Текст книги "На медленном огне"
Автор книги: Синди Жерар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Глава 3
Адам сделал в своей жизни немало сомнительных поступков. Но пожалуй, не многие из них повергали его в такое смятение, как решение остаться в пансионате «Тенистый уголок». Прошло уже несколько дней с того утра, когда он выудил некую Джоанну, которой следовало бы быть сержантом Тейлор, а он, перегнувшись через крыльцо домика номер 8 все пытался решить, что к чему.
Грызя ноготь, он в который раз убеждал себя, что остался здесь, потому что ему необходимо уединение, а не потому что ему понравилась рыжеголовая командирша, которая к тому же стала его временной хозяйкой.
Он здесь и не потому, что скрывается. Он никогда в своей жизни не скрывался. Ни от Вьетнама, ни от сотни гнусных назначений, ни от Энни. Это она сбежала – от него и от брака. И обе причины были вполне вескими.
В это утро, когда он вдыхал морозный чистый воздух, до сей поры ему неизвестный, его неудачный брак и жизнь в Детройте казались ушедшими в далекое прошлое.
Он положил очередную доску, и в памяти вспыхнуло недавнее: мертвый Фрэнк, лежащий на холодном полу винного магазина. Он постарался поскорее отделаться от этого видения, но взамен появилось другое: мальчик, его глаза полны боли и изумления, рука прижата к груди, как будто он пытается остановить поток крови из раны, сделанной пулей Адама.
Хотя утро было холодным, по его вискам заструился пот. Он вытер его нетвердой рукой и вновь повторил себе, что ни от чего не скрывается.
Но он неуклонно катится вниз, признал Адам устало. Клейпул был прав, Дарски сел и стал смотреть на озеро, вспоминая свой разговор с сержантом, когда он покидал Детройт.
Он заявил о прибытии в офис пятого полицейского участка сержанта Клейпула дребезжанием входной двери.
– Вы опаздываете, – сказал Джек Клейпул, не отрывая глаз от рапорта на столе.
Чувствуя, что босс напряжен, Адам похромал к стулу напротив его стола и почти упал на него.
– Эти чертовы штучки убьют тебя, – заметил он, имея в виду сигарету, которая постоянно свисала из уголка рта Джека.
Джек глубоко затянулся:
– Надо же чем-то заниматься. Но, по-моему, с тобой говорить о дурных привычках не приходится. Как твоя нога?
– Отлично. С ногой все отлично.
Тишина опустилась, как клубы сигаретного дыма. Адам ожидал, когда от обмена любезностями они придут к разговору, ради которого его вызвал Джек.
Снаружи маленького закутка, который детройтские полицейские насмешливо называли офисом Клейпула, беспрерывно звонили телефоны, рыдали жертвы, протестовали подозреваемые. На улице, пятью этажами ниже, протяжное завывание сирены отъехавшей по вызову машины постепенно исчезло вдали, перейдя в глухой стон.
Устав ждать, Адам наклонился вперед:
– Мы так и будем зря терять время – ты ведь вызвал меня по делу?
Джек раздавил сигару среди окурков в переполненной пепельнице.
– Адам, ты один из лучших помощников полицейских, в моем участке. Но ты к тому же и мой друг. Но именно как твой друг я желаю знать, как ты дальше намереваешься действовать?
Значит, вот куда дует ветер, подумал Адам устало, а Джек продолжил.
– За все годы службы удача не отворачивалась от меня. Я ни разу не терял напарника. Вы с Фрэнком работали вместе пятнадцать лет. Это немалый срок.
– Я уже слышал эту песню раньше, Джек, – ответил Адам, закрывая глаза и откидываясь на стуле.
– Нет, уж слушай дальше, парень, это лишь первый куплет. Мне очень жаль трогать тебя. Но рано или поздно горе проходит. Фрэнк был хорошим человеком. Хорошим полицейским. Мы оплакиваем его, нам его не хватает. Но ради бога, не превращай его смерть в часть своей жизни. Ты не виноват. Подумай, пуля эта могла бы стать и твоей. А если бы она не застряла в бедре, мы хоронили бы вас с Фрэнком вместе. Но выпала его очередь, и тут ничего нельзя поделать. Ну, а что касается мальчика, он был обречен на подобный конец. Не ты – так другой полицейский, кто-нибудь другой убил бы его.
