Текст книги "Гувернантка"
Автор книги: Сильвия Сарк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 8
Павел стоял подле пустого стойла Орла, испуганный. Когда Софи подбежала к нему, он, сразу смекнул, что к чему. Прежде чем она успела что-то сказать, Павел вывел Акулину и принялся ее седлать. Конюх не терял времени даром, коротко отвечая на вопросы Софи.
– В Кравское? – спросила она. Павел кивнул.
– Там и вправду бунт?
– Молодой барин может попасть в беду. Езжайте, сперва в усадьбу. Беспорядки там…
– Помедленней говори, Павел, помедленней, – попросила Софи. Она надеялась, что еще успеет догнать Алексиса.
– Я бы тоже поехал, – вздохнул Павел, – да негоже, бить своих. Собаки не грызут собак. Это дело волков.
– Тебе не следует вмешиваться. К тебе это не имеет отношения, Павел. Я скоро вернусь с Алексисом, и никто ничего не узнает. Если повезет, мы даже не подъедем к Кравскому. А ты должен слушаться приказов.
Павел посмотрел вслед Софи.
«Какая, смелая!» – с восхищением подумал он. Почесал затылок и вдруг, что было мочи кинулся через задний двор – туда, где Софи как раз появилась из-за кустов орешника. Он схватил ее лошадь за узду.
– Пусть молодой барин получит хороший урок, барышня. Орел не выезжал целую неделю. – Он скривил губы в усмешке.
Софи отстранила его.
– Нет, Павел, нет! Есть и другая причина…
Закусив удила, Орел несся быстрее ветра. Алексис, испытывая одновременно страх и восторг, старался удержаться в седле. Мимо на стремительной скорости мелькал лес. Болотистые участки, попадавшиеся частенько, не были препятствием для Орла. Алексис припал к холке коня, боясь смотреть по сторонам. Он держался кромки леса, вместо того чтобы ехать знакомым окольным путем в сторону Кравского. Мальчик потерял фуражку, и теперь его волосы развевались на ветру. Но он продолжал мчаться, опасаясь лишь одного – как бы Орел не пронесся мимо Кравского.
– Не оказаться на полпути к Петербургу, прежде чем я сумею остановить коня, – пробормотал Алексис, начиная все сильнее бояться Орла, самого себя и гнева дяди, когда тот обо всем узнает.
– Остановись! Остановись! – крикнула ему Софи, выезжая из зарослей кустарника так внезапно, что Орел, попятившись, свернул в сторону, едва не скинув седока. Мальчик резко натянул поводья, вздыбив коня, затем вновь осадил его. Орел был весь в мыле и тяжело дышал.
– Он нагнал все, что пропустил за неделю, – сообщил мальчик. – Зачем вы поскакали за мной, мисс Джонсон? Вы не имели на это права. – Алексис с трудом переводил дыхание.
Орел стоял смирный, как ягненок. Но это не уменьшило гнева Софи.
– У меня есть на это все права. А если бы вы разбились насмерть? Вы повели себя как настоящий глупец. Хуже того – втянули в беду Павла. Вы же знаете, он может поплатиться за то, что позволил вам взять Орла.
– Вы слишком печетесь о мужиках, мисс Джонсон. Больше, чем Павел того заслуживает. Он спокойно снес бы порку и сразу бы забыл о ней.
– А вы? Вы собираетесь прожить всю жизнь так, чтобы побои доставались другим?
Алексис закусил губу от гнева.
– Я не желаю спорить с вами, мисс Джонсон. Я привык подчиняться мужчинам, а не женщине. И могу приказать вам вернуться назад.
– Да как вы смеете! – Глаза Софи гневно сверкнули, и Алексис почувствовал себя пристыженным. – Немедленно возвращайтесь. Мы совсем близко от Кравского, и, если, как вы считаете, там затеяли бунт, я не позволю вам ввязываться в это. Вы добились своего – показали, что прекрасно управляете Орлом. Раз вы настаиваете на том, чтобы вам приказывали, то возвращайтесь домой и подчиняйтесь… хотя бы мистеру Хенвеллу. – Софи, сама не желая того, едва не улыбнулась. Бесстрашие мальчика и его непокорность вызывали у нее симпатию.
