Текст книги "Лазурный рассвет"
Автор книги: София Герн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Я не против, – пожала она плечами, – Жень, ты как?
– Я тоже «за». Вот завтра начнем пахать так, что мало не покажется, а потом и не вспомним ничего. Просто потому, что даже и не посмотрим!
– Только не забудьте прихватить с собой носки, в которых нужно войти в храм, а потом благополучно выбросить, – сказал Степан.
– А это зачем? – поинтересовалась Зоя.
– Такая традиция. В храм входят без обуви. Это мне наш гид и водитель рассказал. Он тут как у себя дома, третий год сидит на Гоа безвылазно. И, кстати, наверняка знает Измайлова. Здесь, правда, многие из наших соотечественников недвижимость приобрели, но кое-кто от своих не прячется.
Через несколько минут все собрались у автобуса и двинулись в сторону северного Гоа. Женя хотела сесть рядом с сестрой, но не тут-то было. Даша со вздохом заметила, что на соседнее кресло плюхнулся Степан. Она сочла за лучшее помолчать и, отвернувшись, стала смотреть в окно. Мимо проплывали изумительные картины, и она не выдержала, взяла камеру. Где-то вдалеке сверкали горы, по пыльным, усеянным лепестками каких-то экзотических цветов тропинкам лениво брели белоснежные коровы, мелькали женщины в ярких сари, бегали без присмотра смуглые до черноты местные ребятишки. Машины ездили как попало, и поэтому их водителю, работавшему на Гоа в одной из русских фирм, приходилось очень внимательно следить за дорогой. И вот они наконец добрались. Степан взял на себя труд опекать легкомысленных моделей. Они тут же, купив гирлянды из ярких, как полыхающий огонь, оранжевых цветов, чуть было не напялили их себе на шею.
– Девочки! Отставить! – заявил он, смеясь. – Мало того что вы собрались осквернить Шиву, используя подношение ему как рядовое украшение. А еще в этих цветочках водятся всяческие неприятные насекомые!
– Ой! – воскликнула Рита и отбросила свою гирлянду на руки Егору.
Продавец индус посмотрел на нее неодобрительно, но быстро отвернулся.
– Пока донесем до алтаря, никто на нас не перескочит. Там просто жучки. Они же медлительные, не как блохи, – пояснил Егор.
Женя рассмеялась:
– Да ты большой знаток блох!
– Я любитель собак, и у меня их две.
– Да, – подтвердила Инесса, – потрясающие лабрадоры, красавцы и умники. Папа и сынок. Рыжий и черный.
– Точно. Но эти самые красавцы и умники периодически подхватывают земляных блох, когда мы выезжаем на природу. И никакие ошейники не помогают.
– А мы тем более без ошейников, – фыркнула Рита, – а могли бы об этом позаботиться! Такие себе хорошенькие заказать, со стразами.
– От Сваровски, – задумчиво пробурчала Вера и добавила:
– Конечно, экзотика хорошо, но как-то мне здесь не по себе.
Они прошли по мощеной тропинке к резервуару с водой. Это была самая старая часть храма. Водитель, которого звали Григорий и который с ними не пошел, видимо, уже досыта наелся всей этой экзотикой и красотой, рассказал, пока они ехали, что сам храм не раз перестраивался и даже переносился с места на место. Во дворе компания залюбовалась семиэтажной башенкой, в нишах которой прятались светильники. Сам же белоснежный храм из камня был приподнят на платформе. Они вошли, сняв обувь, и отнесли свои подношения к серебряному, богато украшенному разными фигурками алтарю. В храме было гулко и прохладно, так, что оттуда совсем не хотелось выбираться на густой, пропитанный резкими ароматами воздух. Даша почувствовала, как ощущение невероятного покоя разливается по всему телу, и все окружающее показалось таким прекрасным, таким совершенным. И не хотелось никуда больше двигаться, просто взять и прилечь вот здесь, на этом отполированном тысячами ног полу.
– Даша! – окликнул ее Степан. – Мы уходим. А ты решила здесь навеки поселиться? Ты в порядке? У тебя вид какой-то отрешенный.
