Текст книги "Ассасин"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Ты говорил, что де Шампер отбыл к Аскалону?
Кто ему приказал?
Гвидо пожал плечами.
– Он храмовник. А ими трудно управлять.
– Это магистр де Сабле его направил?
– Похоже, сам маршал уговорил главу ордена поручить ему эту миссию.
Уговорил де Сабле? Вот упрямец. Ему бы после его неудачи с ассасином вообще не высовываться. Если только Уильям не вознамерился сложить голову в схватке, желая оправдаться перед королем.
– От Саладина нет вестей?
– Нет. – Гвидо опустил голову.
Прискорбно. Ну да куда тот денется. Вот Ричард оправится, получит на кораблях подкрепление, и тогда…
То, что все желают идти на Иерусалим, Ричард слышал, когда сидел у оконного проема. В стане звучала музыка, слышалось пение:
Будь милостив, Господь, к моей судьбе.
На недругов Твоих я рати двину.
Воззри: подъемлю меч в святой борьбе. Все радости я для Тебя покину, – Твоей призывной внемлю я трубе.
Мощь укрепи, Христос, в своем рабе. Надежному тот служит господину, Кто служит верой, правдою Тебе.
Ричард почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Герои! Верные и готовые на все ради веры! И его долг – не позволить им бессмысленно пасть. Столь отменные и искренне верующие люди стоят того, чтобы побеждать!
Через пару дней Ричард, несмотря на квохтанье своей верной няньки Адама Толуорта, отправился с магистром Гарнье на вылазку в окрестностях Яффы.
Яффа была словно оазис среди пустынных камней Палестины – сады, заросли вдоль рек, грациозные пальмы на фоне синего неба, овцы, пасущиеся на зеленой траве низин. Местные сарацины успокоились, поняв, что резать всех подряд крестоносцы не собираются, и вновь вернулись к своим занятиям, даже торговали с христианами. Ричард видел, как они собирали плоды в лимонных рощах, как их женщины несли на головах плоские корзины, полные фиников, а ребятишки подвозили на осликах воду из источников. По дороге, скача во главе отряда, Ричард заметил тележку на двух высоких колесах – ее, впрягшись в постромки, тянули мужчина и женщина, по виду крестьяне. Завидев группу подъезжающих крестоносцев, они остановились, стали приветливо махать руками. Рыцарей это развеселило, они проехали мимо, смеясь и пытаясь выказать местным «салам» – кланялись, приветственно касаясь лба и груди.
Однако по мере их продвижения от Яффы картина стала меняться. Зелень исчезла, сушь донимала даже на ветру, хотелось пить.
Но то, что они увидели дальше, превзошло все самые наихудшие ожидания: дорога на Иерусалим была превращена в пустыню. Все, что могло послужить крестоносцам в пути, было сожжено, уничтожено; мертвая земля казалась черной, кругом темнели остовы сожженных домов, руины, стоял запах гари и падали. На повороте разлагался труп лошади, на пиках на склоне Ричард увидел отрубленные головы светловолосых воинов-христиан.
– Дальше опасно ехать, сир, – сказал магистр ордена Госпиталя и остановил своего коня. Откинув край белого тюрбана, закрывавший его лицо от горькой пыли, он заметил: – Все, кто пробовал проехать далее, не возвращались. Увы, в руины обратилось целое королевство, святейшее из королевств земли, королевство Иерусалимское…
– Зачем Саладин это сделал? – поразился Ричард. – Это же его земля! Или с нашим приходом султан уже ни на что не надеется?
Гарнье несколько раз перекрестился, а потом стал пояснять. Юсуф ибн Айюб понял, что он проигрывает Мелеку Рику эту войну, и сделал выводы. Он не может сдержать его натиск в крепостях, ибо английский Лев берет их, и падение неприступной Акры тому подтверждение. И он проигрывает Ричарду в сражениях, что проявилось в битве при Арсуфе. Вот Саладин и решил устроить крестоносцам тактику «выжженной земли»: вся округа по дороге на Иерусалим превращена в пустыню. Нет деревьев, нет поселений, где фуражиры армии могли бы пополнить провиант, нет колодцев, где они могли бы утолить жажду. Не слишком достойная политика для слывущего образцом благородства Саладина, но очень действенная. Войско христиан просто не сможет идти далее, ибо, оторвавшись от снабжения, они будут обречены на голод и жажду. К тому же Саладин набирает новые отряды, и крестоносцев ждут засады на всем продолжении пути.
