Текст книги "Кофе с сюрпризом"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Так я внезапно оказалась одна – на острие атаки.

– Добрый день! – громко поздоровалась мисс Купер. Из-за колонского акцента казалось, что у неё во рту ореховые скорлупки, которые мешаются при разговоре. – Вы ведь та самая графиня Эверсан, да? – улыбнулась она и, шагнув ко мне, схватила за руку и крепко сжала. Длинные твёрдые ногти впились в кожу даже сквозь шёлковые перчатки. Я от неожиданности улыбнулась в ответ – по-валтеровски холодно – и тоже с силой стиснула пальцы. – Знаете, вы могли бы стать путеводной звездой для всех нас, так же, как и мисс Ширман! Вы ведь сочувствуете идеям свободы женщин?

– Я не сочувствую женщинам, которые боятся постоять за свою свободу, – ответила я невпопад, и это прозвучало злой насмешкой.

Но колонианку это не смутило.

– Меня зовут Грейс Купер. Мисс Купер, если кому-то интересно – я не замужем, – сообщила она и наклонила голову так, что я испугалась, не свалится ли маленькая шляпка-котелок. – А кто этот мальчик? – бесцеремонно поинтересовалась она, заметив Лиама. У него тут же появился тот же неприятно взрослый взгляд, как тогда, в приюте, в первую нашу встречу. – Случайно не ваш сын? Ах, нет, по возрасту не подходит. Простите за бестактность!

– Это мой воспитанник… дальний родственник, баронет Сайер, – ответила я и попыталась высвободить руку. Бесполезно – хватка у мисс Купер была крепкой. – Сэр, поприветствуйте мисс Купер.

Лиам не подвёл меня.

– Добрый день, мисс Купер. Очень польщён знакомством, – выпалил он, а поклон не отвесил разве что потому, что Мадлен всё ещё держалась за плечи.

– Прелестный ребёнок, – протяжно откликнулась мисс Купер и наконец разжала пальцы. Я подавила желание тут же снять перчатку и вытереть руку платком. – Прелестная компания…

Грейс Купер переводила взгляд с одного человека на другого, и когда она посмотрела на мистера Бьянки, зрачки у неё резко расширились. Мне померещился шёпот: «Снова романец», но за точность формулировки я бы не поручилась. Наконец подоспели и Уилфилды с Уэстами. Лоренс вспомнил об обязанностях джентльмена и начал представлять нас друг другу, как надлежит. Леди Уилфилд, несмотря на нелюбезный вид, оказалась весьма приятной собеседницей, Сеймур и Глэдис успешно увели разговор в области высокого искусства, и выходка мисс Купер вскоре была забыта…

…была бы забыта, точнее. Лично мне о ней ещё долго напоминали маленькие синяки-полумесяцы на руке – от чужих ногтей.

К слову, необычный интерес мисс Купер к Бьянки объяснился очень просто.

На обратной дороге, в автомобиле, я всё мучилась, размышляя, как бы поделикатнее задать гувернёру вопрос о предполагаемом знакомстве с колонианкой. В моём воображении звучало это или по-эллисовски нахально, или обвинительно-зловеще, как у маркиза. На помощь пришёл Лиам, сам того не подозревая – вот уж воистину устами младенца глаголет истина!

– Сэр, а почему у той леди на платье дохлая птица была прикручена?

– Вы, юноша, позор на мои седины, – меланхолично ответил Бьянки, на голове у которого не было ни одного белого волоса. – Мисс Купер – не леди ни по происхождению, ни по поведению. А к платью у неё приколота вовсе не «дохлая птица», как вы изящно выразились, а брошь – чучело колибри на серебряном овале. Полагаю, мисс Купер считает это красивым.

– О-о-о, – задумчиво протянул Лиам, шаркая ногами. После нескольких часов безупречного поведения он с удовольствием навёрстывал упущенное, пользуясь моим попустительством, терпением гувернёра и молчаливым одобрением Лайзо. – А если она в дождь попадёт, то не завоняет случайно дохлятиной? Ой!

Мальчишка потёр быстро краснеющий кончик носа, а мистер Бьянки вновь сложил руки на коленях, словно это не он только что щёлкнул ученика.

– Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть, юноша, это вас не красит, – посоветовал он спокойно. И добавил, улыбаясь в сторону: – Впрочем, мысль о дурном запахе посетила и меня.

– Мисс Купер как знала, – глубокомысленно изрёк Лиам. – Не зря она на вас так и смотрела, так и смотрела… Я думал, подбежит сейчас и в темечко клюнет! Ну, то есть, э-э… Мисс Купер на вас глядела пересолено.

– Пристально? – предположила я, не выдержав.

Лайзо уже, не скрываясь, улыбался.

– Ага, пристально! – обрадовался неожиданной помощи Лиам и затеребил гувернёра за рукав: – Почему так?

– Наверное, была знакома с кем-то из Романии, – пожал плечами мистер Бьянки. – Для иностранцев мы, к сожалению, все на одно лицо. А если ещё и фамилия окажется похожа, что не редкость… – он многозначительно умолк. – Достаточно сказать, что проступок одного ляжет пятном на репутацию у всех.

И тут меня как иглой кольнуло – а ведь он был прав.

Мистер Бьянки стоял на солидном расстоянии от мисс Купер. Одет он был скромно, причёской не выделялся, разглядеть издалека лицо колонианка бы толком не смогла. Значит, она отметила что-то яркое – бронзовую кожу, резкость черт? Словом, нечто, свойственное всем романцам, а не именно Бьянки.

Утвердившись в этом мнении, я успокоилась. К тому же дома меня ждал сюрприз – коротенькое письмецо от Абигейл Дагворт, в котором она сообщала, что на два месяца переезжает в Бромли, в свой особняк, чтобы «быть поближе к сыновьям». Насколько я поняла из скупых фраз, до герцогини дошли слухи о неподобающих приключениях Дагвортских Близнецов в неблагополучной компании сэра Фаулера. В конце письма Абигейл намекала, что не прочь была бы повидаться до отъезда, хотя бы и в моей кофейне.

Пришлось доставать расписание и искать свободное время и столик. К счастью, на следующей неделе в «Старое гнездо» собиралась заглянуть Глэдис. Подумав, я решила устроить внеочередное собрание нашего «клуба леди», как в шутку мы его называли, и пригласила ещё и Эмбер.

Встреча обещала быть интересной.

А до тех пор мне приходилось довольствоваться работой… И частыми беседами с Эллисом.

Детектив, истосковавшийся за несколько месяцев моего отсутствия по хорошему кофе, заглядывал в «Старое гнездо» через день. Появлялся он или поздно вечером, или уже после закрытия, стучась в двери чёрного хода. Чаще всего – без предупреждения, но иногда отправлял записку… Как сегодня, когда решил привести ко мне ещё одного гостя.

– Добрый вечер, доктор Брэдфорд, – улыбкой поприветствовала я щеголя, явно чувствовавшего себя не в своей тарелке, хотя посторонних в кофейне уже не было. Мэдди заранее накрыла на стол и теперь сидела рядом со мною, всем видом обещая молчаливую поддержку. – О, не смущайтесь, прошу, проходите, Эллис предупредил меня о ваших… стеснённых обстоятельствах.

– «Стеснённые обстоятельства»? Я бы не назвал так пожар в моём доме, – бледно улыбнулся доктор. Эллис тем временем на кухне шумно требовал у Георга «что-нибудь посущественнее этих ваших сладостей». – Сожалею, что побеспокоил вас, леди Виржиния, но мне действительно нужно было хотя бы на несколько часов уйти и дать поработать «гусям», а кладовые наши сейчас завалены, потому что источник возгорания находился рядом, около моей лаборатории и… – Брэдфорд запнулся, явно недовольный тем, что выдаёт служебные тайны, и закончил досадливо: – Словом, вряд ли я в ближайшее время буду снова брать работу на дом. И, право, мне неловко пользоваться вашим гостеприимством…

– Что вы, я ничуть не против, – заверила я его поспешно. – Тем более что мне тоже нужна помощь… В некотором роде. Эллис уже рассказывал о дневниках леди Милдред?

