Текст книги "Сестры? No way!"

Автор книги: Сиобхан Паркинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Четверг, 10 июля

Сегодня у мамы тревожное настроение, какое бывает, когда она беспокоится о чем-то, но на вопрос «все ли в порядке?» она бормочет «да» и уходит. Надеюсь, это не из-за Ричарда, потому что она продолжает часами болтать с ним по телефону, а после долго пребывает в приподнятом настроении. Я думаю, это очень полезно в ее возрасте.

Алва хорошо выполняет свою работу в магазине. Все там успели полюбить ее, и ни у кого и в мыслях нет сильно загружать ее. Но при характере Алвы это не очень хорошо: она очень быстро устраивается так, чтобы ничем не утруждать себя. Алва просто всех очаровывает, и никому и в голову не приходит, что девочка здесь для того, чтобы работать. Я не понимаю этого.

Среда, 16 июля

Вчера Боб опять приходил в магазин. Я как раз была на складе, где набирала книги для витрины, и когда вышла со стопкой отобранных экземпляров, увидела его у кассы. На складе темно, и когда выходишь из этого помещения на свет, люди кажутся похожими на тени до тех пор, пока глаза не привыкнут к дневному свету. Поэтому сначала я только увидела его силуэт. Мое сердце забилось сильнее, и я почувствовала, как кровь в жилах побежала быстрее, хотя я еще не была до конца уверена в том, что это именно он. Когда Боб заговорил, я почувствовала, что сердце сейчас выпрыгнет из груди от захлестнувшей меня радости. Книги, лежавшие наверху стопки, поползли вниз, и я удержала их. Мне совсем не хотелось, чтобы они каскадом рухнули на пол и повредились.

Я не могу вспомнить, что именно сказал Боб, слышала только его голос, звучавший как-то торжественно, Готова поспорить, что любой, кто слышал, согласился бы со мной. Его слова были для меня, как звуки любимой песни. Должно быть, Боб зашел специально, чтобы увидеть меня, потому что так ничего и не купил. Спросив, как мама, он как бы между прочим поинтересовался, не соглашусь ли встретиться с ним после работы и выпить чашку кофе.

Положив книги на полку, я начала расставлять их, отсчитывая по три штуки. На предложение выпить кофе я ничего не ответила. Я просто не знала, что сказать. Мне очень хотелось этого, хотелось сесть напротив него и долго болтать и чтобы он поглаживал мою руку, пока я говорю, а потом проводил меня домой, крепко обнимая за талию, и уже около дома поцеловал. Но также я была уверена, что хочу, чтобы после всего этого он развернулся и пошел домой, оставив меня одну. Это нечестно с моей стороны. Весело провести время в его обществе, морочить ему голову, а потом, помахав ручкой, сказать: «Пока».

Я прокручивала все это в голове, как опять услышала его голос, на этот раз он говорил мне в ухо, повторяя приглашение. Но я ответила «нет», ответила довольно твердо, возможно, даже чуть повысив голос, потому что после этого он просто повернулся и вышел из магазина, не сказав ни слова. У меня внутри словно все оборвалось, и я стала считать книги, повторяя «раз-два-три, раз-два-три», пытаясь сконцентрироваться на этом и отвлечься от случившегося.

Я пыталась понять, почему я порвала с Бобом, ведь он нравился мне и я скучала по нему, и я не думаю, что знаю кого-то лучше, чем его. Просто сейчас я не хочу отвлекаться на него, потому что мне нечего с ним делать. Боб – просто увлечение, и в данный момент ему не место в моей жизни.

