Текст книги "Пылающие небеса (ЛП)"
Автор книги: Шерри Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Глава 13
Иоланта и принц предприняли серию пробных скачков и определили, что ее собственный диапазон равен двадцати семи милям – достаточно, чтобы за один раз преодолевать расстояние между Лондоном и Итоном.
В субботу пополудни она села на поезд до Лондона – создать видимость, будто направляется домой в Шропшир, – а оттуда перескочила в школьный чулан, где уже ждал принц.
– За тобой кто-нибудь следил?
Иола покачала головой.
Принц дал ей дозу средства для скачков.
– Тогда пойдем.
Первый скачок перенес их в затхлую тесную каморку, почти такую же, как только что покинутый чулан.
– Где мы?
– Где-то внутри колокольни Бирмингемского собора. Скажи, если тебе нужно передохнуть.
Иоланта мотнула головой, намереваясь не выказывать слабости. И продержалась еще два скачка, прежде чем закружилась голова. Ее не волновало, где они сейчас – судя по всему, в еще одной давно забытой комнатке. Прислонившись к стене, Иола пыталась побороть тошноту.
Принц проверил ее пульс: на запястье легли теплые, легкие пальцы. Потом дал какой-то порошок, сладкий, как сахар.
– Что это? – пробормотала она.
– То, что придаст моим поцелуям вкус шоколада.
До сих пор ни один из них не упоминал о поцелуе. Иоланта пыталась не вспоминать его – предстоящий визит к инквизитору означал, что она наконец увидит учителя Хейвуда, и это должно было занимать все ее мысли.
Но она снова и снова проживала тот поцелуй. И каждый раз ее пронзало молнией.
«Хотел бы я, чтобы мы встретились в иных обстоятельствах», – сказал принц.
Желал ли он ежедневно – ежечасно – родиться кем-нибудь другим, не нести тяжкой ноши, не иметь сокрушающей цели? Иоланта желала бы, но про него ничего сказать не могла. Его истинные чувства скрыты глубже океанской впадины, неизвестны никому, кроме него самого.
– Твои поцелуи всегда будут отдавать мокрым псом.
– Тебе ли не знать, правда? – дружелюбно парировал принц.
«Да что ты за человек? Кто может жить без чести и честности?»
«Очевидно, человек, выбранный сделать то, для чего остальные слишком порядочны».
Иоланта показала, что снова готова перескакивать. После еще двух раз, несмотря на снадобья, голова раскалывалась от боли.
Принц помог ей сесть:
– Опусти голову между колен.
– Почему ты до сих пор стоишь? – с ворчливой завистью спросила она, полузакрыв глаза.
Они были не в здании. Сидела она на мягкой зеленой траве, дышала влажным прохладным воздухом с отчетливым солоноватым привкусом моря.
– Ты, может, и красив, как бог, зато я божественно перескакиваю.
Жаль, не осталось сил пригвоздить его взглядом, хотя, как ни странно, хотелось улыбнуться.
– Где мы?
– На мысе Рат, в Шотландии.
– Это где?
– Самый север Британии, пять с чем-то сотен миль от Итона.
Неудивительно, что ей настолько плохо. Пять сотен миль обычно считались верхним пределом перескоков за день. То, что они преодолели их меньше чем за четверть часа, просто поразительно – и могло стать смертельным.
Иоланта подняла лицо. Они находились на скалистом утесе над серым беспокойным морем. Дул такой сильный ветер, что пришлось снять шляпу, и короткие волосы тут же взъерошило.
Принц присел на корточки, взял Иолу за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. Она знала, что он просто проверяет зрачки, но все равно это был ужасно личный, долгий пристальный взгляд.
«Если не будешь осторожна, можешь обмануться, веря, будто способна заглянуть ему в душу».
Она отвела голову назад:
– Где вход в лабораторию?
– Вон там. – Принц кивком указал на маяк в отдалении.
Иоланта, пошатываясь, поднялась на ноги:
– Так чего же мы ждем?
* * *
Когда они в последний раз были в лаборатории вдвоем, она еще не была острижена и не думала о нем плохо. По волосам ее Тит не тосковал, а вот по взгляду, полному доверия и надежды – да.
