Текст книги "Восемь голубых дорожек"
Автор книги: Софья Могилевская
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
А ЧТО ЗА ТЕМ ОКНОМ?
– Брата, стало быть, ждать осталась? – нараспев спросила у Маринки гардеробщица, которая стояла за коричневым заборчиком возле вешалки.
– Он мне не брат, – возразила Маринка.
– А кто же?
– Просто он из нашей школы.
– Брат не брат, ждать-то его будешь?
– Буду.
– Тогда раздевайся – вспотеешь! Потом выйдешь на улицу, простудишься.
Маринка обрадовалась. В пальто и правда жарковато. И шарф вокруг шеи. И теплая шапка. К тому же ранец оттягивает плечи.
Хорошо, что тетя гардеробщица догадалась, все это взяла у нее на вешалку, а взамен дала номерок.
Номерок Маринка спрятала, поправила косички, обдернула черный передник. Поудобнее уселась в мягком кресле.
А вокруг, оказывается, было очень интересно!
Смотри в оба глаза, слушай в оба уха, не зевай.
Маринка так и делала: смотрела, слушала и старалась ничего не прозевать.
Входная дверь то и дело распахивалась. Разные люди входили сюда, в просторный вестибюль с широкими четырехугольными колоннами. И всех, точно магнитом, притягивало маленькое оконце, над которым висела табличка: "Регистратура".
Вот вошел военный. В руках чемоданчик. Быстро снял шинель, фуражку, отдал на вешалку и, словно боясь потерять драгоценные минуты, заспешил к оконцу, чтобы потом скрыться за боковой дверью, куда недавно убежал и Антон.
Маринка наблюдала и соображала: значит, без окошка никуда нельзя, а плавают, наверно, где-то там, за теми дверями.
Снова хлопнула тяжелая входная дверь. Пропустила женщину с девочкой. Девочка маленькая, в белой мохнатой курточке. Краснощекая, кругленькая, этакий кубарик!
Помогая ей раздеваться, женщина торопила:
– Скорей, скорей, Лена! Скорей…
Раздевшись, девочка побежала, вернее, покатилась к тому же окошку, где регистратура. Встала на цыпочки, подтянулась, еле достала рукой, подавая свой пропуск.
"И она будет плавать? – удивилась Маринка.– Ведь меньше меня…"
А девочка, взяв жетон, быстро побежала теперь к боковым дверям. Значит, тоже будет плавать…
Рядом остановились двое. Они спустились сверху по большой лестнице, устланной ковровой дорожкой. Оба в легких спортивных брюках, в белых майках. На ногах только подошвы с ремешками. Сандалии не сандалии, а что-то в этом роде. У каждого на груди на длинном шнурке болтается свисток.
Они остановились и стали разговаривать. Говорили совсем о непонятном.
– Классный был заплыв!
– Кролем – ну, подумаешь…
– Он и баттерфляем шел не хуже.
– Не отработан баттерфляй.
– Уж это ты брось!
– Видал я, как он баттерфляем…
"Учителя по плаванию, может быть?" – подумала Маринка. И не ошиблась, между прочим, – это разговаривали два тренера.
К одному из них подошла девочка. Школьница. Видно, старшеклассница. Она, залившись румянцем, спросила:
– Можно записаться в спортивную школу?
Тренер оглядел ее:
– А сколько лет тебе?
– Тринадцать, – ответила девочка.
– Многовато.
– Но я умею плавать, – настойчиво сказала девочка,– я училась плавать.
– Где?
– В городе Фрунзе. У нас там тоже есть бассейн.
– А теперь будешь жить в Москве?
– Папу сюда перевели. Мой папа военный.
– Хорошо, – сказал тренер. – Пойдешь в воду. Надо посмотреть, как плаваешь.
Девочка повеселела, заулыбалась и бегом кинулась туда, куда кивнул тренер. Он вслед ей крикнул:
– А мыло? Мочалка? Все остальное?
– Есть, есть, все тут! – Девочка подняла прозрачный мешочек, в котором просвечивало что-то пестрое.
