Текст книги "Простой план"

Автор книги: Скотт Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Они были вынуждены обставить это как несчастный случай. Отец знал, что нам понадобится его страховка, чтобы покрыть долги. В этом он видел единственную возможность расплатиться. Ферма была заложена, так что никакой другой ценностью, кроме своей жизни, они не располагали.

– Но, Джекоб, они же могли убить водителя грузовика. Почему бы им было не врезаться в дерево?

– Это уж точно выглядело бы как самоубийство. Они не могли позволить себе этого.

Я попытался представить родителей, сидящих в темноте на автостраде в ожидании, когда впереди замаячат огни встречного автомобиля; вот они наконец показались, и отец резко выруливает на шоссе. Родители торопятся сказать друг другу прощальные слова, принести заверения в любви, и обрывки этих фраз тонут в грохоте приближающегося грузовика, ужасающем скрежете тормозов перед роковым столкновением. Я сопоставил нарисованную картину их гибели с той, что хранил в памяти все эти последние годы: мои родители, вдрызг пьяные, хохочущие, на большой скорости мчатся по автостраде, в автомобиле на всю мощь работает радио, в открытые окна врывается холодный ветер, и оба совершенно не осознают, что нарушают правила движения, пока не замечают неумолимо надвигающейся на них махины грузовика, и вот уже эта огромная металлическая туша обрушивается на них всей своей тяжестью. Я задумался, какую же версию все-таки предпочесть – сознательный выбор или нелепую случайность, – но обе они представлялись мне слишком мрачными. Я не знал, на какой остановиться.

– Почему же ты мне этого раньше не говорил? – спросил я.

Джекоб не сразу нашелся с ответом.

– Я думал, что тебе вряд ли захочется знать об этом.

Я кивнул, соглашаясь с ним. Даже сейчас мне не хотелось знать все это, вдумываться в то, что он только что мне сказал, анализировать возможные причины трагедии, решать для себя: верить в них или нет. На меня обрушилась лавина противоречивых чувств: ревность, потому что мать позвонила в тот вечер Джекобу, а не мне; удивление тем, что ему удалось столько лет хранить все эти подробности в тайне от меня; сожаление по поводу того, что мои родители – хорошие, работящие люди – были доведены нищетой до такой крайности, что обстоятельства вынудили их пожертвовать своей жизнью и рисковать жизнью ни в чем не повинного человека только ради того, чтобы избавить себя и своих детей от тяжкого бремени долгов.

Джекоб начал притоптывать, пытаясь согреться. Нетрудно было догадаться, что ему хочется скорее уйти отсюда.

– Джекоб, – негромко произнес я.

Он повернулся и посмотрел мне в лицо.

– Что?

Мэри-Бет ходил кругами возле наших ног, позвякивая в темноте ошейником, словно крохотное привиденьице, закованное в кандалы.

– Сара знает про деньги. После того как Лу приходил их искать, мне пришлось все ей рассказать.

– Ничего страшного, – сказал он. – Думаю, она из всех нас самый надежный человек.

Я пожал плечами.

– Все дело в том, что она страшно боится Лу. Она опасается, что рано или поздно он упрячет-таки нас с тобой в тюрьму за убийство Педерсона.

Я махнул рукой влево, в сторону могилы Педерсона. Джекоб проследил взглядом за моим жестом.

– Лу не стоит опасаться, – заверил он. – Он просто хочет быть уверенным в том, что ты отдашь ему деньги. Как только он их получит, сразу же оставит тебя в покое.

– Я не собираюсь отдавать ему деньги. Мы с Сарой все обсудили и решили, что пока не стоит этого делать.

Джекоб молча уставился на меня, мысленно прикидывая возможные последствия такого поворота событий.

– Тогда, мне кажется, нам остается лишь ждать и гадать, блефует он или нет.

Я покачал головой.

– Нельзя доводить до этого. Мы должны обезопасить себя.

Он недоуменно посмотрел на меня.

– Что ты имеешь в виду?

