Текст книги "Кофе с сюрпризом"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

И он многозначительно замолчал.

Я почувствовала себя так, словно откусила кремовое пирожное, а внутри оказался уксус.

– Ваша проницательность, мистер Маноле, достойна похвалы… в отличие от ваших манер. Если вам есть, что сказать – говорите.

– А неужто вы ничегошеньки не заприметили?

– Мистер Маноле, вы заигрываетесь, – холодно произнесла я. Лайзо и бровью не повёл, нисколько не впечатлённый ни тоном, ни словами – впрочем, сколько он уже выслушал от меня угроз, не подкреплённых действиями, только небеса ведали… – Или немедленно объяснитесь, или держите впредь ваши измышления при себе.

– Придержу, – неожиданно легко согласился он. – Придержу, покуда не пойму, злое или доброе этот ваш Бьянки задумал. А вы бы, леди, вот над чем поразмыслили… Вы хоть лицо-то этого пройдохи описать сможете?

В первое мгновение я рассердилась, но потом действительно последовала совету Лайзо, и сильно удивилась, когда поняла, что…

– …Нет, не могу. Ростом он – кажется, ниже среднего, примерно с Эллиса или даже меньше. Фигура… Коренастый, но в плечах не слишком широк. Одевается вроде скромно, только шейный платок его мне не нравится, слишком пышный. Но вот лицо – не могу вспомнить.

– И то верно… – Лайзо фыркнул. – А знаете, почему? Потому что в глаза он не смотрит и лицо прячет. То голову склонит, то спиной к свету встанет, то в руках что-нибудь блестящее вертеть начнёт. И часы у него из кармашка торчат – тоже от лица отвлекают. Есть ещё кое-какие трюки, но про них я помолчу, уж простите, вам про то знать не надо. Но коли уж Бьянки их знает, я за ним приглядывать буду. Хотите злитесь, хотите – нет.

Мне почему-то стало неприятно. Появилось ощущение, что Лайзо проводит надо мною некий опыт – сумею я разгадать секрет сама, нет ли? Вспомнилась книга о звериных повадках, которую мне в детстве читал отец. Там в одном из рассказов хитрая лиса натаскивала детёнышей, пуская их по следу уже раненного ею зайца. Маленькие смешные лисята путались в запахах и бродили по высокой траве, а «наставница» лениво вышагивала рядом, изредка направляя зверят на верный путь то лёгким укусом, то вот таким же фырканьем, как Лайзо только что.

– Нет, злиться я не буду, мистер Маноле, – преодолев неприязнь, сказала я и отвернулась к окну. Хотела добавить что-нибудь холодно и резко, чтоб осадить, но так и не нашла нужных слов.

Впрочем, моё молчание, кажется, подействовало на Лайзо должным образом.

Вопреки опасениям, знакомство Лиама с гувернёром прошло более чем спокойно. Мальчик, изрядно взволнованный перспективой разочаровать меня и Мадлен скромными успехами в учёбе, всем своим видом выказывал желание сию секунду усесться за стол и углубиться в дебри математики, истории, географии или даже этикета под руководством наставника. Этим он и понравился мистеру Бьянки, который после знакомства сказал, что Лиам – «чуткий и способный юноша».

Думаю, Лиам, узнав, что его назвали юношей, пришёл бы в восторг.

Занятия проводились в библиотеке. Мне очень хотелось присутствовать на них, хотя бы в первое время, но занятость в кофейне не оставила, увы, никаких шансов на исполнение даже такого маленького желания. Впрочем, мальчик был очень доволен и всякий раз поздно вечером, когда я возвращалась из «Старого гнезда», пробирался в мой кабинет и взахлёб рассказывал о чудесах света, исторических казусах или светских курьёзах, с которыми в тот день знакомил его мистер Бьянки. Управляющий Чемберс, Магда и Стефан также отзывались о гувернёре хорошо, и единственным, кто продолжал над ним украдкой посмеиваться, оставался Лайзо.

Пока я закрывала на это глаза.