Как ни интересно глядеть по сторонам, но все-таки Маринка начала томиться. Минуты летели за минутами. И сколько этих минут уже пролетело – не сосчитаешь! У нее даже ноги устали сидеть. Она поднялась с кресла и вопросительно глянула на гардеробщицу. Та улыбнулась девочке и поняла ее:
– Ладно, ладно, сходи разомнись. По той лестнице иди. Там наверху у нас красиво. А брату я скажу, где ты.
– Он мне не брат… – снова поправила гардеробщицу Маринка.
Но, в общем, ей было приятно, что Антона Черных считают ее братом. Как там ни говори, а хорошо, если есть старший брат. За таким было бы как за каменной стеной…
Робея, Маринка стала медленно подниматься по красной бархатной дорожке, а снизу ее подбодрял голос гардеробщицы:
– Иди, иди, не бойся, у нас разрешается!
Правда, красиво было у них здесь, наверху. Красиво и богато! Опять колонны, колонны, колонны… А возле каждой – стеклянный шкаф. А в каждом шкафу наставлено видимо-невидимо удивительных вещей. И не просто удивительных, а прямо редкостных вещей!
Ого, какие хрустальные вазы! Да они ростом с нее, с Марину. А может, и повыше! А серебряные блюда! На таких, наверно, в сказках царям и царицам могли подавать жареных лебедей и медовые пряники. А чаши в узорчатых оправах! И вообще всякое-разное было в этих стеклянных шкафах. Глаза разбегались смотреть. И не разглядишь – так много! Будто в музее каком-нибудь.
Маринка сперва удивилась – зачем это тут, в бассейне? Но, читая надписи, поняла: вазы, чаши, кубки – все это награды, все это призы, полученные спортсменами на соревнованиях, спартакиадах, олимпиадах… Одни – за плавание, другие – за прыжки в воду, третьи еще за что-то. И удивляться нечего, что все это здесь. А где же еще такому находиться?
Зал был весь в окнах. И слева – окна. И справа – окна. И за Маринкиной спиной, и прямо перед нею. Окна огромные. Чуть ли не от пола до потолка. Во всю стену. Через одни светилось небо, через другие – электрические лампы.
Маринка подошла к одному окну, глянула через стекло. Увидела серый денек. Увидела, что нет уже на небе веселого яркого солнца, какое было недавно. Вообще было похоже, будто наступают сумерки. Неужто скоро вечер? А ведь она еще не обедала. И вдруг ей очень-очень, ну, прямо невыносимо захотелось есть.
Почему так долго нет Антона? Домой ведь надо, а он все не идет…
И теперь, не глядя на стеклянные шкафы, Маринка устало побрела через весь зал к другому окну, к тому, которое находилось на противоположной стене. По пути покосилась на витрину буфета. Вздохнула – сколько там вкусного! Яблоки-то какие! Апельсины здоровенные. И разные конфеты. Вообще всякая всячина.
А всего заманчивее показалась ей розовая сарделька. Лежит на тарелке; рядом – горкой картофельное пюре и в придачу соленый огурец. Дали бы ей эту сардельку и еще жареный пирожок на закуску! Такие у них в школе на завтрак иногда дают. Очень вкусно.
Маринка отвернулась от всего, что было в буфете, и проглотила слюну. Скорей бы только Антон вернулся. У бабушки сегодня на обед тоже вкусный суп; кажется, грибной со сметаной.
Вздохнув, она подумала: а что за тем окном, где светит электричество?
Подошла, глянула и – обомлела. Прямо ей в глаза брызнул свет ярчайших ламп. А под лампами, внизу, покрытая веселой зыбкой рябью, расстилалась водная гладь. Прозрачная, зеленая, сверкающая в свете ламп вода…
ТРЕНЕР ЗОЯ ИВАНОВНА
Да, там была вода.
И была эта вода не просто зеленого цвета, а какая-то особенно нарядная – зеленовато-синяя, с сиянием. И вода эта неслышно плескалась среди красных кафельных берегов, а сквозь ее прозрачную глубину виднелось белое дно.
Бассейн!
Так вот он, оказывается, какой бассейн!… Прижав к стеклу ладони, Маринка прильнула к окну.
Значит, он вот какой, этот бассейн!
А за стеклом – в воде и рядом с водой, на красных кафельных берегах, – кипела неслышная для нее, но удивительная и радостная жизнь.
