Текст книги "Ассасин"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 6
Позже стало известно, что на равнине под Арсуфом сарацины потеряли более семи тысяч воинов. А крестоносцы… немногим более ста человек. Это казалось настоящим чудом Господним.
Из предводителей христиан в сражении погиб Жак д’Авен. Этот ветеран крестового похода, пьяница и весельчак, пал еще в первом сражении, кинувшись преследовать отступавших сарацин, сделав как раз то, от чего так стремился удержать своих людей Ричард. Но Жак был слишком горяч, он вошел в раж, и в итоге сарацины окружили его в зарослях леса, выбили оружие и подняли отчаянного крестоносца на копья. Свидетели этого слышали, как он кричал: «Ричард, отомсти за меня!» А еще поговаривали, что находившийся неподалеку епископ Бове испугался и даже не попытался помочь отважному д’Авену, а после боя надолго удалился в свой походный шатер, где молился и каялся…
Но все равно такая сокрушительная победа со столь незначительными потерями среди христиан воодушевила крестоносцев. Расположившись среди руин Арсуфа, они перевязывали раны, отдыхали. Но ближе к вечеру все отправились к месту погребения павших в битве единоверцев, куда прибыл и Ричард Львиное Сердце.
Король, преклонив колено над завернутыми в саваны телами крестоносцев, молитвенно сложил руки и произнес:
– Благодарим Тебя, Иисусе, наш Христос, за эту великую победу. И прими наших погибших собратьев с Твоей великой милостью. Они пали за веру, но мы надеемся, что теперь они найдут утешение в раю от самого Господа. Им отпущены грехи, и их ожидает вечная жизнь. А мы продолжим нашу священную войну и пойдем далее – на Иерусалим!
– Аминь, – сказали все и опустились на колени перед крестообразными рукоятями мечей.
Мартин последовал их примеру, тоже преклонив колени. Его вдруг прошиб озноб, сердце забилось, и, поддавшись общему порыву, он взмолился вместе со всеми. Кого он молил? Судьбу? Некие высшие силы? Иногда так хочется воззвать к кому-то…
Подобное душевное смятение озадачило его. Неужели он и впрямь становится таким, как все эти крестоносцы? Поднявшись с колен, Мартин тряхнул головой, чтобы согнать наваждение, и напомнил себе, что он не из их числа. О нет, он тут чужой. И довольно! Он своими глазами видел, как воины Христовы отомстили за Хаттин, он сам приложил к этому руку, но теперь…
Мартин отправился искать Эйрика, чтобы напомнить об отъезде. Рыжий заулыбался. А ведь он уже стал опасаться, что «малыш» после всего происшедшего и дальше будет мнить себя крестоносцем. Но им следует уезжать, причем незамедлительно. Эйрик настаивал на этом особо, поведав, что видел, как граф Роберт Лестерский приходил в ставку короля Гвидо и расспрашивал о рыцаре Фиц-Годфри.
– Оказывается, ты, малыш, сразил в бою любимца Саладина, некоего непобедимого Айаза ат-Тавила, то есть Длинного. Граф Лестер видел вашу схватку и теперь намеревается лично препроводить тебя к Ричарду для награждения.
– Но я и в самом деле свалил этого мамлюка, – заметил Мартин.
– И что? Побежишь за наградой? Опомнись, малыш, этот Лестер встречал тебя в Олимпосе в облачении госпитальера. Нужно ли, чтобы он тебя узнал? Пришлось сказать, что ты где-то отдыхаешь после боя и даже я, твой оруженосец, понятия не имею, где тебя искать. Ну а ко всему прочему, и этот пес де Шампер тут крутился. Правда, недавно он отбыл на корабль, но в любом случае, чем скорее мы уедем…
– Все верно, старина. – Мартин похлопал приятеля по плечу. – Иди и подбери нам пару подходящих коней для отъезда. Трофейных лошадей в стане ныне предостаточно, а мой саврасый пострадал в бою, и вряд ли мне стоит ехать на нем. Когда же совсем стемнеет и крестоносцы будут отдыхать – а после такой сечи они будут спать крепко и глубоко, – мы незаметно удалимся от Арсуфа, а там поскачем без остановок до Кесарии. А может, и до самой Акры. После такого разгрома султан наверняка увел свои отряды как можно дальше, и в пути нам никто не будет угрожать.
