Текст книги "Всё моё сумасшествие"

Автор книги: Софья Савина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Итак, выписавшись с больничного, Она поехала в любимое управление. Почти все в нем было хорошо: приличная зарплата, милейшее руководство, чистый и удобный офис, вкусные бесплатные обеды. Но Ей, к сожалению, приходилось работать в одном кабинете с некой бабулей. Не помню, как ее звали, пускай будет Зоя. Так вот, Зое все время было жарко. Особенно летом, в офисе без кондиционера. А Ей в последнее время часто становилось холодно, поэтому битва за окно продолжалась весь рабочий день.Она не относилась к тем людям, кто будет молча терпеть. Со своим характером фурии, Она остервенело вскакивала со стула и бежала закрывать форточку, успевая по дороге сказать несчастной Зое пару ласковых слов, но исключительно на “Вы”. Бабуля оказалась тоже не промах, и с удовольствием вступала в словесную перепалку.

А я вот обычно терплю, если другие люди причиняют мне неудобства. Это наверное потому то я из себя ничего не представляю.

Спустя несколько дней работы Ей снова стало плохо. Опять заболело горло, холод охватил тело пуще прежнего, и все окна в доме напрочь позакрывались. Она возлежала на диване и была одета слишком тепло даже будь у нее температура сорок.

Я же носилась вокруг и жалела изо всех сил, а Она, слегка отвлекаясь от невыносимой болезни, пыталась найти симптомы простуды и у меня.

– Видишь, я совсем расхворалась. Не дай Бог заразишься, школу пропустишь, поэтому сегодня голову мыть не пойдешь.

Мои возмущения о том, что волосы уже грязные, не принесли успеха – Она была непреклонна. Немного отлежавшись, мы засели учить математику. Никому не известно, как я втайне ненавидела этот чертов предмет. Я тогда училась классе в пятом, однако дома приходилось решать задачи за девятый. И еще Она умудрялась сама придумывать разные уравнения, а я потом пыхтела над ними до посинения. Классу к седьмому я знала всю институтскую, высшую математику, а учебники по физике и алгебре снились мне в страшных снах.

Более того, в доме имелось еще одно орудие пыток – огроменный глубокий шкаф, высотой от пола до самого потолка, под завязку набитый книгами. В перерывах между алгеброй и физикой я занималась чтением различных книг, и обычно это было что-то наподобии трехтомников о Чингисхане или обветшавшей “Угрюм река”. Книженции явно не для девятилетних мозгов, особенно если учитывать что все мои родственники гениальны, а я пошла не в них, а в какого нибудь дауна пра-пра-пра-прадеда.

Обычно Она делала так: ежедневно, перед уходом на работу, для меня отсчитывались листы, необходимые для прочитывания на текущий день. Их объем в основном составлял сто-сто пятьдесят страниц. Я возвращалась со школы, садилась над книгами и рыдала, пытаясь понять политику Чингисхана во время трехсотлетнего ига. Обмануть Ее невозможно: казалось, Она знала эти книги наизусть. И на закуску, так сказать для полного удовольствия, вечером к нам припирался репетитор по английскому языку. Пару дней в неделю меня ожидало мучение в художественной школе, где преподаватель орал что я нарисовала кувшин цвета дерьма, но я, каким-то невероятным образом вместе со своими обосраными кувшинами занимала на всех конкурсах первое место.

На следующий день Она в очередной раз посетила поликлинику. Наследовой, видимо, надоело ее таскание на приемы, и врачом был назначен антибиотик Цефтриаксон, внутримышечно, на семь дней. Назначение оправдывалось словами:

– У вас наверное где-то бактериальная флора поселилась и размножается.

“Достойное” объяснение для врача.”