Фэрфакс притронулась к банке с жемчужинами. Ее лицо было запрокинуто – он вспомнил, как повязывал ей галстук, как его руки касались ее подбородка снизу. Вспомнил, как жар бежал по нервам, какая мягкая у нее кожа.
Она обернулась и спросила, показывая на пустую клетку:
– Где твоя канарейка?
Тит притворился, будто размешивает стоявшее перед ним зелье:
– Продана в Лондоне на птичьем рынке. Я держал ее для маскировки; когда я в школе, она мне не нужна.
– Маскировки чего?
Он протянул ей снадобье. Оно хорошо созрело, вчерашняя жутковатая фиолетовая жижа сегодня напоминала по виду овсяный кисель и приятно пахла мускатным орехом.
– Это тебе.
Фэрфакс настороженно поглядела на мензурку:
– Ты же не пытаешься сделать из меня канарейку, правда? Заклинания переоблачения человека очень нестабильны, уже не говоря об опасности для превращаемого.
– У меня есть работающее заклинание переоблачения.
– Тоже на себе испытывал?
– Конечно.
Взгляд, которым она его наградила... В последнее время она обычно была недовольна Титом, но на сей раз смотрела не сердито или неодобрительно. А так, будто ей больно.
– Как ты себя чувствуешь? Обещаю, оно безопасно. Ты знаешь, я никогда не подвергну тебя...
– Все хорошо. – Фэрфакс осушила зелье. – Почему я еще не канарейка?
Он высыпал ярко-красный порошок из пузырька в стакан с водой. Вода сначала окрасилась в малиновый цвет, потом снова стала прозрачной.
– Тебе нужно выпить еще и это.
Выпила. Потом посмотрела на пустую клетку:
– Будет больно?
– Да.
– И в этот раз стоило бы соврать. – Чуть улыбнулась, не глядя ему в лицо. – Я готова.
Тит направил на нее палочку:
– Verte in avem.
Переоблачение было внезапным и болезненным. Он это хорошо знал, сам проходил через него пять раз. Фэрфакс взмахнула руками, он подхватил ее и через секунду в его руках осталась лишь одежда. Канарейка, чирикая, почти плача, носилась по комнате, бешено махая крыльями.
– Лети ко мне, Фэрфакс.
Тит едва успел ее схватить, она неслась прямо на него. А потом лежала неподвижно, оглушенно в его ладонях. Он провел пальцами по крыльям:
– Ты молодец, ничего не сломано. Когда я пробовал переоблачение в первый раз, заработал сотрясение и перелом локтя. – Он поместил птицу в клетку, на слои чистой газеты. – Передохни несколько минут, а потом нам будет пора идти.
Затем ходил по комнате, собирая то, что нужно взять с собой. Канарейка поковыляла к поилке.
– Пей воду, если хочется, но не ешь ничего из кормушки. Пусть ты и выглядишь канарейкой, но ты не птица. Ты не очень хорошо можешь летать и совершенно точно не можешь питаться сырыми семенами.
Она опустила клюв в воду, попила, а потом еще немного попрыгала по клетке. Дверца все еще оставалась открыта. Тит протянул руку:
– Иди сюда.
Птичья головка склонилась вбок – вид почти такой же недоверчивый, как и в обличье человека. Но Фэрфакс все же вспорхнула ему на ладонь. Тит поднес ее к губам и поцеловал в пушистую макушку:
– Мы будем вдвоем против всего мира, Фэрфакс, – тихо проговорил он. – Ты и я.
* * *
Далберт, как всегда, был пунктуален.
– Ваше высочество, – поклонился он в пояс и открыл дверь личного вагона принца.
Тит кивнул, отдал слуге свой портфель и поднялся в вагон, держа в руках клетку.
Далберт принес ему стакан гипокраса и насыпал немного водорозовых семян в кормушку Фэрфакс:
– Приветствую, мисс Лютик.
Тит наблюдал за ней. Она опустила клюв в кормушку и взяла семечко. Но, когда Далберт удовлетворенно улыбнулся и принялся хлопотать по вагону, выплюнула семечко обратно в плошку.
