Текст книги "Восемь голубых дорожек"
Автор книги: Софья Могилевская
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ТУСИ (продолжение)
И у Туси в это время шел пир горой. Гостей было множество, а приходили все новые и новые.
Но Тусю это мало трогало. Она знала, что гости эти – мамины, папины, бабушкины гости, и здесь они не ради нее, не ради Туси.
Тетя Валя, тетя Люба, тетя Зина – мамины подруги – пришли сюда потому, что их пригласила мама. Каждая из них принесла Тусе дорогой подарок. Туся каждой из них говорила равнодушное "спасибо" и относила подарки на диван, где их скопилась груда.
И Дарья Мартыновна, бабушкина сестра, тоже пришла на день рождения Туси лишь потому, что ее позвала бабушка.
И знакомые с папиной работы тут были только из-за папы. Это не Туся, а папа был с ними дружен.
И еще, еще и еще раздавались звонки, и все новые, новые люди являлись к ним в дом. Но среди них не было Тусиных подруг и товарищей и вообще не было детей. Не было ни одного. Да были ли у Туси вообще друзья и товарищи?…
А потом все сели за стол.
И все шумели, звенели рюмками, пили за Тусино здоровье, хохотали. Но никому, собственно говоря, не было дела до самой Туси.
А уж когда пустили радиолу и начались танцы, Туся была всеми окончательно забыта.
Бабушка говорила и прямо не могла наговориться со своей родней. Мама, не переставая, танцевала под звуки радиолы разные модные танцы. И, может быть, только один папа иногда поглядывал на Тусю, словно понимая, как у нее скверно на душе. Но и у него теперь не хватало времени для Туси.
И Туся, никем не замеченная, вышла в соседнюю комнату. Здесь царил беспорядок. Какие-то лишние вещи вынесли сюда из той комнаты, где сейчас грохотала музыка и шумели гости. А стула тут не было ни одного. Если бы кому-нибудь захотелось присесть, все равно оказалось бы некуда.
Туся подошла к окну. Оно было задернуто плотной шторой, которая свешивалась до самого пола.
Туся проскользнула за штору и стала смотреть на улицу. Был уже поздний вечер. Вдоль Ленинградского проспекта горели фонари. Их яркий свет ложился на снежные сугробы. И, может быть, потому что Туся думала сейчас о бассейне и о ребятах своей группы, снег за окном казался ей голубым и блестящим, похожим на бассейновую воду.
Она смотрела на снег, напоминающий ей воду, и думала о том, что никогда теперь уже не пойдет в бассейн.
Нехорошо было у Туси на душе. Очень нехорошо… Но она и сейчас не могла себе признаться в том, что ничего ей сейчас так не хочется, как быть с ребятами, которые сегодня ее так жестоко наказали.
– Да ну-у вас! – вдруг громко, вслух протянула Туся и, по своей всегдашней привычке, вздернула подбородок.
К кому и к чему относились эти слова, она и сама точно не знала.
А в соседней комнате веселье продолжалось. Но никому дела не было до девочки, одиноко стоявшей за спущенной шторой у холодного зимнего окна.
УЖЕ ВЕСНА…
Быстро летят с крыш серебряные капли. Ветер подхватывает их, сносит в сторону, и кажется, что падают они прямехонько с неба.
А небо– то чистейшей голубизны.
А в небе– то ни тучки, ни облачка.
Только солнце по небу разгуливает – большое, круглое, веселое. А до чего важное – ух ты! – не взглянешь на него!
Весна?
А как же! Начало апреля.
Всюду – на улицах, на скверах и бульварах – расчирикались воробьи. Не то они обсуждают свои весенние воробьиные дела, не то вздорят между собой. А распушились-то как! Как наскакивают друг на друга в драке!
На тротуарах и мостовой давно сухо, а во дворах кое-где еще пока грязь. И на стройках тоже очень грязно. Там и вовсе без резиновых сапог не обойтись.
А сядет солнце, и все покрывает тонкий хрусткий ледок. По ночам заморозки. Не морозы, а так себе – легкие весенние заморозки. Но чуть глянет солнце и весь ледок распустит сразу, будто его и не бывало.
Дни становятся длиннее и длиннее. По утрам, когда Марина отправляется в школу, солнце стоит уже высоко.