Рыжий сразу засуетился, сказал, что все подготовит и будет ждать Мартина со свежими лошадьми неподалеку от шатра со знаменем короля Гвидо. Сам Гвидо все время при короле Ричарде, да и его окружение там же, так что некому будет приставать к Эйрику с расспросами. Как только стемнеет, они с Мартином уедут, будто и не было их тут никогда.
Закат догорал, далекая полоска багряной зари уходила в море. А само море, притихшее и гладкое в этот жаркий день, казалось светлым, серовато-лиловым… как глаза Джоанны де Ринель. Которая, если верить Эйрику, сейчас на одном из пришвартованных вдоль побережья Арсуфа судов. Но какое дело Мартину до этой англичанки?
Он отправился к коновязям, где находился его Персик. Конь получил несколько порезов в бою, лекари уже их обработали, но животное все равно выглядело неважно. Персик стоял с опущенной головой и даже не проявил обычной радости, когда к нему подошел хозяин.
– Прощай, дружище, – погладив коня по темной, с седыми прядями гриве, сказал Мартин. – Так будет лучше, и я просто берегу тебя, не велев седлать. Ты не выдержишь той скачки, какая нам ныне предстоит. А тут хорошо обращаются со скакунами, и у тебя наверняка скоро появится новый хозяин, который будет любить и холить такого славного жеребчика, как ты. Правда, он никогда не будет называть тебя Персиком… Это была лишь наша тайна, что у тебя кличка, придуманная женщиной.
– Мессир Фиц-Годфри! – внезапно услышал Мартин голос короля Гвидо.
Лузиньян подходил, улыбаясь. За то время, что войско расквартировывалось в лагере близ Арсуфа, король Иерусалимский привел себя в порядок – свежая котта с гербом Иерусалимского королевства на груди; вымытые волосы мягкой золотистой массой обрамляли его чисто выбритое, привлекательное лицо и ниспадали до поблескивающего кольчужного оплечья. Светлые, как прозрачный мед, глаза Гвидо смотрели на Мартина приветливо и тепло.
Приблизившись, он положил руки на плечи своего аскалонца.
– Я обязан вам своей честью, Фиц-Годфри. Ибо если бы вы так смело не повели себя во время второй атаки Саладина… А так все хвалят меня за разумное решение выступить, когда никто не ожидал нового нападения. Моя честь спасена, но я не настолько тщеславен, чтобы не сообщить Ричарду, что это мой рыцарь сумел так вовремя отреагировать на сигнал и приказал нашим отрядам выступить. Это ваша битва, Мартин из Аскалона, и я не намерен умалять вашу славу. Поэтому идемте сейчас со мной. Английский Лев желает видеть того, кто сегодня так отличился.
– Это обязательно?
Лицо Гвидо вытянулось от удивления. Отказаться от такого предложения? Подобная скромность выглядит даже странно. И он строго заметил, что это не обсуждается. Король ждет рыцаря Фиц-Годфри!
Мартину пришлось подчиниться. Он последовал за королем Иерусалимским через палаточный лагерь к темнеющим на фоне вечернего неба руинам крепости Арсуф. По пути Мартин прикидывал в уме: откажись он от приглашения, это показалось бы по меньшей мере подозрительным, и Гвидо даже мог приказать своим людям отвести его. Мартин же теперь, когда они с Эйриком собираются бежать, должен быть вне подозрений, и его не должны хватиться сразу после их исчезновения. Да и, в конце концов, Гвидо, привыкший к нему, не Роберт Лестер, который может его узнать, и не Шампер, ныне пребывающий у магистра ордена Храма на корабле… или со своей сестрой, как уверял Эйрик.