Адам стиснул зубы и поглядел на разбитую плитку пола.
– Все мимо ушей, – пробормотал Джек, ища в кармане свое лекарство. Он кинул в рот таблетку, затем продолжил. – Черт подери, Адам. Уже два месяца прошло. Пора избавиться от этого чувства вины. Нельзя все время носить его в себе.
Он поднялся:
– Слушай, я в полном порядке. Сбереги свой запал и красноречие для какого-нибудь слабака, которому нужны душеспасительные проповеди. Дай мне задание. Я готов снова выйти на улицу.
– Черта с два! Погляди на себя. Ты не спишь. Ты, по-моему, и не ешь. Твои руки трясутся, а пока сумеешь вынуть револьвер из кобуры – просто выпустишь себе пулю в живот. Ты не несешь ответственности за гибель Фрэнка. Но я-то буду отвечать за то, что произойдет с твоим напарником, на шею которого я тебя в таком состоянии посажу.
– Тогда пошли меня одного. Мне нужно работать.
– Ты работаешь.
– Перебирать бумажки и рассыпать их – не моя работа.
– Ты скоро и этим не сможешь заниматься, если не возьмешь себя в руки. Я не смогу тебя все время защищать. Начальство смотрит на нас. Скоро мне начнут задавать вопросы. Уже поговаривают об увольнении в связи с неспособностью выполнять работу. Адам, это увольнение, после которого ты уже не сможешь вернуться.
– Моя нога в полном порядке, – сказал он отчетливо.
– Нога твоя не в полном порядке, да и не в ней проблема. Начальство хочет знать, как низко уже скатился суперполицейский Дарски. Они хотят знать, не обременяю ли я себя сломанной пушкой.
В первый раз с тех пор, как он вошел в офис, Адам поднял глаза на Джека и в упор посмотрел на него.
– Ты висишь на волоске, Адам. В таком состоянии я не могу выпускать тебя на улицу, и ты это отлично знаешь. Погляди на меня, – скомандовал он, нарушая тишину: – Или ты снова пьян?
Вопрос был справедливым. Он даже не имел права сердиться на Джека:
– Нет. Я не пьян.
Джек потянулся в карман за новой сигаретой:
– Как давно ты не пил? Лет десять?
– Одиннадцать, может быть, на месяц меньше или на месяц больше. На месяц и двадцать два дня.
– О пьянстве меня тоже спрашивали, – тихо сказал Джек.
– Хватит болтать, Джек. Мы с тобой сами большие начальники и знаем, как решать наши проблемы.
– Я рад, что ты так думаешь. Потому что сейчас самая моя большая проблема – это ты, и думаю ее любым образом решить. – Джек глубоко затянулся. – Я продлеваю твой отпуск. Начиная с сегодняшнего дня, Адам, у тебя еще месяц отдыха. У меня нет иного выхода – да и у тебя, похоже, тоже.
Адам физически ощущал, как бледнеет его лицо, словно рана, из которой вытекла кровь. Напряжение, которое охватило его, можно было преодолеть лишь потому, что они с Джеком много лет были друзьями.
– Если ты отберешь у меня работу – ты отберешь у меня все.
– Я стараюсь спасти тебя для работы. Если бы ты был в состоянии размышлять разумно, ты понял бы это. – Джек заколебался. Затем нанес последний удар. – Ты должен отдать мне значок и оружие…
Это произошло четыре дня назад, но Адама и теперь бросало в холодный пот, когда он думал о происшедшем. Он словно онемел. Полез в боковой карман за бумажником и раскрыл его.
Он помнит, как долго глядел на свой значок, отполированный за долгие годы, как нежно провел по нему большим пальцем. Двадцать лет носил он значок Детройтской полиции. Он думал, что прощание будет тяжелее. Но оказалось, что все не так уж и тяжело. Он неожиданно понял, что Джек прав, просто он устал от борьбы.