Тит облегченно выдохнул. Все трактаты настаивали, что маг в переоблаченном виде явно понимает язык и указания, но до сих пор у него не было возможности это проверить.
Раздался свисток паровоза, колеса застучали по рельсам. Они тронулись.
* * *
На рельсах они пробыли лишь несколько минут. Принц воспользовался этим временем, чтобы набросить тунику и переобуться в высокие сапоги. А потом перед глазами Иоланты предстали уже не английские поля, а дальние горные пики.
Как выяснилось, не настоящие, а нарисованные на стене круглой комнаты, в которой теперь стоял вагон.
Принц встал. Сейчас он казался ей невероятно огромным, с ладонями величиной с дверь. Он поднял ее клетку и вышел, а следом и его слуга.
Распахнулись высокие, тяжелые двустворчатые двери. Иола ожидала увидеть за ними огромный зал, но там оказалась всего лишь винтовая лестница с факелами, дававшими замечательно чистый белый свет.
Спускались долго – стоянка вагона находилась на самом верху башни. Распахнулись другие двери, и они пошли по широкому коридору с открытыми арками, которые выходили на садовую террасу, нависавшую над двором в полусотне саженей внизу.
Коридор повернул, раздвоился, снова повернул. Теперь везде стояли слуги, кланявшиеся и торопливо уступавшие принцу дорогу. Они поднялись на несколько ступеней, миновали библиотеку, зимний сад со скульптурным фонтаном в центре и большую вольеру со всевозможными птицами.
Когда же наконец вошли в покои принца, Иоланта сочла их довольно скромно обставленными – учитель Хейвуд, пока еще работал в университете, имел гостиную роскошнее. Точнее, так ей казалось, пока она не увидела трехстворчатую ширму у окна. В каждой панели трепетали серебристо-лазурные бабочки. На ее глазах одна из них сменила цвет на ярко-желтый, другая – на нежно-сиреневый, а третья и вовсе покрылась затейливым зелено-черным узором.
Бабочки, вероятно, были сделаны из голубого серебра, бесценного эликсира, меняющего цвет при малейших изменениях тепла и силы солнца. Принц же, не обращая внимания на драгоценную ширму, быстро шагал вперед. В следующей комнате Иола успела заметить огромную вазу с ледяными розами, бледно-голубые лепестки которых словно выдули из тончайшего стекла. Зал за ней вмещал огромный крутящийся глобус. Иоланта не была уверена, но ей казалось, что она видела грозу где-то в тропиках – там посверкивали крошечные молнии. Принц же лишь пригнулся на ходу, чтобы не задеть луну.
В спальне он остановился, чтобы стянуть обувь, а затем они очутились в огромной купальне. Краны и ножки-лапы ванной, вырезанной из цельного аметиста, были из чистого золота. Над водой поднимался пар, на поверхности плавали лепестки и листья, пахло апельсиновым цветом и мятой.
Когда-то Иола обожала нежиться в ванне. Для нее как мага-стихийника это было одним из самых приятных развлечений: держать внизу слабый огонь, чтобы вода не остывала, и играть в воздухе замысловатыми скульптурами из капель.
Принц поставил клетку и отпустил слугу. Тот с поклоном вышел и закрыл за собой дверь. Опершись о стену, принц стянул чулки. И, шагая к аметистовой ванне, снял через голову рубашку.
Он был худощав и очень жилист. Птичье сердечко Иоланты застучало.
Он глянул на нее, губы скривились – улыбка, но не совсем. И тут же рубашка взлетела в воздух и приземлилась на клетку, закрыв обзор ванны.
– Извини, милая. Я стыдлив.
Иоланта возмущенно чирикнула. Можно подумать, она собиралась смотреть, как он раздевается, до самого конца!
– Знаю, ты бы предпочла изучать мою превосходную фигуру, но могу я посоветовать вместо этого насладиться видом шпалеры сзади? – продолжал принц. – Там изображено, как Гесперия Величественная разрушает оплот Узурпатора. Сам Румпельштильцхен ее выткал. Знаешь ли ты, что немаги в своих сказках превратили его в злодея? Бедняга, там он заставляет невинную страдалицу прясть золото из соломы.
