Текст книги "Путем актера"

Автор книги: Слава Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Часть вторая

1. За облаками (продолжение)

Я удивился – странное имя. Мисаил был похож на кота Базилио из сказки Алексея Толстого “Буратино”. Это был небольшого роста брюнет, с косым пробором, кошачьими усами и, несмотря на пасмурный день, в темных очках.

Эдик заулыбался:

– Да вы не пугайтесь. Это он так. Его вообще-то Мишей зовут. Мисаил – просто псевдоним.

– Вы наш товарищ по несчастью? – спросил Мисаил.

– По какому несчастью? – Я испугался.

– Ну как же, – удивился Мисаил, – по съемкам всей этой фигни.

“Профессионал, – уважительно подумал я. – Фильм самого фон К. “фигней” называет…”

– А почему же “фигня”? – поинтересовался я, тепло поздоровавшись за руку с двумя его более молодыми товарищами, Сашей и Димой. При этом Cаша тоже представился как-то странно и старомодно: Олександр.

– А что же это? – весело сказал Саша-Олександр. – Фигня и есть. Вы только посмотрите, как все организовано. Собрали людей, а у самих еще ничего не готово. И что же? Всех бросили на произвол судьбы. А мы, между прочим, из-за стола сорвались. Неслись сюда, как мудаки, на такси из Медведкова. В копеечку влетело.

– Мы тоже, – удивленно сказал я. – А я-то думал, что мы одни такие… Неорганизованные.

– Это не мы неорганизованные, – сердито сказал Мисаил. Он достал из сумки чистый пластмассовый стаканчик и, церемонно отставив мизинец, наполнил его и протянул мне. Руки его слегка тряслись. – Это они неорганизованные, – повторил Мисаил. – Думают, что раз фон К., то все должны лечь на спину и поднять лапы. А нас еще за это и попинать можно.

– Ан нет, – подытожил Саша-Олександр.

– Ну, будем, – сказал Мисаил, поднимая стаканчик, – старинный тост: чтоб стояло и чтоб деньги были.

Я обрадовался:

– Да-да, точно.

Мы выпили и закусили.

– Жаль, хлеба нет, – сказал Саша-Олександр, закусывая сырком и отдышавшись. – Из дома выскочили как сумасшедшие, даже не пожрали толком.

– Вы тоже снимаетесь в нашей сцене? – вежливо спросил я после небольшой паузы.

Все засмеялись.

– Нет, – сказал Олександр. Бакенбардами и зачесанными назад волосами он чем-то напоминал героев ХIХ века, какого-нибудь кавалергарда или чиновника по особым поручениям при губернаторе. – Мы за компанию. Нельзя же ни с того ни с сего товарища оставить.

– Вот именно, – сказал Дима, – два дня пили, и на третий вдруг – нате вам, пожалуйста, съемки у фон К. Что же мы теперь – должны все бросить? – Он погладил свою шкиперскую бородку.

В кармане Мисаила зазвонил сотовый.

– Але, – сурово сказал Мисаил.– Здравствуйте… – Лицо его прояснилось. – А… это ты. Я на съемках. – Он устало потер лоб. – Я тебе говорил. На съемках у К. Ну у какого, у какого? У того самого. Я не вру…

– Жена, – уважительно сказал Дима. – Третий раз звонит. Не верит, что у Миши съемки. Странные все же люди какие-то. Очень низкая самооценка. Что же, фон К., только с одними народными артистами работает? И вчера тоже звонила…

Я вскользь подумал, что у Мисаила не самая дешевая модель телефона. Я посмотрел на его стоптанные ботинки. Интересно, подумал я. Внешний вид обманчив. А у меня и сотового-то до сих пор нет… Впрочем, у Эдика, с его замшевым пиджаком, тоже.

– Мне все это напоминает “овощную базу”, – вслух сказал я, почему-то обращаясь к Диме, – вы-то, наверное, не помните, что это такое…

– Да-с, – отвечал Дима с достоинством. – Не довелось.

Я покачал головой:

– Очень похоже… А как вы думаете, когда мы понадобимся, нас найдут?

