355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Синклер Льюис » Гидеон Плениш » Текст книги (страница 19)
Гидеон Плениш
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 22:06

Текст книги "Гидеон Плениш"


Автор книги: Синклер Льюис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Ох, как это скучно!

Неделю спустя доктор Плениш получил приглашение отправиться вместе с майором Хомуордом на богомолье в контору полковника Мардука. (До генералов дело еще не дошло.)

Тронный зал фирмы Мардук, Сайко и Сэгг был шедевром Боббисмита, который в рекламах именовал себя «Гертрудой Стайн [127]127
  Стайн, Гертруда (1874–1946) – американская писательница и критик, много занимавшаяся проблемами стиля.


[Закрыть]
внутреннего убранства». Все здесь было просто и строго, как у Рокфеллера, только масштабы чуть поменьше. Палевые стены с лампами дневного света, скрытыми за карнизом, украшала всего одна картина – портрет полковника, на котором он напоминал здоровенного верблюда в бирюзовой пустыне. Едва заметный ветерок шевелил занавеси золотисто-зеленого шелка, мебель была белая, полированная, с кожаной обивкой цвета коралла. Над красноватым мраморным камином не было полки, но рядом стоял шкафчик и в нем – книги Пруста, Шпенглера [128]128
  Шпенглер, Освальд (1880–1936) – немецкий реакционный философ, автор проникнутой крайним пессимизмом книги «Закат Европы» (1922).


[Закрыть]
и Зейн Грей. [129]129
  Грей, Зейн (1875–1939) – популярный в мещанских кругах американский писатель, специализировался на новеллах из жизни Дикого Запада.


[Закрыть]
Огромный пустынный стол украшала одинокая лилия на длинном стебле и фотография лорда Бивербрука [130]130
  Бивербрук, Уильям (р 1879) – английский политический деятель, газетный магнат. Член кабинета Черчилля в 1940–1945 годах.


[Закрыть]
с его автографом.

Полковник Мардук сидел в дальнем конце комнаты и встречал посетителя пристальным взглядом, так что тому уже за двадцать футов становилось не по себе. Он перенял этот трюк у Муссолини, который перенял его у испанской инквизиции…

Беседа между полковником и доктором Пленишем велась, словно при дворе восточного царька, – эта атмосфера окутывала Мардуков всегда и всюду, даже в рекламном агентстве космических масштабов. Доктор простерся ниц и сказал, что удостоился высокой чести; он сказал, что полковник, разумеется, не снизойдет до политической должности, но если бы он того пожелал, он мог бы стать президентом Соединенных Штатов хоть завтра, к десяти часам утра.

Он сказал, что сам он смиреннейшее из созданий, озаряемых благодетельным солнцем аллаха, что он любит свою нынешнюю (высокооплачиваемую) работу и всем сердцем предан Уэйфишу-паше, но что если бы полковник или всевышний (предпочтительно первый) решил основать настоящую организацию, которая взяла бы за ручку слабенькую идеологию Демократии и нежно направляла бы ее на дальнейшем пути, он был бы счастлив помочь советом. Он сказал, что такая организация, между прочим, могла бы создать своему основателю славу сильнейшего финансового оплота всякой Справедливости и Свободы.

И еще он сказал, что самое подходящее время для этого именно сейчас, когда между Китаем и Японией идет война, а Гитлер зарится на Чехословакию.

– Никакой войны в Квропе не будет! – прорычал полковник.

– Возможность не исключена.

– Все равно Америка в нее не ввяжется. Мы будем так хорошо подготовлены, что нам не придется воевать.

– Но даже если говорить о готовности, – настаивал доктор, – нам необходима ассоциация, которая первой настроилась бы на военную психологию. Если бы мы приступили к делу теперь же и наши лекторы и наши издания из недели в неделю комментировали бы международные события, наш авторитет стали бы считать непогрешимым, независимо от того, чем обернется для нас война – победой, поражением, ничьей или нейтралитетом.