Магистр еще не закончил говорить, когда они остановились у колодца: круглый, обложенный камнем источник наподобие тех, из которых пил в жаркий день Иаков, его дети и скот. Ричард подъехал и спешился, в то время как Гарнье приказал своим госпитальерам приготовить луки и внимательно следить за округой. Но еще больше он заволновался, когда Ричард стал вытаскивать из колодца кожаный мех с водой.
– Не пейте, государь! Ради всего святого! Те, кто пробовал пить из местных колодцев, умирали мгновенно!
Ричард отшатнулся. Значит, и колодцы отравлены. Крест честной! Как же тогда им двигаться на Иерусалим?
Внезапно защелкали тетивы луков госпитальеров. Опытные воины ордена Святого Иоанна еще издали заметили, как на фоне темных обугленных зарослей взметнулась пыль и показались тюрбаны сарацин. В них тут же полетели стрелы крестоносцев.
Ричард в тот же миг вскочил на Фейвела. Мгновенно оценив ситуацию и заметив, что мусульмане, натолкнувшись на отпор, поспешили скрыться за ближайшим пологим холмом, он отдал приказ преследовать их. Это было опасно и отчаянно смело. Но Ричард и был отчаянно смел!
Сарацинский отряд уносился, поднимая тучи темной сажи. Догнать их в незнакомой местности было непросто, и вскоре Ричард велел прекратить преследование. Достаточно того, что следы на покрытой пеплом земле указывали дорогу, куда скакать.
– Сир! – окликнул догнавший короля Гарнье. – Это был небольшой отряд убийц, контролирующий дорогу. Но они могут привести нас куда к более многочисленным силам.
Ричард резко мотнул головой. Его лицо под закрытым топхельмом нельзя было рассмотреть, но магистр видел, какими холодными стали его глаза в прорезях шлема. В них была сама смерть!
Они ехали быстрой рысью, пока не увидели небольшое селение в низине. Здесь не спалили зелень, можно было рассмотреть заросли кипарисов и серебристых олив. Маленькие домики с плоскими крышами казались вполне мирными, но следы на земле вели именно туда.
Когда отряд крестоносцев, громыхая железом, ворвался в селение, повсюду забегали люди. Кричали женщины, подзывая детей, какой-то старик заметался у них на пути, волоча за собой на веревке козу. А еще рыцари увидели несколько привязанных у колодца лошадей, покрытых сажей и пылью.
– Рази всех! – в ярости приказал Ричард.
Его приказание приняли буквально. И Гарнье повторил приказ короля.
– Всех! – кричал он, опуская меч на первого же выскочившего из дома мужчину, на вид мирного поселенца, но явно из тех, кто покрывает у себя посланцев султана. А следующего, измазанного пеплом и сажей, госпитальер рубил почти с ожесточением, даже кричал от ярости.
Были убиты все – воины, мужчины, старики, женщины, даже дети. Потом по приказу Ричарда подожгли дома.
Уже немного успокоившийся магистр дал разумный приказ забрать весь скот и припасы: в Яффе все это пригодится. А потом у сарацин были отрублены головы, которые Ричард приказал забрать с собой. Как же радовались крестоносцы, когда эти головы в тюрбанах были насажены на копья вдоль дороги на Иерусалим! Что ж, Саладин устроил им выжженную землю и отравленные колодцы, но и он теперь должен знать, что Ричард уничтожит все на своем пути и людям султана тоже негде будет укрыться и передохнуть, чтобы набраться сил для наскоков на христиан.
На следующий день Ричард увидел в окно соскакивающего с коня маршала Уильяма де Шампера. А ведь он даже забыл о нем. И все же любопытно, какого дьявола тот ездил в Аскалон?