– Найдут, – успокоил меня Дима. – Я когда в рекламе пива “Восход” снимался, у нас визажист так набрался, что заснул в деревенском сортире. Мы ролик в деревне снимали. Рожь там, поле, лес, коровки, туда-сюда. И ничего, даже его нашли.

– А как же он людей-то гримировал? – удивился я.

– А так и гримировал… – Дима пожал плечами. По-моему, его удивил мой вопрос. – На автопилоте. Это ж профессионал.

Я вздохнул. Чудесный, чудесный мир… Визажист, реклама, деревня, рожь, автопилот, профессионал… А что я могу вспомнить? Как студентки филфака пьют водку в кафе “Пироги”? Интернет-переписку с редакторами, споры в знакомой редакции о политике? Скучно. Скучно, девушки!..

– Знаете, – сказал я Диме, – я все-таки, пожалуй, скажу жене, где мы, а то вдруг не найдут?..

Дима пожал плечами.

– Напрасно, – сказал он. – Ваша жена будет недовольна, а если мы понадобимся, нас позовут, будьте уверены.

Дима был прав.

– Не надо! – сказала Марина, когда я рассказал ей о своих новых друзьях. – Не надо!.. Тебя начнут гримировать, а от тебя водкой разит. Что это такое?! Вот снимут твою сцену, и выпьете. Ты что, не можешь два часа подождать? Почитай вот. – И она сунула мне номер журнала с моими рассказами, который я взял с собой, чтобы при случае вручить фон К. Может, ему сценаристы нужны. – Сейчас уже начнут. Сказали, фон К. приехал.

– Ваш Эдик, кстати, тоже пьет, – обиделся я. – Это он меня позвал.

– Он не наш, – сказала жена, – начнем с этого. А ты здесь в первый раз! Ты с поезда, плохо спал, если тебя развезет, будешь потом жалеть!..

Она была права. Я немного подумал, но потом все-таки решился.

– Такие милые люди, – сказал я. – Мы очень хорошо беседуем… Я пойду, честное слово.

– Ты все себе испортишь!.. – сказала жена.

– Ну что, попало? – участливо спросил Дима, увидев мое расстроенное лицо. – Я же говорил, не ходи.

Я махнул рукой:

– Ладно.

– Выпей, все пройдет. – Олександр полез в сумку и достал новую бутылку “Златоглавой с черносливом”.

– Не надо новую, – запротестовал я, – потом…

– Когда потом? – удивился Олександр. – Потом – само собой.

Эдик поддержал меня:

– Он прав. Я тоже не буду.

У Димы сделалось обиженное лицо.

– Вот я тут у Довлатова читал, – сказал Дима, – как он в кино снимался. Еще при Советской власти. Читал Довлатова? – обратился он ко мне.

– Конечно, – сказал я.

– Гениальный писатель, – сказал Дима. – Я в восторге. Помнишь, как они за пивом в костюме Петра I стояли?..

Помолчали.

– Эдик говорил, ты тоже писатель? – спросил Дима после паузы. Чувствовалось, что он не успокоится просто так.

Я застеснялся:

– Я? Да так…

– Сейчас всем по хрену, – сочувственно сказал Дима, – писатель ты, актер… Сейчас все только и думают про бабки. Где бы бабок надыбать. – Он сплюнул. – Про искусство никто не думает. Всем плевать. Вот тебе за то, что ты здесь целый день говно пинать будешь, сколько заплатят?

– Пятьсот рэ в день, – сказал я.

Дима удивился:

– Пятьсот? Что-то много. Миша сказывал, триста.

– Какая разница, – засмеялся подошедший Мисаил, – триста, пятьсот…

Он выглядел умиротворенным и даже спокойным. Помирился с женой, подумал я и, вспомнив о сидящей в автобусе Марине, заволновался:

– Не в деньгах дело. Почетно. Все же К.

– К., – Дима сплюнул. – Да… Хорошо. Почетно. Но неужели сам фон К. (он сделал на этих словах ударение) не может надыбать бабок, чтобы заплатить актерам на эпизодической роли хотя бы по двадцать баксов в день?! Говорят, он костюмы для вас заказывал чуть ли не у Армани!

