Текст книги "Легионы просят огня (СИ)"

Автор книги: Шимун Врочек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шимун Врочек
Легионы просят огня

 
Неси это гордое Бремя
Его уронить не смей.
Не смей болтовней о свободе
Скрыть слабость своих плечей!
Усталость не отговорка,
Ведь туземный народ
По сделанному тобою
Богов твоих познаёт.
Редъярд Киплинг, «Бремя белого человека», перевод В. Топоров
Слава нашему хозяину европейцу,
У него такие дальнобойные ружья,
У него такая острая сабля
И так больно хлещущий бич!
Слава нашему хозяину европейцу,
Он храбр, но он не догадлив.
 

Николай Гумилев, «Невольничья»

Пролог. Другое небо

1980 год, Советский Союз, Узбекская ССР, окрестности Ташкента

Человек явно не хотел здесь находиться. Но ему пришлось.

Его очень убедительно попросили.

Вытертые солдатские ремни охватили запястья, врезались в кожу. На мощном плече – татуировка.

Латиница. Написано странно: буквы прописные, пробелов между словами нет. Свиридов потянул носом воздух. Пахло болью и прокисшим, застарелым запахом пота.

«LEGIO~PATRIA~NOSTRA» – прочитал капитан еще раз.

– Что это значит?

– Легион – наша родина, – перевел специалист. – Латынь. Обычная татуировка римских легионеров. Что‑то вроде «Не забуду мать родную».

Человек с римской татуировкой забился, закричал сдавленно. Свиридов поднял брови.

– Тоже латынь?

Губы специалиста дрогнули в улыбке:

– Нет, как ни странно. Английский. Точнее даже: американский английский, южные штаты. Возможно, Виргиния.

В тоне специалиста проскочила нотка превосходства. Вот мы, мол, какие. Акценты на слух различаем.

– Однако… как он оказался в легионе? Или это Иностранный легион? Французы?

Специалист покачал головой. Нет.

– Хмм. Тогда что за легион?

– Римский. Настоящий римский легион. Седьмой год от Рождества Христова.

Свиридов усмехнулся. «Ага, ага. Как же». И – замер.

Потому что специалист не шутил.

– Кто он вообще такой? – спросил капитан. – Известно?

– Дэннис Л. Хартиган. Разведка Корпуса морской пехоты США. Мастер – сержант. У американцев это довольно высокое звание. Такой сержант получает жалованье больше, чем заслуженный капитан.

«Вечный капитан» Свиридов, которому давно уже пора было носить погоны подполковника, хмыкнул.

– И что этот сержант делал в римском легионе?

– Что? – специалист почесал бровь. – То, что умеет. Учил молодняк обращаться с оружием. Солдат всегда солдат.

Свиридов помедлил.

– Откуда он здесь‑то взялся?

– Погранцы взяли. Шел себе – прогулочным шагом – из ущелья Сармыш – сай.

– Того самого?..

– Того самого. Теперь смотрите. Штатовский морпех времен Вьетнамской войны шпарит по советской земле в полном обмундировании римского центуриона. Понимаете ситуацию?

– И что мне с этим теперь делать? – Свиридов повернулся к человеку, который его сюда привез. У человека был мягкий восточный акцент и текуче властные манеры. «Развели тут у себя, в Узбекистане, средневековую сатрапию», – подумал Свиридов с неудовольствием.

– Теперь ваша задача – правильно использовать полученную информацию, – сказал человек с мягким восточным акцентом.

– Совершенно верно, использовать. – Свиридов поморщился. Опять голова кругом. «Мало мне геморроя с Мохтат – шахом». – Кто бы знал, как меня задолбали эти путешественники во времени!

* * *

1980 год, Ташкент, окружной военный госпиталь N340

В Ташкенте солнце и весна. За окном госпиталя зреют абрикосы – их сладко – желтая мякоть мерещится ему даже здесь, в залитой дождями осенней Германии. Возможно, все дело в цвете. Оранжевые абрикосы, зеленые листья, колеблемые теплым ветром, ах, как хорошо сидеть на подоконнике – белом, широком, деревянном – и ощущать на лице этот ветерок. Алексей выглядывает в окно и видит медсестричку. Она спешит по двору. Походка раненой верблюдицы, вспомнил он фразу из учебника… или исторического романа? Неважно. Главное, что эта походка приятна взгляду мужчины.