Отослав Онфруа, Ричард долго смотрел на карту, не понимая цели поездки маршала. Зачем им Аскалон, если он расположен на побережье куда южнее, чем необходимый его армии путь на Иерусалим? Но, зная де Шампера, уважая его знания и опыт, Ричард был заинтригован. Однако сначала он вызвал к себе де Сабле.
– Шампер просто так не будет действовать, не подумав, – ответил тот на вопрос короля.
– Но ведь он не сказал вам о причине своей поездки?
– Сказал, Ричард. И я нашел его доводы разумными. Если вас заинтересует Аскалон, мой маршал объяснит вам цель своей поездки.
И он опустил голову, давая понять, что больше ничего не скажет.
Ричард слегка прищурился. И это его друг и советник? Что произошло со стариной Робером с тех пор, как он прошел посвящение и стал главой ордена? Воистину правы те, кто говорит, что у храмовников везде свои тайны.
Неожиданно он догадался.
– Робер, друг мой, признайтесь, что наш славный Уильям совершил этот рейд, ибо узнал, что проклятый Арно де Бетсан скрылся в Аскалоне. Я знаю, что Шампер человек чести и что он поклялся сделать все возможное, чтобы доставить мне этого лазутчика живым или мертвым. В карих глазах магистра мелькнула веселая искра.
– Ричард, поездка Уильяма не связана с тем лазутчиком.
Он умолк, но и король молчал, выжидающе глядя на де Сабле. После побега мнимого Фиц-Годфри Уильям уверял, что не сомневается, что тот ассасин. Только эти воспитанники Старца Горы могут совершать столь невероятные побеги, буквально выскальзывая из зажатого кулака. И Ричарду до сих пор становилось не по себе, когда он вспоминал, как близко к нему стоял этот убийца…
– Признаюсь, Робер, мне этот парень… Фиц-Годфри даже в бреду во время малярии мерещился. Ассасин. Убийца. Что стоило ему зарезать меня прямо на глазах у моих подданных и попасть в свой полный бесстыжими гуриями рай? Он ведь стоял так близко ко мне и был вооружен! Я слышал, что эти ассасины ничего не боятся.
Когда отважный Ричард говорит о своем страхе, значит, ему действительно не по себе. Но стать мишенью людей Старца Горы… Даже Саладин был вынужден пойти с ними на мировую – настолько султан опасался за свою жизнь.
Де Сабле какую-то минуту размышлял, а потом вдруг признался, что Ричарду не стоит опасаться Старца Горы. Он уже принял меры, его люди отправились в крепость ассасинов Масиаф, чтобы уладить дело и вызнать о лазутчике.
При этих его словах Ричард повернулся к магистру столь стремительно, что длинные концы его пояса взлетели и обвились вокруг тела.
– Уж не ослышался ли я? Неужели гордые тамплиеры общаются с этими убийцами?
– Так тут повелось, государь. Ассасины – враги Саладина, но не наши враги. Но поскольку близ их владений расположены мощные орденские крепости, до которых не дотянулись руки султана после Хаттина, то последователи Старца Горы, как и ранее, опасаются их и выплачивают нам дань, чтобы мы не трогали их оплот – замок Масиаф. Так что мы можем связаться с ними и разведать, присылали ли они своего человека, и если да… Старец Горы Синан не посмеет солгать тамплиерам, сир. И довольно, это все, что я могу сказать вам. Ради нашей дружбы я и так был с вами более чем откровенен. Однако это для того, чтобы предводитель крестоносцев Ричард Львиное Сердце не изводил себя напрасными тревогами на сей счет. У вас иные заботы, государь. И еще я надеюсь, что мое признание останется между нами. Я верю вашей чести.
Когда де Сабле уходил, он сказал, что пришлет к королю де Шампера.
