Текст книги "Другие"
Автор книги: Шерон Тихтнер
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 16
Расставание
Весь оставшийся семестр прошел замечательно. Мы с Габриелем почти не расставались. Утром он меня отвозил в школу. Правда, ни на одном уроке мы вместе не сидели, но зато весь ленч был нашим. Потом привозил меня домой, но мы и там не могли расстаться. Вечером он официально возвращался, и мы проводили время вместе в присутствии отца. Отец всегда умел деликатно его выпроваживать, но он снова входил через окно уже в мою спальню. Теперь он каждую ночь оставался до утра, но так и держался на расстоянии. Дальше поцелуев дело не зашло, что меня лично немного огорчало. Я безумно хотела успеть узнать каково это, быть с любимым настолько близко. Но он считал это очень рискованной и опасной затеей.
С другой стороны, мне с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. Столько времени проводить с ним и скрывать самое главное. Мы больше ни разу не разговаривали на тему моей вампиризации, зато он четко дал понять, что возможно мы когда–нибудь поженимся и будем уникальной парой.
Я послала заявления в несколько университетов Англии и Швейцарии. Но никому и ничего не говорила. Я лично вообще не видела смысла мне куда–либо поступать, но раз уж решила скрывать свою болезнь от родных и любимого, то до конца. Перед самым началом выпускных экзаменов я получила несколько писем о поступлении. Оставалось только выбрать. Чтоб порадовать маму, я выбрала биомедицинский факультет «Оксфорда». Естественно, эту новость я всем рассказала. Все были за меня очень рады, особенно Габриель. Я не учла, что его родители врачи: Питер хирург, а Джанет педиатр. Да, у него и у самого уже имеется ученая степень по медицине, только практиковать он никогда не сможет. Так вот он тоже поступал везде, где только было можно, чтоб оказаться со мной. Я конечно же это очень ценила, но не в нашей ситуации. Это очень осложняло дело. Я почти весь июнь думала о том, как же сделать так, чтоб мы учились в разных университетах, а еще лучше в разных странах. Я и так уже выбрала университет из страны, где у меня нет ни единого родственника, а тут такой сюрприз. Так и не найдя решения, сложившейся ситуации, я оставила это на потом. Зная его, я подумала, что он сам не захочет мозолить мне глаза. На том и решила.
В один из обычных июньских дней, когда дома оказалась я одна, зазвонил телефон.
– Алло? – подняла я трубку.
– Здравствуйте! Это Кристиан Смаерз. Мне нужна Виргиния Миррен! – проговорил голос в трубке. Я сразу его узнала. Это был мой лечащий врач в Берлинской клинике. Именно он сообщим мне почти год назад мой диагноз.
– Здравствуйте, доктор Смаерз! Это я!
– А тебя не узнал!
– Вы что–то хотели? – сторожено спросила я. С минуты на минуту должен был прийти Габриель.
– Да–да! Вы можете говорить? – уточнил доктор.
– Да. Я дома абсолютно одна, но скоро ко мне должны прийти. Так что говорите!
– Хорошо! Я просто звоню вам напомнить, что 15 июля вы должны явиться на обследование. Обычно об этом уведомляют в письме, но вы же очень хотели оставить это в тайне?
– Да–да. Я помню! Что–то еще?
– Нет! Это все.
– Спасибо за такое напоминание и что помните о моей личной просьбе. Спасибо вам за все! Я обязательно буду! – поблагодарила я.
– Не за что! Будем ждать! – попрощался доктор Смаерз и быстро положил трубку, я даже ответно попрощаться не успела.
Я так и стояла еще некоторое время с трубкой в руках, вспоминая разговор годовой давности. В июне прошлого года мама настояла на том, чтоб я обратилась к врачу. Периодически меня мучили сильные головные боли, но ни одно доступное в аптеке обезболивающее не снимало их полностью. Некоторые ослабляли, но не убирали совсем. Маму это, конечно же, очень насторожило, и она не одну неделю просила меня пойти к врачу, а я отказывалась.
После некоторых предыдущих событий в моей жизни, я не очень доверяла врачам. Но согласилась пойти в клинику, при одном условии, что все мои анализы и результаты обследований я смогу отксерокопировать. Мама на это согласилась сразу, а вот врачи очень долго сопротивлялись. Но в результате сдались. Я прошла полное обследование от макушки до пяток. Меня мучили два месяца, а потом вынесли приговор.