Он наблюдал, как сестричка торопится через двор – белый халатик, руки в карманах, вся при делах. А колени загорелые так и мелькают. Очень красиво. Очень.

«Я встретил девушку, полумесяцем бровь…» – как в песне.

Только все это больше не для него. Какой девушке нужен чертов калека?!

Алексей спрыгнул с подоконника, затушил недокуренную сигарету в банку с окурками.

В следующий момент он почувствовал, что за спиной кто‑то есть. Алексей мгновенно развернулся, напружинил ноги для прыжка…

Твою ж мать.

Давешний капитан смотрел на него с интересом.

Умный, сволочь, подумал Алексей с сожалением. Капитан Свиридов, как представился «комитетчик» в прошлый раз, улыбнулся и протянул руку. Алексей выпрямился. С секундной задержкой сунул в ответ культю.

Капитан аккуратно сжал ему предплечье выше повязки.

– Хорошее утро, – сказал Свиридов. – Как ваши дела, товарищ сержант?

А то ты не знаешь. Алексей выдернул культю из пальцев «комитетчика», отвернулся к окну. Капитан смотрит? Ну и черт с ним. Алексей затылком чувствовал, где тот находится и что делает. Странная способность, которая проявилась у сержанта в Афганистане.

– Весна, – сказал капитан негромко. Подошел и встал рядом. Ростом он был почти вровень с Алексеем, взрослый мужик в полевой форме пограничника. Коротко стриженый затылок. Крепкая шея. В десанте пограничников не любили, но уважали – в отличие от «махры», мотострелков, путавшихся в собственных соплях, погранцы дело знали туго.

– Я думал, ваши люди ходят в гражданке, – сказал Алексей.

Капитан посмотрел на него внимательно.

– Честно? Я бы с удовольствием походил в гражданском, но увы…

Алексей хмыкнул. Хотел опереться на подоконник ладонями, затем вспомнил, что опираться нечем. Покачал рукой без кисти. Интересно, мышцы чувствуют, что вес руки изменился? Видеть пустое место вместо правой кисти было… Он поморщился. «Забавно»? «Смешно»?

Глупо.

Словно видишь кошмарный сон и никак не можешь проснуться. Черт, подумал он.

Черт, черт, черт.

– Что вы от меня хотите? – спросил Алексей глухо.

Капитан улыбнулся. У – урод. В голове щелкнуло, Алексей расправил плечи.

– Смешно тебе? – спросил равнодушно. Глаза стали мертвые. Алексей представил: серые и тусклые, они неподвижно лежат в глазницах, как в могилах. – А если я тебе шею сверну, будет смешно?

– А ты попробуй, – посоветовал Свиридов.

Этот спокойный тон окончательно вывел Алексея из равновесия. Щелк. В висках – нарастающий стук сердца. Оглушительный, как выстрелы танковых орудий. БУХ. БУХ.

БУХ.

Капитан ждал. Алексей пошел на него, отставив культю в сторону, чтобы ненароком не задеть повязку. Врезать левой в горло, затем подсечка и удар ногой, на добивание. «Посмотрим, какой дисбат мне влепят, с моей‑то рукой».

– Стоять, сержант, – произнес Свиридов негромко.

Алексей вдруг против воли остановился. Словно у него все мышцы разом занемели.

У капитана были глаза разного цвета. Очень запоминающиеся глаза…

Один голубой, другой зеленый.

* * *

– Викулов? Старший сержант Алексей Викулов? – шагнул навстречу молодой лейтенант. Щеки у него были пухлые, погоны мотострелковые.

– Что? – Алексей не сразу сообразил, что обращаются к нему. Потом встряхнул головой. – А! Да. То есть, нет. Извини, братишка, обознался ты. Викулов дальше по коридору. В двенадцатой, где ожоговые больные.

Викулов был из «пожарников». Сгорел в бээмпэшке. Точно, я его сегодня видел, подумал Алексей. Везли на койке на процедуры. Леха Викулов из второй роты. Викул. Перед глазами возник серый ком белья, пропитанный желтой жирной мазью…

– Прости, братишка, – сказал Алексей «летёхе». – Нужда зовет.

Он отправился в уборную, насвистывая мотив из оперы «Кармен». На стене над унитазом была надпись «Тщательнее мой руки, воин». Алексей хмыкнул, левой рукой завязал тесемки больничных штанов – фокус удавался далеко не всякому. Сестрички говорили, что у него пальцы как у хирурга. Подошел к умывальнику, тщательно вымыл руку, но вытирать не стал. Полотенце оказалось серым и бугристым, словно размокшая вафля.