Все еще находясь в смятении – шутка ли, его верные храмовники и… ассасины! – Ричард подошел к оконному проему и увидел, как Уильям де Шампер миновал двор и подходит к ступеням королевской яффской резиденции. Уже на ступенях крыльца Уильям столкнулся с Обри де Ринелем и его супругой Джоанной. И резко отступил в сторону, отвернулся, даже не ответив на их приветствие. А ведь Ричарду одно время казалось, что сэр Уильям сблизился с сестрой. Сейчас же храмовник даже не посмотрел в ее сторону, хотя Джоанна замедлила шаг, будто надеясь, что брат все же проявит к ней внимание.
Какие непредсказуемые эти Шамперы! Однако сейчас Ричарду не было дела до их семейных ссор. Он подождал, когда Адам введет к нему маршала, а потом долго и пристально смотрел на него.
Сухощавое загорелое лицо де Шампера выглядело невозмутимым, что так не вязалось с той резкой поспешностью, с которой он только что постарался избегнуть общения с родней. Тамплиер, орденский брат, гм… Но он и родня самого короля Англии. Сейчас гладкие рыжеватые волосы де Шампера сосульками падали на лоб, как бывает после долгого пребывания в шлеме под солнцем. А взгляд его серых глаз, твердый, как гранит… Как же он порой похож на Генриха Плантагенета! И хотя высокое мнение Ричарда об этом человеке несколько пошатнулось после того, как де Шампер упустил лазутчика, ему трудно было оставаться надменным с тем, кто так напоминал родного отца. Родич, черт побери!
Когда де Шампер заговорил, голос его звучал спокойно, может, только чуть утомленно:
– Я в отчаянии, сир. Султан повелел разрушить Аскалон. Это была такая великолепная крепость, одна из лучших в Святой земле, а ныне там камня на камне не осталось. Ричард постучал ногтем по развернутой на столе карте.
– Вот Яффа, мессир, вот дорога на Иерусалим. Почему же вас так волнует Аскалон, расположенный в стороне от наших военных действий?
– Государь, – пристально глядя на Ричарда, произнес де Шампер. – Государь, Саладин сделает все возможное, чтобы наш путь к Иерусалиму превратился в сущий ад.
– Мне это известно, – огрызнулся Ричард. – Но разве, принимая обет, вступая в такую войну, мы не знали, что отправляемся не на увеселительную прогулку?
– И все же можно сделать, чтобы эта война не была столь опасной и… почти безнадежной. Поэтому я и надеялся, что мы успеем захватить Аскалон до того, как от него останутся одни руины. Ведь из Аскалона открывается путь на Египет!
Золотистые брови Ричарда слегка шевельнулись. Он бросил взгляд на карту. Ну да, Аскалон ближе к Египту. Но ему это зачем? Их путь будет пролегать совсем в другую сторону. Их ждет Святой Град!
Тут тамплиер подался вперед:
– Сир, не будет ли дерзостью с моей стороны кое-что подсказать вам?
– Меня может задеть дерзость, но не честный совет.
Глаза тамплиера внезапно засветились, а слова так и полились.
Бесспорно, сейчас Иерусалим в руках Саладина, но основные воинские силы и подкрепление султан получает как раз из Египта. Само его положение зиждется на Египте – на египетском хлебе, египетской торговле и египетских воинах, постоянно прибывающих к Салах ад-Дину и пополняющих его армию. Среди подвластных султану земель – Сирии, Дамаска, Иордании, Аравии – с Египтом не сравнится ни одно иное владение, и захватить Египет – значит поразить Саладина в самое сердце. И это можно сделать, если занять и восстановить Аскалон – ключ на пути к Египту. К тому же, завладев этими землями, – тамплиер указал перстом на Аскалон и окрестности, – крестоносцы смогут разделить владения Салах ад-Дина на две части, египетскую и сирийскую, заперев султана в Сирии. А именно в Сирии имеется немало строптивых эмиров, недовольных возвышением курда Юсуфа, но вынужденных подчиняться ему ввиду его могущества. К тому же ныне флот крестоносцев полностью контролирует побережье Палестины, лишая, таким образом, султана возможности добраться в Египет по морю. Если же Египет достанется армии христиан, то Саладин останется без поддержки оттуда. Это не считая того, что при успехе армии Ричарда в Египте от Саладина отступятся вечно недовольные его возвышением представители старой сирийской знати, для которых худой мир с христианами лучше нескончаемых кровавых и разорительных войн с ними. И наконец, подытожил де Шампер, захватив Каир с дворцом и сокровищницей султана, Ричард может просто заставить Салах ад-Дина обменять его на Иерусалим. Без особого пролития крови. Но начать надо именно с Аскалона.