– Упоминал кое о чём, – осторожно подтвердил доктор Брэдфорд, усаживаясь за стол. Судя по голодному взгляду, обращённому против обыкновения не на женский пол, а на кофейник и на блюдо с пирогом, во рту у бедного доктора с утра и маковой росинки не было. Всё точь-в-точь, как написал Эллис. – Невидимые чернила? Немного не моя специализация, но я готов сделать всё, что смогу… Как только разберёмся с этим, простите за грубость, воистину убийственным делом.

– Действительно, так тяжело? – сочувственно поинтересовалась я.

Доктор Брэдфорд с тоской взглянул на пирог, но джентльменское воспитание победило:

– Вы спрашиваете из вежливости или?..

– Ба, старина, это же леди Виржиния, – рассмеялся Эллис ещё с порога комнаты. Детектив был одет легко, но на шее у него болтался подаренный клетчатый шарф. Заметив это, Мадлен вспыхнула и потупилась. – О какой простой вежливости может идти речь? Кстати, Виржиния, это, конечно, не застольная тема, но я всё больше проникаюсь симпатией к тому трупу. С ним что ни день, то новое развлечение! Вот сегодня, например, наш дом едва не сожгли… – Эллис плюхнулся на стул рядом с другом, бесцеремонно пододвинул к себе блюдо с пирогом и придирчиво выбрал самый большой кусок. – Мне это до боли напоминает другое расследование. Правда, тогда труп украли, а не попытались сжечь, но это мелочи, право… М-м-м, какой вкус! Это ведь рубленная говядина с перцем и с… с…

– С брокколи, – подсказала я тихо. Энтузиазма в глазах доктора Брэдфорда поубавилось.

– С брокколи! Чудесно! Просто восхитительно! А я-то думал, что там такое зелёное, навроде трупной слизи?.. Ах, да, о трупах. Домашнюю лабораторию Нэйта чуть не спалили, зато у нас теперь есть первые подозреваемые. – Эллис с видимым наслаждением расправился со своей порцией в три укуса и щедрым жестом подвинул блюдо с пирогом к Брэдфорду: – Угощайся, друг мой, ты многое теряешь. А в подозреваемых у нас – некто Освальд Ривс. Юноша приметный, и свидетели утверждают, что именно он крутился около нашего дома. Честь и хвала наблюдательным соседям!

– Честь и хвала, – согласился доктор Брэдфорд – и наконец рискнул отведать пирога.

Судя по блаженному взгляду, на одного собеседника у нас временно стало меньше.

– Вы уже допрашивали этого Ривса? – полюбопытствовала я.

Эллис печально вздохнул, потеребив шарф на шее.

– К сожалению, нет. Боюсь спугнуть его, но завтра попробую прощупать его сослуживцев и, может, кого-то из друзей. Фамилия кажется мне знакомой… Надо будет проверить, не всплывала ли она раньше в каком-нибудь деле по «деткам». К сожалению, большинство архивов засекречено. Стараниями вашего маркиза, к слову.

– Я думаю, что ради возможности переловить всех «Детей красной земли» дядя Рэйвен откроет любые секреты.

Эллис погрустнел:

– Вы недооцениваете вашего ненаглядного дядю Рэйвена, Виржиния. Как он держится за свои тайны!

Ненадолго воцарилось молчание. Потом Эллис, утоливший первый голод и подобревший, вспомнил о том, что давненько не навещал Лиама, и поинтересовался его судьбой. Я добросовестно рассказала и о новом гувернёре, и об уроках, и о первых успехах мальчика в высшем свете – Глэдис сочла юного баронета Сайера «премилым ребёнком», а такие слова из её уст дорогого стоили, особенно если учесть, как требовательно она относилась к собственным детям.

Эллис при этих словах довольно улыбнулся, гордясь бывшим воспитанником приюта.

Напоследок в качестве анекдота поведала я и о так заинтересовавшей Лиама броши из колибри. Заодно пришлось кратко обрисовать и одиозную фигуру мисс Купер. И если над «дохлой птичкой» детектив искренне посмеялся, то колонианка ему не понравилась.

– Странная дама, – задумчиво произнёс он. – Знаете, Виржиния, все эти «распущенные колонианки» – в основном достояние пьес. Если автору нужно вложить в женские уста возмутительные речи а-ля «ширманки», то он делает героиню колонианкой. Но на деле нравы в Колони едва ли не более суровы, чем в Аксонии.

Перед глазами встали обрывки бабушкиных дневников.

