Текст книги "Крид: Советник Соломона (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– На всё ваша воля, мой царь. – сухо киваю в ответ. – Как я понял по вашему разговору с казначеем, то имеется нехватка бюджета? Возможно, новая столица съела слишком много золота… – Зара заиграл желваками, но всё же стерпел провокацию. – Только скажи, мой царь, и я тут же брошу к твоим ногам золотоносные копи Каффы и следом отправлюсь в нубийские царства. – поскольку я сделал шаг вперёд, то теперь знатно возвышался над ним, и было такое чувство, что я не спрашиваю, а ставлю его перед фактом, но так оно и было, ибо он сам загнал себя в это положение.

– Да, Крид, ты прав, – прошептал Зара, и в его глазах появилась боль. – Строительство новой столицы было ошибкой. Я не должен был так торопиться.

Но я не утратил своей холодной улыбки. Ибо видел, как Зара дрожит внутри. Видел его слабость. И я не собираюсь упустить эту возможность. И сделать царя ещё большим своим должником, именно так и работает влияние. Ты сделал для людей так много всего, что они не в силах тебе отказать. Нет, есть, конечно, уникумы, но с такими «животными» лоббирование своих интересов просто не работает.

Зара закрыл глаза, его руки сжались в кулаки. Он пытался собраться с мыслями, но я видел, что он уже сломлен. Он был моим должником, и я знал, что он будет делать все, что я скажу.

Но спустя миг он резко скрипнул зубами, и его глаза тут же наполнились силой и такой знакомой по нашей первой встрече уверенностью. Зара словно стряхнул со своих плеч пепел былого и гордо расправил плечи, и теперь это был не жалкий тиран и деспот, что потакает своим слабостям, а истинный правитель Абиссинии.

– На рассвете отправляешься в Каффу и подчиняешь её, слишком долго они были свободны. Затем идёшь в Нубию! Время пришло. После этой компании я признаю твою власть при совете. – сухо произнёс Зара. – Где там твой демон? – Умка неуверенно вышел из-за моей спины. – Ты хорошо поработал. Младенцы принадлежат тебе. А теперь вскрой ему глотку и запечатай обратно в книгу. – приказал Зара. – Сделка выполнена, и дети твои, но жить и учиться они будут здесь. Ну а ты, демон, отправляйся обратно в Ад. – он хищно улыбнулся.

Перевожу укоризненный взгляд на царя царей, но Зара лишь скупо кивает.

– Всё хорошо, мастер Крид. Из пепла пришли и в пепел уйдём. Позаботьтесь, пожалуйста, о детях. И спасибо, что позволили мне попробовать жизнь человека на вкус, я правда ценю это. А теперь прощайте, мастер… – уверенно произнёс Умка, на что я без слов соглашаюсь одними глазами, а следом в моих руках мелькает кинжал, что распарывает демону глотку, из которой пытается улизнуть его суть, но она тут же поглощается мною вновь, и демон мгновенно запечатывается внутри.

– Ты слышал его. – укоризненно обращаюсь к царю.

– Ладно… Возьми себе в кормление любой город и будем считать, что ничего не должен этим отродьям. – проигнорировал его слова, но, как показывает «время», люди не меняются, и с Зарой ситуация была аналогичной, власть разъедает, и со временем они думают, что и сам бог им не ровня, но за всё приходится платить рано или поздно.

Придав уже бездыханное тело чумного демона и в целом неплохого парня интроверта Умки адскому пламени, я выжег царю царей центр тронного зала, лишь пожав плечами на его укор во взгляде. Пускай теперь живёт с этим. Гарь от этого пламени невозможно убрать, и придётся менять всё напольное покрытие.

– Мой царь. – кивнув эфиопу с лёгкой издёвкой в голосе, я покинул столицу.