Я изложил ему план Сары. Он выслушал все до конца – сосредоточенный, ссутулившийся, обеспокоенный.

Когда я закончил, он спросил:

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я. – Без этого ничего не выйдет.

Нахмурившись, он принялся разгребать ботинком снег под ногами.

– Мне не очень хочется участвовать в этом. Я не думаю, что Лу опасен.

– Еще как опасен, Джекоб. И не только сейчас, но и в будущем.

– Не похоже, что…

– Нет, – прервал я его, – подумай хорошенько. Даже если я отдам ему его долю, на этом все не кончится. В делах об убийстве не существует срока исковой давности. Пройдет десять лет, и, когда Лу промотает свои деньги, он без труда разыщет тебя и будет шантажировать тем, что ему известно.

Джекоб промолчал.

– Неужели тебе хочется жить с таким грузом? – спросил я. – Год за годом ждать, когда он явится со своими угрозами?

– Лу так не поступит.

– Но он уже проделал это со мной. Причем дважды. И я не собираюсь доставлять ему это удовольствие в третий раз.

Мэри-Бет вынырнул из темноты, повиливая хвостом, тяжело и учащенно дыша, словно за кем-то гнался. Он впрыгнул на Джекоба, но тот отпихнул пса.

– Тебе выпадает шанс, Джекоб. Ты был ответственным за Лу, но выпустил его из-под контроля. Теперь я намерен выполнить твои обязанности.

– Ты обвиняешь меня в чем-то?

– Он ведь узнал о Педерсоне от тебя, не так ли? Отсюда и все проблемы.

– Я не говорил ему про Педерсона. – Джекобу, по-видимому, было очень важно, чтобы я поверил ему, но я пропустил его слова мимо ушей.

– Если кто и виноват в том, что произошло, – с горечью произнес он, – так это только ты. Ты первый начал сеять подозрения. И внес раскол в наши ряды. И Лу как раз играет ту роль, которую ты отвел ему с самого начала.

Я повернулся к нему. Судя по его резким интонациям, он обиделся.

– Я не в претензии к тебе, Джекоб. И не считаю, что кто-то виноват. Так случилось, и нам теперь нужно искать выход из сложившейся ситуации. – Я улыбнулся ему. – Возможно, это тоже рок. Насупившись, он уставился на могилу.

– Есть и другой вариант: сжечь деньги, – добавил я.

– Ты не сделаешь этого, Хэнк. Это пустая угроза.

Разумеется, он был прав, и я согласно кивнул.

– Речь идет о самой малости, Джекоб. Я же не прошу тебя убить его.

Он не откликнулся. Подняв воротник куртки так, что нижняя часть лица оказалась полностью скрытой, он отвернулся от могилы и посмотрел в сторону Мейн-стрит. Я проследил за направлением его взгляда. Отсюда хорошо просматривался магазин «Рэйклиз», я даже видел окно своего кабинета. Разглядел я и ратушу, и здание почты, и бакалейную лавку. Кругом стояла мертвая тишина.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я.

– Я не могу так обойтись с ним. Он никогда мне этого не простит.

– Он же будет пьян, Джекоб. И даже не вспомнит, как это случилось.

Как только я произнес эту фразу, мне сразу же стало ясно, что я нащупал верный путь. Брата беспокоил не сам факт предательства, а то, что Лу об этом узнает.

Я тут же ухватился за эту мысль и продолжил натиск.

– Если хочешь, можешь изобразить крайнее удивление, сделать вид, что ничего не знал о магнитофоне. Можешь свалить все на меня, сказав, что я пытался одурачить вас обоих.

Джекоб задумался.

– Это будет всего лишь угрозой? – спросил он. – Мы не дадим ходу этой пленке?

Я кивнул.

– Конечно, это будет лишь гарантией того, что Лу нас не выдаст.

Я видел, что он колеблется, и чуть поднажал.

– Ты же сам говорил, что, если придется выбирать между мной и им, ты примешь мою сторону.