***

Судно причалило к длинному понтону. К тому моменту успело сильно похолодать. Все так же моросил противный мелкий дождик, а закат, выглядывая из-за туч, озарял розовыми лучами песок. Мы сошли на берег. От холода слегка потрясывало, а нос и пальцы казались обледенелыми отростками. До города оставалось пройти пешком около километра через лес, наполненный болотами. Я двинулась по тропинке, ведущей между деревьев, а коллеги плелись сзади, озираясь по сторонам. В лесу сумрак сковал пространство, и нам пришлось воспользоваться фонарями. По дороге каждый болтал о своем, Тимофей, по привычке, рассказывал о собаке:

– Я попросил соседа присмотреть за Греем. Кинолог в отпуске, уехал за границу, вот и пришлось довериться Максиму. Как бы он чего не натворил.

– Я бы на твоем месте больше беспокоилось за Максима.

Тимофей удивленно взглянул на Яну, требуя разъяснений.

– Ну, вдруг твоя собачка перепутает его с мешком корма.

Видеооператор неудовольственно цокнул и уставился в землю, пока остальные смеялись.

Справа показалось болото. Мы остановились у подножия обрыва и фонарями освещали трясину, разглядывая предметы, плавающие на поверхности.

От болота исходили испарения, и даже до нас долетал жар. Вся поверхность водоема была покрыта серо-зеленой зловонной трясиной. Берега сплошь усыпали мусорные мешки, они возлежали на песке словно отдыхающие у моря люди. Казалось, будто весь город скидывает сюда отходы своей жизнедеятельности.

Вдоволь налюбовавшись унылой картиной, мы двинулись дальше, и вскоре добрались к месту назначения. Город утопал в вечернем сумраке. Ни в одном из домов не горел свет, не было гуляющих людей, родителей с колясками, ни единого животного не наблюдалось на этих пустынных улицах, сколько бы мы не осматривали ландшафт из-под покрова леса. Город располагался в низине, окаймленной лесными оврагами. Я слышала что когда-то, на месте обветшавших пятиэтажек, располагалось огромное доисторическое озеро. Воображение сразу же перенесло меня на много миллионов лет назад. И вот я уже не Диана, а первобытная женщина, озирающая могучую водную гладь, а веселые лучики солнца отражаются от ее поверхности.

Предстоял спуск по тропе, ведущей вниз. Надо сказать, что горка оказалась достаточно крутая, и поскольку мы, в отличии от местных жителей, не привыкли к подобным спускам, дорога вниз заняла достаточно много времени.

Теперь, оказавшись на асфальте, дело оставалось за малым, и с помощью фонариков мы быстро нашли необходимый дом. Безмолвный город казался зловещим. Пробираясь по улочкам коллеги и я не проронили ни слова, а в мыслях маньяк-мучитель следовал за мной попятам. Оказавшись в уютном подъезде я испытала значительное облегчение. Мобильная связь в городе к сожалению отсутствовала, и я не могла позвонить женщине, пригласившей нас сюда, поэтому громкий стук в дверь нарушил безмолвие уходящего дня, заставив коллег вздрогнуть.

– Ох… Ну, добро пожаловать, – дверь отворила немного замешкавшаяся миловидная женщина.

Мы вошли в квартиру и сзади тут же закрылись несколько увесистых замков. Я успела заметить двух детей, девочек, выглядящих при нашем появлении крайне напуганными. Обустроившись на кухне, мы принялись разглядывать интерьер. Окна оказались плотно зашторенными. На столе расположились пять свечей в красивом подсвечнике, большая тарелка с выпечкой и несколько кружек остывающего чая. Сама кухня выглядела невероятно маленькой, а когда хозяйка присоединилась к нам, пространство сузилось еще больше.

Женщина молча задула свечи, а после бесшумно подошла к окну и открыла шторы.

– Смотрите, – прошептала она, приблизившись к стеклу, на котором тут же появился пар от ее дыхания. Мы с интересом присоединились к ней и уставились в окно. Вдалеке, за границей города, меж густой желтеющей листвы виднелись огоньки света.

Женщина, поняв что мы заметили их, тут же задернула шторы и принялась вновь зажигать свечи.

– Весь город прячется во тьме. И только в его доме горит свет.

– В доме маньяка?

– Да. Особняк на окраине. Каждый вечер я наблюдаю за тем, как там загорается свет. И стоит только электричеству погаснуть, как до нас доносятся крики.

