Текст книги "Не покидай меня, любовь"

Автор книги: Шэрон Кендрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Итак, что мы теперь будем делать? – тихо спросила она. – Полагаю, ты захочешь… регулярный доступ?

Он коротко, зло хохотнул.

– А ты как думаешь?

Эмма закусила губу. Зная Винченцо, она не сомневалась, что он захочет воспользоваться своим правом в полной мере. Потребует ли он, чтобы Джино проводил каникулы на Сицилии? – с болью гадала она. Допуск в тот суровый и прекрасный мир, который постепенно исключит его мать-англичанку? Она должна вести себя как взрослый, зрелый человек, спокойно и рассудительно, и тогда, возможно, Винченцо ответит тем же.

– Как нам, по-твоему, лучше устроить это? – поинтересовалась она подчеркнуто вежливо, будто спрашивала у прохожего время.

Последние двенадцать часов Винченцо ни о чем другом и не думал и пришел к единственно правильному решению.

Ты вернешься со мной на Сицилию, – решительно заявил он.

Ты, должно быть, рехнулся, – ахнула она, – если на самом деле думаешь, что я снова ступлю ногой на Сицилию.

Губы Винченцо скривились в жестокой улыбке. Вот она и попалась к нему на крючок!

Тогда оставайся, – мягко проговорил он. – Но Джино поедет со мной.

Ты з-заберешь Джино? – Сердце Эммы заколотилось так часто и громко, что едва не выскочило из груди. – Ты серьезно думаешь, что я позволю тебе увезти моего сына из страны без меня?

– Нашего сына. Который должен знать свои корни. Я намерен повезти его на Сицилию, Эмма, и попытки остановить меня не принесут тебе ничего хорошего. – Он поднялся, двигаясь бесшумно, как пантера, и встал перед ней. – Команда адвокатов уже работает над этим делом, и позволь сообщить тебе, что твои старания скрыть от меня моего сына произвели на них не слишком благоприятное впечатление.

Ее щеки внезапно побелели. Пропади она пропадом с ее способностью выглядеть такой ранимой, когда это, на ее взгляд, может помочь ей! Его глаза сверкали.

– Чем разумнее ты поведешь себя сейчас, тем сговорчивее я постараюсь быть в будущем.

Эмма сглотнула.

Ты… угрожаешь мне, Винченцо?

Вовсе нет. Просто советую подчиниться.

– Ты угрожаешь мне. Я так и знала! Ты ничуть не изменился. Неудивительно, что я…

Она осеклась, когда Винченцо вонзился в ее плечи и поднял на ноги. Его лицо расплывалось у нее перед глазами.

– Прошлое есть прошлое, – решительно проговорил он. – Сейчас меня волнует настоящее, а мой сын – это и настоящее, и будущее. Я забираю его с собой, и если ты намерена сопровождать нас, то будешь играть роль моей жены.

Она уставилась на него.

Твоей жены?

Почему нет? Это вполне разумно. – Он увидел, как ее голубые глаза потемнели в замешательстве, на виске запульсировала жилка. – Давай признаем, что это смягчит напряжение нашей сложной ситуации, – продолжил он. – Мы также сможем извлечь из этого удовольствие, пока есть такая возможность.

Эмма почувствовала слабость. Он рассуждает так хладнокровно, словно удовольствие – побочный продукт телесной функции.

Ты шутишь.

Ничуть, – заверил он ее. – И, думаю, хватит тебе уже изображать возмущение. В свете того, как ты откликаешься на меня, это выглядит несколько лицемерно.

Винченцо…

Нет, больше никаких споров. Ты достаточно долго играла по своим правилам, пришло время играть по моим. – Его голос стал жестче. – Поэтому собери все самое необходимое, потому что мы едем в Лондон.

Эмма могла с уверенностью сказать по упрямому выражению его лица и решительному тону, что сопротивляться бесполезно. Но все же она сделала попытку:

А нельзя нам с Джино подождать здесь, пока мы не будем готовы к поездке?

Хочешь сбежать от меня? – Его рот скривился в сардоническом подобии улыбки, когда он легко провел кончиком пальца по ее внезапно задрожавшим губам. – Не выйдет. У тебя есть паспорт?

Она оцепенело кивнула.

Джино зарегистрирован для выезда за границу?

Нет.

– Значит, мне надо позаботиться об этом. Кроме того, вам обоим нужен новый гардероб. Если я везу вас на Сицилию, мой сын должен выглядеть как Кардини, а не маленький нищий. Ну, а ты… – в его глазах замерцало нечто такое, что пугало и в то же время возбуждало ее, – будешь одеваться для моего удовольствия. Как должна одеваться жена.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Эмма изумленно оглядывала просторный салон гостиничного номера. Повсюду была одежда.

Одежда, которая, судя по виду, именно ее размера и именно тех цветов, которые ей идут. Красивая одежда. Платья и юбки, нижнее белье. Все из самых лучших и дорогих тканей – шелка, хлопка, чистого кашемира.