Все свои анализы я забирала и проверяла их по медицинской литературе. За те три месяца я изучила уйму книг по медицине и нейрохирургии. Я облазила тьму сайтов и даже писала письма другим специалистам в этой области. Все отвечали мне одно и то же.
По чистой случайности при объявлении окончательного диагноза не оказалось мамы. Как я благодарна его начальнику за срочное совещание!!! В общем узнала я все лично. Объяснять тогда все мне вышел именно доктор Смаерз.
– Виргиния! Мне надо поговорить с вашей мамой! – твердо ответил врач, не желая мне ничего рассказывать, а я на тот момент уже докопалась до истинны по книгам. Но мне до конца еще не верилось, что судьба могла так жестоко со мной обойтись. Мне нужно было это услышать от врача!
– Вы можете сказать все мне! Это моя болезнь и я хочу услышать ее название! – требовала я.
– Мы не сообщаем диагнозы детям без опекунов или родителей! Извини! – он развернулся и уже хотел уйти.
– Значит у меня правда опухоль головного мозга! – подвела я. Врач тут же развернулся ко мне.
– Откуда тебе это известно? – испугался доктор.
– Не просто так же я просила все мои анализы! По книгам и интернету! – спокойно ответила я.
– Ты очень умная девочка! – заключил Смаерз.
– Мне скоро восемнадцать! Вы же сможете меня прооперировать? – с тлеющей надеждой спросила я. Я прекрасно видела свои снимки, и семь небольших темных пятен на них. Но ведь я не медик! Может быть, надежда еще есть! Я очень старалась настроиться на лучшее.
– Нет, Виргиния! У тебя не просто опухоль. В принципе опухоли такого размера оперируют вполне успешно и почти без последствий. Но в твоем случае это невозможно, – очень грустно проговорил он, смотря при этом в пол и ломая свои пальцы.
– Почему? Потому что их семь?
– Да! Дело в том, что реабилитационный период после таких операций от шести месяцев до двух лет. А за одну операцию можно вырезать только одну, максимум две, при очень хорошем стечении обстоятельств. Еще после операции используются специальные лекарства, помогающие головному мозгу восстановиться, вырастить новые здоровые клетки. Но это лекарство будет помогать и оставшейся опухоли. И никто не знает как она может себя повести в таком случае. А у тебя их семь. Это просто не реально! У тебя даже при самом наилучшем стечении обстоятельств и гениальном хирурге просто не хватит времени! Мне очень жаль, но мы ни чем не можем тебе помочь! – он взял меня за плечи, слегка встряхнул и заглянул в глаза.
– Сколько мне осталось? – спросила я равнодушным тоном, а в горле уже стоял комок, и слезы подступали. У меня было ощущение, что я упаду в обморок.
– Полтора–два года! Но Виргиния, приступы будут усиливаться и учащаться. Пока у тебя предпоследняя стадия, но это не на долго. Последняя стадия длиться год и она очень болезненна. В приступ будет идти кровь. Сначала из носа, потом еще изо рта, ушей и у некоторых идет даже из глаз. В основном такие люди сидят на обезболивающих препаратах постоянно.
Он говорил мне все это смотря в глаза, я смотрела в никуда. Моя богатая фантазия нарисовала красочные картинки моего будущего.
– У меня к вам будет огромная просьба! Обещайте, что выполните! – спохватилась я. Тогда мне и пришла в голову идея все скрыть.
– Смотря что! – удивился врач.
– Не говорите правду моей маме! Мы уже похоронили одного безнадежного. Он умирал у нас на руках пол года. Это очень больно! Я не хочу, чтоб моя мама пережила все это вновь. Просто смерть дочери – это уже будет ударом. А медленная смерть… она не переживет этого! Прошу вас! – плакала я. Я была готова умолять его. Если бы понадобилось, я встала бы на колени, лишь бы мама не знала этого приговора.
– Прекратите! Как я могу ей соврать? Это не законно! – испугался врач, уже держа меня. Оказывается, что я стала оседать. Я совсем раскисла и больше не стояла на своих ногах. В более или менее вертикальном положении меня удерживал врач. Видимо я была для него очень тяжелой, и он потащил меня до кушетки. Я рыдала. Доктор куда–то ушел, а через некоторое время пришел с главврачом.