У Маринки прямо глаза разбежались: куда, на что ей раньше смотреть?
Вон, там вдалеке, высоко, на мостике, девушка в черном купальном костюме – тоненькая-тоненькая. Вдруг, крыльями раскинув руки, она прыгнула вниз. Летя, сомкнула руки перед головой, стрелой вонзилась в воду и скрылась в глубине.
А вот там двое плывут. Наверно, наперегонки. Головой зарываются в воду, а тело – ух, как быстро! – скользит вперед.
А это кто? Неужели Антон?
Маринка готова была запрыгать от радости: Антон! Антон!
Стоит на краю бассейна. С кем-то разговаривает. В ярко-красных плавках, в такой же шапочке. На плечах полотенце.
"Антон!" – чуть не крикнула во весь голос Маринка, но вовремя удержалась. Разве отсюда ему услыхать?
Потом Антон куда-то убежал, а Маринка, проводив его глазами, все смотрела и не могла насмотреться…
Так и застал ее Антон – прильнувшую носом и ладонями к стеклу. Некоторое время он с веселым любопытством наблюдал за ней, затем негромко спросил:
– Интересно тебе?
– Антон, – сказала Маринка, повернув к нему голову и совсем не удивляясь тому, что он стоит здесь, рядом, одетый в свою всегдашнюю школьную форму. – Я тоже хочу там плавать.
Немного подумав, Антон деловито спросил:
– Ты какого года?
Маринка не поняла вопроса.
– Ну, сколько тебе лет?
Сколько ей лет? Это Маринка знала отлично.
– Семь – восьмой, вот сколько! – ответила она.
– Годишься, – сказал Антон. – Вполне! Сходим к моему тренеру. Она тебя посмотрит.
– В воде посмотрит? – испугалась Маринка.
– Просто так на тебя посмотрит. Какая ты из себя. Может, подойдешь. Сейчас набирают ребят в спортивную школу. Понятно тебе?
– Тогда пойдем. Прямо сейчас, прямо сию минуту!
Маринка потянула Антона за рукав. Но Антон отказался:
– Сейчас я есть хочу. После плавания знаешь какой аппетит? Зверский!
Маринка хоть и не плавала, но и у нее давно уж разыгрался аппетит, и, пожалуй, не меньше, чем у Антона. Наверно, тоже зверский! Она сказала:
– Я тоже хочу есть.
И вот они сидят за небольшим квадратным столиком. Перед каждым по тарелке винегрета, по куску хлеба, по стакану кефира, и еще каждому по розовой пастиле на закуску. Все это Антон притащил из буфета, поставил перед Маринкой и сказал:
– Ешь!
Конечно, хорошо бы еще и ту толстенькую сардельку… Но про сардельку сам Антон не догадался, а попросить у него Маринка стеснялась.
Ничего, обошлось и так! Вкусно поели. Не торопясь. С удовольствием. Да еще с каким! Съели все до капельки, а Маринка даже хлебные крошки подобрала – и в рот. Нечего им тут пропадать, таким вкусным…
Тогда Антон ее спросил:
– Теперь сыта?
– Теперь сыта, – ответила Маринка.
– Раз так – айда к тренеру!
И они отправились искать Зою Ивановну, тренера Антона Черных.
Нашли они ее в вестибюле, возле окошка с надписью "Регистратура".
Сердясь, она говорила какому-то мальчику:
– Видано ли это – толкать товарища с трамплина? Ты понимаешь, чем это могло кончиться? Ведь удариться о трамплин можно.
Мальчик стоял пристыженный, глазами уперся вниз. И лицо у него было виноватым, и в руках он вертел и тискал свою шапку. Начал чуть хрипловатым голосом:
– Извините, Зоя Ивановна…
– Да ведь это не первый раз! И запомни: еще повторится – простишься с бассейном навсегда.
Хотя Зоя Ивановна была сейчас сердитая, Маринке она понравилась. Молодая. Тоненькая. Вроде школьной пионервожатой. И острижена точь-в-точь как их пионервожатая: коротко, по-мальчишески. Только у той волосы светлые, а у тренера Зои Ивановны почти темные. На лоб свисает длинная прядка. То и дело эту прядку она откидывает ладонью, а прядка упрямо падает и падает обратно ей на лоб.
