать на гауптвахту. Соскочил с ареста раньше срока? Пройди, милый, прямиком в кабинет командующего, где тебя потреплют по плечу, пожмут руку и даже плеснут первоклассного командирского скотча. И вот так входишь в кабинет лейтенантом – а выходишь уже контр-адмиралом.

   – Да ты, братишка, совсем дурачок, – качая головой, констатирует Бранка.

   Ловит аугментированной рукой пробегающего мимо Ратиборку, поднимает легко на уровень лица, тычет композитным пальцем в воображаемую палицу малыша – пустую пластиковую бутылку, приказывает непререкаемым тоном:

   – А ну, брось каку!

   И, не дожидаясь исполнения, отбирает игрушку у малыша, тут же отправляя его к братьям и сестрам, не забыв попутно шлепнуть для порядка.

   – Скучная ты.

   Закинув руки за голову, Милко откидывается на тахту – многочисленные племянники только-только бросили играть с его новенькими нашивками и умчались во двор, гонять какую-то живность.

   – Я не скучная, я практичная, – Бранка упирает руки в бока, высится скалой, – это ты, раздолбай. Что не делаешь – вкривь и вкось. Верно, когда Боженька ума раздавал – ты в очереди за хитрожопостью стоял. В первых рядах.

   Милко только улыбается в ответ, любуясь старыми потолками подсобки позади фамильного бара. Открыл его их отец, а как Боженька прибрал – управляться взялась Бранка. Тогда ее, горного инженера, с разрезов уже списали, да и семерых детей поднимать – та еще работа, не до забоев. Так и стала Железная Бранка барменшей.

   Если спросишь Милко – так она на своем месте: у нее не забалуешь и заказ неоплаченным не оставишь. Еще и на чаевые будешь щедр: и в былые годы высоченная, крепко сложенная да молодая, Бранка могла легко в ухо заехать, да так, что контузит напрочь. А как травмировалась и аугментировалась – так совсем тушите свет: нынче сестрёнка жмет полтонны и стальной лом узлом завязывает. И, понятно, желающих бурагозить при ней – днем с огнем не сыщешь.

   – Что за шум, женщина?

   Любомир, Бранкин муж и бригадир подрывников. Поскрипывает экзоскелетом, грохочет связками инструмента – привычная картина. На совершенно буром от пыли лице – только и видно, что белоснежную улыбку, да живой взгляд.

   – Ты гляди, как твой шурин вырядился, – Бранка тычет металлическим пальцем в грудь Милко, – оно теперь не абы, кто, а цельный Одмирал!

   – Ого! С повышением, брат, – Милко ловит сильную руку Любомира, – это обмыть надо...

   – Что обмыть, дурень? Тут заупокой служить пора.

   Любомир не понимает, оборачивается, разводит руками.

   – У нас адмиралов, как на собаке блох, – Бранка кривится с отвращением, – семнадцать рыл на четыре ржавых посудины. И не нашлось дурака возглавить оборону против «Альбиона». А этому в голову стукнуло какую-то шишку за покером прокинуть. И вот в Адмиралтействе нашли терпилу! Самоубийца.

   – Ну, что поделаешь, если Джорджевич считает меня каталой? – ухмыляется Милко.

   – Так ты и есть катала! – всплескивает руками Бранка.

   – Я – честный игрок, – вскинув палец, резюмирует Милко.

   И продолжает, возвращаясь на тахту:

   – Таких, как он, не обыграть – себя не уважать. Он же раскладывает карты по достоинству и по масти, что повыше – ближе к руке, с каждого прикупа. И любой паре радуется, как дурачок. Это же как у ребенка конфетку отнять...

   – Этот ребенок тебя только что на эшафот загнал, – кривится Бранка, – ладно, поиграл и хватит. Собирайся, отправишься к бабе Соне, поживешь у нее, пока не уляжется. Все равно против «Альбиона» нам не выстоять, так хоть жив будешь – авось, как оккупируют, дезертиров искать перестанут...

   – А зачем? – улыбается Милко, – Я – солдат, присягал своей стране и бежать с поля боя не стану. Буду драться, раз такое дело.

   Бранка смотрит минуту, потом поворачивается к Любомиру.

   – Проверь температуру у шурина – он, походу, умом тронулся.