Послышался всплеск, потом вздох: принц устроился в ванной.
Иоланта закрыла глаза, абсурдность ситуации становилась невыносимой. Она – птица в клетке. В двух шагах от нее абсолютно голый правитель Державы. И святой Румпельштильцхен, завещавший все свои сбережения на благо беднейших детей, выведен в сказке жадным грубияном.
Принц снова вздохнул:
– Почему я говорю с тобой? Ты не будешь помнить ничего из услышанного в птичьем обличье. – Он помолчал. – Я только что сам ответил на свой вопрос. Знаешь, что я однажды сделал? Решил записать, как провел время птицей. Кодом Морзе – способом передачи сообщений в немагическом мире, где буквы изображаются точками и тире. Я все рассчитал: клювом я буду делать маленькие дырочки в бумаге, это точки, а тире процарапаю когтями. Вот только когда я вернулся в нормальный облик, от листка бумаги остались одни клочки. А вроде хорошая была идея. – Он ненадолго умолк. – И ты завтра тоже ничего знать не будешь.
Значило ли это, что он расскажет ей что-то, о чем иначе говорить не стал бы? Иоланта навострила уши – фигурально, потому что ее ушами сейчас были покрытые перьями отверстия по бокам головы.
Принц тихо засмеялся:
– А с тобой почти приятно разговаривать, когда ты никак не отвечаешь.
Она велела воде в ванной ударить его по лицу. Раздался громкий всплеск.
– Эй! – По голосу казалось, что принц удивлен, но скорее приятно. – Интересно. Ты по-прежнему можешь управлять стихиями. Но прекрати, или я скормлю тебя местным котам.
Иоланта плеснула в него снова.
– Ладно, ладно, беру свои слова обратно. С тобой почти приятно разговаривать, даже когда ты отвечаешь.
Ей хотелось, чтобы он перестал говорить, она не желала знать, как они могли бы общаться, сложись все иначе.
«Скажи еще что-нибудь», – попросила ее неразумная сторона.
Принц послушался:
– Знаешь, о чем я должен беспокоиться? О твоей неспособности управлять воздухом. Молния выглядит впечатляюще, но бронированные колесницы выдерживают ее удар. Тебе нужно создавать бурю, чтобы иметь шанс их одолеть. Плохо, что у тебя не получается вызвать даже ветерок ради спасения собственной жизни.
Крылышки Иолы затрепетали. Ей придется сражаться с этими машинами смерти?
– Я должен бы изобретать новые, лучшие способы пробиться через твой блок. Но совсем не могу думать, потому что сегодня меня собирается допрашивать инквизитор.
Раньше она никогда не слышала в его голосе страха. Значит, принца тоже можно испугать. Хорошо. Не бояться тогда, когда должно, – признак безумия.
– Когда я в первый раз встретился с ней лицом к лицу, мне было восемь. – Он говорил совсем тихо, так что приходилось напрягать слух. – Дедушка умер два месяца назад, на следующий день была назначена моя коронация. Рожденных в доме Элберона учат вести себя спокойно и величественно, как бы ты себя ни чувствовал. Но инквизитор... у нее страшные глаза. Я пытался, но не мог заставить себя глядеть на нее. Поэтому, пока она говорила, я смотрел на своего кота. На самом деле Минос был маминым котом, таким же ласковым и нежным, как и она сама. После ее смерти он везде ходил за мной и ночью спал в моей кровати. В тот день он сидел у меня на коленях. Я почесал его за ухом, и он замурлыкал. А потом перестал. Но только в конце аудиенции, когда инквизитор встала, чтобы уйти, я заметил, что он... он умер.
В момент, когда голос принца пресекся, Иоланту охватило бурное чувство, которому она не могла найти названия.
– Мне хотелось плакать. Но она смотрела, поэтому я отбросил Миноса прочь и сказал так, как выразился бы дед: «Коту дома Элберонов должно бы достать воспитания не умирать перед важными гостями. Мои извинения». С тех пор я держал только птиц – птицы и рептилии неподвластны магии мысли. И с тех пор ужасно боюсь инквизитора.
Он замолчал.
