Текст книги "Драконица (ЛП)"

Автор книги: Шеррилин Кеньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Слушай, почему бы тебе не отнестись к этому, как к грандиозному приключению. Вместо того, чтобы читать об истории, которой ты учишь других, ты можешь пожить в ней пару недель.

– Ты что – Дисней Уорлд? – спросила она. – Я не могу оставаться тут несколько недель. У меня есть своя жизнь в двадцать первом веке. Меня уволят с работы. Я потеряю машину и квартиру. О боже, кто заберет мои вещи из стирки.

– Если ты останешься со мной, таких проблем не будет. Тебе никогда не придется волноваться об этом снова.

Чэннон в ужасе посмотрела на него. О, Боже, пусть это будет какой-нибудь ужасный кошмар. Ей нужно проснуться. Это не может быть правдой.

– Нет, – ответила она, – ты прав. Мне не нужно беспокоиться об этом в Англо – Саксонии. Мне нужно волноваться только о недостатке гигиены, отсутствии водопровода, нашествии викингов, сожжении на столбе, нехватке современных удобств и ужасных болезнях без антибиотиков. Господи, я даже не смогу достать тут Мидол [4]4
  МИДОЛ – противоревматические, противоподагрические, анальгезирующие и жаропонижающие средства. Производное аспирина и аскорбиновой кислоты.


[Закрыть]. Не говоря уже о том, что я не узнаю, что будет в «Баффи» на следующей неделе.

Себастьян испустил долгий терпеливый вздох и одарил ее извиняющимся взглядом, который подавил большую часть ее гнева.

– Гляди, – тихо сказал он, – давай заключим сделку. Проведи со мной пару недель и, если, ты действительно не сможешь этого выносить, я верну тебя домой, так близко ко времени твоего исчезновения, как только смогу. Хорошо?

Чэннон все еще пыталась ухватить суть происходящего.

– Ты можешь поклясться, что ты не играешь с моим разумом. Я действительно здесь, в Англо-Саксонии.

– Клянусь душой своей матери, что ты в Англо-Саксонии и я смогу вернуть тебя обратно. И, нет, я не играю с твоим разумом.

Чэннон приняла это, хотя не могла понять почему. У нее просто было ощущение, что он никогда не поклялся бы душой своей матери, если бы лгал ей.

– Ты действительно можешь вернуть меня в тот самый момент, когда я исчезла?

– Возможно не в тот же самый, но я могу постараться.

– Что ты имеешь в виду под «постараться».

Себастьян сверкнул ямочками, потом стал серьезным.

– Путешествия во времени – наука неточная. Ходить сквозь временные пласты можно лишь, когда рассвет сменяет ночь и только под влиянием полной луны. Главная проблема заключается в прибытии. Можно попытаться попасть в определенное место, но степень успешности колеблется около девяноста пяти процентов. Я могу вернуть тебя в тот же день, а могу на неделю или две позже.

– Это лучшее, на что ты способен?

– Эй, скажи спасибо, что я достаточно стар. Когда аркадианин впервые пробует передвигаться во времени, шанс на успех составляет всего процента три. Однажды меня занесло на Плутон.

Она невольно рассмеялась.

– Ты серьезно?

Он кивнул.

– И они не шутят, когда называют его самой холодной планетой.

Чэннон глубоко вздохнула, переваривая то, что он сказал ей. Было ли это реальностью? Она не знала об этом, не более, чем знала, говорил ли он правду, когда обещал вернуть ее домой. Себастьян все еще закрывался от нее.

– Значит, я застряла тут до следующего полнолуния?

– Да.

О, боже, нет. Если бы она была из тех женщин, что плачут, то возможно ревела бы сейчас. Но Чэннон всегда была практичной.

– Хорошо. Я с этим справлюсь, – сказала она, больше себе, чем ему. – Я просто притворюсь, что я саксонская цыпочка, а ты…

Она замерла на полуслове, вспомнив, что он сказал о путешествиях во времени.

– Так сколько тебе лет?

– Мы стареем несколько не так, как люди. Так как мы можем ходить сквозь время, наши биологические часы идут намного медленнее.