– Кто же, по-вашему, мог бы войти в нашу ассоциацию?

– Скажем, ваша дочь, затем Майло Сэмфайр – иностранный корреспондент…

– Сэмфайр? Этот фанатик? Нет. Он держится английской ориентации, хуже того – он красноречив, и еще хуже того – он честен. Он не захочет принимать мои… советы, – проворчал полковник.

– Что ж, тогда можно взять сенатора Балтитьюда, и Кристиана Стерна, и Уолтера Гилроя – идей у него, правда, нет, но есть трогательное почтение к идеям, – и еще вы, может быть, уговорите сенатора Близзарда. Не мне решать, кто из больших людей вам нужен. Мое дело – техника создания организации для борьбы за что-нибудь или против чего-нибудь, с тем условием, конечно, чтобы быть за правое дело.

– А какое дело вы считаете правым?

– Мне думается, что во всяком конфликте ваше дело будет правым, полковник.

Так он добился улыбки, сулившей ему моральную победу и годовой оклад в пять тысяч долларов.

– Вы свободны в четверг вечером? Приезжайте с женой ко мне обедать, – восемь часов, черный галстук. – Полковник говорил легко и небрежно, но доктор воспринял это как новое благовещение.

Как раз на четверг доктор пригласил к обеду Хэтча Хьюита с женой, но такая мелочь его не смутила, тем более что жену Хэтч выбрал себе худощавую и не склонную к лести.

Дома он сообщил Пиони: «Мы приглашены обедать к Мардукам», – тем же благоговейным тоном, каким другие люди в других местах сообщали: «На будущей неделе я получу рыцарский крест», или «Я только что заработал первый миллион долларов», или «Я наконец нашел способ логически доказать существование бога».

Пиони ответила ему ликующим воплем.

27

Квартира полковника Чарльза Б. Мардука на Пятой авеню у Центрального парка занимала полтора этажа и обслуживалась собственным лифтом, при котором состояли две смены лифтеров, специально приученных не отпускать замечаний о погоде. В мире журналов «Домашнее убранство» и «Жизнь за городом» эта маленькая глазированная империя славилась как пример лучшего американского вкуса, проявившегося в подборе лучших образцов худшей викторианской мебели.

Там были диваны черного ореха, украшенные резьбой в виде гроздьев винограда и обитые винно-красным атласом, ковры с кокетливыми узорами из роз, осыпанный рубинами и сапфирами канделябр, в котором горели электрические свечи, белые атласные портьеры с розовыми шелковыми ламбрекенами и прелестная старинная музыкальная шкатулка, служившая ящиком для сигар. Там можно было встретить столько репродукций с хороших гравюр и столько подражания хорошему тону, что даже знатоку грозила опасность впасть в ошибку.

Пиони бродила, как во сне, вдыхая пряный аромат богатства и думая о том, смеяться ей или благоговейно замирать, глядя на статуэтки под стеклянными колпаками и столики на шарнирах с изображением рейнского замка, как будто, сделанного из марципана. Но доктору некогда было замечать все это, ибо, кроме Мардука, Хомуордов и сенатора Феликса Балтитьюда, на обеде присутствовала еще знаменитая миссис Тэкет, которая составила себе имя тем, что хамила всем без разбору, и, наконец, губернатор Томас Близзард, оказавшийся именно таким, каким должен был быть губернатор Близзард.

При взгляде на него вы сразу чувствовали, что это Некто, хотя и затруднились бы определить, кто именно: бывший боксер с образованием или проповедник с атлетической мускулатурой. Его отличительной чертой был сбитый на сторону галстук. Но, между прочим, за много времени это был первый собеседник доктора Плениша, у которого доктор увидел на лице человеческую улыбку.