Слуга государства IV

Вы никогда не должны допускать, чтобы ваши замыслы пересекались, с мыслью – избежать войны, поскольку войны не следует избегать, а только отложить ее в вашу пользу

Макиавелли

***

Каффа расположилась относительно недалеко от Эфиопии и носило статус «государства» под условной защитой царя царей, но поскольку они ничего не платили и не призвали власти Зары, то и статус протектората со временем потерялся, именно поэтому им и нужно напомнить о своём месте в региональной политике и просто интегрировать в империю.

Путь до Бонге, столицы Каффы, был длинным и утомительным. Он проходил сквозь густые джунгли, где солнце с трудом пробивалось сквозь листву, и по бесплодным равнинам, где ветер носил пыль и песок. В дороге я встречал разнообразных людей: купцов, пастухов, охотников, всех их объединяло одно – они несли в себе тайны, загадки и бесконечные истории. Каждый из них, как будто невольно, становился частью мозаики, составляющей образ Каффы.

Я слышал истории о том, как вождь Каффы, чье имя звучало как гром, «Ньяма», осушил болото и освободил землю от злых духов, как он победил врагов Каффы в битве на реке, как он заставил небо пролить дождь в период засухи. Эти истории были переполнены чудесами и магией, и они заставляли меня задуматься о том, что данный царьёк неплохо работает с людскими массами.

Слухи летели передо мной, как птицы в небе. Одни рассказывали о богатстве Каффы, о том, что Ньяма собирает дань аж с четырёх десятков независимых правителей, что его сокровищницы полны золота и драгоценных камней. Другие шептались о его мощи, о том, что у него есть армия рабов, более многочисленная, чем звезды на небе. А третьи, с блеском в глазах, говорили о том, что он сам – бог, посланник с небес, что его власть абсолютна и не подвластна ни смертным, ни богам.

Я видел страх в глазах людей, когда они упоминали Ньяму. Но видел и уважение, и даже любовь. Они считали его своим защитником, своим спасителем. И это было даже по-своему забавно.

Каждый рассказ был не просто историей, а отпечатком жизни Каффы, отражением страхов и надежд ее населения. В них слышались и уважение, и страх, и недоверие. Это была мозаика из противоречивых кусков, составляющая необычный образ Ньямы, о котором я еще ничего толком не знал.

Я шептал себе под нос: «Бог? Работорговец? Собиратель дани?» Смешно. Он лишь человек.

После долгого путешествия, изнурительного от жары и пыли, я наконец достиг Бонге. Но вместо величественной столицы, о которой я мечтал, меня встретила обычная деревня, раскинувшаяся на холме, с редким частоколом из сухих веток и бедными хижинами из глины и соломы. Она ничем не отличалась от десятков других поселений, которые я видел по пути.

Солнце, уже клонившееся к закату, окрашивало небо в багровые тона, но не могло пробить густую завесу пыли, висевшую над деревней. Воздух был тяжелым, насыщенным запахом костра, земли и животных. Я остановился на краю деревенской площади, окинув глазом скудные постройки, и почувствовал разочарование.

Где же пышные дворцы, о которых мне рассказывали? Где сокровищницы, полные золота и драгоценностей? Где те величественные и могущественные воины, которые должны были охранять столицу Каффы?

Вместо этого я видел только бедность и уныние. Дети, голые и грязные, играли в пыли, их смех звучал хрипло и безрадостно. Они бегали между хижинами, словно маленькие животные, не обращая внимания на моё присутствие. Женщины, с грузом на головах, несли кувшины с водой из небольшой речки, протекающей по краю деревни. Их лица были изможденными, а глаза – тусклыми, словно у уставших птиц. Мужчины сидели на земле, опираясь на свои коленки, и разговаривали между собой глухим голосом. Их слова терялись в шуме ветра и шелесте листьев.

Я пытался найти какой-нибудь признак мощи и великолепия, о котором мне рассказывали. Но всё было просто и скучно.

На площади стоял деревянный столб, увенчанный черепом животного. Он был выкрашен в яркие цвета, как будто художник вложил в это дело всю свою душу. Череп был огромным, с острыми зубами и пустыми глазницами, которые смотрели на меня с немым укором. Он был украшен пестрыми перьями, которые трепетали на ветру.