Некогда охранявшие поселение Арсуф стены лежали в руинах, но сама крепость на небольшом холме над морем более-менее уцелела, если не считать разрушенных входных башен. Да и расположенная неподалеку церковь Святой Девы Марии, где ныне с почестями погребли Жака д’Авена, поднималась к угасавшему небу длинным остовом былой колокольни. Остальное – руины, которые все же были обжиты и заполнены людьми. Вечером к крестоносцам присоединились местные жители, убедившиеся, что страшные кафиры их не тронут. Они выбрались из окрестных зарослей, где прятались во время битвы, и теперь предлагали крестоносцам кто что мог: несколько яиц, козий сыр, чистую воду, дыни с расположенных неподалеку огородов. Дыни у питавшихся в походе кониной и кашами крестоносцев шли просто нарасхват.
Следуя за королем Гвидо, Мартин увидел в отдалении еще пару уцелевших башен, венчавших некогда куртину [33]33
Куртина – отрезок крепостной стены между двумя башнями.
[Закрыть]южной стены города. Ныне от стены остались одни обломки, но одна из башен была почти целой, и над ней уже развевалось черно-белое знамя с алым крестом, указывающее, что там расположились рыцари-храмовники. В сумерках стяг ордена едва можно было различить, но Мартин с облегчением перевел дыхание: чем дальше от него будут тамплиеры, тем лучше. А вот госпитальеры заняли строение бывшего склада совсем рядом от пролома в стене, куда входили Гвидо и Мартин. Госпитальеры, занавесив руины полотнищами с белым крестом, устроили за ними нечто вроде лазарета, и сейчас тут было немало раненых, за которыми ухаживали орденские лекари. Им помогали те самые прачки, что обычно ехали в обозе. Этих немолодых, зачастую непривлекательных женщин разместили среди руин со всевозможным комфортом: установили над их обиталищем навесы, отдали им помещение, где толстые стены создавали некое подобие уединения и могли оградить от ветра с моря. Рядом же находился колодец, чтобы прачки не носили ведрами воду, а могли тут же стирать окровавленную после боя одежду крестоносцев, а главное – бинты и полотнища для перевязок. Сейчас Гвидо с Мартином проходили мимо этих белых полотнищ, развешанных на растянутых веревках. Мнимому Фиц-Годфри в какой-то миг даже почудилось, будто он услышал знакомый голос, который, однако, звучал несколько странно – сильно шепелявил:
– Видали бы вы, голубушки, как я шбил копьем того проклятого шарашина, вштавшего на моем пути во время атаки. Это уше потом меня огрели шаблей по шлему. Да так… Шрашу веш рот в кровищи!..
Мартин криво усмехнулся. Обри де Ринель. Кажется, в сражении англичанин прикусил себе язык. Вон и хлопотавшие рядом с англичанином прачки, жалеющие его, уверяли, что он рыцарь хоть куда, несмотря на то, что потерял кончик языка. Ничего, ведь у других ранения куда похуже.
По крайней мере Мартин мог быть спокоен, что обычно ехавший в свите Ричарда во главе колонны де Ринель не будет присутствовать во время представления аскалонца королю. К счастью, и Лестера там не окажется: по пути Мартин заметил молодого графа в компании с какимито рыцарями в арке рухнувшего здания: «милый племянник» о чем-то беседовал с ними, и они беспечно смеялись.
Продвигаясь за Гвидо, Мартин неожиданно разволновался совсем по другой причине: сейчас он будет представлен самому Ричарду Львиное Сердце! Он вдруг испытал прилив гордости. Сегодня он сумел показать, на что способен, и если такие люди, как Лестер, Лузиньян и сам Ричард, хотят воздать ему должное, то это воистину честь! По крайней мере после сегодняшнего дня у него в душе уже не будет той скверны, которая поднималась всякий раз при воспоминании о зле, какое он совершил некогда под Хаттином.