Я сразу не заметила этот дом, пока стояла перед городом. Может быть, в то время там еще не горел свет, хотя было достаточно сумеречно.

– Наш город после войны потерял достаточно много жителей. Сейчас осталось примерно девяносто человек. Делать здесь особо нечего. Раз в неделю приезжает паром, доставляет продукты в единственный действующий магазин. Блага цивилизации отсутствуют: за водой приходится ежедневно ходить к озеру, и занятие это, я вам скажу рискованное: кто знает, может маньяк разыскивает очередную жертву именно на болотах. Благодаря ему в городе остается все меньше и меньше жителей.

– А как давно он здесь поселился?– Тимофей перебил рассказ женщины. Вера тем временем записывала на диктофон разговор.

– Это случилось несколько месяцев назад, и жизнь сразу изменилась. Люди начали пропадать в первую же неделю. Этот человек приехал молча, никто его не видел и не видит до сих пор. Ну, кроме тех счастливцев, кому выпала честь попасть внутрь особняка.

– Вы пробовали обращаться в полицию? – я задала вопрос.

– Естественно. Я отправляла письма, писала на официальный сайт правоохранительных органов, но никому нет дела до этого забытого города. Все слишком заняты последствиями войны. Но знали бы вы, чего мне стоило каждый раз отправлять письмо. Приходилось бросать мужа и детей, отправляться одной к берегу, через лес. Ведь только там можно поймать связь. В итоге, все мои попытки привели к тому, что телефон разрядился. Электричество в городе не работает. За исключением особняка…

На кухне появился муж хозяйки. Он скрестил руки на груди и уставился на нас. Женщина замолчала, и Тимофей решил продолжить беседу, обратившись к мужчине.

– Завтра днем мы собираемся сходить к особняку, осмотреться, так сказать. Вам надо будет показать дорогу.

– Если только из окна. Я в ту сторону ни ногой, – лицо мужа мгновенно приобрело холодное, жесткое выражение, – Мне еще детей поднимать.

Нам выделили для сна одну из комнат. Расположиться в ней вчетвером оказалось не так просто: кровать внутри стояла одна, и Вере с Яной пришлось выразить желание ночевать на полу, благо для этого нашлись матрасы. Перед сном я отодвинула шторы, и комнату озарил холодный ночной свет. Я долго лежала, разглядывая полную луну, и обдумывала план грядущего дня. Из приоткрытого окна дул прохладный свежий воздух. Его запаха мне не хватало долгие годы, проведенные на той стороне Волги. Уставшие глаза закрывались сами собой, мысли о работе медленно смешивались и носились в голове короткими, сумбурными отрывками. Сквозь сладкое предсонье, до меня донесся крик, эхом отражающийся от Жигулевских гор…

***

С утра мою команду ждал инструктаж от мужа хозяйки квартиры. Николай нарисовал подобие карты на небольшом клочке бумаги – по ней мы и должны ориентироваться.

Новому солнечному дню не удалось рассеять мои страхи. Ночной вопль поменял все мои планы и я решила лишь осмотреть для начала окрестности, но ни в коем случае не приближаться к дому. Коллеги поддержали меня: вчера все долго обдумывали новое задание и успели вдоволь наслушаться криков перед сном. Я решила что сегодня вечером окно будет заперто. А в уши лучше напихать туалетной бумаги, чтоб наверняка больше не слышать этого кошмара.

Оставив часть вещей в квартире, мы выдвинулись в путь. Дневной город выглядел уже не таким пугающим, и я успела заметить нескольких людей, снующих по дорогам. Кто-то тащил пакеты из местного магазина, другие надрывались, волоча бутыли с водой, а третьи, казалось, просто решили насладиться первым солнечным деньком за последние две недели. Однако каждый при виде нашей команды старался как можно быстрее свернуть куда-нибудь за угол и скрыться из виду. Не понимаю, почему людей так пугало наше появление. За группу издевателей нас точно сложно было принять: в конце концов, Тимофей пер огромную видеокамеру, а Вера обвешалась микрофонами с ног до головы.