И на нем был изображен странный символ, который я никогда ранее не видел. Он выглядел как сочетание круга и креста, но в нем было что-то еще. Круг был не совершенным, а немного искаженным, словно его изгиб был нарушен какой-то невидимой силой. Крест же был не прямым, а скорее извилистым, как будто он был вырезан из живого дерева, которое все еще пыталось сопротивляться своей участи.

Я подошел ближе к столбу и внимательно рассмотрел символ. Он был вырезан с такой точностью и мастерством, что казалось, что он не просто начертан, а вырос из самого дерева. Я попытался разобрать его значение, но он оставался для меня загадкой.

Население Бонге было необычайно многочисленным. Люди толпились на улицах, пересекались с грузами на ослах, с женщинами, несущими кувшины с водой, с детьми, играющими в пыли. Но в этой толпе было что-то не так.

Я заметил, что местные жители ходили по своим делам в сопровождении рабов. Иногда на одного местного жителя приходилось 3–4 «слуги», которые несли его покупки, выполняли какие-то поручения или просто стояли рядом, словно живые статуи. Я видел мускулистых мужчин, одетых в лохмотья, с грузом на плечах, и женщин с детьми на руках, которые беспрекословно выполняли капризы своих хозяев.

Бонге выглядел как столица рабов. И в этом было что-то отталкивающее, что-то, что заставляло меня чувствовать не только удивление, но и злобу. Я не мог понять, как можно быть так жестоким, как можно быть так безжалостным к своим собратьям.

«Разве все слухи правдивы?» – прошептал я себе под нос. «Разве Ньяма действительно собирает армию рабов?»

Что ж, это значит, что скоро он её лишится или низложит полномочия и голову. Ибо терпеть такое у себя под боком чревато, и нужно позаботиться об этом как можно скорее, а затем заняться и вопросами злата и экономики. Золото подождёт, а вот местный «бог» – нет.

Задумчиво продвигаясь по улицам Бонге, я ощущал, как моя ярость растекается вокруг, словно густой туман. Она была тяжелой, липкой, пропитывала воздух и заполняла все пространство. Она была моим оружием, моим щитом, моей защитой. И она была моей местью. Так что я слегка отпустил с поводка этого дикого зверя, что скрывался внутри. И дал почувствовать его давление всем вокруг.

Моя аура ярости тут же накрыла город с головой, миг, и рабы, встреченные на моем пути, впадали в бешенство. Их глаза застилала красная пелена, их губы сжимались в злую ухмылку. Оковы, которые так долго стесняли их движения, словно растворялись в воздухе и, разорванные, падали на землю. Они рычали, словно дикие звери, и с неистовой силой бросались на своих господ.

Я видел, как женщины, которые еще недавно несли кувшины с водой на головах, теперь с диким визгом раздирали в клочья одежду своих мучителей. Видел, как дети, которые еще недавно играли в пыли, теперь с невинными глазами глушили своих тюремщиков камнями. Видел, как мужчины, которые еще недавно сидели на земле и разговаривали глухим голосом, теперь с нечеловеческим рвением расслаивали плоть своих мучителей, и словно ножи проходили по мягкому маслу голыми руками.

За моей спиной текли реки крови, красной и густой как вино. Она забрызгивала стены хижин, пропитывала землю и становилась частью этой ужасающей картины. Я не обращал на нее внимания. Моя ярость была слишком велика, чтобы замечать столь незначительные детали. И шел вперед, к обиталищу местного царя, в сторону того, кто был виновен во всем этом безумии. И неважно, что это я начал резню. Виноват все равно кто-то другой, ведь так это и работает. Не так ли?

Я не останавливался. Не колебался. И был как цунами, обрушившееся на берег. Как огненный вихрь, пронесшийся по городу. Я был как чума, которая убивала всё на своем пути и заражающая всё новых и новых людей своим «злом». Люди боялись, и с их страхом расползалась и моя ярость.

