Текст книги "Лис, который раскрашивал зори (сборник)"

Автор книги: Смит Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Но мне было приятно болтаться между небом и землёй во всех отношениях, я и болтался. Я и сейчас понимал, что она имела право сделать то, что сделала, и где-то даже готов был понять, что то, что произошло − это хорошо, но… но только мне было как-то мазохистки приятно осознавать, что мне было так плохо физически, что для моральных переживаний осталось не так и много страдательной квоты.

Ну а когда мне полегчало, я уже, вроде как, и успокоился. Но это я здесь успокоился, в небе. Я начал несколько переживать за то, что будет, когда мне придётся опять спускаться вниз, тем более возвращаться в Изразцы, и, оттого остро нуждаясь в кампании, приплёлся с виноватым видом с Дивену. Устроился в кресле напротив, свернувшись и сделав вид, что почти сразу же задремал.

Сам же я наблюдал, как Дивен корпеет над своими маленькими часовыми механизмами (он взял работу с собой), и я был рад, что он тут, рядом. Казалось, что мой мир, в котором и Дивен, и Лёгкая с командой, и небо, покрыт какой-то очень тонкой оболочкой на подобии мыльного пузыря, а за ней − тёмная и страшная пустота. Но что было грустить? Мы выкрутились с заказом на этот раз, но… нет. Так думать не пойдёт − выкрутились и ладно. Это сейчас было главное. И я надеялся, что Сайрика будет счастлива. Счастлива, а значит, что-то у меня в жизни уже и получилось. Ох, запутался в мыслях… я спрятал морду под рыжий мех хвоста.

− Тебе уже можно оборачиваться, − промямлил Дивен, я поднял голову и навострил уши, − тебе уже можно оборачиваться, − повторил он, чуть отодвинувшись от часового механизма, и начав его разглядывать от угла, − доктор сказал, что когда ты начнёшь маяться бездельем, то можно оборачиваться и возвращаться к обычной работе.

− Вот как, − хищно произнёс я, перекинулся, огляделся, и выйдя из кают кампании рявкнул, − Рек! А ну сюда! Увижу ещё раз, что грязь такая − языком будешь вылизывать!

В действительности, с санитарной обстановкой на судне у нас всё было в порядке. Я рисовался, чтобы всех (себя главным образом) подбодрить. На самом деле мне снова было страшно, и я опять не мог понять почему.

Глава 3. Большой дирижабль Энкорра

Принцип работы ПОРЗа прост: в действительности небо вовсе не перекрашивается, то что вы видите − это оптическая иллюзия. Мы распыляем в атмосфере на определённой высоте сложные нетоксичные газы, при необходимости − пропускаем через них магнитные линии. И в итоге кажется, что небо изменило цветовую гамму, светится выписывая сполохами ваше имя, ну, или как в нашем случае − стремительно темнеет. В действительности, рабочие газы собираются у верхних границ межей, и город, там образом, чем-то напоминает игрушечный шар со снегом, у которого вместо хрустальной оболочки межи, а место стеклянной крошки, имитирующей снежинки − красящие газы.

Что же касается темноты, то тут нужно не столько чтобы небо стало «черным», сколько то, чтобы на его фоне хорошо было видно представление: салют, или световую феерию, погребальный костёр… Но чем светлее небо изначально, чем ярче оно над межами, тем задача сложнее, и тут наши заказчики оказались правы позвав сразу два дирижабля − это гарантировало то, что результат получится что надо.

Мы прибыли вовремя и во всеоружии − я чувствовал себя просто великолепно, когда за что-нибудь держался (так меня ещё пошатывало). После того, как мы пересекли межи, то покружили немного над городом, выискивая коллег, и выяснили, что город оказался в трауре. Весь.

«Когда ты сдохнешь − о тебе никто не вспомнит», − объявила мне Лёгкая, когда я делал последние корректировки курса.

«О тебе и при жизни-то все забыли», − попытался сумничать я, и взглянул за окно, вниз. Черные флаги вяло трепыхались и тут, и там, окна домов были зашторены, мелкие лавки закрыты.