Иоланта отвернулась и, уставившись на шпалеру, велела себе не испытывать к принцу ни малейшего сочувствия.
И не послушалась.
Объединение «За безопасное волшебство» и Лига Разумных Родителей, в дальнейшем именуемые нижеподписавшиеся, настоящим просят Министерство образования убрать все упоминания переоблачений магов в животных из школьных учебников.
Каждый год десятки юных магов, заинтригованные этими упоминаниями, пробуют переоблачения. Они варят ужасные, нередко ядовитые зелья, неверно используют заклинания, что приводит к пожарам и взрывам в домах и школах, не говоря уже о жертвах среди самих детей. Только за прошедшую зиму было несколько случаев: ребенок, отрастивший жабры и утративший способность нормально дышать; другой, едва не ослепший после приобретения зрения летучей мыши; и третий, потерявший волосы из-за линьки. То, что всем троим удалось вернуть нормальный облик, не уменьшает серьезности приведенных случаев.
Из петиции № 4391, зарегистрированной Министерством образования,
21 апреля 1029 державного года
Публичная поддержка Лиходеем магов мысли стала поворотным моментом в обретении им господства. До тех пор деяния даже тех из них, кто ценился благодаря способностям пытать и добиваться признания, замалчивались, не признавались и, несомненно, никогда не чествовались.
Однако Лиходей вывел магов мысли на свет и раздал им высокие посты своей империи. И уроженцам не только Атлантиды, но и других королевств. Он не сомневался, что маги мысли будут преданы в первую очередь ему – ведь он возвысил их, оказал им доверие, – а не родным королевствам, где их боялись и ненавидели.
Из «Хронологии Последнего Великого Восстания»
Глава 14
Тит правил сам, а за ним следовала группа верховых стражников. Фаэтон тянули четыре тихоокеанских золотых феникса – из всех магов в Державе лишь глава дома Элберона имел право использовать фениксов в таких целях.
Тит предполагал, что закон этот постановили, дабы правящие принц или принцесса не отвлекались от своей главной обязанности, всякий раз изобретая все более изощренные способы выделиться на торжестве в Деламере.
Худшими в этом смысле были весенние приемы леди Калисты. Однажды какие-то идиоты додумались прибыть в фаэтоне, запряженном тысячью бабочек, каждая – размером с ладонь. Когда экипаж приблизился к посадочной площадке, изнуренные бабочки попадали ничком, вызвав отвратительную аварию.
За год до того группа гостей прибыла на турулах – гигантских венгерских соколах, – тогда как другая компания лордов и леди притащила с собой пару завезенных из Китая водяных драконов. Как выяснилось, турулы и китайские водяные драконы на дух друг друга не переносят. Зрелище было не для слабонервных.
Кавалькада Тита добралась до скоростной воздушной трассы, созданной двести лет назад во времена правления Аполонии Третьей для упрощения сообщения между замком и столицей. Фэрфакс сидела на плече принца и невесомо держалась коготками за его верхнюю мантию. Он взял птицу в ладонь и спрятал под тунику, пояснив:
– Я бы подержал тебя, но мне обе руки нужны свободными.
Фениксы – беспокойные животные, и скоростная воздушная трасса им ничуть не нравилась.
– Держись. Предстоит тяжелый полет, – предупредил Тит.
Возможно, напрасно. Будучи уроженкой Деламера, Фэрфакс, наверное, ежедневно пользовалась широкой сетью городских скоростных путей: как на земле, так и в воздухе. А если не ежедневно, то уж точно чаще, чем он, взращенный в горах.
Неожиданно фаэтон тряхнуло, дыхание сбилось. Из легких с каждой секундой уходил воздух. Тит подумал было, что больше не вытерпит, когда фаэтон выплюнуло на другом конце пути.
Фениксы раздражающе каркали. Тит рывком заставил их повиноваться, нашел под туникой Фэрфакс и снова посадил себе на плечо.
– Все хорошо?
Она не ответила, неотрывно глядя на город, который когда-то был ей домом.
Деламер, со сверкающей россыпью величественных садов и дворцов из розового мрамора, – один из самых крупных магических мегаполисов. Он тянулся от высот Змеистого Холма до берега нежно-голубого моря, пламенеющего в лучах заходящего солнца.