– А дядя вернулся в Обухово?
– Я не знаю, вернулся ли князь ночью.
– Его ждали. Думаю, он мог приехать.
Орел начал беспокойно перебирать ногами, раздувая ноздри. Акулина тревожно тряхнула гривой.
– Огонь! – воскликнул Алексис. – Должно быть, горит сено. Вы чувствуете запах?
Софи поняла, что в Кравском и вправду что-то стряслось. Алексиса ни в коем случае нельзя было пускать туда.
– Может, это в лесу? – спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила: – Возвращайтесь той же дорогой, какой вы ехали сюда.
– Я еду в Кравское. Это мой долг, и я не шучу. Страх заставил Софи действовать. Она легонько стегнула Орла кнутом. При других обстоятельствах конь не стал бы ее слушаться. Но напряженное, словно струна, животное резко отпрянуло в сторону и, развернувшись, понесло разгневанного Алексиса, в противоположную от Кравского сторону, обратно в Обухово. Теперь уже мальчик был не в силах заставить Орла изменить курс.
«Алексис никогда мне этого не простит», – подумала Софи. Она унизила мальчика в его собственных глазах. Но она также знала: в Кравском случилась беда, и ради собственной безопасности ей следовало повернуть за Алексисом. Но что-то толкало ее вперед.
Она колебалась. Но странная сила влекла ее в Кравское.
Усадьба стояла в стороне от деревни, как и показал Павел. Направляясь к дому, Софи увидела дым, поднимающийся над постройкой, находившейся неподалеку от особняка – простого, но не лишенного изящества здания, окруженного цветущими глициниями, словно голубым туманом. Большая часть окон была закрыта, придавая дому одинокий вид. Вдоль всего фасада шла длинная веранда, увитая ползущими стеблями вьюнка с голубыми цветами.
Резкий контраст этой красоте составляла собравшаяся перед домом толпа: целая армия, как показалось Софи, нечесаных, бородатых мужиков с топорами и вилами, зловеще блестящими на солнце. С верхнего этажа дома вниз летели домашняя утварь и мебель.
Софи застыла от ужаса и, оставаясь незамеченной, наблюдала за происходящим. На земле валялись разломанные стулья, обитые парчой диваны, а из напиравшей сзади толпы доносились грозные выкрики, из них Софи сумела разобрать лишь два слова: «земля» и «наша». «Это наша земля! – кричали они. – Она наша, она полита, нашим потом!» А тем временем над сараем поднимался высокий столб дыма, сквозь который с треском прорывались золотистые языки пламени.
– Глупцы! – закричала Софи, и собственный голос показался ей чужим. – Вы просто глупцы! Подождите! Скоро земля и так станет вашей!
Они повернулись все разом, удивленные, и в немом изумлении уставились на спускающуюся с вершины холма наездницу. Почти в то же мгновение на веранде дома возникла могучая фигура мужчины с ружьем в руках. Князь!
Толпа застыла между всадницей и мужчиной на веранде. Затем кто-то выкрикнул:
– Мы пришли заявить свои права, барин! Мы пришли за тем, что принадлежит нам по праву!
Насмешливый голос мужика потерялся в ропоте толпы, но со стороны веранды донесся другой, властный голос:
– Идите и берите!
Огонь, охвативший сарай, разгорался, и тут все увидели в руках князя пергамент.
– Это мой манифест вашей вольности. Он дарует волю и землю всем вам!
Крестьянин, кричавший перед этим, бросился к веранде, размахивая топором.
– Мы сами возьмем, что нам надо! На кой нам манифест!
Князь вскинул ружье. Какой-то мужик выбежал из толпы и бросил стул в огонь полыхавшего сарая. Софи, удерживая Акулину у края толпы, не сводила глаз с князя.
– Идите и берите, это ваше! – крикнул он.