– А какой еще вид должен быть у человека в храме?
– Именно такой! – кивнул он серьезно. – Послушай, мы решили немножко расслабиться, Инесса возражать не будет. Тут так много всяких клубов! Настоящий рай для ценителей легкого транса! Ты, наверное, знаешь, что здесь самая настоящая Мекка для хиппи.
– Ага, когда они были молодые, и розы для них красные цвели, и фонтаны были голубые. Теперь, я думаю, все уже давно не так, как было когда-то. Хиппи… Это уже история.
– А мне бы хотелось почувствовать себя кем-то сродни этим «детям цветов».
– Знаешь, я тоже не против. – Даша вдруг поняла, что очень хочет не возвращаться в душный номер, а окунуться в ночную жизнь северного Гоа. В конце концов, не обязательно шляться по клубам всю ночь. Но хотя бы половину – можно.
Подошла Инесса. Вид у нее был нахмуренный, а на лице читалась целая гамма эмоций. Ей тоже хотелось провести ночь, предаваясь звукам тантрической музыки и покуривая легкие сигаретки, но она боролась с собственной ответственностью. В конце концов Егор так умоляюще на нее уставился, что отказать ему, да и остальным, она не нашла в себе ни сил, ни желания.
Вечеринка выдалась куда более бурной, чем они рассчитывали. Но разве здесь, в этом удивительном, ярком, сверкающем и дышащем ароматами специй, трав и цветов месте, могло быть иначе?
Дашу вдруг покинуло напряжение, возникавшее в присутствии Степана, он это почувствовал и радовался как ребенок. Женя наблюдала за ними с улыбкой. В конце концов, почему сестренке не поразвлечься?
Они сидели на шелковых подушках резного диванчика черного дерева, что-то пили, что-то ели, что-то курили, и с каждой минутой решимость Даши больше никогда не возвращаться к бывшему любовнику куда-то улетала, как дымок от масляных светильников. Степан настойчиво положил руку ей на колено, слегка задрав полотняную тонкую юбку, и у нее не хватило сил его отстранить. Даша лишь рассеянным взором обвела присутствующих, отметив, что никто на них не обращает внимания. Все были заняты сами собой. Франческо полулежал, положив голову на колени к Рите, она медленно гладила его по жестким вьющимся волосам. Егор все внимание переключил на «свою королеву» и увлеченно, самозабвенно облизывал пальчики Инессы, измазанные в густом соусе, который подали к бириани, традиционному индийскому плову. Зоя и Вера играли друг с другом в странную игру, делая вид, что целуются, а потом отскакивали друг от друга с громким хохотом. Женя увлеченно что-то доказывала Грише, который наконец оставил свое авто и присоединился к компании. «Кстати, никакой он не шофер, а старший менеджер одной туристической фирмы, хороший знакомый Инессы, вот и согласился с нами немного помотаться по окрестностям», – доверительным шепотом сообщила сестре перед поездкой Женя, выдала информацию, которую все давно знали.
В общем, никому не было дела до Даши и Степана. Он повернул ее к себе и провел пальцем по ее губам.
– Ты испачкалась в сахарной пудре и, кажется, в корице, – заключил он, нагнувшись и слизнув следы десерта с ее рта.
Она ничего не ответила, лишь посмотрела на него широко открытыми глазами с расширенными зрачками. Образ Степана расплывался, ей хотелось погрузиться в легкую, нежную дрему, и чтобы весь мир вокруг перестал существовать. Играла тихая, протяжная музыка, которая тоже навевала сон, волшебный и сладкий, как засахаренные фрукты, которые им подали на десерт. Даша повернулась к Степану спиной и расслабилась, а он стал целовать ее обнаженную шею, отводя в сторону завитки мягких, ставших влажными от жары волос. Его поцелуи не были ни настойчивыми, ни грубыми, в них сейчас чувствовалась одна глубокая, бездонная нежность, которой Даше так давно не хватало. И почему это на него нашло тогда, когда ей их отношения представлялись уже пройденными и совершенно лишними. Там, на пляже, под полуденными лучами раскаленного солнца она оттолкнула его, и в море, во время купания, он тоже ей ничуть не был нужен. Но почему же теперь она таяла как льдинка? Ее лоб покрылся испариной, юбка прилипла к коже, и единственное, чего ей хотелось, так это оказаться где-нибудь в гостиничном номере, обнажиться полностью и подставить разгоряченное тело под прохладные потоки кондиционированного воздуха.