Угольные Спирали − большой город, чуть меньше Изразцов, но при этом куда как богаче. Через него проходит неслабый пассажиропоток, и много грузов − куча механоидов и големов, которые сейчас находятся в городе − не отсюда, и события городского масштаба их не касаются и им не интересны, но тем не менее, казалось, что всё затихло, помрачнело, словом, город грустно прижал уши. Мне это не понравилось − оставляло не приятное и лживое в чём-то, впечатление.

Наконец, мы высмотрели второй дирижабль ПОРЗа, и я очень удивился, как мы вообще кроме него могли хоть что-то рассмотреть: такой он был огромный. Ну Тайрис, зараза, поднялся. Где он только нашел столько денег, второй глаз, что ли продал? Я начал про себя прикидывать объём баллона и сколько эта зараза должна жрать при плавании, а Реку крикнул:

− Давай к ним!

− Ух ты, Кай, а почему у тебя не такой большой? − я смерил глазами девушку Река. Как там её звали? Вай… Вай…. Забыл. А, ладно − я буду звать её Вай-Вай, тем более всё равно Лёгкая её уже никогда не простит за то, что она только что сказала, и второй раз на этом дирижабле ноги её не будет никогда.

− Потому, что дирижабль должен быть правильным, а не большим, Вай-Вай. Вот Лёгкая, − я положил руку на стену, с ласковой уверенностью и надеждой подлизаться, − правильный дирижабль − она кормит себя и нас с Реком, а это недоразумение пустило бы своими аппетитами «Северное сияние» по ветру.

− Будь у тебя столько заказов, чтобы они оправдывали дирижабль такого размера, ты мог бы купить ещё несколько мест в команде, − не унималась девчонка.

− А зачем мне ещё несколько мест в команде? − беспечно задал я риторический вопрос, любуясь тем, как грациозно мы спускаемся.

− Жениться, − завершила логическую цепочку Вай-Вай и немедленно получила «дружеский» подзатыльник. Ох, Сайрика… я не мог привыкнуть к мысли, что я теперь один. Я её запомнил, эту мысль, да, но привыкнуть − никак.

Мы спустились. Я вздохнул и скомандовал:

− За работу!

Через четверть часа, мы с мастером второго дирижабля молча смотрели друг на друга. Это был совершенно точно не Тайрис и не его экипаж. Я созерцал его − как нечто, что мне не нравится, он меня как досадное, но очень привязчивое, недоразумение.

Сперва он велел нам отчаливать, потому что на это посадочное место он ждёт команду ПОРЗа, а потом, узнав, что это и есть мы, впал в вот такое безмолвие, в течении которого я демонстрировал взглядом как мог всю свою лучезарную неприязнь. Наконец он спросил:

− Доложите о комплектации реактивами что ли…

− Всё готово у нас, − «доложил» я. Он протянул мне переданные помощницей (у него была личная административная помощница) бумаги.

− Просто проставьте галочки в спецификации.

Я с надменным видом передал бумаги Реку не смотря в них. Парень с минуту повертел документы в руках, а потом спросил:

− Кай, это что?

− Просто проставь галочки какие у нас реактивы есть и укажи их количество.

− У нас ничего этого нет − я взял то, что нужно для чернения неба, Кай.

− Вообще ничего этого нет? − уточнил я, не сводя глаз с мастера большого дирижабля, у которого вот-вот должен был начаться какой-нибудь нервный тик, а пропустить этот момент я никак не мог.

− Неа…, − протянул парнишка, − я всю эту чепуху не брал, зачем она нам?

− То есть ты видел эту спецификацию перед полётом? − переспросил я для уверенности.

− Да не смотрел я эти спецификации − я что, без них не знаю, что делать? − с видом оскорблённой невинности раздразнился он.

Лучше бы мы вообще сюда не летели.

− Господин Кай, − вежливо и тихо, как к умалишенному, обратился ко мне мастер-большого-дирижабля, − вам знакома специфика неба Угольных Спиралей?

− Да, я выполнил два заказа здесь, − гордо ответствовал я.

− В таком случае, каким образом ваш ученик мог предположить, что достижения цвета 854697 в данных условиях возможно с помощью стандартного набора реактивов? − почти промурлыкал он, и я понял, что возможно мы будем сегодня драться.

