Текст книги "Восемь голубых дорожек"

Автор книги: Софья Могилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

СОВЕСТЬ ТОВАРИЩА

А в раздевалке, когда Антон сдернул с вешалки свое пальто и начал навертывать на шею шарф, к нему подошел Костя Великанов. Костя сперва поправил сбившиеся набок очки, потом спросил, как всегда, медлительно и чуть заикаясь:

– Т-тебе Голубева говорила?

Антон круто повернулся к нему спиной. Все в нем бушевало после сегодняшней истории с окном. А тут еще эта мелкота дурацкая, эти первоклашки! Прилипли – не отдерешь.

Нахлобучив шапку, с рюкзаком в руке, Антон молча направился к выходу. Но Костя не отставал. Он погнался за Антоном. У двери начал опять свое:

– Если Голубева тебе еще не говорила…

Тут Антон взорвался:

– Убирайся ты ко всем чертям! А то как дам!

И, хлопнув дверью, выскочил на крыльцо.

Костя так и остолбенел с разинутым ртом.

Антон же по привычке шагнул с крыльца в сторону Ленинградского проспекта. Но сам себя одернул: какой теперь бассейн? Нет, уже туда он не ходок! С двойкой?

Домой, домой… И больше никуда!

Он был рад, что на кухне его не встретила своим обычным ворчанием соседка Людмила Васильевна. Ему не хотелось никого видеть. Вот если бы рассказать все это маме или папе…

Но папа не выздоровел окончательно, и мама все еще была возле него в Барнауле. Посылала телеграммы, писала письма. Обещала, что скоро они с папой вернутся в Москву. Скорей бы только… Эх, плохо жить одному!

С яростью щелкнув ключом, Антон вошел в свою комнату. Ластясь и мурлыча, ступая мягко, словно на цыпочках, следом за ним пробрался кот Котикс. Антон плотно прикрыл дверь. Пусть хоть Котикс побудет в комнате, а то ведь словечком перемолвиться не с кем.

В комнате был, прямо сказать, беспорядок. Появись здесь мама или папа, не погладили бы они Антона по головке. А если бы сюда заглянула соседка… Ого! Тут разговоров не оберешься лет сто!

И Котикс глядел на Антона с укоризной.

С дружелюбной, правда, укоризной, но все-таки…

"Ну и пусть! – хмуро подумал Антон. – Не до уборки сейчас. Плевать, что и постель не прибрана, что ворох грязной посуды, а пол не метен, может, с самого маминого отъезда. На все теперь плевать!"

Кот чуть прищурил плутоватые глаза, фыркнул: "А меня и подавно это не касается. По полу я все равно расхаживать не собираюсь".

Антон сбросил с себя пальто. Даже не повесил, а швырнул на стул. Сам уселся на диван и пригорюнился: плохи твои дела, Антон Черных! Очень, очень плохи у тебя дела.

Котикс вспрыгнул Антону на колени и потерся об его руку. Заглянул в лицо: "Что приуныл, парень?"

"Есть от чего, – подумал, как бы отвечая Котиксу, Антон и почесал ему за ухом. – У тебя случись такое, и ты бы повесил нос".

Котикс зажмурился и даже перестал мурлыкать. Значит, понял, каково у Антона на душе.

Ну ладно, ну, получи он двойку за дело. А то ведь ни за что ни про что. А главное, Сережка Ястребцев… Трус он, вот и все! Знает ведь, что с двойкой лопнуло у его товарища соревнование!… И все-таки, дрянь, промолчал!

Антон изо всех сил хватил кулаком по дивану. Котикс вздрогнул и посмотрел опасливо.

А сегодняшний день у Антона начался как обычно. Пожалуй, даже лучше обычного.

Он сварил себе на завтрак отличную манную кашу. Удивительную кашу! Вот мама говорила, что кашу надо обязательно варить на молоке, а есть ее надо с маслом. А он сварил на простой воде и только сахару туда насыпал.

И вышла каша первый сорт. Даже вроде бы с маслом и с молоком на вкус. А у него давно нет ни того, ни другого – с тех пор как деньги подошли к концу, он стал их осторожно тратить.

И вот утром, съев перед школой глубокую тарелку превосходнейшей каши, Антон решил, что масло и молоко вообще для каш не обязательны. Умеючи надо варить – вот в чем собака зарыта!