Он ничего не сказал.

– Настал момент выбора, Джекоб. Ты намерен сдержать свое слово?

Он молчал очень долго, не отрывая от меня взгляда. Собака возилась в снегу у его ног, урчала, но мы не обращали на нее никакого внимания. Джекоб сложил руки на животе и уставился на родительскую могилу. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я ясно различал его лицо, видел его глаза за стеклами очков. В них сквозила тревога. Наконец Джекоб кивнул головой.

Я попытался хоть как-то приободрить его.

– Почему бы тебе сегодня не прийти к нам поужинать? – неожиданно для себя самого спросил я. – Сара готовит лазань.

Для меня до сих пор остается загадкой, почему я предложил это – то ли из жалости к нему, то ли опасаясь, что если он в этот вечер останется один, то непременно позвонит Лу и предупредит его о заговоре.

Джекоб все глазел на надгробие. Я понимал его душевное состояние: природная пассивность, заторможенная реакция на стресс мешали ему проявить настойчивость, и я знал, что, если мне удастся правильно сыграть на его слабостях, он будет беспрекословно исполнять мою волю. Я двинулся в направлении автостоянки. Мэри-Бет, навострив уши, выбрался из сугроба. Он завилял хвостом и начал тереться о брюки Джекоба.

– Пошли, – сказал я. – Сара готовит по маминому рецепту. Все будет как в старые добрые времена.

Я тронул его за руку и подтолкнул к выходу.

Когда мы приехали домой, Сара возилась на кухне.

– Джекоб пришел ужинать, – крикнул я из прихожей.

Сара выглянула в коридор и помахала нам рукой. Она была в фартуке и с металлической лопаткой в руке. Джекоб робко махнул ей в ответ, но опоздал: она уже снова скрылась на кухне.

Я провел его наверх, в спальню. Мэри-Бет шел за нами по пятам. В комнате было темно, шторы опущены. Когда я зажег свет, то увидел, что постель разобрана. Сара, хотя и оправилась от родов на удивление быстро, все-таки была еще слаба и пока основную часть времени проводила в постели, где рядом с ней обычно спал и ребенок.

Я закрыл за нами дверь и подвел Джекоба к ночному столику. Усадив его на край кровати, я поднял телефонную трубку, осторожно размотал шнур и положил трубку ему на колени.

– Звони Лу, – сказал я.

Он уставился на телефон. Аппарат был старым, из черной пластмассы, с цифровым диском. Казалось, Джекоб противится прикасаться к нему.

– Прямо сейчас? – спросил он.

Я кивнул головой и уселся рядом, на небольшом расстоянии от него. Мы расположились на моей половине постели, лицом к окну. Снизу доносилось позвякивание посуды. Мэри-Бет расхаживал по комнате, обнюхивая все углы. Он исследовал ванную, потом занялся колыбелькой. Вернувшись к кровати, пес попытался залезть под нее. Я отпихнул его ногой.

– Это была наша колыбель, – напомнил я Джекобу. – Отец сам ее сделал.

На Джекоба мои слова, казалось, не произвели никакого впечатления.

– Что я ему скажу? – Он вопросительно уставился на меня.

– Скажи, что я пригласил вас обоих выпить завтра вечером, отпраздновать рождение Аманды. Я за все плачу.

– А если он спросит насчет денег?

Я на мгновение задумался.

– Скажи, что я согласился поделить их, – ответил я, решив, что так мне удастся усыпить бдительность Лу. – Скажи, что в следующий уик-энд мы сможем съездить за ними.

Джекоб заерзал на кровати, и телефон чуть не упал с его колена. Он придержал его рукой.

– А ты еще не подумал насчет фермы? – спросил он.

Я пристально посмотрел на него. Мне не хотелось говорить сейчас о ферме. Мэри-Бет вспрыгнул на кровать и устроился за спиной Джекоба, положив морду на мою подушку.

– По правде говоря, нет, – проговорил я.