− Таким, что это небо ничем не отличается от всего остального неба, я полагаю, − так же нарочито медленно произнёс я, и незаметно опустил руку в карман, где всегда держал пару гаек для утяжеления кулака при первом ударе.

− Хорошо, представьте тогда свою команду, я хочу познакомиться с вашим химиком.

− Рад знакомству, − я улыбнулся и отдал соответствующие знаки, − я наш химик, штурман, баллист, первый, второй, третий и четвёртый механики, оператор всех пушек и руководитель этого безобразия. А это, − я положил руку на плечо Реку, − мой заместитель по всем вопросам. Например, в этот раз дирижабль к полёту готовил он, − решил я похвастаться, но потом понял, что хвастаться тут нечем, и руку убрал.

− А я его девушка! − поспешила представиться Вай-Вай, − я воздушная гимнастка!

Дивен поймал на себе полный надежды взгляд моего оппонента и грустно признался:

− Я здесь оказался случайно, мастер… кто-то должен был дотащить до дирижабля команду, − Дивен глянул на Река и исправился, − не всю, хотя бы четверых механиков, штурмана и руководителя…

− Два механоида − достаточная команда для работы на таком дирижабле, как Лёгкая, − с некоторым укором напомнил я. Вообще-то такому воздухоплавателю как тому, что был передо мной, следовало бы знать это.

− Вы должны были подобрать дополнительный персонал на станции в Каменной Пыли, − поставил меня в известность вышеозначенный воздухоплаватель.

Я продолжал на него смотреть, а Рек с глупым видом протянул мне согнутые в пять погибелей и потрёпанные по краям бумаги, среди которых и правда было требование о дополнительных механоидах от ПОРЗа, и ещё страниц двадцать дополнительных указаний по заказу. Ах вот где оказывается был экипаж Тайриса!.. Ну, по крайней мере это прояснилось.

− У тебя это было с самого начала?

− Ну да… Койвин дал мне, вы ведь бумаги держать не могли…

− Ты мне этого не показывал. Почему?

− Вам же читать было нельзя, вас от чтения блевать тянуло, − объяснил мне парнишка.

Я от беспомощности кивнул с важным видом. Прилетели.

Всё это время я продолжал устремлять взгляд полный ядовитой самоуверенности и элегантно сдерживаемой враждебности на своего коллегу. Тот сам себе грустно кивнул. Нервный тик у него так и не начался.

− Пойдёмте со мной, − подвёл итог разговору мастер, и я вынуждено переместился на вражескую территорию для продолжения ведения переговоров. Река я с собой не взял.

Пока мы шли до каюты мастера, спесь с меня, по некоторому количеству размышлений, слетела, и я полностью погрузился в мысли о том, что заказ мы, фактически, провалили, что этот гигант, отделанный внутри красной парчой и позолотой, не нуждается в нас, и придётся, по всей видимости, лететь домой на попутных ветрах, если таковые будут иметься, так как если мы сожжем ещё немного топлива, то в следующий раз подняться в воздух уже будет не на чем. То есть подняться в воздух мы сможем − управляемо лететь − нет.

В общем, события последних нескольких дней, а точнее всё, что произошло с момента покупки злосчастного кулона, очень хорошо можно было бы определить, как «финансовый и репутационный крах». Заказы обычного радиуса ответственности останутся за нами, но не более того.

Когда мы пришли на место проведения переговоров, мастер закрыл за нами дверь, достал пару стаканов, налил мне и себе. Я от выпивки отказался, честно объяснив причину. Заодно я рассказал, как и почему дирижабль поднимал в воздух и комплектовал перед плаванием четырнадцатилетний пацан, пока я валялся в отключке, почему не были изучены документы по заказу, почему у нас на борту воздушная гимнастка и часовщик-недоучка вместо дополнительного необходимого персонала.

Рассказал о том, какие и кода мы выполняли заказы, что умеем, чего не делали. Рассказал, как я никогда и ни у кого не учился, и что умею из химии. Показал полученные во время самостоятельного обучения шрамы от ожогов.