Что же касается Юджинии, то освоилась она очень быстро. Руки у неё действительно были ловкие, Магда ничуть не преувеличивала, нахваливая племянницу. Стрижку мне освежили – и я сама себя едва узнала в зеркале. Юджиния предложила отпустить волосы подлиннее, до середины шеи, но зато взбить у корней, придавая объём, и подкрутить кончики. Смотрелось это премило, и леди Вайтберри даже попросила у меня имя «нового мастера».

Так как уборкой и прочей чёрной работой занимались младшие горничные под присмотром Магды, то у девочки оставалось свободное время, и я, последовав примеру дяди Рэйвена, постепенно стала вылепливать из неё «секретаря». Благо читать и писать Юджиния умела, а значит, могла помочь хотя бы в сортировке писем. С учётом объёмов корреспонденции, накопившейся за несколько месяцев, это было весьма кстати… И тем забавнее, что, хоть оба ребёнка постоянно крутились рядом со мною, встретились и познакомились они только неделю спустя.

– Леди Гинни, леди Гинни, мистер Бьянки мне сегодня рассказывал про историю северных народов, и представляете, они там поклонялись сразу ну невозможно скольким богам, и там был один, который ну прямо вылитый наш святой Кир Эйвонский, хитрющий-хитрющий только святой Кир мир не хочет погубить, а этот вроде как погубит, и он, представляете, родил коня о восьми лапах! – выпалил Лиам на одном дыхании, влетая в кабинет.

– С восемью ногами, – поправила я машинально, вчитываясь в письмо управляющего фабрикой. Что-то он явно недоговаривал, но вот что… Ладно, если просто утаивал часть прибыли, а если там что-то серьёзное случилось? – Да, насколько я помню, было в северном пантеоне одно божество с весьма своеобразным чувством юмора, которое… Лиам?

Мальчишка, ворвавшийся в кабинет в расстёгнутом жилете, с перекошенным воротником рубашки и взъерошенный, как мокрый воробей, вдруг застыл на месте – и начал поспешно оправлять костюм одной рукою, другой пытаясь пригладить шевелюру.

– Я, это… – пролепетал Лиам, уставившись в одну точку. Щёки у него вспыхнули румянцем, но каким-то странным, пятнистым. – Вы, это… Я пойду, да?

– Почему же, можешь остаться. Мы как раз заканчиваем с письмами. И я совсем не прочь послушать, что тебе сегодня рассказал мистер Бьянки.

– Ну, это… Того, да, – превзошёл самого себя в косноязычии Лиам.

Не знаю, сколько бы ещё я терялась в догадках, если б не повернула голову – и не увидела, как Юджиния точно так же переминается с ноги на ногу и краснеет, то открывая рот, то снова закрывая. Выглядело это смешно, глупо… и настолько трогательно, что даже у такой ледышки, как я, дрогнуло сердце.

– Лиам, – позвала я, и мальчик вздрогнул при звуке своего имени. – Ты ведь ещё не знаком с моей новой горничной и парикмахером? Её зовут Юджиния Смолл. – Опомнившись, она торопливо сделала книксен, резко дёрнув юбки в стороны. – Юджиния, это баронет Сайер… Лиам, – поправилась я с улыбкой, думая, что никогда Лиам не будет относиться к Юджи как служанке.

Во-первых, потому что сам он только недавно был простым приютским сорванцом, а во-вторых… Пусть я и не считала себя романтичной особой – впрочем, некоторые из последних моих поступков эту теорию с блеском опровергали, – но особенныйвзгляд распознавать умела.

Лиам смотрел именно так.

– А мне летом четырнадцать будет, – сказал он тихо, сглотнул и переступил с ноги на ногу. – И про восьмилапого коня – правда, а не веришь – у мистера Бьянки спроси, он подтвердит.

– Я верю про коня, – торжественно кивнула Юджиния. Щёки у неё цвели румянцем, тугие пружинки локонов торчали из-под чепца, ногти синели от чернил, а на манжетах красовались зелёные пятна от сургуча, но всё равно она была прекрасна. – Восемь лап – так восемь, почему нет.

И она пожала плечами – совершенно по-взрослому.