Хотя Плениши были в этом обществе новичками, они сразу приобрели вес благодаря бурным проявлениям дружбы со стороны сенатора Балтитьюда. Сенатор вспомнил, что, вероятно, доктор Плениш помнит, как некогда он совместно с Г. Сандерсоном Сандерсон-Смитом душил профсоюзное движение, о чем ему хотелось накрепко забыть, так как теперь сенатор был с профсоюзами в прекрасных отношениях. Они числились в списке его лучших друзей.

Доктор Плениш готовился к тому, что за обедом ему придется держать обстоятельную речь о стимулирующих организациях и их преимуществах перед федеральным правительством. Он уселся поудобнее, откашлялся, прочищая горло, – и тут обнаружилось, что он ровно на одну секунду опоздал. Уинифрид Хомуорд уже начала.

Нельзя сказать, что Уинифрид говорила больше, чем иные прославленные ораторы, – никто не может говорить больше шестидесяти минут в час. Но она способна была заговорить всех говорунов. Она вела свои застольные атаки с такой уверенностью и с таким напором на внимание слушателей, что сорок минут в ее обществе стоили целого путешествия в Ноевом Ковчеге. Сила ее убедительности была такова, что она любому человеку могла внушить идею, прямо противоположную той, которую защищала, – даже тому, у кого она ее первоначально позаимствовала.

Дело происходило спустя семь или восемь месяцев после мюнхенского соглашения между Гитлером и Чемберленом. Уинифрид яростно нападала на гнусного Гитлера, и это привело к тем же результатам, что и с Хэтчем Хьюитом: у всех присутствующих создалось твердое убеждение, что Гитлер – веселый, толстый, компанейский малый, любитель девушек, колбасы, пива и охотничьих рассказов; и, слушая ее, каждый думал, что хорошо бы посидеть с этим Гитлером в удобных креслах на террасе в добром старом Берхтесгадене да поболтать о рыбной ловле. И уже была близка опасность, что в этот вечер фашизм приобретет немало новых сторонников, но тут, по счастью, Уинифрид, по-прежнему не давая никому вставить слова, принялась утверждать, что вся американская молодежь – неряхи и нахалы, и это немедленно и в значительной степени восстановило за столом поколебленное доверие к Молодой Америке.

Она также высказала ряд соображений о кино, о безнравственности симфонической музыки, об угольной промышленности и о том, как лучше всего обставить двадцатидолларовую квартиру. Она обладала неисчерпаемым запасом мнений, которые сама ценила очень высоко.

Полковник Мардук не произнес за весь вечер и семидесяти слов, но доктор Плениш видел, что он внимательно приглядывается ко всему. После обеда полковник процедил сквозь зубы:

– Плениш, вы, я вижу, умеете слушать. Это вам пригодится, если наша организация будет создана. Приходите ко мне завтра – ровно в три.

Доктор Плениш явился без десяти три.

– Нам потребуется несколько месяцев па то, чтобы все подготовить, – сказал полковник Мардук. – Вам придется бросить Дьякона с его балаганом и целиком посвятить себя нашему делу. Пять тысяч в год для начала. После – больше.

– О'кэй! – сказал доктор Плениш.

Эти простые мужественные слова положили начало новой философской школе… При полковнике состоял небольшой ударный отряд, который был известен в журналистских и благотворительных кругах под названием «мардуковских молодчиков». Они числились в штате его агентства, но он часто посылал их в разные концы страны со специальными заданиями – присутствовать в качестве шпионов или провокаторов на собраниях политического или просветительного характера. Число их всякий раз колебалось от четырех до десяти, и друг от друга они отличались только тем, что одни окончили Йельский университет, другие – Гарвардский, Принстонский, Дартмутский или Уильямский, третьи, использовавшиеся преимущественно как пионеры для обработки целины, были питомцами менее прославленных учебных заведении.

Все они курили трубки, но предпочитали сигареты; отправляясь на уик-энды, все надевали спортивные куртки и серые фланелевые брюки; но в нью-йоркскую контору неизменно являлись в скромных, хоть и дорогих костюмах серого или коричневого оттенка и в рубашках, галстуках и носках под цвет.