Не говоря больше не слова, Адам отстегнул кобуру и положил значок Джеку на стол. Затем покинул участок и вернулся в пустую квартиру. Уже не в первый раз со дня смерти Фрэнка он подумывал обрести благословенное забытье в вине.
Но он не сдался. Вместо этого Адам Дарски упаковал дорожный мешок и позвонил Джону. Уверившись, что состояние его было нормальным, сел на пригородный автобус. А еще через двадцать четыре часа шел по скалистой тропе к самому красивому озеру, чтобы увидеть рыжеволосую девочку – женщину с вызывающими зелеными глазами.
Все правильно – Джек был прав. Ему на самом деле необходим отдых. Озеро и северный пейзаж вдохнули в него новые силы. Здесь он мог жить чисто, тихо и просто. Ему необходим отдых от грязного и шумного города, от нервных перегрузок, вызванных работой.
Его работой. Его даже тревожило, что он вовсе не скучает по ней.
Но малышка Джоанна Тейлор тревожила его еще больше.
Он поднял глаза и посмотрел ей вслед, в который раз заметив то, на что трудно было не обратить внимания. В ней было значительно меньше ребенка и гораздо больше женщины, и не заметить этого мог только слепой.
На ней, как всегда, были надеты джинсы, рубашка с короткими рукавами, плотницкий фартук, смешно обтягивающий ее мальчишеские бедра. Она обвязала вокруг головы голубую повязку, чтобы копна волос не спадала на глаза. Бог мой, если он и хотел чего-то в эту минуту – так это коснуться ее волос. Он хотел убедиться, так ли они шелковисты, как кажутся, так ли тяжело будут лежать на руке, как он рисовал в своем воображении. Роль колючего кактуса ей удивительно шла и удавалась, но он чувствовал, что среди колючек таилась щедрая и нежная женщина. Женщина, в которой мужчина мог бы потерять себя, потом вновь обрести, чтобы стать сильнее и цельнее.
– Бог мой, откуда это все? – задавал он сам себе вопрос, отводя от нее взгляд и забивая очередной гвоздь. Он был бы рад думать, что так на нее реагирует лишь потому, что она дочь Джона, или потому, что он не мог не заметить ее сопротивления.
– С каких это пор ты начал играть роль отца-покровителя? – спрашивал он сам себя, забивая последний гвоздь. Может быть, в тот момент, когда он впервые ее увидел тонущей с этим селезнем в руках. Одна мысль о том, что с ней случилось бы, не окажись он рядом, жгла ему внутренности, как когда-то там, во Вьетнаме.
Адам отбросил воспоминания. Он никогда не был ничьим отцом. А нянчить рыжеволосую девицу с косами – такая мысль не была забавной.
Итак, он возвращался к одной – единственной причине, и она была слишком опасной, но никак не смешной. Ты слишком стар, Адам, и вполне сгодился бы ей в отцы, говорил Адам сам себе. Ну, а если уж ты так горяч, то следовало бы обо всем позаботиться до отъезда из города.
Он мысленно повторил то обещание, которое дал сам себе, когда надумал остаться. Джоанна была недосягаема. Что он может ей предложить, кроме краткосрочных отношений? Девушка, конечно, будет продолжать делать вид, что не замечает его. Но маленькая злючка все же неравнодушна к нему. Ну и что? Она, может быть, и дрянцо, но заслуживает чего-то лучшего, чем одна ночь в его обществе.
– Даже если это меня и убьет, я не трону ее и рукой. Даже пальцем, – поклялся он, украдкой глядя на ее маленькие ягодицы, когда она в очередной раз прошла мимо.
Стоял один из таких дней, который, если было бы можно, Джо запрятал бы в бутылку, причем, запрятал подальше – чтобы позже достать и наслаждаться ароматом этого дня. Озеро было пастельно-голубым и спокойным, как на картине. В нем, как в зеркале, отражалось небо, на котором нежилось солнце. Воздух был теплым и напоенным запахами приближающейся осени. Мужчина рядом с ней несколько размяк, и его обычная насупленность уступила место задумчивости, взгляд где-то блуждал.