И до лета осталось немного. Месяц да еще полмесяца – и будет конец учебного года. А там гуляй себе напропалую! Хоть по целым дням носись по двору и прыгай через веревочку!
Сегодня по дороге из бассейна домой Маринка и сама расчирикалась, будто воробей. Идет трещит без умолку. Трещит не переставая. И все о бассейне. И только про бассейн.
"Зоя Ивановна сказала!… Зоя Ивановна велела!… Зоя Ивановна посоветовала нам… Зоя Ивановна этого не разрешает" Зоя Ивановна… Зоя Ивановна… Опять Зоя Ивановна…
Дедушке и словечка вставить невозможно. Ему остается только слушать, улыбаться и молча кивать головой.
Но все– таки, когда Маринка на секунду приумолкла, дедушка ее спросил:
– Ты мне толком скажи: значит, и тебя Зоя Ивановна решила выпустить на соревнование?
– Да, дедушка, она решила! Голос у Маринки ликующий.
– Не побоишься?
– Да что ты, дедушка! Ведь это простые учебные соревнования! Курсовки называются. Они у нас бывают каждый месяц!
Пока они шли из бассейна, пока дошли до своего подъезда и поднялись на шестой этаж, дедушка уже все узнал про предстоящее соревнование, про "курсовку", к которой будет допущена вся Маринкина группа.
Но ведь это дедушка все знает. А бабушка?
И, придя домой, Маринка начинает сначала. Хоть это будет лишь обычная курсовка, но на курсовке все бывает по-настоящему, как на большом соревновании. Каждому отведут водную дорожку. Каждому совершенно отдельную. Никто тебе не станет мешать! И у нее, Маринки, тоже будет своя дорожка, своя стартовая тумбочка. И судьи будут засекать время по секундомеру. А как же? И будет стартовый пистолет…
– Что-что? – настораживается бабушка. – Какой еще пистолет? Стрелять будут?
– Да стартовый же, бабушка! – объясняет Маринка. – Ты не бойся. Никого не убьют. Из него только – бах! – и уж тогда не зевай, вмиг прыгай в воду и плыви…
Бабушка успокаивается:
– Уж чего не знала, того не знала! Первый раз слышу про такие пистолеты.
Да, теперь есть уже такие вещи, которые бабушка не знает, и Маринке приходится ей объяснять.
– А если я хорошо проплыву дистанцию, – продолжает Маринка,– то получу значок "Умею плавать".
Сказав это, Маринка выжидательно смотрит на бабушку: а что такое дистанция (тоже ведь трудное слово!), бабушка знает?
Наверно, все-таки знает, потому что спрашивает правильно:
– Какую же дистанцию тебе надо будет проплыть?
– Какую?
Маринка небрежно пожимает плечами:
– Так себе дистанция… Кролем пятьдесят метров. Ничего особенного.
Ничего особенного? А у самой глаза блестят. А сама напыжилась от гордости. А сама ждет не дождется маму и папу, чтобы начать рассказывать все по порядку, с самого начала! Ну и Маринка! Ну и чудеса! Ведь совсем недавно, несколько месяцев назад, она понятия не имела, что это за слово "кроль". А сейчас сама собирается плыть этим самым кролем. И ничего особенного ей – пятьдесят метров.
Вдруг бабушка, пристально поглядев на внучку, улыбнулась.
– Веснушек-то, веснушек у ней… Весь нос в конопаточках! Да где ты их столько набрала, Мариночка?…
Где? Не мудрено набрать, когда весна пришла. А где весна, там и веснушки!
АНТОН СОБИРАЕТСЯ УЕЗЖАТЬ, А ГАЛЯ ВСТРЕЧАЕТ ТУСЮ
Они сидели вдвоем на балконе, Антон и Маринка. Отсюда, с шестого этажа, им хорошо был виден и слышен Ленинградский проспект. Оттуда доносилось много разных звуков: и шелест автомобильных шин по асфальту, и вдруг лязг тормоза, и неясный гул человеческих голосов, и редкие звонки трамваев
Уже стояла жаркая весна. Май близился к концу. Всюду продавали пучки ландышей и душистые ветки сирени – белой, темно-лиловой, розоватой. Ландыши были прохладными и пахли свежестью леса. А от букетов сирени в комнатах стоял весенний сладкий аромат.
Пройдет еще несколько дней, и в школе кончится учебный год. И в спортивной школе бассейна тоже скоро будет перерыв в занятиях – до осени.