Не рискнул. Пошел, держа руку на весу, чтобы обсохла.

В коридоре, между плакатами «Товарищ военнослужащий, береги социалистическую законность!» и иллюстрированной цветной памяткой «Симптомы пищевого отравления», маялся прежний лейтенант.

– Нашел своего Викулова? – спросил Алексей. Лейтенант моргнул. Алексей проследил за взглядом «летёхи» и замолчал.

К ним шел врач.

Врач вытер руки полотенцем, хирургическая шапочка криво сидела на его большой голове.

– К Викулову? Кончился ваш Викулов, – сказал врач нехотя. – Ожог третьей степени, почти восемьдесят процентов тела. Две недели под капельницами и вот… Слышите?

– Как же… – лейтенант заморгал. – Как же так? Я ему гостинец вез… от тетки. Из Вологды.

– Гости – инец, – протянул врач. – Мы сделали все, что могли. Интоксикация, почки не выдержали. Понимаете?

Лейтенант растерянно кивнул.

– Идите, мужики, – сказал врач устало. – Накатите за упокой души раба божьего… Викулова… как его по отчеству?

– Алексей Иванович, механик – водитель, – голос лейтенанта дрогнул. – Призыв семьдесят девятого, весна.

* * *

Свиридов провел ладонью по лбу, стирая пот. Кожа белая, загара нет. Откуда капитан приехал? С Дальнего Востока? Или из какого‑нибудь Лондона?

– Разрешите вопрос? Давно вы здесь, товарищ капитан?

Свиридов помедлил.

– Да вот, прилетел на днях из дружественной ГДР. Приказ, сам понимаешь. Подняли меня, значит, по тревоге… и погнали на аэродром.

– Совсем срочно? Это, значит, пинком под мягкое место? – съязвил Алексей.

Свиридов усмехнулся.

– Вроде того. Я даже зубную щетку с полотенцем из общаги не успел захватить.

«Комитетчик» в сущности, был свой мужик. Нормальный.

– А вы полотенце в гостинице замыльте, товарищ капитан, – посоветовал Алексей невозмутимо. – С вас‑то кто спросит?

– Ты прямо кладезь ценных советов. – Свиридов снял фуражку, помахал на себя. – Уф, духота сегодня. Как в парилке. Присядем, что ли?

Город плыл за окнами – бело – розовый, весенне – майский.

– А ну‑ка, – капитан потянулся к ручке, с треском повернул. Через распахнутое окно влился на лестничную площадку кусочек Ташкента. Запахло сухой пылью, нагретым солнцем деревом, цветущей землей. И еще почему‑то – вареной бараниной и тушеной капустой. А! Это из столовой, понял Алексей.

– Вообще‑то, сидеть на подоконниках запрещено, – заметил он.

Капитан усмехнулся. Достал из портфеля армейскую фляжку, металлические стаканчики и коробку конфет. Алексей невольно загляделся: там лежали аккуратные, завернутые каждая в прозрачный целлофан, желтые круглые конфеты. Яркие, как кусочки кураги особого, «медового» сорта. Только вот такой «кураги» в Ташкенте не купишь. Это заграница, сразу видно.

– Угощайся. Немецкие. Хорошо, сюда самолетом, а то не довез бы. Прозит! – капитан отсалютовал стаканчиком.

– Будем.

Алексей поднес стаканчик к губам, глотнул. Тягучая, пахнущая свежестью жидкость обволокла язык, мягко скатилась по пищеводу в желудок, всплыла к голове теплым шаром. Стало жарко… и хорошо.

За окном закричали: «Зинка! Зинка! Куда ты дела…». И потом по – узбекски.

Алексей не слушал.

– Немецкая мятная водка, – пояснил Свиридов. – Отличная штука. Так на чем я остановился?

Алексей помедлил.

– На задании. Или цели.

Свиридов кивнул, размял костяшки пальцев – с треском.

– Значит, так. Слушай, сержант, повторять не буду…

* * *

– Выходит, я остаюсь в армии?

Свиридов усмехнулся:

– Выходит. Дадим тебе прапорщика – сразу старшего, чтобы не мелочиться. Идешь на сверхсрочную.