Сквозь брешь в стене Гвидо ввел Мартина в довольно обширное помещение, где когда-то был зал совета крепости Арсуф. Правда, и залом его сейчас было трудно назвать: одна стена вся в пробоинах, под ногами пыль и обломки. Уже совсем стемнело, через проломленную крышу были видны первые звезды, в полутемном зале горел в кованых треногах огонь. Почти все собравшиеся стояли спиной к входу, глаза их были устремлены на каменное возвышение в конце зала, где находился король Ричард. Они с Гвидо остались стоять в толпе, и Мартин украдкой озирался, узна вая многих собравшихся по спинам. Вон стоит маркиз Конрад в его поблескивающей в свете огня вороненой кольчуге; рядом, чуть сутулясь, – магистр Гарнье в своем белом тюрбане; а вот возвышающийся над всеми Леопольд Австрийский в порванном во многих местах светлом плаще. Ближе к Ричарду стоял его племянник Генрих Шампанский в накидке с бело-голубым гербом, а за ним, чуть в стороне, – группа тамплиеров в белых туниках с алыми крестами… Все рыцари Храма были без шлемов, и Мартин внимательно пригляделся к ним. Он узнал Великого магистра де Сабле по его алой плоской шапочке и роскошной каштановой бороде… Де Шампера среди них не было.
Мартин почти не слушал то, что говорил Ричард, обращаясь к собравшимся. А английский король сейчас лично высказывал благодарность барону Балиану Ибелину, стоявшему перед ним.
– Эта земля ваша, мессир, и вы отважно за нее сражались. Я видел это, многие видели это. И клянусь истин ным Крестом, такое служение во имя нашего святого дела заслуживает награды. Я готов сделать все, что в моих силах, чтобы ваше служение не осталось без благодарности. Эти своды, – он обвел рукой руины зала в Арсуфской крепости, – при крестоносцах были великолепны. Они и ныне могут возродиться, если ими заняться. Готовы ли вы к этому, Ибелин? Готовы ли вновь иметь землю и замки в этих краях? Арсуф мог бы стать первым из них. Надеюсь, король Иерусалимский Гвидо не станет возражать против этого. – Ричард поискал среди собравшихся Лузиньяна, и тот, оставив Мартина, вышел вперед и подтвердил, что решение Ричарда Львиное Сердце разумно и закономерно.
– Учтите, это не простое дарение, мессир Балиан, – заметил Плантагенет. – Эта страна лежит в руинах, она пока не наша. Ее еще надлежит отвоевывать и восстанавливать. И что вы решите для себя, барон? Идти с нами и дальше, на Иерусалим, или остаться и укреплять то, что уже стало освобожденной частью Иерусалимского королевства?
Мартин стоял, опустив голову, надвинув кольчатый капюшон, его мало волновало происходящее, но он все же расслышал, как барон Ибелинский сделал свой выбор: он остается. Он уже не молод, чтобы равняться с отважными рыцарями в воинстве Ричарда, его владения утеряны, и если короли предлагают ему Арсуф, то он клянется восстановить эти земли и оберегать их от полчищ неверных.
– Да будет так!
Король поднял Ибелина с колен и трижды облобызал. Потом Ибелин повернулся к Гвидо, и тот, как государь этой земли, принял у него вассальную присягу.
Маркиз Монферрат, насупившись, молча наблюдал за происходящим. Ибелин был его союзником, но теперь, получив владения на побережье, мог перейти на сторону Ричарда и Гвидо. И Конрад, едва Ибелин отошел от помоста, громко спросил, удалось ли Гвидо разыскать и привести рыцаря Фиц-Годфри, который вместо него послал обозные войска в конную атаку и тем самым предрешил победный исход сражения?
– Да, где этот рыцарь? – спросил Ричард, устремив с возвышения взгляд на собравшихся. – Где тот, кому мы обязаны тем, что не утратили лица перед полчищами Саладина? Если уж непримиримые соперники Монферрат и Лузиньян в унисон поют ему хвалу, он воистину достоин своей доли славы и награды. Я желаю его видеть!