Когда из Барнаула приедут мама и папа, он им покажет, как люди умеют хозяйничать. Сварит кашу вроде сегодняшней, тогда они увидят, какой он молодец!

В такое хорошее утро разве могло прийти в голову, что черт знает из-за чего он сегодня схватит двойку? Этот мяч, обыкновенный теннисный, довольно потертый, Антон сунул себе в портфель перед тем, как бежать в школу. Зачем? Просто мяч попался на глаза, взял его и сунул!

А на большой перемене, когда он и Сережка Ястребцев остались дежурными в классе и взялись за уборку, Сережка вдруг увидел этот мяч.

Схватил его:

"Дай, а?"

"Бери, – сказал Антон, – не жалко!"

Сережка обрадовался – вся серьезность с него сразу слетела. Забыл про уборку и давай баловаться мячом, подбрасывать его до потолка.

"Думаешь, таким отсюда можно в тот скворечник садануть?" – спросил он у Антона, кивнув на дерево за окном.

Антон, протиравший в это время мокрой тряпкой доску, посмотрел туда, куда показывал Ястребцев. Чуть пожав плечом, ответил:

"Смотря как кинуть. Я попаду, ты – вряд ли".

Сережка посмотрел на Антона.

Подкидывая мяч одной рукой, ловя другой, он кислым голосом спросил:

"Почему это я не попаду?"

Был Сережка маленького роста, щупленький и всегда с аккуратным пробором. И брови у него были волосок к волоску, какие-то уж очень аккуратно приглаженные. Учился он, правда, здорово, на сплошные пятерки.

"А потому что меткости не хватит".

"А у тебя хватит?"

"А у меня хватит".

"Хвастун ты!"

"Не хвастун, а сумею, если надо будет залепить мячом в скворечник".

"Вот захочу и я попаду! Смогу. Не хуже тебя!"

"Брось дурить, давай помогай прибираться…"

Но Сережка не унимался. Был он и упрям и самолюбив. Как это: он, Сергей Ястребцев, первый ученик в классе, да не сможет?

"Сейчас увидишь, – сказал он, влезая на парту. – Как кину через форточку, сразу – бац в скворечник".

Антон прикрикнул:

"Говорят тебе – кончай петрушку! Стекло можно расколотить. Не понимаешь, что ли?"

"Смотри", – сказал Ястребцев и нацелился мячом на открытую форточку.

"Брось, говорю! Скоро звонок".

Но Ястребцев уже ничего слушать не хотел. Он размахнулся, кинул мяч…

Раздался пронзительный треск, и осколки, звеня, посыпались по всему классу.

Да не одно стекло, а оба разлетелись вдребезги. Мяч пробил окно насквозь и упал где-то далеко, может быть, даже за пределами школьного двора.

В класс ворвался уличный холод, а Сережка Ястребцев стал белее бумаги. Антон, хоть и не был виноват, тоже испугался.

"Я же говорил…" – начал он.

"Ты говорил, что не смогу…"– побелевшими губами прошептал Ястребцев. Глаза у него были испуганными. Видно, что здорово струсил. И он тотчас шепотом стал умолять Антона, чтобы тот его не выдавал.

"Дурак! – крикнул Антон. Потом, помолчав, со злостью добавил: – Уж ладно, не скажу".

Тут большая перемена окончилась, и в класс ватагой ворвались ребята.

Кто– то воскликнул:

"Ух, проветрено как…"

"С ума сошли – холодище напустили!"

Но заметив разбитое окно, ребята притихли.

"Вот это да! – раздался чей-то голос. – Кто же постарался?"

"Кто разбил окно?" – входя вслед за учениками, спросила Евгения Львовна, классный руководитель пятого "Б".

Ребята молчали. Но взгляды всех устремились на обоих дежурных – Ястребцева и Черных. И те оба тоже молчали, хотя по их лицам нетрудно было догадаться, что к этому делу причастны они оба.

"Так кто из вас разбил окно?" – повторила вопрос Евгения Львовна.

Антон Черных повел плечами и сказал, что он не разбивал. То же самое заявил и Сережа Ястребцев. И сколько она их ни спрашивала, они оба уклонялись от ответа. Каждый из них твердил, что не виноват.