Он нацелил ружье на толпу. Крестьяне стояли неподвижно, затем кинулись вперед. И почти одновременно с ними Софи, слепо повинуясь инстинкту, бросилась к веранде, где стоял князь, закрытый от нее толпой. Акулина рванула сквозь толпу, расчищая себе путь. Какой-то человек попытался схватить ее за уздцы, но сквозь крики, ругань и бешеное ржание кобылы Софи продолжала рваться вперед к возвышающейся на веранде фигуре.
– Стреляйте! Стреляйте! – крикнула она, когда топоры и вилы грозно придвинулись ближе.
Но князь не стал стрелять. Он положил ружье у ног на пол веранды.
– Идите и берите то, что принадлежит вам, – тихо повторил он.
По умолкшей теперь толпе пробежал испуганный ропот. Под твердым взглядом князя один из мужиков попятился. Толпа медлила, сомневаясь. В это время Софи добралась до веранды, под которой стоял мужик, бросивший стул в огонь. Пьяный, он рванулся вперед, чтобы схватить девушку. Его злобное лицо оказалось совсем близко, и Софии, что было сил пнула мужика. Тот покачнулся и, не удержавшись, полетел кубарем.
Когда он поднялся, растерянный, послышался взрыв хохота. Сбитые с толку поступком князя, сложившего у ног ружье, крестьяне словно оцепенели. Поступок Софи, одним ударом ноги, свалившей здоровенного мужика, разорвал напряжение. Теперь они хохотали от души, опершись на вилы, которыми только что собирались проткнуть своего барина.
Однако князь не смеялся. Он так и стоял, не двинувшись с места. Сначала один крестьянин, поймав его взгляд, перестал смеяться, потом другой, пока все они, наконец, не умолкли, покорные как ягнята. На лицах многих отразился страх.
– Возвращайтесь на поле к работе! – крикнул князь. Неожиданно он указал рукой на сбитого Софи мужика. – Эй, Василий, принеси воду из ручья и залей огонь в сарае. Возьми себе в помощь с десяток человек, да поживей! К полудню все должно находиться на своих местах. Урон будет подсчитан. Жду вас завтра утром, дабы все уладить.
– А как же манифест, барин? – робко поинтересовался Михаил, деревенский староста.
Князь словно пригвоздил его к месту твердым взглядом:
– Теперь когда мне будет угодно. Вы тут уже дали себе волю.
Мужик поклонился до земли:
– Бес попутал, барин.
– Он так и будет вас путать. Вы же знали, что вам обещано.
– Да, барин, знали. Но Георгий Петрович больно крут с нами, а вы, барин, редко здесь бываете. Дом заперт, и жаловаться некому.
– Но как вы жаловались сегодня? С вилами да топорами! Если я велю, вас всех выдерут на заднем дворе. Ступайте прочь, и принесите жалобу, как положено.
Князь подождал, пока крестьянин отошел. Затем повернулся к Софии, стоящей поодаль на веранде:
– Будьте добры, мисс Джонсон, объясните, что вы здесь делаете?
– Я каталась неподалеку и почувствовала запах гари.
– Катались? Что за наряд на вас, позвольте узнать?
– Я покинула Обухово в спешке.
– Так вы почувствовали запах гари от самого Обухова?
– Возможно…
– Хм… Вам лучше войти в дом и немного отдохнуть.
– Акулина, князь…
– Ее отведут в конюшню. Крестьяне знают моих лошадей. Ради бога, войдите в дом. Надеюсь, вы не собираетесь падать в обморок?
– Со мной такого еще не случалось.
– Боюсь случай, упущен. Никогда бы не подумал, что в такой маленькой ножке столько силы.
Князь глянул на башмачок Софи, виднеющийся из-под подола юбки. Его голос и взгляд выдали еле сдерживаемую страсть. Подождав, пока Софи поднимется по ступеням, он указал рукой в сторону открытой двери:
– Здесь нет слуг. Если не считать управляющего. Но Георгий Петрович заперся в чулане. Я сам закрыл его на замок для большей безопасности. Крестьяне могли разорвать его на куски. Видите ли, всегда должен найтись козел отпущения.