– Зачем столько? – тихо пробормотала она. Черные глаза Винченцо сделались жесткими.

Я же говорил, Эмма, что ты не можешь предстать перед моей семьей, одетая как нищенка.

Но я сильно похудела, – прошептала она. – Откуда ты узнал, какой нужен размер?

Медленная улыбка и слегка удивленное выражение лица мужа говорили о том, что она задает глупый вопрос.

– Я прикинул… точнее, определил. Не забывай, что совсем недавно ты была обнаженной в моих руках. – Он небрежно снял голубое шелковое платье с вешалки и протянул ей. – Вот, надень это к обеду.

Эмма взяла платье, борясь с соблазном красиво одеться, как он хотел. С одной стороны, ей нравится красивая одежда, как любой нормальной женщине, но его диктат отталкивает ее и приходится мириться с тем, что такое его отношение, возможно, намеренное. Придется принять его подарки, но она никогда не должна забывать, что за все в жизни надо платить…

Да и есть ли у нее разумная альтернатива, когда в словах Винченцо кроется зерно истины? Если она появится на Сицилии, одетая как нищенка, то не завоюет ничьих симпатий в стране, где внешность – это все. Тем более Джино уже экипирован, как и подобает сыну миллионера.

На обратном пути из коттеджа они остановились в одном из крупнейших лондонских универмагов, и Винченцо пронесся по нему как ураган, сметая все на своем пути. Лучшая одежда? Куплена. Самая роскошная коляска? Уже у них. Кашемировые одеяла для ребенка? Готово.

Эмма взглянула на хорошенькую кроватку, в которой сейчас крепко спал ее любимый малыш, и ее сердце сжалось от чувства вины.

Персоналу отеля было поручено приготовить еду для ребенка. А потом Джино взвизгивал от восторга, когда Винченцо вытаскивал из коробки, одна за другой, дорогие игрушки. И хотя еще в коттедже Эмма настаивала, что дети радуются самодельным игрушкам не меньше, чем дорогим покупным, теперь она видела, что это не совсем правда.

И во время купания, позабыв про свою старую резиновую уточку, Джино визжал от радости, играя с белым кораблем, плавно скользящим по мыльной воде. А потом, утомившись, Джино уснул на руках Винченцо, и у Эммы в горле встал ком, когда она наблюдала, как он нежно уложил сына в кроватку.

С одной стороны, чудесно было видеть, как ее малыш наслаждается тем комфортом, который каждая мать желает своему ребенку. Но, даже радуясь этому, она не могла отогнать тревожных мыслей. Винченцо никогда не простит ее за сокрытие правды. Ох, и непростые времена ждут ее!..

Пальцы Эммы сжали голубой шелк платья.

– Ладно, пойду переоденусь, – сказала она.

– И заодно выбрось эти джинсы, – ехидно предложил он, – больше никогда не желаю их видеть.

Провожаемая его колкими словами, Эмма пошла в ванную и начала переодеваться в новую одежду, почувствовав себя слегка неуклюже, когда изящное белье соприкоснулось с ее кожей и вошло в контакт с возродившимися ощущениями.

Эмма взглянула в зеркало. Оттуда на нее смотрела незнакомка. Когда в последний раз она позволяла себе новое белье и носила красивый бюстгальтер, который хорошо поддерживает грудь?

Потом она надела платье без рукавов через голову и расчесала волосы так, что они лежали блестящими белокурыми волнами на плечах. Шелк мягкими складками ниспадал вокруг бедер, а его цвет подчеркивал голубизну глаз. Вот так должна одеваться жена богатого человека, осознала Эмма. Так она одевалась в те последние пустые дни их брака, когда на людях ее выставляли, как какую-то редкую драгоценность, тогда как дома напряжение между ними все росло и росло.

По крайней мере, сейчас она не во власти иллюзий. Винченцо не любит ее, и надо выработать какую-то стратегию, как вести себя с ним и, что важнее, как удержать эмоции в узде. Потому что впереди ее не ждет ничего, кроме опасности и горя, если она снова позволит себе подпасть под чары Винченцо.

Эмма будет играть требуемую от нее роль, пока они не придут к какому-нибудь соглашению. Но они будут делать это на его территории, там, где она всегда чувствовала себя чужой. Где она была чужой. Нужно, чтобы он был на ее стороне, но при этом надо держать эмоциональную дистанцию. По крайней мере, эта дорогая красивая одежда может служить своего рода щитом, помогая ей вписаться в богатый мир, пусть и только внешне.

Выйдя из ванной, Эмма увидела, что Винченцо пошел в спальню взглянуть на Джино, и в который раз почувствовала, что сердце сжимается от тоски. Порой прошлое играет злые шутки с твоими душой и сердцем. Порой ты чувствуешь себя так, словно все еще любишь мужчину, за которого вышла замуж.

Много ли женщин было у него с тех пор, как они расстались? – с болью гадала она. Был он с ними таким же горячим и неистовым, как с ней? Пальцы сжались в кулаки. Что ж, даже если это и так, теперь это ее не касается.