"Но ведь само оно разбиться не могло?" – возмутилась наконец Евгения Львовна.

Пришел директор школы Степан Степанович. Он посмотрел на окно, на осколки стекла, оглядел ребят и велел на сегодня распустить класс: заниматься в таком холоде было невозможно. Антона же Черных и Сергея Ястребцева он позвал к себе в кабинет. Там долго, строго с ними говорил, требовал признания. Но оба они уперлись. Ни слова от них он не мог добиться.

"Раз так, – встав из-за стола, сказал директор,– придется вам обоим записать по двойке за поведение. Не за разбитое стекло! Со всяким может быть оплошность… А получаете вы двойки потому, что не хотите сказать правду. А человек должен иметь мужество честно признаться, если что-нибудь сделал худое. Понятно вам это?"

"Понятно",– тихо произнес Антон. Он незаметно покосился на Сережку, стараясь в то же время не опускать глаз под колючим взглядом директора.

"Видно же, по твоему лицу видно! – Степан Степанович сказал это только Антону. – Стекло – твоих рук дело. А Ястребцев решил тебя выгородить. Ведь так?"

Как хотелось Антону крикнуть: "Нет, не так! Все наоборот!" Но еще больше ему хотелось, чтобы эти слова сказал не он, а Сережка. Ведь они сидят на одной парте чуть ли не с первого класса.

Но Ястребцев, вспыхнув, лишь потупился и молчал.

Молчал и Антон. Ему все казалось, что директор должен увидеть, не может не увидеть, кто врет из них двоих – он или Ястребцев.

А директор вместо этого сказал, обращаясь к Сережке:

"Дружба – великая штука. Я понимаю, когда ради товарища человек идет на подвиг, на смерть во имя настоящей цели. А вот такое ложное рыцарство, когда якобы ради дружбы покрывается плохой поступок… По-моему, это… – Степан Степанович пожал плечами. – Этим приносится друг другу вред, и только вред!… И плохо, если совесть товарища позволяет принять от друга такое ненужное и, я бы сказал, фальшивое рыцарство… Ну идите! Впустую с вами говорить сейчас. Поразмыслите об этом дома!"

До последней минуты Антон надеялся, что Сергей (ведь столько лет они сидят на одной парте!), что Сергей скажет: "Степан Степанович, окно разбил я. Черных не виноват, он здесь ни при чем", – и объяснит, как было дело.

Но нет, Сережка не признался. Оказался и товарищем никчемным и бессовестным трусом. А еще пионер! А еще учится на одни пятерки!…

Эх, Сергей, Сергей, где она – твоя совесть товарища?

Наступили ранние осенние сумерки. Два тополька ("их прошлой осенью Антон посадил под самыми окнами) дрожали на ветру всеми своими тонкими голыми веточками. Их точно знобило от холода.

Антон вздохнул и с горечью подумал: вот как бывает – все сразу рушится в жизни, все летит вверх тормашками. Ну как теперь быть? Двойка за поведение. К соревнованию в бассейне не допустят. С Сережкой на одной парте сидеть даже противно. Денег нет. Совсем нет. А главное, папа и мама не едут. Не едут почему-то. Почему? И писем не было давно. Что там у них?

Тоскливо так без них. Как хочется, чтобы они оба были здесь, рядом; чтобы можно было им рассказать о сегодняшнем; чтобы они могли посоветовать, как поступить, что делать…

Свернувшись калачиком на коленях Антона, кот прикрылся лапой и сладко мурлыкал: у него-то на сердце, не в пример Антону, было сейчас спокойно.

А за окном, легонько постукивая в стекло, билась и билась голая, без листьев, тополевая веточка.

Холодно, темно в комнате. Уже несколько дней ленится Антон, не топит печь. А сейчас и электричества не хотелось зажигать.

Плохо, ох как плохо, когда рядом нет друга, с которым можно было бы поговорить по душам!

ТУСЯ У СЕБЯ ДОМА

И в четверг Антона тоже не было в бассейне.

Маринка, хотя очень была на Антона обижена, все же поискала его глазами и в воде, и у воды, и на трибуне. Нигде не увидела. "Неужели из-за стекла он не пришел на тренировку? Ну и ладно! Ну и пусть! Очень мне нужен!" – думала Маринка, а все-таки продолжала выискивать его взглядом.