О, ей не понравилось, как он сказал «люди» и, она знала, что вгонит ему кол в сердце, если только он окажется клыкастым. Но к этому она собиралась вернуться через несколько минут. Пока она хотела понять то, что он сказал про возраст.

– Так вы стареете собачьими годами.

Себастьян засмеялся.

– Что-то типа того. По человеческим меркам, мне где-то четыреста шестьдесят три.

Чэннон ошарашено присела, оглядывая его гибкое, твердое тело. Он выглядел как человек, едва разменявший третий десяток, а никак не приближающийся к пятистам.

– Ты не разыгрываешь меня, а?

– Нет, ни капельки. Все, сказанное мной с момента нашей встречи – истинная правда.

– О, боже, – сказала Чэннон, медленно и осторожно дыша, чтобы подавить панику, вновь поднимавшуюся в ней. Даже, зная, что все это – правда, она не могла поверить. Мозг отказывался принимать, что люди могут путешествовать во времени, и что она действительно была в Темных веках [5]5
  Темные Века – период в европейской истории VI, VII и VIII веков.


[Закрыть]. Не могло это быть так просто.

– Я знаю, что во всем этом определенно должна быть обратная сторона. И почти уверена, что именно в этом месте должно выясниться, что ты вампир или что-нибудь еще в этом роде.

– Нет, – быстро ответил Себастьян. – Я не вампир. Я не питаюсь кровью и не делаю ничего особенного, чтобы поддерживать в себе жизнь. Я был рожден матерью, как и ты. Я также чувствую. Если меня ранить, течет красная кровь. И, так же как и ты, я умру когда-нибудь в будущем. Просто я наделен несколькими дополнительными силами.

– Я поняла. Я – Тойота. А ты – Ламборджини и чрезвычайно хорош в постели.

Он издал смешок:

– Хорошее обобщение.

Обобщение, блин. Это было невероятно. Непостижимо. Как она умудрилась вляпаться в нечто подобное.

Но, глядя на Себастьяна, она понимала. Он был неотразим. С такой аурой смертельной опасности и животного магнетизма – как смела она надеяться, что могла бы противостоять ему.

Ей стало интересно, а существуют ли еще где-либо такие же, как он. Мужчины, обладающие силой и магией. Мужчины, настолько неописуемо сексуальные, что лишь один взгляд на них заставлял сгорать от желания.

– А есть ли еще такие, как ты?

– Да.

Девушка лукаво улыбнулась своим мыслям.

– И много?

Себастьян нахмурился перед тем, как ответить.

– Когда-то было, но времена меняются.

Чэннон заметила грусть в его глазах, боль, которую он держал в себе. Они заставляли ее страдать вместе с ним.

Он взглянул на нее:

– Гобелен, который ты так сильно любишь – это история нашего возникновения.

– Рождение человека и дракона.

Он кивнул.

– Примерно за пять тысяч лет до твоего появления на свет, мой дед – Ликаон, влюбился в женщину, которую считал человеком. Но она им не была. Она принадлежала к расе, проклятой греческими богами. Никогда не рассказывая ему, кем и чем в действительности была, через некоторое время родила она ему двух сыновей.

Чэннон припомнила сцену рождения, вышитую в верхнем левом углу гобелена.

– В день, когда ей исполнилось двадцать семь, – продолжил Себастьян, – она умерла в ужасных мучениях, точно также как и другие представители ее расы. И, когда мой дед это увидел, он понял, что его дети обречены на ту же судьбу. Ослепленный яростью и горем, он искал противоестественные способы сохранить жизнь своим детям.

Мужчина напрягся, говоря об этом.

– Сведенный с ума скорбью и страхом, он захватил так много людей моей бабушки, как только мог и начал экспериментировать с ними, объединяя их жизненные силы с силами животных. Он хотел создать гибрид, который не был бы проклят.

– Это сработало? – спросила Чэннон.

– Лучше, чем он надеялся. Его колдовство не только дало им силы и мощь животных, но и продолжительность жизни, в десять раз превышающую человеческую.

Это заставило ее приподнять бровь.

– Так ты говоришь мне, что ты вервольф, который может прожить семь-восемь сотен лет?

– Да, что касается возраста, но я не Лайкос. Я – Дракос.

– Ты так говоришь, как будто я должна понимать, о чем речь.