– Наверное, так, на сьемки взял, – сказал Мисаил.

– Все равно! – Дима загорячился. – Что у него, лишних десяти баксов нет?! Что за ставка – триста рублей?

– Да, – сказал я, – абсолютно с вами согласен. Это хамство.

– Это не хамство, – сказал Дима, – это издевательство над людьми. И обман, как всегда. На эти десять баксов он с какой-нибудь бабой лишний раз в Доме кино нарежется. Если их у него до того эта коротышка Света не скомуниздит. А русский художник… – В голосе Димы появился настоящий трагизм. – Он как был нищим, так нищим и останется!..

– Фон К. на десять баксов не нарежется, – дружески-примирительно сказал Мисаил, похлопав Диму по плечу. – Это все же не тот человек. Вот ты бы нарезался.

Я неожиданно ни к селу ни к городу вспомнил, что недавно купил в книжном магазине РГГУ книгу стихов Элиота. Наверное, по ассоциации…

– Вот вы говорите – Довлатов, – сказал я Диме, – а я тут Элиота недавно купил. Томаса-Стернза. И недорого. Не слыхали про такого?

– Слыхал, – сказал Дима. – Но не читал. Как вы сказали, Элиот?..

– Да, – сказал я. – Раньше за ним бы хвост стоял, до самой Маяковки, а сейчас никто не берет. Всем плевать. А между прочим, лауреат Нобелевской премии.

Эдик вдруг засмеялся.

– Раньше, – сказал он с неожиданной мудростью, – в РГГУ была Высшая партийная школа, если не ошибаюсь. Там не было книжного магазина и, соответственно, книг поэта Элиота. Да и вообще никаких.

Я удивился.

– Откуда вы знаете про ВПШ?

Эдик пожал плечами.

– У меня старший брат в “Менделеевке” учился. Там недалеко.

Олександр наконец открутил головку у “Златоглавой” и разлил ее по стаканчикам.

– За перемены к лучшему!

Я запротестовал:

– Говорили же – не будем! Мне немного. Поменьше. – И пояснил: – Знаете, все-таки снимать будут.

– Вы что, в первый раз? – Мне показалось, Олександр искренне удививился.

Я потупился.

– Да. Вообще странная какая-то история… Я ведь не актер. Меня сюда выбирали, вы не поверите, по голосу.

Мисаил радостно засмеялся:

– Как? И вас?

– Да. Приглашали мою подругу…

Мисаил продолжил:

– А голос на автоответчике ваш.

Я удивился:

– Да. Откуда вы знаете?

– А я так же сюда попал, – сказал Мисаил. – Пробовалась моя подруга, а позвали меня. Вероятно, за голос, высокий и звонкий… Причем ее не взяли, а я прошел.

– Странно, – сказал я.

– Ничего странного, – сказал Дима, – я где-то читал, что в молодости Горький и Шаляпин пошли записываться в хор Большого театра. Горького приняли, а Шаляпина нет, да еще, как у нас водится, оскорбили. Сказали – у вас, молодой человек, нет ни голоса, ни слуха.

Мисаил смущенно засмеялся.

– Спасибо…

– Что говорить, – сказал Дима со вздохом, – все мероприятие – полное говно. Я семь лет в этом деле и впервые вижу, чтобы подбор актеров осуществлялся через автоответчик. При этом наверняка считают себя новаторами.

– Ну, не скажите. Что-то в этом есть, – заметил я примирительно. – Рациональное зерно. Вот, например, наша сцена “Сны о красивой жизни”. Солидные люди, сидят на пароходе, пьют “Корвуазье”. Идея-то, в принципе, неплоха: у солидного человека должен быть солидный голос.

– Какая “идея”?! – Олександр даже поморщился. – Помрежу по актерам было просто лень шевелиться, вот и все дела! Ходить, гитис-шмитис, по десять раз обьявления клеить… – Он пнул ногой какую-то железяку и совершенно другим голосом вдруг сказал: – Сколько металлолома! Золотые горы. Подгоняй грузовик, загружай и вези сдавать… Помните, в детстве собирали всякое железо?