Зоя Ивановна была в синих спортивных брюках, в майке без рукавов, в таких же сандалиях, как другие тренеры. И у нее на шнурке висел свисток точь-в-точь как и у других тренеров.
Сейчас, после разговора с мальчиком, лицо у нее было такое, что Маринка сразу подумала: строгий тренер у Антона, с таким шутки в сторону. И Антон, наверно, считал так же. Маринка увидела, как он подтянулся, когда подошел к Зое Ивановне, вынул из кармана руку, живот подобрал.
– Вот она хочет в спортивную школу, можно? – спросил Антон, подталкивая оробевшую Маринку поближе к тренеру.
– Родня? – спросила Зоя Ивановна, внимательно разглядывая девочку.
– Нет, просто так. Из нашей школы, – ответил Антон.
Маринка чуть слышно назвала номер школы, в которой учится. Она очень гордилась тем, что она ученица именно этой школы, а не какой-нибудь другой.
Антон кивнул и прибавил:
– Из первого класса.
– Из первого "А", – бойко уточнила Маринка. Она гордилась и тем, что учится не в первом "Б", а не в первом "В", а именно в первом "А". Их первый "А" всегда раньше всех выходил на линейку и, конечно, был самый замечательный класс во всей школе.
Зоя Ивановна легко провела ладонью по тоненьким Маринкиным косичкам и спросила:
– Плаваешь?
У Маринки екнуло сердце. Все кончено. Не видать ей бассейна. Не возьмет ее Зоя Ивановна в спортивную школу. Ведь не умеет она плавать. Нисколько не умеет!
И, сказав "нет", Маринка опустила голову.
Но Зоя Ивановна, казалось, и внимания не обратила на Маринкино "нет", а велела Антону взять для Маринки какой-то бланк для какой-то справки.
– Знаю, – сказал Антон. – Сейчас возьму.
Маринка с уважением покосилась на Антона: все-то он знает!
– Объясни ей, что надо делать, а в четверг пусть приходит. К двум часам!
С этими словами Зоя Ивановна от них отошла. На прощание она снова ласково погладила Маринкины косички.
Принеся печатный бланк, Антон принялся втолковывать Маринке, что ей нужно с этим бланком делать.
– В поликлинику сходишь, понятно?
– В какую? – шепотом спросила Маринка. Антон пожал плечами:
– Ну, в какую хочешь! В самую обыкновенную. В нашу, в районную, наверно!…
Маринка кивнула.
– Пусть тебя врач посмотрит. Главное – сердце пусть послушает. Ясно? Пусть вот тут напишет, что ты годишься для спортивного плавания. И про печать не забудь. Без печати справка не годится. Ясно тебе?
Маринка все кивала да кивала: будто ясно ей, понятно, но, по правде говоря, ничего она не поняла и, главное, не запомнила ни одного слова Антона.
– А кто со мной пойдет в эту самую… ну, в поликлинику? – спросила она и с надеждой поглядела на Антона: может, он согласится.
– Твое дело! – отрезал Антон.
"Не захотел, – вздохнув, подумала Маринка. – Может, мама пойдет или бабушка? А лучше бы – дедушка. Дедушке ничего объяснять не надо. Он сам все знает, даже не хуже, чем Антон".
– А придешь в четверг, захвати трусики, полотенце, мыло, мочалку и купальную шапочку, – перечислял ей тем временем Антон. – Запомнила?
Строгий голос у Антона. Очень строгий…
Маринка быстро принялась загибать на руке один палец за другим: трусики, полотенце, купальную шапочку… три загнула и остановилась. Спросила:
– А мыло и мочалку зачем?
– Надо, – сказал Антон. – Без них нельзя. Сперва полагается под душ. Дочиста надо вымыться. Знаешь, сколько микробов притащишь на себе в бассейн?
– Сколько?
– Тридцать три миллиона!
Маринка вытаращила глаза: тридцать три миллиона! Да неужто на ней, на такой маленькой, поместятся тридцать три миллиона микробов?
– До луны только четыреста тысяч километров, а на человеке тридцать три миллиона микробов. Понимаешь, какая цифра?