Она накрыла обед на одном из столиков для пикника, от которого открывался вид на море. На столе лежали сандвичи, пирожки и чипсы. Купер лежал на траве рядом со столом, готовый взять подачку.
Появись здесь кто-либо посторонний, он решил бы, что застал семейную трапезу. Женщина, ее муж и собака. Джоанна могла бы и расхохотаться над подобной мыслью, но она ей почему-то понравилась.
Ее муж. Поставив локти на стол, девушка ела сандвичи и приказала себе отбросить подобные мысли. С каких это пор она начала представлять себя в качестве героини романтических сюжетов, где счастливый конец никогда не заканчивается и длится вечно? С тех пор, наверное, как на сцену прихромал Адам Дарски.
Джо утратила интерес к еде и положила сандвич на стол. Возможно, однажды, очень давно, ее и привлекал подобный сюжет. Она чуть не взорвалась, припомнив, что произошло в последний раз, когда она решила, что уже поймала на крючок мужчину. Она была уверена, что тогда увидела в том мужчине, нечто, чего в нем никогда не было. Целостность и любовь. Но все, что она заработала своими усилиями, – была сердечная боль. Теперь она уже стала достаточно мудрой и уверена, что прекрасно может обойтись без мужчины, тем более такого, как Адам Дарски.
Он уйдет так же, как и пришел, – посторонним ей человеком.
Она будет скучать по нему, признала она, не отрываясь глядя на его профиль. Она будет скучать по тайне и по мужчине.
Его лицо было образцом симметрии. Прямой спартанский нос, расположенный под высоким лбом. Солнце, отражалось на его угловатых чертах, ничем не уменьшило его грубоватой привлекательности. Более того, оно добавило глубины и характера, подчеркнуло его безусловную уязвимость, скрываемую внутренним усилием. Но одновременно под светом солнца становилось особенно ясно, что, если его впалые щеки и могли быть отлиты из бронзы, а подбородок вырезан из гранита, то он не был сделан из камня. Он состоял из плоти и крови.
Она старалась не думать о нем, как о человеке, испытывающем боль и сожаление. Но ей все труднее становилось убедить себя, что он суров, циничен, заносчив, – таким, каким он пытался ей казаться сначала.
Солнце так осветило его, что он стал выглядеть значительно моложе, чем она предполагала. Под сорок, может быть, чуть-чуть за сорок. Как она уже открыла для себя, у него было молодое сильное тело. Он был поджар и мускулист, а кожа его обрисовывала мышцы и сухожилия. Под солнцем кожа Адама приобрела приятный загар. Взгляд ее задержался на его больной ноге, и Джо в который раз задалась вопросом – как же он сумел проделать такой путь с подобной хромотой?
Подняв глаза, девушка увидела, что он заметил ее взгляд. Беспокойство в его лице заставило сильнее забиться ее сердце. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он отвернулся. Прошло еще некоторое время, прежде чем она поняла, что он спрашивает о чем-то.
– Извините, что вы сказали?
– Я спросил, на самом ли деле вы надеетесь получить здесь неплохой доходец?
Вот оно что, подумала она, с трудом сдерживая улыбку. Циничные разговоры. Пусть он сам попытается пробить брешь в стене, которая воздвигнута между ними.
На самом деле он очень предсказуем, решила Джоанна. В каком-то смысле так даже лучше, а временами и несколько забавно.
Ему не более, чем ей хотелось разбираться, что именно с ними происходит. Она молча поблагодарила его за это и в знак благодарности решила ответить на его вопрос.
– Хорошо, я скажу вам, – произнесла она спокойно. – Как только пойдет слух о том, что «Тенистый уголок» вновь открывает сезон и даже находится в лучшем состоянии, чем прежде, старые клиенты завалят нас заказами. Что? – спросила она, не в состоянии подавить улыбку на его полный сомнений взгляд. – Вы не видите таких возможностей?
Он что-то промычал и с трудом проглотил огромный кусок сандвича.
– Я отлично вижу ваши возможности. Все они в конце концов, закончатся банкротством.
– Совершенно точно. – Она отправила в рот чипс. «Тенистый уголок» был ее любимой темой для разговоров, и Джо была рада поделиться с ним стратегией действий.