Вместе с Антоном и Маринкой на балконе сидел и старый плюшевый медведь. Он примостился у Марины на коленях, доверчиво прижав к ее плечу свою разлохмаченную и потертую, но очень умную плюшевую морду.
Антон, покосившись на медведя, спросил:
– Все-таки играешь в игрушки? Маринка запротестовала:
– Что ты! Почти все свои игрушки я отнесла в мой прежний детский сад. Как начала учиться в школе, так взяла и отнесла.
– А он?
Антон кивнул на медведя.
– Он? Он – да это же другое дело! Ну разве он игрушка? Он… – Маринка запнулась, подыскивая, как бы ей Антону сказать, и, не найдя подходящего слова, протянула своего мишку.
– Нет, ты послушай только. Он умеет даже разговаривать.
Она опрокинула медведя на спину и тотчас подняла его. Мишка заурчал веселым добродушным баском. Черные бусинки его глаз лукаво посмотрели на Антона: "С чего это ты взял, что я игрушечный?"
Антон оживился и, взяв у Маринки мишку, заставил его тоже несколько раз поурчать. Потом сказал:
– Хороший он у тебя.
– Вот видишь!
– Вижу, – согласился Антон. И вдруг, отдавая медведя Маринке, он как-то задумчиво проговорил:– А я, знаешь, скоро уеду из Москвы.
Маринка сказала:
– И я уеду скоро. Вот перейду во второй класс, и мы на лето поедем в деревню. С бабушкой. До осени.
– Да нет, – сказал Антон, – я-то не до осени. Я совсем уеду из Москвы. Навсегда, быть может.
– Как это – навсегда? – не поняла Маринка.– Как? Значит, на всю жизнь?
– А. что ж – может статься, и на всю жизнь.
У Маринки на лице недоумение: как это возможно уехать из Москвы на всю жизнь? И не ходить по Ленинградскому проспекту? И не бывать на Красной площади? И не ездить в метро? И Маринка его не увидит больше, и он Маринку – тоже никогда? Что за непонятное такое говорит Антон?…
Она изумленно, широко открытыми глазами смотрела на него. Антон глядел через балконную решетку на зеленые верхушки деревьев. Говорил словно самому себе:
– Знаешь, папа теперь будет постоянно работать в Барнауле. Это лучше. А нам с мамой как же? Не хочется все время жить без папы да без папы… И ему без нас, наверно, не очень-то хорошо. Вот вчера вечером мы втроем все обсудили. Решили всей семьей перебраться на Алтай. И маме там очень понравилось.
Маринка молчала. Антон глянул на нее и увидел, что уголки рта у нее опускаются. Ну точь-в-точь как бывает, когда человек собирается заплакать.
– Ты что? Ты не плакать ли вздумала? – притронувшись к ее руке, спросил Антон.
– Ничего я не вздумала плакать, – глотая слезы, сердито ответила Маринка. – Просто я не хочу, чтобы ты уезжал на всю жизнь.
– Но если надо?
– Почему это обязательно надо?
– Ведь папе нужно работать на Алтае, а как же нам с мамой без папы? Думаешь, очень хорошо нам без папы?
– Значит, ты и плавать не будешь теперь?
Антон улыбнулся. Он словно утешал Маринку:
– Еще как буду! Знаешь, какие реки на Алтае?
И он принялся рассказывать, какие голубые и быстрые там реки, и горы какие… И озера среди гор. А цветы – ого! – каждый чуть ли не с арбуз величиной. Красота там. Люди сильные. Рудники огромные, заводы.
– А Москва?
– Москва-то, ясно, что и говорить, – Москва! Но все-таки папа очень любит Алтай! И маме там понравилось. А я тебе оттуда напишу.
– Напишешь? Мне? Письмо? – подавшись вперед, спросила Маринка.
– Напишу. Почему же не написать? Обязательно напишу!
– Мне?
– Да. Тебе.
– А я тебе в ответ – тоже письмо. А ты мне – опять письмо. Так?
– Конечно, так.
Тут Маринка окончательно успокоилась и даже развеселилась: конечно, жаль, что он уедет. Но зато как будет интересно получать все время от Антона письма и писать ему.
– А все-таки завтра ты придешь в бассейн к нам на курсовку?
– Приду непременно. Мы же не завтра уезжаем. Еще собраться надо. А у вас вся ваша группа на курсовку пойдет?