У меня вырвался вздох. В ближайшее время следовало озаботиться двумя вещами. Первое – поговорить с Лиамом о том, что принято называть «серьёзными отношениями», и о том, почему Юджиния находится в зависимом положении по отношению к нему, хотя он и младше. Второе – составить вместе с Магдой расписание дня для девочки так, чтобы она могла, кроме выполнения своей работы, ещё и посещать уроки Паоло Бьянки.

«Лапы» у коня, помилуйте Небеса!

Как ни странно, Юджиния мне немного напомнила миссис Хат – точнее, юную Рози Фолк с портрета почти сорокалетней давности, робкую девочку, с опаской выглядывающую из-за плеча леди Милдред. Одно потянуло за собой другое, и я сама не заметила, как вскоре задумалась о бабушкиных дневниках. Часть из них была утеряна во время пожара, но часть осталась нетронутой и хранилась здесь, в особняке. На то, чтобы отыскать записи, ушло несколько дней, но зато потом я обеспечила себя чтением на долгие вечера вперёд.

Леди Милдред вела дневники сумбурно – опишет день, пропустит два, потом неделю будет обходиться одной скупой строчкой в сутки, прервётся на полмесяца – и затем выплеснет на страницы долгую и красочную историю об очередном приключении. Кое-где буквы выцвели и не читались, кое-где текст размыла вода… Не могу сказать, что я с головой окуналась в повествование, забывая обо всём на свете, но отложить тетрадь в сторону каждый раз было трудно.

Кое-где попадались карандашные наброски, сделанные рукой Фредерика Эверсана. Это оказалось для меня сюрпризом – кто бы подумал, что мой дед, о котором ходила слава человека сурового и мрачного, увлекался рисованием! И не просто увлекался – определённо имел талант. Линии даже самых простых набросков были точны и легки, портреты – узнаваемы, а вроде бы схематичные пейзажи буквально оживали, стоило взглянуть на них под правильным углом. Чаще всего лорд Эверсан изображал мелкие детали – высокую причёску бхаратской невесты, браслет на руке у чернокожего жреца, набор для письма старика-никконца, которого невесть каким ветром занесло в провинциальный колонский городок…

Иногда под картинкой ровным почерком леди Милдред был выведен какой-нибудь пустяковый вопрос, обязательно на марсо: «Тот камень – розовый?», «Ты помнишь, за ней шёл слон?» или «Как назывался этот цветок?». За переводом приходилось обращаться к Лайзо; слава Небесам, гипси выполнял мои просьбы, не задавая лишних вопросов и не показывая удивления. Редко, очень редко Фредерик отвечал, тоже коротко и на марсо. Вскоре я даже выучила две повторяющиеся фразы – «Я люблю тебя» и… «Что тебе снилось?».

Да. Последние слова встречались даже слишком часто.

…Этот город на берегу залива совсем не похож на Бромли. Он маленький, грязный, пропахший рыбой до самых глухих подворотен. Люди здесь коричневые от солнца, глаза у них чёрные и равнодушные. Белокожие чужестранцы выделяются так же сильно, как жемчуг среди сажи, вот только жемчугом здесь никто не дорожит.

Но мне почему-то не страшно. Может, потому что я доверяю нашему проводнику, который обязан нам жизнью. Может, потому, что рядом со мною он.

– Что тебе снилось сегодня, Милли?

– Не помню… – Я запрокидываю голову к слепяще яркому небу. Солнце – дрожащая капля раскалённого металла, свод – растрескавшаяся от жара чаша блёклой бирюзы. – Кажется, белый храм в джунглях и какая-то гора… Я расскажу потом, если вспомню, а ты тогда зарисуешь. Хотелось бы увидеть это наяву.

– Обязательно увидим, – говорит он и смеётся. Он не так бережётся от палящих лучей, как я. У него нет шляпок с невообразимыми полями и светлых перчаток, а потому руки и лицо его побронзовели. Кажется, мне это нравится. – Мы увидим всё, что ты захочешь… Что такое, Милли? Заметила что-то интересное?

До рези в глазах я вглядываюсь в силуэты у причала. Против солнца видно плохо… Кто-то высокий и седой, в одном из невероятных здешних одеяний, составленных из многометровых полотнищ ткани – но без единого стежка, без булавки. Рядом с ним – чернокожая девушка в синем платье. Почти таком же, как у меня.