Гвидо повернулся к собравшимся и сделал знак Мартину приблизиться. Но тот медлил, озираясь и присматриваясь, есть ли рядом те, кто мог бы его узнать. Похоже, пока ничего ему не угрожает: сам Гвидо так и не вспомнил, где видел его ранее, де Шампер на корабле, Обри страдает, прикусив язык, Лестер смеялся где-то в стороне…
И он пошел вперед, а все эти предводители похода, знатные крестоносцы, расступались, давая ему дорогу. Многие из них прижимали руку к сердцу и склоняли голову в знак почтения. Мартин слышал, как они говорили: – Да будет славно ваше имя, мессир!
– Вы повели себя, как истинный воин и крестоносец!
– Мы гордимся, что сражались вместе с вами!
Сладкая лесть. Действительно, сладкая, и по мере приближения к возвышению Мартин выпрямился, вскинул голову в кольчатом капюшоне. Но когда он поднялся на помост, Гвидо сделал знак обнажить голову перед монархом.
Ричард Львиное Сердце был прямо перед ним. И на Мартина словно повеяло его величием, его доброжелательностью и силой. Он увидел вблизи загорелое лицо короля в обрамлении пышных золотисто-рыжих волос, внимательный взгляд его невероятных серых глаз, в уголках которых лучились легкие морщинки. Ибо Плантагенет улыбался ему и сам шагнул навстречу.
– Мессир Мартин Фиц-Годфри!
– Ваше Величество.
Перед королями положено преклонять колени – обычай, знак почтения, этикет. Но от английского Льва исходила такая мощь… Да и сам Мартин уже так давно проникся к предводителю крестоносцев уважением, что даже он, чужак, служащий совершенно другим людям, счел необходимым склониться перед ним.
Но Ричард не дал ему опуститься на колени. Он положил свои сильные руки Фиц-Годфри на плечи, сильно сжал их и заставил его стоять.
– Это мы должны склониться перед вами, мессир. Вы, сын этой земли, показали нам сегодня, как пулены могут сражаться с завоевателями-сарацинами. Ибо все мы понимаем, что наша сегодняшняя битва могла бы завершиться иначе, если бы вы так вовремя не поняли, что бой еще не окончен, и не объединили бы наши ряды, когда враг задумал новую коварную атаку. Вашу отвагу и предусмотрительность признали даже вечно соперничающие между собой маркиз Конрад и его милость король Гвидо, в кои-то веки объединившиеся и наперебой расхваливавшие ваш подвиг.
При последних словах Ричард засмеялся, и ему ответили смехом все собравшиеся. Мартин тоже улыбнулся. Получить похвалу от человека, которым восхищаешься, было несказанно приятно. К тому же Мартина вообще редко хвалили. Скорее просто оплачивали его невероятные усилия как работу. Но оценить, прилюдно признать, показать, что и самые именитые готовы тебя прославить… Мартин испытывал невероятную гордость. От волнения перехватило горло, голова его вскинулась, он смотрел прямо в лицо Плантагенету, и тот смотрел на него как равный, смотрел приветливо и с одобрением.
– Какую вы желаете награду, мессир Фиц-Годфри?
– Сир, я счастлив уже тем, что меня оценили Ваше Величество.
Мартин произнес это с непривычной для него пылкостью и смутился, не узнавая себя. Он видел, как потеплели глаза Ричарда, а тот засмеялся и, обратившись к Гвидо, заметил, что он должен быть счастлив, имея такого подданного. Но он, Ричард, в свою очередь, не может не вознаградить такую доблесть. При этом король отступил к стоявшему неподалеку сундуку, в котором лежали драгоценные украшения и сверкающее оружие, и стал перебирать их.
– Вы сможете позже сказать, что получили от короля Ричарда этот…
Он еще выбирал, слышалось позвякивание металла. Мартину, по сути, было и впрямь все равно, чем одарит его английский Лев. Ему было важно, что его мастерство воина признали по заслугам. О, этот миг дорогого стоил!
Ричард наконец повернулся, удерживая в руках золотую, украшенную рубинами цепь. Он уже шагнул к Мартину, когда рядом вдруг произошло какое-то движение, какая-то светлая тень мелькнула перед ним, и храмовник Уильям де Шампер встал между королем и Мартином, заслонив Ричарда и направив на мнимого Фиц-Годфри меч.