И всё больше и больше рабов были «инфицированы» ей. Она распространялась по городу, словно зараза, передаваясь от одного человека к другому. Сначала это были незначительные проявления: нервный тик, неожиданная вспышка гнева, беспричинная агрессия. Но постепенно ярость набирала обороты, охватывая все новые и новые души.

Я видел, как рабы, которые еще недавно смиренно несли свои тяжести, теперь с дикой силой срывали с себя оковы. Их глаза горели ненавистью, их лица были искажены злобой. Они с неистовой силой бросались на своих мучителей, разрывая их на части голыми руками.

Женщины, которые еще недавно смиренно стирали белье у реки, теперь с диким криком убивали всех, кто попадался им на пути. Дети, которые еще недавно играли в пыли, теперь с жутким спокойствием резали горло своим прежним хозяевам кусками разбитых кувшинов. И в каждой части города картина была схожа, но слегка отличалась.

Бонге был погружен в хаос. Улицы заполнили крики, стоны, рев. Пожар охватывал хижины одну за другой, отбрасывая мрачные тени на ужасающие сцены, разыгрывающиеся вокруг. Я видел, как бедные жилища превращаются в пылающие факелы, как дым поднимается к небу, словно черный туман.

И молча чувствовал тяжесть своей ярости. Она была не только моим оружием, но и моим проклятием. И теперь я не мог остановить это безумие. Но самое удивительное, что всё шло ровно так, как и задумано. Хаос – это лестница, и один упадёт, а другой же возвысится. Я стал виновником этого хаоса, и я не мог сделать ничего, кроме как наблюдать, как он пожирает все на своем пути. Но в этом и суть ловли рыбки в мутной воде.

Я стоял на краю площади и смотрел, как Бонге горит и рушится. Видел, как рабы убивают своих мучителей. Но в этом безумии и страхе я понимал, что я окончательно стал чудовищем. И уж никак не святым, как орали те простачки на площади имперской столицы. И я не знал, что меня ждет дальше. Но у меня был план, и я просто следовал ему.

У бессмертного нет цели. Лишь путь!

И когда Бонге уже во всю пылал, когда его улицы были заполнены трупами, когда в воздухе висели дым и запах гари, то я, наконец, убрал свою ауру. Это было как отпустить тяжелый груз, который я нес в себе все это время. Я остановился, словно очнувшись от сна, и огляделся вокруг.

Всё вокруг было покрыто пеплом и кровью. Хижины, которые еще недавно были домами, теперь были только кучами обгоревших бревен. Люди, которые еще недавно жили в них, теперь лежали на земле, неподвижные и холодные. Воздух был насыщен запахом гари и крови. Он щипал в носу и вызывал кашель. Я попытался сделать вдох, но воздух казался тяжелым и душным.

Но рабы уже во всю упивались этим безумием и местью. Их глаза, раньше тусклые и покорные, теперь горели огнем, отражая не только злость, но и невиданную ранее радость от освобождения. Их лица, изможденные и безразличные, теперь были искажены злостью и жестокостью, но в них считывалась и некая дикая свобода, отсутствие страха и сомнений. Их руки, раньше грубые и потрескавшиеся от тяжелого труда, теперь были запачканы кровью, но они держали оружие с необычной уверенностью и ловкостью.

Они не хотели останавливаться. Их месть была слишком сладкой, слишком долгожданной. Они упивались властью, которая впервые пришла к ним. Они чувствовали себя свободными, словно птицы, выпущенные из клетки. И они не хотели возвращаться к прежней жизни.

Я огляделся вокруг. Бонге был уничтожен. Город, который когда-то был домом для многих людей, теперь был только кучей пепла и развалин. И в этом хаосе я увидел свое отражение. Но это было только начало, и я был по-своему доволен, ибо лишний рычаг давления на царя вовсе не лишний.