– Довольно, – прервал храмовника король.
Он был бледен и не сводил глаз с карты. План де Шампера был дерзким… но и возможным. А разве Ричард, оставив свои владения и отправившись воевать за много миль от Англии, не совершил дерзкий шаг?
– Человек может только предполагать, Уильям, – произнес король, еще не готовый поверить в успех столь неожиданного предложения. – Все во власти Всевышнего. А пока я должен подумать.
– Подумайте, Ваше Величество, – почтительно склонил голову Уильям. – Но знайте, что наш орден будет на вашей стороне.
– А они? – Ричард указал в сторону окна.
Откуда-то извне доносились голоса крестоносцев, поющих об Иерусалиме. Святой Град – их путеводная звезда! За Иерусалим они готовы отдать жизни. Они оставили дома́, только чтобы однажды преклонить колени у Гроба Господнего. Они ждут спасения души, они готовы сражаться и погибать во славу Иисуса Христа.
– Как мне убедить их?
– Но вы король!
– Здесь я прежде всего глава воинства. И не могу направлять войска без доброй воли своих рыцарей и солдат.
Он медленно положил руку на плечо Уильяма.
– Я буду думать, кузен.
Той ночью свет долго горел в покоях короля. Он склонялся над картой, размышлял, отходил, вновь возвращался к ней и сопоставлял. Де Шампер, несомненно, весьма умен, и его идея нападения на Египет просто блестящая. Ричард уже здесь, в Яффе, впервые задумался, что поход на Иерусалим может оказаться гибельным для его армии. Как и понял то, что захвати он Египет… Даже не мысль о требовании взамен Иерусалима волновала его, а сознание, что он, король Англии, может взять Египет себе!.. У него в руках окажется огромная империя, он сможет торговать, набирать силы, готовиться к новым завоеваниям! Но кто поддержит его?
Погрузившись в размышления, Ричард не заметил, как прошла ночь, как стало светать. И только когда услышал, как в разрушенной Яффе бьют склянки на судах, призывающие христиан к утренней молитве, ибо все колокола града были разбиты сарацинами, Ричард Львиное Сердце понял, насколько это невыполнимо. Его не поддержат, за ним не пойдут. Не пойдут французы во главе с бургундцем Медведем, не пойдет строптивый Леопольд, не пойдут сирийские бароны, для которых важнее вернуть свои владения именно здесь, а не где-то в Египте. Однако… Есть еще итальянцы – венецианцы, генуэзцы, ломбардцы, пизанцы (все эти воины – торговцы!), – которым не может не понравиться план иметь свои базы на побережье богатого Египта. И было бы неплохо обещаниями будущих льгот отвлечь богатых генуэзцев от Конрада, который им ныне покровительствует. Может, именно они готовы будут направить свои галеры к берегам Египта.
– Господи, – Ричард опустился на колени перед распятием, – я только слуга Твой. Пусть же все случится по воле Твоей!
А за окном уже кто-то из крестоносцев пел:
Когда труба зовет в поход, Не время для утех.
Иерусалим нас всех зовет!
Наденем же доспех.
Иерусалим! Нет, он, глава воинства крестоносцев, должен прислушиваться к мнению тех, кого увлек за собой в далекую Палестину!
И все же в последующие дни Ричард был задумчив и погружен в себя. От размышлений его отвлекали только вылазки, которые он и его рыцари совершали в окрестностях Яффы. И, как обычно бывало, хорошая схватка бодрила и оживляла короля. Он был бесстрашен и дерзок настолько, что даже отчаянный в бою Медведь как-то заметил ему:
– Вы должны поостеречься, Ричард. Подумайте о нашем деле, государь! Вы душа воинства! Скорее баллиста будет стрелять без винта и рычага, чем христианское войско побеждать без короля Ричарда!