– Ну что, господа! – услышала она голос Инессы, как всегда бодрый и звонкий. – Я считаю, что мы уже достаточно времени отдали на наши развлечения. Все отдохнули, оттянулись. Пора и честь знать!
– Ну еще немножечко! – заныла Вера тоном маленькой девочки, которую позвали домой раньше времени, когда еще все друзья гуляют во дворе.
– Нет, – отрезала Инесса, – если я сказала хватит, значит, и в самом деле хватит. Нужно отоспаться. Поехали? – она обратилась к Григорию, со спокойным достоинством исполнявшему роль гида и шофера.
Он оторвался от увлекательной беседы с Женей и кивнул:
– И в самом деле пора. Уже почти ночь. Здесь темнеет внезапно.
Все вышли на улицу. Кругом горели фонари, спорящие с полной луной, висевшей в кобальтовом небе бледным опаловым диском в окружении нестерпимо ярких созвездий.
…Съемки следующего дня проходили весело и бурно. Команда, по настоянию Инессы, отправилась в Ларго да Игрежа. Сопровождал их неизменный и очень подружившийся с Женей Гриша. Он с увлечением рассказывал историю создания этого знаменитого комплекса в Панаджи, где узкие улочки и небольшие площади напоминали о португальском владычестве и Средневековье, о том, что церковь Непорочного Зачатия служила своеобразным маяком для приплывающих из Старого Света судов, водил к часовне Святого Себастьяна. Рассказал Григорий и о том, что через день, в субботу, здесь состоится знаменитый карнавал Сабадо Гордо, во время которого проходит процессия с макетами самых красивых в истории кораблей, а само празднество открывает Король Момо, призывающий всех веселиться от души четыре дня и три ночи. На вопрос, как именно тут народ веселится, Гриша только закатил кверху глаза и промычал нечто невразумительное, но весьма красноречиво свидетельствующее о том, что это нечто фантастическое. Даша порадовалась, что им удастся закончить все съемки до карнавала, хотя твердо решила отснять и этот праздник. Иногда в «Стиле» публиковались статьи на туристические темы, мало ли что взбредет в голову Инессе? А она тут как тут – вот вам готовый иллюстративный материал!
Все удалось завершить до обеда, Даша настояла на том, чтобы провести фотосессию как можно раньше и из-за жары, и из-за утреннего света, который здесь был какой-то особенный. Она использовала и португальский стиль старого Гоа, и индийские детали, умело их совмещая. Это было не так уж и трудно, потому что их, восточный и европейский, слило воедино само время, создав уникальную атмосферу. Коллекция Франческо, даже с некоторой обидой за Степана признала Даша, выглядела здесь более эффектной. Может быть, просто потому, что итальянцу была присуща легкость и непринужденность, данная от рождения, и этой самой непринужденности и легкости всегда, с точки зрения Жени как стилиста, не хватало соотечественникам. Даша обратила внимание на то, что Свирин расстроен и попыталась его утешить несколькими ободряющими фразами, но они его, как и внимание подруги, не воодушевили.
– Знаешь, Даша, мне, когда я смотрю на вещи Доминико, кажется, что стоит все мои потуги бросить к чертовой матери, – сказал он.
– Даже не думай! – возмущенно откликнулась она.
– Ты просто меня утешаешь… Это делать вовсе не обязательно, я все вижу собственными глазами. Я слишком, наверное, претенциозен и слишком хочу выглядеть в своих работах европейцем. А этого нет и быть не может. Мы ведь родились не на берегах Средиземного моря, где все другое – даже краски. И ничем это не восполнить. Пожалуй, перейду я лучше на пастельные тона. Пусть у следующей коллекции будет сдержанная северная гамма.