– Я надеялся, что ты принял какое-то решение. Я вдруг понял, что он загнал меня в ловушку; ферма была платой за предательство друга. На полу возле кровати валялся плюшевый медвежонок, и, чтобы заполнить возникшую неловкую паузу, я поднял его и повернул ключик. Заиграла музыка. Собака встрепенулась и подняла голову, заинтересовавшись тем, что происходит.

– Джекоб, – сказал я, – ты что, шантажируешь меня?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Как прикажешь тебя понимать: ты не станешь мне помогать, если я не пообещаю тебе ферму?

Он задумался, потом кивнул головой.

– Пожалуй, так.

Медвежонок пел по-французски: «Братец Жак, братец Жак…»

– Я помогаю тебе, – произнес Джекоб, – потом ты помогаешь мне. По-моему, это справедливо, не так ли?

– Да, – ответил я. – Думаю, что справедливо.

– Так как же, могу я рассчитывать на тебя? Мелодия становилась все медленнее. Я дождался, когда медвежонок умолк и в комнате воцарилась полная тишина, и тогда – сознавая, что даю брату обещание, которое не собираюсь выполнять, – кивнул.

– Я сделаю все, что ты попросишь, – сказал я.

Пока мы с Сарой расставляли на столе блюда – лазань, чесночный хлеб, салат, – Джекоб, извинившись, удалился в туалет. Он находился прямо по коридору, под лестницей, – я проводил его взглядом и дождался, пока он скрылся за дверью.

– Он согласился? – прошептала Сара, махнув ножом в сторону ванной. Мы оба склонились над столом: Сара резала хлеб, а я наполнял бокалы вином. Саре я налил яблочный сок: пока она кормила грудью, алкоголь ей был противопоказан.

– Мы только что позвонили, – сказал я. – Завтра в семь мы заедем за Лу.

– Ты слышал их разговор?

Я кивнул.

– Я сидел рядом.

– Он ничем не намекнул ему на заговор?

– Нет. Он в точности передал мои слова.

– И даже не противился?

Я заколебался, прежде чем ответить, и Сара тут же подняла на меня взгляд.

– Он взял с меня обещание помочь ему с фермой.

– С отцовской?

Я кивнул головой.

– Мне кажется, мы договорились…

– Он не оставил мне выбора, Сара. Или я помогаю ему вернуть ферму, или он отказывается участвовать в заговоре.

Зашумела вода в унитазе, и мы оба выглянули в коридор.

– Но ты, я надеюсь, не позволишь ему остаться здесь? – спросила она.

Дверь туалета открылась, и я отвернулся от Сары, чтобы убрать бутылку обратно в холодильник.

– Нет, – сказал я. – Конечно, нет.

Аманда спала в гостиной, в переносной люльке. Сара принесла ее на кухню, чтобы Джекоб мог посмотреть на племянницу, прежде чем мы сядем за стол. Он, казалось, совершенно не представлял, как ему реагировать на такую малышку. Когда Сара заставила его взять девочку на руки, он, залившись румянцем, неловко вытянул руки вперед и отстранил ее от себя, словно она была грязной и он боялся испачкаться. Аманда расплакалась, и Саре пришлось унести ее обратно в гостиную и успокоить.

– Она такая крохотная, – пробормотал Джекоб, будто вовсе не ожидал этого. Больше он ничего не смог придумать.

Это был странный ужин. Из нас троих только лишь Сара чувствовала себя раскованно и веселилась от души. Она была мила, привлекательна и, казалось, сознавала это. Тело ее уже обрело прежнюю упругость, утраченную во время беременности, и, хотя я и знал, что она очень устает – ребенок не давал ей поспать более четырех часов подряд, – выглядела она энергичной и здоровой. Время от времени она незаметно потирала ступней мою икру.