А ведь правда – судя по тем немногим записям, общество в Колони было весьма консервативным. Конечно, за сорок лет наверняка многое изменилось, но если рассуждать в целом – образ свободной от устоев колонианки действительно произрастал из аксонских пьес, а не из действительности. Мисс Купер же вела себя подобно ожившей героине комедии – ярко и броско, чуть ли не за гранью дозволенного.

– Вот бы разузнать о ней побольше, – мечтательно протянула я вслух.

Эллис сразу понял, о чём – или, вернее, о ком – идёт речь.

– Тут я не помощник, увы. Попробуйте попросить маркиза, наверняка вам он не откажет… Или вообще пригласите эту самую мисс Купер в кофейню и порасспрашивайте хорошенько, – подмигнул детектив мне. – Только потом обязательно расскажите о результатах. Люблю загадки!

На том мы и расстались.

Сперва подъехал кэб за Георгом и миссис Хат. Затем и уставшая Мадлен, извинившись передо мною взглядом, поднялась наверх, на второй этаж – только и щёлкнул замок на двери, отделяющей жилые комнаты от хозяйственных помещений «Старого гнезда». После этого мне находиться в компании Эллиса и доктора Брэдфорда было уже неудобно, да и время шло к часу ночи. Поэтому я оставила в распоряжении детектива запасной ключ от чёрного хода, ополовиненный кофейник и остатки пирога, показала, где выключается свет – и отправилась домой.

Лайзо дожидался меня в автомобиле, подрёмывая на водительском сидении… точнее, талантливо изображая сон.

– Военный совет окончен? – весело поинтересовался гипси, распахивая передо мною дверцу.

– Больше похоже не на военный совет, а на клуб сплетниц, – отшутилась я, усаживаясь в автомобиль. – Только вместо нарядов и помолвок в центре внимания – трупы и невидимые чернила.

– Невидимые чернила? – смешно выгнул брови Лайзо, но взгляд у него стал острым.

Меня охватили сомнения. С одной стороны, посвящать кого-то ещё в дела леди Милдред и рассказывать о странных снах не хотелось. С другой стороны, я сама уже не раз просила Лайзо переводить отдельные фразы. Да и ловец снов подарил именно он…

Почему-то ярко вспомнилось, точно это было вчера, наше знакомство. Поздний вечер, кофейня, Эллис-интриган, от души нахваливающий своего протеже – и мои собственные противоречивые впечатления. Впервые в жизни я тогда столкнулась с человеком, с первого взгляда вызывающим доверие и притягивающим непреодолимо – и оттого пугающим. После многое произошло. И глупый «приворот» – прощенное вопреки всем принципам маленькое предательство; и выстрел в подвалах сектанта-убийцы – Лайзо закрыл меня собою, рискуя жизнью; и катакомбы метро, где он нашёл меня первым после смерти Душителя…

Лайзо застыл где-то посередине между прислугой и посторонними, объектом восхищения – и опасения, и гораздо легче было довериться тому же доктору Брэдфорду, чем ему.

И всё-таки я доверилась.

– Мистер Маноле, помните ли вы, при каких обстоятельствах достался мне ловец снов… Нет, не так, конечно же, вы помните. Пожалуй, следует начать с того, как мы познакомились с Эллисом. – Я задумалась. – Или даже с пожара, который унёс жизни моих родителей… Нет, всё началось гораздо раньше. С лордом Фредериком Эверсаном моя бабушка, леди Милдред, единственная дочь графа Валтера, впервые повстречалась на балу…

Мне казалось, что сбивчивый рассказ должен занять по меньшей мере несколько часов. Но, верно, в последнее время я слишком много думала обо всём этом – и незаметно для себя привела мысли в порядок. Да и Лайзо, вольно или невольно, помогал свивать нить повествования, задавая правильные вопросы.

– И когда сны изменились, Виржиния?

Уже не в первый раз с начала разговора он опускал обращение «леди», называя меня только по имени, но я осознала это лишь сейчас.

– Когда мне самой захотелось в них вернуться. Я долго отмахивалась от них, принимая за случайные совпадения, за воспоминания… Но после снов о приюте больше не смогла просто закрывать глаза на всё необычное.