– Не подходите к нему, государь! Ибо этот человек не тот, за кого себя выдает. Вы очень рисковали, оказавшись рядом с ним. Он – засланный шпион и, возможно, убийца.
Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как мечется на сквозняке пламя в чашах треног.
Первым опомнился Конрад Монферратский.
– Вы забываетесь, де Шампер! – воскликнул он. – Я видел сегодня, как этот рыцарь в нужный момент послал воинство в атаку. Если бы не он… О, предатель бы так не поступил! И клянусь оком Господа, мы все обязаны ему победой! Многие это могут подтвердить.
Эти слова будто прорвали плотину – напряжение спало, собравшиеся загалдели, кто-то расхохотался, кто-то выругался, кто-то потребовал объяснений.
Барон Ибелин и король Гвидо поддержали сказанное Монферратом. Все они сегодня были свидетелями того, как рыцарь Фиц-Годфри…
– Ко всем чертям! – рявкнул на них маршал храмовников, по-прежнему заслоняя собой короля и не отводя острия меча от лица Мартина. – Ко всем чертям, мессиры! Ибо я готов поклясться на Евангелии, что этот человек не Мартин Фиц-Годфри, которого я хорошо знал в Аскалоне.
Когда такую клятву готов произнести маршал ордена Храма, это не может не впечатлить. И многие призадумались.
Де Шампер между тем продолжил:
– Да, я знал настоящего Фиц-Годфри из Аскалона. Вместе с ним мы бежали из-под надзора людей Саладина. Знали ли вы его так же хорошо, Гвидо де Лузиньян, что беретесь утверждать обратное?
– Нет, – растерянно признался тот. – Но Мартин Фиц-Годфри присоединился ко мне в Акре, а до этого посылал мне из города донесения в лагерь крестоносцев. Да и позже он сразу поспешил ко мне, он занял для меня особняк в городе…
– И представился как рыцарь из Аскалона? – не то спросил, не то подытожил Шампер. – Вы ему поверили? Тогда раскройте пошире свои прекрасные глаза, Гвидо! Вглядитесь в это лицо. Ибо если вы не знали настоящего Фиц-Годфри, то должны знать этого человека. Вы ведь видели его раньше, как и я, клянусь преисподней!
Неужели не узнаете? Это Арно де Бетсан. Тот предатель, который привез вам подложное письмо от Эшивы Тивериадской, тот, кто заманил воинство Иерусалимского королевства в ловушку у Хаттина!
В зале раздались крики, присутствующие зашумели. Имя предателя де Бетсана слышали многие и проклинали его.
Гвидо сильно побледнел. Но Ричард пристально смотрел на него, брови его изогнулись, и он чуть кивнул, приказывая подтвердить или опровергнуть обвинение маршала тамплиеров. Конрад снял со стены и подал Лузиньяну факел и даже чуть подтолкнул Иерусалимского короля к Мартину. Тот взял факел и поднял его, осветив Мартина.
Мнимый Фиц-Годфри не смотрел на него. Глаза его были опущены, лицо напряжено, светлые волосы падали на лоб. Но вот огонь оказался ближе, и Мартин помимо воли взглянул на Гвидо – его глаза вспыхнули ярким голубым светом. И Гвидо отступил, черты его исказились. Он выронил факел на плиты помоста, попятился, указывая пальцем на командира своих пуленов… каковым считал его до сего мига.
– Это он, он! Я все думал, отчего лицо его мне знакомо? Решил, что видел его ранее в Аскалоне… Но сейчас я его узнал! Это предатель! Это Арно де Бетсан! Аааа! И он вдруг с яростным криком кинулся на Мартина.