Насвистывая легкий мотив, я продвигался по улицам Бонге, уже не обращая внимания на безумие, которое царило вокруг. Рабы бесновались, их господа бежали в ужасе, город был погружен в хаос, но меня это уже не волновало. Я был погружен в свои мысли, и это безумие казалось мне теперь лишь легким шумом на заднем фоне.

Я уклонялся от бегущих людей, от падающих предметов, от клубов дыма и искр, словно танцуя в пламени пожара. Ни одна из этих сцен не вызывала у меня ни удивления, ни страха, ни сожаления. Я просто продолжал идти вперед, к своей цели. И вот я наконец-то достиг дворца царя. Он был не таким, как я представлял себе. В моих представлениях он был огромным и величественным зданием, украшенным золотом и драгоценными камнями. Но реальность оказалась намного прозаичнее. Это был простой дом, чуть лучше и выше всех остальных, что стояли в Бонге. Он был построен из дерева и глины, как и все остальные хижины, но он был более просторным и имел второй этаж. На крыше были установлены несколько башен, но они выглядели скорее функционально, чем декоративно.

Задумчиво остановился перед дворцом и посмотрел на него с нескрываемым пренебрежением. Я слишком привык к роскоши и уже не рассматривал таких «царей» за правителей. Они были просто людьми, жившими в своих убогих хижинах, и их власть была ничтожной по сравнению с той силой, что я видел. Взялся за ручку двери, и она отворилась с легким скрипом, и я вступил внутрь.

Внутри дворца все было еще более скромно. Вместо богатства и роскоши, меня встретили простота и практичность. Стены были обшиты шкурами диких животных: леопардов, антилоп, слонов. Они были грубо обработаны, но имели свое своеобразное очарование. На стенах висели резные и разукрашенные ритуальные маски, отражающие духов и богов местных племен. Они были страшными и загадочными, с широкими ртами, выпученными глазами и острыми зубами. Они казались живыми, словно наблюдали за мной своими непроницаемыми взглядами.

Вдоль стен стояли стойки с оружием. Я видел каменные топоры, копья с наконечниками из костей, луки и стрелы, пращи. Все это было довольно примитивным. Света было крайне мало. Солнце уже зашло, и единственным источником освещения являлся небольшой костёр, что горел в центре комнаты. От него исходил мягкий, тёплый свет, который создавал странные тени на стенах и на масках.

Я пошел вглубь дворца, стараясь разглядеть его в полумраке. Воздух был сырым и тяжелым, пах дымком и чем-то еще, не поддающимся определению. Стены были увешаны шкурами, масками и оружием, словно хотели отпугнуть незваного гостя. Но меня это не пугало. Я шел вперед с уверенностью носорога.

И вот я оказался в самом сердце дворца, посреди различных шкур и черепов. В позе лотоса, на небольшом подиуме, сидел угольно-черный царь. Он был худым, с провалившимися щеками и глубокими морщинами, которые пересекали его лицо, словно трещины на старой глиняной вазе. Его глаза сверкали желтым необычным огнем, словно в них горели два маленьких солнца.

В его образе было что-то не так. Он выглядел болезненным, словно его жизненные силы угасали с каждым вдохом. Но в то же время в нем была необычайная сила, которая словно пробивалась сквозь его слабость. И я понимал, что он не просто болен, а одержим.

– Это ты демон? – царь усмехнулся, его голос был хриплым и слабым, словно он говорил через туман. – И почему тебя называют святым? Не понимаю! Ты предал мой город огню. Убил моих людей. Что тебе нужно, злой дух? – он прошипел эти слова, словно хотел пронзить меня.

– Одна небольшая сделка, и ты получишь всё, что было раньше, и, возможно, даже больше, – хищно улыбнулся я в ответ.

Я был готов заключить сделку, и я знал, что он ее примет. Ведь у него не было выбора. Он был слаб. Он был одержим. И он отчаянно нуждался в помощи. А я был тем, кто мог ему помочь.