Лайзо аккуратно завёл машину на подъездную аллею и заглушил мотор.

– А если взять за точку отсчёта покушение? Как сны изменились после него?

– Вы имеете в виду Халински?

– Да.

– Сложно сказать. Пожалуй… – я задумалась. – Пожалуй, после этого случая они стали запоминаться. До того я очень долго забывала сны… Точнее, в памяти оставались какие-то бессвязные отрывки. Знаете, мистер Маноле, прежде я не смотрела на свои сны под таким углом. Вы задаете интересные вопросы и, кажется, знаете даже больше меня самой, – улыбнулась я, чувствуя неловкость.

Лайзо медленно провёл ладонями по рулю, точно в забытьи, продолжая смотреть в одну точку – где-то за стеклом, в чернильной летней темноте.

– Я-то вот как раз не знаю, леди. Догадываюсь только. А вот тот, кто на вас того парикмахера натравил – он точно знает, что делает. И, видать, не в первый раз это проворачивает. Только я вот о чём подумал… – Лайзо ненадолго замолчал, а когда продолжил, голос его звучал куда тише. – Я подумал, что за сорок лет-то любой живой человек состарится. И тот, седой, из сна вашего… Он не человек или не живой?

Тут-то у меня и потемнело в глазах – от избытка чувств.

Самое жуткое было в том, что Лайзо говорил абсолютно серьёзно, без тени иронии или неуверенности. Так обсуждают, к примеру, джентльмены в курительном клубе назначение нового министра, а дамы на званом ужине – новую шляпку герцогини Альбийской. Нечто достаточно необычное, чтоб выбиваться из рутины, но одновременно земное, близкое, понятное… без сомнений, существующее на самом деле.

– Не живой? – Онемевшие губы едва шевелились.

– Тут пока не посмотришь – не поймёшь, – ответил Лайзо обыденно. – Я б предположил, да вы опять злиться будете, Виржиния. Мол, глупости говорю, суевериями пробавляюсь, – улыбнулся он. А мне почему-то вспомнилось, что глаза у него ярко-зелёные, как дубовый лист на просвет, и таких я больше ни у кого никогда не видела. – Забудьте пока, что я вам наговорил. И правда, что ли, держитесь осторожнее, как маркиз велит. Как-никак, а он о вас заботится, хоть, вижу, вам и не всегда это по нраву.

– Вы защищаете дядю Рэйвена? – рассмеялась я от неожиданности. – Кажется, мир перевернулся.

– Покуда нет, – подмигнуло мне отражение Лайзо в стекле. – А там – кто знает, может, и перевернётся. Вы мне, леди, ту книжку с записями не покажете? Есть у меня одна мысль, да сперва взглянуть надо, проверить кой-чего.

– Записи в кабинете, – ответила я, не сразу поняв, что это прозвучало как приглашение.

Впрочем, почему бы и нет. Прислуга у меня не болтливая.

После ремонта лестницы в особняке стали молчаливыми. Теперь неурочный скрип не выдавал любителей поздних прогулок. Только старинные портреты Валтеров неодобрительно поглядывали со стен в галерее, пока мы шли к кабинету и открывали дверь. Записи леди Милдред хранились в большой шкатулке, в нижнем ящике стола. Книжка с пустыми страницами лежала поверх – её я просматривала последней.

Лайзо раскрыл записи сразу на середине, пролистнул несколько страниц, погладил корешок кончиками пальцев – и изрёк:

– Кажется мне, что нет здесь никаких чернил вовсе.

– Что вы имеете в виду? – спросила я, чувствуя себя простушкой, которую обхаживает на ярмарке хитрая гипси-гадалка. – Зачем тогда ставить даты, если не собираешься ничего записывать? А там везде даты проставлены, вверху страницы.

– А я и не говорил, что там не записано ничего, – ответил Лайзо, глядя на меня поверх книжки, и второй раз за вечер померещились мне зелёные отблески у него в глазах, хотя, конечно, разглядеть цвет в столь скудном освещении никто бы не смог. – Записано наверняка, да только не чернилами. Вы, леди, попробуйте как-нибудь перед сном раскрыть эту книжицу на какой-нибудь странице – и положить под подушку. Только день выбирайте такой, чтоб потом сразу отоспаться можно было. Вдруг что не так, – загадочно произнёс он.