– Послушай… Вон там человек не похож на того странного торговца бусами?

Он щурится, но видит, кажется, ещё хуже меня.

– Не думаю. Он остался за океаном и за материком, в Колони. Ну же, Милли, моя бесценная леди, не пугайся! Подумаешь, всего лишь сумасшедший, который хотел…

Внезапно налетает порыв ветра – и опрокидывает навес над прилавком торговца рыбой. Последние слова тонут в грохоте, ругани на незнакомом языке – и в мерном грохоте океанского прибоя, ставшего вдруг невыносимо близким. Откуда-то взмывает наискось целая стая разноцветных крикливых птиц, проводник машет рукой, а я оборачиваюсь к причалу – и вдруг вижу необычайно чётко лицо седовласого мужчины. Губы беззвучно движутся, но мне хорошо известно, что он хочет сказать.

Продай мне свои сны, Виржиния.

– Эй, ты! – окликаю я. Я удивлена, очень… так, что даже забываю про страх. – Скажи, кто такая Виржиния?

На мой голос оборачиваются все – и Фред, и проводник, и прислуга, и торговец рыбой, и темнокожие детишки, играющие с ракушками в тени…

Лиц ни у кого нет. Только смазанные восково-бесцветные пятна.

…Давно я так не радовалась тому, что всего лишь проснулась.

Позже, когда волнение улеглось, а ко мне вернулась способность разумно мыслить, части головоломки начали складываться. Если посчитать сны достаточно веским доказательством…

От этой мысли стало почти физически больно, и я стиснула ладонями виски. Существовали вещи, которые выходили за рамки человеческого понимания, но признать их существование казалось равносильным тому, чтобы сдаться, отвергнуть свои принципы. А не признать – значит, продолжить обманывать себя.

…если же считать сны достаточно веским доказательством, то вырисовалась стройная гипотеза. Леди Милдред обладала особенностью, схожей с моей – назовём это так. И существовал некий… человек, который считал, что эту особенность можно отнять или купить. Он предложил леди Милдред сделку примерно во время путешествия Эверсанов по Колони. Потом бабушка видела того же человека в приморском городке на юге Бхарата.

А затем, спустя почти сорок лет, эта же странная парочка – седовласый джентльмен и чернокожая служанка – появилась в Бромли. И, похоже, каким-то образом сумела натравить на меня сумасшедшего парикмахера, мистера Халински… Вопрос – зачем?

Я проворочалась в постели до утра, так и не придумав ничего более-менее правдоподобного, и решила обратиться за помощью к Эллису. К счастью, на предложение о встрече детектив откликнулся быстро и охотно – ему и самому не терпелось кое о чём мне рассказать.

– Вы уже от кого-нибудь слышали, что Натаниэлл – гений? Нет? – заявил он сразу же, с порога. Было уже далеко за полночь, миссис Хат и Георг взяли кэб и отправились по домам, и только Мэдди ещё убиралась на кухне. – Так вот, я вам сообщаю. Он заметил то, что другие благополучно пропустили… Ну, и нам повезло, что то дело расследовал тоже Нэйт. У него великолепная память, когда дело касается работы. А ещё он ведёт дневник и записывает интересные случаи.

– И что же обнаружил доктор Брэдфорд? – поинтересовалась я, решив пока повременить со своим вопросом. У Эллиса глаза сверкали от азарта – грех переменять сразу тему, право.

– Похожее убийство. И какое убийство! – торжественно объявил детектив и, неожиданно для себя обнаружив на столе блюдо с пирогом, взял небольшую паузу. Я мелкими глотками пила кофе и чувствовала себя почти счастливой – радость Эллиса была на редкость заразительной. – Двенадцать ножевых ранений, но не разными типами клинка, как в случае с «музыкантом», а одним. Мы тогда предположили, что оружием являлся средних размеров базелярд с одной интересной особенностью… – Эллис задумался, помешивая кофе ложечкой на длинном черенке. – Не знаю, как вам объяснить, не ударившись в занудные термины. О, а можно я позаимствую крем с вашего пирожного?

Мне стало смешно.