Потом я выслушал про проблемы мастера − ему нужен был второй дирижабль в помощь ввиду сложности заказа и большого объёма распыляемых реагентов. Его собственный дирижабль, Энкорра, мог перевозить много груза, долго оставаться в воздухе, и выполнять по пять-шесть заказов, не возвращаясь на базу. Так вот, этот заказ как раз был четвертым, и на нашу поддержку они рассчитывали.

Что касается пушек, то Энкорра, была универсальным судном в том смысле, что у неё были специализированные пушки для всех видов заказов. Но если брать каждый конкретный вид реагентов в отдельности, то пушек способных распылять выходило не так и много − на Лёгкой было больше подходящих орудий, ведь на моей красотке всё было универсально до полной безысходности.

В общем, подводя итог, получалось, что мы с мастером Кейриком (я удосужился узнать его имя) были нужны друг другу, и не было между нами никакой неприязни. Просто недопонимание, неудача, но неразрешимых проблем не было.

Чтобы выйти из положения, нужно было просто намешать нужное количество реактивов, да обучить Дивена и Вай-Вай обращаться с пушками на уровне чуть выше нулевого. Это все мы могли сделать.

Подбив итоги, мы решили действовать сообща. Кейрик отправился в город за материалом, а я вернулся на Лёгкую.

Ступив на борт, я раскинул руки и лучезарно улыбнувшись, объявил:

− Мы в деле!

Лёгкая недовольно забухтела. Начала ревновать меня к Энкорре. Я обернулся назад. Шикарное судно. Если бы у меня было такое, я был бы уже женат, и моя маленькая Сайрика всегда была бы со мной. Мы были бы уже знакомы с сыном, он хоть бы толкался, когда я подходил, а то Дивена он узнавал, а меня нет… Этого… как его там, его тоже возможно узнавал… мой сын.

Лёгкая заворчала громче, и я очнулся от мрачных мыслей. Ну, пусть ревнует. Может впредь сговорчивей будет.

Я собрал всех в кают-кампании, объяснил текущее положение дел, и Дивен сразу же мотнулся в город за той деталью, за которой приехал, пока не привезли материалы для реагентов. Рек с Вай-Вай тоже тихонько покинули помещение, обещав быть на Лёгкой (ну конечно, где им ещё уединиться-то), а я взял бумаги, которые должен был изучить, и пошел к себе.

Лёг на застеленную койку, положив ноги на стену (я так всегда читаю) и приступил к изучению материала. Слова там попадались сложные, и я закрыл глаза, пережидая пока голова перестанет кружиться, чтобы уделить им всё должное внимание.

Разбудил меня Дивен к ночи ближе. Проснувшись, я чувствовал себя совершенно разбитым, да и ноги затекли. Кот сходил куда-то, вернулся с книгой в руках, и присел в кресло напротив меня. Несколько раз попытался придвинулся ближе, но потом вспомнил, что на моём судне всё привинчено.

− Я поговорил с коллегами, вот − одолжил. Это книга в основном о твоём отце и том, что он сделал для этого города. Она иллюстрированная, так что прочесть сможешь даже ты, − закончил он, видя мою кривую мину. Он периодически отпускал шутки о моём мнимо ущербном образовании, которые я стоически терпел. Дело было в том, что я начинал в работном доме четвёртой ступени для инженеров, а закончил − в шестой для трудных подростков. На кухне послышался шум. Я оглянулся туда, но разбираться не стал. Дивен посмотрел на меня в упор и укоризненно, − словом, раньше здесь были угольные разработки…

− Были? − переспросил для имитации диалога я, и попытался размять затекшие конечности. Подпрыгнул до потолка, уцепившись за брусья.

− До тех пор, пока в угольных шахтах однажды нашли металл с необычными свойствами, − наставительно вздохнул он.

− Да, здесь компас частенько барахлит, и реагенты немного иначе себя ведут с магнитными линиями, − промямлил я, спрыгнув на пол, и вспомнил, что имел ввиду мастер Кейрик, когда спрашивал меня об особенностях этого неба. Здесь были особенности и немаленькие. Ладно, теперь-то я их вспомнил. Будем работать.