Конечно, в ту ночь до экспериментов с записями так и не дошло. Я отнесла книжку в спальню, положила на полку… А потом и вовсе закрыла в ящике на ключ, от греха подальше. И не столько из-за того, что день завтра обещал быть напряженным и трудным, нет. Где-то глубоко внутри засел липкий, подленький страх, что Лайзо окажется прав. Ведь это бы означало, что у леди Милдред были такие секреты, принять которые я бы пока не отважилась.

А в довершение всех неприятностей в голове перед сном вертелись навязчиво давние слова Зельды:

«Младшенький-то мой с колдовством знается побольше меня…»

Сейчас я готова была поверить, что гадалка не шутила.

К счастью, повседневные заботы оставляли мало времени на досужие размышления.

Наплыв гостей в «Старом гнезде» чуть-чуть спал. После безумия последней недели даже такое небольшое облегчение подарило мне островок покоя – несколько шумных, но уютных вечеров. Тогда миссис Скаровски, встав на стул, громогласно зачитывала свои стихи; Луи ла Рон отпускал остроумные комментарии, вызывая наигранное негодование поэтессы; сын полковника Арча развлекал компанию, цитируя по памяти хроники битвы при Трюфо; жеманно улыбался, красуясь перед новой возлюбленной Эрвин Калле, на сей раз выкрасивший волосы в ярко-алый цвет; снисходительно наблюдали за весельем благородные дамы, ровесницы леди Милдред и её старинные подруги; а Мэдди, улыбаясь, сновала по залу с подносами, но нет-нет, да и поглядывала на часы в ожидании визита детектива.

К ночи я буквально падала с ног от усталости, но душою отдыхала.

Между тем погода устала притворяться доброй и ласковой матерью – и обернулась вздорной, жестокой мачехой. Дохнула на Бромли холодом, исхлестала улицы и крыши дождями, вспучила спокойный Эйвон паводком, а затем, точно смягчившись, стала по утрам заботливо кутать низины густым серым туманом. В день, когда должны были прийти в кофейню мои подруги, и вовсе разразилась страшная гроза, с ветром, громом и молниями. Восемь из десяти попросивших о столике отказались от визита, и лишь самые стойкие поклонники кофе отважились прогуляться по городу.

Но когда какое-то там ненастье останавливало настоящих леди?

Эмбер прибыла за четверть часа до назначенного срока вместе с Глэдис – слегка бледная, вздрагивающая из-за зловещего грохотания в небесах, но очень решительная. Следом подъехала и Абигейл со служанкой, которую сперва хотела оставить в автомобиле – и оставила бы, но Мадлен заступилась за бедную девочку и отвела её в комнатку за кухней.

– Природа сошла с ума! Нет, совершенно точно, сошла с ума! – громко заявила Абигейл, едва переступив порог. Её летнее пальто было цвета пыльной розы, блузка – цвета рассветного неба, и лишь немного более тёмным оттенком радовали глаз юбки, сверху объемные, а книзу зауженные. Розовые перчатки, розовый веер, шляпка того же тона, что и пальто, украшенная гроздьями искусственной малины – герцогиня Дагвортская была верна себе и своим цветам. – Холодно, точно в преисподней! Мне срочно необходим ваш кофе, дорогая Виржиния – тот сладкий, с шапкой из сливок и шоколадом.

– Мадлен сейчас принесёт, – улыбнулась я невольно. – Ах, Абигейл, я так рада вас видеть!

Эмбер, всегда с небрежением относившаяся к этикету, обняла старую подругу, Глэдис ограничилась словесным приветствием, но видно было, что рада она не меньше. Когда восторги первой встречи после долгой разлуки улеглись, и перед каждым оказалась чашечка кофе – «для леди» у Абигейл, имбирно-медовый у Глэдис и лимонный с перцем у Эмбер – мы, наконец, окунулись в любимую женскую стихию.

В сплетни и слухи.

– А вы слышали, как оскандалился недавно один литературный критик, мистер Эндрю Эвассен? – загадочно округляя глаза, сказала Глэдис. Эмбер, очевидно, знавшая кое-что, спрятала смешок за веером. – На званом ужине у одного фабриканта, который известен ненавистью к ширманкам, мистер Эвассен пообещал в запале разгромить стихи самых известных поэтесс Аксонии.