– Да, Зоя Ивановна всех нас выпускает.
– Конечно, приду, – сказал Антон. И вдруг, помедлив, спросил:– А та девочка? Ну, как ее там… Забыл, как зовут.
– Туся? – догадавшись, подсказала Маринка.– Ты про Тусю спрашиваешь?
– Она тоже будет на курсовке?
– Она уже давно в бассейн не ходит. Давно-давно.
– А почему?
Маринка, чуть нахмурив светлые бровки, задумалась. Потом ответила:
– Не знаю, куда она делась. А может, она тоже на всю жизнь уехала из Москвы.
Нет, Туся никуда из Москвы не уезжала. Более того: именно в то самое время, когда Антон и Маринка о ней говорили, она вместе со своей бабушкой проходила совсем недалеко от них. Она шла по бульвару Ленинградского проспекта. Только за зеленью деревьев ни Антон, ни Маринка, конечно, увидеть их не могли.
В жизни Туси словно бы ничего не изменилось, словно бы все было по-прежнему: она так же верховодила дома, капризничала с мамой и папой, слегка боялась бабушку. Вместо плавания она теперь училась фигурному катанью на коньках.
И все– таки сама она в чем-то стала другой. Нет-нет да задумается, а потом несколько часов ходит кроткая, послушная, со всеми ласковая, такая шелковая, что домашние диву даются. Желая того или нет, а скорее помимо своей воли, она до сих пор еще часто думает о бассейне и о ребятах, которые ее очень обидели, но которых она так и не может забыть.
Вот и сейчас, когда они с бабушкой проходили по Ленинградскому проспекту мимо бассейна, Туся замедлила шаги.
– Бабушка, какой сегодня день? – спросила она у Анны Мартыновны.
– Среда, – ответила бабушка.
Среда… Значит, ребята не занимаются. А что если упросить бабушку и на минутку, всего лишь на одну минутку, зайти в бассейн? Зачем? Ну, без всякого "зачем"… ну просто так. Ну чтобы снова увидеть голубую воду, маленький уютный "лягушатник", и пловцов, и, может быть, Зою Ивановну, и все, все, все…
– Бабушка… – ластясь, начала Туся, но не договорила.
Вдруг, отпустив бабушкину руку, сорвалась и куда-то помчалась вдогонку за девочкой, которая шла далеко впереди.
Неужели Галя?
Да, да, да, конечно, Галя! Она! Галя из ее прежней бассейновой семерки.
– Галя! – во весь голос закричала Туся. – Галя, остановись! Галя!
Галя – это была действительно она – услыхала голос и остановилась.
– Галя, это ты? – догоняя ее, с радостным оживлением заговорила Туся.
Увидев Тусю, Галя тоже обрадовалась и заулыбалась:
– Туся! Здравствуй!
– Галя, как я рада! Значит, вы теперь занимаетесь по средам? Ты в бассейн идешь?
– Нет, мы по средам не занимаемся… А ты почему перестала ходить в бассейн?
– Да та-ак, – неопределенно протянула Туся.
– Мы думали, ты заболела. Хотели позвонить тебе.
– Хотели позвонить?
– Только твоего телефона никто не знал.
– Значит, вы тоже вспоминали обо мне?
– Еще бы! Смотри ты столько пропустила. А завтра у нас будет соревнование. Зоя Ивановна всю нашу группу выпускает на курсовку.
– Всех?
У Гали в глазах гордость.
– Всех! Теперь мы плаваем кролем и на спине и на груди. Уже не поперек, а вдоль бассейна. Ашот и Марина могут проплыть, не останавливаясь, три раза туда и назад.
– А ты?
– И я тоже могу.
На миг лицо Туси затуманилось. Но все прежнее к ней возвращается: па-адумаешь – три раза туда и обратно! Она, что ли, не сможет, если Галя столько проплывет? Да сможет она, еще как сможет!
И, вскинув голову, она говорит:
– Я тоже завтра приду на соревнование.
– Приходи – посмотришь!
– Нет, я тоже буду участвовать вместе со всеми. Я еще быстрее всех проплыву.
– Да что ты, Туся! Ведь ты пропустила много. Ты не тренировалась.
– Ну, подумаешь! Я и без тренировки смогу.
– Тебя Зоя Ивановна не пустит.