– Что ты имеешь в виду? – спросил царь, его глаза сузились, словно он пытался проникнуть в мою душу и разобраться в моих намерениях.

– Это не важно. Важно то, что я могу тебе дать, – сказал я, и моя улыбка стала еще шире. – Я могу вернуть тебе твой город, я могу вернуть тебе мощь, я могу вернуть тебе то, что ты потерял.

– Но что я должен тебе за это? – спросил царь, его голос звучал немного увереннее, словно он уже начинал верить в мои слова.

– Это не важно. Важно то, что ты получишь, – повторил я. – И я уверен, что ты будешь доволен сделкой.

И я подошел ближе к нему, готовый заключить сделку с тем, кто был готов продать свою душу ради мощи и власти.

– Ты просто станешь «верным» мне, а твоя армия вторгнется в нубийские царства. Это честная сделка. Верность в обмен на жизнь! – я хищно улыбнулся, протягивая руку для подтверждения сделки.

– Хорошо, – он слабо пожал мою руку в ответ, и его дворец заполнил бирюзовый свет.

Слуга государства V

Не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут.

Макиавелли

***

Всё шло точно, как я и задумал, отправив весточку Елене, я направился в Нубийские царства. Призвав пять легионов прямиком из Инферно, я без каких-либо проблем подчинил эту область и выстроил укрепления на границе с активизировавшимся Мамлюкским государством.

Ветер донес до моих ушей шепот, полный тревоги и волнения. Духи, обитающие в песках, несли весть о буре, разразившейся в сердце империи. В столице вспыхнуло восстание, поднятое Гедеоном, полководцем из древнего и благородного рода. Его имя эхом прокатилось по стенам дворца, а его знамя, вышитое золотом и пурпуром, взметнулось над башнями, словно крик о свободе.

Все войска в столице Абиссинской империи, в величественном городе Констансе, присягнули Гедеону. Их сердца, как единый пульс, бились в унисон с его призывом к свободе, с его стремлением вернуть империи былую славу.

Гедеон, сын древних правителей, воплощение славного прошлого Абиссинии, восстал, словно феникс из пепла. Он стоял на пороге дворца, окруженный воинами, которые доверяли ему, как отцу, и готовы были отдать за него свои жизни.

Но Зара, хитрый и прагматичный правитель, не оставил себя без защиты. Он был не из тех, кто готов уступить власть без борьбы. В глубине своей души он понимал, что его правление окончено, что его звезда закатилась. Но он не хотел уходить из жизни так просто.

Зара, чувствуя, как земля уходит из-под ног, обратился к последнему средству – к арабским наемникам. Он знал, что это опасная игра, но у него не осталось выбора. Он пригласил их из далеких пустынь, где жизнь была жестокой и беспощадной, где песок был красным от крови и где ветер нес не только песчаные бури, но и шепот смерти.

Эти воины были не просто наемниками, они были хищниками, которые жили только для того, чтобы убивать. Их глаза были холодными и бесстрастными, как глаза пустыни, а их руки были грубыми и мозолистыми, как кора старых деревьев. Они носили с собой блестящие сабли, которые были острыми, как лезвия бритвы. А их железные сердца не знали ни сострадания, ни жалости.

Они пришли в Констанс, словно саранча, которая покрывает все на своем пути. Их приход был сопровожден треском копыт и грохотом доспехов, а их лица были закрыты черными платками, которые делали их еще более угрожающими.

Зара предложил им золотую гору за их услуги. Он обещал им богатство, славные трофеи и нескончаемую власть. Он говорил им о своих врагах и о тех, кто хотел его свергнуть. Зара обещал смерть всем, кто посмеет поднять руку против его власти.

Арабские наемники слушали его слова с невозмутимым спокойствием. Они уже достаточно повидали на войне и видели много боли и страданий. Но блеск золота и обещание власти зажгли в их глазах искру жадности. И были готовы за денежную награду убить каждого, кто попадется им на пути. Их приход в Констанс был не просто военным шагом, это был приговор городу, который уже был осужден на смерть.