Каждый из них разрешал себе в день ровно двадцать семь сигарет из корректного серебряного портсигара, две порции виски с содовой, два коктейля, три чашки кофе, один стакан бромосельтерской воды и пятнадцать минут энергичной и утомительной гимнастики. На каждого приходилось в среднем полторы минуты любви в неделю, один не слишком удачный адюльтер в год и одна жена – всегда из хорошей семьи и по большей части миловидная брюнетка, из тех, чьи лица немедленно после знакомства забываются. Детей на каждого приходилось в среднем VU. Все мардуковские молодчики обладали кудрявой шевелюрой – или по крайней мере казалось, что все, – и все читали «Атлантик Мансли» [131]131
  «Атлантик Мансли» – ежемесячный литературный журнал умеоенно-либерального направления.


[Закрыть]
и «Нью-Мэссиз». [132]132
  «Нъю-Мэссиз»– двухнедельный общественно-политический и литературный журнал прогрессивного направления.


[Закрыть]
Голосовали все за крайних республиканцев, или умеренных социалистов, или же и за тех и за других, и целыми вечерами, даже сидя за карточным столом, слушали радиопередачи и говорили о том, что терпеть не могут радио.

Все они были либо прирожденные конгрегационалисты, ставшие епископалами, либо епископалы, сделавшиеся атеистами, либо адепты «Христианской науки», избегавшие упоминать об этом.

Самым типичным средним представителем этих молодых людей бь: л Шеррн Белден.

Он учился в Йельском университете (выпуск 1928 года), состоял и в братстве Фи Бета Каппа и в братстве «Череп и Кости». В свое время он был университетским чемпионом по теннису и душой всех вечеринок, и сейчас, в тридцать два года, он все еще оставался чемпионом по теннису и душой вечеринок. Но он чувствовал себя человеком крайних убеждений, потому что у него был близкий приятель, который восхищался Ганди – преимущественно за то, за что им восхищаться не 4 следовало.

У Шерри был прямой нос и хорошие манеры; он жил в Порт-Вашингтоне, в новеньком, с иголочки, наполовину бревенчатом елизаветинском коттедже; у него имелся самый большой в округе электрический холодильник, самый большой запас экзотических напитков, включая стрегу и арак, и самый обширный подбор подрывной, эротической и технократической литературы, а также сочинений Вальтера Скотта.

Именно Шерри Белдена полковник Мардук снял с занимаемой им приятной должности в бухгалтерии и дал в помощники доктору Пленишу.

Он сказал:

– Шерри вам пригодится, Плениш, хотя бы для того, чтобы удерживать на расстоянии Уинифрид. Она может быть очень полезна любому делу, но для этого надо позаботиться, чтоб рот у нее был заткнут до самого выхода на сцену, или же надо завести хорошо воспитанного евнуха вроде Шерри, специально, чтобы она могла перед ним выговариваться.

Доктору Пленишу Шерри показался похожим на новенький велосипед – такой же он был весь блестящий, быстрый и исправный.

Прощание доктора с прежним хозяином, достопочтенным мистером Эрнестом Уайфишем, произошло совсем не так, как ему рисовалось. Он ожидал, что Эрни – Медович станет кричать, называть его предателем и подлецом, но Эрни только сказал:

– С Мардуком идете работать, а? Завидую. Смотрите, Гид, не забывайте, как мы с вами хорошо и дружно трудились над внедрением христианского принципа давания, может, и еще поработаем вместе. Устройте мне приглашение к Мардуку на завтрак. А пока в добрый час, сынок. Всегда буду с удовольствием вспоминать наши совместные труды и желаю вам, чтобы пожертвования поплыли к вам, как лосось в весеннюю путину.

Первое время в массовых пожертвованиях не было нужды. Так называемые прелиминарные изыскания финансировал полковник Мардук, который не выражал неудовольствия по поводу таинственных газетных заметок, называвших его в числе кандидатов в президенты, но никогда не требовал их.