– Зоя Ивановна? Пустит. Вот увидишь!
И как ее ни уговаривала Галя, как ни уговаривала уже подошедшая к ним Анна Мартыновна, Туся стояла на своем: она придет завтра в бассейн и будет вместе со всеми участвовать в соревновании. Она так решила, она так хочет, и пусть с ней, пожалуйста, никто не спорит!
ВОСЕМЬ ГОЛУБЫХ ДОРОЖЕК
Не узнать сегодня бассейна – столько в нем света, такой он нарядный!
Наверху зажжены все электрические лампы. Они гроздьями свешиваются над водой. А сбоку, из огромных окон, так и хлещут солнечные лучи. И от этого двойного света – электрического и дневного – по-особенному блестит, переливается и играет поверхность бассейна, а на белом дне видны причудливые блики. Точно вдруг здесь выросли странные подводные цветы. Где бассейн помельче, эти отсветы на дне сияющие, яркие. Но чем глубже вода, тем таинственнее и темнее зеленеют пятна на дне; тут они колышутся как растения неведомых морских глубин.
Висят флаги. Пятнадцать флагов пятнадцати Советских республик. Воздух в бассейне теплый, влажный. Ни ветерка. Ни дуновения. И флаги висят не шелохнувшись, стройной, многоцветной шеренгой.
А из рупоров несется музыка. Может быть, чересчур громкая и бравурная, но именно такая музыка нужна сегодня, когда в бассейне проходят соревнования.
Соревнования идут уже второй день. Это самые обычные, ежемесячные соревнования; их в бассейне называют "курсовки". Но на трибунах много зрителей. Пришли знакомые, пришли и родители ребят, которые принимают участие в соревнованиях.
Поэтому сегодня на трибуне сидят и Маринкины родные. И мама тихой девочки Гали. И родители Ашота. И отец Кости Великанова, длинный и немного нескладный, как Костя. И, конечно, мать Шура и Юра.
И еще на трибуне сидит и ждет не дождется начала соревнований… знаете кто? Туся!
Да, Туся, рядом со своей бабушкой Анной Мартыновной.
Туся изо всех сил просила, чтобы Зоя Ивановна позволила ей вместе с ребятами участвовать в сегодняшнем соревновании. Но Зоя Ивановна твердо сказала ей:
– Не надо, Туся. Я не имею права. Да и тебе самой ведь будет плохо. Они все очень подвинулись вперед по сравнению с тобой. Разве ты хочешь быть самой последней, плестись в хвосте?
– Нет, – ответила Туся.
– Давай решим так: с осени ты будешь аккуратно посещать занятия в бассейне. Постепенно догонишь ребят. К Новому году ты, наверно, вместе с остальными сможешь выйти на курсовку. Что ты думаешь об этом, а?
И Туся помрачнела, но все же согласилась.
– А теперь иди на трибуну. Тебе ведь интересно посмотреть на своих товарищей, правда? Порадуйся сегодня их успехам.
И снова Туся согласилась, на этот раз более охотно. Теперь она сидела на трибуне и уже с нетерпением ждала, когда придет очередь выйти на старт ребятам ее группы.
По краю бассейна расхаживают судьи. Все в белых костюмах. У каждого на рукаве по красной повязке.
А вот и главный судья. И заместитель главного судьи, очень строгий на вид. И секретарь, который сидит за столиком у самого борта бассейна и записывает, кто сколько проплыл и за какое время. И стартер с пистолетом в руке стоит тут же. Это он громким выстрелом дает сигнал "Прыгай в воду!".
И секундометристы, каждый с часами, стоят у самой воды.
Но, кроме того, на стене висят огромные часы: одни на том конце бассейна, где происходит старт, другие – где финиш. И хотя это очень большие часы, у них движется всего лишь одна-единственная стрелка – секундная. Часы эти так и называются секундомерами. Как только стартер даст выстрел, секундомер пускают. Стрелка быстро бежит по кругу, показывая, за сколько секунд пловец прошел дистанцию.
И, конечно, на соревновании присутствует врач в белом халате. Очень нужный здесь человек. Врач дает разрешение – можно или нельзя допустить того или иного пловца к соревнованию. Врач же наблюдает за каждым из пловцов, когда тот в воде.
А вот и они – шестеро знакомых нам ребят. Вся группа в полном составе. В руке у каждого четырехугольная белая карточка. Это очень важная карточка, Зоя Ивановна дала ее только тому, кого допустила к участию в соревновании.