Констанс, некогда величественный город, утопал в крови. Его улицы, по которым когда-то проходили торжественные процессии, теперь были усеяны телами воинов, словно увядшие цветы на могильном холме. Город, который был символом красоты и великолепия, превратился в кровавую ванну.

Каждая мостовая плита была окрашена в багряный цвет, каждая стена испещрена следами сражений. Там, где когда-то звучала музыка и смех, теперь стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь звуком падающих тел и стонами раненых.

Солнце светило над Констансом, но его лучи не могли проникнуть сквозь туман крови и пороха, который висел над городом. Этот туман был насыщен запахами смерти, отчаяния и злости. В нем угадывались мольбы о милосердии, которые никто не слышал.

Возле фонтана, где когда-то дети играли в воде, лежал мёртвый рыцарь, его доспехи были покрыты кровью, а лицо было застывшим в выражении немой боли. Рядом с ним лежала молодая девушка. Её руки были крепко сжаты в кулаки, как будто она изо всех сил пыталась удержать свою жизнь. На площади, где когда-то люди наслаждались музыкой и зрелищами, лежал мёртвый музыкант. Его руки были крепко сжаты вокруг скрипки, словно он пытался сыграть последнюю мелодию.

В воздухе висел тяжелый запах крови и пороха, и в нем угадывались то отчаяние, то злость, то мольба о милосердии. Но милосердия не было, была только смерть, которая шагала по улицам Констанса, убивая все на своем пути.

Город умирал. Он умирал медленно, мучительно, и никто не мог сказать, когда он издаст свой последний вздох.

И никто не мог сказать, как будет кончаться эта война. В воздухе висело незримое напряжение, словно перед грозой, которая могла разразиться в любой момент. Будет ли она окончена победой Гедеона, будет ли он в силах вернуть империи былую славу, или же Зара устоит, и Абиссиния останется под его властью?

Над Констансом висело небо, затянутое темными тучами. Они были тяжелыми и неподвижными, словно самые темные мысли, которые рождались в сердцах людей. Ветер не мог проникнуть сквозь их толщу, и город утопал в затишье перед бурей.

Гедеон, окруженный своими воинами, стоял на балконе дворца. Его глаза были полны решимости, но в них также угадывалась тревога. И он знал, что впереди его ждет тяжелая борьба. Однако он не был уверен, что сможет ее выиграть.

Зара, окруженный арабскими наемниками, находился в глубине дворца. Он смотрел на свои руки, сжимающие золотой кубок, и пытался успокоить свою душу. Ибо знал, что его власть пошатнулась, и он не был уверен, что сможет ее удержать.

Между ними стояла стена, стена непроходимых сомнений и страхов. Они были врагами, но в глубине души каждый из них понимал, что они оба играют в одну и ту же игру, игру за власть, за жизнь, за будущее.

На улицах Констанса люди жили в страхе. Они не знали, кому отдать свою верность, кому верить. Их жизнь висела на волоске, и они могли потерять все в любой момент.

В этом затишье перед бурей все ожидали знака. Знака, который скажет им, кто победит в этой войне. Знака, который определит судьбу Абиссинии.

Но знака не было. И только тишина висела над городом, словно гробовая тишина, которая грозила поглотить их всех.

В воздухе витал запах победы. Гедеон, окруженный своими верными соратниками, радовался успеху. Войска Зары были разбиты, его власть пошатнулась, и казалось, что Абиссиния наконец-то обрела свободу. В честь предстоящей победы был устроен пир, на который были приглашены все ближайшие соратники Гедеона. Стол ломился от изысканных блюд, а вино текло рекой. Гедеон, охваченный радостью и уверенностью в будущем, пил, не жалея себя. Он верил, что всё закончилось, что он победил.