– Именно поэтому я и сумела заполучить его назад.
Взгляд его стал еще более хмурым:
– Банкротство?
– Угу. – Несколько расслабившись она взяла жестянку с кукурузой и поймала его взгляд.
Он быстро отвел глаза, но успел заметить, что на ее лице появился еще один волдырь. Она поняла, что тема заинтересовала его, и ради развлечения решила подождать следующего вопроса.
В благодарность за ожидание она получила очередную порцию сарказма Дарски.
– Будет ли мне оказана привилегия и вы посвятите меня в это, дав более подробное объяснение? Или ваша небольшая лекция по экономике уже закончена?
Она отправила в рот еще немного кукурузы, наслаждаясь его сухим юмором и любопытством.
– Никогда не подумала бы, что такого человека, как вы, может интересовать экономика, Дарски.
– Такого человека, как я, – вслух подумал он, как будто рассуждая, а за какого же человека она его принимает. И вновь в его глазах она заметила искорку, говорившую о чувстве юмора. Завороженная, она стала ждать, что будет дальше.
– Хорошо, девочка, я скажу тебе…
Она бросила предупреждающий взгляд, но он улыбнулся. Улыбка была открытой и честной, очень привлекательной. Джо была очарована.
– Извините, – произнес он, – но в голосе его не слышалось раскаяние. – Скажу вам прямо, хозяйка, меня на самом деле это не интересует. Я просто пытаюсь вычислить, производите ли вы расчеты с тем же количеством цифр, что и все остальные.
Чувствуя, что напряженность между ними уменьшается, она решила слегка его развлечь:
– Банкротство послужило бы к моей выгоде, – объяснила она, – потому что банк лишь передавал счета моего отца от одного владельца к другому, а в их руках пансионат приходил все в большее и большее запустение. Этой весной я сумела убедить кредитодателя, что у меня больше шансов поставить здешнее дело на ноги, потому что я родом из этих мест и хорошо знаю «Тенистый уголок». Я знаю, что нужно, чтобы заставить его давать прибыль.
– Если здесь что-то и нужно, – пробормотал Дарски, – так это бульдозер.
– Это говорит о ваших глубоких знаниях предмета. Если к концу месяца я сумею привести пансионат в порядок, то банк с большей охотой предоставит мне кредит для покупки земли, которая первого ноября будет выставлена на продажу.
Он откусил большой кусок от пирога и бросил остаток Куперу.
– Аукцион?
– Да, аукцион состоится первого ноября.
– Эта часть мне понятна, рыженькая. Но ты толкуешь одно и то же. Почему собственность, которую ты уже покупаешь, должна выставляться на аукцион.
– Это довольно сложно.
– Попытайся объяснить.
– Ладно, но будьте внимательны. У банка я покупаю здания. С аукциона же пойдет земля, на которой они построены. Озеро Кабетогама окружено национальным заповедником. Более того, государству принадлежит и берег озера, и оно сдает в аренду землю здешним владельцам пансионов и домов, разбросанных вокруг озера.
Он рассеянно нахмурился, тем временем Купер подошел к Адаму и, положив лапу ему на колени, потребовал добавки пирога. – Значит, вам принадлежат здания, но не земли под ними. Но это не слишком-то солидная основа для делового предложения.
– Конечно. Поэтому оно должно быть изменено. Государство под давлением лобби арендаторов готово продать землю…
– На аукционе первого ноября, – завершил он фразу, поняв ее объяснения. – Но при чем здесь аукцион? Почему не предложить землю арендаторам по честной рыночной цене?
– Так сначала и предполагалось, когда мое дело разворачивалось. Но все застопорилось после появления закона, по которому все государственные земли должны выставляться на аукцион.
– Значит, – заметил он, покормив Купера и обдумав все сказанное, – вы можете вложить свое время и свои деньги в это место, а потом кто-нибудь возьмет и купит его.
Она пожала плечами, пытаясь казаться спокойной.
– Теоретически такое вполне возможно. Но поглядите вокруг, Дарски. Кто в здравом рассудке захочет купить это место?