Джекоб, стесняясь ее присутствия, сосредоточился на еде. Ел он быстро, жадно, и вскоре на лбу его проступили капельки пота. Все в его облике и поведении указывало на то, что мой брат испытывал дискомфорт – он прямо-таки источал это ощущение, как миазмы, и вскоре сама атмосфера за столом словно пропиталась ими. Я тоже стал изъясняться с трудом, подолгу думал над вопросами, которые мне задавали Джекоб и Сара, так что ответы мои были скупыми и формальными, как будто я был со всеми в ссоре, но виду старался не показывать.

И только вино спасло этот вечер. Сара первая угадала, что нужно: каждый раз, как мы с Джекобом осушали свои бокалы, она вставала и вновь наполняла их. Я не любитель выпить – мне никогда не нравилось состояние заторможенности, которое вызывает спиртное, – но в тот вечер алкоголь сработал именно так, как и требовалось, полностью оправдав свое предназначение – успокаивать нервы, смягчить обстановку, наводить мосты в людских взаимоотношениях. Чем больше я пил, тем легче мне было говорить с Джекобом, и, чем больше он пил, тем легче ему было говорить с Сарой.

Опьянение, по мере того как усиливалось, наполняло меня надеждой. Это было какое-то физическое ощущение, что-то теплое и жидкое, родившееся в груди – шло оно прямо от сердца, насколько я помню, – и постепенно разливавшееся по всему телу. Я начал думать о том, что мой брат не такой уж и недосягаемый, каким он всегда мне представлялся. Возможно, его еще не поздно перевоспитать, приблизить к своей семье, породниться с ним душой. Он сидел напротив меня, говорил о чем-то с Сарой, даже, я бы сказал, флиртовал с ней – правда, делал это как-то робко, как школьник, кокетничающий с учительницей, – и, наблюдая эту милую сценку, я почувствовал, как переполняет мое сердце любовь к ним обоим, и мне безумно захотелось, чтобы нам обязательно повезло. Я бы помог Джекобу купить землю где-нибудь на западе – в Канзасе или Миссури, решил я; помог бы ему обустроить ферму наподобие отцовской; построить такой же дом, как тот, в котором мы выросли; и это стало бы местом, куда мы с Сарой и Амандой могли бы приехать через много лет, отдохнуть от бесконечных странствий по свету; оно заменило бы нам дом, уехав из которого, мы всегда могли бы туда вернуться с подарками для Джекоба и его семьи.

Я смотрел, как они болтают друг с другом, смеются, и, хотя и сознавал, что пьян – чувствовал это по своим репликам, жестам, мыслям, – все-таки не мог избавиться от ощущения, что удача не заставит себя ждать и отныне все сложится именно так, как мы и планировали.

Ужин подходил к концу, когда из гостиной вдруг раздался плач Аманды. Сара понесла ее наверх кормить, а я занялся мытьем посуды. К тому времени как она вернулась, уложив малышку спать, я уже заканчивал с уборкой, а Джекоб снова удалился в туалет.

Остаток вечера мы решили скоротать за «Монополией». Пока я протирал посуду, Сара начала раскладывать игру. Я много выпил и теперь чувствовал себя так, словно был обременен тяжкой ношей, и потому все, за что я брался, требовало от меня больших усилий, чем обычно. Я уже начал подумывать о том, чтобы пойти наверх и завалиться спать; в данный момент это было моим единственным желанием.

Закончив протирать посуду, я подошел к столу и сел. Сара сдавала деньги. Отсчет она вела по восходящей – сначала шли одно-, пяти– и десятидолларовые бумажки, потом по двадцать и пятьдесят долларов. Когда очередь дошла до сотенных, она бросила на меня озорной взгляд.

– Знаешь, что мы сделаем? – спросила она.

– Что?

Сара ткнула пальцем в поднос, полный денег.

– Мы сыграем с настоящими сотенными.

– С настоящими? – Я так устал, что до меня не сразу дошло, что она имеет в виду.

Она ухмыльнулась.

– Можно принести одну пачку.

Я уставился на нее, обдумывая предложение. Идея достать деньги из тайника вызывала во мне какое-то смутное чувство опасности, безрассудный страх, панику. Я покачал головой.