– Ликаон использовал свою магию, чтобы «располовинить» своих детей. Вместо двух сыновей, он получил четырех.

– Что? – спросила она. – Он разрезал их пополам?

– И да, и нет. У его магии проявился побочный эффект, на который мой дед, как я думаю, не рассчитывал. Когда он объединил человека с животным, он рассчитывал, что создаст единое существо. Вместо этого, у него получилось два. Одно – с человеческим сердцем, а другое с сердцем животного. Тех, кто обладает сердцем человека, мы называем – Аркадианами. Мы способны подавлять звериную часть своей натуры. Имея человеческие сердца, мы способны на сочувствие и разумное мышление.

– А те, что с сердцами животных?

– Их называют Катагария, что значит – испорченный, злой. Из-за своего звериного сердца они менее склонны к сочувствию и полагаются на основные инстинкты. Как и их человеческие собратья, они обладают теми же психическими способностями, умением менять форму, силами, преломляющими время, но не самоконтролем.

Ей не нравилось, как это звучало.

– А другие люди, на которых он экспериментировал? Они тоже разделились?

– Да и все мы заложили основу для двух обществ – Аркадиан и Катагарии. Как в природе, подобное тянулось к подобному, и мы основали группы или патрии, основываясь на наших зверях. Волки жили с волками, ястребы с ястребами, драконы с драконами. Мы используем для них греческие названия. Поэтому, дракон – это Дракос, волк – Лайкос и так далее.

Чэннон видела в этом определенный смысл.

– И все это время аркадиане оставались с аркадианами, а катагария с катагарией?

– В основном – да.

– Но, судя по тону твоего голоса, никакого «и они жили долго и счастливо» не получилось.

– Нет. Мойры разгневались, что Ликаон посмел разрушить их планы. В наказание, они приказали ему убить своих детей. Он отказался. Тогда, боги прокляли нас всех.

– Как прокляли?

У Себастьяна задергалась челюсть, и в его глазах она увидела затаенную боль.

– Первое, мы достигаем полового созревания только после двадцати. Из-за того, что этот момент оттянут, когда оно, наконец, наступает, это слишком сильно воздействует на нас. Многие сходят с ума и, если, мы не находим способ контролировать и направлять свои силы, мы становимся Убийцами.

– Я так понимаю, что ты имеешь в виду не тот тип хорошего убийцы вампиров, борющегося со злом.

– Нет. Это существа, стремящиеся к абсолютному разрушению. Они убивают, не колеблясь и с невообразимой жестокостью.

– Как ужасно, – выдохнула Чэннон.

Он согласился:

– До половозрелости, наши дети – либо люди, либо животные, в зависимости от базовой формы родителей.

– Базовая форма? Что это?

– Аркадиане – люди, поэтому их базовая форма – человеческая. Катагария имеют форму того животного, к которому относятся. Урсулан будет медведем, Геракиан – ястребом.

– А Дракос будет драконом.

Себастьян кивнул:

– Ребенок не обладает силами, но как только он достигает зрелости, они приходят к нему. Мы пытаемся помогать тем, кто проходит через все это, и учим их обуздывать свою мощь. В большинстве случаев у аркадиан получается, но с катагарией все не так. Они побуждают своих детей к уничтожению людей и аркадиан. Из-за того, что мой род дал обещание остановить их и их Убийц, они возненавидели аркадиан и поклялись убивать нас и наши семьи. Короче говоря, мы находимся в состоянии войны.

Чэннон затихла, обдумывая его последние слова. Так вот какую вечную борьбу упоминал он вчера.

– Именно поэтому ты здесь?

На этот раз мука в его глазах была настолько сильной, что она зажмурилась.

– Нет. Я здесь, потому что пообещал.

– Что пообещал?

Себастьян не ответил, но она почувствовала, как напряжение вернулось в его тело. Он страдал, и девушка хотела знать почему. Но затем она поняла.

– Катагария уничтожили твою семью, ведь так?

– Они забрали у меня все. – Агония в его голосе была такой дикой и яростной. Никогда еще в своей жизни она не слышала ничего подобного.