– Ну, милая моя! – начал успокаивать меня главврач, – Все в жизни бывает! И такие диагнозы. Принесите ей успокоительное! Где ее мать?
– Вот именно матери нет! Она пришла одна! – отвечал доктор Смаерз. Тут началась перебранка, что он не должен был мне все рассказывать, что теперь неизвестно как меня успокоить. От такой информации у каждого будет истерика! Но как только Смаерз объяснил, что я свой диагноз восприняла вполне сносно, а плачу, потому что он отказал мне в просьбе, главврач замолчал.
– Что же тебя так расстроило? Какую просьбу отверг этот доктор? – мягко интересовался главврач.
– Чтоб вы ничего не рассказывали моим родным! – и я стала все объяснять по новой. Выслушав мой рассказ, врач почесал в затылке.
– Думаю, что мы можем выполнить твою просьбу! – согласился он, – Но ты сама не должна все раскрыть, а то нам несдобровать! Понимаешь меня?
Так я оставила все в тайне. А маме они позже сказали, что это повышенное внутричерепное давление и через пару лет все нормализуется. Прописали мне таблетки и отпустили.
Таким образом мои предыдущие приключения не прошли даром. Теперь приближается мое девятнадцатилетие, а значит и обратный отсчет!
Стук в дверь вывел меня из воспоминаний. Конечно же, это был мой Габриель. Я бросилась открывать дверь.
Так прошла еще неделя и все экзамены. Сдала я их без особых проблем и усилий. Я всегда хорошо училась. Настал выпускной. Он прошел как и у всех. Отлично! Мы с Габриелем танцевали весь вечер и даже стали королем и королевой. Это не особо меня волновало, но было приятно!
На следующий день я решила с ним поговорить. Мне даже маме было врать намного легче! Я пол дня собиралась с мыслями, репетировала, но сама же понимала, что ни одна репетиция мне не поможет.
Я хотела, чтоб этот разговор состоялся на воздухе, желательно в лесу. Так мне было бы значительно легче, но пошел ливень и разговаривать придется дома.
Он пришел, как договаривались, еще до возвращения отца с работы. Еще отца мне в такой момент не хватало! Он прямо на пороге впился в меня страстным поцелуем. Я чуть не расплакалась прямо в его объятьях. Я быстро отстранилась, а он сгримасничал.
– Поднимайся! – максимально спокойно сказала я, указывая рукой на дверь комнаты. Он медленно поднялся и сел на кровать рядом со мной.
– Габриель! – обратилась я к любимому, совершенно не зная как начать. Я очень волновалась, прикусывала губу и заламывала пальцы, а по всему телу бежали мурашки.
– Ты волнуешься? Говори, что случилось? – настороженно подталкивал он. Теперь отступать поздно. Я собиралась с духом, а Габриель постарался меня обнять, от чего мне стало только хуже.
– Ты меня пугаешь! Говори! – настаивал он. Я глубоко вздохнула, закрыв глаза.
– У меня для тебя новость и просьба, точнее две! – тяжело выдохнув, сказала я. Я помедлила, но и он молчал, – Я приняла решение. Через десять дней я уеду к маме на месяц, а потом в университет.
– Я знаю! Я тоже поступил! Я буду очень скучать этот месяц! – уверенно проговорил он, крепче обнимая за плечи. Я шла по лезвию. Я встала и подошла к окну. Он за мной не пошел. Ну, по крайней мере, не прикасался!
На улице шел дождь и не единой живой души, только монотонный стук капель дождя о крыши домов и листву. Я надеялась, что этот звук меня немного успокоит, но внутри бушевал ураган. На глазах стояли слезы, ком в горле не давал говорить. Дыхание постоянно сбивалось и перехватывало. Мне никак не хватало воздуха. Руки ломило, ноги ватные. Но выстоять надо!!! Грудь будто зажали в тисках, то гляди сломается. Сердце оглушающее кричало «нет». Даже уши заложило. состояние было предобморочное. Я сделала еще один мучительный вдох.
– Уезжая отсюда, я хочу начать новую жизнь!