Понедельник, 21 июля

Вчера ночью как гром среди ясного неба на пороге появился отец с маленьким Гэвином на руках. Я уже спала, поэтому не слышала, как подъехала его машина, но сквозь сон до меня донесся звонок в дверь. Затем в коридоре послышались голоса и детский плач, и тут я уже окончательно проснулась. Спустившись вниз, я увидела маму, стоявшую в ночной рубашке. Ее волосы были убраны в сетку – я и не знала, что у нее имеется такая вещица. Судя по ее виду, она была не очень довольна и что-то говорила шепотом. Я не знаю, почему она шептала, когда вокруг было столько шума, но думаю, она делала это автоматически, зная, что на дворе ночь и люди спят. Я была в пижаме и тапочках, наверное, поэтому меня пробила дрожь. Потом мама втащила нежданного гостя в коридор, и только тогда я поняла, что это отец. Лицо Гэвина раскраснелось и было мокрым от слез. Во рту он держал палец, а другой ручонкой сердито махал.

Сначала я подумала, что что-то случилось с Гэвином. Мы с мамой проводили их на кухню, где было почти так же холодно, как и в коридоре. В комнатах с окнами на северную сторону в это время суток даже летом всегда стоит холод. От флуоресцентных ламп не намного больше пользы, но все же лучше находиться здесь, чем стоять в холле, ожидая в любой момент появления Алвы. Она может лишь усугубить ситуацию. У нее это, без сомнения, получится.

Отец поставил Гэвина на кухонный стол, как будто это была сумка, только что принесенная из магазина, и я заметила, что под комбинезоном у него надета пижама. Отец сел за стол, обхватив руками голову и не обращая внимания на Гэвина, продолжавшего рыдать, не вынимая пальца изо рта. Было так странно видеть здесь отца. Он не появлялся в этом доме почти четыре года, но сейчас, как будто и не было этих четырех лет, сел на свое обычное место за столом рядом с холодильником.

Он не обращал на Гэвина никакого внимания, и я решила, что с ребенком все в порядке. Правда, мальчик так горько плакал, что я, вытирая салфеткой мокрое от слез личико, посмотрела, нет ли у него синяков и царапин. Потом я вытерла палец, когда он вынул его изо рта. А он все плакал, пуская слюни. Тогда я взяла его за подбородок и аккуратно закрыла ему рот. Он удивленно посмотрел на меня, продолжая всхлипывать с обиженным видом, но рот больше не открыл и постепенно начал успокаиваться, только иногда всхлипывал и его маленький животик дрожал.

Я потянулась к верхней полке и достала ему «Кит-кат», думая порадовать его. Но он не заулыбался, как многие дети при виде шоколадки, а его большие глаза еще больше округлились. Потом он все же заинтересовался и, раскрыв обертку, засунул в рот сразу обе дольки. Было забавно наблюдать, с каким серьезным видом он поглощает шоколад, размазывая его по лицу. Крошки вафельной начинки сыпались на стол и на пол, застревали между его толстенькими пальчиками.

Тем временем мама с отцом оживленно о чем-то шептались. Я очень старалась не слушать, когда поняла, что родители не желают нас ни во что посвящать. От отца пахло алкоголем. Я не думаю, что он был так уж пьян, иначе он просто бы не смог сесть за руль, тем более с ребенком. Но я поняла, что мама не отправит его домой в таком состоянии.

Я хотела было приготовить чай, но боялась, что Гэвин свалится со стола, если я оставлю его, а куда его, кроме пола, можно посадить, не знала. Тогда я начала напевать ему детские песенки, и совсем не для того, чтобы развлечь, а чтобы создать хоть какой-то шум и не слышать разговора старших. Почему-то я боялась услышать то, о чем они говорили.

Гэвину понравились мои песенки. Он даже заулыбался, когда услышал знакомые ритмы. С «Кит-кат» он покончил и принялся хлопать в ладоши и петь вместе со мной. Потом он поднял вверх ручки и потянулся ко мне, я подняла его и стала кружиться с ним по кухне. Мама с отцом все еще продолжали говорить. Я открыла дверь и, все так же пританцовывая, вышла в холл. Здесь пахло ковром, днем этого почему-то не чувствуется. Гэвин уронил голову мне на плечо, весь обмяк и сделался тяжелее.