Чэннон так хотелось утешить его, как никогда и никого раньше. Она мечтала иметь возможность стереть прошлое и вернуть его семью. Пытаясь отвлечь Себастьяна, она вернулась к предыдущей теме.

– Если вы воюете, то у вас должны быть армии.

Мужчина отрицательно покачал головой.

– Не совсем. У нас есть Стражи, которые сильнее и быстрее, чем остальные. Их долг – защищать всех: и людей, и оборотней.

Потянувшись к нему, она дотронулась до маски, скрывающей его татуировку.

– У всех аркадиан есть такие метки?

Себастьян отвел взгляд в сторону.

– Нет. Только у Стражей.

Чэннон улыбнулась.

– Ты – Страж.

– Я был Стражем.

То, что он выделил прошедшее время, сказало ей о многом.

– Что произошло?

– Все случилось давным-давно, и я не хотел бы об этом говорить.

Она могла понять это, особенно после того, как он столько ей рассказал. Любопытство было сильнее, чем она могла вынести, и все же, она не стала настаивать.

– Хорошо, но могу я спросить всего лишь одну вещь?

– Конечно.

– Когда ты говоришь давным-давно, у меня появляется чувство, что это означает нечно совершенно другое. Это было десятилетие, два или…

– Двести пятьдесят четыре года.

У нее отпала челюсть.

– И все это время ты был один?

Себастьян кивнул.

У нее защемило в груди. Двести лет в одиночестве. Она не могла себе этого представить.

– И у тебя совсем никого нет?

Себастьян замолчал, когда старые воспоминания вновь всколыхнулись в нем. Он делал все возможное, чтобы забыть о своих обязанностях как Стража. Свою семью. Он был воспитан, чтобы беречь свою честь в сердце и из-за одной ужасной ошибки потерял все, что имело для него значение. Все, чем он однажды был.

– Я был…изгнан, – слова застревали в его горле. За все это время он ни разу не произнес их вслух. – Ни одному аркадианину не разрешено общаться со мной.

– Почему они изгнали тебя?

Он не ответил. Вместо этого он указал вперед.

– Взгляни туда, Чэннон. Я думаю, ты увидишь кое-что, намного интереснее меня.

Сильно в этом сомневаясь, Чэннон повернула голову, и у нее перехватило дыхание. Впереди, на холме располагалась огромный деревянный замок, окруженный зданиями. Даже с такого расстояния она видела передвигающихся людей и животных.

Она моргнула, не веря своим глазам.

– О, боже, – выдохнула она, – настоящая саксонская деревня.

– Да, полный набор вместе с плохой гигиеной и отсутствием канализации.

Ее сердце громко колотилось, пока они медленно и размеренно приближались к холму.

– Ты не мог бы заставить эту штуку двигаться быстрее. – Спросила она, сгорая от желания подобраться поближе.

– Я мог бы, но тогда они сочтут это проявлением агрессии и, возможно, решат выпустить в нас пару стрел.

– О, тогда я могу подождать. Не хочу быть подушечкой для иголок.

Себастьян молчал, наблюдая как Чэннон тянется, чтобы разглядеть город получше. Он улыбнулся ее нетерпению, когда она завертелась в седле, потираясь бедрами о его болезненно-напряженный пах.

Удивительно, насколько сильно он хотел обладать ею снова, учитывая недавно проведенную вместе ночь. Мужчина до сих пор не мог поверить, что рассказал ей настолько много о своем прошлом и своих людях, но как его пара она имела право знать о нем все. Если только она станет его парой. Он все еще не решил, что с этим делать. Самым благородным было бы вернуть ее домой и оставить. Но он не хотел. Ему не хватало человека, о котором он мог бы заботиться, того, кто заботился бы о нем.

Сколько раз лежал он ночью, не в силах сомкнуть глаз, мечтая о семье. Желая нежности утешающего касания? Скучая по смеху и теплоте дружбы? Веками, его одиночество было его адом. А эта женщина, сидящая на его коленях, может стать его единственным спасением. Если только он решиться.

Чэннон прикусила губу, когда они въехали во внутренний двор замка, и она увидела настоящих, живых саксов за работой. Там были мужчины, кладущие камни, восстанавливая часть ворот. Женщины, ходящие туда и сюда с корзинами белья и пищи, болтая между собой. И дети! Множество саксонских детишек бегало вокруг, они смеялись и играли друг с другом. Более того, там были купцы и музыканты, жонглеры и акробаты.