Город действительно оказался очень небольшим, и к моему огорчению мы достаточно быстро покинули его пределы. Особняк находился на расстоянии около сотни метров от нас, скрытый за небольшим холмом. А на возвышении раскинулось чистое озеро – из него как раз набирали воду местные жители, и можно было представить с каким ужасом они каждый раз шли сюда, ведь очередной поход мог оказаться последним. Я запасливо взяла в поездку резиновые сапоги, и сейчас они пришлись как нельзя кстати. Яна торопливо сняла рюкзак и раздала всем непромокаемую обувь, и пока коллеги натягивали сапоги, я приметила место для слежки за домом. Озеро, как я говорила, как раз располагалось на возвышении, и хорошенько заросло камышами. Нам необходимо было забраться в густую растительность, дойти до окраины холма и наблюдать из укрытия за происходящим в доме. Коллеги мгновенно взялись за дело.

Спустя несколько минут мы шагали по краю озера. Всюду уныло квакали лягушки, а над головами роились стаи мух. Несмотря на осень, вода в озере оставалась теплой, и передвижение не причиняло особого дискомфорта. Миновав один из берегов, мы подобрались к высоким зарослям камышей. Я знала, что они заканчиваются в одном месте с обрывом, поэтом мне не оставалось ничего, кроме как ворваться в зеленые заросли и увести за собой коллег. Продвигаться через камыши оказалось сложной задачей. Ноги увязали в трясине, и я чуть пару раз не осталась без сапог. Стебли так и норовили ударить по лицу, и шум от нашего продвижения стоял такой, что казалось его слышали в самом начале города. Тимофей ныл всю дорогу: кустарники мешали нести камеру, но к счастью я достаточно быстро нашла окончание камышей и тут же дала знать об этом остальным. В конце холма камыши резко обрывались, а ровная поверхность озера сменялась крутым обрывом, ведущим прямиком к особняку. Вдоль склона стекали ручейки воды. Мы же надежно укрылись за длинными, крепкими растениями, скрывающими нас от нежелательных взглядов.

Остановившись у обрыва наша команда сквозь листву принялись оглядывать дом, перешептываясь. Вход обрамляли колонны в греческом стиле, огромные окна украшали расписные деревянные рамы, а в некоторых местах виднелись витражи. Особняк ограждал невысокий забор, и площадь участка поражала воображение своей величиной. Всюду тропинки были выложены плиткой, в центре сада располагался фонтан со скульптурой девушки, держащий в руках кувшин, а ближе к окраине раскинулась беседка, изысканно поросшая вьюном. У мучителя, однако работал профессиональный садовод. Разноцветные увядающие цветники украшали затейливыми фигурами сад, а живая изгородь оказалась подстрижена настолько ровно, что, наверное, это делали по линейке.

Ничто во внешнем облике дома не могло натолкнуть на мысль о том, что внутри проживает маньяк. А сад и подавно навевал картины о романтических прогулках меж роскошных цветов. Тимофей высунул камеру за пределы тросников и старательно снял окрестности дома, а Яна шептала на диктофон репортаж.

– Ну что ж… Дом мы внимательно осмотрели. Думаю, пора возвращаться обратно и в спокойной обстановке обсудить дальнейший план действий, – я сделала предложение коллегам и увидела в ответ одобрительные кивки головами.

– Диана, стой, – Вера заговорила, снимая с плеч рюкзак, – Я взяла с собой бинокль, может быть ты рассмотришь содержание комнат?

Девушка протянула мне прибор, и я немедля решила воспользоваться таким шансом. Правда, пришлось немного выдвинуться из камышей. Взамен этого мне открылся чудесный вид на фрески, что заменяли некоторые из окон. Но больше всего меня интересовало внутреннее содержание дома, поэтому я медленно двигала биноклем, осматривая одно окно за другим. Внутри я заметила красиво обставленные комнаты. С такого расстояния, даже с биноклем, трудно наслаждаться красотой интерьера, и в связи с этим я продолжала неторопливо переходить от одного окна к другому.