Продолжая его укачивать, я теперь уже перешла в гостиную. Здесь тоже пахло ковром. Наверное, ночью во всех комнатах, где есть ковры, стоит одинаковый запах. Уложив Гэвина на диван, я взяла старый клетчатый плед, которым мы обычно накрываем диван, чтобы спрятать пятна и протертые места, и аккуратно накрыла спящего братишку. Его ротик приоткрылся, стали видны все крохотные молочные зубы. Он заворочался, и его шелковые каштановые волосы упали на лоб. Он дышал совсем беззвучно, и я даже прислонила ухо к его носику, чтобы услышать дыхание. Я еще постояла немного возле него, а потом тихо вышла из гостиной.

Из-под кухонной двери пробивался свет, были слышны голоса, которые то становились громче, то опять стихали. Вернувшись в свою кровать, я глядела в потолок широко раскрытыми глазами, нош у меня были совсем ледяные. Я знала, что не смогу заснуть несколько часов, но неожиданно наступило утро, и мама позвала меня завтракать. Я сбежала вниз по ступенькам, в полной уверенности, что Гэвин упал с дивана и, хныча, лежит на полу в гостиной, но его там не оказалось, только смятый плед, сдвинутый в конец дивана.

Мама выглядела сонной, как будто она вообще не ложилась. Одному Богу известно, как она смогла избавиться от навязчивых разговоров отца. Она не могла отправить его домой пьяным. Должно быть, ей самой пришлось отвезти его. – Не спрашивай меня ни о чем, дорогая. – сказала она, когда я села за стол. – И ради бога, ни слова Алве обо всем этом.

Как будто я собиралась что-то болтать! Выглянув в окно, я увидела мамину машину, хотя я могу поклясться, что вчера вечером она стояла в гараже.

Вторник, 22 июля

Этим утром я не услышала маминой возни на кухне. Обычно к половине восьмого она уже поет там. Меня она будит около восьми, но обычно я сама просыпаюсь к этому времени, прислушиваясь, как она суетится, перемещаясь небольшими шажками по мраморному кухонному полу, как открывается и закрывается дверца холодильника и как мама поет своим приятным голосом, накрывая на стол. Обожаю это время суток, когда просто лежишь в теплой постельке, зная, что у тебя есть еще несколько минут, чтобы понаслаждаться красивым маминым пением.

Сегодня утром ничего этого не происходило. Я проснулась около четверти девятого и выпрыгнула из кровати. В доме стояла тишина. Алва никогда не встанет, пока не придешь в ее комнату. К половине девятого я умылась и оделась, но в доме по-прежнему не раздалось ни звука, и только слышно было, как вода стекает с крыши и ударяется о металлический цилиндр, лежащий на земле. Я решила проверить, что делает мама, потому что в какой-то момент у меня возникло подозрение, не ускользнула ли она куда-нибудь посреди ночи. Нелепая мысль, но она явилась сама собой. А может быть, это не такая уж глупость, уехала же она вместе с отцом прошлой ночью.

В ее комнате было темно, так как на окнах висят толстые занавески, и поэтому, когда они занавешены, там нет света даже летом. Но я услышала ее дыхание и поняла, что она в комнате, поняла и то, что она уже проснулась, но лежит молча, притворяясь спящей.

– Мам, у тебя все в порядке? – спросила я, вглядываясь в сумрак комнаты.

Она застонала.

– Мам! – закричала я в панике. – Что с тобой?

– Ничего, – пробормотала она. – наверное, что-нибудь съела не то.

– Может, принести чаю? – спросила я.

– «Эрл Грэй», – ответила она. – Только черный и завари слабо. И принеси ведро или что-нибудь еще.

Она всегда просит «Эрл Грэй», когда болеет, Я быстро заварила чай прямо в чашке, потому что нужно было бежать на работу, и помчалась наверх, прихватив большой белый таз, стоявший под раковиной. Еще я принесла полотенце, пачку салфеток и маленький флакон туалетной воды, чтобы можно было освежиться.