– Да брось ты. – Сара беспечно махнула рукой. – Будет забавно.

– Нет, – сказал я. – Не хочу.

– Но почему?

– Думаю, не стоит рисковать по пустякам.

– Какой риск? Мы же только используем их в игре.

– Я не хочу распаковывать их, – упрямился я. – Плохая примета.

– О, Хэнк. Не говори глупостей. Когда еще тебе случится сыграть в «Монополию» с настоящими стодолларовыми банкнотами?

Я начал что-то отвечать ей, но голос Джекоба прервал меня. Он уже вернулся из туалета; мы даже не слышали, как он подошел.

– Так они спрятаны в доме? – спросил Джекоб. Он стоял в дверях кухни – усталый, объевшийся.

Я метнул хмурый взгляд на Сару.

– Только часть, – поспешила ответить она. – Так, пара пачек.

Джекоб побрел к своему стулу.

– А действительно, почему бы нам не воспользоваться ими? – проговорил он.

Сара молча наполнила его бокал вином. Оба они ждали, что скажу я. А что я мог сказать? У меня не было веских доводов «против», лишь смутное предчувствие, что этого делать нельзя, что с деньгами мы должны быть щепетильны до крайности, обращаться с ними предельно осторожно – как с бомбой или ружьем. Беда в том, что я никак не мог сообразить, как выразить свою мысль, но даже если бы и сумел это сделать, то все равно мои слова прозвучали бы глупо. «Да ведь это просто игра, – возразили бы они, – мы потом вернем все на место».

– Хорошо. – Я вздохнул, откинувшись на спинку стула, а Сара побежала наверх за деньгами.

Мы разыграли фишки. Азарт, охвативший было нас при появлении в игре настоящих денег, на удивление быстро прошел, и вскоре стодолларовые купюры казались нам такими же игрушечными, как и остальные деньги, – обычные прямоугольнички цветной бумаги, ну, может, чуть длиннее и чуть толще, вот и вся разница. Мы рассчитывались ими в воображаемых сделках, и это как-то обесценило их в наших глазах. Они перестали быть для нас реальными.

Игра продолжалась несколько часов, так что закончили мы уже около полуночи. Я оказался банкротом. Сара и мой брат согласились на ничью, хотя Джекоб явно тянул на победителя. У него было больше недвижимости – домов, отелей, и плюс ко всему огромная куча денег. Так что, если бы они стали доигрывать, он очень скоро разорил бы и ее.

Я собрал игру, а Сара – стодолларовые купюры, которые потом отнесла обратно наверх.

Я не догадывался, насколько пьян мой брат, пока он не встал. С трудом выбравшись из-за стола, он на полусогнутых ногах сделал пару шагов к разделочному столику; лицо его было испуганным, руки он выставил вперед. Казалось, будто он разом превратился в толстенную куклу-марионетку, и кто-то другой теперь контролирует его движения, дергая за невидимые нити. Джекоб положил свою огромную руку на столик и уставился на него, словно опасаясь, что он может исчезнуть, стоит оставить его без присмотра. Потом он покачнулся и хихикнул.

– Почему бы тебе не остаться у нас ночевать? – предложил я.

Он окинул взглядом стол и стулья, посудомоечную машину, раковину, плиту.

– Где, здесь? – спросил он.

– В комнате для гостей. Наверху.

Джекоб хмуро посмотрел на меня. Он никогда не ночевал в нашем доме – ни разу за все годы, что мы здесь жили, – и казалось, будто мое предложение озадачило его. Он собирался что-то сказать, но не успел открыть рот, как я перебил его.

– Тебе нельзя садиться за руль в таком состоянии. Ты слишком пьян.

– А что скажет Сара? – громким шепотом спросил он, выглядывая в коридор.

– Не беспокойся, – сказал я. – Она не будет возражать.

Я помог ему подняться по лестнице, чувствуя себя рядом с этой тушей, которую мне приходилось поддерживать и подталкивать вперед, мальчишкой-подростком. Джекоб то и дело хихикал.