На карточке написано все по порядку: и фамилия, и имя, и номер школы, и в каком году родился. А после заплыва на ней еще прибавятся и результаты соревнования: за какое время и каким стилем пройдена дистанция.
Ребята стоят за дверями, которые ведут к воде. Заглядывая в двери, топчутся от нетерпения. Они ждут своей очереди: когда по радио назовут их имена и фамилии, они выйдут в бассейновый зал, подойдут к стартовым тумбочкам и каждый займет место у той водной дорожки, которая ему заранее назначена.
Скорей бы!
А помните, как робко они жались друг к другу, когда пришли сюда впервые несколько месяцев назад? Говорили шепотом. Глаза у них были испуганными, Все им было непривычно: и вода, которая тяжко колыхалась, стиснутая кафельными берегами, и грохот трамплинов над головой, и свистки тренеров. А главное, страх брал от одной мысли, что им придется взять и прыгнуть в этот большой (он им казался огромнейшим) бассейн.
Как они радовались тогда, что тренер Зоя Ивановна повела их не к большому, а к маленькому бассейну – "лягушатнику"!
А теперь "лягушатник" ими начисто забыт. Они выросли из него, как постепенно вырастали из своих прежних курточек, платьев и ботинок. Что раньше было впору, теперь стало тесным, не годится.
Но вот к ребятам подходит Зоя Ивановна. Ее щеки почему-то разрумянились. Уж не волнуется ли она за своих питомцев? Наверно, волнуется. Ведь немало вложено в каждого из них сил и времени. И в худенькую Маринку. И в длинного Костю. И в Ашота, этого живого мальчугана. И в робкую Галю. И в братьев-близнецов – вон какие они стали крепыши!
– Ну как, ребятишки, готовы? – спрашивает Зоя Ивановна, внимательно оглядывая маленьких пловцов.
Маринка вдруг пугается:
– Разве скоро?
– Следующий заплыв ваш.
– Ой!…
Зоя Ивановна легонько гладит Маринку по плечам: ну, чего ты, девочка? Все будет хорошо!
– Зоя Ивановна, – начинает свое Ашот, – хотите, я проплыву кролем не пятьдесят, а сто метров? Хотите? Честное слово, проплыву!
– На следующий год проплывешь, – говорит Зоя Ивановна и поправляет на голове Ашота резиновую шапочку, чтобы плотнее облегала его голову. – А ты, Костя… – Она обращается к Косте Великанову, – ты, главное, не торопись! Не высаживай всю энергию в начале дистанции. Береги силы для конца. Понял?
– Понял, – отвечает Костя и, захлопав глазами, принимается соображать что к чему.
Спрятав Гале под шапочку прядку волос, Зоя Ивановна говорит ей:
– Ногами, Галочка, вот так, так, так…
И она делает кистями рук легкие, пластичные движения. Показывает, как надо работать ногами.
И каждому Зоя Ивановна говорит какое-нибудь хорошее напутственное слово. И каждому улыбается. А потом, окинув взглядом всю шестерку, вдруг сообщает:
– Знаете, кто сегодня пришел посмотреть на вас?
– Знаем, – за всех отвечает Галя.
– Мы ее уже видели, – говорит Костя. – Она там!
Он показывает рукой на трибуну.
– В первом ряду сидит, – говорит Юр.
– На том краю, где финиш, – добавляет Шур.
Наконец – и это было как-то очень внезапно – диктор по радио называет их имена. Громко называет.
Невероятно громко! Слышно всюду, в каждом уголке бассейна, в каждом ряду и левой и правой трибуны.
– Ашот Меньян! Марина Голубева! Костя Великанов…
И дальше всех-всех по порядку.
– Пошли, – говорит им Зоя Ивановна и впереди всех выходит в бассейновый зал.
Все шестеро без суеты, спокойно, собранно и деловито подходят к стартовым тумбочкам. Каждый заранее знает номер своей дорожки.
Шесть голубых дорожек перед шестью маленькими пловцами. У седьмой, у Тусиной дорожки, нет никого. А возле восьмой, крайней, где-то сбоку стоит Антон Черных. Нет, сегодня он не участвует в соревнованиях. Он просто пришел посмотреть на своих младших товарищей – ребят Маринкиной группы.