Мама уже сидела на кровати. По крайней мере, она могла подниматься самостоятельно. Она взяла чай, поблагодарила и пальцем показала, куда положить все остальное. Она зажмурилась, когда я открыла шторы. В дневном свете ее лицо было таким бледным.

– Убери, пожалуйста, туалетную воду, – произнесла она, поморщившись. – От ее запаха мне становится еще хуже.

Я удивилась, почему такая сильная реакция на запах, если учесть, что пузырек даже не открыт, но положила флакон в карман куртки и сказала «пока». У меня не осталось времени, чтобы позавтракать, но я даже не заметила этого.

Когда к обеду Алва появилась в магазине, я спросила, как там мама.

– С ней все хорошо, – сказала она. – Когда я уходила, она мыла плиту.

Среда, 23 июля

Сегодня за завтраком мама выглядела бледной, но сказала, что чувствует себя отлично. К вечеру ее щеки порозовели. Алва ушла в пиццерию с подружками потратить деньги, выданные ей в книжном магазине, в этом нет сомнений. Для нас с мамой я приготовила омлет с сыром и зеленью. Мы часто готовим его, когда Алва уходит, потому что она не любит яйца.

– Фу! Туалетная вода, – сказала мама, когда я нагнулась, чтобы выложить ей половину омлета на тарелку, и сразу побледнела. – У тебя в кармане, Эшли. Убери ее отсюда!

Я похлопала себя по карману и обнаружила пузырек, который положила сюда еще вчера утром. Я вынула его, и мама сморщилась.

– Хорошо, – сказала я, – не думала, что ты так реагируешь на этот запах. Ладно, я прямо сейчас избавлюсь от него. – И я выбросила пузырек в мусорное ведро.

– Между папой и Наоми все нормально? – поинтересовалась я у мамы, зная, что в доме больше никого нет.

– Нет, – ответила она. – Бедный малыш Гэвин. Больше она не собиралась ничего говорить.

Я поняла это по выражению ее лица, поэтому просто продолжила есть омлет. Надеюсь, они Не разойдутся или еще что-нибудь в этом роде. Отец обожает Гэвина. Он не переживет, если Наоми уйдет от него и заберет Гэвина с собой. А я предполагаю, что она так и сделает.

Четверг, 24 июля

Сегодня, придя с работы домой, я обнаружила в холле плачущую маму. Она сидела возле телефона, вцепившись в него обеими руками, как будто он был живой. «Должно быть, это отец, – первая мысль, которая возникла у меня. – Или Гэвин? Он мог похитить его».

– Мама! – бросилась я к ней, – что случилось? Это Гэвин?

– Да, – запинаясь, проговорила она.

– Что? Что? Отец сделал какую-нибудь глупость?

– Да, – снова произнесла она, – вытирая глаза бумажной салфеткой. – В некотором роде.

– О, мама! – тяжело выдохнула я, садясь возле ее ног. – Это ужасно! Ты звонила в полицию или что?

– Полиция? Полиция? Эшли, о чем ты говоришь? Почему я должна звонить в полицию?

– Потому что, если папа сбежал с Гэвином, его нужно остановить.

– Сбежал? С Гэвином?

И затем это выглядело ужасно, но она начала хохотать. Это был приступ истерического смеха. Так смеются, когда вот-вот сорвутся на плач, и слышать это было невыносимо,

– Когда ты прекратишь? – спросила я холодно, потому что чувствовала, что самой мне не до смеха. – Может, объяснишь, что случилось?

– О, бедная моя Эшли, – сказала мама, положив руку мне на голову и накручивая волосы себе на палец. – Я так расстроена. Я имею в виду, что понимаю, как тяжело все это для Алвы и для Синди. А еще прошлой ночью посмотрела на Гэвина, который не виноват, что его родители ругаются… Все это вместе так смешалось у меня в голове, что я подумала, будет лучше прекратить видеться с Ричардом. Вот почему я сказала, что это связано с твоим отцом и Гэвином.