   – Бранка, – Милко приподнимается на локте, смотрит озорно, – ты такая бука! Вспомни, как говорил дедушка Йован, храни Господь его душу: главный талант мужчины – умение постоять за Отечество. А кто я такой, чтобы спорить с героическим предком?

   – Тебя убьют.

   – А вот это еще баба Соня надвое сказала, – ухмыляется Милко.

   И, повернувшись к Любомиру, спрашивает:

   – Слушай, сколько у вас пробивных зарядов на складах наберется?

   – Тыщи четыре, – потирая нечесаную бороду, отвечает тот.

   – Вот и отлично!

   Настает момент для Любомира удивленно вскинуть брови – гамма-заряды в пятнадцать килотонн для пробоев в условиях пониженного тяготения даже отдаленно не годились в качестве оружия. Постояв минуту, бригадир подрывников заключает:

   – Жениться тебе надо, барин.

   – На ком? – криво усмехается Малко, – На шлюшках-академистках или эмансипированных  феминах без сисек? Если ты все проспал, семья – давно пережиток, смысла в ней нет. Детей бабы рожать не спешат, а какие рожают – так от брака тем ни горячо, ни холодно: прав у безотцовщины даже больше, если по госпрограммам родились.

   Новоявленный адмирал снова откидывается на тахте.

   – Да и зачем все это? Мне одна нужна, та самая. Единственная. А таких, поди, – грустная ухмылка, – и не осталось уже...

   – Найди девчонку из шахтерских, – Любомир с грохотом бросает инструменты на стол, – такую, чтобы голова на плечах и кровь с молоком. Пусть детей тебе нарожает, с учений твоих дожидается. Как Бранка моя.

   – Ага, а как напьюсь – тоже на плече до постели носит...

   – Бесполезно это, – резюмирует Бранка, – интеллект – не трихомоноз, половым путем не передается.

   Внезапно, замолкает, стоит несколько секунд, потом поворачивается к трансмиттерам и включает новостной канал. Милко и Любомир подтягиваются – псевдотрехмерная проекция открывает вид на обширный зал, где выступает высокий статный военный в форме Виндзорского Анклава. Милко хорошо знает его – лорд-адмирал Хадсон, командующий флотилией транснациональной корпорации «Альбион». Адмирал спокоен, беспристрастен, ему почти скучно – будничным, бесцветным тоном он проговаривает вслед телесуфлеру простые слова: «восстановление конституционного порядка», «борьба с коллаборационизмом», «действенные меры против сербского сепаратизма», «мандат Содружества на военную операцию». Вот так вот просто, без затей, на весь мир им объявляют войну, а мир сидит и безучастно взирает на этот фарс. И, точно издевка над речами о законности, свободе и правопорядке, ленты новостей выхватывают изображения новехоньких виндзорских канонерок, отчаливающих от телескопических причальных стрел: на матово-серых бортах боевых судов, красуются нарочито небрежные надписи «србомлат».

   Бранка оборачивается – сразу и не узнать: точно потемнела вся, постарела.

   – Я не знаю, как, братишка, – голос ее кажется неживым, механическим, – но отмудохай этих ублюдков. Любой ценой.

   * * *

   ...Все шло, как шло. Вятрович поставил управлять ржавыми корытами дреамского флота какого-то летёху из тыловых и тот вполне оправдался, уведя корабли от столицы к шахтам на Светло. Не по плану, конечно, но так даже лучше – герой бежит еще до драки. Отправив пару вспомогательных кораблей блокировать космопорты, Хадсон развернул флот к планетарному спутнику.

   Шли догоняющим курсом почти полсуток – изматывающий марафон. Наконец, дреамские корабли, сделав два оборота и расстреляв все ракеты, укрылись где-то среди мегалитов добывающего оборудования. Без боекомплекта они неопасны – ими займутся потом.

   Хадсону скучно и хочется курить, плеснуть в бокал виски и прихватить за круп сочную красотку. Да просто снять чертов скафандр, наконец! Временами адмирал завидует винтажным героям из старых книг – те могли управлять звездным флотом в мундирах с аксельбантами, а ему приходится сидеть в коробке десять на тридцать футов в наглухо герметизированном скафандре и довольствоваться минерализованной водой из автопоилки, подгузником и, мать его, калосборником! Даже почесаться нельзя – и так, пока проклятый лейтенантишка Вятровича не соизволит, наконец, сдохнуть!