– Почему бы нет? – Даша пожала плечами. – А насчет итальянцев ты прав. Они совсем иначе видят мир. И что тут удивительного? Я как-то даже слышала, что древние греки вообще видели другие краски. Взять хотя бы гомеровское «фиалковое море». Это как? А мы вечно смотрим на унылые, грустные, монотонные пейзажи. Даже летом у нас нет тех оттенков, которые дарит их солнце. Но и оно ничто по сравнению со здешним, если ты это заметил. Так вот, в нашем родном городе вообще мрачно, кругом все оттенки серого и черного. Брр… Поздняя осень просто меня угнетает, когда облетает даже та убогая, сохранившаяся листва. Откуда взяться у русских художников такому взгляду, как у итальянцев или испанцев? Исключено!
– Это точно. Знаешь, когда я был в Армении, то просто поразился цвету Арарата. Он оказался и в самом деле сиренево-лиловым, в розоватой дымке, как на полотнах Сарьяна, которые я считал чистой выдумкой.
– Ну вот! Видишь, сам все понимаешь! Так используй действительно северную сдержанность и…
– А! – махнул рукой Степан. – Характер у меня другой. И темперамент. – Он покосился на Дашу, ожидая, что та продолжит тему, но она его надежд не оправдала.
– Интересно, – вдруг сказала она, – а этот Измайлов, художник, поселившийся на Гоа, с которым Инесса решила сделать интервью, он поменял свой взгляд?
– Тоже мне Гоген на Таити! – пожал плечами Степан. Он всегда ревниво относился к чужому творчеству и, если и признавал за человеком талант, как, например, в случае с Доминико, все равно находил в нем какие-нибудь изъяны.
– А мне интересно. Кстати, придется картины снимать, а это трудно. Не моя область. Может быть, у него найдутся готовые слайды?
– Может, и найдутся, но Инесса наверняка захочет эксклюзив, то, что еще нигде не публиковалось. Так что приготовься морально. Когда собираешься приступить?
– Завтра. Прямо с утра договорились. Вы будете на пляже греться, а я потеть на съемке.
– Хочешь, я с тобой поеду?
– Нет. Ты будешь меня отвлекать.
– Но мне самому интересно посмотреть его работы.
– Нет, – еще раз твердо повторила Даша, и Степан повернулся и ушел с оскорбленным видом.
Ну сколько еще он будет дуться? И сколько станет надеяться ее вернуть? И почему мужчины так устроены, что для них либо все, либо ничего? Вот этот самый Гриша, он явно подружился с Женей, не отходит от нее, они все время о чем-то весело болтают, смеются, делятся впечатлениями. Но при этом Даша не находила в поведении их гида ничего чувственного. Просто нравится девушка, и все. Хотя, с другой стороны, с Женей это не в первый раз. Она всегда имела удивительную особенность дружить с мужчинами, которые хоть чуточку были в нее влюблены, а иногда, как Саша, ее новоявленный бойфренд, и вовсе даже не чуточку. Женя проверяла мужчин долго, и никогда не позволила бы себе, как она, Даша, очертя голову ринуться в приключение с неизвестным и опасным «викингом» где-нибудь на курорте. Нет! Она бы сделала его своим приятелем, долго общалась бы с ним, не ложась в постель, а уж потом, может быть, и присмотрелась бы. Даша вдруг подумала, что во многом она пытается жить так, как считает правильным ее старшая сестра. Возможно, и ее испуг от начинавшегося романа, и стыд за свое «легкомысленное» поведение, и бегство – все это она сделала просто потому, что боялась мнения Жени? Но сестра никогда не бывала с ней строга. И никогда не навязывала своего мнения, иногда лишь деликатно могла намекнуть или поговорить по душам, но уж точно не стала бы осуждать! Наверное, это какое-то супертребование ее собственного супер-эго. Не иначе. Поступать не как хочется, а как должно и нужно. Получается, это самое «должно и нужно» ей невольно навязала правильная Женя? «Брось! – сказала себе Даша. – Никто тебе ничего не навязывал! Лучше на себя саму посмотри». Она вынула из плетеной сумки косметичку, достала пудреницу и посмотрела. Из зеркала на нее глядела эдакая пугливая лань, и образ такой Даше вовсе не понравился. Что это она сделала из себя типичную жертву, когда никто ее таковой быть не заставлял? Нет. Надо все-таки пересмотреть свои взгляды. А уж потом… Что именно потом она сделает, Даша решить не успела. Команда собралась и уже садилась в автобус, когда ее окликнул Франческо:
– Даша! Ты можешь меня сфотографировать с девочками? Вот тут, на фоне Святого Себастьяна? Не для журнала, для меня лично?