– Вы правы, конечно, – ответил он, хмурясь по-прежнему.
– Поверьте мне. У меня есть причина, по которой я нахожусь здесь с самой весны, но не начинала ничего делать до сих пор. Государство оставило вопрос о владении здешним пансионатом открытым до конца августа – это был первый этап аукциона. Каждый, кто думал, что мог бы заинтересоваться здешними угодьями, приезжал, осматривал все и… качая головой, удалялся.
– Значит, на саму собственность аукцион уже не распространяется?
– Верно. Первого ноября «Тенистый уголок» в программе аукциона окажется лишь цифрой. Всякий, кто побывал здесь, сочтет за лучшее не иметь дела с таким запущенным хозяйством. Я окажусь единственным претендентом.
Купер нетерпеливо затявкал. Адам бросил ему еще один пирог.
– Меня беспокоит лишь одно.
– Только одно? – спросила она, копируя его саркастические интонации и убирая пирожки подальше, чтобы он не мог до них дотянуться.
– Мне кажется, вы слишком много надежд возлагаете на удачу. А что, если кто-либо из возможных претендентов окажется более дотошным и поймет истинную ценность здешних земель? Если они вступят с вами в состязание, что произойдет?
Оптимизм Джо уступил место задумчивости. Адам слишком ясно обозначил главную опасность. Не то, чтобы она об этом не догадывалась, но просто не хотела смотреть правде в глаза.
– Тогда мне придется продать здания покупателю по той цене, которую назначит государство. Но этого не случиться.
Это не может случиться, успокоила она сама себя. Тем не менее угроза нависла над ней и стала ощутима, а ее легкое настроение рассеялось. По его мрачному взгляду она поняла, что Дарски считает ее просто чокнутой. Что же, она, пожалуй, и на самом деле чокнутая, если могла хоть на секунду довериться ему, подумать, что он может хоть чем-то помочь ей здесь, в «Тенистом уголке».
Она быстро поднялась и сложила остатки еды в корзину.
– Однако наша работа не продвинется, если мы будем целыми днями рассиживать и болтать.
Дурочка, подумал Адам, наблюдая как она поднимается в гору к главному зданию, а вслед за ней плетется Купер. С таким же успехом могла бы возложить надежды на волну и ждать, чтобы та остановилась. Он был чертовски доволен, что задолго до первого ноября окажется далеко отсюда, и все, что произойдет с Джо Тейлор и «Тенистым уголком», не будет его касаться.
Он потер ладонью щеку и оглядел густой лес вокруг, окинул взглядом домики, которые начинали приобретать приличный вид, на озеро, которое было столь же переменчиво, как беспокойная любовница. Он подумал о женщине, которая просто погибнет, если все это потеряет.
Он мало спал этой ночью, все размышляя о Джо и ее упрямом нежелании взглянуть правде в глаза. И об этих волосах. Он лежал без сна и все пытался отогнать от себя ее образ, вспоминая о том, как он вытащил ее и тонущего селезня из озера.
Ее мокрая рубашка была почти прозрачной и плотно облепляла маленькие красивые груди, напрягшиеся, коричневые, как виноградины, соски. Ее маленькое личико было обрамлено мокрыми тяжелыми прядями янтарных волос – и личико это, несмотря на всю свою невинность, было лицом женщины.
Однако, сердце его учащенно забилось при одном воспоминании – когда он вытащил ее из воды, то заметил, что к бедру были плотно приторочены ножны с ножом внутри. Когда девушка сняла ножны, то на теле остался глубокий след. Этой ночью он лежал без сна и думал, насколько податливой оказалась бы ее плоть под его требовательными губами, как бы он чувствовал себя, заключенным в кольцо ее ног. С этими мыслями он заснул.
На следующее утро это видение не покидало его и во время работы, когда они молча рядом трудились. Адам пытался побороть свои ночные мысли, когда она бросила на него настороженный взгляд.
– Откуда вы знакомы с моим отцом?
Он посмотрел на Джо, довольный тем, что она отвлекла его от ставших навязчивыми образами, наконец, решилась затронуть эту тему.