   – Всем кораблям, это «Дьюк», – голос старшего офицера связи отвлекает от липких мыслей, – дистанция сорок тысяч, начинаем маневр торможения.

   – Выведите флот в надир над жилыми секциями, – слова у Хадсона получаются какими-то вязкими, тягучими, – десять тысяч, стационарная орбита. Обработаем железометными установками.

   – Там только гражданские, сэр.

   – Мы этого не знаем наверняка, – Хадсон кривится с пренебрежением, – нужно подстраховаться.

   – Возможен значительный сопутствующий ущерб...

   – Я знаю, – безразлично резюмирует Хадсон, подтверждая отданные приказы движением руки.

   У объектов вокруг появляется инерция – судно подтормаживает вспомогательными двигателями, готовясь лечь на новый курс. Выход на стационарку потребует еще пары-тройки часов – перспективы не радужные. Как закончится, надо будет выпить бочонок виски и оттрахать пару кварталов...

   – Адмирал, они стреляют!

   – В смысле? – Хадсон чуть оживляется.

   – Транспортные электромагнитные катапульты, – штурман откашливается, – запускают транзитные астероиды с выработок. В нашу сторону, по широкой дуге.

   – Подробнее, – Хадсон косится на экраны компьютеров, подсказывающих множество траекторий запускаемых противником объектов.

   – Масса – несколько миллионов тонн, относительная скорость – пятьсот километров в секунду, – штурман медлит, – ближайший пройдет в пятидесяти километрах от нас.

   – Это агония, – отмахивается Хадсон, – продолжайте движение. Скорректируйте курс, чтобы уменьшить мертвую зону – не хочу сюрпризов. Как выйдите на низкую орбиту – расстреляйте...

   Не успевает договорить: вспыхивает предупреждающий свет и звучит сигнал тревоги. Хадсон матерится мимо микрофона, гаркает подчинённым:

   – Доклад!

   – Вспышка рентгена прямо по курсу... и... и быстрые нейтроны. Источник... – штурман медлит, – каменные глыбы...

   Пытается обернуться в неудобном скафандре:

   – Их нет...

   – Что значит – нет?!

   – Они... они разрушены. Это промышленные заряды, сэр! Дробление прямо на траектории. Скорость разлета – несколько километров в секунду, сплошным фронтом... это поле обломков. Повторяю! Поле обломков прямо по курсу!

   Хадсона обдает жаром, тут же бросая в липкий холод. Система захлебывается предупреждениями об угрозе столкновения, экипаж наперебой рапортует об опасности, а впереди, в какой-то жалкой минуте, медленно заполняет собой пространство несущаяся навстречу со скоростью пятисот километров в секунду, дробленая каменная шрапнель.

   – Маневр уклонения, – Хадсон не может узнать собственный голос, – маневр уклонения!!!

   * * *

   ...Вызов интеркома звучит навязчиво и мерзко. С трудом отогнав похмельную дрему, адмирал Джорджевич не глядя открывает канал и глохнет от громогласных раскатов командирского гнева:

   – Кого ты мне прислал?!

   Вятрович добавляет несколько емких определений, весьма однозначно характеризующих Джорджевича с самых неприглядных сторон.

   – Что... как... – квакает беспомощно тот, пытаясь оправдаться не знамо, за что.

   – Он раздолбал Хадсона! – на побагровевшем лица Вятровича проступает пунцовая сеточка вен, – В хлам! Весь флот, все двенадцать кораблей! В говно!

   – К-как?!

   – Горой щебня, сука! Швырнули транзитные астероиды с катапульт и взорвали прямо на траектории – полмиллиарда тонн гребаного щебня! На встречном курсе! Как из дробовика!

   Вятрович аж рычит от бессильной злобы.

   – Выскочка... без опыта... дурачок из тыловых... ты хоть понимаешь, сучий потрох, что он нас поимел? Нас! Поимел!!! Да «Альбион» за такое шкуру спустит... если раньше...