По щекам покатились предательские слезы, но я быстро смахнула их тыльной стороны руки. Я ждала реакции. Ответом мне было молчание. Мне показалось, что он сбежал, но обернуться и удостовериться, не было сил. По лицу снова катились слезы, но я больше их не вытирала. Я разрешила этой боли выливаться наружу. Я находилась в таком напряжении, что перестала чувствовать свое тело.
– Почему? – лишь одно слово я услышала умоляющим тоном из–за спины. Сердце сжалось до размеров ногтя. Оно и выло, и болело, и стонало. От звука его голоса я вновь потеряла дар речи, во рту пересохло, и спёрло дыханье. Но несмотря на это, мне надо было довести задуманное до конца. Я должна была продолжать врать ему. Я сделаю все, чтоб он не узнал истинной причины моего отъезда.
– У нас нет будущего! Чем раньше мы расстанемся, тем быстрее переживем все это!
– Ты меня больше не любишь? – ели слышно спросил он.
– Люблю! Очень люблю! Ты мой духовный супруг и не может быть иначе, – решила хоть в этом ему не лгать.
– Тогда я не понимаю! До этого все было нормально! Ну, не все…но закончилось же хорошо! – восклицал он.
Его голос дрожал, то срываясь на крик, то понижаясь до шепота. Было ощущение, что он сам с собой борется. Я решила надавить на его больное место, иначе это мучение затянется надолго.
– Я не хочу жить в постоянном страхе, что на нас могут напасть или мы сами случайно встретим не тех. Я не хочу всю жизнь бегать. Не хочу через десять лет ощущать себя извращенкой, а еще через десять твоей матерью. Я хочу нормальную семью, работу!!!
Мне самой стало плохо от сказанного. Я знала как сильно эти слова ударят его. Мне было больно произносить их, а уж понимать какую боль они причиняют моему любимому, было вообще не выносимо. Я почти физически ощущала этот удар.
Молчание затянулось. Воздух был наэлектризован от напряжения, возникшего между нами.
– Понятно! Это очень разумное решение! – проговорил он каким–то странным тоном. Здесь я не выдержала и повернулась. В его глазах было столько боли и отчаяния. Я никогда не видела его таким. Его медовые глаза стали коричневыми, почти черными. Но я знала, что еще полчаса назад они были янтарного цвета. Этот цвет был ударом наотмашь в самое сердце.
– Так надо! – только и смогла выдавить я. Кто бы знал, какой сволочью я сейчас себя чувствовала!!! Это было похоже на избиение невинного ребенка.
Он закрыл глаза и просто кивнул. Мы еще какое–то время стояли друг напротив друга. Я плакала. Я осторожно привстала на цыпочки и слегка коснулась своими губами его губ. Он открыл глаза. В них читались шок и не понимание моих действий. Мне даже показалось, что я вижу слезы на его глазах.
Мне срочно надо было взять себя в руки. Мои слова не соответствуют моим действиям. Но контролировать себя так тяжело. Мне так хотелось обнять его, приласкать, поцеловать и убедить, что я никогда и никуда от него не денусь. Сердце разрывалось.
– Прости меня, если сможешь! Прости! Но так будет лучше!
Он снова закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и кивнул. Ему было настолько тяжело, что он даже говорить не мог. У меня закружилась голова, но я продолжала стоять.
– У тебя была еще просьба, – тихо напомнил он. После такого разговора мне совершенно перехотелось его о чем–либо просить.
– Да. Две просьбы, – я не решалась, а он молчал. Тогда я продолжила, – Я знаю как сильно ты меня любишь и поэтому прошу… Точнее требую, чтоб ты жил дальше несмотря ни на что. Даже после моей смерти!
– Что ты такое говоришь? Какая смерть? – удивился он. Моя просьба застала его врасплох.
– Габриель, – мое сердце взорвалось от его имени, – я все равно когда–нибудь умру! И мы оба это знаем. Так вот я хочу, чтоб ты жил дальше. Если сможешь забыть – забудь! Ты можешь мне это пообещать?
– Обещаю жить, но забыть не проси никогда! Ты единственная моя любовь и я буду помнить тебя всегда! – он протянул ко мне руки и крепко обнял. По всему моему телу прошла приятная и болезненная дрожь. По телу разливалось благоговейное тепло, несмотря на то, что его тело ледяное. Было не выносимо осознавать, что, скорее всего, это наше последнее прикосновение друг к другу. Мне хотелось растянуть этот момент.