Тем не менее Ричард едва ли не каждый день отправлялся на конные разъезды, и редко когда дело обходилось без кровопролития. По сути, теперь для него повседневная реальность заключалась в убиении попадавшихся неверных. После очередной схватки, покидая поле боя, Ричард часто брал с собой по обычаю сарацин отрубленные головы павших, хотя случалось брать и пленных, среди которых порой попадались и эмиры. Они смотрели на страшного Мелека Рика с показной гордостью, но он видел в их глазах страх. После резни под Акрой они не верили, что их помилуют. И все же король приказал содержать их под надзором в почетном плену.
В один из дней, когда вернувшиеся после рейда вдоль побережья на юг корабли сообщили, что береговая линия выглядит спокойно, король решил отправиться в Аскалон. И занял его почти без происшествий.
Некогда это и впрямь была великая твердыня с огромными башнями и вознесенными на насыпях каменными стенами. Здесь не ощущалось жары, нежные зефиры колебали ветви гигантских кедров, которых в Аскалоне было не меньше, чем пальм и оливковых рощ вокруг. Просто дивный сад… И дивный город… до приказа Саладина о его разрушении. И все же Ричард решил восстановить и Аскалон.
Оставив в Аскалоне бо́льшую часть сопровождавшего его отряда, Ричард с малой его частью отправился назад. По пути сюда он убедился, что местность не уничтожена, здесь не было сарацинских наемников, и, когда за деревьями замелькали темные спины местных поджарых вепрей, его люди оживились. Как же всем захотелось поохотиться! Свежая свинина! Это не баранина местных жителей и не солонина, какую им привозили в бочках на кораблях.
– Я уже сейчас чувствую вкус жирной свинины! – кричал граф Лестер, погоняя коня между зарослей смоковниц и на ходу, как заправский сарацин, натягивая лук.
Охота вышла удачной. Пять диких молодых свиней стали их добычей, и рыцари прямо тут же, невдалеке от моря, развели костер и, освежевав туши, принялись жарить мясо на угольях. Аромат был потрясающий… А вкус! Рыцари с удовольствием смаковали мясо, запивая его легким красным вином.
После сытного обеда на воздухе спешить им не хотелось. Солнце еще стояло высоко, мягкое, нежаркое, ласкающее.
На берег набегали волны. Ричард, скинув шлем и распустив кольчугу, расположился под пальмой неподалеку от воды, смотрел на набегающие лазурные волны, на паривших над ними легких чаек… Он не заметил, как задремал.
Его разбудили встревоженные крики. На ходу затягивая пояс, Ричард поднялся. Рядом уже были его рыцари Бартоломью де Мортимер и анжуец Андрэ де Шовинье, которые закрыли короля щитами.
– Отступаем к лошадям, государь!
Осторожно отходя, Ричард видел, как уже яростно вступил в схватку Лестер, как сбил своим копьем всадника сарацина граф Генрих Шампанский. Но сарацин было слишком много, из зарослей выскакивали все новые и новые конники, размахивали саблями, истошно улюлюкали, наседали, тесня рыцарей к берегу и стараясь отсечь от лошадей. В воздухе засвистели стрелы, и прикрывавший короля Бартоломью, вскрикнув, получил оперенную стрелу в плечо, разбившую звенья его кольчуги. Ричард подхватил его, не дав упасть, и стал отступать, понимая, что они окружены и что им придется сражаться. А на нем даже шлема не было!
И вдруг он увидел… себя – свою алую накидку, свой плосковерхий шлем с ободом в виде стилизованной короны с зубьями наподобие дубовых листьев. Даже конь под ним был тот, какого он велел оседлать сегодня для поездки в Аскалон: не белоснежный Фейвел, а темно-гнедой жеребец нормандской породы. Сейчас жеребец взвился на дыбы, и всадник в шлеме-короне, взмахнув мечом, поскакал прочь, отчаянно выкрикивая:
– Сарацины! Я – король Ричард! Вы не смеете нападать на меня. Прочь!
Его былой противник, француз Робер де Бретейль!