Однако судьба имела свои планы. Случай, непредсказуемый и неумолимый, решил всё. В вине, которое пил Гедеон и его ближайшие соратники, была самая дешёвая, но действенная отрава. Они не заметили ничего необычного, не ощутили вкуса смерти, который скрывался в этом напитке. Но яд сработал быстро, и вскоре Гедеон и его соратники оказались на пороге смерти.

Зара, который тайно организовал этот зловещий пир, вышел победителем из очередного конфликта. Он выиграл не честной схваткой, а с помощью коварства и предательства. Он выиграл жизнь, но потерял нечто большее.

Однако судьба иронична и несправедлива. В ту же ночь, когда Гедеон и его соратники умирали от отравления, один из арабских наемников, которых пригласил Зара, украл из его библиотеки одну крайне любопытную книгу. Эта книга содержала древние заклинания, которые могли быть использованы как для блага, так и для зла.

Зара не подозревал, что книга исчезла, и поэтому не мог предвидеть последствий ее потери. Он был уверен, что победил, что его власть безоговорочна. Он радовался своей победе, не замечая, что смерть уже приблизилась к нему.

Здоровье царя царей тут же пошло вниз. Он начал чувствовать слабость, у него появились галлюцинации, и он уже не мог контролировать свое тело. В глазах его угасала жизнь, и он понимал, что он умирает. А ведь казалось бы, что он уже победил. Он убил своего противника, он укрепил свою власть, он достиг всего, чего хотел. Но судьба решила по-своему, и он умирал, как обычный человек, не оставшись ни с чем, кроме пустоты и отчаяния.

Я закончил строительство стены, которая отделяла меня от пустыни и от всех ее неприятностей. Она стояла высокой и непроницаемой, как моя собственная броня. Я отправился морем в столицу, в Констанс, чтобы узнать, как сложилась судьба моего города и моей империи.

Когда моя галера причалила к берегу, меня встретил тяжелый запах крови и горечи. Он висел над городом, словно туман, напоминая о недавних сражениях и о том, что произошло.

Констанс встретил меня трауром, словно тяжелый полог, опустившийся над городом. Он был не просто печальным, он был удручающим, давящим своей атмосферой отчаяния и безысходности. Улицы, по которым когда-то шумела жизнь, теперь были усыпаны телами, словно увядшие цветы на могильном холме. Они лежали в разных позах, одетые в разные одежды, но все они были объединены одной ужасной судьбой.

Некоторые тела были уже «остывшими» после череды вспыхнувших болезней, их лица застыли в выражении немой боли. Другие еще дышали, но их глаза были пустыми, а губы шептали бессмысленные слова. Люди ходили с поникшими головами, их лица были бледными от страха и печали. Они не смели поднять глаза, не смели смотреть на тела, которые лежали у них под ногами. Они просто шли вперед, словно зомби, не видя ничего вокруг. В воздухе стоял тяжёлый запах крови и гнили, который вызывал отвращение. Я оказался в месте, где жизнь прекратилась, а смерть безраздельно властвовала.

В храмах Констанса звучали колокола, их гулкий звон разносился по всему городу, проникая в каждый дом, в каждую душу. Звук этот был не радостным, а скорее тревожным, словно предвестник чего-то неизбежного. Люди толпились у входов в храмы, их лица были поникшими, их глаза полны тревоги. Они пришли молиться за здравие Зары, их царя, который был болен. Никто не знал, что с ним произошло, но все чувствовали, что что-то не так.

В воздухе витал не просто запах ладана и свечей, а что-то еще, нечто невыразимое словами, что проникало в душу и заставляло дрожать от страха. Священники в белых ризах стояли перед алтарями, их голоса звучали монотонно и безжизненно. Они читали молитвы, но их слова не приносили утешения.

В глубине храмов горели свечи, их пламя дрожало и трепетало, словно отражая внутреннюю тревогу верующих.

Люди молились за царя, за его здоровье, за спасенье его души. Но в их глазах угадывался не только страх, но и недоверие. Они не верили, что царь может выздороветь. Они чувствовали, что их мир трещит по швам, что что-то неизбежное наступает.