   Канал замолкает внезапно, точно отрезало. Адмирал Джорджевич еще несколько минут сидит в тишине, глядя куда-то в пустоту мутным взглядом. Даже не вздрагивает, когда щелкает дверной замок и в кабинет почти бесшумно входит пара людей в неприметной одежде.

   – Адмирал Джорджевич? – ответом им служит все тот же остекленевший, мутный взгляд, – Пройдемте с нами: нужно ответить на пару вопросов...

   * * *

   ...Наемники Балеса из «Твин Блэйдс» как всегда шумны, развязны и вонючи. Не снимают скафандров, курят прямо в помещениях, заливают алкоголь в гидраторы, смердят перегаром и лапают девочек-сервов. Лихие рубаки в свободное время – сущий скот, но своих денег стоят. Хадсону претит необходимость привлекать этих ребят к операции на Дреаме, но выхода у совета директоров нет: после фиаско с флотилией корпорации, «Альбион» крайне ограничен в ресурсах.

   – Адмирал Хадсон, господин Белес, – голос секретаря-серва мил и вежлив до тошноты, – вас ожидают.

   Кабинет директора Крейга, главы совета директоров «Альбиона», поражает простотой и аскетизмом с одной стороны и каким-то подчеркнутым гигантизмом – с другой. Возможно, виной тому – вкусы хозяина этих стен, не один год прожившего за фронтиром. А возможно – его же, мягко говоря, невысокий рост.

   Сам Крейг в кресле с высокой, не по фигуре, спинкой, на фоне круглого окна с видом на звездную бездну, смотрится слегка комично – как злодей из дешевой космооперы. Маленького роста, пухлый, рано облысевший, с вечной одышкой и влажными губами, в белом деловом костюме с декоративными золочеными пуговками он неуловимо напоминает Доктора Зло, и потому какое-то время Хадсону было очень трудно воспринимать Крейга серьёзно. Зря: случайные люди на такие посты не попадают и этот пухлый коротышка тому – живой пример. Завидев Хадсона и Балеса, он кивает, приглашает присесть движением руки. Краем глаза адмирал замечает какое-то движение, бросает косой взгляд вбок – и тут же забывает обо всем.

   Напротив, в богатом кожаном кресле сидит, а вернее – полулежит, неземной красоты создание. На секунду мелькает мысль, что службы эскорта резко подтянули свои стандарты до недосягаемых высот, но Хадсон тут же отбрасывает эту мысль. Взгляд намертво прилипает к точеной, обтянутой черной тканью армированного гирокостюма фигурке, к изящным, нечеловечески тонким чертам лица, сильно заостренным ушам без мочки и чуть раскосым глазам со сказочной пурпурной радужкой. Красавица полулежит в кресле, забросив ножку на подлокотник, гладит с какой-то змеиной грацией роскошную, точно из живого серебра свитую, косу, спадающую через грудь к поясу и дальше, меж бедер – если расплести, до самых пят получится. А другой рукой – дразнит бабочкой на веревочке белого персидского котенка, любимца Крейга. Тонкая алая туника, наброшенная прямо на гирокостюм, видимо, призвана хоть немного сгладить вызывающую красоту инопланетной прелестницы, но со своей функцией справляется плохо. По крайней мере, двое мужчин, во всю пялящихся на совершенно игнорирующую их красавицу, сил отвести взгляд от этих красот в себе не находят.

   – Хадсон, – директор Крейг явно намерен вернуть мысли гостей в рабочее русло, – рад, что вы снова с нами. Не буду скрывать: я крайне разочарован. Адмиралтейство склонно к сдержанности в оценке ваших действий, но, если спросите меня – ситуация... вопиющая.

   – Это была ловушка, – Хадсон находит, наконец, силы оторваться от созерцания инопланетных прелестей, – вы обещали, что все на мази, а на нас расставили сети.

   – Не пытайтесь переложить ответственность, – Крейгу, кажется, совсем неинтересно, что скажет адмирал, – от вас требовалось блокировать Дреам, арестовать президента и ключевых министров, и вынудить Парламент подписать договор, а не гоняться за их флотом по всей системе.

   – Войны не заканчиваются, пока сопротивляются гарнизоны, – бросает надменно Хадсон.

   – ...Молоток. Слесарный инвентарь, не нуждающийся в тонкой обработке. Простая конструкция, простое предназначение. Ни изящества, ни гибкости.