Маринка снова закивала. В школе они сейчас проходят цифру "восемь". Очень трудная цифра! Конечно, тридцать три миллиона потруднее будет… Все-таки нужно спросить у дедушки и про микробы и при чем тут луна?
И вдруг она увидела на стене часы. А увидев, забыла и про бассейн, и про луну, и про микробы, и даже о том, что ей нельзя одной переходить через Ленинградский проспект.
Стрелка на часах показывала двадцать минут пятого.
Двадцать минут пятого?
Маринка оторопела: ой, сколько времени она уже провела тут, в бассейне!
– Ты чего? – удивился Антон, увидев дрогнувшее вдруг Маринкино лицо, ее встревоженные глаза.
Маринка не ответила. Почти бегом кинулась к вешалке за своим пальто.
– Я же тебе сказал… – вдогонку ей крикнул Антон.
Но Маринка его не слушала. Домой, домой, скорее домой!… Она и Антона больше не станет ждать. Одна добежит. Пусть страшно и нельзя, она не побоится…
Бедная бабушка! Уж сколько часов она ждет ее, Марину? И дедушка, наверно, тоже теперь дома?! Домой, скорее домой!…
ВОЗВРАЩЕНИЕ
А дома было так.
Когда Маринка в обычное время не вернулась из школы, бабушка позвонила Великановым, Обе бабушки – и Маринкина и Костина – были между собой знакомы.
Маринкина бабушка удивилась, узнав, что Костя давно дома.
– А разве Марины еще нет? – в свою очередь, удивилась Костина бабушка.
Позвали к телефону Костю.
– Почему Марина задержалась в школе? – спросили его.
Костя ответил, что Маринка в школе вовсе не задерживалась. Они с нею вместе пришли во двор.
– Ну, а потом?
– Потом – и все, – ответил Костя. – Я пошел в свой подъезд, Марина – в свой.
Что же получается: Костя дома, а Марины до сих пор нет.
"Негодная девчонка! – подумала бабушка. – Заигралась с кем-нибудь во дворе".
Она накинула на голову теплый платок и спустилась лифтом вниз. Но ни "возле подъезда, ни во дворе Маринку она не нашла.
Тут бабушка всполошилась. Решила пойти в школу.
Школьная нянечка тетя Маруся сказала ей:
– А как же! Прибегала девочка… Верно, после первой смены. Правильно, шапочка на ней красная! Я ее еще спросила: "Ты зачем вернулась?" А разве их поймешь? Она постояла и убежала опять. Куда? Да нет, не знаю.
Теперь бабушка уже окончательно испугалась: где же Маринка?
Она снова обошла весь двор своего дома. Посмотрела во всех закоулках, побывала в каждом из семи подъездов. Маринки нигде не было.
Возвращаясь домой, бабушка еще надеялась: может, Маринка где-нибудь здесь, может, уже стоит у запертых дверей и ждет? Но нет, надежда оказалась напрасной.
Теперь бабушка была сама не своя. Все валилось у нее из рук. Она начинала одно дело и, не доделав, бросала. Хваталась за другое – забывала, что хотела сделать. И все время прислушивалась: не заскребется ли Маринка в дверь? Не начнет ли дергать и крутить дверную ручку?
Они явились почти одновременно – дедушка, мама и папа. Узнав, что Марина еще не вернулась из школы, мама и папа тотчас бросились ее искать. Опять посмотрели во дворе. Снова сходили в школу.
Нигде, нигде, нигде…
Теперь все взрослые собрались дома, и никто из четверых не мог придумать, что же делать дальше? Мама стояла у окна и смотрела на улицу. Папа молча курил. Бабушка наконец присела: такой почувствовала себя разбитой и усталой. А дедушка взялся за телефонную трубку.
Но позвонить он никуда не успел.
Вдруг мама крикнула:
– Идет! Идет… Вот она. Вошла в ворота!
Все кинулись к окну, увидали Марину. Она шла по двору с каким-то большим мальчиком. Мальчик тащил в одной руке портфель и небольшой синий рюкзак, в другой – Маринкин ранец.