– Вторая просьба! – уже более твердым голосом проговорил он мне в волосы. А вот второй просьбы, точнее его реакции на нее, я боялась, чуть ли не сильнее.
– Ну… тебе может показаться очень странной и не логичной моя просьба, но мне очень хотелось бы кое–что сделать.
– У тебя вся жизнь впереди! Ты все успеешь сделать. Что же ты хотела от меня? – он отстранился и сделал шаг назад, заглядывая мне в глаза. У меня ком в горле встал от его взгляда.
– Я хотела узнать каково это…ну… – я подошла к нему и трясущейся рукой провела по его шее, рубашке и вниз по брюкам. Он понял мои действия и схватил мою руку. На его лице очень энергично двигались жевалки. В глазах шок. Мне было больно, но я это заслужила. Я даже не пискнула, хотя синяк мне обеспечен.
– Ты права! Я не понимаю! Ты только что объявила, что бросаешь меня, а теперь хочешь секса? – кричал Габриель. Чего и следовало ожидать. Вполне адекватная реакция на подобную просьбу!
– Выслушай меня! Прошу! – он по–прежнему сжимал мою руку и смотрел в глаза, – Я очень тебя люблю! Ты это знаешь, – он хотел что–то сказать, но я остановила его, прикрыв его рот своей свободной рукой, – Вряд ли я еще когда–нибудь смогу полюбить, а уж так сильно, точно никогда! Так неужели я не могу просить насладиться этим чувством в полной мере, во всех его красках, узнать всю палитру ощущений? – я немного помолчала, всматриваясь в миллионы эмоций, пробегающих в его глазах. Он стал сомневаться, тогда я продолжила, – Я хочу, чтоб именно ты стал моим первым мужчиной! У нас есть еще несколько дней. И сейчас мне уже ничего не страшно. Можешь даже не заикаться о травмах! – тут я взглянула на свою уже посиневшую руку. Душевные переживания были настолько сильны, что они затмили физическую боль. В этот момент в руке что–то хрустнуло, и я вскрикнула.
Габриель мгновенно отпустил мою руку и отошел на несколько шагов. Эти его действия меня шокировали, а еще через мгновенье он вообще исчез. Я всхлипнула, сделала пару шагов до кровати и разрыдалась, прижимая руки к лицу, но не от боли в руке, ее я почти не замечала, а от боли душевной. Я такую травму нанесла любимому! Какая же я стерва!!!
Вдруг я почувствовала лед на руке. Я подняла глаза и встретилась взглядом с его испуганными глазами. Я поддалась своему душевному порыву и бросилась к нему на шею, касаясь губами его ключицы.
Какая же я слабая, жалкая и жестокая!!! И бросить его нормально не могу, и остаться мне нельзя! А он меня еще и гладил по спине, успокаивая.
– Так сильно болит? Может, Питеру покажешься? – заботливо спросил он. От этого становилось только тяжелее на душе.
– Нет! Все нормально, – проговорила я ему в шею.
– Видишь насколько ты хрупкая? – говорил он, нежно гладя мои волосы.
– Нет! Не надо начинать сначала! Я знаю все, что ты мне скажешь! Но это все лишь рука и она скоро заживет. Я уже говорила, что у меня все очень быстро заживает. И я не хочу больше ничего слышать о своей хрупкости, – возмутилась я, отстраняясь.
– Это сейчас это только рука, а после… может быть и шея! – настаивал Габриель.
– Хватит! Я поняла твой ответ! Моего решения это не изменит, – я встала и подошла к окну. Как раз приехал с работы отец. Он выходил из машины.
– Папа пришел, – сказала я, разворачиваясь. Но комната была пуста. Габриель ушел, и правильно сделал! Не чего его больше мучить!
Я ценой нечеловеческих усилий уняла вновь прорывающиеся слезы и спустилась на кухню. Я механически положила ужин в тарелки и подала на стол. Папа долго наблюдал за мной, а потом все же решился спросить.
– Дочка, что–то случилось? Вы с Габриелем поссорились?
– С чего ты взял?
– На тебе лица нет!