Я тихонько взяла ее за уши обеими руками, как обычно делала, когда была маленькой. Я качала ее голову из стороны в сторону, слегка прислоняясь своим лбом к ее.

– Но, мама, это нечестно. Ты рискуешь своим счастьем. – Говоря это, я чувствовала себя героиней мыльной оперы, но я действительно так думала.

– Счастье, – произнесла она так, будто слышала это слово впервые. – Счастье, – снова повторила она, словно открыв для себя что-то новое.

Но, вернувшись в прежнее состояние, она сказала:

– Да, хорошо, но я должна думать о вас с Алвой в первую очередь.

– Не будь глупой, – запротестовала я. – Алва переживет. Она просто вредничает. Это такой возраст. И Синди тоже. Они просто не хотят ни с кем делить своих родителей, но это нечестно.

– А как у тебя? – спросила мама. – Как получилось, что ты так резко перестала встречаться с Бобом?

Я просто остолбенела от удивления. – Ты думала, я ничего не замечаю, да? – сказала она.

– Ну…

– Вы поссорились или ты тоже запуталась, как и я?

– Ну…

Я слишком растерялась, чтобы отвечать.

– Понимаешь, – продолжила мама, – когда в жизни происходит какая-то путаница, мы пытаемся разобраться в том, что происходит, избавиться от всего чуждого и сосредоточиться на том, что на самом деле важно для нас, сконцентрироваться на более важных для себя вещах. В подобных ситуациях некоторые отношения становятся лишними, даже тяготят.

Иногда меня волнует, что мама все слишком близко принимает к сердцу. Лишние отношения? Могу ли я считать Боба лишним в своей жизни? Я только качала головой, слушая короткую речь мамы. Я не хотела признаваться самой себе в этом.

– Ладно, пойдем, – сказала она изменившимся тоном, поможешь мне на кухне.

Воскресенье, 27 июля

Вчера днем со мной чуть не случился инфаркт. Подошла моя очередь выносить мусор, и я ходила из комнаты в комнату, опустошая корзины, переворачивая их вверх дном. И вдруг обнаружила нечто ужасное, отчего испытала самый настоящий шок. Алве только четырнадцать. Я присела на край ванной, потому что у меня дрожали нога. Это был тест на беременность, а вернее, пустая упаковка от него, брошенная в мусорный бак. Как такое могло произойти с Алвой? Разорвав упаковку на множество мелких кусочков, я завернула их в туалетную бумагу, прежде чем выбросить. Сама не знаю, для чего я сделала это.

Полночи я лежала, не сомкнув глаз, думая об Алве. Она ведь так мала для этого. Как она могла сотворить такую глупость? Мама всегда была так аккуратна, открыта и абсолютно честна с нами в этих вопросах. Нельзя сказать, что Алва ничего не знает об этом, хотя, скорее всего, она не задумывается о последствиях. Я начала гадать, где и как это могло произойти? Я сразу вспомнила тот день, когда мы все переругались из-за того, что она собиралась идти на дискотеку. А может, она уже ходила туда раньше?! А вдруг она связалась с плохой компанией, где курят травку, пьют или еще что-нибудь? Но она дружит с девочками достаточно невинными. Это хорошие девочки, особенно Сара. Хотя внешность бывает обманчивой.

Но какой смысл волноваться об этом теперь, если все уже случилось. Сейчас надо думать, что мы теперь все вместе будем делать. Как Алва собирается выпутываться? Она еще совсем ребенок. Это же будет для нее ударом и физически и морально. О боже!

Всю ночь у меня разламывалась голова. Я не представляла, что делать. Заговорить ли с Алвой первой или вывести ее на разговор? Или поведать обо всем маме и пусть она сама разбирается? Но не будет ли это предательством по отношению к Алве? Хорошо, мама в любом случае должна поговорить с ней. Мы обе должны. Этот ребенок будет для нас как еще одна младшая сестра или брат.