– Тут проходит какой-то фестиваль?

Он кивнул.

– Закончен сбор урожая, и теперь всю неделю люди будут праздновать, чтобы отметить это.

Она пыталась понять, о чем болтали люди в толпе. Это было неописуемо. Они говорили на староанглийском.

– О, Себастьян, – вскрикнула она, заключая его в кольцо своих рук и прижимая к себе. – Спасибо тебе за это. Спасибо.

Себастьян сжал зубы от ощущения ее груди, прижавшейся к нему, ее дыхания, обжигающего его шею. Его пах напрягся еще сильнее, и потребовались все его силы, чтобы удержать зверя в узде. Он почувствовал, как разрывается все внутри него, когда он противопоставил друг другу части своей души. Это было опасно, но необходимо, для их же собственного блага.

Особенно, учитывая, что обе его части хотели одной и той же вещи – они хотели Соединения, где Чэннон доверит ему себя, церемонии, которая свяжет их навеки. Такие решения не принимаются легко. Ей придется отказаться от всего, чтобы быть с ним. Всего. И он не был уверен, что может просить ее об этом. Это было бы несправедливо, и он определенно не был достоин такой жертвы.

Он увидел счастье в глазах Чэннон и улыбнулся ей.

Но эта улыбка померкла, когда он оглядел город и увидел невинные души, жизнь которых оборвется, если что-нибудь пойдет не так.

Брэйсис продемонстрировал редкий для него проблеск интеллекта, когда организовывал этот обмен. Клятвой Стража Себастьяну было запрещено превращаться в дракона или каким-либо образом использовать свои силы, если это может открыть людям его происхождение. В присутствии невинных, он должен был выдавать себя за человека. Брэйсис поклялся, что Катагария придут в людском обличии, чтобы совершить обмен, а затем мирно уйдут. К сожалению, у Себастьяна не было другого выбора, кроме как верить ему. Конечно, Брэйсис знал, насколько велики силы Себастьяна и был бы полным идиотом, если бы попробовал напасть на него. Зверь может быть глупым, но Брэйсис настолько глупым не был.

Как только они доехали до конюшни, Себастьян помог Чэннон спуститься с коня, а затем спешился сам. Он натянул кольчугу ниже, чтобы никто не заметил, как он желал женщину, стоящую перед ним.

Чэннон наблюдала, как Себастьян снял меч с широким лезвием со спины коня и закрепил его на перевязи. Она должна была признать, что он выглядел восхитительно – таким мужественным и сильным. Рукава кольчуги спадали из-под кожаных доспехов, слегка позвякивая в такт его движениям. Шнуровка кольчуги была ослаблена и обнажала дорожку волос на его груди, а девушка очень хорошо помнила часы, которые она провела, касаясь этой роскошной кожи руками и губами. Уставившись на маленький шрам на его шее, она до боли хотела провести по нему языком. У этого мужчины были тело и аура, которые следовало бы клонировать и сделать стандартным набором каждого представителя мужского пола. Гордый и опасный, он заставлял трепетать каждую ее женскую частичку. Остановись! Она оборвала сама себя. Они были в центре города и…Там было еще на кого посмотреть.

Ага, как же. Как будто они были более интересны, чем Себастьян. Он поправил меч, так чтобы эфес выступал вперед, а лезвие касалось ноги, а потом стянул кожаную сумку с седла. Мальчишка подбежал, чтобы забрать коня.

– Какой сегодня день? – спросил он парня на староанглийском.

– Вторник, сир.

Себастьян поблагодарил его и дал пару монеток, перед тем как поручить своего коня его заботе. Затем он повернулся к ней.

– Ты готова?

– Абсолютно. Я всю жизнь об этом мечтала.

Чэннон боялась вздохнуть, когда он вел ее по шумной деревне. Себастьян оглянулся, чтобы посмотреть на девушку, пока она пыталась увидеть все сразу. Она была так счастлива быть здесь. Может быть, у них все-таки была надежда. Может, он не совершил ошибки, перенеся ее сюда.