– Конечно могу, не проблема.
– Синьорины! Подождите! – кинулся к моделям Доминико, сопровождаемый презрительным взглядом Степана.
– Ну просто туристо итальяно… Облико аморале, – пробурчал он и скрылся в автобусе.
– Почему аморале? – захохотал Франческо. – Ничего подобного! У меня, во-первых, нормальная ориентация, что в нашей среде не часто встречается, а во-вторых, я примерный семьянин! И жена у меня красавица.
Даша не стала вдаваться в подробности семейной жизни синьора Доминико и в тонкости сексуальной ориентации большинства его коллег. Она потратила еще не менее получаса, пока он удовлетворил свое желание запечатлеться у достопримечательности с тремя красотками, которые хотя и не возражали, но были явно утомлены и совсем не жаждали продолжения работы. Но куда деваться? К тому же веселый и щедрый Франческо подарил каждой по паре выбранных ими платьев, а это дорогого стоило!
* * *
На следующий день Даша поднялась рано, и едва успела позавтракать, как за ней заехал Григорий. На сей раз он был не на своем комфортабельном автобусе, а на новеньком сверкающем красном «джипе». Видимо, туристический бизнес приносил ему неплохой доход, или, может быть, «джипы» тут не так уж дорого стоили? Впрочем, Даша в машинах не разбиралась и о последнем судить не могла. Она оделась так, чтобы было удобно: светло-голубые, дающие свободу движениям джинсы с множеством кармашков, тонкий белый трикотажный топик, больше напоминающий мужскую майку, простоту которого скрадывало купленное в перерывах между работой в Панаджи довольно громоздкое коралловое ожерелье с латунными, традиционными здесь, коваными бусинами. На ногах у нее были сандалии, плетенные из ремешков, купить которые ее просто заставил однажды Степан, считающий, что для нее это идеальная обувь. Она ворчала, что эта обувь мало что непрактичная, но еще и неоправданно дорогая, а он просто взял и заплатил. Он тогда еще сказал: «Ты будешь как настоящая жрица». Она же в ответ фыркнула и ответила, что будет не как жрица, а как гетера. Степан возразил: «Не вижу особенной разницы. А тебе немного взять от гетеры не помешало бы. А то ты вечно ведешь себя, как загнанная домохозяйка с больной головой!» И для кого она теперь надела эти сандалии? Да еще ногти на ногах покрасила в коралловый цвет. Под бусы. Женя наряд одобрила. Ну и ладно!
Они подъехали к небольшой вилле, скрывавшейся за буйной растительностью. Колыхались на ветру пальмы, вились цветущие алыми и ярко-розовыми соцветиями лианы, вдоль подъездной дорожки благоухали низкорослые травы, как сказал Даше Григорий, это были традиционные специи, из которых Даша смогла признать лишь одну – гигантскую монстеру, потому что ее «родственница» жила у них с Женей в доме, в огромном глиняном необожженном горшке. Но местная монстера оказалась усеяна плодами. Вот, оказывается, почему в книжке ее называли «деликатесная». Глянцевая темная зелень и воздушные корни обвивали ствол эвкалипта, потрясающе гармонируя с его белой плотью. В этом было что-то необыкновенно чувственное, даже сладострастное. Дашу до такой степени поразило зрелище подобного симбиоза и полнейшего слияния, что она даже зажмурилась и не заметила, как навстречу ей идет молодой мужчина.
– Даша? – В его голосе послышалось крайнее удивление, и когда он подошел поближе, она не могла вымолвить ни слова, хотя эту мощную, дышащую первозданной силой загорелую фигуру узнала сразу.