В течение нескольких месяцев доктор Плениш совещался с выдающимися мыслителями и гуманистами и читал их отпечатанные на машинке меморандумы, которые всегда называл «весьма ценными», даже если каждый из них противоречил всем остальным.

Для начала Шерри Белден снял ему трехкомнатный номер в отеле с небольшим, но вместительным отделением для напитков в стенном шкафу. Здесь он и трудился, а вместе с ним Шерри, полковник Мардук, Уинифрид, майор Хомуорд, Наталия Гохберг, сенатор Балтитыод, губернатор Блиэзард, епископ Пинднк, раввин Лихтеивелиг, актриса Рамона Тундра и, разумеется, преподобный доктор Кристиан Стерн.

Но, кроме них, были и неофиты, например, преподобный монсеньер Никодимус Лоуэлл Фиш. Монсеньер принадлежал к тем немногим янки, которые удостоились высокого сана в католической церковной иерархии, и гордился, когда его называли «миссионером в дебрях Интеллигенции». Он состоял в дружбе с одним врачом – негром, одним экономистом, проводником Нового Курса, и одним фельетонистом из отдела спортивных новостей и бывал за кулисами на всех премьерах. Среди атеистов-интеллигентов принято было говорить, что монсеньер Фиш – лучший протестант, чем они.

Он лично обратил в католичество семь газетных репортеров и одного баптистского священника, и ходили слухи, что он ведет полемику с Чарльзом Кофлином.

При этом он едва ли распознал бы истинного интеллигента, случись ему встретить такого, и искренне был убежден, что Хилэр Беллок [133]133
  Беллок, Хилэр (1870–1953) – английский романист, эссеист и поэт.


[Закрыть]
– выдающийся историк.

Другим неофитом являлся профессор Топелиус, уроженец балтийских берегов, автор проекта обеспечения вечного мира путем превращения Европы в единое федеральное государство, управляемое Американским комитетом совместно с профессором Топелиусом. Был тут еще доктор Вальдемар Кауц, театральный режиссер из Вены, который ненавидел Америку, считая, что все американцы завтракают в аптеках. Бедняга медленно угасал, томимый тоской по своему Stammtisch [134]134
  Постоянный столик (нем.).


[Закрыть]
и кельнерам, которые называли его «герр доктор», а иногда, если повезет, и «герр барон».

Был судья Вандеворт, не знавший себе равных в искусстве взыскивать долги с обанкротившихся предприятий общественных услуг. Он любил председательствовать на всех банкетах, где был специальный стол представителей прессы.

Профессор Кэмпион, почти неофит, был фигурой необычной для Пленишевской Экономической Школы, так как профессор Кэмпион и в самом деле смыслил кое-что в экономических науках и даже имел лицензию на чтение лекций по этому предмету в одном вполне приличном учебном заведении: Корнелевском университете.

Но Кэмпион принадлежал к породе подписателей. Бывали дни, когда от завтрака до ужина он успевал подписать девять протестов, а его любимое чтение, если не считать Платона, составляла утренняя порция многословных телеграмм от разных пропагандистских организаций с просьбой о немедленной помощи.

Еще был Эд Юникорн, крестоносец в поисках крестового похода.

До прошлого года Эд был обыкновенным простодушным американским репортером, шатался по Европе и исправно передавал в свой газетный концерн все то, что, по словам его переводчика (сам Эд ни одного языка не знал), появлялось в данный день в местной прессе. Ему и в голову не приходило, что он «иностранный корреспондент», он даже не считал себя «журналистом». В барах Будапешта, Белграда и Осло от него часто слышали фразу: «Я просто газетчик».