Я кивнул.

– У вас тоже? У нас самая главная ценность была – подшипники. Я жил на Масловке, у нас рядом с домом был какой-то железный заводик. И мы там у работяг в обед за пятьдесят копеек покупали подшипники. Через окно в подвале. А иногда и так просили.

– Да… – Олександр вздохнул. – Были люди в ваше время… Я этого уже не застал. Я вырос при капитализме. Волчьи законы… Мы все тырили. За пятьдесят копеек, когда я был молод, наверное, нельзя было даже спичек купить.

– Как раз спички было можно, – меланхолически заметил Мисаил.

Олександр поднял с земли какую-то железку и взвесил ее на руке.

– Из этого может получиться хороший кастет.

Он вдруг размахнулся и с размаху ударил железкой по бетонной шпале. Кусок бетона откололся, и на шпале осталась небольшая выбоина. Я испугался столь неожиданной агрессии и снова подумал, что этот Саша-Олександр все же чем-то очень похож на какого-то специфического литературного персонажа ХIХ века – может быть, гусара Долохова из “Войны и мира” или на его прототипа, графа Федора Толстого по прозвищу Американец, скандалиста и дуэлянта. И на чиновника по особым поручениям, и на гусара одновременно.

– Зачем вы так, – примирительно сказал я, – не надо тут ничего ломать.

Олександр с довольным видом осмотрел железку.

– Неплохо, неплохо. – Он достал из сумки газету и аккуратно завернул в нее cвою находку. – Булыжник – оружие пролетариата.

– Вас с этим любой наряд заберет, – сказал я. – Да еще деньги придется платить. Посмотрите, какая она страшная.

– Да что вы, – церемонно сказал Дима. Он передразнил меня: – “Страшная”. Он все притворяется, на понт берет. Это же святой человек, мухи не обидит и сам всех боится.

В кармане Мисаила снова зазвонил телефон. Cначала он, взяв трубку, даже пошутил: кто говорит? Нет такого. Но потом возвысил голос – видимо, сказывалась усталость:

– Да. Это я… Я же тебе сказал, – вдруг закричал он, – где я! Я же уже сказал!.. Я работаю! Хочешь – приезжай, посмотри!..

– Жена, – снова уважительно кивнул Дима, – все беспокоится.

– Пойду, посмотрю, как там моя, – сказал я.

– Напрасно вы волнуетесь… – Дима снова покачал головой. – Нас позовут.

За угол я повернул под громкий голос Мисаила:

– Твою мать! – кричал он, – мать твою!.. Я же тебе уже тысячу раз говорил, где я!..

В автобусе глазам моим открылась картина, полная мира. Марина тихо спала с моим журналом в руках, актеры из кабардинской группы, о чем-то оживленно беседуя на своем языке, все так же курили на заднем сиденье, блондинка с косой читала книгу. Она мельком посмотрела на меня и улыбнулась. (Где-то я ее все-таки видел…) Кроме того, в нашем полку прибыло. Рядом с автобусом стояла небольшая иномарка.

– От Славы Зайцева, – перехватив мой взгляд, тихо сказала блондинка. – Манекенщики. Тоже актеры. В вашей сцене, кстати, заняты…

В машине я разглядел красивого молодого человека с длинными волосами и девушку. Как и положено людям новой формации, они весело разговаривали за тонированными стеклами. Была слышна музыка. Сзади сидел кто-то третий, но его было плохо видно.

Погладив спящую жену, я тихо вылез из автобуса и пошел на сьемочную площадку. Там вроде бы ничего не изменилось. Актер, игравший в фильме по Дюрренматту, степенно беседовал с какой-то интеллигентной пожилой дамой в очках, ровно гудел двигатель в военной машине… Но, уже выстроенные полукругом у вагона, горели софиты, уже прошла быстро необыкновенной красоты женщина в длинном старинном платье, очень похожая на знаменитую артистку Наталью Андрейченко в молодости, и большой черный джип знаменитого русского режиссера фон К., виденный мною месяц назад у метро “Алексеевская”, уже стоял недалеко от ворот.