– Да… Игорь!
– Вот уже тридцать лет как Игорь.
– Как ты здесь оказался?!
– А как ты оказалась? – ответил он вопросом на вопрос.
– Меня просили снять Алексея Даниловича Измайлова. При чем тут ты?
– При том, что это мой отец, вот так все просто.
– Но у тебя другая фамилия! – не нашла ничего лучшего, как не поверить ему Даша. – Этого просто не может быть, чтобы вот такое совпадение.
– Совпадений и случайностей не бывает, – улыбнулся он, и она тут же вспомнила незнакомца, подошедшего к ней на московском бульваре. Как он сказал? Да так же! Случайностей не бывает! Надо просто довериться судьбе. Она и доверилась. И судьба привела ее снова к «викингу». И все-таки, почему у него другая фамилия?
– Я ношу фамилию матери. Просто мне никогда не хотелось пребывать под сенью славы своего отца. Хотя мы с ним большие друзья и я часто живу тут по два-три месяца. Особенно когда работаю.
– Значит, он – Измайлов, а ты – Успенский.
– Ага, – кивнул Игорь, – моя мама из поповского рода-племени. Я же тебе говорил.
– А вот про отца ничего не сказал. Просто обмолвился, что он художник.
– Ну и что? Мне не хотелось, чтобы ты думала, будто я типичный папенькин сынок и сам из себя ничего бы не представлял, если бы не знаменитый Измайлов. Это предосудительно? Я думаю, нет. И потом, наверное, я бы тебе куда больше рассказал о себе и своей семье, если бы ты не сбежала. Но хватит тут стоять и болтать. Думаю, мы еще наговоримся. – Он вдруг нахмурился. – Тем более что мне, знаешь ли, есть что тебе сказать. И кое о чем допросить с пристрастием. Пойдем! Отец ждет.
Дом, как и многие здешние сооружения, был в том же характерном португальском стиле, ничем, впрочем, от других домов на Гоа не отличающийся. Но когда они вошли внутрь, Дашу поразило, что дом, кажущийся снаружи весьма скромным, внутри производил впечатление просторного. Бывшие внутренние перегородки были максимально упразднены, и пространство отдано во власть классического интерьера. Конечно, не обошлось без лепнины и бронзы, покрытой благородной патиной, а также без наборного паркета и плитки с характерным узором, но во всем чувствовалась мера. Открытая терраса была обнесена по периметру каменной балюстрадой, а стены гостиной украшали фрески.
– Как тут красиво! – не удержавшись, воскликнула Даша.
– И все моими трудами! – отозвался вышедший в холл пожилой стройный мужчина в простой хлопчатобумажной ковбойке, до белизны потертых джинсах и парусиновых туфлях на плетеной подошве, казавшийся совсем субтильным рядом со своим гигантом сыном. – Правда, мне тут Игорь помогал. Но фрески с кораблями – моя работа.
– Потрясающе!
– Признаюсь, что немного позаимствовал у португальцев их особенной техники и попытался сохранить старый стиль. Но, по-моему, получилось не так уж плохо. В общем, не совсем китч!
– Это уж точно, – только и могла сказать Даша.
– Меня зовут Алексей Данилович, а вы – Даша? – Он протянул ей сухую и узкую руку.
– Даша. Дарья Ильина. Фотограф «Стиля». Вам Инесса Геннадиевна звонила? Или, может быть, я не вовремя с этими съемками?
– Вовремя, вовремя! А вот завтра было бы уже поздно. Я собираюсь отправиться на Сабадо Гордо! И веселиться, как и положено, предаваясь всяким излишествам, не меньше, чем положенные четыре дня. Чего и вам советую! – Он улыбнулся, и Даша поразилась, насколько улыбка отца напоминала улыбку сына. Но Алексей Данилович был привлекателен совсем по-другому. Во всем его облике сквозило нечто неуловимо аристократичное, лишенное всего грубого и нарочитого, как в Игоре. И все же в обоих чувствовалась недюжинная мужская сила.
– Вы так похожи и в то же время совершенно разные, – не удержалась Даша.