Следом пошел ряд фресок. Осматривая причудливые узоры, я совсем забыла сколько окон с фресками находиться в особняке. Мой взгляд надолго задержался на одной из картин, где разноцветные кусочки стекла изображали пруд с лебедями. Мне очень хотелось узнать, что же скрывают чудесные узоры, какие тайны хранят комнаты с фресками. Совсем задумавшись, я повернула к другому окну и тут же тело сковал ужас. Внутри я отчетливо увидела мужчину, разглядывающего меня в бинокль, ровно так же, как я это делала минуту назад, любуясь картинами. От испуга мой бинокль вылетел из рук и устремился вниз по склону, прямиком к особняку. Машинально я метнулась за ним, поскользнулась на липкой береговой жиже и полностью выкатилась из камышей на обрыв. В последний момент мне удалось ухватиться за растения, иначе мое тело кубарем скатилось бы к подножию холма. Тимофей молниеносно среагировал, и обхватив мою руку обеими ладонями, затащил со склона обратно в камыши. В голове тут же пронеслась мысль. “Теперь он точно видел нас”. Я представила как выглядела из окна дома, пока болталась на обрыве. Как выглядел Тимофей, выскочивший с профессиональной камерой из камышей и наспех поднявший меня. И если заметив через бинокль мужчину в окне я могла решить что он не увидел нас сквозь толщу растительности, то теперь-то в доме точно знают о прибытии моей команды.

Ворвавшись в озеро, я громко прокричала о своей находке коллегам и бросилась бежать. Я прекрасно понимала, что передвигаться по мощеным дорожкам, ведущим от особняка гораздо удобнее, нежели нестись через озеро по зарослям камышей. Надо было поторопиться, иначе нас встретят у подножия города.

По дороге я потеряла один сапог, но это нисколько не помешало скорости моего продвижения. Если в ту сторону мы шли, создавая значительный шум, то теперь звуки, с которыми коллеги неслись по воде можно сопоставить с ревом ракеты, взлетающей на Луну. Периодически раздавались оглушающие лес всплески воды: это кто-то из команды падал в озеро. Наконец я оказалась на окраине водоема. Дождавшись друзей, я бросилась вниз по тропинке, ведущей к городу. Спуск прошел практически мгновенно, и оказавшись внизу, мы обернулись, желая посмотреть на холм, скрывающий собой злополучный дом. Вот-вот из-за него должен появиться несущийся за нами маньяк. Но погони почему-то не наблюдалось.

***

“Я читала одну из рукописей предпринимателя, автора различных книг по физике, и просто хорошего человека, неоднократно дававшего интервью в местные газеты, в то время как дома разразился очередной скандал. Эта рукопись отличалась от предыдущих, написанных сухим языком с множеством скучных схем и непонятных обозначений. На этот раз Кладищева от чего-то прорвало и он решил написать фантастическую книгу про древнюю акулу – мегалодона. Данная тема казалась мне крайне интересной, я обожала доисторических тварей и с удовольствием пожирала страницы взглядом. Однако, в рукописи хватало и довольно странных сцен. Мне хорошо запомнились две из них. В самом начале несчастная акула, видимо от голодовки, слопала консервную банку, и поплатилась за обжорство напрочь забитой прямой кишкой. Но в жизни прибившейся к берегу, издыхающей доисторической твари появился луч света, спаситель, добрый и умелый человек (читай – Кладищев), который не побоялся помочь акуле, основательно поковырявшись рукой с целью извлечения банки сами знаете откуда. Вторая сцена смутила меня еще больше – когда акула была вылечена, и завела дружбу (после такого-то) с доблестным и умелым человеком, поглазеть на нее прилетела некая дама. Она добралась до места событий на вертолете, зачем-то решила спуститься с вертолета по веревке, запуталась, повисла вниз головой, и добрый, доблестный, умелый человек вдоволь насладился видом ее раскачивающейся на ветру груди, поскольку майка с дамы слетела. В книге я вычитала много интересных сказочных сцен. И как веселая маленькая девочка (читай – я) каталась на мегалодоне, как благодарная акула выловила доброму, умелому, доблестному человеку ракушки с дорогостоящим жемчугом, как она же спасла дельфина от других хищных тварей. В рукописи, огромное прожорливое чудовище, гигантское безжалостное плотоядное являлось олицетворением добра, любви и дружбы между человеком и животным.