Началось! – подумал я.

Стоило мне это подумать, как ко мне подошла Маленькая Света.

– Не пропадайте, – буднично сказала Света. – Скоро ваш выход.

У меня ёкнуло сердце:

– Когда?

Света мельком взглянула на часы.

– Минут через сорок вас начнут одевать.

– Мы с женой в автобусе, – сказал я и подумал: одевать… Меня. В эти самые “Армани”, наверное.

Света потянула носом и весело на меня посмотрела.

– Нашли уже где-то… Не пейте больше. Миша и Григорянц с вами? – Я понял, что она говорит про Эдика и Мисаила, и кивнул. – И их позовите.

И она ушла куда-то в глубь ангара. Вскоре вслед за ней быстрыми шагами и с трубкой в зубах прошел длинноволосый красавец от Зайцева. Волосы его развевались на ходу.

Интересно, подумал я, а он сам купил себе трубку или ему купили? А может, у него была?.. Могла быть, конечно.

За красавцем на некотором расстоянии бежала его загорелая спутница с вдохновенным лицом.

Началось… снова подумал я.

И я уже собрался пойти и позвать Мисаила и Эдика и, может быть, даже принять еще грамм пятьдесят для храбрости, но тут ко мне подошла толстая Наташа с сантиметром.

Вид у Наташи был такой же, как месяц назад, – не то неприязненный, не то чем-то недовольный. Я подумал, что, возможно, это характер. Поджав губы, она критически оглядела меня и, не поздоровавшись, спросила:

– Вы что, отдыхали где-нибудь?

– А что? – испугался я.

– Вы пополнели, – недовольно сказала Наташа.

– Помилуйте, – сказал я, – за две-то недели?

– Набрать вес можно за несколько дней, – резко сказала Наташа. – Это не проблема. – Она помолчала, а потом вдруг спросила: – Ботинки нашли?

Я удивился:

– Какие ботинки?

– Вечерние, – сказала Наташа.

Я немного растерялся.

– Я же еще летом вам сказал, что у меня нет вечерних. – Я попытался пошутить: Есть только такие. Чем вам эти не нравятся? – И, подняв ногу, я показал ей свою обувь.

Толстая Наташа страдальчески подняла глаза к небу.

– Света!.. – слабым голосом позвала она.

На нас оглянулись. Подбежала Маленькая Света.

– Что случилось?

– У него нет ботинок, – сказала Наташа, и мне показалось, что с ней сейчас начнется истерика.

Маленькая Света испуганно на меня посмотрела. Я начинал злиться. Я вынул из кармана сигарету, закурил, чтобы от меня не так пахло спиртным, и сказал:

– Я вас предупреждал об этом месяц назад. Какие сейчас могут быть претензии?! Почему вы не обратились в любой магазин?.. Все почтут за честь дать пару вечерних ботинок на съемки Авдея фон К.! Напишите гарантийное письмо от студии, вот и все!..

Зря я это сказал. Только настроение себе испортил.

– А вы нас не учите, – сказала толстая Наташа. – Вы лучше свое дело делайте.

– А я свое и делаю, – с ударением на “свое”, сказал я.

И тут Маленькая Света вмешалась:

– Он же тебя предупреждал? – спросила она у Наташи. – Чего ты? Я помню. – Но не успел я благодарно улыбнуться, как она добавила таким тоном, как будто меня не было рядом: – Я отказала восьмерым. У них у всех были вечерние ботинки. – Совершив это маленькое предательство, Маленькая Света одарила меня лучезарной улыбкой. – Сейчас все уладим. Какой у вас размер?

– Сорок восьмой, – сказал я. – Скольким вы отказали?

Света устало улыбнулась:

– Не надо. Мы все нервничаем.

– Неужели? – снова завелся я. – Авдей фон К. может тратить по две тысячи долларов на костюм и не может купить актеру ботинки за тридцать? И даже не купить – взять на время?! Вам же нужно только, чтобы из-под стола блестело!..