– Скажи, Чэннон, ты когда-нибудь пробовала саксонский хлеб?

– А он вкусный?

– Самый лучший из всех.

Взяв девушку за руку, он завел ее в лавку, располагающуюся через дорогу. Когда они вошли, Чэннон вдохнула сладковатый запах пекущегося хлеба. Караваи лежали рядами на деревянном прилавке и в корзинках на столах по всей комнате. Пожилая, грузная женщина стояла чуть поодаль, пытаясь сдвинуть с места большой мешок.

– Подождите, – сказал Себастьян, поспешив к ней. – Позвольте мне.

Выпрямившись, та благодарно улыбнулась.

– Спасибо, положи его вон там, под лавку.

Себастьян взвалил мешок на плечо. У Чэннон потекли слюнки, когда его кольчуга приподнялась, и сверкнул твердый, загорелый живот. Его широкие плечи и бицепсы напряглись от усилий. А, поставив мешок на пол у лавки, он одарил ее чудесным видом своего зада, обтянутого черными кожаными штанами. О да, она бы хотела кусочек.

– Чем я могу вам помочь, добрые люди? – спросила женщина.

– Что нравится тебе, Чэннон?

Это был вопрос с намеком или что?

Сделав над собой усилие, чтобы отвлечься от созерцания Себастьяна, она попыталась найти что-либо другое, во что можно было бы запустить зубы.

– А что бы вы посоветовали? – спросила девушка, испытывая свое знание староанглийского. Никогда прежде она не пробовала его в разговоре.

К ее удивлению, женщина все поняла.

– Если хотите чего-нибудь сладенького, я только что вынула из печи медовые булочки.

– Это было бы чудесно, – ответила Чэннон.

Женщина оставила их одних. Себастьян стоял позади, пока она изучала виды хлеба, имеющиеся в лавке.

– А что у тебя в сумке? – спросила она, указывая на черный мешочек, который Себастьян снял с лошади.

– Это просто одна вещь, о которой я должен позаботиться позже.

Он опять уклонялся от ответа.

– Ты поэтому вернулся сюда?

Он кивнул, но в его взгляде промелькнуло нечто очень осторожное, предупреждавшее девушку, что эта тема закрыта.

Лавочница вернулась с булкой и нарезала ее для них. Пока Чэннон жевала горячий, вкусный ломоть, женщина попросила Себастьяна помочь ей перенести несколько коробок из телеги, стоящей снаружи, в заднюю часть ее лавки. Он пошел помочь, оставив свою сумку с Чэннон.

Девушка слушала, как они переговариваются в соседней комнате, пока она ела булку, запивая ее сидром, который дала ей женщина. Ее взгляд упал на сумку, и любопытство взяло верх. Потянувшись, она открыла ее, чтобы посмотреть, что внутри. Дыхание изменило Чэннон, когда она увидела гобелен. Он действительно выкрал его. Но зачем?

Пожилая женщина вошла, вытирая руки о фартук.

– У вас хороший мужчина, моя леди.

Чэннон выпрямилась, краснея оттого, что ее застали на месте преступления. В тот момент она не была в этом так уверена.

– Он все еще разгружает телегу?

Женщина поманила ее за собой в подсобное помещение и взглядом показала выглянуть из двери. В аллее за лавками она увидела Себастьяна, играющего с двумя мальчишками, которые замахивались на него деревянными мечами и щитами, представляя, что они воины, бьющиеся против дракона. Ирония их игры не ускользнула от нее.

Некоторое время она смотрела, как он смеется и поддразнивает их. Это согрело ее сердце. Себастьян, которого она постепенно узнавала, был многогранным человеком. Таким заботливым, сочувствующим и нежным, каких она раньше не встречала. В то же время, в глубине его души жила первобытная жестокость, которая напоминала ей, что его нельзя не принимать всерьез.

И пока она смотрела на него, играющего с детьми, с ней произошло нечто странное. Чэннон представила, как он бы выглядел, играя со своими собственными детьми. С их детьми.

Видение было настолько ярким, что это испугало ее.

– Почему ты носишь маску? – спросил один из мальчиков.

– Потому, что я не такой хорошенький, как ты, – поддразнил его Себастьян.