– С этой рукой? – Алексей покачал культей в воздухе. – Ничего не забыли, товарищ капитан? А?

– Забудешь тут. Когда этой штукой у тебя перед самым носом размахивают…

– И что я должен сделать?

– Думать, – сказал Свиридов. – Тебе решать, сержант. Ты без пяти минут комиссованный, через пару дней тебя выпишут из госпиталя… Получишь документы и домой. Я тебя силком задерживать не стану… Тебе вообще есть, куда возвращаться?

«Дембель, скоро дембель». Мысль билась, словно залетевший в окно голубь. Металась по комнате, круша хрусталь и ломая крылья. Медленно пульсировала заживающая культя.

Жара. Грохот гусениц, мелкие камешки, летящие из‑под траков… Вспышка справа, вспышка слева.

«Леша, б…дь! Прикрой!» Алексей мотнул головой, отгоняя воспоминания.

Тень БМП – шки, надвигающаяся на руку…

Пришел дембель, откуда не ждали.

Алексей выпрямился. Подступило невыносимое желание взять капитана в охапку и выкинуть в окно. Пусть летит.

«Тебе есть, куда возвращаться?» Ур – род. А то он не знает.

Алексей усилием воли взял себя в руки.

– Где это будет происходить? Эта операция?

Капитан странно усмехнулся:

– Не «где», а «когда».

Молчание. Капитан аккуратно разлил остатки водки. За это время Алексей успел прикинуть варианты. Афган, Пакистан… что еще? Куба? Вьетнам? Ангола? Камбоджа?

«Не где, а когда».

– Ну, что, есть вопросы? – капитан терпеливо ждал.

«А какая, в сущности, разница, где это будет? Или когда. В любом случае я снова возвращаюсь за Реку».

Алексей медленно поднял здоровую – левую – руку и поскреб подбородок. Побриться бы. И еще…

Он повернулся к капитану:

– Полотенце брать?

* * *

За окнами госпиталя плыл Ташкент, цвели абрикосы и яблони. Шел тысяча девятьсот восьмидесятый год, год Олимпиады. За сотню километров отсюда, в дружественной Народной республике Афганистан советский Ограниченный Контингент мужественно выполнял свой интернациональный долг.

В палате читали стихи – не так, как обычно это делают – с надрывом и декламацией, а спокойно, устало. Словно прозу:

Парашюты рванулись,

И приняли вес,

Земля колыхнулась едва.

А внизу дивизии: «Эдельвейс» и «Мертвая голова».

Автоматы выли, как суки в мороз

Пистолеты били в упор

А мертвое солнце на стропах берез

Мешало вести разговор.

Алексей мотнул головой. Ерунда какая. Каждый день люди умирают. А я вдруг расклеился. Кто мне этот Викулов? Кто я Викулову?

В приоткрытую дверь Алексей видел железную койку, свисающие до пола трубки капельниц. Из таких плели украшения, они были особого, золотистого цвета. Шнур капельницы покачивался. Медсестра закрывала белой (нет, серой) простыней нечто бесформенное, почерневшее…

Он грешниц любил, а они его,

И грешником был он сам.

Но где ты святого найдешь одного,

Чтобы пошел в десант?

* * *

Свиридов кивнул Алексею: садись. В комнате гудел вентилятор, в углу под потолком зависла паутина. У раскрытого настежь окна две мухи гонялись друг за другом.

Видимо, мечтали догнать и зажить полноценной семейной жизнью. Весна.

Перед капитаном лежала толстая папка. Свиридов вытащил лист и взялся за химический карандаш.

– Ну, что решим? Кто ты у нас будешь?

– Буду? – не понял Алексей.

– Фамилию в контракт какую напишем? У нас тут секретность, если не забыл.

Алексей усмехнулся:

– Не забыл, товарищ капитан. – Он помедлил. – Пишите: Викулов Алексей Игоревич. Воинская специальность: механик – водитель.

«Он мертвый, я мертвый. Все правильно». Алексей откинулся на спинку стула, жалобно скрипнуло дерево.

В ушах вновь зазвучал голос из палаты:

И сказал Господь: эй, ключари!

Отворите ворота в Сад.

Даю приказ: от зари до зари

В Рай принимать десант.

Вот это правильный бог, подумал Алексей. Не то, что некоторые.

* * *

Алексей лег на койку, затолкал подушку под шею, чтобы получился валик – как делали дехкане в Пенджабской долине. И шея не устает, и голова не потеет. Вытянулся и чуть не застонал от наслаждения. Блаженство. Усталые ноги гудели, словно высоковольтные провода. Культя пульсировала.

Почему людей для заброски в Германию готовят возле Ташкента? – подумалось внезапно.

«Не знаю. Какая разница?»

Алексей закрыл глаза. Будем считать до ста. Или до тысячи. Надеюсь, овец у них хватит. Потому что у меня, мать вашу, после всех этих дел ночное сердцебиение (легкая аритмия, сказал врач, пройдет) и временами бессонница. И вообще, у меня дембель. Его надо бы отметить.

И еще за прапорщика надо проставиться…

Если я им буду, этим прапорщиком.

– Теперь ты «сверчок», – сказал Свиридов утром. – И будешь им до приказа о присвоении тебе звания «старший прапорщик». А получишь ты этот чудесный прыжок через звание за выполнение особо ответственного задания в тылу вероятного противника. За подвиг и проявленный героизм. Другими словами, официально мы все еще в составе «ограниченного контингента», идем в боевой поиск.

– А на самом деле?

– На самом деле – узнаешь. С готским у тебя как?

Алексей пожал плечами.

– Восстанавливаю навыки. И вообще – зачем он? Это же мертвый язык. Уже полторы тысячи лет мертвый. Я владею английским, немецким, понимаю французский. Пушту, таджикский – разговорный.

– Узнаешь. В свое время.

– Товарищ капитан!

– Я сказал: в свое время. Эх, его‑то у нас совсем в обрез, – капитан почесал подбородок. – Да, пока не забыл… подарочек тебе пришел. – Он пододвинул коробку к краю стола. На ней были наклеены зеленые марки – не советские точно. Алексей моргнул.

– Мне?

– Нет, летчику Николаю Гастелло! – съязвил Свиридов, но глаза капитана смеялись. – Бери и радуйся.

– Что это? – Алексей напрягся, ногти уцелевшей руки вонзились в ладонь. Боль отрезвляла.

– Увидишь.

* * *

– Сержант!

Импортный протез. Из хорошего светлого материала, точно повторяющего фактуру человеческой кожи. Садился на культю он гораздо лучше сделанной в ленинградском протезном цехе руки. Блевотного розово – желтого цвета. С инвентарным номером, надо же. Как табуретка. Алексея передернуло.

А у этого протеза были красивые пальцы. Почти как живые.

– Сержант! Спишь, что ли?

– А? – Алексей поднял голову и вспомнил, где находится. В крепости. Вчера были тренировки по рукопашке…

А сегодня перед ним стоял тощий очкарик – остроносый и круглоглазый. Рядом ухмылялся капитан.

– Знакомьтесь, – сказал Свиридов. – Юрий Святославович Варшавский, доктор от археологии… Алексей Викулов, из «голубых беретов». Десант. Разведрота.

Алексей кивнул «доктору от археологии».

– Приветствую, док!

Так в американских фильмах, что они смотрели на «видиках» в Афгане, военные называли ученых. Алексею, как знатоку языков, приходилось переводить на слух.

– На самом деле я всего – навсего «кин», – сказал археолог.

– Кто?

– Кандидат исторических наук. Докторская моя еще впереди. – Археолог посмотрел на бывшего сержанта с симпатией, протянул руку. – Юра, – представился он. – Будьте как дома. Тут у нас…

Он заметил протез Алексея, споткнулся, но закончил фразу:

– …без церемоний.

Его ладонь неловко зависла в воздухе.

Алексей продолжал смотреть на «академика», не мигая. Потом растянул губы в улыбке и поймал его ладонь в свою левую – молниеносным, почти незаметным движением. Крепко сжал. Археолог вздрогнул. Но тут же сообразил и улыбнулся:

– Ничего себе. Вот это скорость!

– Это трюк, – сказал капитан. – Не ведитесь, Юрий Святославович. Он отвлек ваше внимание и…

В следующее мгновение Алексей вынул из пальцев капитана сигарету, взмахнул ей. Дымный росчерк повис в воздухе. Через секунду сигарета вернулась на место.

– Хмм, – капитан затянулся, выпустил дым и посмотрел на Алексея с веселым прищуром. – А может, и не трюк.

* * *

– Готский‑то зачем?

– Настоящего древнегерманского языка никто не знает, – пояснил Юра Варшавский. – Не сохранилось письменных источников. Да и были ли они вообще? Так что задача усложняется. Вот рунное письмо разного периода мы находили во многих местах, в том числе в Германии и в Чехии, но восстановить звучание языка по написанному – это почти невыполнимая задача. Как, например, с языком критян.

– Кого?

– Жителей Крита. У нас множество письменных источников по Минойской цивилизации, но восстановить язык мы не можем. Не хватает материала. Так называемое линейное письмо уже расшифровано – хотя и спорно, на мой вкус, но все же это версия, заслуживающая внимания. А знаменитый Фестский диск до сих пор остается загадкой. Возможно, он записан на языке атлантов… – археолог вдруг смутился. – Это, конечно, только предположение…

– Кого – кого? – Алексей решил, что ослышался. – Атлантов?

– Атлантида. Знаете про такую?

Алексей покосился на Свиридова, тот закатил глаза – видимо, у археолога это была идея фикс.

– Немного, – сказал Алексей осторожно. – Я читал Александра Беляева. Как там? «Последний человек из Атлантиды».

Археолог отмахнулся.

– Чушь! Фантастика!

«А тут у нас, значит, сугубый реализм?»

– Так что там с Атлантидой?

– Атлантида, – археолог произнес это с благоговением. – Атлантида – это загадка! Только представьте, высокоразвитая цивилизация с огромным флотом, армией и собственной религией – просто исчезает. Не оставив на память о себе ничего, кроме пары упоминаний в мифах. Почему? Как так вышло, что великая империя рухнула в единый миг? Огромное государство – от Тибета до обеих Америк – перестало существовать?

– Может, ее просто не было, – негромко произнес Свиридов, однако археолог сделал вид, что не расслышал.

– И как вы это объясните? – спросил Алексей.

– Объясню что?

– Ну, почему Атлантида погибла?

Археолог помедлил, бросил быстрый взгляд на Свиридова (тот дипломатично промолчал) и вдруг скороговоркой произнес:

– Теория Льда.

– Это еще что такое?

– Один нацистский ученый придумал. Красиво… кхм. Просто красиво. Интересная теория. Вы, наверное, помните: Атлантида утонула?

– У Беляева было именно так. У Платона, насколько помню, тоже.

– Все было наоборот. Атлантиду погубил не Потоп, а – будете смеяться – отсутствие Потопа!

Алексей покрутил головой. Воротничок, по случаю дембеля накрахмаленный до твердости гранита и подшитый неуставными черными нитками, царапал шею. Что поделаешь… традиция!

– Чего? Теперь по – русски, пожалуйста. И… – Алексей помедлил, – в изложении для военных.

Свиридов хмыкнул. Выразительно.

– Попроще… хмм, попроще… – археолог заторопился. – Хорошо, давайте так. Примем как гипотезу, что Атлантида все‑таки существовала. Теперь представьте: огромная морская держава. Простирается от Тибета до Южной Америки.

А что самое главное для империи? Первое и необходимое условие ее существования?

Связь!

Тысячи кораблей связывали империю в единое целое. Тысячи кораблей бороздили мировой океан, разнося приказы из столицы и привозя обратно новости из провинций. Так когда‑то испанский король управлял Америкой.

И вот однажды вода ушла. Океан отступил, оставив голое дно. И это был конец. Империя развалилась. Потому что пути по суше – это трудно, дорого и опасно. Варвары и дикие звери, болота и бездорожье. А морского пути – быстрого и удобного – больше нет. Атлантида не утонула. Атлантида – всплыла.

– Ну, это… как бы… ненаучно, что ли?

Археолог поднял на него удивительно беззащитный взгляд истинного фанатика.

– Ненаучно? Кто сказал?

Свиридов тяжело вздохнул.

– Юрий Святославович, поймите меня правильно. Вы утверждаете, что нацистский ученый с бредовой, но красивой теорией был прав? Вполне серьезно? Так мы договоримся до того, что Доктор Смерть был, в сущности, милым парнем со склонностью к смелым экспериментам.

– Доктор Смерть? – Алексей не сразу понял.

– Йозеф Менгеле, – пояснил археолог. – Известная в мировой истории тварь. Но разговор же не о нем!

– Тогда о ком?

Археолог повернулся к Алексею, спросил строго, как на экзамене:

– Что тебе говорит дата: девятый год нашей эры?

Алексей моргнул. Что говорит?

– Ничего.

– Девятый год нашей эры. Примерно девять лет со дня рождения… кого? Правильно. Хотя историчность фигуры пока не доказана.

– Чья историчность?

Варшавский растерянно поморгал. Лыжная шапочка с белым бомбоном придавала ему еще большую трогательность.

– Как чья? – переспросил он. – Мы же собираемся… Ты разве не понял? Христа ты знаешь?

У Алексея по спине пробежал холодок.

– Лично?

Археолог окончательно смешался.

– Что ты! Я не это имел в виду. Хотя, лично… – он вдруг поднял голову, глаза стали блестящие и счастливые. – Лично, знаешь ли, было бы лучше всего.

* * *

…«Газик» с горем пополам завелся, дернулся несколько раз – Алексей коленом ощутил мощную вибрацию металла кабины – и вдруг поехал. Чудо, не иначе. Мимо проплыли высохшие акации, тень от них скользнула по головам десантников. Затем – каменные неровные столбы вдоль дороги. Старинная крепость, где они провели полтора месяца, уплывала в рассветной дымке.

Спецгруппа тряслась в кузове, увешанная рюкзаками и автоматами. Группа была готова.

Алексей поморщился. От недосыпа тонко ныло в животе.

Напротив сержанта уселся Долохов – казалось, случайно. Алексей, не мигая, посмотрел ему в глаза. Долохов, не выдержав, отвернулся.

«Крысеныш». Этот урод так просто не сдастся.

Пять дней назад, во время тренировок на учебной базе, случился конфликт. Долохов был из академии ГБ, недавний выпускник, с гонором – и почему‑то сразу невзлюбил бывшего десантника. Началось с мелких стычек и дошло до того, что они устроили рукопашную в развалинах, за садом. Несмотря на подготовку, Долохов огреб по полной. Умылся кровью в лучших традициях ВДВ. «Ты, псих!» – орал Долохов. Пацаны вовремя их растащили, а то бы Алексей убил придурка. У него в голове знакомо щелкнуло. Он снова был на войне, где врага уничтожают любыми доступными способами…

А теперь они вместе идут на это странное задание. Парадокс.

К четырем тридцати группа была на въезде в ущелье Сармыш.

– Ну, с богом, – Свиридов махнул рукой. Группа зашевелилась; люди поднялись, начали выпрыгивать из кузова, двинулись в ущелье – один за другим, цепочкой. В «линзу» было приказано не лезть, а накапливаться на подступах. Как для атаки.

Алексей замедлил шаг, остановился у огромного валуна, некогда отвалившегося от отвесной стены. Огляделся. Ущелье Сармыш – сай, о котором за последние дни десантник наслушался достаточно, пока особо не впечатляло. Наскальные рисунки нескольких эпох, разбившееся НЛО, чуть ли не путь в иные миры. Угу, угу. Пока вокруг – обычные камни. Много обычных камней.

Алексей поднялся выше и увидел рисунок. Бегущие быки – оранжевые силуэты, почти уничтоженные временем. Обычный мотив наскальной живописи.

А вот это интереснее. Силуэт человека, наподобие того, что рисуют дети в определенном возрасте – длинные руки, короткие ноги, тело черточка, и рядом – намного выше ростом – силуэт человека… в космическом скафандре. Или с огромной головой, в которой – Алексей моргнул – было две головы поменьше. Однако. Инопланетянин в шлеме? Черт его знает. Но почему двухголовый?

– Сержант, не оставать! – раздался окрик. Алексей бросил последний взгляд на двухголового. «Бывай, звездный гость. Удачной дороги».

Свиридов внимательно оглядел археолога, словно хотел получше запомнить на прощание.

– Ни пуха, ни пера, Юрий Святославович, – сказал капитан наконец. – Надеюсь на вас.

Археолог кивнул. Лицо бледное и истовое, как на иконах. Лоб в испарине. Археолог даже начал слегка заикаться.

– К – к черту! – он притопнул, попрыгал на месте. Брякнул котелок, закрепленный к рюкзаку. – П – пошли мы, Илья Ильич.

И вдруг… протянул руку. Черт, подумал Алексей. Повисла мертвая тишина. Вся группа теперь смотрела на них.

Черт, черт, черт. «Я же предупреждал его». Ни черта эти гражданские не соображают.

Лица десантников вытянулись. Многие отслужили свое за Рекой, поэтому приметы не были для них пустым звуком. Археолог оглянулся и вдруг понял. Сник.

– Илья Ильич… я…

Свиридов похлопал его по плечу. Лицо капитана осталось бесстрастным.

– Не волнуйтесь. Товарищ сержант о вас позаботится, Юрий Святославович. Верно, сержант?

Алексей кивнул – медленно. Хотя мечталось врезать очкарику со всей дури. Предупреждал же! Самая дурная примета – руки пожимать перед выходом на «зеленку».

Варшавский крякнул, почесал переносицу. Глаза за толстыми стеклами были беззащитные.

– Мда. Вы уж позаботьтесь, Алексей, я вас очень прошу. Иначе я и двух часов там не протяну.

– Договорились, – кивнул сержант. А что еще сказать? Не убивать же дурака, в самом деле?

* * *

Алексей шагнул из светящегося голубым светом проема, пошатнулся. Твою ж налево! Мир вокруг поплыл. Алексей упал на колени, чувствуя себя как после сильнейшего удара в голову, отхаркнулся горьким. Перекатился в сторону, чтобы освободить место следующему…

Ничего. Бывало и хуже.

За его спиной из «линзы» выпал следующий десантник, застонал. Затем – еще один…

Алексей поднялся, огляделся. Вдохнул. Кислорода здесь столько, что чувствуешь себя пьяным. Огромный лес – до горизонта, никаких следов человека.

– Когда появятся звезды, определим координаты, – сказал археолог. Он был бледен, но в целом держался неплохо. Его даже не стошнило.

Алексей почесал лоб протезом.

– А какой сейчас год? Созвездия же смещаются…

Археолог открыл рот, заморгал. Закрыл. Глаза за толстыми стеклами казались огромными и беззащитными.

– Очкарик, – произнес Алексей с легким презрением. – Об этом ты не подумал, да? Четырехглазик хренов.

Детское обзывательство, но здесь оно вдруг стало уместным. И очень точным.

Археолог смутился.

– Седьмой год н – нашей эры… плюс – минус восемнадцать месяцев.

– Пошел ты… со своей точностью «плюс – минус», Юра. Где мы? Это ты можешь сказать?

– В Германии. Вернее: Римская империя, провинция Германия. Римлян здесь скинут через два года…

* * *

Пламя взвивалось и вспыхивало синим. Пшш. Пшш. Жадное ночное пламя. Алексей поморщился от выстрелившего в него крошечного уголька. Шашлык должен вот – вот доспеть…

Конечно, шашлык не по – карски. Но тут уж, извините, не до жиру. Где посреди леса возьмешь ребрышки молодого барашка? Олень попался не слишком старый – спасибо и на том. Тварь вкусная, но жилистая. Да и мариновать особо нечем. Алексей покачал головой. Кефиром бы… эх, где ж его взять?

Вдалеке выли волки. Алексей переложил поближе «калаш», для надежности.

– Пусть я погиб, пусть я погиб… – пел археолог.

Над поляной висела луна – слегка откушенная с левого края – и мириады звезд. То есть, действительно, до фига звезд. Никогда столько не видел, подумал Алексей. Словно окунули с головой в бесконечность.

Орлы шестого легиона

Все так же реют в небесах.

Гитара в руках археолога расстроено звякнула, и Алексей понял вдруг, что тот совсем молод. Ему не намного больше, чем мне. Лет двадцать пять – двадцать семь. Ну, ладно – тридцать. Свиридову, оставшемуся в будущем, около сорока. По местным меркам: старик.

Алексей поднялся, выпрямился, пошел в темноту. В звездную ночь. Трава шуршала, не желая расступаться.

Пусть я погиб, пусть я погиб, – стучало в висках.

– …под Кандагаром, – закончил фразу Алексей. Почему‑то перед глазами стоял сожженный в бою с «душками» Викулов – не человек, сверток в бинтах, пропитанных желтой мазью, неподвижно лежащий на серой койке…

Мертвый.

«Возможно, и я умер. Там, в Афгане. За Рекой. А это все мне чудится.

Вся эта чертова древняя Германия».

От леса вокруг – огромного, первозданного, нетронутого – кружилась голова. Деревьям по тысяче лет и больше. Великаны.

– Викулов, ты куда? – окликнул его Алексеенко, командир группы вместо оставшегося в будущем Свиридова.