– Да, пожалуйста, – кивнула я невозмутимо, и детектив быстро зачерпнул ложкой крем и плюхнул его на своё блюдце, к счастью, уже освободившееся.

– Вот, смотрите, предположим, это сечение клинка… Вы знаете, что такое сечение?

– Эллис!

– Ну, да, я же не с безголовой барышней разговариваю… Так вот, это сечение. – Он быстро сбил крем в относительно ровный вытянутый шестиугольник – две самые длинные грани были сантиметра по три. – Для базелярдов типична вот такая слабовыраженная «алмазная грань», как у мечей, но тот клинок был немного другим… – Эллис, нахмурившись, аккуратно провел ложкой дугу по центру одной из длинных граней и старательно заскрёб по тарелке, вычищая от крема обозначенную линией выемку-полумесяц. Потом детектив сделал то же самое со второй, параллельной гранью. – Вот видите? Обоюдоострое лезвие с двумя лунками. Мы в своё время решили, что орудие убийства не было «боевым» клинком. Скорее, его задумывали как украшение, может, дорогой подарок.

– Базелярд… – Я прикрыла глаза, вспоминая оружейную коллекцию отца и его долгие беседы с дядей Рэйвеном, невольным свидетелем которых становилась. – Это не женский клинок, определённо.

– Да уж, женщины предпочитают отравленные стилеты, – хмыкнул Эллис. – Или шляпные булавки. Убийство неверного любовника шляпной булавкой – уже почти классика, Виржиния! Ну, кроме выбора оружия, в пользу убийцы-мужчины говорило тогда многое – предполагаемый рост, сила удара, нашлись и свидетели… К несчастью, дело раскрыть не удалось. Кто-то хорошенько постарался, чтобы выкрасть улики – и даже тело, прямо из мертвецкой, представляете? Нэйт был страшно расстроен, просто страшно, он с этим покойником уже сроднился, можно сказать, и такой удар… Впрочем, ничего удивительного – убийство явно было внутренним делом «Детей красной земли», а они ребята серьёзные, как вы сами убедились в своё время.

Я поспешно поднесла чашку к губам, чтобы скрыть волнение.

Да, «Дети красной земли» мне были знакомы даже слишком хорошо. Как и их методы.

Вовлечь в организацию ребёнка, мальчишку, да ещё и не одного…

Эллис механически подбирал с блюдца остатки ванильного крема, облизывая ложку самым кончиком языка.

– Думаете, что и в этот раз замешаны «Дети»?

– Даже не знаю, Виржиния, – вздохнул детектив, отодвигая пустое блюдце. – С одной стороны, раны, нанесённые тем же оружием, с той же силой и преступником такого же роста – предположительно. С другой стороны, я пока не вижу связи между «детками» и учителем музыки, который подрабатывал воровством. Разве что он украл что-то, принадлежащее «деткам». Но беда в том, что мистер Эшли – это владелец дома, в котором была совершена последняя кража – к подпольной организации никакого отношения не имеет. Наоборот, он выражает всяческую поддержку Короне.

– Может, связь есть, но вы не знаете о ней? – предположила я.

– Может быть, – признал детектив. – «Детки» хорошо прячутся, да и покровители у них не из последних. Кронуса, нынешнего лидера, называют даже Пауком – за умение плести сети и ловить в них влиятельных людей… Но я также отрабатываю версию прямой связи учителя-вора с «детками». Эмигрант вполне мог состоять в подобной организации – особенно эмигрант, вхожий в богатые дома.

Я невольно примерила ситуацию на нашего гувернёра, мистера Бьянки. Действительно, репутация работала на него, его наниматели были людьми солидными – чем не идеальный шпион? А если учесть, что убитый «учитель музыки» занимался кражами, то это подтверждало его природную склонность к авантюрам и преступлениям. В том числе и против Короны, почему бы и нет?

– Кстати, как звали этого учителя?

– Убитого? Джорджио Бьянки, – ухмыльнулся Эллис. От удивления я едва не выронила чашку с кофе. – Не бойтесь, Виржиния, это просто совпадение. Мы с маркизом… Святые небеса, как это звучит-то! Словом, мы с маркизом проверили его. Каждый – по своей линии. Между вашим Бьянки и моим – лет шесть разницы, да и внешне они похожи не больше, чем любые два романца. Дело в том, что «Бьянки» – одна и самых распространённых фамилий в Романии. Вроде как «Смит» или «Джонс» у нас.