– Да, немного! – я оставила себе еще маленький кусочек надежды, что он еще придет в эти дни и возможно, даже проводит меня! Хотя это очень не честно с моей стороны. Ведь это доставит ему еще большую боль.
Больше папа ни о чем не спрашивал. Видимо у действительно все было на лице написано! После ужина, помыв посуду, я поднялась в свою комнату и еще долго плакала. Я даже не знаю, когда именно я уснула.
В эту ночь мне приснился самый страшный из моих снов. Я бегу в полной темноте и пытаюсь что–то найти, но не могу. Я кричу, зову Габриеля, а он не отзывается или его просто там нет. Я всеми силами пыталась найти хоть единый просвет, но не могла. Я никак не могла сбежать от этой всепоглощающей темноты.
Утром я проснулась в холодном поту. Ненавижу такие сны! Я быстро по–привычке оглядела комнату. Конечно же, Габриеля здесь не было. Я снова повернулась на живот и уткнулась в подушку. Слезы с новой силой вырывались наружу. Вместо души осталась зияющая пустота и ее никак и ни чем не заполнить. Боль проходила импульсами по всему телу от макушки до самых пяток. Каждый этот болезненный ток напоминал о его прикосновениях.
Встала с кровати я только в три часа дня, когда выплакалась. Есть совсем не хотелось. Я спустилась вниз и вышла на порог. Зря я это сделала. Выйдя, мой взгляд упал на место, где обычно стояла его машина. Я прямо там, на пороге скрючилась и сидела так еще какое–то время. Так прошел вечер и ночь. Мне снова приснился тот же сон. А Габриель больше не появлялся.
Так прошло еще несколько дней. Рука моя уже совсем зажила. Отец даже билеты сам заказал, когда был в Бергене. Завтра в семь вечера у меня был рейс. На более ранний уже не было билетов. Так что завтра с утра и собраться еще успею. Хотя вещи уже все сложила, но перепроверить надо будет. Мое душевное состояние желало лучшего. Все эти дни я была настолько рассеянной, что могла носки одеть разные и вверх тормашками.
Утро не предвещало ничего хорошего. Но я все же открыла глаза и без малейшей надежды посмотрела на окно. По всему тело прошло нечто непонятное: смесь всех чувств и эмоций.
Возле окна, как ни в чем не бывало, стоял он. Как всегда невыносимо красивый и улыбающийся. У меня не было слов. Я даже привет не смогла выдавить. Я, просто тупо улыбаясь, смотрела на него и плакала. Он очень медленно подошел ко мне, провел рукой по щеке. От прикосновения его холодных пальцев по телу пробежали приятные мурашки. Я закрыла глаза от удовольствия и как котенок потерлась о его руку. Но тут я почувствовала его холодные очень осторожные губы на своих губах. Я несмела, даже пошевелиться, боясь, что это сон и от малейшего моего движения он раствориться в воздухе как дым. Я даже глаза не открыла. Но через пару секунд он отстранился, и я открыла глаза.
Он внимательно вглядывался в мои заплаканные счастливые глаза. Габриель так ничего и не сказал. Он быстро прильнул ко мне с поцелуем. Но не осторожным, как предыдущий, а настоящим страстным долгим. Одной рукой он обхватил мою талию и сильно прижал к себе. Другая его рука прижимала мою голову. В следующее мгновенье он опрокинул меня на спину, прижимая всем телом к кровати. Что–то порвалось, но это было неважно. Это самый лучший сон в моей жизни, и я отдалась ему полностью без остатка. В какой–то момент я выпала из этого чудесного сна.
Проснулась я от звука папиного голоса, причем он явно был очень удивлен и ругался на чем свет стоит. До меня не доходило ничего из того, что он говорил. После такого замечательного сна я вообще мало чего понимала. Счастье, удовольствие и блаженство разливалось по всему моему телу.
– Я тебя спрашиваю! Что здесь случилось? – тряс меня папа, но вдруг перестал и отвернулся, – я думал, что ты в ночном костюме спишь! – странным застенчивым тоном проговорил отец.
Я в полном недоумении опустила голову и посмотрела на свое тело. И каково было мое удивление, когда я не обнаружила на себе футболку, а пощупав рукой под одеялом, не обнаружила и шорт. «Мама дорогая! Я же голая!» – пронесся мысленный крик. Я натянула на себя одеяло по самые уши.