– А зачем? – шумно удивилась Абигейл и нахмурилась напоказ, но глаза у неё блестели – ей было весело. – Глупость какая!

– Мистер Эвассен считает, что стихосложение в частности и литература в целом – не для женских умов, – ответила Глэдис таким голосом, что сразу стало ясно, у кого на самом деле проблемы с рассудком – у критика или у поэтесс. – Итак, он собрал почти шестьсот листов со стихами, в том числе и несравненной Эмили Скаровски, а также мисс Хоуп Линкс и даже леди Элен Брайтстар, выкупил по расписке целый бочонок эля в пабе и закрылся со всем этим в кабинете на целую ночь. А утром он выбежал на площадь Трёх Фонтанов – с всклокоченными волосами, босой и в одних кальсонах, стал бегать кругами, разбрасывая листы с рукописями и выкрикивая хулу. И когда «гуси» приблизились к нему, чтобы успокоить его… или арестовать, не важно, мистер Эвассен закричал: «Я дельфин, я дельфин, море укроет меня!» – и прыгнул в фонтан.

Мы затаили дыхание.

– Фонтан цел? – спросила Эмбер за нас всех.

– У Крылатой Вестницы откололась пятка, – вздохнула Глэдис, покачивая в пальцах лорнет. – А мистер Эвассен жив и здоров, разумеется. Что сумасшедшему сделается?

От смеха у Абигейл разыгрался аппетит, и пришлось отправлять Мэдди за новой порцией пирожных. Пока мы их дожидались, то обсудили кое-какие последние новости под шум дождя и раскаты грома. Приятно было узнать, например, что выставка Джулии прошла более чем успешно и удостоилась самой высокой похвалы. Потом Абигейл по обыкновению начала бранить сэра Фаулера и сетовать на непослушание близнецов. Слушая её, леди Вайтберри хмурилась почему-то всё больше, но видно было, что думает она отнюдь не о дурном влиянии баронета на мальчишек… то есть уже на юношей. И вообще по сравнению с другими днями она необычно много молчала. В конце концов я не выдержала и, дождавшись подходящего момента, спросила, что случилось.

– Лорд Уилфилд пригласил моего супруга присоединиться к сигарному клубу, – призналась Эмбер неохотно.

– Но это ведь хорошо? – неуверенно спросила Абигейл, обмахиваясь веером. Розовые перья мягко колыхались при каждом движении. – Граф Уилфилд – человек влиятельный, репутация у него неплохая, несмотря на все эти слухи о внебрачных отпрысках. А уж сигарный клуб в Дубовых Палатах… Многие мечтают туда попасть! Я была бы не против, если бы мои мальчики там оказались. Ведь этому несносному баронету туда точно не проникнуть!

Я невольно улыбнулась – о чём бы ни зашла речь, Абигейл вернётся к сыновьям и к Фаулеру.

– Против клуба я не возражаю, женщин туда не допускают… – Эмбер неторопливо разложила веер, по одной пластинке, и так же тягуче-медленно сложила его. – Но для этого моему супругу придётся сперва навестить особняк Уилфилдов, чтобы обсудить кое-какие подробности и подписать соглашение. А там сейчас, между прочим, живёт и эта ужасная колонианка!

Веер шлёпнул по краю стола – чашка подпрыгнула на блюдце, а разговоры в кофейне притихли. Эмбер царственно улыбнулась и сделала вид, что это была неловкая случайность.

– Колонианка? – необычайно тихо переспросила герцогиня Дагвортская, и её бледное одутловатое лицо приобрело то выражение, которое принято называть опасным; вроде бы ничего особенного – лёгкий прищур, твёрдая линия плотно сжатых губ, наклон головы, а взгляд уже кажется неприятно цепким.

– Ах, да, вы ведь не знаете, дорогая Абигейл, – задумчиво протянула Глэдис, постукивая лорнетом по тыльной стороне руки. – Скажите, вам о чём-нибудь говорит имя Грэйс Купер?