В облачении короля Ричарда, на его коне!
Он стремительно пронесся мимо, увлекая за собой бо́льшую часть напавшего отряда.
– Мелек Рик! Мелек Рик! – вопили сарацины, погоняя своих лошадей, легких и быстрых, которые не несут тяжеловооруженного всадника, но которым не составит труда догнать могучего боевого коня.
Бретейль же, привстав на стременах и припав к гриве, стегал гнедого с яростью, которой Ричард никогда не позволял в обращении с благородным скакуном. И ошеломленный конь уносил де Бретейля все дальше и дальше, а следом, вопя и потрясая копьями, мчались сарацины.
– Коня мне! – приказал Ричард. – Мы нагоним их, мы спасем мессира Робера!
Лестер подъехал, удерживая в поводу чалую кобылу француза, и Ричард, едва передав Андрэ де Шовинье раненого Бартоломью, тут же оказался в седле. Но сначала ему пришлось схватиться с теми из сарацин, которые прикрывали воинов, погнавшихся за мнимым Мелеком Риком. Он разил и наседал на врагов, его меч обагрился кровью, он яростно рычал, разрубая их на части, снося им головы, сшибая с седла и топча копытами храпящей лошади.
Когда все было кончено, они долго скакали в надежде догнать де Бретейля и преследователей, пока Лестер не стал кричать, что это не имеет смысла, что так они нарвутся на новую засаду. Ричард натянул поводья, посмотрел на далекие холмы, где уже развеивалась поднятая ускакавшими пыль.
– Клянусь апостолами, я выручу тебя, француз! Ты спас меня, и теперь мой долг – показать, что я ценю верных рыцарей.
До самой Яффы Ричард не проронил больше ни слова. Так же молчалив он был и по приезде. А приехав, вызвал к себе Онфруа и продиктовал ему новое послание к Саладину. Тот выводил изысканной вязью на тонкой арабской бумаге:
«Мусульмане и франки смертельно истекают кровью, страна полностью разрушена, имущество и жизни приносятся в жертву обеими сторонами. Пришло время прекратить это. Наши спорные вопросы – Иерусалим, Святой Крест и страна. Иерусалим для нас – город великого поклонения, от которого мы не можем отказаться, даже если останется только один из нас. Мы не отступим, пока страна отсюда и до Иордана не станет землей Иерусалимского королевства. Крест, который для вас всего лишь кусок дерева, не имеющий ценности, для нас – важная святыня. Если вы все это отдадите, кровь перестанет литься и мы сможем договориться о мире, в котором нуждаемся как мы, так и вы».
Ричард хотел бы обговорить все спорные вопросы при личной встрече, а где и как это произойдет, он предлагал решить Салах ад-Дину. В заключение он упоминал о своем рыцаре Робере де Бретейле, которого захватили люди султана, приняв за самого Ричарда Львиное Сердце. Ричард сообщал, что готов обменять этого рыцаря на десять находившихся у него эмиров султана.
Онфруа де Торон даже перестал писать, изумленно взглянув на короля.
– Разумно ли это, Ваше Величество? Этот француз… Когда-то вы считали его своим врагом. И отдать за одного воина десяток эмиров…
– Он был в какой-то миг королем, Онфруа. И он спас меня. Это стоит больше, чем десяток каких-то неверных султана.
После отправки письма английский Лев долго сидел в одиночестве. Но, как оказалось, этот день принес ему еще не все горести. Ибо ближе к вечеру Ричарду привезли письма, одно из которых было от его человека из Рима. Прочитав послание, король взвыл, вскинувшись к просмоленной холстине, заменявшей в его покое свод.
– Ко всем чертям! – гаркнул он на Адама Толуорта, прибежавшего на его крик.
Письмо свернулось на столе, и Ричард отступил от него, словно опасаясь замараться, хотя и знал: это ему не поможет. Ибо он и так был уже испачкан клеветой. Клеветой своего союзника Филиппа Французского.