– Не учите нас! – повторила толстая Наташа. – Все актеры свою обувь принесли! Даже Николай Павлович… – И она показала на “судью”. – А вы выступаете… У меня есть какие-то ботинки, сорок третьего размера, – сказала она Маленькой Свете. – Пусть берет. Там все равно только сидеть. За столами будет не видно.

Маленькая Света примирительно улыбнулась и взяла меня под руку.

– Попробуйте, сцена-то короткая, и вам действительно только сидеть. И зовите ребят.

Завернув за вагоны, я увидел сцену по мотивам известного полотна Петрова-Водкина “Смерть комиссара”. Смертельно бледный Мисаил стоял, наклонившись вперед, и одной рукой держался за вагон. Его рвало. Олександр поддерживал его за плечи. Дима, сидя поодаль на рельсах, печально наблюдал эту картину, чему-то усмехаясь.

Я испугался:

– Ему плохо?

– “Пепси-кола” эта проклятая, – сказал Олександр. – Газ пошел. Я же говорил, не надо ее брать. Нет, взяли.

Я сказал:

– Там съемки скоро, фон К. приехал. Нас зовут.

– Да какой, в п…ду, К.?! – Олександр показал мне на Мисаила. – Не видите, человеку нехорошо!..

В этот момент Мисаил громко икнул, выпрямился и вытер лицо рукой.

– Что, начинаем? – как ни в чем не бывало, спросил он.

– Скоро, – сказал я.

– Ну, – сказал Мисаил, – скоро… А я думал, уже бежать надо.

Его слегка пошатывало. Я обратил внимание, что без темных очков его лицо делалось баззащитным. Он жестом попросил сигарету. Я молча подал ему. Повторюсь, но вся сцена чем-то неуловимо напоминала какие-то архетипические советские кадры, может, “Чапаева”, а может, что-то про войну. Надеюсь, ветераны на меня не обидятся. Фильм “Они сражались за Родину” или хроника “Покушение на югославского короля Михая IV в Париже”. (Номер и имя короля могу переврать.)

Я же говорю, на голове у Олександра был бы вполне уместен гусарский кивер или кирасирский плюмаж, а Мисаилу бы очень подошла кожаная тужурка с ремнями.

Некоторое время все молча курили.

– Пойдемте, господа, – сказал наконец Мисаил с достоинством. – Надо, в конце концов, и сняться. А то чего ради мы сюда приехали?..

Опираясь на руку Олександра, он подобрал свой пакет “С праздником!” и пошел к выходу. За ним двинулись все мы.

– Надо же, проблевался – легче стало, – оборотясь ко мне, с удивлением произнес Мисаил.

– Ничего удивительного, – с сухим раздражением сказал до той поры молчавший Эдик и подтолкнул его в спину, – всегда так!..

2. Обрыв записи

А дальше произошло необъяснимое. Когда мы подошли к “площадке”, я сразу почувствовал – что-то не то. Какую-то, знаете ли, внутреннюю дисгармонию. Вроде все было на месте, и в то же время чего-то не хватало. Какого-то внутреннего стержня, если угодно. Сначала я не обратил на отсутствие этого “стержня” никакого внимания. Я даже не заметил легкого смущения на лице подошедшей ко мне Маленькой Светы.

– Ну, – весело сказал я, – где ваши ботинки сорок третьего размера?

Смущение на лице Светы усилилось, и тут я его заметил. В этот момент манекенщик от Славы Зайцева быстро прошел мимо меня к выходу. В руках он держал трубку. Из трубки валил дым.

– Это безобразие! – возбужденно говорил он не поспевавшей за ним спутнице. – Я потратил целый день!..

– Сережа,– сказала Маленькая Света, грустно проводив его глазами, – тут, понимаете, какое дело… – Она сделала паузу и беспомощно оглянулась, как будто ждала откуда-то помощи. – Дело в том, – сказала Света и вздохнула, – что… Съемок не будет.

Сначала я не понял:

– Как не будет?