Красоту города, однако, нарушали вкрапления дремучих деревьев, сверху напоминавших грибковые наросты. Называли их быстрыми соснами – соснами там и не пахло, но скорости у них точно было не отнять: за два года они так вымахивали в высоту и ширину, что большинству других деревьев и за пять десятилетий такого не достигнуть. Их развели ботаники из Атлантиды, чтобы скрыть язвы, оставленные дождями смерти.
Знакомый столб красного дыма поднимался в небо, обозначая расположение Инквизитория. После окончания бунта Огонь Атлантиды горел беспрерывно.
Встреча с инквизитором становилась все ближе.
Тит отвел взгляд. Они держали путь прямо в закат. Каменистый западный берег омывали бурные волны, особенно полосу вдоль Деламера.
По природе своей амбициозная, богатая столица великой династии, полная магов, избалованных целительными дарами средиземноморских королевств, решила внести улучшения. Во времена правления Гесперии Величественной город отстроил пять полуостровов, вместе известных как Правая Длань Тита. Полуострова выглядели невзрачно – дабы не привлекать к себе излишнего внимания на скалистом побережье, – но их кажущаяся неровность скрывала обилие мягких склонов и закрытых пляжей, вокруг которых выросли тысячи вилл с голубыми крышами.
На трех полуостровах таились самые дорогие земли во всем магическом мире. На одном из них располагался любимый народом публичный парк. А на другом – безымянном пальце, владении короны – Цитадель Гесперии.
Первоначальная Цитадель все еще возвышалась в центре, но теперь расширилась до беспорядочно растущего дворца с огромными садами, девяносто девятью фонтанами и дюжиной парящих в воздухе балконов.
На одном из таких балконов Тита вскоре найдет инквизитор.
Принц направил фаэтон к посадочной площадке. И не он один: со всех сторон к Цитадели слетались другие экипажи. В этом году нигде не мелькали ни турулы, ни китайские водяные драконы – только привычные грифоны и псевдодраконы.
Два молодых человека выполняли кувырки и сальто на бревне, поддерживаемом в воздухе четырьмя огромными клиньями белых голубей. К бревну подвесили качели, на которых беззаботно сидела молодая акробатка.
Тит хотел полюбоваться зрелищем – отличным зрелищем, даже для принца, – но у него уже сбивалось дыхание, и править становилось все труднее.
Девушка на качелях его узнала. Она поднялась на ноги и исполнила делающий ей честь реверанс. Тит не обратил на нее ни малейшего внимания, как и положено высокомерному и раздражительному принцу, каким его знала публика.
Дорогу к посадочной площадке отмечали парящие в воздухе фонари. Гости расступились, освобождая путь своему суверену. Как только фаэтон Тита остановился, все до единого на площадке поклонились.
Алект и леди Калиста возглавляли толпу приветствующих. Не замедляя шага, Тит пронесся мимо них, но знал, что присевшая в глубоком реверансе леди Калиста подняла голову и проводила его сузившимися глазами.
Именно ее шпион проследил за ним до лондонского отеля, где Титу было совершенно нечего делать. Как бы он объяснил не только свое там присутствие, но также стремительный уход и оставленный поднос с недопитым чаем?
– Вижу, вы привезли с собой мисс Лютик, ваше высочество, – нагнала его леди Калиста.
– Ее общество терпимее многих прочих.
Фэрфакс услужливо чирикнула.
– И как ей пришлась по душе Англия?
– Уверен, больше, чем мне. Сам воздух там отравлен.
– Ей нравится школа?
– Школа? У одного мальчишки на моем этаже в сундуке обнаружили хорька. Хорька! Лютик живет в постоянном страхе за свою жизнь. Ей гораздо лучше у моей любовницы.
Фэрфакс перестала чирикать.
– Прошу прощения? – моргнула леди Калиста.
– Что вам не ясно? Уж кому, как не вам, знать про содержанок.
– Я не знала, что у вашего высочества есть такого рода отношения.