К моему огромному удивлению, Абигейл нахмурилась, неопределённо махнула веером – и произнесла несмело:

– Я могу ошибаться, но, кажется, да. Мне в прошлом году преподнесли одну глупейшую книжицу, что-то вроде «Путешествие одинокой женщины по Аксонии», про опасности в дороге, достопримечательности и прочее. Всё такое пронизанное духом ширманства. Я бы это невнятное сочинение не запомнила, если бы не предисловие Кэролайн Смит.

– Профессор Бромлинского университета и математик? – выгнула Глэдис брови. – Та самая, первая женщина, которая получила учёную степень в Аксонии?

– Да, да! – взволнованно повторила Абигейл и продолжила уже более уверенно: – Автором точно была она, Грэйс Купер, колонианка. С ней что-то не так?

Мы переглянулись.

– Знаете, Абигейл, нам нужно кое-что вам рассказать… – деликатно начала Глэдис и кратко обрисовала происшествие в галерее.

Эмбер к концу повествования истерзала свой веер так, что с него начали отваливаться пёрышки. Я дождалась паузы и озвучила предположение Эллиса – не называя, впрочем, источник.

– Значит, колонианка. Да ещё ведёт себя, как героиня пьесы, – задумалась Абигейл, глядя на пирожное с орехами, вымоченными в сливочном ликёре. – Необычное сочетание! Я думаю, что у неё есть какая-то позорная тайна, которую она прячет за своими выходками! Ручаюсь за это.

Меня, признаться, безапелляционное утверждение герцогини Дагвортской привело в замешательство. Глэдис и Эмбер, судя по всему, тоже.

– А почему вы так решили? – осторожно осведомилась я.

– Ну как же! – вскинулась Абигейл. – Это же очевидно! Когда человек ведёт себя неподобающе ярко, значит, он что-то прячет или отвлекает внимание от чего-то. Например… например… Вот, незаконнорождённое дитя! – торжествующе оглядела нас она. – Наверняка за поддержкой ширманок эта мисс Купер прячет грехи юности!

– Возможно, – задумалась я. – Или она влюблена в неподобающего человека и прячет свои чувства за мнимой холодностью ширманок.

Эмбер небрежно повела веером и произнесла саркастически:

– Или она только изображает колонианку, а на самом деле шпионит на Алманию.

– Или она только изображает женщину, а на самом деле – переодетый мужчина и алманский шпион, – в тон ей ответила Глэдис, а я поёжилась, вспомнив синяки на руке от слишком крепкого пожатия. – Не стоит увлекаться изощрёнными интригами, наверняка всё гораздо проще. И, кстати, если мисс Купер действительно написала книгу, то разузнать биографию этой девицы ничего не стоит.

Мне в голову пришла сумасбродная идея – привлечь к делу маркиза. К тому же и Эллис советовал нечто подобное…

– Кажется, я знаю, кто может помочь нам. Правда, потребуется время, наверное, неделя или две, – добавила я, вспомнив, что дядя Рэйвен до сих пор не удосужился даже навестить меня.

– Неважно, сколько времени, – отмахнулась изрядно повеселевшая Эмбер. – Пока мы можем попробовать разузнать что-нибудь самостоятельно.

И воцарилось молчание. Абигейл выжидающе смотрела на меня, я – на Эмбер, Эмбер – на Глэдис, а Глэдис – на кофейник. Шумел дождь за окном, изредка тучи разрывали вспышки молний, и тогда оконные стёкла дрожали от грома. Посетители кофейни негромко переговаривались; тихо и хрипловато пела граммофонная пластинка; Мэдди, застыв в коридоре между кухней и залом, поглядывала то на парадные двери, то в сторону чёрного хода. Время тянулось томительно… И так продолжалось, пока Глэдис не улыбнулась вдруг торжествующе своим мыслям и не сказала:

– А я ведь знаю, где мы сможем незаметно проследить за мисс Купер. Самое забавное, что эту идею мне подсказала леди Уилфилд, сама, лично, ещё в галерее… Леди, как вы относитесь к скачкам – точнее, к прогулке после скачек в парке Дэйзи-Раунд, где под открытым небом каждое пятое воскресенье собираются лучшие уличные художники?

– Прекрасная идея, – ни секунды не медля, согласилась Эмбер. – Скачки ведь пройдут в эти выходные?.. О, святые небеса, я не успею заказать новую шляпку!