Сейчас вся их семерка находилась на трибуне. Это вошло у них в привычку: после занятий с Зоей Ивановной они рассаживались в первом ряду, поближе к воде. Смотрели на пловцов, что-нибудь жевали и разговаривали о разном, о своем.

Туся, набив рот конфетками, трещала без умолку. По обыкновению, хвалилась. Хвалилась как ни в чем не бывало.,

Но, по правде говоря, после той истории, когда ее чуть не выставили из бассейна, ей очень-очень не хотелось идти сегодня на занятия. Она даже думала, не сказать ли бабушке, что вообще не желает больше плавать.

Но во дворе и в школе ей так завидовали, о ней так много говорили! Она сама слышала, собственными ушами:

"А ты знаешь, Туся Захарченко ходит плавать".

"Неужели? Даже теперь? Зимой?"

"Конечно. Ведь там закрытый бассейн".

"Мне тоже хочется".

"Нельзя. Туся говорит, что попасть туда невозможно!"

"А Туся попала?"

"Попала. Она-то попала".

"Счастливая Туся!"

"Конечно, счастливица!"

А сколько приятных ей слов произносили папины, мамины и бабушкины знакомые. Они удивлялись:

"Плавает в спортивной школе? Какая молодец! Она у вас обязательно будет знаменитостью".

И Туся твердо решила стать не меньше чем мировым рекордсменом. И чтобы имя ее было напечатано во всех газетах. И чтобы, разумеется, всюду было ее фото!

Вот тогда они будут знать! Вот тогда никто из них не посмеет поднять руку, если она, Туся, собирается плыть первой!

А "они" – это были ее товарищи из плавательной группы: Маринка, Ашот, Костя и все остальные.

Нет, Туся не могла расстаться с бассейном! И, пересилив себя, она все-таки явилась на занятия. А теперь она сидела вместе со всеми, румяная и хорошенькая. И снова на ее щеках сияли ямочки. И трудно было представить себе, что это та самая зареванная, жалкая Туся, за которую они – ее товарищи – так просили Зою Ивановну.

Сегодня Туся объявила, что скоро у нее день рождения. На ее слова никто особого внимания не обратил. Подумаешь – день рождения! Ничего в этом нет особенного. У каждого бывает.

Только Костя вспомнил:

– А у меня был летом…

– Летом плохо, когда день рождения, – сказала Туся. – Летом все на даче. Даже справить как следует нельзя. И подарков бывает мало.

– А вот и нет! – воскликнула Маринка. – А вот у меня было очень хорошо. Бабушка испекла крендель с изюмом. Вот такущий! И еще было клубничное варенье – ешь сколько хочешь! И ребята ко мне пришли. И вообще было весело.

– Меня ты почему не позвала? – спросил Костя. – Я люблю ходить в гости на день рождения.

– Так ведь ты был в другом месте. Ты уезжал в деревню…

– Это правда, – согласился Костя. – Уезжал.

– Ну потому и не позвала.

А Туся помолчала, немного подумала и, тряхнув чуть влажными после бассейна волосами, вдруг объявила:

– Возможно, я вас всех приглашу к себе на день рождения. Очень возможно!

– Пригласи! – обрадовался Ашот.– Мы тебе подарки принесем. Правда, ребята?

– А как же! – сказал один из братьев-близнецов, которого ребята теперь звали не Шурик, а Шур.

– Обязательно, – добавил и второй, уже не Юрик, а Юр.

– Тогда ладно, – подобрев, решила Туся. – Тогда я вас всех уже приглашаю. Прямо из бассейна вместе пойдемте ко мне. Хотите так?

– Ты сперва спроси маму и папу, – посоветовала Галя. – И бабушку спроси. Может, они тебе не позволят.

– Еще спрашивать! Па-адумаешь! – Туся презрительно вздернула подбородок. – Как захочу, так и будет!

– У вас разве так? – удивился Костя. Туся, чуть прищурив глаза, улыбалась:

– Да, у нас так!

Тут Маринка, захлопав в ладоши, воскликнула:

– Я придумала для Туси подарок. Очень хороший! Послушайте! Ашот, Костя, Галя!

И она принялась каждому по очереди шептать на ухо о придуманном подарке.