Короткий свисток стартера. Марина, Костя, Галя, Ашот и Юр с Шуром занимают места на стартовых тумбочках. Стоят, чуть согнувшись, откинув руки назад, готовые к прыжку.
Еще один свисток.
Все шестеро приближаются к самому краю стартовых тумбочек и, как учила их Зоя Ивановна, прихватывают большими пальцами ног за край покатой поверхности.
И наконец – выстрел.
Выбросив руки и сомкнув над головой ладони, оттолкнувшись, все они срываются вперед. Шесть всплесков воды почти одновременно. Поплыли!…
* * *
А автор этой повести сидит на трибуне и смотрит на все, что происходит. Поверхность бассейна рассечена на восемь ровных голубых дорожек. И вот они – шестеро ребят – уже плывут, каждый по своей дорожке.
На первой, ближе к трибуне, – Маринка. Она плывет сосредоточенно, движения ее красивы. Не так ей даже важно прийти к финишу первой. Главное для нее – не осрамить свою группу. Пусть никто не скажет, что Зоя Ивановна их плохо научила. Чтобы никому не было стыдно за их группу и за нее, Маринку…
Глубокий вдох открытым ртом над водой, выдох – в воду. Вдох – над водой, выдох – в воду. Вдох – над водой, и снова голова в красной шапочке зарывается в воду… И Маринка стремительно скользит вперед.
На соседней дорожке – Костя Великанов. Он так бьет по воде ногами и руками, что брызги летят чуть ли не к самой трибуне. Но он не торопится. Он все еще размышляет о словах Зои Ивановны: не надо расходовать много энергии в начале дистанции, чтобы можно было приналечь к концу.
Впереди всех идет Ашот. Сильными гребками он посылает свое тело все дальше, дальше. Он уже приближается к финишу. Ему легко и хорошо в воде. Все движения у него четко отработаны. Да, он был прав: если будет нужно, он проплывет и сто метров. Даже двести!
Оба брата – Шур и Юр – на двух смежных дорожках. Плывут они так вровень, так одинаково, будто уговорились плыть друг с другом рядом. Как один, так и второй. Как один, так и другой. Оба они отстали от Маринки, а далеко за ними летят брызги от Кости. А Костя, тот совсем плетется в хвосте. Размышляя и обдумывая, как у него все получится, он безнадежно от всех отстал. Но он не унывает: ничего-ничего, он еще себя покажет! Еще как покажет у финиша! И шлеп по воде одной рукой, и шлеп по воде другой рукой.
Нет– нет, он не будет спешить в начале дистанции. Он прибережет свои силы для конца! И снова -шлеп одной рукой по воде, и опять – шлеп другой рукой по воде.
А Галя?…
Ну, Галя – то сегодня плывет как никогда еще не плавала. Легко, свободно, словно рыбка. Никто не ждал такого от нее сегодня. Идет вслед за Ашотом. Зоя Ивановна не спускает с нее веселых глаз и, удивленная, все время приговаривает про себя: "Так, так, так, девочка! Так! Отлично…"
А та дорожка, по которой могла бы плыть Туся,– эта дорожка сегодня пуста. Но, хотя Туся и не участвует сейчас в соревновании, только от нее самой зависит, быть ли ей когда-нибудь со всеми вместе на своей седьмой дорожке.
А возле восьмой, сейчас тоже никем не занятой, сбоку стоит Антон Черных.
Совсем недавно на этой именно дорожке он завоевал себе первый юношеский разряд и право участвовать в спартакиаде. Но сейчас он думает не о себе. Сейчас он весь подался вперед и в остром напряжении следит за ребятами, плывущими перед ним. Глаза его перебегают с одного на второго, на третьего, четвертого…
Автор этой повести тоже переводит взгляд с одного на второго, на третьего…
Но думает автор не только о тех, которые сейчас плывут.
Автор думает и о Тусе, сидящей на трибуне, и об Антоне. Быть может, и о многих других. У каждого из них в жизни будет своя судьба, своя дорога. И вряд ли дорога эта будет такой прямой и голубой, как здесь, в бассейне.
Но если человек сумеет быть мужественным, честным, если он будет правдивым и добрым, если он будет щедрым в труде и более, чем о самом себе, будет думать и беспокоиться о своих товарищах – дорога в жизни не уведет его в сторону, даже если будет очень трудной…