Да и пора бы уж, подумал он мрачно. До вчерашнего дня она упорно избегала любого разговора, который бы не имел непосредственного отношения к строительству. Адам не сомневался в том, что Джо не переставала думать об отце, – вопрос был в том, разбудит ли это любопытство ее лучшие качества.
Он тщательно продумал ответ. Адам не был уверен, насколько она готова услышать правду… и насколько он сам готов рассказать все.
– АА, – произнес он наконец, решив выложить все, как есть. Когда она никак не отреагировала, он объяснил: – Алкоголизм. Анонимное лечение.
– Я знаю, что это такое, – ответила она и спрыгнула с крыльца, как будто ее что-то укололо.
– Следовательно, вы представляете и что это означает, – сказал он серьезно.
Она долго и тяжело поглядела на него. Похоже, я разочаровал ее – решил он.
– Значит, вы очень на него похожи.
Он хмуро усмехнулся:
– Я пока не умираю, если у вас это на уме.
Адам сказал это резче, чем намеревался. В ее глазах появилось болезненное выражение – он слишком глубоко ее ранил. – Но если вы полагаете, что я алкоголик… Да, я алкоголик.
Она довольно долго рассматривала его, затем повернулась к главному зданию и, уходя, бросила через плечо очередное распоряжение:
– Если вы закончили работу здесь, залатайте дыры в крыше третьего домика. Затем, затем сделайте новые карнизы.
– Как прикажете, хозяйка, – ответил он, бросая жгучий взгляд ей вслед.
Она, видимо, полагает, что она очень груба, подумал он. Как бы ему хотелось хоть раз увидеть ее подлинные чувства – ее горячий темперамент. Пока же она лишь убегает прочь, только ощутив угрозу.
Когда он спросил себя, почему он так хочет узнать, что именно она думает и чувствует – особенно в отношении его проблемы – ответ ему не понравился. Потому что ему это небезразлично, черт подери. И это понимание оказалось для него как удар рукояткой молотка по свежему волдырю. Прошло еще два дня, прежде чем она вновь с ним заговорила. Он застал ее, когда она самостоятельно пыталась вытащить по леснице кусок кровельной дранки. Когда Адам ее окликнул, она обернулась:
– Я не нуждаюсь в вашем совете, Дарски, или в совете любого другого мужчины о том, что касается моего дела. Здесь вы получаете приказы, а не отдаете их.
Он отдал честь и посоветовал ей тем не менее быть осторожной. Она последовала совету, но чуть не сломала свою упрямую шею, пока лезла вверх.
– Послушайте, – начала она разговор во время ужина, подавая жареного цыпленка и картофель. Мне не стоило на вас так набрасываться сегодня. Я понимаю, вы лишь хотели мне помочь.
Он намазал хлеб маслом и пожал плечами:
– Нет проблем.
– Просто я привыкла все делать сама…
– И не привыкли, чтобы вам помогали? – закончил он начатую ею фразу.
Джо кивнула головой, вид у нее при этом был довольно глупый.
– Я заметил.
Он продолжал есть в полной тишине. Она же не ела, а просто возила вилкой по тарелке.
– Это… ну, выпивка… я хочу сказать, для вас это все еще проблема? – спросила она наконец.
Адам с удивлением посмотрел на нее. В ее глазах он прочел тот вариант ответа, который она жаждала услышать. Джо хотела бы, чтобы он оказался отрицательным.
Адам и сам был бы не прочь ответить так же. Кроме того, он хотел ей сказать, что не стоит волноваться, что она может из-за этого попасть в беду. Поэтому он постарался ответить ей именно таким образом, который ей не понравиться.
Сложив руки на краю стола, он наклонился к ней:
– Я всегда буду проблемой, рыженькая. Но если ты хочешь знать, имею ли я привычку заваливаться в канаву, я отвечу – нет. По крайней мере, со мной давно этого не случалось. Но ничто не стоит на месте. Ты можешь меня довести до канавы.
Глупо было это говорить. Ему следовало бы знать, что она воспримет слова буквально. Джо отложила вилку и опустила глаза.