   Чарующий голос. Ни акцента, ни малейших фонетических дефектов – и все же он будто не от мира сего. Хадсон оборачивается – инопланетная красавица все так же полулежит в кресле, лишь котенок у кресла играет сам с собой, а освободившаяся рука подпирает изящный подбородок в обрамлении подчелюстной арматуры гирокостюма.

   – Что? – переспрашивает адмирал.

   – Канонерки «Акадан», – кажется, красавица его игнорирует, – типовые, из экспортных программ Хазангара. Вы покупаете самую дешевую комплектацию, пустую, как барабан – просто двигатели с оружием и малюсеньким постом управления. С кубриками, похожими на гробы и крайне низкой степенью автоматизации – ведь люди почти бесплатны. И, конечно, вы экономите на боевых компьютерах, предпочитая примитивные программные модели, отдавая стратегию и тактику на откуп несовершенному человеческому интеллекту.

   Хадсон переводит взгляд на Крейга, но не найдя ни поддержки, ни понимания, снова заглядывает в нечеловеческие пурпурные очи чужеродки.

   – Вы могли поступить хорошо, плохо и очень плохо, – в ее голосе – едва заметна непостижимая гамма чувств: то ли насмешка, то ли презрение, – могли развернуться кормой, включить тягу и погасить часть импульса, разрушив немного обломков. В конечном счете, маршевый двигатель был бы уничтожен, но нейтриумная изоляция сберегла бы остальной корабль, ВСУ позволила маневрировать, а сохраненное оружие – атаковать. С учетом доминирования на поле боя, это была бы победа. Можно было принять удар в лоб – фронтальная проекция канонерок «Акадан» в двадцать четыре раза меньше боковой, удар наверняка разрушил бы все системы вооружения, но они – модульные, их легко заменить. Шансы получить повреждения жизненно важных отсеков в такой ситуации – минимальны. Вы бы не смогли атаковать, но сохранили паритет и вышли из боя, сохранив флот – не так уж и плохо. И, наконец, можно попытаться отвернуть. Попытаться избежать неизбежного столкновения, подставив под удар борт, когда разрушения будут максимальными и в итоге – потерять все корабли. Фатальная стратегия. Да, компьютер мог бы помочь, подсказать – но вот беда: его не оказалось, а человеческий разум выбрал самый худший вариант.

   Красавица улыбается едва заметно.

   – Интересно, что это: саботаж или вопиющая некомпетентность? – задает она вопрос так, точно ответ на него ей совершенно неинтересен.

   – Кто вы такая? – прямо спрашивает Хадсон, с трудом сдерживая вспышку раздражения.

   – Я – Килен, д'алаан Дома Леландер, – едва заметная тень улыбки в уголках красивых губ, – и о чем это вам говорит?

   – Ни о чем, – отрезает адмирал.

   – Тогда к чему вопросы? – Хадсона не отпускает чувство, что над ним утонченно издеваются, – Имя лишь звук, важно не это.

   Она чуть подается вперед.

   – В ловушки попадают не корабли, – доверительным тоном сообщает Килен, – они лишь бездушные машины. Ловушки ставят на людей.

   И подмигивает озорно, лишь разжигая раздражение адмирала.

   – Что это значит? – Хадсон оборачивается к Крейгу.

   – Совет директоров настоял на участии госпожи Леландер в предстоящей операции. Мы не можем собрать флот в разумные сроки, а у нашей... гостьи, по счастливому стечению обстоятельств, имеется переизбыток огневой мощи, которой она согласилась поделиться с нами... за определенную цену.

   – Мои услуги стоят миллиард, – с едва заметной усмешкой сообщает красавица, заставляя и Хадсона, и Балеса подавиться воздухом, – не считая страховки. Так что, пожалуй, стоит осторожно расходовала столь драгоценный ресурс...

   Адмирал встречает взгляд Килен и скорее чувствует, чем видит издевку и снисходительное превосходство. Это бесит.

   – Сколько кораблей вы можете предоставить?

   – Думаю, хватит и одного.

   – Вы издеваетесь?! – Хадсон буквально сплевывает слова, – Всего один корабль?..