– Так нас всех заставила переволноваться! Негодная девчонка! Нашлепать ее, что ли? – сказала бабушка и заспешила в переднюю, чтобы первой открыть Марине дверь, первой ее встретить (уж там как дело покажет), может быть, первой ее расцеловать.
– Нет, нет, пожалуйста, без нежностей! – запротестовала мама, сразу разгадав намерения бабушки. – Должна была предупредить девчонка… Разве так делают? – И вслед за бабушкой она тоже побежала встречать Марину.
– Тот самый мальчик!– заметил дедушка, сняв очки и стоя у окна. – Антон Черных его зовут.
– Вы о ком? – спросил папа.
– О мальчике, с которым вот Маринушка идет.
– Вы его знаете?
– Однажды видел. Марина о нем плохо говорила.
И уже все четверо стоят в передней и ждут Марину. Папа даже щелкнул выключателем, зажег свет.
Антон вошел первым, как бы загораживая собой Маринку, и сразу с порога начал:
– Вы ее не ругайте, пожалуйста… Она меня здорово выручила! Она…
Он хотел еще что-то прибавить в защиту Маринки, но Маринка договорить ему не дала. Вынырнув из-за Антоновой спины, она сперва кинулась к маме, потом к бабушке и снова к маме. Вид у нее был виноватый. Разве она по их лицам не понимает, как они из-за нее тут волновались?
– Честное слово, никогда так не буду! – зашептала она, прижимаясь щекой к маминой руке. – Ну, никогда, ну, октябрятское слово!…
В общем, все было ясно. Антон понял, что ему здесь делать уже нечего. Он положил на стул Маринкин ранец. Сказал:
– Я пошел…
– Погоди, – остановил его папа. – Обедал ты? Еще нет? Ну разденься, пообедаешь с нами.
И папа попытался взять у мальчика его портфель.
Но Антон не дал.
– Нет, я пошел. Мне пора.
Он нахлобучил на голову шапку и вдруг вспомнил про бланк, который взял для Марины в бассейне. Бланк лежал у него в кармане.
Он достал бумажку и протянул Марине:
– Возьми.
Маринка взяла.
– Что делать-то, помнишь? – спросил он.
– Помню, – ответила Маринка, хотя все было непонятно ей и все давным-давно вылетело у нее из головы.
– Тогда ладно… Тогда все!
На этот раз Антон с такой живостью выскочил за дверь, что никто его не успел остановить.
С этажа на этаж, с этажа на этаж… Его ботинки, подбитые железками, отчеканивали по ступеням лестницы частую барабанную дробь.
И вот он уже совсем внизу.
И вот его уже совсем не слышно.
У МАРИНКИ ХОРОШИЙ ВЕЧЕРОК
А за обедом Маринка не столько ест, сколько болтает без умолку. Слова из нее так и сыплются. Наберет ложку супа, держит перед собой, а сама про бассейн: ах, какая там вода! А какие берега из красных плиточек! А дно белое-белое… А на воде какие-то пробковые веревки плавают. Антон сказал, что пробковые! А тренер у них какой! Тренер – это значит учитель. Антон ей так сказал.
Ложка супа, не попадая Маринке в рот, то и дело ныряет обратно в тарелку.
Бабушка сердится: что это в самом деле? И так обед у них сегодня поздний, а Марина с супом все никак не справится.
– Будешь ты есть наконец?
– Буду, буду…
Марина торопливо глотает одну ложку супа, другую и снова о своем. Ох, как она боялась переходить через Ленинградский проспект! Ужас, сколько там машин… Но ведь ей надо было, поэтому она перешла. Но в другой раз одна не пойдет. Обещает. Зато Антон очень ее благодарил. Так благодарил, так благодарил… Вообще он хороший – Антон Черных. Это она зря про него думала. Даже винегретом ее накормил. Такого вкусного она в жизни не пробовала – пальчики оближешь!
– Так ты сыта, что ли? – спрашивает бабушка. Голос у нее слегка обиженный. – Тут стараешься, стараешься – и нате вам! – такого вкусного винегрета в жизни не пробовала… А дома чем плох?
Наконец пообедали. За окном уже совсем темно. Вечер. Папа задергивает шторы, мама дает Маринке большое сладкое яблоко. Маринка грызет яблоко, но ей не до яблока, она все толкует про бассейн.