– Да, понимаю, – согласилась я и запоздало спохватилась: – Так дядя Рэйвен уже в городе?

– Мы связывались с ним по одному вопросу, заодно и Бьянки обсудили, – уклончиво ответил Эллис. – Не сердитесь, Виржиния, вам не идёт. Уверен, что маркиз скоро непременно заглянет к вам. У него дел по горло, знаете ли.

–Знаю, – вздохнула я, признаваясь самой себе, что всё же немного сержусь на дядю Рэйвена. Мог бы хотя бы записку прислать! Тем более если взял на себя труд проверить моего гувернёра. – Это всё, чем вы хотели поделиться, Эллис?

Детектив насупился, видя, что моё любопытство поугасло.

– В общем-то, да, если вы только не желаете услышать подробности обследования тела убитого… Ах, да, Виржиния, вы же тоже со мной хотели о чём-то поговорить? – спохватился он.

Признаться, к тому времени мой собственный вопрос уже вылетел из головы. К тому же обсуждать с Эллисом что-то настолько личное, будучи при этом на него обиженной, мне не хотелось. Однако я пересилила себя и спросила:

– Скажите, какие могут быть мотивы у преступника? Если он… – и кратко пересказала свои домыслы.

Эллис, надо отдать ему должное, не стал смеяться и развивать опасную тему вещих снов. Он задумался на некоторое время, поскрёбывая ложечкой по блюдцу, а потом осторожно подвёл итог размышлениям:

– Если не брать самые фантастические варианты, то наиболее вероятными мне кажутся два. Первый – месть. Леди Милдред в своё время или заполучила то, что ей не предназначалось, или отказалась это «что-то» отдать кому-то, кто в нём нуждался. И мститель, сперва лишив её мужа, сына и фамильного замка, теперь пытается истребить под корень весь род – в вашем лице, Виржиния. Затем он и подбил на преступление парикмахера. Только непонятно, зачем мучиться со столь сложной схемой, когда можно просто, скажем, выстрелить в упор из пистолета. Или не в упор. Второе… Вы обладаете тем же самым, чем обладала и леди Милдред. И подозреваемый хочет заполучить это для себя, и потому создаёт, гм, некие особые условия, в которых возможна передача. И каким-то образом пребывание в смертельно опасной ситуации подходит под определение этих самых «особых условий». Примерно так, – закончил он неловко. – Точнее можно будет сказать, если мы выясним, что именно и на каких условиях пытался забрать тот седовласый джентльмен со служанкой у вашей многоуважаемой бабушки. Кстати, вы не пытались разыскать её дневники с описанием путешествия по Колони?

– Уже, – кивнула я. – Одну тетрадь я прочитала ещё до сна. А две другие… Эллис, они испорчены. И не только они. Среди дневников несколько тонких-тонких тетрадей в жёстком переплёте, испорченных таким же образом.

– И каким же именно образом? – вздёрнул брови детектив. – Сейчас есть много способов восстановить записи, едва ли не из пепла…

– Я не знаю, каким. Заполнены там только первые страницы, причём исключительно пустяковыми описаниями природы… – я помедлила, не решаясь произнести это вслух, потому что не находила рационального объяснения – …а на остальных – проставлены даты вверху листа. И – всё.

– Невидимые чернила, – мгновенно откликнулся Эллис. – Это же проще простого. Можно использовать простейшие домашние средства, например, лимонный или луковый сок, молоко, слабый раствор уксуса… Есть и более сложные химические соединения, для проявления которых нужны особые реагенты.

Сердце у меня забилось чаще.

– И вы смогли бы определить, что это были за «чернила»? И сделать их видимыми?

– Конечно, – кивнул детектив и нахмурился. – Впрочем, со всякой химией лучше справляется Нэйт. Вот и подбросим ему задачку. Если, конечно, вы доверите уважаемому Доктору Мёртвых дневники своей бабушки.