– Папа, выйди отсюда! – закричала я. Я, похоже, выпала из реальности не только во сне! Отец тут же вышел.
– Жду тебя на кухне с объяснениями!!! – добавил отец из–за двери.
Я пребывала в шоке. Я постаралась встать, чтоб одеться, но что–то попало под ноги. Только сейчас я стала осматривать комнату. Оказалось, что ножки от кровати отвалились напрочь, и теперь матрац лежит прямо на полу. Все вокруг усыпано перьями, обе подушки порваны, клочки от наволочек валяются на полу. Я в шоке стала осматривать свое обнаженное тело. Я была усыпана синяками, будто искупалась в синей краске. Я нашла силы встать, чтоб все–таки одеться и прикрыть все это безобразие, но споткнулась о кусок ткани. Я ее подняла и узнала в ней обрывок своей футболки. До меня никак не доходило, что могло случиться в моей комнате, пока я спала?!
Я подошла к зеркалу и вскрикнула. Моя голова была похожа на куриное гнездо. Мало, что все волосы были перепутаны и неизвестно, сколько времени понадобиться, чтоб это все расчесать, так еще и перья торчали!!! Здесь без моей способности не обойтись. Я немного напряглась, и все перья оказались на кровати аккуратно сложены в кучку. Я напряглась еще немного, смазала все синяки слюной, и большинство из них исчезло прямо на глазах. Я быстро оделась, вытащила из шкафа непонятный полиэтиленовый пакет и сложила в него все перья.
Я еще несколько раз осмотрела комнату, все еще ничего не понимая. Комната выглядела как после очень хорошего побоища. Снизу послышались папины возмущенные крики, после чего я была вынуждена спуститься. Я быстро и незаметно шмыгнула мимо отца в ванную. Я тщательно вымыла голову с опаласкивателем, чтобы потом недолго мучиться с расческой. Вымыла все тело и еще раз прошлась по синякам, после чего остались всего парочка самых больших, и то уже желтых. Папа все это время стоял у двери и высказывал все, что обо мне думает.
– И как ты только смогла такое натворить за какие–то пару часов?! – возмущался отец, когда я выходила. Я удивленно на него посмотрела. Я то думала, что это случилось ночью, а оказывается нет. Папа утро перед отъездом на работу заглянул в мою комнату, и все было в полном порядке, а после возвращения через четыре часа обнаружил этот бедлам.
Только сейчас до меня дошло, что случилось!!! Это был не сон! Он действительно приходил! И мы по–настоящему занимались…
– Это был не сон!!! – кричала я. Это был вопль полный восторга и радости! Я несколько раз попрыгала на одном месте и поцеловала ошалевшего от такого поведения отца. Такое продолжалось еще с полчаса. Папа не мог меня угомонить, а сама я этого не желала.
– Не нормальная! Если ты так прощаешься, каждый раз переезжая, то я не завидую твоей матери! – проговорил отец, – тебе пора собираться!
Я, не возражая, поскакала в свою комнату, где увидела легкие отголоски произошедшего! И стоило столько бояться! Но почему он ушел? Ответа на этот вопрос я никогда не узнаю! Но это уже не важно. Он сделал меня самой счастливой девушкой во всей вселенной!!! И я ему безмерно благодарна!!!
Я быстро собралась и мы с отцом отправились в Берген, в аэропорт. Стоя на пороге, я еще какое–то время искала его глазами в надежде, что он придет со мной попрощаться, хотя он уже устроил лучшее прощание в мире! Его нигде не было, что немного омрачало мое счастье, но не затмевало его. Отец всю дорогу пытался выяснить, что же случилось, но я молчала.
В аэропорту я сдала багаж и уже прощалась с отцом, когда позади него далеко в толпе увидела его. Он просто стоял и смотрел за мной, очень грустно улыбаясь. Я уже не могла подойти к нему. Я тоже грустно улыбнулась и помахала ему рукой.
– Я люблю тебя! Спасибо за все! Ты подарил мне сказку! – прошептала я, отойдя уже от папы, в надежде, что он услышит или прочтет по губам. В эти слова я вложила всю свою любовь, нежность и благодарность к нему.
Я сделала последний шаг, и он вышел из поля видимости. Самолет взлетел.