Я провел его в комнату для гостей, что находилась напротив нашей спальни. Он уселся на кровать и попытался расстегнуть рубашку. Я присел перед ним на корточки и начал расшнуровывать ему ботинки. Пес тоже пришел вслед за нами. Он обнюхал всю мебель в комнате, потом забрался в постель и свернулся на ней плотным клубочком.

Сняв с брата ботинки, я взглянул на него и обнаружил, что он сидит, изумленно уставившись на спинку кровати.

– Все в порядке, – проговорил я. – Сейчас я уложу тебя спать.

– Это моя кровать.

Я кивнул головой.

– Да, сегодня ты будешь спать здесь.

– Это моя кровать, – повторил он, на этот раз с большей настойчивостью. Джекоб протянул руку к изголовью, и я понял, что он имеет в виду. Это была кровать, на которой он спал еще ребенком.

– Все верно, – кивнул я. – Отец привез ее к нам незадолго до смерти.

Затуманенным взглядом Джекоб окинул комнату. Знакомых предметов он больше не обнаружил.

– Впрочем, матрац на ней новый, – сказал я. – Старый весь износился.

Джекоб, казалось, не понимал, о чем я говорю.

– Теперь она в комнате для гостей, – пробормотал он.

Он еще какое-то время разглядывал спинку кровати, потом оторвал ноги от пола и завалился на спину. Кровать качнулась под ним, как лодка. Собака приподняла голову и недовольно покосилась на него. Джекоб наконец закрыл глаза. Заснул он почти мгновенно, его тяжелое дыхание всего за несколько минут переросло в храп. Мышцы лица расслабились, челюсть отвисла, и я разглядел его зубы. Они казались слишком большими, широкими и толстыми для его рта.

– Джекоб? – прошептал я.

Он не ответил. Очки сползли ему на нос, и я приподнялся, чтобы снять их. Я вывел дужки из-за ушных раковин, сложил очки и оставил их на столике возле кровати. Без очков Джекоб выглядел старше своих лет. Я нагнулся и легким поцелуем коснулся его лба.

Из спальни донесся детский плач.

Джекоб приоткрыл глаза.

– Поцелуй Иуды… – хриплым шепотом произнес он.

Я покачал головой.

– Нет. Я просто желаю тебе спокойной ночи. Он попытался сфокусировать на мне взгляд, но безуспешно.

– У меня все плывет перед глазами, – пожаловался он.

– Это пройдет. Постарайся расслабиться.

Он улыбнулся, явно подавив в себе желание хихикнуть, потом как-то неожиданно стал серьезным.

– Ты поцеловал меня на ночь? – спросил он. Голос его чуть дрогнул.

– Да.

Слегка сощурившись, он пристально посмотрел на меня. Потом кивнул.

– Спокойной ночи, – заплетающимся языком произнес он.

Когда он закрыл глаза, я, пятясь, тихо вышел из комнаты.

В спальне я застал Сару в постели. Она уже успокоила Аманду, и малышка, тихонько воркуя, засыпала в своей колыбельке.

Деньги были сложены в стопку на комоде. Переодевшись в пижаму, я подошел и взял их.

– Это было глупо, Сара, – сказал я. – Мне даже на верится, что подобное предложение исходило от тебя.

Она внимательно посмотрела на меня. В лице ее отразились удивление и обида.

– Я подумала, что так будет веселее, – проговорила она. Сара сидела в одних трусиках, волосы ее были сколоты в пучок, как у школьной учительницы.

– Мы же договорились не дотрагиваться до денег, – напомнил я.

– Зато всем было весело. Согласись. Тебе ведь тоже понравилось.

Я покачал головой.

– Вот из-за такой же ерунды мы и попадемся.

– Но я же не выносила их из дома.

– Ты не должна даже прикасаться к этим деньгам, пока мы не уедем отсюда.

Сара нахмурилась. Я знал, что она сейчас обо мне думает: что я груб и все такое, но меня это не волновало.