– Я не хорошенький, – возмущенно сказал малыш. – Я красивый мальчик.

– Да, ты красивый, Обри, – сказал мужчина средних лет, передвигающий бочонок через заднюю дверь здания напротив. Затем он взглянул на Себастьяна.

Широко открыв рот, он вытер ладонь о рубашку и подошел, чтобы пожать Себастьяну руку.

– Много времени прошло с тех пор, как я видел кого-либо из вас. Это честь пожимать вам руку, господин.

Мальчики приостановили игру.

– А кто он, дедушка?

– Он охотник на драконов, Обри, как те, о которых я рассказываю тебе перед сном.

Он указал на маску Себастьяна и его меч.

– Я был в твоем возрасте, когда они появились в Линдси и сразили Мегалоса.

Чэннон было интересно, а не был ли Себастьян одним из тех, кто пришел тогда. Как будто чувствуя ее присутствие, он повернул голову и увидел ее в дверях.

– Если вы позволите, – сказал он мужчине и детям и подошел к ней. По ее лицу Себастьян видел, что девушку что-то беспокоит.

– Что-то не так?

– Ты был среди тех, кто бился с Мегалосом?

Он покачал головой, когда его душу прорезала боль. Если бы не его изгнание, он был бы с ними тогда. В отличие от других Стражей, он должен был сражаться с Катагарией в одиночку.

– Нет.

– О.

Что еще не так? Ты все еще выглядишь огорченной.

Она спокойно встретила его взгляд.

– Ты украл гобелен из музея. – Сказала она на современном английском, чтобы больше никто не понял. – Я хочу знать почему.

– Я должен был вернуть его сюда.

– Зачем?

– Потому что это выкуп за другого Стража. Если в пятницу я не отдам гобелен, они убьют его.

На это Чэннон нахмурилась.

– Зачем им гобелен?

– Не имею ни малейшего понятия. Но, учитывая, что на кону была жизнь человека, я не стал уточнять.

Неожиданно она вспомнила, что Себастьян сказал о гобелене прошлым вечером. «Он был создан в 7 веке в Британии женщиной, которую звали Антифона. Это история ее дедушки и его брата и их извечной борьбы между добром и злом». По пути в город он сказал, что это история его деда.

– Антифона – твоя сестра?

– Была моей сестрой. Она умерла очень давно.

По выражению его лица она видела, что боль потери все еще мучила его.

– Почему ее гобелен оказался в музее?

– Потому что…– Он глубоко вздохнул, чтобы притупить агонию внутри себя, такую жестокую, что она заставляла болеть все его существо. Заставляя себя ответить на ее вопрос, Себастьян почувствовал, как у него задергалась челюсть.

– Гобелен был с ней, когда она умерла. Я пытался вернуть его моей семье, но они не хотели иметь со мной ничего общего. Я не мог вынести его присутствия, поэтому я взял его в будущее, зная, что там сохранят его, и будут чтить и защищать его так, как делала бы она.

– Ты рассчитываешь вернуть его, покончив со всем этим, не так ли?

Он нахмурился от ее догадливости.

– Откуда ты знаешь?

– Я бы сказала, что я могу читать мысли, но я не могу. Мне просто кажется, что мужчина с таким большим сердцем, как у тебя, не стал бы красть ничего, не собираясь возместить убытки.

– Ты не так хорошо меня знаешь.

– Я думаю, достаточно хорошо.

Себастьян сжал зубы. Нет, она не знала. Он не был хорошим человеком. Он был глупцом. Если бы не он, Антифона была бы жива. Ее смерть была полностью на его совести. Он жил с постоянным чувством вины, с болью, которую нельзя облегчить и никогда не вылечить.

И в этот момент он понял, что должен отпустить Чэннон. Он не мог оставить ее. Не мог разделить с ней жизнь. Если с ней что-то случится… Это тоже будет по его вине. Как его пара, она будет главной приманкой для Катагарии. Даже будучи изгнанным, он оставался Стражем, и его работа заключалась в выслеживании и уничтожении любого Убийцы, которого он мог найти. Один он мог бороться против них. Но вне патрии, которая охраняла бы Чэннон, пока он исполняет свою древнюю клятву, всегда есть шанс, что она закончит, как Антифона. Он скорее останется евнухом на всю жизнь, чем позволит такому случиться. Евнухом! Нет! Он подавил возмущенный внутренний крик Дракоса. Следующие три недели он будет защищать ее жизнь ценой своей собственной, и, когда его метка сойдет с ее руки, он вернет ее домой. Вот, что нужно было сделать.