– Ты что, не видишь, я все время болею, а мне работать надо! Зачем ты устроила дома сквозняк, открыла эту чертову дверь на балкон?! Мне иногда кажется, что ты специально ждешь, когда я сдохну! – Она отвлекла меня от чтения.

– Чего ты, зачем такие вещи говорить? – голос Ирины Григорьевны дрожал от наворачивающихся на глаза слез.

– Я лежала с туберкулезом полгода, чуть не подохла, меня все тогда бросили, включая вас! Вы уехали на турбазу, да… и веселились там, а Я!, я до рынка дойти не могла, лежала, исхудала на восемь килограммов!

Далее я услышала знакомые обвинения в адрес Ирины Григорьевны. Ирина Григорьевна – отвратительный, черствый (Она очень любила именно это слово) человек, который ненавидит Ее, и с нетерпением выжидает Ее смерти, чтобы порадоваться. Подобные скандалы происходили постоянно. Она кидалась оскорблениями, Ирина Григорьевна оправдывалась, и спустя пару часов все заканчивалось обоюдными рыданиями в разных комнатах. Хорошенько проревевшись, Она убегала на улицу, одинокая, беззащитная, выключив телефон. Я во время уходов начинала представлять что Ее убьют, Она попадет под машину, загрызут собаки – и так далее, насколько позволяла фантазия. Доводила себя до истерики мыслями и Ирина Григорьевна приходила меня успокаивать.

– Насколько же ты черствый человек, – казалось, из Ее уст вытекает яд, а не слова, – У тебя не сердце, а камень. Вот! – Она достала из кухонного ящика батон хлеба недельной давности и долбанула им по столу.

Теперь и мое настроение испорчено. Я слышу, как Она с грохотом открывает дверцы шкафа, собирается на улицу, хоть и болеет, подходит к двери, но.. останавливается. Ага, сегодня день укола, так что времени на прогулки нет.

Я покорно вошла в комнату, и задержавшись около стола принялась стягивать штаны с трусами. На тумбе ожидает набор юного медика – шприц, ампулы, спирт, стерильная вата и круглая острая пилочка, что открывает флаконы с лекарством. Она работает крайне профессионально – щелчок и ампула открыта, через секунду я слышу как набирается препарат в шприц, тут же моей кожи касается холодная ватка, ощутимый шлепок рукой (Она так делала, потому что считала – после удара укол покажется менее болезненным), и игла вонзается в место назначения.

Я терплю. Морщу лицо. Она делает укол очень медленно, по другому не получается: задница и так вся в шишках, новые допустить нельзя. Облегчение, укол окончен. Минут через сорок начнет кружиться голова – его не просто так делают на ночь. Ну а пока есть короткий промежуток времени, за который надо выпить гору таблеток, поужинать и подготовиться ко сну. Она медленно выкурит две сигареты в туалете – Ее допустимая доза за день, и немного поболтает со мной перед сном.

На кухне уже накрыто. Ирина Григорьевна, настоящая кухарка, готовит вкуснейшие блюда, и мы с Ней проходим на кухню. Сегодня в меню бефстроганов и картофельное пюре. Мясо, как я выражаюсь, без единой “салки” – отборнейшая говяжья мякоть, другое я не употребляю в пищу. Ирина Григорьевна застыла напротив, у соседнего стола, и внимательно разглядывает как мы принимаем пищу – с нами никогда не ест, и у нее почему-то всего один прием пищи в день, часов в двенадцать. В полдень она наливает себе в тарелку столько супа, что из нее разве что не хлещет на пол, садится и в полном одиночестве чавкает. Упаси боже кого-ни будь подойти к Ирине Григорьевне в этот момент – сожрет вместо первого.