Туся отвернулась и смотрела в другую сторону, словно это вовсе ее не касается. Но как же хотелось ей в тот момент узнать, о чем перешептываются ребята!

…По пути домой, прижимаясь холодной щекой к бабушкиному пальто, Туся ласково замурлыкала:

– Бабуля, у меня к тебе просьба. Ну просто такая огромная! Только обещай, что исполнишь.

Анна Мартыновна вопросительно поглядела на внучку.

– Мне хотелось бы на день рождения позвать ребят из бассейна. Можно?

Анна Мартыновна, что-то прикинув в уме, озабоченно спросила:

– А сколько вас всех будет?

– Если со мной, тогда нас семеро.

Опять о чем-то поразмыслив, Анна Мартыновна сказала:

– Ну что ж… Только больше чтобы никого.

– Они мне подарки придумали.

– Значит, ты уже успела пригласить?

– Пригласила.

– У мамы с папой нужно спросить разрешение.

– Вот еще! Мы же с тобой, бабулечка, решили. Все-таки…

– Да ну-у-у, – протянула Туся. – Мама с папой разве скажут нельзя, если мы с тобой захотели?

Анна Мартыновна несколько поежилась: что-то не так получается. Стараясь говорить построже, она решительно произнесла:

– Так нельзя. Сперва спросишь маму и папу. Нет, Туся…

А Туся слушала, поглядывая на бабушку с веселым лукавством: о чем бабушка толкует? Можно – нельзя… Раз ей, Тусе, хочется, так почему же нельзя? Вот новости еще какие!

Не дослушав бабушку, Туся стала ворковать:

– Бабулечка, я хочу, чтобы у меня на день рождения было новое платье. Розовое капроновое… Пышное-препышное! И на шелковом чехле. Пойдет мне? Розового цвета…

Анна Мартыновна любовно окинула взглядом свою хорошенькую внучку: как не пойти? Такой красотке все пойдет!

А Туся продолжала ластиться:

– Ты мне подаришь, бабулечка? Подаришь? Туся плотнее прижимается щекой к бабушкиной руке, еще нежнее, еще ласковее шепчет:

– Ну, бабулечка… Ну, хорошая моя, золотая. Ну, чего тебе стоит?

А глаза уже чуть затуманились. А губы чуть распустились. Того и гляди, расплачется.

– Хорошо, хорошо, – поспешно согласилась Анна Мартыновна. – Так и быть. Хоть дорого – подарю тебе новое платье. Такое тебе действительно очень пойдет.

– И чтобы на шелковом чехле! – уточнила Туся. Голос у нее сразу стал сухой, деловитый.

Вечером, когда мама и папа вернулись с работы домой, Туся и бабушка им объявили, что на Тусин день рождения приглашены все дети из Тусиной группы.

– Прекрасно!– говорит Тусин папа. – К тому же этот день приходится на воскресенье, так что…

Но Туся обрывает отца:

– Нет, они придут ко мне в субботу после бассейна. Я так хочу!

– Видишь ли, Туся, – попытался что-то сказать папа.

– Я разрешила, – вмешалась Анна Мартыновна. – Их будет всего шестеро. С Тусей семь человек.

– А хоть бы и пятнадцать! – сказала мама.– Я очень люблю, когда к Тусе приходят дети. Только, по-моему, лучше, пусть придут в воскресенье. Можно, чтобы собрались пораньше.

Но Туся обрывает и маму:

– Никаких воскресений! Я пригласила на субботу. В субботу нам всем удобнее, и я так хочу!

– Может, все-таки лучше в воскресенье, Тусенька? – просит мама. Вид у нее слегка сконфуженный. – Видишь ли, детка, в субботу мы с папой идем в театр. У нас уже есть билеты. Без меня бабушке не управиться…

Анна Мартыновна пожимает плечами: брать билеты в театр накануне Тусиного дня рождения! Как можно?

Туся молчит, но она готова разреветься. Уже несколько слезинок катятся по ее щекам.

– Что же делать? – Мама совсем растерялась. Она обращается к папе. – Может, вернуть билеты обратно?

– Но зачем же? Гораздо проще, чтобы дети… Но Туся не дает папе договорить. Она плачет и кричит сквозь слезы:

– Сейчас же отдайте эти противные билеты обратно! Сейчас же!