Говоря это, князь ввел Софи в прохладную длинную комнату. Сквозь закрытые ставни в нее проникали лучи света, отражаясь на паркетном полу.
– Может, вы немного отдохнете? – предложил князь. – Утро выдалось для вас напряженное. – Он улыбнулся. – А я пока выпущу Петровича и посмотрю, как обстоят дела с сараем. Слава богу, в нем не было скота. До рассвета он пасется на пастбище. Могу предложить вам вина, хотите?
– Нет, спасибо. Мне ничего не нужно. Разве что немного отдыха. – Софи с наслаждением опустилась в мягкое кресло. Случившееся этим утром было столь странным и ужасающим, что пребывание наедине с князем в пустом доме не казалось ей таким уж страшным. Сейчас главное – объяснить князю свое присутствие здесь, не втягивая в это Алексиса. Но, поразмыслив, девушка пришла к выводу, что это невозможно. Факты есть факты. И он должен знать правду.
Неожиданно навалилась усталость, и Софи закрыла глаза. Когда же она их открыла – ей показалось, что буквально через минуту – то увидела перед собой князя.
– Должно быть, я уснула, – сказала она смущенно.
– Вы проспали целый час. За это время я вызволил Петровича, отдал необходимые распоряжения и осмотрел сгоревший сарай. Его в любом случае пришлось бы чинить. Будь сарай новым, не миновать зачинщикам бунта наказания. Но и у мужиков есть своя правда. Петрович крут и несправедлив с ними. Но мы во всем разберемся. Петровича, видно, придется отсюда убрать. – Князь говорил торопливо. – Вы не удивились, почему я здесь? – добавил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я нашел в своем петербургском доме письмо. Петрович предвидел бунт. Я прибыл рано утром и обнаружил, что в дом вломились крестьяне. Они, едва не порешили управляющего. Но это теперь не важно. Главное – я здесь. А вы?
Он медленно поднял Софи на ноги. Его серые глаза настойчиво смотрели на нее. Он стоял так близко, что Софи ощущала исходящую от него мужскую силу.
– Вы не должны сердиться на Алексиса, – отозвалась девушка. – Я здесь из-за него. Но… – Она запнулась под его проницательным взглядом.
– Вы думаете, я это хочу знать? – Его голос прозвучал совсем тихо.
– Нет, – медленно проговорила смутившаяся Софи. – Не думаю…
Князь медленно притянул ее к себе, сначала осторожно, потом крепко обнял. От прикосновения его губ сердце Софи забилось, как испуганная птица в клетке. Она, будто в тумане, чувствовала, что он расстегнул ворот ее платья и теперь ласкает ее шею… Софи охватила дрожь… Ведь именно этого она ждала с первой их встречи.
– Какая хрупкая, нежная шейка. Ее так легко сломать, – прошептал князь. – И все же вы – мой сороковой медведь.
Он улыбался, глядя на нее сверху вниз.
– Ваш сороковой медведь? – эхом подхватила она.
– Единственный медведь, которого охотник по-настоящему боится. Человек может убивать множество раз, оставаясь без единой царапины. Но сороковой медведь – его смерть и его судьба. Не смейтесь, Софи. Вы моя судьба, мой сороковой медведь. Мне кажется, я всегда это знал, всегда чувствовал. Я люблю вас… Я хочу жениться на вас. Вы согласны выйти за меня? Я прошу вас об этом не под влиянием момента. Я долго думал, долго боролся с собой. Вы должны хорошенько подумать, прежде чем ответить мне.
– И побороться с собой?
– Сороковой медведь не борется. Он наносит единственный удар… и все кончено. – Князь улыбался, но его лицо оставалось напряженным.
– Тогда мне остается лишь нанести удар, – тихо ответила Софи. – Я люблю вас. И я выйду за вас замуж.
– Дайте мне вашу ручку. Она слишком нежная для такого удара. Какой чудесный момент! Софи, я так счастлив, так счастлив! Я знал, что вы не можете не любить меня, я это знал, я чувствовал вашу любовь. И понял это, когда вы оперлись очаровательной ножкой о мою ладонь, так же как это поняли вы. Тот жест означал подчинение и победу. Скажите еще раз, что любите меня.