Это немного охладило мой пыл. Одно дело – отдать записи Эллису, которому я доверяла целиком и полностью. И совсем другое – привлечь постороннего человека. Леди Милдред могла написать о чём-то, что касалось бы только нас с нею… Или, что более вероятно, только её и Фредерика.

– Мне надо подумать, – ответила я наконец, чувствуя себя неловко. Но Эллис всё правильно понял:

– Вот и подумайте. Мы можем даже расшить записную книжку и извлечь, например, только один лист, с которым Нэйт и будет работать, а остальное вы проявите дома самостоятельно, используя готовый реагент. Но не спешите с решением. Всё равно Нэйт сейчас занят по горло.

На сей многообещающей ноте мы распрощались – и не виделись следующие несколько дней. Эллис был занят опросом свидетелей, я же занималась обычной работой и, кроме того, готовила Лиама к выходу в свет. Мы сшили у портного «взрослый» костюм, от которого мальчик пришёл в восторг – ещё бы, вместо детского наряда получить одеяние настоящего джентльмена. Леди Клэймор оказала нам любезность, прислав трактат «О современном искусстве», и Лиам потихоньку начал изучать его под руководством мистера Бьянки. Сам гувернёр не питал иллюзий относительно способности своего ученика за два дня превратиться из маленького невежды в утончённого ценителя, однако улыбался и говорил:

– В любом случае, это будет полезно – юный баронет попрактикуется в чтении сложных слов.

Наверное, именно мягкая, импонирующая мне манера Бьянки комментировать даже самые спорные вопросы сыграла решающую роль, когда я думала, с кем отправиться на выставку. В итоге мы пошли вчетвером: Лиам, мистер Бьянки, Мадлен в качестве компаньонки и я.

День начался с забавного происшествия – у нас с Глэдис оказались похожие наряды. Длинные, немного старомодные, но прекрасно подходящие для не слишком претенциозного мероприятия юбки с цветочным орнаментом – к счастью, совершенно разным – и удлинённые жакеты. Разница была в том, что я предпочла, как обычно, свои любимые фисташково-кофейные тона, а Глэдис – бирюзу и золото. Впрочем, обе мы решили, что Эмбер наверняка оденется так ярко, что на наши костюмы никто и внимания не обратит.

Так и случилось – причём не только из-за её нарядов.

– …Мисс Купер? Ах, какое приятное знакомство! У вас чудесная шляпка. Перья колибри, кажется, были в моде три или четыре сезона назад? Никогда бы не подумала, что наряды в Колони настолько… консервативны.

Мы с Глэдис переглянулись – редко, редко можно было увидеть легкомысленно-веселую леди Вайтберри расточающей ядовитые комплименты. Уэсты тоже обеспокоенно замерли. В большом холле галереи оставалось не так много народа – спустя полчаса после открытия выставки большинство посетителей уже переместились в дальние залы. Нам же Джулия по старой дружбе обещала особенную программу и рассказ о маленьких тайнах реставрации некоторых картин, потому мы и задержались. Кроме того, Лоренс Уэст хотел лично встретить задержавшихся гостей, среди которых, помимо Эмбер, были Уилфилды и кое-кто из старой аристократии.

– Может, выйти к ней навстречу? – взволнованно предложила Глэдис, вертя в пальцах золочёный лорнет. – В последний раз, когда у леди Вайтберри был такой голос, это закончилось…

– Да-да, сломанной ногой миссис Флетчер, причём никто так и не понял, как шёлковый платок Эмбер оказался на той мраморной лестнице, – тихонько закончила я за неё. Глаза у Лиама восхищённо расширились – ещё не будучи представленным леди Вайтберри, он успел стать, похоже, её поклонником. – Нет, не стоит. Судя по голосам, они с этой мисс Купер уже расстались, и теперь Эмбер поднимается по ступеням. Давайте просто подождём.

– Вы ждите, а мы с Лоренсом пойдём и перехватим Уилфилдов, – рассудила спокойно Джулия. – В конце концов, это наша первая самостоятельная выставка, и мы не хотим, чтобы её омрачали переломы и падения. С вашего позволения, леди, – с достоинством кивнула она и, обменявшись взглядами с нервно улыбающимся супругом, направилась к выходу. Лоренс, разумеется, поспешил за ней.