– Отдадим, отдадим, – торопливо соглашается мама. – Ты только не волнуйся, детка! Отдадим.

И она принимается целовать рыдающую Тусю.

Анна Мартыновна, закурив папиросу, уходит на кухню подогревать обед. Вообще-то, думает она, правильно было бы не потакать капризам Туси. Нельзя так идти у девочки на поводу. Но день рождения… Но раз уж Туся договорилась на субботу… В театр им можно пойти в другой день.

А впрочем, почему, действительно, не позвать детей на воскресенье? Гораздо удобнее! Все приготовить, купить… К тому же приглашены и взрослые гости. Нужно уговорить Тусю. Разумная ведь девочка. Может, согласится все-таки. На самом деле, пусть она перенесет свой праздник на воскресный день!

– Туся! – кричит Анна Мартыновна. – Иди-ка сюда.

Разговор продолжался долго. И с великим трудом трое взрослых упросили Тусю позвать друзей не в субботу, а в воскресенье.

– Ну ладно. Пусть, – согласилась наконец Туся.– Только я хочу, чтобы у меня к новому розовому платью были еще новые туфли и чулочки. Обязательно! Вот. Так и знайте!

Тусин папа с недоумением взглянул на бабушку: а это еще что за баловство? Не переходит ли это границы?

– Платье – это мой подарок Тусе. Здесь вам тратиться не придется, – поспешно объясняет Анна Мартыновна. – Ну, а все остальное – ваше.

– Чудесно! – обрадовалась Тусина мама.– Я придумаю такой фасончик…

– Чтобы пышное-препышное, мамочка!

– Ну, разумеется, пышное!

А НЕ ЗАЙТИ ЛИ К АНТОНУ?

Когда после занятий в бассейне они втроем – дедушка, Маринка и Костя, уже совсем готовые выйти, – еще находились в вестибюле, Маринку окликнула Зоя Ивановна.

– Марина, – спросила она, – Черных сегодня в школе был? В бассейн он почему-то не ходит.

Маринка промолчала. Но она еще утром заметила, что Антона сегодня не было в школе.

Тут вмешался Костя Великанов. Его никто не спрашивал, он сам сказал:

– Это, наверно, потому, что Антон разбил в классе окно. И еще, наверно, потому, что у него двойка.

– Да?! – насторожилась Зоя Ивановна.

– Ну тебя! – Поглядев на Костю, Маринка сердито сверкнула глазами (как только не совестно быть таким ябедой!).

А Костя продолжает дальше:

– Не правда, что ли? И двойку получил. И окно разбил. И тебя обругал. Ты даже плакала. И меня он тоже обругал. Скажешь, вру?

Костя не врал, конечно. Так оно и было. О разбитом окне знала вся школа. Даже у них, в первом "А", был разговор об этом случае. И о двойках, которые получили оба мальчика, тоже был разговор.

Но мало ли что случается в школе! Не болтать же об этом в бассейне? Да еще рассказывать тренеру!

– Ну тебя! – еще раз повторила Маринка и отвернулась от Кости.

– И тебя тоже – ну! – не остался в долгу и Костя. Но от Маринки не отвернулся. Наоборот, посмотрел на нее поверх очков сконфуженный. Ему было неприятно, что Маринка на него рассердилась. Правда, чего он язык распустил?

– Ладно, ребята, не ссорьтесь, – сказала Зоя Ивановна и больше ни о чем узнавать не стала. И так все ясно – двойка, разбитое окно. Потому и не является Антон в бассейн. Понятно, с двойкой он не может быть допущен не только к соревнованиям, но и к занятиям.

Эх, Антон, Антон, как же тебя угораздило?

Зоя Ивановна была расстроена: придется парня отстранить. Придется… Ничего тут не поделаешь. Порядки суровые. А все-таки надо сперва повидаться с Антоном. Выяснить, как дело было? В школу сходить, что ли?

– Пошли, Марина, – сказал дедушка, когда Зоя Ивановна, простясь, отошла от них. – Пошли, Костя.

Но Костя вспомнил, что он в душевой позабыл мочалку.

– Вы идите. Я вас догоню. Мне обязательно мочалку нужно, а то мне дома голову оторвут.