– О! Вы еще не видели маму нашего викинга. – Видимо, это сравнение не ей первой и не ей последней пришло в голову. – Она-то у нас настоящая Брунгильда, хоть и поповская дочка. Хотите, покажу ее портрет? Вам, как художнику, будет интересен этот удивительный типаж. Помесь славянской языческой древности со скандинавской. Все-таки кровь чудеса иной раз творит! Пойдемте в мастерскую. Там уж вы сможете сделать свои выводы относительно моего творчества, которое, как мне кажется, вполне дилетантское. Уж не могу понять, отчего все решили, что я настоящий мастер? Мне до мастера – как до небес. Хотя в моем возрасте до небес не так уж далеко!
– Кстати, папа, – вклинился в разговор Игорь, – мне кажется, тебе не стоит на сей раз принимать участие в карнавале. Зачем? Это развлечение скорее для туристов и для местной молодежи. Ты не забыл, что у тебя проблемы с сердцем?
– Не забыл. А коли и хотел бы забыть, так ты не дашь. И все равно. Я обязательно пойду! Знаешь, кто на сей раз у нас Король Момо? Мой старый приятель Игнасио!
– Это тот, у кого магазинчик антиквариата в галерее Кидад де Гоа?
– Он самый! Ох, Дашенька, девочка, вам просто необходимо посетить его магазинчик! Игорь вас проводит, если останетесь после праздника, получите большое удовольствие, даже если ничего не купите. Как художник художнику вам говорю!
Даша отметила, что он в который раз обращался к ней как к художнику, и из-за этого прониклась к Измайлову еще большей симпатией.
Они, весело и непринужденно болтая, прошли через анфиладу комнат, в которых наблюдался все тот же простор, что и во всем доме. Мебели оказалось совсем мало. Но если уж она и присутствовала, то каждый предмет тут был подобран с большой любовью и вкусом. Алексей Данилович умело сочетал в интерьере, без всякой помощи, насколько она поняла, пришлого дизайнера, вещи и португальской старины, и поделки местных ремесленников. И ей это все больше и больше нравилось. Единственным досадным моментом ее пребывания в этом удивительном доме было холодное молчание Игоря. Он хотя и сопровождал гостью повсюду, следуя за отцом, который явно был в ударе, но своим видом демонстрировал либо мрачность, либо презрение, либо отрешенность. Что именно превалировало – Даша сказать бы не рискнула.
Наконец они пришли в мастерскую Измайлова, где ей предстояло сделать целую серию снимков. И, к вящей радости Даши, тут оказалось истинное вместилище необходимого света. Так что ей вряд ли понадобилось бы для съемок картин дополнительное оборудование, которое, тем не менее, она прихватила, нагрузив джип Гриши по полной программе. Надо сказать, что его тоже пригласили в дом, но он предпочел изучать сад. «Это моя слабость, – признался Григорий. – Я потом к вам присоединюсь, а пока займусь изучением этого шедевра. Знаешь, Даша, тут удивительный сад. Конечно, для тех, кто понимает!» Даша не понимала. Для нее все сады были по-своему удивительными. Она рассматривала и их целостность, и их раздробленность как артефакт. А в тонкости ландшафтного дизайна и садоводства вникать у нее не было никакого желания. Какая, в конце концов, разница – это бугенвиллея или монстера? Фикус или бегония? Эвкалипт или пальма? Главное – они прекрасны, и их красота не зависит от наименования, которое им дают люди. Иногда ей казалось, что растения куда более мудры, чем люди. И это вечная, непреходящая мудрость природы, саму суть которой человеческие существа исказили, дав им имена, упорствуя в удивительном заблуждении, что знать имя – значит владеть самой сутью явления. Вот и ураганам давались имена. Преимущественно женские. Даша даже усмехнулась, вспомнив об этом.
Но вот перед ней открылась целая галерея картин. Это были удивительно искренние и пронзительные творения, которых, как она прежде думала и о чем не раз говорила со Степаном, невозможно было ожидать от человека, выросшего в суровом и бесцветном климате. Женские «ню», которых тут оказалось изрядное количество, что свидетельствовало о неувядающем темпераменте Алексея Даниловича, и в самом деле немного напоминали таитянский период Гогена. За исключением почти парадного портрета его «Брунгильды», мамы Игоря, изображенной в серебристом платье, напоминающем латы, на фоне холодного зимнего залива и скал, все остальные модели тяготели к теплу и свету. Алое солнце, отражающееся в лазурной воде Аравийского моря. Девушки на полотнах возлежали, именно возлежали, как царицы, на ярких шелковых тканях, одетые лишь в серебряные и латунные украшения, увитые жемчугом и кораллами, сияя опаловым блеском. Их подведенные глаза перекликались с бирюзой, оправленной в старое золото, их нагота не нуждалась в украшении, но тем не менее украшалась сказочными цветами и листьями. Хищными, сочными, как сама женская сущность, требующая жертвоприношения. Они жили на полотнах в соседстве с невообразимыми фруктами и ярко раскрашенными, словно неоновыми, змеями, изумрудными ящерицами и лиловыми, восхитительными в своем безобразии жабами. У Даши захватило дух. Она замерла перед этими удивительными полотнами. Как можно все это перенести на камеру? И при этом не утратить той мистической атмосферы, которую создавали картины Измайлова? Надо очень, очень постараться! И, самое странное, теперь она понимала, откуда у Игоря его поразительная способность сделать из секса колдовской ритуал. Очень просто. От отца.
Алексей Данилович как ребенок радовался эффекту, который произвели на гостью его картины.
– Это потрясающе! – искренне, после получасового молчания, сказала Даша. – Нет! У меня нет слов! Все, что я скажу, никак не выразит того, что я чувствую, глядя на ваши картины!
– Весьма польщен, – усмехнулся Измайлов, – вы, моя дорогая, конечно, тоже поддались на их обаяние. Но, признаюсь вам, во многом эти полотна продиктовали мне местные смуглокожие красавицы. А знаете, вы тоже красавица. Правда, совсем другого плана. И не такая, как моя Ольга, мама Игоря, и не такая, как они, – он кивнул на картины.
– Простите мой вопрос, Алексей Данилович, – решилась Даша, польщенная похвалой Измайлова ее, как ей всегда казалось, заурядной внешности, – а Ольга… не знаю отчества, мама Игоря, она не хочет жить на Гоа?
– Совсем не хочет, – буркнул Игорь, о присутствии которого они словно забыли, – что тут делать валькирии?
– О да! – Измайлов засмеялся, видимо, отсутствие жены ничуть не огорчало художника. «Еще бы, – подумала Даша, – здесь такой цветник…»
– Мама, кстати, ее зовут Ольга Игоревна, меня назвали в честь деда, не слишком-то подходящее имя для священника, так вот, мама живет в Осло. Она переводчица со шведского, профессор-лингвист. Работает там в университете. Изредка, правда, удостаивает отца посещениями. Хотя не могу сказать, что редкость свиданий его очень расстраивает. На Гоа у папы много приятельниц. – Он хмыкнул.
– Ты мне об этом не говорил, – сказала Даша и тут же прикусила язык, но было поздно.
– А вы, как я понимаю, давно знакомы? – с хитрым выражением лица повернулся к ним Измайлов. По его виду нельзя было сказать, что для него это новость. Скорее, он констатировал факт.
– Мы… – начала Даша, но осеклась.
– Мы знакомы. Помнишь, па, я тебе рассказывал об одной легкомысленной девушке, с которой познакомился в Вербье?
– Ну конечно, помню. Я еще был категорически против, чтобы ты туда ехал, волновался, как бы ты шею себе не сломал. Не понимаю я твоих экстремальных порывов. Вот мама, как ни странно, понимает. А я – нет. Ты, друг мой, искусствовед. И неплохо разбираешься в искусстве. Зачем тебе вся эта ерунда с адреналином? Ой! – Он прикрыл рот ладонью. – Простите, Дашенька, я не то хотел сказать. Не то, что эта поездка, и вообще… – Измайлов смутился и замолчал, посмотрев на сына.