Зоя Ивановна – это теперь ее тренер – велела приходить в четверг. К трем часам. Вот только что ей со справкой делать, вот это она забыла. Начисто забыла! И еще Антон сказал, что для бассейна надо…
Бабушка не дает ей досказать. Обрывает:
– Это выбрось из головы! Ни в какой бассейн тебя не пустим. Не доросла.
У Маринки чуть яблоко не вывалилось из рук: не доросла? Как не доросла? Да там есть девочка еще меньше.
– Мне эта девочка вот по сих пор будет. – Маринка показывает пальцем на свой подбородок.
– А Ленинградский проспект? – восклицает мама.– Одной переходить? У меня все еще мурашки по спине бегают, когда я думаю, как ты переходила такую улицу. Нет, нет, нет, ни за что!
– Да я не буду больше одна переходить. Честное слово! Никогда-никогда…
– Насчет ходьбы – ладно! Я бы стала ее водить,– подумав, говорит бабушка. – Не в том дело…
Папа помалкивает. Потом тоже вмешивается в разговор. Однако не очень решительно и поглядывая на маму:
– А хорошо бы ей все-таки заняться спортом.
Мама так и взвивается:
– Спортом?! В бассейне?! Да у нее вечно насморк. Вечно кашель. Какой там бассейн!
Маринка готова зареветь. Губы уже совсем распустились. Все против: и мама и бабушка. А папа не станет спорить, если они против. Теперь вся надежда на дедушку. Неужели и дедушка скажет "нет"? Тогда – все. Дедушкино слово – последнее слово.
И Маринка с мольбой смотрит на дедушку. "Дедушка, помоги! Помоги, чтобы меня пустили в бассейн. Я буду хорошей! Я буду всегда очень хорошей! И буду всех слушаться…"
Конечно, все это Маринка говорит не вслух, а только про себя. Вернее, не говорит, а думает про себя. И даже не думает, а просто смотрит на дедушку. Но смотрит такими глазами, что дедушка и без слов ее понимает.
И он снимает очки. Долго их протирает носовым платком. Наконец говорит:
– А я – за бассейн.
Маринка стремглав бросается к дедушке: милый, милый дедушка!
Тут и папа произносит уже более твердым голосом:
– А почему бы и впрямь не попробовать?
У бабушки и мамы лица недовольные, а Маринка приплясывает, хлопает в ладоши:
– В четверг пойду в бассейн! В четверг пойду в бассейн!
– Неизвестно, – говорит дедушка. – Может, пойдешь, а может, и нет.
– Почему?…
У Маринки снова дрогнули губы, опять она готова зареветь.
– А сначала мы побеседуем с Тамарой Максимовной. Послушаем, что она скажет.
Тамара Максимовна – детский доктор из поликлиники. Она лечит Маринку со дня рождения и знает все, что касается ее здоровья, прямо наизусть.
– Правильно! – оживился папа,
– Вот увидите, Тамара Максимовна не согласится, – говорит мама. – Я знаю, что она не согласится!
Бабушка ничего не говорит: с дедушкой она никогда не спорит, это всем известно.
И вот дедушка разговаривает по телефону с Тамарой Максимовной, а Маринка стоит рядом и глаз не спускает с дедушкиного лица. Только разве по его лицу что-нибудь разберешь? И по голосу ничего не угадаешь. А слова и вовсе непонятные, хотя Маринка слушает очень внимательно.
Ну, что можно понять из таких слов:
"Конечно. Согласен с вами, Тамара Максимовна. Нет, что вы! Совершенно неожиданно. В том-то и дело – собственная инициатива. А как же? Верно-верно. Пусть будет так…"
Наконец дедушка прощается с Тамарой Максимовной, говорит ей: "Всего хорошего! Наши вам кланяются!"– и кладет телефонную трубку.
И потом смотрит на Маринку. Смотрит, улыбается, и больше ничего. А Маринке больше ничего и не надо. По одной дедушкиной улыбке ей уже все понятно.
– Разрешила! Разрешила! Разрешила! – кричит Маринка и прыгает, и кружится, и вертится, колоколом раздув вокруг себя широкую коричневую юбочку.