– Когда я была моложе, – тихо произнесла она, – я всегда задавалась вопросом, не это ли происходит с моим отцом. Наверное, я, а не смерть матери заставили его пить.
Тебя все еще мучает этот вопрос, рыженькая, да? – думал он, проклиная себя за свою бесчувственность. Не желая переживать ее боль, но понимая, что от этого никуда не деться, Адам откинулся на кресле.
– Алкоголизм – болезнь, Джо. Когда твой отец впервые оказался в Детройте несколько лет назад и впервые пришел на собрание АА, он опустился настолько низко, насколько это вообще возможно. Наверное, именно это нас и связало.
Она отодвинула стул от стола и начала убирать грязную посуду.
– Он не пьет уже почти год, – добавил Адам, стараясь удержать ее на этот раз.
Повернувшись к раковине, она опустила голову и ухватилась за ее края. Он ощущал ее напряжение, почти чувствовал физически те усилия, которыми она пыталась удержать контроль над собой.
– Один год из десяти, – произнесла она. – Слишком мало, слишком поздно, разве не так? Ведь вы видели, во что он превратился?
Он отодвинулся от стола, и скрип стула по дубовому полу нарушил тишину. Он отнес свои тарелки в раковину. Прислонившись к стене, он скрестил руки на груди и поглядел на нее сверху вниз. Она была такая маленькая рядом с ним. Маленькая и ранимая. И неожиданно ему показалось совершенно невыполнимой клятва не касаться ее.
– Джо, – произнес он, – дотрагиваясь до ее щеки. Она дрожала. Эта дрожь передалась и ему. Он взял ее за маленькие хрупкие плечи и повернул к себе. – Когда имеешь дело с алкоголиком, невозможно иметь никаких гарантий. Но Джон сумел преодолеть свои трудности. Если бы не осложнения с сердцем…
– Никаких гарантий? – оборвала она его. Тон ее был горьким. В глазах отражалось дикое отчаяние. – Извините, но мне необходимы гарантии. И не думайте, будто я не понимаю, что именно вы пытаетесь сделать. Вы пытаетесь заставить меня поверить в то, что я скучаю по нему, что мне необходимо присутствие отца и я должна забрать его сюда. В таком случае я хочу вам сказать, что именно нужно сделать, чтобы он мог сюда вернуться.
Она попыталась вырваться. Но он не отпускал ее. Ее зеленые глаза вспыхнули, как осколки стекла, и она выпалила свой ультиматум.
– Вы даете мне гарантию, что по возвращении сюда мой отец станет человеком, которым я знала его до того, как он выбрал алкоголь как транквилизатор для своей боли? Вы даете мне гарантию, что он никогда больше не станет пить, и я тогда с удовольствием приму его под свою крышу? Иначе вы можете забыть об этом. Я не желаю наблюдать, как он превращается в кого-то, кого я не знаю и кто мне не нравиться. Я не желаю наблюдать, как он станет умирать. Больше я этого не стану делать. Никогда больше!
Голос ее дрожал, а глаза были подозрительно яркими, и, как в первый раз, он подумал, какой она еще в сущности ребенок.
– Сколько тебе лет, рыженькая? – спросил он тихо, не ожидая ответа.
– Наверное, уже достаточно, чтобы знать, что сказки – это всего лишь выдумка. – Он сделал паузу и смотрел, как она опустила ресницы, которые отбросили густую тень на ее щеки.
– Наверное, тебе достаточно лет, чтобы знать – жизнь не дает никаких гарантий, – продолжал он прежним ровным тоном. – Причем, замечания, произнесенные даже с наилучшими намерениями, часто оказываются невыполненными.
Взгляд, который он встретил, светился гордостью и решимостью:
– Мне достаточно лет, чтобы знать, – единственный человек, на которого я могу рассчитывать, – это я сама. Что? – переспросила она, задирая подбородок. Но он молчал. – Вы не хотите поспорить со мной на этот счет? Или вы хотите сказать, что он все это совершил без всяких усилий с вашей стороны? Но разве вы сами не доказываете своим примером, что можно победить обстоятельства? Что в мире есть люди, на которых я могу рассчитывать, – и вы не один из таких людей?