– Обещаешь? – спросил я. Она пожала плечами.

– Хорошо.

Я положил деньги на кровать и начал пересчитывать их, однако то и дело сбивался со счета.

– Он ничего не взял, – произнесла вдруг Сара. – Я уже проверила.

Меня словно током ударило. Я и сам не мог объяснить, почему вдруг кинулся считать деньги.

Лежа в постели, мы еще долго перешептывались, прежде чем уснуть.

– Как ты думаешь, что с ним станет? – спросила Сара.

– С Джекобом?

Свет был везде погашен, и я скорее догадался, чем увидел, что она кивнула в темноте. Сара уже простила меня за то, что я не удержался от нравоучений.

– Может, купит ферму, – сказал я.

Я почувствовал, как напряглось ее тело.

– Нельзя ему покупать ферму, Хэнк. Если он останется…

– Я имею в виду не отцовскую. Любую другую ферму. Скажем, где-нибудь на западе – в Канзасе или Миссури. Мы могли бы помочь ему обустроиться.

Я говорил, а сам понимал, что все это чистейшей воды утопия. Вино несколько расслабило меня и позволило помечтать за ужином; но сейчас я уже протрезвел и смотрел на вещи реально, а не так, как мне бы хотелось. Джекоб абсолютно не смыслил в сельском хозяйстве; у него были такие же шансы преуспеть в качестве фермера, как и стать рок-звездой или астронавтом. С его стороны было ребячеством мечтать о фермерстве, своего рода упрямством, нежеланием признать, кто он есть на самом деле.

– Может, он будет путешествовать, – попробовал я другую версию, но не смог представить брата и в этой роли – кочующего с самолета на самолет, оформляющего в аэропорту багаж, прописывающегося в дорогих отелях. Все это тоже было из области невозможного.

– Чем бы он ни занялся, – сказал я наконец, – хуже, чем сейчас, ему не будет. Как ты думаешь? Перевернувшись на бок, я закинул ногу на Сару.

– Конечно, – согласилась она со мной. – У него будет миллион триста тысяч долларов. Как же может быть хуже с такими деньгами?

– Интересно, что он будет с ними делать?

– Да просто тратить. Как и мы. Для чего же еще нужны деньги?

– А на что он их потратит?

– Да на что захочет. На шикарную машину, дом на берегу моря, красивую одежду, дорогую еду, экзотические путешествия.

– Но он так одинок, Сара. Он не сможет покупать все это для себя одного.

Она нежно коснулась моего лица.

– Он кого-нибудь встретит, Хэнк, – сказала она. – С ним все будет в порядке.

Я слишком устал, и потому мне хотелось поверить ей, но я знал, что она, скорее всего, ошибается. Не все подвластно деньгам. Они могут сделать нас богаче, но и только. Я чувствовал, что Джекобу, даже и с большими деньгами, скорее всего, суждено до конца дней своих так и остаться толстым, робким и несчастливым.

Пальцы Сары ласково скользили по моему лицу, и я, расслабившись, закрыл глаза.

– Каждый получает в этой жизни то, что заслуживает, – уже засыпая, проговорила она.

На рассвете меня разбудили чьи-то шаги по дому. Я приподнялся на локте, напряг зрение. Сара сидела рядом, прислонившись к спинке кровати, и кормила Аманду. За окном завывал ледяной ветер.

– В доме кто-то есть, – сказал я.

– Шшш, – прошептала Сара, не отрывая взгляда от ребенка. Она протянула ко мне свободную руку и легонько погладила по плечу. – Это Джекоб. Он в ванной.

Я прислушался к тому, как поскрипывают стены дома под натиском ветра, как тихонько воркует Аманда, посасывая материнскую грудь. Потом лег обратно. Через минуту-другую я расслышал тяжелую поступь брата, который возвращался по коридору в свою комнату. Усаживаясь на кровать, он застонал.

– Убедился? – прошептала Сара. – Все в порядке.

Она так и держала руку на моем плече, пока я не заснул.