Света обрадованно ухватилась за мой вопрос. Диалог – это все-таки легче, чем молчание. Любой диалог. Даже ругань. Если бы я промолчал, то ей пришлось бы продолжать самой, а так я подал ей руку. Все это, конечно, не имеет никакого значения, но из тактических соображений напрасно я обронил свою реплику. Я оглянулся. Подошел бы кто из своих, что ли. Мисаил, Эдик и моя жена стояли у входа в этот чертов ангар, растерянно глядя по сторонам. В некотором отдалении маячили Олександр и Дима. Я понял, что они уже все знают, – прежде чем подойти ко мне, Маленькая Света прошла мимо них. У меня мелькнула мысль позвать Марину на помощь, но я устыдился.

– Что значит “не будет”?.. – повторил я. – Как это?.. Вы же только что сказали: будьте готовы…

– Готовы, конечно, будьте, – сказала Маленькая Света, – будьте, но, понимаете, тут какое дело… Сейчас стали пробовать вашу сцену, Авдей Сергеич посмотрел в кадр и сказал, что в нем много народу. И мы всех отпустили. Вон, видите, зайцевский манекенщик прошел? Его тоже отпустили. И Николай Палыча, – показала она на “судью”. – Всех. Даже не знаю, что мы будем говорить Стюарту.

И Маленькая Света с неловкостью на меня посмотрела.

И тут, товарищи, я должен покаяться. Что и делаю: каюсь. Потому что в этом месте я повел себя неправильно. И вы можете свободно добавить про себя “опять”. Я повел себя нервно и как-то даже не по-мужски. Так мог повести себя, например, народный артист СССР Михаил Боярский (я называю его имя только для примера), а не статист без роду и племени. Я стал ругаться.

Но вы же поймите, я специально для этого приехал из Нижнего! Сел в поезд, который приходит в полдесятого утра! Я никогда этого не делаю. Уже года четыре, с тех пор, как я ушел с последней работы, я никуда не приезжаю раньше полудня. Я лучше вообще не поеду. Утро предназначено не для дел! (Вопреки расхожему мнению.) Я, как идиот, разыскивал эту Свету, звонил из привокзальных автоматов, морочил голову себе и другим…

Неприятным, очень нервным голосом я сказал:

– Это что же, из-за ботинок? – и, как мог, иронически улыбнулся. Но не уверен, что у меня хорошо получилось.

– Да нет же, – сказала Маленькая Света, – я же вам говорю, мы всех отправили. Всех… И сцена будет пересниматься. Или, может быть, ее не будет совсем. Это решит фон К. И вообще нам бюджет урезали, – зачем-то дабавила она.

– Безобразие! – сказал я, неожиданно ясно осознавая, что она говорит правду, что все кончилось, испытывая при этом какую-то странную пустоту. – Вы что, раньше об этом не знали? Мы же вчера с вами об этом говорили. По междугороднему телефону!.. – зачем-то добавил я.

– Ну при чем тут я? – плачущим голосом сказала Света. – Я же вам говорю: Авдей Сергеич посмотрел в камеру и сказал, чтобы всех отпустили, потому что в кадре много народу!

– Я что вам, мальчик или студент?! – сказал я, все больше заводясь и все больше понимая, что делаю что-то не то – что-то, чего делать не следует, но уже не в силах остановиться. – Неужели вы думаете, что я буду ездить туда-сюда из Горького в Москву просто так?!

– Кто говорит, что просто так, – обрадовалась Света, – мы вам заплатим, семьдесят процентов ставки, двести рублей.

– Зачем мне ваши двести рублей, – сказал я, – у меня один билет из Нижнего стоит триста.

Лицо Маленькой Светы стало страдальческим.

– Ну при чем тут я! – снова сказала она и даже всплеснула руками. – К. всех разогнал, а мне отдуваться. Если бы фильм снимала я, то я бы вас сняла, честное слово. Вы же творческий человек, – добавила она, – вы же сами все должны понимать.

– А как же Стюарт?.. – не сдавался я.