– А откуда вам знать? Она обходится мне и близко не так дорого, как вы Алекту, и не устраивает для меня званых вечеров. А вообще, она успела мне наскучить; я намерен заменить ее более бойкой девушкой, чьи вкусы в постели не столь заурядны. А теперь, если позволите, я бы выпил.
Тит прошел дальше, не дожидаясь, пока она призовет один из плавающих в воздухе подносов с искрящимися голубыми напитками. И почти сразу наткнулся на кланяющихся ему премьер-министра и нескольких министров не премьеров.
– Я полагал, вы равнодушны к подобным фривольным вечерам, – обратился Тит к премьер-министру.
– И это действительно так, сир. Но до меня дошли слухи, что сама инкизитор собирается нанести сюда визит, и я надеюсь побеседовать с ней насчет архивов. Переговоры совсем ничего не дали. Если мы не придем к соглашению, Инквизиторий начнет уничтожать записи к концу июня. Архивы велись десять лет и, весьма вероятно, содержат сведения о тысячах ваших подданных, исчезнувших после восстания.
– До чего неслыханно, – согласился Тит и проскользнул мимо.
Не то чтобы он совсем не переживал, но чем, по мнению премьер-министра, подпитывали Огонь Атлантиды, дым от которого непрерывно поднимался из Инквизитория?
Следующими к принцу ринулись нынешняя архимаг и две ее главные ученицы, а также нескончаемый поток матрон, желавших узнать, соизволит ли он появиться на их благотворительных собраниях.
Следом к Титу подплыла чародейка-прелестница.
– Ваше высочество, – лучезарно улыбнулась она.
– Мы встречались?
– Диана Фэрмиф, ваше высочество.
Он настороженно относился к чародейкам-прелестницам: любая, что пыталась его соблазнить, могла за ним шпионить.
– Что девушка, подобная вам, делает на этом ужасном вечере?
– О, разве он ужасный? – рассмеялась она. – Я пока не заметила.
– Увы, вы очень красивы, но наши вкусы слишком разнятся.
Еще несколько молодых женщин попытали удачу, но Тит избавился от них с той же сноровкой. Но затем к нему подошла та, от кого нельзя было уйти столь же легко, – Арамия, дочь леди Калисты.
– Тит, – протянула она к нему руки, – приятно снова тебя повидать.
Они познакомились очень давно: леди Калиста иногда брала дочь с собой в замок, чтобы Тит поиграл с кем-нибудь своего возраста. Они могли бы стать идеальными друзьями: Арамия была терпеливой, никогда не жаловалась и всегда выражала готовность к экспериментам. Не говоря уже о том, что она, как и принц, не знала своего отца. Но в годы сразу после потери матери в Тита словно демон вселился, и он только издевался над Арамией, вместо того, чтобы с ней подружиться.
Когда они играли в прятки, он запирал ее в кладовой; когда резвились на воздухе – подсовывал клопов ей под блузку; а еще допытывался, почему она столь уродлива при такой красавице-матери.
«Может, мой отец был далеко не красавец», – только и пожимала плечами Арамия.
В последние годы их дорожки нечасто пересекались. Но избавиться от чувства вины оказалось что выбираться из болота. Стоило Титу увидеть Арамию, как он понимал, что все еще по шею в трясине.
– Как жизнь, Арамия? – Он расцеловал ее в обе щеки.
– О, как обычно. Ты же знаешь мою мать: все еще пытается превратить меня в лебедя. – Несмотря на все усилия, ей не удалось произнести это совсем пренебрежительно.
Арамия никогда не была уродливой – неприметной, возможно, но не уродливой. Хотя на фоне леди Калисты даже привлекательные женщины терялись. Тит не представлял, каково это: всю жизнь провести в тени блистательной родительницы.
– Но ты уже лебедь, – попытался он поднять дух Арамии.
– Не думаю, что внутренняя красота у моей матери в почете.
– А кто сказал, что я о внутренней красоте?
– Очень мило с твоей стороны, Тит, спасибо, – улыбнулась Арамия. – Не хочешь ягодного пунша? По моему собственному рецепту с добавлением секретного ингредиента: всего лишь капельки снежномятной эссенции.
Тит не желал, чтобы она называла его милым. Болото затянуло чуть глубже.
– Тебе все еще нравится возиться с рецептами?