Лузиньяна удержали, как удержали и отшатнувшегося самозванца. Чья-то рука молниеносно выхватила у него меч из ножен, кто-то другой сорвал с перевязи булаву, даже кинжал отобрали. Теперь его держали под руки с двух сторон. Не было ни малейшей возможности вырваться. Как и не было надежды бежать ранее, когда Мартин увидел де Шампера и его обуял страх. Может, у него и была возможность кинуться прочь, едва появился маршал, но Мартин будто оцепенел. И миг был упущен… если он вообще был у него в этом зале, где собрались лучшие воины крестового похода.
Мартин заставил себя посмотреть на де Шампера. Он всегда опасался его, но сейчас страха не было, была лишь обжигающая ненависть. Как же он его ненавидел! И не за то, что этот человек допрашивал и пытал его в прошлом, что он разгадал его сразу и вот теперь готов пленить. Он ненавидел его за то, что де Шампер предал его именно в тот миг, когда сам Мартин гордился собой, когда понял, что такое рыцарская честь, когда его оценили и готовы были признать. Тамплиер уничтожил миг его славы!
Уильям спокойно выдержал взгляд того, за кем так долго охотился. Арно де Бетсан! Одно это имя уже стоило того, чтобы предать этого человека казни. Но сперва… Ему надо было вызнать, кто его послал и что замышлял этот предатель.
Де Шампер повернулся к Ричарду.
– Я очень испугался, государь, когда вошел и увидел предателя так близко подле вас, – заговорил он, обратившись ко все еще молча наблюдавшему за происходящим королю. – Этот человек может быть кем угодно, вплоть до посланца убийц-ассасинов. Это их обычай подсылать своих фидаи [34]34
Фидаи – буквально – жертвующие собой; воины-шииты, слепо преданные главе ассасинов Старцу Горы, готовые выполнить любое его приказание, тайные посланцы и убийцы, с охотой жертвующие жизнью по его приказанию.
[Закрыть], чтобы те втерлись в доверие, а затем нанесли коварный удар. И если это так…
Неожиданно еще один человек поднялся на помост и сказал, что узнает схваченного рыцаря. Граф Лестер, который пришел сюда, услышав, какой шум стоит в зале, теперь тоже утверждал, что знает схваченного лазутчика. – Да, я узнаю его, – произнес Лестер и поднял уроненный Лузиньяном факел, чтобы осветить схваченного. – Это тот воин, который сегодня победил в схватке самого любимого мамлюка Саладина. И я искал его, чтобы выразить свое восхищение. Но, святые угодники! Сейчас, когда я вижу его лицо… О, я тоже встречал его ранее. Но тогда он носил обличье госпитальера и назывался Мартином д’Анэ.
При этих словах де Шампер неожиданно расхохотался. И на это бы никто не обратил внимания, если бы смех его так резко не оборвался, когда Роберт заметил, что тогда сей самозванец сопровождал леди Джоанну де Ринель, и они…
Лестер смущенно замолчал и опустил глаза под гневным взглядом маршала.
Но тут вмешался Ибелин. Неожиданно он тоже сказал, что помнит этого голубоглазого парня, помнит, что именно он, Арно де Бетсан, вывел из битвы при Хаттине и графа Раймунда Триполийского, и его самого. Он помог им, по сути спас, и разве это можно рассматривать как предательство? И он, Ибелин, считает, что Фиц-Годфри, или кто он там, отнюдь не из ассасинов, и готов напомнить собранию, что именно ему они обязаны сегодняшней победой.
Магистр Госпиталя Гарнье резко перебил барона:
– Вам ли, мессир Балиан, уроженцу этих мест, не знать, что шакалы Старца Горы враждуют с Саладином?
Им выгодно ослабление султана!
И опять все вокруг загомонили, послышались восклицания и ругань.
Мартин по-прежнему молчал. Он ни на кого не смотрел, но поднял взгляд, когда к нему приблизился король Ричард.
Плантагенет опять стоял близко, смотрел на него, но теперь в его лице не было ни тепла, ни уважения. Серые глаза монарха излучали странную грусть, разочарование… и презрение… такое откровенное презрение, что Мартину хотелось сложиться пополам, упасть ему в ноги и умереть… Он испытывал такой пробирающий до самого сердца стыд, что был бы рад, если бы оно разорвалось, только бы не находиться здесь. Сколько раз он ходил по самому краю бездны, сколько рисковал своей жизнью, но в этот миг, когда ему довелось почувствовать себя одним целым с людьми, которых стал почитать, он узнал, что такое попрание чести. Чести, которая дает право уважать самого себя.