Тут я вспомнила Гэвина и заплакала. Никогда я не была так обескуражена. Мне обязательно было нужно с кем-то поговорить. С Бобом. У него такие светлые мозги.

Да, я обязательно поговорю. Я решила, что позвоню ему сразу же, как только все уйдут из дома. С этой мыслью я уснула.

Понедельник, 28 июля

Боб сам поднял трубку. Я быстро рассказала ему всю историю, не дав ему вставить ни слова. Это очень удобно, когда общаешься в реальной жизни, но по телефону? Такое ощущение, что человек на том конце провода не слушает тебя или вообще ушел. Я остановилась и спросила:

– Алло? Ты еще там?

Да, он был на месте. Закончив свою историю, я рассказала ему все: как отец приехал посредине ночи, что мама встречается с Ричардом, что Алва работает в книжном магазине и что Синди просто ужасна.

Закончив говорить, я услышала лишь: «Мм…»

– Боб! – теперь я уже кричала ему, но он не произнес ни звука. Как будто я разговаривала сама с собой.

– О Боб, я люблю тебя, – произнесла я тогда и после этих слов услышала его голос.

– Что? Что ты сказала, Эшли? Что ты сказала?

Он сразу же оживился.

– Ну, я просто рассказывала, как я завернула все это в бумагу…

– Нет, нет, обо мне, Эшли.

– О тебе?

– Да, да.

– Между прочим, я сказала, что люблю тебя.

– Bay! He могу поверить своим ушам! – Он даже выругался от радости.

– Боб! Следи за своим языком. Ты говоришь по телефону. Тебя могут услышать!

– О, извини, что ругаюсь! Ты дома?

– Конечно, где же еще? Не думаешь же ты, что я стала бы разговаривать при посторонних. Мама с Алвой ушли в садовый магазин.

– Тогда я приду прямо сейчас. Не уходи никуда. Кстати, пока я иду, подумай о том, что ты нашла только упаковку. А ведь тест мог быть и отрицательным. О'кей! Пока. Не уходи. Я буду через пятнадцать минут.

Правда, ведь мне и в голову не пришло это. Боб такой рассудительный.

Может, все еще не так плохо. Может, тест показал отрицательный результат. Но уже одно то, что четырнадцатилетняя девочка покупает тесты на беременность, одно только это само по себе ненормально. Когда смотришь передачи И документальные фильмы о подобных вещах, никогда не думаешь, что такое может случиться в твоей семье.

Боб примчался быстрее, чем через пятнадцать минут. Он постучал в дверь, как всегда делал это. Дверной звонок в их доме не работает уже несколько лет, поэтому у него привычка не звонить, а стучать. Я так разволновалась, что не ответила сразу и ждала, когда он постучит еще раз. Но когда во второй раз раздался его стук, я моментально распахнула дверь. В руках у него была целая охапка ромашек. Я обожаю эти цветы. Как это ему удалось сорвать такое количество за столь короткое время? Протянув их мне, он произнес:

– Для девушки, которая любит меня. Я засмеялась.

– Мы же установили, что ты любишь меня. Я ничего такого не говорил, – сказал он.

– Пока не говорил. Ладно, иди сюда и поцелуй меня.

Потом мы долго-долго болтали. Я рассказала ему все подробности о том, что происходило в нашей семье с тех пор, как мы последний раз разговаривали с ним, я имею в виду нормальную беседу, а не холодные несколько слов, которыми мы обменялись при нашей последней встрече в книжном магазине.

Потом я спросила, как он считает, мне нужно поступить в этой ситуации с Алвой.

Он поставил на стол чашку с чаем и сказал:

– Эшли, ты рассказала мне так много всего, но ни разу не упомянула о том, что у Алвы есть друг.

– Ну, видимо, есть. Я думаю, он должен знать обо всем. И его родители тоже. Я даже не подумала об этом.

– Нет, не обязательно. У нее может и не быть бойфренда.