Но однажды, вернувшись в Америку, он прочел публичную лекцию, сумбурную, но занимательную благодаря множеству анекдотов про обманутых цензоров и таможенных чиновников, и так как Эд был, вообще говоря, превосходный малый, лекция имела большой успех. Эта случайная лекция повела к лекционному турне, турне– к статье в журнале, статья – к книге, книга – к радиопередаче, а радиопередача – к широко распространившемуся убеждению, что именно Эд открыл географию как науку, а также изобрел некий вид таинственной деятельности, именуемой международными отношениями. Теперь Эд процветал: он водился с самыми шикарными девочками из Аист-клуба и выучил с помощью лингафона сто четырнадцать испанских слов; но он уже исчерпал все до последнего анекдоты о своих похождениях и надеялся, что полковник Мардук или доктор Плениш снабдят его материалом для нового цикла радиопередач.

Совершенно иной тип иностранного корреспондента представлял собой Майло Сэмфайр, и доктор Плениш находил, что с Сэмфайром гораздо труднее иметь дело, чем с Эдом Юникорном.

Сэмфайр прожил за границей пятнадцать лет; он действительно много знал, он умел себя вести и умел себя поставить. Даже английские журналисты иногда соглашались назвать его журналистом. Если ему нужно было получить интервью у премьер-министра, он не обращался ни в американское консульство, ни в Америкен Экспресс Компани, ни к бармену Ритц-Крийон – Сюперб-Шварц-Гранд-отеля, ни к старшему сыну Томаса Кука из фирмы «Томас Кук и С-я». Он просто брал трубку и звонил премьер-министру.

Его выслали и из Германии и из Италии, и он вернулся на родину не для радиопередач и клубных успехов, а для того, чтобы честно и пламенно предостеречь Америку против угрожающей ей фашистской заразы. Он был фанатиком, не признавал компромиссов, был красив, как лазутчик южан в фильме о Гражданской войне, и в мистере Мардуке видел удачливого рекламного агента и только.

Однако многоопытный и профессионально миролюбивый доктор Плениш счел нужным привлечь его в расчете на то, что он будет полезен на банкетах с речами.

Зато утешением докторского сердца служил известный филантрёпский дуэт – Генри Каслон Кеверн и Уолтер Гилрой.

На первый взгляд они казались совершенно разными. Кеверн был стар, утончен, сух и принадлежал к прославленному роду. Вопреки законам американской евгеники у него даже имелся прадедушка. Он собирал первоиздания Уильяма Блейка [135]135
  Блейк, Уильям (1757–1827) – английский поэт, романтик.


[Закрыть]
и дела своего коммерческого банка вел с таким разбором, с таким пренебрежением ко вкладам меньше миллиона долларов, что, казалось, это был не доходный бизнес, а тоже своего рода коллекционирование редкостей.

Гилрой вырос на Западе, где у него имелись нефтяные разработки; он был моложавый, большой, шумливый и очень симпатичный. Но этих двух людей сближала одна общая черта: оба чувствовали себя как бы виноватыми в том, что у них так много денег. Впрочем, они не пытались помочь этой беде каким-нибудь простым способом, скажем, больше платить своим служащим. Это было бы слишком тривиально и лишено мистического ореола искупительной жертвы.

Следующим неофитом был Гонг, генерал армии США (в отставке), недавно купивший новый двухтомный атлас мира и толстую книгу по истории маневров, в которых он сам принимал участие, но начисто все позабыл; бедняга не сомневался, что если Америка когда-либо станет воевать, его тотчас же призовут командовать всеми этими неопытными пятидесятилетними юнцами.

Единственным человеком, которого полковник Мардук ездил приглашать лично, вместо того, чтобы послать доктора или Шерри Белдена, был международный банкир Леопольд Альтцайт.

Финансовые дела Альтцайта велись в таких масштабах и на такой недоступной высоте, что рядом с ним предприятие Генри Кеверна казалось не более чем ссудной кассой. Сам он был древний старичонка, маленький и тщедушный; всю обстановку его кабинета с тиковыми панелями составляли письменный стол, два кресла, вставленное в рамку письмо Бетховена к князю Лихновскому и один бесспорный Рембрандт.