– Чего какая квелая? – Она спрашивает у меня, даваясь едой. Ужин благодаря скандалу молчаливый и напряженный.

– Надоели уколы.

– Ты знаешь что их надо делать.

Да, я знаю. У меня системная красная волчанка и я проживу свою короткую жизнь мучаясь от болезни.

– А сегодня можно голову помыть? – на моем лице появилась нотка надежды.

– Конечно, нет! После метотрексата, о каком мытье головы может идти речь! Ты и так из-за него без иммунитета.

Ужин окончился тем, что Ей позвонил дядя Леша. Она быстро ускакала в комнату и до кухни донесся воркующий голосок.

– Привет, Лешенька! Как дела, пупсик?

Леша, на пупсика, конечно не похож. Скорее на Пузика, но мне он очень нравится. Всегда веселый и добродушный, берет меня в разные путешествия, катает на катере, играет в смешные игры, учит рыбачить. Я никогда не слышала как он орет. У Леши добрые голубые глаза, приятное выражение лица и большой мягкий живот. Как жаль, что он не мой папа.

– Я уезжаю, сейчас за мной заедет Лешка.

Она несется переодеваться, сметая все на своем пути. Подводит глаза карандашом, красит губы неизменной красной помадой, наряжается в красивую кофточку и вешает на шею кулон. Хватает с полки духи “Сальвадор Дали” в виде губок – пахнут отвратительно, но мне нравиться дизайн, и убегает, громко хлопнув дверью. Мы остаемся с Ириной Григорьевной вдвоем, и я с ужасом представляю что завтра придется идти в школу.

Меня ненавидят одноклассники. Они, тогда десятилетние, были в состоянии разглядеть и сообразить, что я хожу в школу с грязными, сальными волосами. Каждый мой приход на уроки с вымытой головой (а такое случалось раз в одну-полторы недели), встречался аплодисментами и относился к разряду праздничных дней, когда надо мной можно вдоволь поиздеваться.

Мне почти одиннадцать, у меня растет грудь, и в связи с этим, меня очень волнует тот факт, что если я и дальше продолжу ходить с немытой головой, меня никто и никогда не трахнет.

Более того, спустя несколько месяцев такого “тщательного” ухода за кожей головы, я начала страдать перхотью. Для того, чтобы от перхоти избавиться, надо мыть волосы специальным шампунем почаще. Но мне не разрешали этого делать! Как надо мной издевались одноклассники! Каждый считал своим долгом спросить у меня, почему я так редко мою голову, а если я ее мыла, интересовались, что же так сподвигло меня принять душ. Люди, с которыми я пыталась дружить, кричали “фу” при виде меня. Со мной было противно сидеть за одной партой, но у нас практиковалась принудительная посадка. А Она говорила не сидеть с теми, кто болеет. Я слушалась, и увидев за партой сопливую одноклассницу, оказывалась вынуждена при всех просить учителя пересадить меня за свободную парту, еще больше подрывая отношения с одноклассниками.

Я молчала. Не говорила никогда, кто виновник немытой головы и пересаживаний. Не подставляла Ее.”

***

– Иначе как вы поможете? – Елена стояла напротив нас в своей маленькой кухоньке. Мужа Елены дома в тот момент не было.

После вчерашнего, нам оказалось очень трудно решиться. Однако, мы долго стояли около холма и так и не увидели погони. “Возможно, страхи преувеличены” – подумала я, собравшись с мыслями, и заявила коллегам, что надо же действовать. В конце концов, мы не просто так приехали сюда.

Я никогда не относилась к тем людям, кто не доводит начатое до конца. Любое дело я старалась завершить, и этот раз не должен оказаться исключением. В итоге, полная решимости, я объявила что немедленно вновь подберемся к особняку, и если понадобится, войдем внутрь. Без материала я уезжать отказалась. Следующий паром прибудет завтра: у нас есть меньше суток на расследование. С другой стороны, меня терзали сомнения. Зачем мужчине в доме осматривать окрестности с помощью бинокля? Кого он хотел найти? Может быть он услышал шум на болоте, созданный моей командой и решил не выходя из дома узнать что происходит? Я остановилась на последнем варианте. Мы просто потревожили хозяина дома, и точка.