   Он не успевает закончить: пол внезапно уходит из-под ног, стены сотрясаются от удара непонятной природы, а включившаяся система экстренного оповещения хлещет по ушам сигналами тревоги и повторяющимся сообщением: «Опасное сближение. Объект большой массы».

   – Что это?!

   – «Всего один корабль», – все тем же насмешливым тоном сообщает Килен, – «Аскален», мой флагман.

   – Пресвятая Дева Мария... – сиплым голосом шепчет Балес, выглядывая в одно из боковых окон, и тут же начинает креститься.

   Хадсон ловит себя на мысли, что не хочет знать, чему именно поразился наемник.

   – Госпожа Леландер и ее флагман поступят в ваше распоряжение, адмирал, – Крейг смотрит на гостей поверх сложенных пальцев, – мы даем вам самых отъявленных головорезов Содружества и поддержку сильнейшей наемной флотилии в известном космосе – добудьте нам победу. И не облажайтесь второй раз, адмирал – иначе даже ваши друзья в Адмиралтействе вам не помогут.

   Хадсон, не говоря ни слова, поворачивается и резким шагом выходит вон.

   * * *

   ...Стук раздается точно в самой голове.

   – Эй, проснись, герой.

   Милко не без труда отрывает лицо от стола, приподнимает одно веко и смотрит на расставляющую опрокинутые стулья Бранку: у нее много работы после давешнего веселья. В баре бардак: почти неделю все – от докеров и забойщиков, до распоследних техников и военных пилотов, считают своим долгом выпить с национальным героем, опрокинувшим вражескую армаду. Так что бар переполнен с вечера и до утра, а после Бранке всякий раз предстоит много работы. Вот и сейчас, ожидая, пока брат вернется из царства Морфея в мир смертных, она собирает в мусорную корзину пустую тару и расставляет мебель по местам. Находит терминал оплаты, бросает взгляд на плэйнскрин, удивленно вскидывает брови и тут же оборачивается к брату:

   – Ты что, собирал деньги за выпивку, которую я поставила бесплатно?

   – Знаешь, как говаривал дедушка Аарон? – Милко самодовольно лыбится в ответ, – Главный талант мужчины – умение все оборачивать в звонкий шекель. Ну, и кто я такой, чтобы оспаривать заветы мудрого предка?

   Бранка, кажется, ушам своим не верит.

   – Вот ты жидва...

   А Милко все нипочем.

   – Во-первых, это антисемитизм, – с видом заправского ментора, сообщает он, – а во-вторых – мы с тобой одной крови, а это, если не в курсе, по женской линии передается. Ладно, что там у тебя?

   – Две новости, – Бранка скидывает файлы на плэйнскрин стола и жестом отправляет брату, – плохая и очень плохая. В общем, ты у нас теперь национальный герой, так что завтра у тебя ланч с президентом, – очень трудно сдержать ухмылку в ответ на скисшую физиономию брата, – быть трезвым и при параде. Это плохое. А очень плохое – «Альбион» с поражением не смирился, так что жди гостей.

   Милко подхватывает файлы, сводит в планшетную проекцию, листает небрежно.

   – «Твин Блэйдс»? Знаю этих укурков – полные отморозки, но воюют лихо. Я ждал кого-то подобного.

   – Ты вторую страницу посмотри, умник.

   Милко сбрасывает инфофайл наемников в мусор, открывает следующий и аж присвистывает восхищенно:

   – Ух ты... – пальцы сами собой касаются псевдотрехмерного изображения, – красивая...

   Бранка чувств брата, видимо, не разделяет.

   – Знаешь, кто это? – ответом ей служит отрицательное движение головой, – Это Килен Леландер по кличке «Красная Королева», хозяйка и командующая частной военной флотилией «Фемунэ» – крупнейшей в Хазангаре. И прямо сейчас она с твоим «лучшим другом» Хадсоном везет нам самосвал жопораздерина экспресс-доставкой.

   – Ну, красавицей она из-за этого быть не перестает, – философски заключает Милко, откидываясь небрежно на спинку дивана, но продолжая разглядывать изображение Килен.

   – Она летает на кроваво-красном истребителе, – Бранка, кажется, ушам не верит – в безразличном легкомыслии брата ей видится что-то самоубийственное, – одно это говорит, что она на всю голову долбанутая! Да ты вообще знаешь, что такое истребитель?!