– Я люблю вас, Петр.
– Именно этого ответа я желал. Давайте распахнем ставни. Это утро нашей любви! Утро опасности, насилия и… любви! Вы боялись?
– Я едва дышала от страха. Вилы, топоры… – Софи вздрогнула, вспоминая ужас пережитого: страх, отчаяние и то, как она поняла, что любит Петра больше жизни, и испугалась витающей так близко над ним смерти.
– Однако вы не побоялись броситься через толпу мне навстречу. Когда пьяный Василий попытался схватить вас… это был момент… застрели я его, нас обоих растерзали бы на куски.
– Но… несмотря на угрозу, вы сложили ружье к ногам.
– Самое главное в схватке – поразить врага неожиданностью. Давайте откроем окна в доме, найдем немного вина и отпразднуем наше счастье! Мы не должны понапрасну терять эти чудесные мгновения, Софи. Мы будем помнить о них всю нашу жизнь. – Его мягкий, глубокий голос проникал в самые глубины ее души.
Князь переходил от окна к окну, раздвигая ставни, так что лучи солнца наполнили комнату ласковым светом. При ярком свете дня они впервые открыто смотрели в глаза друг другу.
– Меня это не удивляет, – вздохнул князь. – Я шел к этому шаг за шагом. Ваша сдержанность говорила мне, что вы не остались, ко мне равнодушны.
Это была правда. Князь обнял Софи за плечи, а она ласково склонила голову к его руке. Этот жест глубоко тронул князя. Они немного постояли в тишине.
Наконец Софи осторожно высвободилась из объятий. Она осмотрела длинную комнату, устланную мягкими коврами, в которой давно никто не жил.
– Этот дом… – Она замолчала.
– Поместье принадлежало моей жене. Оно было частью ее приданого, хотя супруга редко здесь бывала. Теперь оно должно перейти к Алексису.
– Он рвался сюда, чтобы принять меры в ваше отсутствие.
– Мальчик горяч и бесстрашен, но нуждается в твердой руке. Пока вы спали, я отослал в Обухово гонца с посланием, что вы со мной и все обошлось… Пойдемте, Софья Ивановна, осмотрим дом и отыщем винный погреб. Должна же здесь найтись хотя бы бутылка мадеры. С тех пор как два года назад одна из наших родственниц провела здесь лето, в доме никто не жил…
– Очень красивый дом, – тихо произнесла Софи, – но выглядит одиноким.
– Вы подумали о моей первой жене? Естественно. Ее дети уже отдали вам свою любовь, и за это она отдаст вам свою.
– Дети… они должны прийти к этому постепенно. Так будет лучше.
– Я полностью полагаюсь на ваш женский инстинкт – инстинкт, который дал вам почувствовать, как неудержимо влечет меня к вам. Как давно вы полюбили меня, Софи?
– Думаю… с первого взгляда, – потупившись, призналась девушка. Его прикосновения, его голос, его крепкие объятия – ничто не казалось ей странным. Все было узнаваемо и давно желанно. Она попыталась затворить свое сердце и разум от него, но не сумела.
Глядя на сильные руки князя, только что обнимающие ее, она вспомнила, как он вертел ониксовую головку с бирюзовыми глазами… Между тем мгновением и нынешним прошла целая жизнь…
Они вместе обошли дом. Все комнаты были обставлены со вкусом, и во всем – в коврах, мебели, картинах, лиможских вазах и прочей домашней утвари – чувствовались богатство и роскошь.
– Нет, этот дом еще жив. У него есть сердце, я почти слышу его биение.
– Мы дадим ему новую жизнь, – твердо сказал князь. – Это будет наше убежище от суеты Петербурга или Обухова.