– Так уж и оторвут!– улыбнулся дедушка. Костя вздохнул: непременно оторвут, потому что он забывает в бассейне уже не первую, а третью мочалку. И кроме того, два мыла с мыльницами и даже как-то раз полотенце в душе оставил. Что теперь ему делать?

– А ты спроси у няни в раздевалке, – посоветовал дедушка. – Может, лежат они припрятанные да тебя дожидаются,

– Вы думаете? – удивился Костя. – Тогда я побегу спрошу.

– Не копайся долго. Мы тебя на улице подождем!– крикнул дедушка ему вдогонку.

Дедушка и Маринка вышли из вестибюля. Медленно пошли по двору, поджидая Костю.

Слабенькие снежинки кружились в воздухе. Кружились будто тополевый пух и устилали сухой холодный тротуар.

– Этот снег тоже растает? – спросила Маринка, разглядывая снежную звездочку, которая доверчиво легла на рукав шубы. Вот и вторая осторожно опустилась рядом с первой. Устала, наверно, летать где-то наверху. Села отдохнуть. Пусть. А какие обе красивые и совсем-совсем разные! Кажется, снег и снег… А приглядишься – нет одинаковых снежинок.

– Пожалуй, этот снег попрочнее будет, – ответил дедушка.-.Да и пора зиме – декабрь! – И вдруг он предложил: – А не сходить ли нам к тому мальчику?

Маринка, конечно, сразу поняла, что дедушка говорит об Антоне. Но сделала удивленные глаза:

– К какому мальчику?

– Не прикидывайся, – чуть усмехнулся дедушка.– Кажется, он живет где-то недалеко? Ну, твой Антон?

С дедушкой не схитришь, он все видит насквозь. И Маринка сказала:

– Совсем близко. Только с ним, дедушка, я больше не вожусь.

– Что так?

– Да так…

– А все же?

Пришлось выложить начистоту. Все сначала и по порядку.

– Ну и вот, – сказала Маринка, – как же мы к нему пойдем, если я решила с ним больше не водиться?

Однако ей хотелось сходить к Антону и очень хотелось, чтобы дедушка сказал, что ничего нет особенного в том, что они пойдут.

А дедушка так и сказал:

– Что ж тут такого – возьмем да сходим!

– А может, он болен? Правда, дедушка?

– Тем более нужно сходить.

– У него знаешь, дедушка, мамы с папой сейчас нет в Москве. Он один живет.

– Ты мне говорила, я это знаю.

– Мама с папой у него сейчас далеко-далеко. – И Маринка неопределенно махнула рукой, что должно было означать то далекое место, где находятся сейчас родители Антона.

– Вот видишь, как не навестить его? – заметил дедушка.

– Прямо сейчас?

– Дождемся Костю и пойдем. Вон он бежит! Надо думать, отыскал свою мочалку!

– Он вообще растяпа! Вечно все теряет. Один раз очки уронил в бассейне. Честное слово!

– Как же в очках к воде человека пустили?

– Зоя Ивановна заметила, да поздно. Она крикнула: "Костя, Костя, очки сними!" А он уже плюхнулся в воду…

– Достали?

– Антон достал. Нырнул и достал.

– Антон у вас молодец.

– А двойка?

– Хорошего, конечно, мало. Но ведь всякое бывает.

А Костя между тем бежал и кричал:

– Нашлось! Нашлось!

– Дедушка,– с беспокойством сказала Маринка, кинув взгляд на бегущего Костю. – Значит, мы с Костей к Антону пойдем?

– А ты как думаешь?

– Лучше бы вдвоем, дедушка.

– И я так считаю… Костя их догнал. Вид у него был счастливый.

– Все нашлось! И мочалки. И оба мыла с мыльницами. И полотенце тоже.

– Теперь-то дома голову не оторвут? – шутливо спросил дедушка.

– Теперь за что же? – удивился Костя. – Теперь все рады будут.

Они перешли на другую сторону Ленинградского проспекта, и Костя заспешил. Сказал, что ему стало так тяжело нести свой чемоданчик! Столько набралось всякого разного. Одних мочалок три штуки!

– Я дворами побегу, напрямик, – проговорил он и тут же исчез за углом большого серого дома. Видно, очень не терпелось ему показать домашним, что вся пропажа нашлась.

А Маринка с дедушкой повернули в переулок, где жил Антон Черных.