Покинув пекарню, они провели вечер, неспешно исследуя ассортимент лотков, пробуя еду и напитки. Чэннон не могла поверить во все происходящее. Этот день был самым лучшим в ее жизни. И не только потому, что она была в Англо-Саксонии, но и потому, что Себастьян был рядом с ней. Его легкие поддразнивания и открытая манера общения запали ей в душу, и она страстно желала, чтобы он остался с ней.

– Прошу прощения, мой господин…

Они обернулись и увидели человека, который стоял позади них, пока они наблюдали за акробатом.

– Да? – спросил Себастьян.

– Его Величество, Король Хенфрит, просит вас почтить его сегодня своим присутствием. Он желает оказать сердечное гостеприимство вам и вашей леди.

У Чэннон закружилась голова.

– Я встречусь с королем?

Себастьян кивнул.

– Передай его Величеству, что встретиться с ним честь для нас. Мы прибудем вскоре.

Посланец покинул их.

Чэннон нервно выдохнула.

– Что-то я не уверена насчет этого. Я соответствующе одета?

– Да. Уверяю тебя, ты будешь там самой красивой женщиной.

Потом ее галантный спутник подал ей руку. Приняв ее, девушка позволила ему провести ее через город к замку. Когда они приблизились к дверям замка, она услышала музыку, доносящуюся изнутри и смех людей, наслаждающихся ужином. Себастьян открыл дверь и пропустил ее вперед. Чэннон заколебалась на пороге, оглядываясь с благоговейным трепетом. Это было великолепнее, чем она могла когда-либо себе представить.

Королевский стол располагался отдельно от остальных, и за ним сидели четверо мужчин и трое женщин. Мужчина в короне, как она поняла, был король, женщина справа от него – его королева, а остальные должны были быть его детьми или возможно дочерьми и сыновьями вельмож.

Слуги сновали с едой туда-сюда, пока собаки кружили, ловя объедки со столов. В зале звучала возвышенная музыка.

– Нервничаешь? – спросил Себастьян на современном английском.

– Немного. Я не имею ни малейшего представления о саксонском этикете.

Он поднял ее руку к губам и поцеловал ее пальчики, пробуждая в ней теплую дрожь.

– Следи за мной, и я покажу тебе все, что тебе следует знать, чтобы жить в моем мире.

Это заставило ее приподнять бровь. Она была уверена, что за его словами что-то крылось.

– Ты же собираешься вернуть меня домой в следующее полнолуние, правда?

– Даю тебе слово, моя леди. Это единственная вещь, которую я никогда не нарушал и я, более чем определенно, не предам клятву, данную тебе.

– Я просто уточняю.

По толпе пронесся шепот, когда они пересекли зал и приблизились к королевскому столу. Чэннон нервно сглотнула, но она была здесь с самым красивым мужчиной королевства. В своих черных доспехах и маске, Себастьян являл собой потрясающе мужественное зрелище. Мужчина с царственной аурой, обещающей силу, скорость и смертельно опасную точность.

Он остановился у стола и низко, почтительно поклонился. Чэннон повторила его движения, надеясь, что ее реверанс соответствовал его.

– Приветствую, ваше Величество, – сказал Себастьян, выпрямляясь. – Я – Себастьян Катталакис, принц Аркадии.

От этого заявления у Чэннон отвисла челюсть. Принц? Было ли это правдой или просто еще одной шуткой?

Он повернулся к ней с осторожным выражением на лице.

– Моя леди – Чэннон.

Король поднялся на ноги и поклонился им.

– Ваше Высочество, много времени прошло с тех пор, как я имел честь находиться в компании охотника на драконов. Мой долг по отношению к вам больше, чем я смогу когда-либо оплатить. Прошу, проходите и садитесь. Вы и ваша леди-жена можете наслаждаться нашим гостеприимством столько, сколько пожелаете.