– Стюарта снимут отдельно, а потом смонтируют. Но я…

Однако фразу она закончить не успела. Манекенщик от Зайцева, с развевающимися от быстрой ходьбы волосами, ворвался в ангар, подошел и протянул Маленькой Свете две сторублевые бумажки. Света попятилась и спрятала руки за спину.

– Расценки устанавливаю не я!

Тогда молодой человек поступил, на мой взгляд, невежливо – он бросил деньги на землю.

– Вы что, – спросил он фальцетом, – издеваетесь надо мной?! Оставьте это себе! Мой день стоит сто долларов!..

Саша-Олександр, издали наблюдавший эту сцену, шевельнулся было в нашу сторону, но Света его опередила и подобрала деньги.

– Не хотите – не надо, я девочкам отдам.

Зайцевский юноша передернул плечами, будто хотел сказать что-то еще, но передумал. Он ушел столь же стремительно, как и появился. И лишь в дверях остановился и крикнул:

– Одна ваша трубка стоила мне две тысячи!.. – И исчез.

Во дворе взревел мотор.

Вот тебе и ответ, сколько стоит трубка, меланхолично подумал я, а вслух заметил:

– Я буду жаловаться. Я буду жаловаться… – повторил я уже более спокойно, все больше понимая, что жаловаться некуда, да, в общем, и не на что. – Я этого так не оставлю.

И двинулся к выходу.

Как ни странно, но мои товарищи на все произошедшее отреагировали относительно спокойно:

– Маразм, – сказал Мисаил, – я с самого начала знал это. Где вы видели, чтобы актеров набирали через автоответчик?!

– Нигде, – степенно отвечал ему Олександр.

– Невиданное дело всегда заканчивается х…ней! – афористично высказался Дима. – Вот когда мы снимали рекламу “Красный бык”…

Но Олександр не дал ему закончить.

– Вы деньги получили? – озабоченно спросил он у меня. – Там всем по двести рублей дают. Смотрите, не забудьте.

Впрочем, Эдик тоже выглядел обескураженным. Я порадовался, что не один я не могу настроиться на философский лад.

– Ерунда какая-то, – сказал Эдик. Он плюнул на землю и растер плевок носком ботинка. – Два месяца мозги компостировали. – Он показал на свой щегольской пиджак и смущенно признался: – Вот, купил зачем-то. А кончилось все ничем. – Он выругался, потом, увидев мою жену, извинился с чисто кавказской галантностью: – Извини. Материмся тут…

– Ничего, – сказала Марина, – бывает. – Она потрогала пиджак. – Хороший…

Было видно, что она очень расстроена. Я взял ее под руку.

– Ерунда, – сказал я. – Наплевать. – Жаль только, что так торопились сегодня. Можно было не ехать. Суббота все-таки.

Олександр удивленно оглядел нас.

– Господа! – сказал он. – Я не понимаю причин вашего плохого настроения! Насколько я знаю, всем вам фон К. выдал утешительные двести рублей. Это три бутылки хорошей водки на брата! Буржуазия заботится о нас! Неужели вы этого не видите? Немедленно получите деньги и все едемте к “Яру”!

– Тебе бы только к “Яру”, – сказал Эдик.

– Почему “только”? – Олександр обиделся. – Можно в “Пропаганду”… А что ты предлагаешь? – вдруг сказал он. – Получить по ведомости три копейки, утереться и тихо отбыть на метро домой?! Неужели ваша душа стерпит такое унижение?.. Давайте тогда хотя бы набьем морду этому фон К.! Он, по-моему, сегодня без охраны… Вот это будет номер. – Олександр радостно засмеялся. – Актеры набили морду режиссеру! Мечта поколений! И какому!.. Да наши портреты будут в Бахрушина висеть… Или в музее МХАТа.

– Мне плохо, – вдруг томно сказал Мисаил, – где тут мужская комната?..

– Всем плохо, – строго сказал Олександр, – ты сначала деньги получи, а потом про мужскую комнату думай! Ишь, вспомнил!..

Деньги выдавала Маленькая Света. Я расписался в какой-то ведомости.

– Мы вам еще позвоним, – пряча глаза, сказала Света. – Как только все выяснится…