Незачем было рассказывать ему о том, что Гитлер делает с евреями: главный агент Альтцайта в Германии с риском для жизни уже вошел в состав гитлеровского штаба.

Альтцайт выслушал Мардука, храня непроницаемое молчание, потом позвонил и слабеньким голоском, похожим на шелест ветра в сухой ноябрьской листве, сказал вошедшему секретарю:

– Будьте любезны, Лотар, выпишите чек на десять тысяч долларов на имя Чарльза Б. Мардука; благодарю вас.

Это была третья стрела за день, выпущенная Леопольдом Альтцайтом в фашистов. Человек со странной восточной фамилией-Мардук, которого он использовал в качестве лука, не внушал ему доверия. Но ему важно было стрелять – занятие, которому он предавался давно и от которого не намерен был отказываться.

В период совещаний Плениши удостоились дружбы Уинифрид Хомуорд и ее младенца, майора. У миссис Хомуорд друзья долго не держались, она очень быстро заговаривала их насмерть или же попросту забывала, и потому попасть к ней в дружбу было нетрудно – на ограниченный срок.

Пиони была мастерица слушать, и Уинифрид разрешала ей довольно часто приходить в кирпичный георгианский chateau [136]136
  Замок (франц.).


[Закрыть]
Хомуордов на Восточной 68-й улице, где Пиони вскоре заняла положение высокооплачиваемой камеристки-компаньонки – с той только разницей, что не получала платы. Некоторое время она была, пожалуй, единственной женщиной среди друзей Уинифрид, – Уинифрид жаловалась, что с женщинами дружить нельзя: все они эгоистичны, завистливы и перебивают вас, когда вы говорите.

В этой романтической хронике современной придворной жизни Пиони сыграла роль молочницы, быстро возвысившейся до статс-дамы. Она объявила доктору, что наконец-то в полной мере наслаждается всеми светскими и интеллектуальными преимуществами нью-йоркской жизни, и действительно, она могла в любое время совершенно бесплатно (не считая проезда на такси) выпить у Уинифрид чашку чая (не очень горячего).

Доктор Плениш также был запросто принят у этой важной особы. Однажды после утомительного совещания по вопросу о безнравственности диктаторов Уинифрид весело сказала ему:

– Пойдемте в кафетерий, закусим сандвичами. Обожаю кафетерии. Там так интересно.

В огромной, ослепляющей светом комнате с кафельными стенами они взяли подносы и стали двигаться вдоль стойки, обозревая пирожные с беломраморным кремом, пирожные с сахарной обсыпкой, пирожные, которым искусно была придана форма полена.

– Ах, какой восторг! – взвизгнула Уинифрид так, что полисмен на углу вздрогнул и схватился за дубинку. – Обожаю приключения! И какие противные эти люди, которые входят сюда с видом благотворителей, посещающих трущобы! Самая ведь прелесть в том, чтобы почувствовать, что ничем не отличаешься от Простых Людей.

Уинифрид поставила свой поднос и огляделась. Потом она вздохнула:

– Но должна сказать, мне страшно подумать, что вот такой, сброд и мелюзга имеет право голоса и решает важнейшие вопросы. Я все стараюсь придумать какой-нибудь способ, чтобы сохранить абсолютную демократию, в которую я и мой отец, разумеется, верим безоговорочно, но чтобы все действительно важные дела нации были сосредоточены в руках компетентных лиц, как мы, например. Я, пожалуй, посвящу этому вопросу передовую в следующем номере «Смирно!».

Вскоре все касающееся новой организации было продумано и решено. Невыясненными оставались только ее название и ее задачи (если у нее вообще должны были быть задачи;.

На совещаниях, длившихся несколько месяцев, вносились и обсуждались различные предложения по этому поводу. Чтобы примерно представить себе, какие предлагались задачи и как шло обсуждение, достаточно взять нижеследующий список выражений, наиболее часто повторявшихся ораторами, и добавить любые имена существительные, глаголы или другую приправу по вкусу.