− Металл стали добывать и продавать, но это всё было до твоего отца. Весь город в трауре потому, что твой отец сделал его особенным, и создал возможность для его процветания − он научил город танцевать, − Дивен открыл мне книгу на центральной иллюстрации, и закончил с интонацией дешевого доморощенного сказителя, − танцевать в воздухе!..

Я тупо уставился в рисунок, а потом судорожно начал листать страницы заказа, глотая глазами чертежи.

− Что за… что за… что это такое?

− Танцующ…, − Дивена прервал грохот на кухне, и крик Вай-Вай.

− Что там? − уточнил я с леденящим душу пренебрежением.

− Ничего, − удивлённо протянул Дивен, − я просто попросил Река сделать нам чаю, тебе бы не помешало…

Не дослушав, я метнулся на кухню, сразу по прибытию поглядев на потолок. Как к нему оказалась прилеплена горлышком вверх турка, как она держалась, знал только один Сотворитель, но сразу под ней стояла, оттягивающая тунику с огромным кофейным пятом посреди груди Вай-Вай, и это было опасно − я рванул девушку за руку и этим спас от травмы, причинённой павшим вниз почти в тот же момент предметом кухонной утвари. Остатки горячего напитка окрасили кухню в коричневую крапинку, но ущерба личному составу не принесли. Я императивно стянул с Вай-Вай одежду на которую был пролит кофе и отшвырнул подальше.

− Эй! − завизжала она, но наткнувшись на мой ледяной взгляд, застыла. Я объяснился:

− Сваренный Реком на земле кофе может обладать свойствами разъедать текстиль и оставлять на коже химические ожоги. Платьице теперь на половые тряпки.

− Рек, а почему кофе, я же просил чаю, − вмешался в диалог Дивен.

− Ах, нужно было чай… − уныло протянул паренёк.

− Дивен, Вай-Вай, − обратился я к своей небольшой команде − ничего не поручайте Реку, когда он не земле. Не спрашивайте почему. Просто запомните и останетесь целы.

Из-за окон донёсся звук, однозначно свидетельствующий о том, что привезли реагенты.

− Ну, − ударил я в ладоши, − костюмы химзащиты сами-знаете-где, одевайтесь и за работу. Рек, ты просто постарайся выспаться к завтрашнему утру. Править Лёгкой завтра, возможно, будешь ты. А возможно править буду я, а ты палить из пяти пушек. Посмотрим, как пойдёт.

Мы переоделись и направились в нашу импровизированную лабораторию под открытым небом − благо, не было ни облачка. Когда я спускался, к нам подошел посыльный из почтовой службы. Мне было два послания: одно письмо от Сайрики. Там были или извинения, или проклятия. Я знал, что письмо не о том, что она родила потому, что в таком случае мне писал бы Центр. Я не открыл письма − не мог пока вести с ней диалог иной, кроме мысленного.

Второе − от отца. Там был небольшой прямоугольный свёрток с сургучовой печатью и моим именем на коричневой бумаге. Он прислал мне отложенный подарок. «Я обещал подарить тебе всё на свете, сын» − гласила сопроводительная карточка. В свёртке была упаковка цветных мелков.

Мы приступили к делу.

Глава 4. Черное небо белой ночи

В воздух мы поднялись в четыре утра. Распыление реагентов началось точно по графику, и к вечеру небо было нужного оттенка. Часов в шесть пополудни, под нами, в городе, раздался оглушительный треск, который, впрочем, не был лишен некоторой мелодичности. Здания, одно за другим стали отрываться от земли.

Они поднимались вверх, как воздушные шарики, прикреплённые к земле вместо тонких трогательных ниточек сверхпрочными цепями. Одни поднимались выше, другие оставались ниже, но все они − все без исключения, стремились ввысь, стремились к верхней границе атмосферы, как привязанные к морскому дну буйки стремятся вырваться за пределы плена водной глади.

Тело покойника парило на большой платформе в центре поднявшегося вверх для прощального парада, города. Я так никогда и не увидел его лица. Реагенты, продолжая взаимодействия, визуально сгущали несуществующие в действительности сумерки. Наши баллоны с сжиженным газом, как и баллоны Энкорры почти опустели, работа была закончена. Было темно. И стало тихо.

Вся моя команда, которая казалась мне сейчас такой многочисленной, собралась у смотрового стекла. Я сделал всем чаю, благо в моём исполнении всё было более, чем безопасно, и мы стали ждать.

Мы ждали прилюдного погребения механоида, с которым я имел наиболее близкий набор генов так, как маленькие дети ждут новогоднего салюта − совершенно волшебного и совершенно мистического события, которое перенесёт их из одного года в другой, сделает старше и мудрее одним росчерком света попрёк притихшего звёздного неба.

Вай-Вай села Реку на колени и положила ему голову на плечо. Я смотрел на эту парочку − было мне одиноко. Я не мог перестать думать о Сайрике. Запустил руку в карман, нащупал письмо, но открыть и прочесть опять испугался. Конечно, Дивен мог мне сказать, в чём я был не прав − такие как он, всё всегда знают наперёд. Но, глубоко в душе, сам я не понимал в чём виноват − я любил её, я работал ради неё как проклятый, я хотел, чтобы у нас всё было хорошо, и я точно знал, что она понимает меня. Она понимает зачем нужно разрисовывать небо.

Глядите − вот есть механоиды − их жизни скоротечны и порой не подвластны им. Многим из нас так сложно выразить чувства словами или жестами, или даже рисунком. И мы − живые мыслящие существа, мы можем создавать − мы можем творить, и наша немощь может быть выражена, отражена, может стать реальной таким бесчисленным множеством прекрасных, удивительных способов… мир − это огромный часовой механизм и всё важно в нём − каждая складочка на ножках карапуза, каждая морщинка на старческих руках. Но только если мы поделимся этим с кем-то ещё. Что стоит самое гениальное открытие, если о нём так никто и не узнал?..

И поэтому я должен раскрашивать зори − это важно − это часть бесконечного прекрасного водоворота выражения чувств. Такие как я, дают слово немым, возвращают слепым дар видеть − мы… мы делаем этот мир более завершенным. И Сайрика понимала это, она понимала меня, но отчего же так доконали её наши разлуки? Неужели же не верила она в глубине своей души, что я люблю её? Мне стало холодно и страшно от этой мысли, я вдруг подумал опять, что никогда уже не поцелую её между механических пальчиков.

Дивен положил мне руку на плечо, я взглянул на него, сокрушенно и виновато вздохнул, и улыбнулся. Там, внизу, погребальный костёр зажегся. Теперь нужно было успокоиться, подумать о вечном. Расслабиться. Всё удалось.

Огонь танцевал, пожирая тело великого мечтателя, с которым я никогда уже не познакомлюсь. Оранжевые языки пламени танцевали как мучимые ветром огромные шелковые шали. Вверх и вверх летели искорки и прогорали посреди парящего в небе города.

Внезапно загорелось ещё несколько костров. Языки огня начали перепрыгивать с одного двора дома на другой словно струи воды танцующих фонтанов. Они разгорались и гасли безвредно для города, переплетались в воздухе, словно танцоры, ласкали друг друга, как преступные любовники, пожираемые страстью. Несколько домов, оторвались от своих привязей и устремились вбок, меняясь местами постепенно уходя вверх, их ловили другие цепи и подтаскивали вниз в такт музыке. Танцующий город исполнял последний прощальный вальс для своего создателя, скользя по воздуху в сари из огня и ветра.

Я поперхнулся чаем, и прохрипел:

− Вниз! − закашлявшись, я не смог продолжить дальше фразу, которую хотел выстроить нецензурно. Дивен услужливо похлопал меня по спине, я прокашлялся и заорал уже во всю глотку, кинувшись к мостику, − Вниз, Рек, вниз!

Нужно сказать, что парень меня опередил, и уже выполнял то, что я только хотел ему приказать.

Дивен и, сброшенная Реком с колен, Вай-Вай что-то у нас пытались выяснить, глядя, как мы опускаем судно, но что тут объяснять − огненная феерия, не место для дирижаблей − у нас под оболочкой − легко воспламеняющий газ, и не важно, что за дирижабль − большой или маленький − Лёгкая или Энкорра − огонь − это смерть для судна и возможно − для экипажа.

Кстати, об Энкорре − я глянул на них − ребята также начали снижаться. По моей просьбе, Дивен проглядел все присланные нам бумаги, об огненной феерии не было сказано ни слова. Нас не предупредили, а мы остались в воздухе, на всякий случай. Случайность ли это была, небрежность, или город точил на ПОРЗ зуб − я не знаю, но мы были в опасности.

Спуститься для дирижабля − простая задача, но город под нами постоянно менялся − здания перемещались вверх, вниз, вправо и влево, и мы, так получалось, плыли посреди городских улиц и сполохов огня. Энкорру я потерял из виду, и волновался за дирижабль.

На Лёгкой, не считая музыки, приглушенно доносившейся снаружи, была относительная тишина − только моторы работали. Все, должно быть закрепились, как могли, и смотрели, как я правил. Оставалось немного, когда я услышал тот звук, который не нравился мне раньше. Я отправил Река смотреть что с мотором, но раньше, чем парень добрался до него, неприятный тон перешел в скрежет. Руки мои похолодели, а потом наступила настоящая тишина.

− Сдох! − крикнул Рек из моторного, − мастер, мотор умер! − погребальные гимны бросились в гондолу на место звуков двигателей.

Нас несло безумными ветрами от танцующих зданий. Я мог только править, но уже не выбирать куда плыть. Пальцы стали каменными. Внезапно, прямо перед нами вынырнула из сужавшегося переулка Энкорра, нас понесло на неё, ребята попытались уйти выше, и я с ужасом увидел, как огненный поток направляется к их оболочке. Я смотрел на это совершенно молча, недвижимо.

И прекрасный большой дирижабль вспыхнул, как факел. Оболочка Энкорры обладала несколькими независимыми отсеками, которые сейчас изолировались друг от друга с помощью автоматических аварийных клапанов. Потому оболочка загорелась не вся, но судно начало терять высоту − весь личный состав погибнет, если не освободить гондолу и не замедлить падения.

− Правь на них! − Крикнул я, передавая штурвал Дивену, чтобы тот его отдал Реку, когда он добежит до мостика, а сам мотнулся за тросами.

− Но там же пожар! − крикнул мне во след кот, понимая, что наши судьбы уже вырваны из наших собственных рук, или лап.

− Выполнять! − рявкнул я.

− Кай, вы куда? − попыталась выяснить Вай-Вай, пока я брал тросы, − Кай, вы чего? − уже не скрывала страха она, когда я открыл люк-для-идиотов, и увидел пылающую бездну в которую отсек за отсеком превращалась оболочка Энкорры − там, в гондоле, экипаж ещё был жив. Сам дирижабль страдал, но и у него был шанс выкарабкаться. Энкорра находилась чётко под нами.

Ну, тут у меня было два варианта: я пройду через пылающую часть оболочки насквозь и опалю свою рыжую шубку, или напорюсь на жесткие части конструкции, и поджарюсь.

Я прыгнул. Я знал, что нужно было делать. Горячий воздух пахнул мне в лицо, я летел вниз механоидом, чтобы ускорить падение. Держался я так долго, пока мог терпеть жар, но, когда стало совсем невмоготу, перекинулся лисом и уже так влетел в объятия огня. Моя механика это выдерживала, хотя шерсти не так повезло.

Я пролетел пылающий газ и приземлился на гондолу сверху − ещё несколько отделений оболочки замедляли её падение, трос уже начал натягиваться − горячий воздух поднимал Лёгкую вверх. Я перекинулся обратно, и заметался, пристёгивая трос, не делая при этом ни вдоха. Это заняло немного − секунд двадцать. Затем я перекинулся обратно лисом, трос натянулся, и гондолу Энкорры потянуло вверх − теперь баллон Лёгкой держал обе гондолы и под их тяжестью почти неуправляемый дирижабль должен был начать опускаться вниз. Ну, держись, Рек! Я в тебя всегда, парень, верил.

А меня поднимающейся гондолой тянуло на остатки прогорающей оболочки − в ипостаси лиса я мог потерпеть, но не слишком долго. К счастью, мастеру Кейрику удалось освободить гондолу от баллона изнутри, и ветер снёс пылающую громадину вбок, что спасло мою жизнь.

Всё это − от моего прыжка до уничтожения оболочки, считая все её защитные механизмы, разделение на отсеки, автоматические клапаны, огнеупорную пропитку тканей, заняло примерно полторы минуты. Я нашел собственный парашютный механизм гондолы, и увидел, что изнутри он был спущен, но повредился от жара и не сработал. Если бы не везение, Энкорра бы разбилась, и погребла под собой экипаж. Все прекрасно отлаженные на земле механизмы, все наши предосторожности − ничто против хитрости неба. Но у нас она ещё была − удача. Мы медленно начали дрейфовать вниз. Вырвались.

Рек великолепно справился со своей задачей, и остаток пути мы проделали с ювелирной, поистине, точностью. У меня здорово затекла шея следить за работой паренька, но всё было в порядке, он справился.

Я спрыгнул с крыши гондолы, ещё до того, как та коснулась земли. Взломал дверь, и начал помогать экипажу выбираться − дыма здесь было полно, и полно пострадавших. Лёгкая приземлилась недалеко, я к этому времени вывел уже половину экипажа.

Рек подоспел ко мне, когда я укладывал на землю сильно наглотавшуюся угарного газа девушку. Помощницу механика, если верить нашивкам. Она была, кажется без сознания, но тут было сложно разобрать − фонари улетели вместе с домами, а феерия подошла к концу.

− Ты просто молодец, парень! − поздравил его я, но сразу же вспомнил о потерпевшей, − ну а тут нужен нашатырь и подышать кислородом под давлением «4» минут пять. Справишься?

Он радостно кивнул, сияя как начищенный таз, а я опять пошел в гондолу Энкорры, впрочем, у двери меня встретил мастер и сказал, что всё в порядке − все вышли. Все живы. Я выдохнул. Мы немного пообщались, и Кейрик заверил меня, что теперь он мой должник, впрочем, много ли возьмёшь с воздухоплавателя без дирижабля?

Ко мне опять подбежали Дивен и Рек. Парень отрапортовался:

− Всё сделал.

− И как, она пришла в себя? − спросил я мягко, меня начало отпускать, и от того − мелко потрясывать.

− Кто? − тупо переспросил Рек.

− Девушка, я же велел тебе… − тут до меня дошло. Мы же были теперь на земле.

− Я подышал кислородом на «4» как вы сказали и нашатыря…

− Кай, чем нужно помочь? − вмешался Дивен.

Я рассказал ему правила первой помощи, и принялся было помогать сам, но понял, что это уже не к чему − Дивена, Вай-Вай и мастера Кейрика вполне хватало. Поозиравшись, я поплёлся смотреть что случилось с Лёгкой.

Спустился в моторную, нашел, в чём причина. Полетели те детали, которые я хотел заменить перед этим полётом, но не заменил потому, что Дивен заставил меня купить кулон. Дивен заставил? Нет…

Нет! Это как так вышло − либо кулон для сына, либо детали для дирижабля?! Можно раскрасить все зори мира, но в итоге не хватит на такой дирижабль, в котором было бы место для Сайрики! И чтоб я мог получить назначение для сына − сюда на свой дирижабль − так не получится! Так − не бывает!

Я могу работать сколько угодно, я могу вообще отказаться от обуви и ходить всесезонно голым, но иметь и семью, и небо − никак не могу! Почему?! Ведь я всё делал как надо! Не так, как Дивен это себе понимал, но так, как надо! Да, да Сайрика права, что ушла. Да, она права! Но в чём же я был не прав? Что любил её?! Что сам от неё не ушел?! Что я не сдался, что я не отпускал ни её, ни свою мечту? Ведь я не могу без неё жить. И без неба я жить не могу! Я не притворяюсь, не придуриваюсь − я живу только ими обоими! Так зачем мне это было каждый раз говорить? Проклятье!