О, лучше бы он все еще чувствовал себя чужаком! Тогда он мог хотя бы надменно взирать на них.
Король все еще смотрел на него, и Мартин облизал пересохшие губы.
– Мой король…
Как у него еще хватило сил подать голос? Но на этой фразе дыхание будто иссякло. У него не осталось ни мыслей, ни смекалки, ни соображений, как выпутаться из ловушки, в какую он угодил.
– Арно де Бетсан, Фиц-Годфри, госпитальер д’Анэ, – медленно перечислял имена схваченного король. – Кто ты, рыцарь? Рыцарь ли ты вообще? Ассасин? Лазутчик Саладина? Кому ты служишь?
Он выпрямился, взгляд его устремился куда-то вдаль, стал туманным.
– Ты оказал нам сегодня великую услугу, – закончил он, но в голосе его не было ничего, кроме холода. Так же холодно он сказал де Шамперу: – Вы должны учесть это, маршал. Дьявольская ли это хитрость или… Это вы должны вызнать у него, де Шампер. Уведите же его. Он ваш!
Когда тамплиеры в белых плащах выводили Мартина, в зале стояла напряженная тишина. Он шел, опустив голову, ощущая презрение и недоумение в устремленных на него взглядах. Зато двигавшийся за ним де Шампер гордо вскинул голову. Наконец-то! Наконец он поймал этого неуловимого, как тень, проходимца, который совратил и использовал его сестру!
Последняя мысль неожиданно ошеломила Уильяма. Он замедлил шаг. Роберт Лестер! О, Пречистая Дева! Уильяму необходимо немедленно вернуться и уговорить графа молчать о том, что он знал о связи Джоанны с мнимым госпитальером. Сегодня Роберт едва не проболтался о них… О нет! Упаси Боже!
Уже развернувшись, чтобы идти назад, маршал на какой-то миг задержался, провожая взглядом собратьев по ордену, уводивших пленника. Тем временем настала ночь, всплыл месяц, и в его свете можно было различить, как конвоировавшие Мартина д’Анэ тамплиеры плотной группой окружили его, не обращая внимания на редкие вопросы тех из крестоносцев, кого еще не сморила усталость после тяжелого дня. Сам лазутчик шел среди них, не оказывая никакого сопротивления. Да и прояви он непокорность, вздумай вырваться… Ха! Рыцари Храма – умелые воины, даже ему не совладать с ними.
Уильям медленно двинулся назад между руин и натянутых между ними тентов, в полумраке стараясь не потревожить никого из отдыхавших воинов. Да, сейчас он переговорит с Робертом, предупредит, чтобы тот молчал о позоре родственницы. Но разве только это тревожит Уильяма? И он вновь остановился и оглянулся на две отдаленные башни, на одной из которых на древке виднелся флаг ордена Храма с алым крестом. Они стояли уединенно, две из уцелевших в крепости Арсуфа после того, как тут похозяйничали сарацины. В подземелье одной из них сохранился подвал, куда маршал и приказал доставить Арно де Бетсана… или Мартина, разрази его гром! Там мощные стены, башня охраняется, вокруг стан рыцарей ордена. Чего же Уильяму волноваться? И пусть этот проходимец – отменный боец, но он один, и не ему выстоять против ордена Храма.
Но ведь ранее он уже совершал побег! И еще…
Уильям внезапно задохнулся. Перед глазами всплыла картинка, как уводят Мартина. И маршал вдруг понял, что его тревожило. Кнут! Тамплиеры обезоружили пленника, но у него за поясом на спине остался кнут! А Уильям помнил, как мастерски его враг владеет им.
В тот же миг де Шампер развернулся и, моля Небо, чтобы он успел вовремя, кинулся назад.