Необъятный Отцы-основатели Выдающееся событие Неотложные нужды Попасть в самую точку Потерпеть фиаско Обеими ногами на твердой почве Отсутствие солидарности Решающий фактор Равные шансы для всех Противостоять нажиму Оказать нажим Исследовательская работа Выход из кризиса Серьезная ответственность Суть дела в том, что Я хочу сказать, что В том смысле, что насаждать динамичный жизненно необходимый предложение решение разрешение объединение результат кампания «стимул лозунг комиссия подкомиссия меморандум конгресс конституция координация кризис.

Показатель умонастроений жертвователь

Проводить политику массы

Демократические принципы руководитель

Руководящие принципы попечитель

Опираться на принципы директор

Соглашаться в принципе жажда служения

Не руководствуясь соображениями политики приносить жертвы

Язвы нашей цивилизации самоотверженный

Под другим углом платформа

По линии наименьшего сопроти идеология вления радиопередача

Сложность современного мира важнейшая проблема

Давать, не считаясь со средствами животрепещущая проблема

Влиять на общественное мнение мы стоим перед проблемой

Основная директива перед нами стоит проблема

Не время и не место поднимать новый круг проблем вопрос ясная цель

Замечательные успехи американский образ жизни вношу предложение

Тысяча долларов десять тысяч долларов

Уинифрид высказалась за организацию федерального полицейского корпуса под командованием ее мужа. Губернатор Близзард высказался за подыскание места его родственнику Элу Джонсу, отличному молодому человеку. Но от всевидящего ока полковника Мардука не укрылось, что в конце концов вопрос о задачах и названии новой организации разрешен был доктором Пленишем.

Название было «Динамо Демократических Директив», или сокращенно и более употребительно – ДДД. Уинифрид заняла пост главного президента. Шерри Белден – казначея, а директором-распорядителем был утвержден Гидеон Плениш М. И., Д. Ф. [137]137
  М. И., Д. Ф. – Магистр искусств, доктор философии.


[Закрыть]

Решено было, что ДДД создаст по всей Америке разветвленную сеть отделений, именуемых «энергоузлами». Каждый из таких узлов в соответствии с инструкциями из Нью-Йорка, разъясняющими новейшие Условия и Положения, организует Дискуссионную Группу, Комиссию Здравоохранения, Садоводческий Отдел, Кружок истории, Кружок английского языка для иностранцев, Осведомительную группу для наблюдения за деятельностью местных фашистов и Комиссию по учету загрузки эфира. Предполагалось, разумеется, издание журнала, но оно так и не состоялось. Основная идея – упразднить федеральное правительство, равно как и органы управления отдельных штатов и городов, а также Христианскую Церковь в целом и заменить все это новым Советом во главе с полковником Мардуком – была выше всякой критики, даже самой придирчивой. Доктор Плег ниш вкратце изложил ее в конфиденциальной объяснительной записке, адресованной полковнику: «Все рядовые граждане, в особенности к западу от Буффало, для того, чтобы проникнуться демократическим духом, нуждаются в директивном руководстве компетентных умов, какими являемся мы. Когда мы хорошенько внедрим демократию в Америке, Америка примется внедрять ее во всем остальном мире. Вот наша основная идея».

За этой основной идеей крылись другие основные идеи, заключавшиеся в том, что доктору Пленишу обеспечивался твердый заработок в сто долларов в неделю с надеждой на удвоение этой суммы в будущем; Тому Близзарду и Чарли Мардуку – приятная возможность приобрести репутацию государственных мужей; кобылоподобной дочке Чарли, Уинифрид – гарантированная аудитория в любое время; а Пиони и Соединенным Штатам Америки – радужная перспектива вечного праздника.

В гавани Динамо Демократических Директив доктор Плениш провел три безмятежных года, с конца 1938 до декабря 1941-го-время, которое для всего остального мира текло не столь безмятежно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю