Текст книги "Троны Хроноса (Империя тысячи солнц - 5)"

Автор книги: Шервуд Смит

Соавторы: Дэйв Троубридж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

А любви не имею...

Голубой блик в одном из зеркал возвестил о появлении Ваннис в небесно-голубых одеждах, с бриллиантовой пряжкой в высоко поднятых волосах.

Элоатри сложила руки на груди.

– Зачем вы это делаете? – спросил идеально поставленный, музыкальный голос Ваннис.

– Контекст этого часа – любовь, – ответила Элоатри. По точеному лицу пробежала гневная искра.

– Не надо меня высмеивать.

– Но это правда, – развела руками Элоатри. Ваннис, наклонив голову, ответила жестом вежливой иронии. – Я не шпионю, – продолжала Элоатри. – Я наблюдаю и могу поделиться своими наблюдениями, если попросят.

Грациозный жест Ваннис выразил отрицание.

– Вы каждый день посылаете сюда своего человека, и он всегда поет одно и то же. Я знаю, что это метит в мой адрес, – но с какой целью?

– Этим словам несколько тысяч лет, дитя мое, – сказала Элоатри, снова складывая руки. – Тема представляется мне подходящей для ваших пятичасовых дискуссий, и мои молодые послушники говорят, что их вклад послужил источником многих интересных диалогов.

Драгоценные камни на шее Ваннис сверкнули – признак затрудненного дыхания.

– Не кажется ли вам, что в словах наших предков заложена большая мудрость? – Элоатри прочистила горло и запела снова:

Любовь долго терпит, милосердствует,

Любовь не завидует;

Любовь не превозносится, не гордится...

– Разве любовь и религия – не оксюморон [Сочетание слов, логически противоположных друг другу.]? – прервала Ваннис.

...Не бесчинствует, не ищет своего, Не раздражается, не мыслит зла...

– Что мудрого может изречь по этому поводу монах, – голос Ваннис звучал холодно и резко, – даже живший четыре тысячи лет назад?

Не радуется неправде, а сорадуется истине;

Все покрывает,

Всему верит,

Всего надеется,

Все переносит...

Элоатри остановилась перевести дыхание. Ваннис ждала – ее глаза стали темными от эмоций, залегающими где-то в глубине.

– Неужели вы действительно верите, что сексуальный опыт дарует мудрость? – мягко спросила Элоатри. – Или что у людей, избирающих целомудренный образ жизни, нет ни ума, ни сердца?

Ваннис молчала.

– Мне не дано знать, что такое союз двух людей, проявляющий лучшее, что в них есть, – но и вы не узнаете этого, если будете принимать обладание за любовь.

– Что вы хотите этим сказать? – Голос Ваннис резал как алмаз.

– Я наблюдаю за вами издали с того самого дня, как мы видели высадку рифтеров на Пожирателе Солнц. Я видела, как вы плетете сеть вокруг Панарха, чтобы принудить его поступить против собственной воли. Вы вложили в эту сеть все – ваш ум, вашу волю, ваши способности; все, кроме любви.

– Но я люблю, – еле слышным шепотом произнесла Ваннис.

– Нет, не любите. И он не будет чувствовать любви, вырываясь на волю.

Ваннис пошла было прочь, но обернулась, колыхнув юбками.

– Это угроза?

– Конечно же, нет, дитя мое. Я не говорила с ним об этом и не стану. Но... неужели вы думаете, что он ничего не знает о вашей деятельности? Чем другим может быть торжественный прием, оказанный рифтерскому синдику, если не великодушным жестом по отношению к вам?

Ваннис повторила свое отрицательное движение.

– Это просто политический ход.

Элоатри покачала головой и сказала, не прибегая на этот раз к пению:

– "Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится".

– Я уже слышала это, когда была маленькая, – сказала вдруг Ваннис, стиснув руки так, что костяшки побелели. – Я помню, что будет дальше: "Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал". Вы хотите сказать, что я веду себя как ребенок?

– Я хочу передать вам письмо, – сказала Элоатри, и ее сердце забилось сильнее помимо ее воли.

Драгоценности в волосах Ваннис дрогнули.

– Корабли, приходящие сюда, помогают связать воедино различные части ДатаНета. В числе прочего я получила ответ на запрос, который послала вашей матери. Ее ответ – это то, что вы слышите здесь каждый день вот уже несколько недель.

У Ваннис побелели губы.

– "Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, когда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а когда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше".

Элоатри поклонилась Ваннис, поклонилась и пошла прочь.

Когда Ваннис вернулась из Галереи Шепотов, уже стемнело. Время, проведенное в дороге, она использовала, чтобы оправиться от шока, который вызвало в ней переданное через Верховную Фанессу послание от матери. Первой реакцией Ваннис был гнев, по он всего лишь послужил отдушиной. Элоатри к нему безразлична, и он не поможет понять, почему мать передала ей именно это – и именно таким путем.

Пока что следовало утешаться двумя фактами: мать жива и способна поддерживать связь, какую бы жизнь ни вела. Это открывало массу возможностей в будущем.

В ее будущем. О своем я еще должна позаботиться.

Ваннис медленно шла по мощеной дорожке к анклаву. Пришло время поговорить с Брендоном наедине.

Никто не знал его расписания лучше, чем она, – он не мог назначить встречу, даже самую невинную, без того, чтобы об этом не стало известно полудюжине нужных людей. Ваннис, кивнув часовым-десантникам, вошла в сад. Единственный ее шанс – это пустить в ход свои недюжинные таланты и подстроить случай, который даст ей с Брендоном достаточно времени без посторонних ушей – как людских, так и электронных.

Она вышла из-под деревьев перед самой стеклянной дверью в его кабинет, но мелькнувший в саду золотистый огонек заставил ее оглянуться.

На террасе, выходящей в зал, горели свечи. Быстро перебрав в уме график светских мероприятий анклава, Ваннис осталась в недоумении. Быть может, официальный обед для ученых Малого Совета почему-то решили провести на открытом воздухе? Но это вызвало бы повышенную суету у обслуживающего персонала, чего Брендон обычно старался избегать. Или он изменил время своей прощальной пирушки с высшими чинами Флота?

Ваннис отвела в сторону кружево ветвей и поднялась на террасу, ища глазами Фиэрин, – та вызвалась быть хозяйкой на академическом обеде, поскольку оба Омиловых были на него приглашены.

Но ни Фиэрин, ни прислуги видно не было. На маленьком столике поблескивало серебро и стоял тонкий фарфор с золотой каймой. Стол был накрыт на двоих.

На террасу вышел Брендон в официальном белом трауре – один, с пыльной бутылкой в руках.

Он прищурился, разглядывая этикетку при слабом свете свечей, улыбнулся Ваннис и взмахнул бутылкой с удовлетворенным видом.

– Я же знал, что видел там внизу это Локе с золотым листом. Из последних дедовских запасов. Его упрекали за его манеры, мораль, политику, друзей и врагов, но за вкус в винах – никогда. Отведаем? – Он сделал приглашающий жест.

– Разве мы через час не даем обеда?

– Омилов устроит его в Обители. – Брендон откупорил бутылку, плеснул немного вина в бокал и подал Ваннис. – Хотите попробовать?

Ваннис подняла бокал, взболтнув рубиновый напиток. Аромат дошел до нее прежде, чем она пригубила, – тонкий букет, вызывающий ассоциацию с расплавленным золотом.

"Вот мы и одни, – подумала она. – С его подачи".

И еще: он знает.

Сердце послало сквозь нее огненный разряд, сменившийся холодом уверенности. Он сделал начальный ход в финальной игре.

– Восхитительно, – сказала она, подставив бокал.

С ласковой улыбкой он налил ей, потом себе и пригласил ее сесть.

Они заняли места друг против друга и подняли бокалы в безмолвном тосте, грациозно и четко, словно танцуя менуэт.

– Мы достигли временного перемирия в вопросе о передаче ДатаНета в руки военных, – сказал он. – Гражданская часть Совета единодушно заявила, что не имеет ничего против Уилсонс лично – но принцип, традиции...

Ваннис ощутила мимолетное головокружение, как будто станция пошатнулась на своей оси. Светский тон Брендона в сочетании с темой – точно они продолжают давно начатый разговор – был крайне загадочен.

Собравшись с мыслями, она постаралась поддержать иллюзию и произнесла:

– На время военных действий. Он сделал утвердительный жест.

– Нет ли у вас кандидата на послевоенное время?

Она знала об этих дебатах, но о достигнутом соглашении – нет. Стараясь соображать быстро, она предложила пару имен. Брендон подумал немного и одобрительно кивнул.

Так оно и шло. Молчаливые стюарды появлялись, подавали и исчезали. Брендон в самой дружеской манере рассказывал ей о положении дел в каждом департаменте формирующегося правительства. Почти все это она уже знала, но знание далось ей нелегко – ее пути к информации зачастую бывали долгими и запутанными.

Но были и неизвестные ей вещи, которые она еще не успела разузнать, и все это он рассказывал ей тем же мягким голосом, как человеку, связанному с ним долгими доверительными отношениями.

Она слушала внимательно и говорила по существу, часто встречая с его стороны согласие и всегда – интерес.

Игру пока что вел он. Интимная и в то же время профессиональная беседа, сведения, которыми он делился с пей, – все это входило в его гамбит. Но гамбит – еще не победа. Он знает о ее планах – а следовательно, знает, что она в любой момент может разрешить Нику Корморану обнародовать факты об отправке "Телварны" к Пожирателю Солнц. И это заведомо удержит его, Брендона, здесь.

Ваннис чувствовала, что все эти разговоры, оставляя в стороне их политические реалии, предваряют главный ход. Ей остается только подождать этого хода и объявить ему шах. А затем и мат.

Они допили бутылку и закончили обед. За кофе с той стороны темного озера послышалась тихая музыка.

Ваннис она показалась знакомой. На миг у нее екнуло сердце от предположения, что это новое послание от Элоатри, но мелодия перешла в минорный ключ. Она все еще напоминала что-то знакомое с детства, но слова были не те.

– ...и это снова возвращает нас к Совету, – договорил Брендон. – Я ничего не забыл?

Ее сердце болезненно забилось.

– Как будто нет. – Он смотрел на нее, но она не была еще готова и поэтому спросила: – Что это за мелодия?

Музыка теперь стала громче, и можно было различить голоса, поющие в унисон.

– Светоносное бдение, – сказал он. – Вот и видно, что вы никого из родных не провожали на войну. – Он поднялся, оставил свой бокал и подал ей руку. – Пойдемте.

Она коснулась пальцами его рукава, чувствуя твердость мускулов под тонкой тканью. Он держался непринужденно, но был собран. Ваннис молча последовала за ним на другой конец террасы.

У стены он активировал свой босуэлл. Стена открылась, и Брендон жестом пригласил Ваннис в аэрокар.

Больше он не прикасался к ней. Они сели, и Брендон привычной рукой включил двигатели. Они тихо взвыли, Ваннис прижало к мягкому сиденью, и они поднялись над анклавом.

Брендон развернул машину, завис над озером и сказал:

– Смотрите. – Ваннис подалась вперед, и у нее перехватило дыхание при виде огненной реки, медленно обтекающей озеро по периметру.

Брендон снизился на несколько метров, и золотая река разбилась на сотни, если не тысячи, свечей в руках множества людей. Ваннис видела поднятые лица, освещенные теплыми огоньками: здесь были взрослые обоего пола, дети, пожилые люди – и все они пели.

Брендон, нажав на кнопку, опустил окно. Прохладный воздух шевельнул волосы Ваннис и омыл пряным запахом ее тело. Песня, ведомая столькими голосами, казалась неодолимой силой.

– Они будут петь, пока их свечи не догорят, – сказал Брендон.

Тонкие струйки дыма поднимались к аэрокару, как призрачные, ищущие пальцы. В свечи были добавлены какие-то травы.

Окно закрылось, и в наставшей тишине Ваннис вдруг остро ощутила присутствие мужчины рядом с собой – так близко, что она слышала его дыхание.

Подняв глаза, она увидела, что он ждет. Прямой голубой взгляд, вьющиеся темные волосы, тонкое лицо. И рот с юмористической складкой, которую, должно быть, даже смерть не сможет стереть.

– Вы согласны выйти за меня замуж? – спросил он.

Смысл его слов дошел до нее не сразу.

Затем поток насыщенных памятью эмоций хлынул в ее сознание, и она утратила всякое чувство времени и пространства.

Это продолжалось недолго. Она быстро ассимилировалась и поняла, что переживает шок. Она уже была однажды замужем, хотя тот брак был заключен на расстоянии, и считала себя искушенной во всех видах интимных отношений: легкомысленных и серьезных, томных и интенсивных, с самыми разными мужчинами и женщинами.

Но недавно она осознала, что никогда прежде не была влюблена. И вот человек, которого она любит больше всех на свете, предлагает ей то, к чему готовили ее с самого рождения, к чему она стремилась всеми средствами с самого возвращения Брендона на Арес.

– Почему? – спросила она.

Его профиль был задумчив. Медленно направив машину вниз к анклаву, он сказал:

– Оказавшись на этом месте, мне пришлось постигать его прерогативы и препоны в ускоренном темпе – а вы были рядом, шли со мной в ногу и в целом, полагаю, видели перед собой те же цели. Я не знаю никого более подходящего на роль Кириархеи, чем вы.

Это было больше, чем имела бы она с Семионом, который ясно дал ей понять, что после смерти Панарха Геласаара ее задачей будет царить в кругах высшего света, не вмешиваясь в военные или правительственные дела, относящиеся исключительно к его компетенции. Брендон, в свою очередь, не менее ясно дал понять, что они будут не только царствовать, но и править совместно.

Но этого ей было недостаточно.

Ваннис сделала несколько глубоких вдохов и, пользуясь тем, что они висят одни в крутящемся цилиндре между искусственными небом и землей, спросила:

– А как же Вийя?

Он мягко посадил аэрокар на подушку, и двигатели с тихим воем умолкли. Последняя клавиша отключила и пульт – в темноте Ваннис видела только белый камзол Брендона и силуэт его головы. Но она знала его голос и слышала, как он старается говорить ровно, чтобы не показаться откровенным – дружески, чтобы избежать интимности.

– Не знаю, согласилась ли бы Вийя мириться с ограничениями, связанными с титулом Кириархеи. Если нам доведется встретиться снова, мы, я надеюсь, будем жить вместе. Но я не могу оставить вас здесь как своего врага, Ваннис. Правительство у нас совсем новое, ситуация шаткая – я должен видеть в вас союзницу, хранительницу и попечительницу до окончания войны.

Многолетнее обучение не смогло помешать чисто человеческой реакции.

– А тем временем будете гоняться за своей рифтершей, которая хочет быть с вами в постели, но не в совете.

Брендон вздохнул, откинув голову на спинку кресла.

– Самое важное для человека в высшем и духовном смысле – это специфические черты его удовлетворенных желаний. Разве вы не вслушивались в подтекст речей во время приема рифтерской делегации? Кое-что там предназначалось для Дулу высшего круга – для вас.

Итак, Элоатри снова оказалась права. Ваннис крепко прикусила губу и промолчала.

– До того, как покинуть Артелион в день своей Энкаинации, я подумывал о том, чтобы найти рифтеров и переманить их на свою сторону, если получится. Вийя это знает, а я знаю другое: если бы она думала, что я способен забыть свой долг ради постельной партнерши, она выкинула бы меня из своей койки прямо в вакуум. В свое время она собиралась освободить одного из своих, Локри, если Панархический суд вынесет ему приговор. Освободить или умереть.

Ваннис подумала о тренированных десантниках, охраняющих зону лишения свободы, вспомнила черные глаза и должарский выговор Вийи – и содрогнулась. Да, Вийя вполне способна сознательно подвергнуть свою жизнь смертельной опасности. Но раньше Ваннис не приходило в голову, что ее мотивом может быть преданность, а не просто склонность к насилию.

– Почему же тогда она бросила вас?

– Она не верит, что я смогу изменить Панархию так, чтобы в ней нашлось место для рифтеров. Или, скорее... – он поднял голову, и его профиль обрисовался на фоне черной стены позади аэрокара, – она не позволяет себе надеяться на это. Жизнь сделала ее недоверчивой. Пойдемте?

Стена снова закрылась, спрятав аэрокар. Они вышли на садовую дорожку, и Ваннис снова услышала поющие голоса, неутомимые в своем бдении. Пламя свечей просеивалось сквозь кружево вековых папоротников.

Ваннис усталыми глазами следила за движением огненного круга. Она подвела итог, и на нее нахлынул гнев, под которым таилось отчаяние. Она перестала следить за ходом игры, но Брендон не перестал – и полностью обставил ее этим своим предложением.

Он высказался ясно. Она будет Кириархией, но не женой. Не будет старинного венчального обряда с обетом нерушимой верности и обменом кольцами, как у Геласаара с Иларой.

Он знал о ее планах с самого начала и теперь сделал ловкий ход, противопоставив ее эмоции честолюбию.

Шах и мат.

– Еще кофе? – спросил он. – Ночь будет длинная... Чьи-то голоса поблизости прервали его. Они оба оглянулись, и Ваннис снова заметила, что он напряжен не меньше, чем она.

– Прошу прощения. – Арторус Ванн вышел на террасу и поклонился. Сообщение от адмирала Фазо – Хуманополис просит допустить его к гиперрации.

Брендон снова резко повернул голову, взглянув на Ваннис, которая принудила себя сохранять спокойствие, ничего не выдавая ни лицом, ни жестами. В его глазах она прочла не торжество, а озабоченность.

"...Вы не узнаете этого, если будете принимать обладание за любовь". Не он обставил меня, а я сама. Он в самом деле думает, что я люблю только власть.

С молниеносной быстротой она перебрала в уме то, что предшествовало его предложению. Да, он хочет покинуть Арес, но это не значит, что он бросает Панархию на произвол судьбы, – он просит ее, Ваннис, заменить его на посту. Он не осуждает ее политические амбиции и признает ее цели достойными. Его предложение основано не на холодном расчете игрока, а на душевной щедрости – он верит ей и полагается на неё

Ты была трижды права, Элоатри.

Ваннис закрыла глаза. Рядом со знакомым до боли голосом стали слышны другие, и Брендон ушел.

21

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ

Риоло тар Маньянгалли смотрел на мерцающий экран.

Не пульт, а игрушка. За годы своего общения с потомками Изгнанников Риоло научился мириться в числе прочего и с примитивностью их электроники.

Каютка у него была маленькая, некрашеная, всего с двумя стазисными заслонками. Вся ее обстановка состояла из туалетной кабинки и койки, а недавно к ней добавился вот этот пульт. Риоло умолчал о том, что предпочитает эту комнату помещениям, насильственно преобразованным в кубы и замазанным серой краской. Это, конечно, не родимый Низ его планеты, но сходство есть: тепло, слабый свет и постоянное движение. В Низу, правда, стены и пол не шевелятся, но там днём и ночью скользят Гонцы – и вздрагивания станции, как ни странно, казались Риоло успокаивающими, по крайней мере во сне.

Игрушечный пульт явился результатом того, что Риоло проявил готовность к сотрудничеству и охотно отвечал на придирчивые вопросы изгнанника-панархиста Лисантера.

Рассеянно поглаживая себя над правой ключицей, Риоло вспоминал свои беседы с Лисантером. Барканцу потребовались все его умственные способности, чтобы скрыть диапазон своих познаний об ограх и в то же время не дать Лисантеру угадать, что он что-то скрывает.

Кажется, все прошло благополучно. Барродах разрешил поставить ему этот пульт – как бы для игр с невидимыми противниками, собирающимися в рекреационном помещении где-то на станции.

Какое-то время Риоло действительно играл, стараясь не выигрывать и не проигрывать слишком много. Но потом, решив, что бдительность Барродаха притупилась, он с легкостью взломал примитивную защиту, которую должарианцы ставили на своих пультах. Он давно уже понял, что они больше полагаются на страх, чем на технику. На страх и субординацию. Они явно не понимают, что единственная надежная система – это та, которая ни с чем не связана.

Тем не менее он соблюдал осторожность. Не следует слишком заноситься: однажды, когда он позволил это себе, его разоблачили и ошельмовали. Теперь он стремился вернуть себе то, что когда-то принимал как должное: невыразимую радость Восхождения.

Старательно оборудовав себе рабочее пространство за периметром игрового, он подумал о людях, живущих вне Барки. Они не знают, что такое Низ и Возвышение, они как черви, что копошатся в своих канюлях вдали от мозаичного лабиринта канюлей Цивилизации. Но черви эти настойчивы и очень многочисленны, поэтому пренебрегать ими не следует.

Теперь он радовался своей щепетильности. Взломав ворота, оборудованные должарианцами, он увидел следы четырех отдельных личностей, трое из которых умели манипулировать информпространством почти так же, как он, а четвертая во многом его превосходила.

Держа пальцы на клавишах, он стал обдумывать свой следующий шаг.

Двоих он опознал. Оба они программисты – один находился на далеком Артелионе, другая здесь на станции. Она рифтерша, и зовут ее Татриман. Ее пространство спрятано за солидным ограждением пространства Лисантера. Их взлом потребует времени и громадной осторожности, если он не хочет быть обнаруженным.

Третья персона была относительно новой – Риоло засек его или ее только по тайным, хорошо замаскированным переговорам с Татриман. Найти ее рабочее пространство будет трудно. А четвертая... она отдавала панархистским душком и оперировала с быстротой и эффективностью лазера. Попробуй такую подлови.

Риоло все еще думал об этом, когда дверь каюты без всякого предупреждения открылась. Двумя быстрыми нажатиями Риоло придал экрану видимость игровой ситуации. Его конструкция не только мгновенно производила это преобразование, но и передавала ему контроль.

– Следуй за мной, – сказал на уни вошедший бори в сером кителе. Позади, в ярко освещенном коридоре, виднелись двое вооруженных солдат в серой форме.

Глаза у Риоло сразу заслезились, и его позабавили страх и отвращение, с которыми бори косился на его голые красные стены. Риоло никогда не включал резкий свет, как эти болваны. Он надел защитные очки, а пульт тихо бибикнул, самостоятельно выключив игру и рабочее пространство, которое она маскировала.

Бори перевел взгляд с очков на гульфик Риоло, и на его лице отразилось презрение. Ну понятно – ты презираешь то, чего лишен сам, стерильный червь. Риоло, как всегда, притворился, что не замечает реакции своего сопровождающего, и молча вышел за ним в коридор.

Когда Риоло увидел, что его ждет Барродах, любопытство возобладало над страхом. Этот бори был выше его на каких-нибудь два сантиметра, а весил, должно быть, вдвое меньше. Истощенность, напряженность мускулов, оттенок кожи, крошечные блестящие зрачки немигающих глаз – все указывало на то, что человек этот безумен.

Он молча повернулся и зашагал прочь, не глядя, идет ли за ним Риоло. Все так же молча они сели в транспортную тележку и куда-то поехали.

Барродах остановил тележку у двери, где стояли навытяжку двое часовых в черном, и открыл эту дверь.

Риоло прошел за ним в комнату, обстановка которой составляла странную смесь техники и каких-то культовых атрибутов. В холодном воздухе висел тяжелый, неприятный запах, от которого по коже Риоло побежали мурашки.

Барродах нажал вестник у внутренней двери и в ответ на запрос назвал только свое имя.

Дверь открылась, и из нее вышла странная фигура. Высокий, как все должарианцы, этот тип вместо обязательного черного одеяния (Риоло узнал, что черную форму носят военные, исполняющие ритуал под названием палиах) был облачен в одежды с какими-то гнусными узорами, и его – нет, ее безволосый череп покрывали повторяющие этот узор шрамы и цветные татуировки.

– Сенц-ло Адхаш, – с оттенком подобострастия произнес Барродах.

– Серах Барродах, – неожиданно мелодичным голосом ответила женщина. Вы мне помешали.

– Служба Аватару требует нашего присутствия на Трансфигурации. Барродах тоже говорил по-должарски, и Риоло стало страшно. Он никому не говорил, что Матрия доверила ему эту миссию потому, что он знает Должарский, но Барродах каким-то образом об этом проведал. Что еще ему известно?

Женщина сделала знак тонкой, в шрамах рукой, и Барродах кивком велел Риоло пройти в смежную комнату.

Если бы Риоло мог убежать, он бы это сделал: тонкий ноющий звук, исходящий оттуда, внушал ему ужас. Они, конечно, варвары, но он никогда еще так ясно не сознавал, что целиком находится в их власти.

Барродах указал ему на должарианку, привязанную к каталке. Сетчатый колпак у нее на голове был присоединен к машине, от которой и шел этот звук. Глаза жертвы выкатились из орбит, и струйка крови стекала из плотно сжатого рта.

Женщина в вышитых одеждах стала по другую сторону каталки, и Риоло услышал, как звякнули какие-то инструменты о металлический поддон.

Лысая, взяв тонкую стальную спицу с крючком на конце, склонилась над женщиной в каталке.

– А теперь, Кулусан, поговорим о Каруш-на Рахали для тех, кто пал так низко, что выбирает для борьбы кого-то помимо Настоящих Людей.

Легко, почти ласкающе, она коснулась своим инструментом века привязанной и с привычной ловкостью проткнула тонкую плоть. Жертва испустила хриплый вздох. Риоло, на грани обморока, пытался не смотреть, не слушать этого мучительного хрипа.

Звук, издаваемый машиной, изменился, и жертва издала тихий стон. Снова звякнули инструменты. Риоло скрипнул зубами и подскочил, когда кто-то тронул его за локоть.

Барродах смотрел на него с ехидной улыбкой.

– Мы уходим.

Женщина в вышитых одеждах не обратила на них внимания, и Барродах, поклонившись, открыл дверь.

Риоло возблагодарил судьбу за то, что тележка едет так долго. Он успел привести в порядок свое дыхание и перебороть обморочную слабость. Он знал, что опасность далеко еще не миновала, но по мере удаления от той жуткой комнаты способность мыслить понемногу возвращалась к нему. Умовыжималка! Он слышал это слово, но не мог представить, как ужасно это выглядит в действительности.

Тележка остановилась перед другим вздутием на стене, анонимным, как и все прочие. Они вошли, и Риоло понял, что это кабинет Барродаха.

Дверь закрылась, оставив Риоло наедине с бори. Зачем Барродах показал ему умовыжималку? Уж не раскрыл ли он проделки Риоло в информационном пространстве? Риоло впервые усомнился в своей ловкости – он с трудом удерживался, чтобы не сглотнуть, не вытереть мокрые ладони об одежду. Впредь надо будет действовать с особенной осторожностью.

Барродах включил свой пульт и спросил без предисловий:

– Что это?

Риоло увидел на экране Хрима – тот повалился на койку и схватился за футляр с шестеком.

– Гонец, – сказал Риоло, глядя на блаженные конвульсии Хрима.

– Гонец? – с явным отвращением повторил Барродах.

Потолок на экране лопнул, и оттуда показалась мерзкая рожа. Риоло и Барродах молча смотрели, как из трещины в жуткой пародии на роды вылез скелет и рухнул на Хрима.

Риоло обожгло рот желчью, когда в полу стали открываться фистулы, аналогичные канюлям Барки, и шестек повел себя, как в Низу. Хрим яростно боролся с ним, пока тот не перервался пополам, а после запихал уцелевший кусок в гнездо, чтобы не дать ему воссоединиться с пропавшей половиной.

– Из чего он сделан? – спросил Барродах.

Полуголый Хрим между тем натянул сапоги и принялся топтать скелет. Барродах убрал звук, и Риоло не слышал, что Хрим кричит. Бори нетерпеливо остановил кадр, и капитан застыл с поднятой ногой.

– Из чего он сделан?

У Риоло заколотилось сердце, когда он ощутил безумный гнев, излучаемый Барродахом. Теперь барканец понял причину их визита к умовыжималке. Но просмотренные им кадры, напомнившие ему о далекой родине, как ни странно, успокоили его и вернули способность мыслить рационально.

– Этот вопрос вам следует адресовать Матрии. Нам не дано знать тайны Лабиринта. Я знаю только, что шестеки служат у Матрии гонцами – мы же получаем их, только когда заслуживаем это право.

Барродах снова пустил чип. Хрим топнул ногой, задом наперед вернулся к койке, выпрыгнул из сапог, убрал руки от вибрирующего футляра. Половинки шестека срослись, и он упал на них. Кадр снова застыл, и чип стал показывать события нормальным порядком, пока розовая передняя часть шестека не исчезла в полу.

Сердце Риоло продолжало болезненно биться.

– Как долго вы, барканцы, ими пользуетесь?

– На протяжении всей нашей истории.

Бори неуловимым движением выключил пульт. Его худые беспокойные руки взяли со стола стилус и принялись играть им Риоло показалось, что стилус похож на стальной инструмент в руках палачихи, и его передернуло.

– Итак, ты познакомился с пеш мас'хадни господина Эсабиана, – сказал Барродах. – Эти врачи обучены всем видам искусства боли. – Стилус с решительным стуком лег на стол. – Я решил, что мы оба сэкономим время, если я покажу тебе, как должарианцы наказывают за неповиновение. Я знаю, что вы, барканцы, считаете нас варварами и полными дураками. Может, мы не так ловко манипулируем с информпространством, как вы, но уверяю тебя, мы не дураки. Просто наши способности применяются в других областях, одну из которых ты только что наблюдал.

Может, Татриман обнаружила мое рабочее пространство? Риоло стиснул зубы, ожидая решения своей участи.

– Ты знаешь, как программировать огров, которых привез. Нам обоим известно, что Хрим способен предать вся и всех, и я уверен, что он приказал тебе поставить в них кое-какие предохранители. Лисантер хотя и не имеет твоего опыта, но учится быстро. – Бори сплел пальцы. – Панархисты сильно ограничивают нас во времени, Риоло. Будь времени достаточно, Лисантер разложил бы ваших огров по полочкам и отыскал все неподобающие вставки. Но его у нас недостаточно. Ты останешься здесь, пока мы не достигнем своей цели, и у тебя есть выбор. Ты можешь сыграть на нашем неведении – которое долго не продлится – и отправиться на умовыжималку, если мы обнаружим упомянутые мной ловушки. Думаю, не нужно тебе говорить, что пеш мас'хадни умеет также продлевать человеку жизнь. Если Аватар пожелает, его враги будут лежать там месяцами, подвергаясь всяческим экспериментам. Либо ты можешь послужить нам и получить награду в зависимости от оказанных услуг. В наших силах осуществить и то и другое, Риоло. Выбирай.

Голова у Риоло работала быстро. Хриму он ничего не должен. С другой стороны, что помешает должарианцам избавиться от него, когда он перестанет быть им нужен? В конце концов, верностью он обязан только самому себе и Матрии, пославшей его сюда. Вспомнив примитивность защитных мер на своем пульте, он решился начать игру, единственно возможную в этом извращенном подобии Низа. Он укажет им, как убрать самые заметные ловушки, но при этом установит другие, куда более изощренные,

Он изобразил на лице тошнотворную смесь облегчения и ужаса.

– А Хрим? – Его голос дрогнул – не совсем наигранно.

– Он ничего не узнает – обещаю. – Вид у Барродаха был довольный. Риоло перевел дух.