– Так я могу приносить пользу.
«Раз уж мне не суждено слыть красавицей», – вот что имелось в виду.
Сердце разрывалось от того, сколь сильно ей хотелось заслужить материнское одобрение.
– Не отказался бы от бокала.
– Я попытаюсь что-нибудь придумать, чтобы матушка не слишком тебе досаждала. – Арамия сжала его руку.
И отошла, чтобы самой принести пунш. А к моменту ее возвращения Алект и леди Калиста уже отыскали принца. Арамия не забыла о своих словах и увела мать за собой, сославшись на нечто, требующее ее внимания.
С одним Алектом справиться было легче. С энтузиазмом ребенка-переростка он рассказывал об эпическом подвиге: мол, решил обзавестись новой мантией, так пришлось провести пять незапланированных примерок за последние два дня.
Тит слушал его лепет, притворяясь, будто пьет ледяной пунш Арамии. Ей он доверял, но никогда нельзя знать наверняка, что на уме у леди Калисты.
– Возьмите бокал с пуншем Арамии, – предложил Тит Алекту. – Напиток вас немного взбодрит.
– Ах, он вам, стало быть, пришелся по вкусу? – поинтересовался тот.
– Да. А почему вы так удивлены?
– Ну, всего лишь потому, что вашему высочеству очень трудно угодить, – неловко рассмеялся Алект.
– Да, такова участь рожденных с утонченным вкусом.
– Верю, что в этом все и д...
– Довольно! Нет, это я не вам, Алект, – вы можете продолжать. Я говорю со своей канарейкой.
Фэрфакс вела себя странно: клевала его в плечо, чирикала прямо в ухо, а теперь еще и оставила глубокую царапину на шее.
– Быть может, мисс Лютик голодна? – предположил регент.
Фэрфакс действительно уже давно не ела, а мимо проносили огромное количество снеди. Тит достал упакованное печенье из складок мантии – еде леди Калисты он тоже не доверял – и поднес его к Фэрфакс.
Она весьма ощутимо клюнула его в ладонь.
– Что за...
– О боже, мне кажется, приближается инквизитор, – с придыханием прошептал Алект. – Она предупредила, что может посетить нас, но я до конца в это не верил. Мадам инквизитор крайне редко появляется в обществе.
Тит похолодел. Он рассчитывал, что у него в запасе больше времени.
Фаэтон инквизитора был полностью черным без каких-либо украшений, кроме эмблемы Атлантиды в виде водоворота. Сама инквизитор также облачилась во все черное, а волосы свои зализала назад и собрала в узел на макушке.
Она напоминала ходячую смерть.
– Прошу извинить меня, ваше высочество, – пробормотал Алект и поспешил лично приветствовать гостью.
К Титу присоединилась Арамия:
– Мне не следует так говорить, но меня дрожь от нее пробирает.
– Поразительно, как ее терпит твоя мать. Если бы ты показалась на людях в такой уродливой верхней мантии, она бы от тебя отреклась.
– К сожалению, – мягко усмехнулась Арамия, – инквизитор нравится дяде Алекту. Мать говорит, мол, это единственная женщина, которую дядя Алект предпочтет ей, так что у нее нет выбора, кроме как быть очень дружелюбной.
В самом деле – леди Калиста приветствовала новоприбывшую самой что ни на есть любезной улыбкой. Когда инквизитор поднималась по ступенькам, ведущим от посадочной площадки, Алект вертелся вокруг нее, словно ребенок подле нераспакованного подарка, и совершенно не стыдился своей преданности.
Инквизитор направилась прямо к Титу, пробивая себе дорогу через толпу. Почти половина приглашенных ей кланялась.
– Они не понимают, что делают? – нахмурилась Арамия. – Склоняются перед чужеземной властью!
– Они предусмотрительны, – отдал им должное Тит. – Будь я на их месте, возможно, поступил бы так же.
– Нет, не так же.
Она смотрела на него сквозь розовые очки, и ему почти захотелось стать лучшим человеком, чем он был.
Инквизитор приблизилась к Титу и холодно поклонилась. Он ответил столь же сдержанным кивком:
– Мадам инквизитор.