И почти сразу же в холл вошла чета Вайтберри. Причём обычно спокойный и невозмутимый супруг Эмбер был похож на разбуженного посреди ночи спаниеля – тот же недоумевающий и обиженный взгляд. Умница Мэдди быстро сообразила, что сделать, и отвела Лиама с мистером Бьянки в сторону, якобы заинтересовавшись картиной на противоположной стене.

И вовремя.

Мы едва обменялись приветствиями, когда Эмбер, кипя от возмущения и будучи не в силах больше сдерживаться, заявила громким шёпотом, шлёпнув веером по ладони:

– Эта колонианка совершенно безнравственна! Она… – у леди Вайтберри даже дыхание перехватило от наплыва чувств. – Она флиртовала с моим мужем!

– Обычно флиртуют с тобой, – флегматично согласился барон и поправил очки на носу. – Когда нарушается естественный ход вещей – это отвратительно.

– И что же именно сделала мисс Купер? – поинтересовалась не на шутку заинтригованная Глэдис.

– Пожала ему руку, словно мужчина! – свистящим шёпотом откликнулась леди Вайтберри и распахнула веер, чтобы обмахнуться широким жестом. – А потом задержала её в своей руке на непозволительно долгий срок. И ещё смотрела ему в глаза! Моему мужу! И сделала ему комплимент!

– Мисс Купер всего лишь похвалила у меня дужки очков в виде обезьяньих лапок и пуговицы на жилете в виде обезьяньих голов, – вздохнул барон и опустил взгляд. – Между прочим, обычно их никто не замечает.

До сих пор молчаливо наблюдавший лорд Клэймор адресовал ему сочувственный взгляд:

– Как я вас понимаю! У меня был зонтик с ручкой в виде подковы. А все думали, что на неё просто кто-то сел и погнул.

– Ужасная трагедия. Люди никогда не оправдывают ожиданий, – кротко сказал барон.

И, кажется, он не шутил.

Тем временем в холл наконец вернулись Уэсты в сопровождении Уилфилдов – и гостьи из Колони. А я, хотя никогда прежде не видела эту мисс Купер, сразу поняла, что передо мною именно она, и никто другой.

Девица Купер была невысока, коротко острижена и одевалась возмутительно ярко. Сочетание пурпурного и оранжевого не подходило к её светлым волосам и блёклому лицу. Широкий крой и обильные складки полностью скрывали фигуру, но, судя по манере двигаться и по изяществу запястий, природа наградила мисс Купер хрупким сложением. Кукольные черты лица и прозрачно-зелёный оттенок глаз заставляли гостью из-за океана выглядеть моложе, чем на самом деле – едва ли не ровесницей Дагвортских Близнецов. Но внутреннее чутьё подсказывало мне, что ей не меньше двадцати пяти.

– Женщинам не идёт расчётливый взгляд, – послышался странно высокий голос. – Расчётливость часто делает их несчастными.

– Вы что-то сказали? – обернулась я растерянно, и мистер Бьянки, неизвестно когда успевший подойти, отвёл взгляд:

– Ничего, леди. Простите, пожалуйста, я задумался.

Мисс Купер же явно заинтересовалась нашей компанией и громко обратилась к Лоренсу. Из-за акцента я не поняла толком, что она сказала, но Уэстам это не понравилось. Джулия, солнечно улыбаясь и привлекая для поддержки грузную, одутловатую и недовольную происходящим леди Уилфилд, попыталась увести мисс Купер дальше, к залам, но колонианка звонко рассмеялась и, поудобнее перехватив расшитую бисером и пайетками сумочку, решительно направилась к нам. За мисс Купер кинулся и лорд Уилфилд, знакомый мне по карандашным наброскам Арлин.

Глэдис встала ближе к обожаемому Сеймуру и воинственно уставилась на колонианку в лорнет. Эмбер с независимым видом шагнула вперёд, заслоняя своими юбками супруга. Мадлен утянула Лиама к нам за спины и крепко схватила за плечи, удерживая на месте, а мистер Бьянки встал с нею рядом, по обыкновению потупившись.