Второй раз мы направились к особняку. Посовещавшись, группа пришла к единому мнению: вновь забраться в камыши а дальше действовать по ситуации.

– Может, пора спуститься вниз? – спросил Тимофей, пока я прищуривалась из зарослей камыша.

Сегодня дом выглядел совсем пустынным. Тимофей приблизил картинку на камере и внимательно просмотрел все окна – и ни намека на жизнь внутри. Я оглянулась и вопросительно взглянула на Яну с Верой. В глазах коллег мелькнул испуг, но они кивнули в ответ и я приступила к поиску дороги вниз, так как не хотела тратить лишнее время на пересечение озера. Справа, на краю зарослей камыша виднелась узкая извилистая тропинка, заботливо укрытая кустарниками. Дорожка вела непосредственно к калитке, проходящей во двор, и огибала опасный склон. Команда принялась спускаться. Тимофей снимал, Яна описывала на микрофон наши действия, а я тщательно всматривалась в окна, пытаясь найти в них хотя бы малейший намек на маньяка-похитителя.

Дорога заняла совсем немного времени, и вот мы в нерешительности топчемся у калитки. Тимофей отснял дом с нового ракурса, и повесив камеру на плечо, заговорил:

– Звонить будем? – парень указал на звонок, приделанный к забору.

– Ты думаешь, стоит? – у меня едва получалось говорить от страха.

– Диан, успокойся. Ты вчера перенервничала, в итоге чуть не свалилась кубарем с обрыва, потеряла бинокль, сегодня перенервничаешь – и снова ошибешься. Я предлагаю всем, – оператор поглядел на девочек, – Взять себя в руки и вспомнить, что мы находимся на работе, а не в фильме ужасов, который вы себе придумали.

Слова Тимофея, его спокойствие приободрили меня, и я вспомнила, что решила довести дело до конца, а не бежать, поджав хвост.

– Диана сразу, когда мы узнали об этом месте спросила и ваше мнение, – Тимофей продолжал, – Вчера, по нашей глупости, иначе не скажешь, задание чуть не сорвалось. Сегодня повторения допустить нельзя, сегодня последний день. И сегодня Диана приняла решение – идти и делать, и решение ее абсолютно правильное.

– Хорошо. Попробуем позвонить, – согласилась я, но в душе остались некоторые сомнения: а действительно ли решение правильное?

Оператор протянул руку и аккуратно нажал на кнопку. До ушей донеслась приятная мелодия звонка, прервавшаяся через несколько секунд. Ответа не последовало. Тогда Тимофей еще раз поднес палец к звонку. Затем снова и снова. Но ответа все не было. Казалось, дом сегодня пустует без хозяина.

– И как мы теперь попадем внутрь? – Вера выглядела растерянной. Яна задумчиво глядела на особняк.

Тимофей, сделав шаг вперед, дотронулся до ручки, толкнул вперед и калитка бесшумно открылась, приглашая нас внутрь двора.

– А вот как! – парень торжествовал. Он не медля прижал камеру к лицу, шагнул внутрь и жестом пригласил остальных следовать за ним.

Мы оказались на территории двора, на одной из мощеных тропинок. Всюду наши ноги ласкали раскидистые кустарники и до сих пор благоухающие цветы.

Коллеги двигались впереди, я слегка отстала и озиралась по сторонам. Мы добрались до фонтана, миновали беседку и обошли дом с другой, теневой стороны. Здесь окна на первом этаже плотно закрывались шторами, а второй этаж оказался полностью отделан витражами, поэтому, даже если бы мы влезли на забор, а потом друг на друга, мы не смогли бы ничего разглядеть. С этой стороны так же отлично поработал садовник. Вдоль забора располагались скамейки для отдыха, садовые фигуры, а около одного из окон лежали инструменты: глабли, лопаты, лейка и пилы.