Поверенный Ричарда при дворе Папы Иннокентия сообщал в послании, что король Филипп Французский по пути домой заехал к святому престолу в Рим, где имел долгую беседу с понтификом и убедил Его Святейшество, чтобы тот счел его обет участия в крестовом походе выполненным. О, Филипп умел быть красноречивым! И даже свое малодушие и отказ от святого дела мог представить как подвиг: ведь будучи ослабленным болезнью, он поднялся с одра, отважно сражался, штурмуя Проклятую башню в Акре, и именно его штурм привел христианские войска к успеху. А потом… потом Филипп убедил Папу, что он был вынужден уехать из Святой земли из-за английского короля Ричарда.
Ричард яростно сжал кулак. Филипп, Филипп!.. Они играли еще мальчишками, они вместе охотились, спали на одном походном ложе в шатре, ели из одной тарелки. Как же ему нравился Филипп! Ричард многому учился у него, хотя порой и находил, что действия французского короля, скажем так, не слишком рыцарственные. Да, порой он разочаровывался в Капетинге, однако былая привязанность не проходила. И он знал, что всегда сможет подчинить себе Филиппа. Но всегда ли? Еще королева Элеонора пыталась убедить Ричарда, что между двумя монархами не может быть искренней дружбы, что однажды один предаст другого из государственных соображений. Матушка, как обычно, оказалась права. Разве не предал его Филипп, отказавшись от их общего обета отвоевать Гроб Господень! Жаловался, что все это из-за хворей, донимавших его… Можно подумать, что Ричарда они не мучают. Но вот Филипп уехал, а он, Ричард, разбил Саладина… И в душе надеялся, что Филипп, даже если и позавидует ему, не сможет не восхититься. И вот…
Шершавый свиток лежал перед Ричардом словно отравленная стрела.
«Его Величество Филипп Французский злословит по Вашему поводу перед Папой Римским. Он уверяет, что только Ваш яростный нрав и неумение ладить с людьми приводят к расколу среди предводителей крестоносцев. И если поход за освобождение Гроба Господнего окончится неудачей, то в этом будет только вина несдержанного короля Ричарда. Ибо Плантагенет желает присвоить себе все общие успехи в Святой земле и таким образом однажды разгонит свое воинство, как рыкающий лев разгоняет агнцев».
Ну, уж черта с два! Не дождется! Ричард покажет, что достоин выполнить свой обет. Он будет улыбаться лохматому бургундскому Медведю, он наладит отношения с Конрадом Монферратским, он испросит благословения у епископа де Бове, даже неудачником Леопольдом будет восхищаться – но он отвоюет с ними Иерусалим!
Это были сладкие надежды. Однако даже они не могли погасить горечь и разочарование Ричарда от известия о предательстве Филиппа. Как же они смогут дальше жить? Два короля, ставшие врагами. Ибо после случившегося Ричарду даже трудно представить, что он однажды сможет пожать коварному французу руку. Проклятый Филипп, разве он не понимает, что если Ричард лишится поддержки понтифика в Риме, если Папа не станет ратовать за приезд новых воинов-крестоносцев к берегам Леванта, то они могут проиграть!
Горько стеная, почти ничего не видя перед собой, король вышел на парапет стены, двинулся по ней, минуя строительные леса, переходя от одной башни к другой и словно не замечая салютовавших ему стражей. Он шел над морем, видел огни воинства своих крестоносцев у костров, где-то играла музыка, шумели разбиваемые о скальные гряды волны. Их пена казалась почти сияющей в свете растущей луны. На небе мерцали огромные яркие звезды. Вокруг были ночь и красота. В душе же Ричарда была только ночь.
– Государь, – раздался неподалеку негромкий нежный голос.
Ричард оглянулся и увидел Деву Кипра. Царевна медленно приближалась к нему, ее легкая светлая накидка развевалась на ветру, а высоко уложенные волосы сверкали нитями драгоценностей, какими она любила их обвивать.
Ричард церемонно поклонился ей по всем правилам придворного обхождения, снял перчатку, взял ее руку в свои, поцеловал. Как бы гадко ни было у него на душе, он должен вести себя с дамой галантно.
– Я рад видеть вас, прекрасная царевна.