Они сидели на увитой цветущей глицинией веранде. Невозможно было представить, что совсем недавно здесь едва не пролилась кровь. Все выглядело тихим и мирным. Вдоль синей линии горизонта две белые лошади тянули телегу к краю ржаного поля. Слышалось поскрипывание водяной мельницы и мычание пасущегося в отдалении скота. Но запах свежескошенной травы перебивал едкий запах гари. Неподалеку от дома стоял обгоревший тополь. Обуглившиеся листья разносил во все стороны ветер. Домашние слуги, вызванные князем, поставили для них стол, стулья и принесли вино.
– Вы бледны, – заметил князь. – Выпейте немного вина, и давайте не будем спешить.
Софи провела рукой по волосам, глянув на свое отражение в большом зеркале: ворот платья, теперь был наглухо застегнут, юбка очищена от репьев и колючек, которые она подцепила, когда неслась через лес.
– Я бы хотела сходить в деревню. Навестить крестьян. Мы можем многое сделать для них вместе. Обещайте, что позволите помогать им. Я помню избу старого Степана… ужасный запах… нищета и убогость.
– И умирающий старик, вспоминающий последние минуты прожитой им жизни, которую он так любил. Мы должны действовать очень осторожно. Иначе они могут принять вас за дьявола в ангельском обличье. Да, нищета… убогость… Но есть еще летние ночи. Белые петербургские ночи… Волшебные ночи… Из таких вот ночей мы и черпаем силу наших душ.
Софи слушала, зачарованная, голосом князя. Что так притягивало ее к Петру Разимову? Нежность, способность чувствовать и понимать, уверенность в своей силе, дикая необузданность характера… но эти слова мало что объясняли. Девушка просто чувствовала, что между ними существует непонятная, нерушимая связь.
– Вы улыбаетесь, Софи. Почему?
– Потому что я счастлива.
Она чувствовала его руку, сильную руку властителя.
– А теперь, – произнес князь, – давайте поговорим обо всем серьезно. Во-первых, я должен ненадолго покинуть вас и съездить в Петербург. Моя кузина Елена должна знать о моем решении. Она хозяйка в моем доме. – Он помолчал. – Я должен сказать вам еще кое о чем, – мрачно добавил он. – У меня есть любовница.
– Знаю, – тихо отозвалась Софи. – Я об этом слышала.
– Возможно, вы ее даже видели. В конце концов, мы вращаемся в тесном мире.
– Дважды. Один раз в ресторане. Она очень красива. Она показалась мне такой женственной, такой нежной…
Князь молчал. Когда он вновь заговорил, Софи догадалась, что мыслями он где-то далеко.
Мимо проехала повозка, запряженная двумя лошадьми. Сначала они заслышали стук колес, затем повозка показалась рядом с домом. При виде князя на веранде возница снял свою засаленную шапку и поклонился.
– Я должен нанести последний визит Анне. Вы так тепло отозвались о ней. Несомненно, она бы отплатила вам тем же, – тихо произнес князь.
– Какой сложной, какой непостижимой может быть жизнь женщины, – в тон ему отозвалась Софи.
– Только если она сама делает ее такой. С Анной все будет в порядке, если у нее хватит ума и силы принять неизбежное.
– Мало кто из нас обладает обоими этими качествами одновременно, – печально обронила Софи.
– Мне кажется, у вас есть и то и другое, – возразил князь. – Я это видел. И ум и силу. Я должен молить лишь о том, – добавил он с улыбкой, – чтобы они были обращены не против меня. Моя нежная Софи я думаю, вы были бы опасным соперником.
– Тогда я должна молить о том, чтобы этого никогда не случилось, – ответила Софи.
Князь снял с мизинца кольцо.
– Дайте мне вашу руку, – ласково попросил он и надел кольцо ей на палец, затем осторожно снял. – Этот жест символичен, – пояснил он. – Это внешний знак того, что хранится внутри. Но придет время, когда вы будете носить кольцо, не снимая. Вы ведь и вправду этого хотите?
– Да.
– А сейчас я должен отвезти вас в Обухово. Позади них молчаливо стоял дом. Горничная в розовом платье из ситца бесшумно промелькнула за окном и исчезла, словно привидение.
– Мне думается, – признался князь, – до сих пор мое сердце спало, как этот дом.