– Ты хочешь сказать, что это вообще был кто-то на одну ночь? О боже, Боб, это еще хуже!

– Да, такое может быть, но давай все обсудим спокойно, давай посмотрим на факты. Мы не знаем, беременна ли Алва. Мы не знаем, был ли у нее случай забеременеть. И мы не знаем, какой результат показал тест. Все, что нам точно известно, ты нашла пустую упаковку. Может, там ничего не было. Может, это пустой образец. А может, это шутка. Кто-то мог подобрать это на улице.

– И принести домой, чтобы положить в мусорный бак в ванной.

– Да, это навряд ли, но в любом случае нельзя утверждать, что это принадлежит Алве.

– Ладно, тогда кому…

– Точно, кому? – произнес он, в упор глядя на меня.

– О Боб!

Тут я начала плакать от того, что он мог такое подумать обо мне. Я плакала и плакала, мои плечи содрогались от рыданий. Боб похлопал меня по спине и отодвинул волосы, прилипшие К мокрым глазам. Потом стал целовать щеки, бормоча:

– Успокойся, Эшли, тихо, тихо, перестань. Я не хотел расстроить тебя. Перестань плакать, хватит. Но я продолжала рыдать не в силах остановиться. Когда наконец я успокоилась, высморкалась несколько раз и вытерла лицо, Боб сказал;

– Прости, я, наверное, не так выразился. Я не хотел сказать ничего плохого.

– Ты ничего и не сказал, Боб. Ты просто навел меня на мысль.

– Я не хотел никого оскорбить.

– Это не оскорбление. Это просто кошмар.

– Но еще возможно, что это Алва. Как будто мне от этого легче.

– Нет, это мама. Ее тошнило утром. А один раз ей было так плохо, что она даже не смогла встать. О, Боб!

Я почувствовала, что слезы опять наворачиваются на глаза. Казалось, весь мир перевернулся с ног на голову, что больше ничего не существует, кроме тяжести, свалившейся на меня.

– Ну если это твоя мама, она сама расскажет тебе, когда сочтет нужным. Это еще не конец света. Уж она-то сама разберется.

– О, но она порвала с Ричардом! Какой ужас!

– Но, возможно, она тогда еще не знала о своей беременности.

– Да, но, должно быть, догадывалась.

– Но точно не знала.

– Мы тоже еще ни в чем не уверены. Может, результат и правда отрицательный, как ты сказал, Но еще остается шанс, что это Алва. О, что мне делать, Боб?

Не могу понять, почему я ожидала, что Боб может что-то сказать мне. Ему восемнадцать, и у него не намного больше жизненного опыта, чем у меня. Но он был единственный, с кем я могла обсудить эту проблему. Фидэлма, моя лучшая подруга, вместе с семьей уехала на юг Франции, и, кстати, я не думаю, что от нее бы здесь была какая-либо польза.

– В общем, пусть она сама расскажет все, когда будет готова, – сказал Боб.

– Но если это Алва?

– Но ведь ты сама в это уже не веришь, не так ли? Она, конечно, наивная, но у нее трезвые мозги, и, если бы она сделала какую-нибудь глупость, ты бы первая узнала о случившемся, разве не так?

– Думаю, да.

– Ладно, поживем увидим, Эшли. Не забивай себе голову, это бесполезно. Не волнуйся так, все наладится.

Но почему-то я то и дело вспоминала о Гэвине, сосущем палец и всхлипывающем.

– Веселее, Эшли. Я заварю свежий чай, ладно? Когда плохо, нет ничего лучше чашки крепкого чая.

Как я могла быть такой вредной с Бобом? А он даже ни словом не обмолвился об этом. Я уверена, он один из лучших парней. «Лишний!» Как ужасно звучит это слово, брошенное в его адрес.

В понедельник он пригласил меня в кино, сказав, что я обязательно должна посмотреть фильм. Разве это не благородно с его стороны? Разве он не самый лучший?