   Милко ухмыляется, сворачивает, наконец, портрет Килен и подается вперед, вдруг становясь серьёзным.

   – Истребитель, он же «призрачный боец», он же «призрак», он же «кошкодав» – потому что рвет остальных на поле боя, как волкодав котят. Полное номенклатурное наименование – «мобильный оперативный комплекс стратегического развертывания». Субспейсер. Венец военных технологий, основной боевой корабль Высоких народов. Единственная задокументированная встреча с подобным левиафаном известна как «инцидент в квадрате восемьдесят девять» – Второй ударный флот почти полностью погиб в схватке всего с одним истребителем Ковенанта Мицах, так и не сумев даже поцарапать это чудище. Это оружие Высоких для войн с себе подобными, сквозь нас пройдет, как плуг через навоз.

   И, закончив, снова превращается в легкомысленного сибарита:

   – Как видишь, я в курсе.

   – И что будешь делать?

   Милко усмехается, встает и, найдя свой китель, набрасывает на плечи.

   – Тошнить восемнадцать часов в космосе до президентской резиденции на Дреаме.

   – С истребителем и его хозяйкой! – не выдерживает Бранка.

   – А что делает профессиональный игрок, когда масть не идет, а у противника флэш?

   – Скидывает?

   – Блефует.

   И, подмигнув сестре, Милко идет к выходу.

   * * *

   ...В столице весна и пахнет сиренью. Удивительно: долгий, кропотливый процесс терраформинга всего десятилетие, как приносит свои плоды – на гигантских скалистых пустошах Дреама, изрытых каналами и забитых климатическими установками, можно разве что дышать, но в маленьких оазисах, расцветших возле немногочисленных городов, чувствуется удивительная атмосфера Старой Земли.

   Президент Станкевич встречает Милко на открытой террасе президентского дворца. Смотрит долгим взглядом на раскинувшиеся вниз, к морю, городские кварталы. Собранные из типовых омниблоков белые коттеджи субурбий жмутся к горным склонам, утопают в зелени, глядя на искрящийся в полуденных лучах залив – пейзаж, будто сошедший со старых картин. Жаль, нет ни чаек, ни морских гадов – до заселения этих земель развитой фауной пройдут еще десятки, если не сотни лет. Вздохнув, Станкевич оборачивается, улыбается приветливо, жмет руку, приглашает в глубокое плетеное кресло. Прислуга – девочка-серв в строгом наряде, – расставляет питейные приборы, подает чай и душистую выпечку и, сделав безупречный книксен, оставляет их наедине.

   – Рад видеть вас, адмирал Бражич, – вздохнув, начинает Станкевич, – отрадно знать, что в нашем мире еще остались люди, верные присяге...

   – Ну, я лишь делал то, что должен, – Милко пожимает плечами, – да и адмиралом-то стал случайно...

   Президент усмехается и начинает собственноручно разливать чай.

   – Да-да, знаю эту историю: Вятрович с Джорджевичем на допросе соловьями заливались. Впрочем, каждый человек хорош на своем месте, – философски замечает Станкевич, отставляя заварной чайник, – как выяснилось, вы оказались на своем.

   И жестом приглашает к чаепитию.

   Милко пробует чай, попутно думая, что если бы его попросили охарактеризовать президента, то сделать это можно было бы одним словом: «средний». Средний рост, средняя комплекция, среднее лицо – не худое и не толстое, не красивое и не отталкивающее. Станкевич относился к тому занимательному типу людей, что вроде бы были и полезны, и, возможно, даже необходимы, но ничего выдающегося не совершали, ни поступками, ни внешностью в памяти совершенно не задерживаясь.

   – Я бы хотел послушать, как вам удалось одолеть Хадсона, – размешивая сахарозаменитель серебряной ложечкой, говорит президент.

   Милко опять пожимает плечами: бессмысленно вдаваться в подробности – у Станкевича наверняка есть полный отчет.

   – Ничего особенного. Это как покер: у него на руках фулл хауз с королями, а ты срезаешь его каре из двоек.

   – Вы игрок? – макая в чай сухарик, интересуется президент.

   – Профессиональный. До того, как пойти во флот, выиграл планетарный чемпионат.

   – И что же привело вас в Академию? – Станкевич кажется искренне удивленным.