Он вскинул глаза и встретился с ней насмешливым взглядом, но за этой насмешкой Эмма смогла разглядеть более глубокие эмоции. Она не глупа и не слепа и знает, что под этой лощеной цивилизованной оболочкой бьется сердце пылкого сицилийца со всеми его страстями и неистовым чувством собственника.

Поэтому Эмма должна быть очень осторожна. Ей надо показать ему, что она хорошая мать. Убедить его, что она больше никогда не попытается забрать Джино у него. Даже изобразить покорность, если понадобится. Если она не будет питать никаких иллюзий, то наверняка они как-нибудь смогут поладить.

Выйдя из спальни, он окинул ее взглядом хищного самца, и Эмма вдруг почувствовала робость. Неужели она в самом деле жила с этим мужчиной? Спала с ним в одной кровати? Теперь это казалось таким далеким, словно происходило в другой жизни.

Эмма попыталась улыбнуться.

– Как я выгляжу? – спросила она, делая первый пробный шаг к цивилизованным отношениям.

Как она выглядит? Жилка забилась у Винченцо на виске. Когда она вот так улыбается, то можно почти забыть, что она лживая ведьма. Можно почти представить, что это она – тот самый сияющий белокурый ангел, который когда-то пленил его.

– Подойди поближе, чтобы я мог лучше рассмотреть тебя.

Чувствуя себя рабыней, которой велели встать перед хозяином, Эмма прошла чуть вперед и снова улыбнулась, на этот раз более натянуто.

Ну, как?

Ммм. – Он рассматривал ее с объективной оценкой человека, покупающего новую машину. – Ну что ж, ты выглядишь в сто раз лучше, чем десять минут назад. Я бы, конечно, предпочел, чтобы на тебе вообще ничего не было, но это может стать сильным отвлекающим фактором во время обеда. Ну, неважно, для этого будет достаточно времени после того, как мы поедим.

Эмма вспыхнула. Как отвратительно! Будто она для него нечто вроде послеобеденного развлечения!

– Я согласилась сопровождать тебя на Сицилию, – проговорила она дрожащим голосом, – но не помню, чтобы соглашалась на что-нибудь еще.

– Да ладно тебе, Эмма! Хватит уже притворяться, какой смысл? Мы уже вкусили запретного, и все это заново пробудило наш аппетит. Ты хочешь меня так же, как и я тебя. Я вижу это по твоим глазам, по тому, как реагирует твое тело на мое, даже если ты очень стараешься не показать этого.

Ей хотелось сказать ему, что она больше чем просто тело, что она женщина, у которой есть чувства и сердце, которое однажды было разбито, и она не вынесет, если оно разобьется еще раз..

– Но ты сказал…

Ммм? Что я сказал? – пробормотал он, привлекая ее ближе и скользя губами по ее щеке.

Я… – Эта простая ласка оказалась такой пьянящей, что Эмма забыла обо всем. Теперь его ладони были на ее груди, играя с ней сквозь дорогой шелк платья, и она ощутила, как соски напряглись почти болезненно. – Винченцо, – прошептала она.

– Тебе нравится, правда?

Да, – вырвалось у нее помимо воли. Он вновь как будто околдовал ее. Эмма не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. Не чувствовала ничего, кроме щемящей боли желания.

Ах, Эмма, – пробормотал он, – как быстро ты вспыхиваешь.

Только с тобой, подумала она. Только с тобой. Эмма закрыла глаза, еще секунда, и будет поздно. Еще секунда, и она вновь станет послушным сексуальным объектом для мужчины, который попросту использует женщин.

Собравшись с силами, Эмма оттолкнула его.

Не надо, – прошептала она. Его глаза сузились.

Я думал, мы договорились прекратить игру.

Это не игра, Винченцо. Джино в соседней комнате, если ты забыл.

Вряд ли я могу забыть, – с горечью проговорил он.

Винченцо резко отпустил Эмму и отошел, борясь с первобытным порывом бросить ее на пол и овладеть ею. И все же он неожиданно обнаружил, что думает о ней с некоторой долей одобрения. Ведь разве не презирал бы он жену, если б ее крики наслаждения разбудили их сына?

– Тебе надо что-нибудь поесть, – неожиданно сказал он. – Неудивительно, что ты такая худая, ты же за целый день почти ни к чему не притронулась. Пойдем обедать, а с Джино посидит опытная няня.

Она покачала головой.

– Я бы не хотела оставлять его. Он может проснуться и испугаться незнакомой обстановки, а если он расплачется, а меня нет, я… – она осеклась и посмотрела в его бесстрастное лицо. – Наверное, ты считаешь, что это звучит смешно?

Он попытался не замечать мольбу в ее голубых глазах.

– На самом деле я считаю, это звучит прелестно – как раз то, что нужно, чтобы произвести впечатление на адвоката по разводам. Высший балл за усердие, Эмма.

– Ты правда думаешь… – Эмма уставилась на него, – я играю, чтобы заработать какие-то очки в свою пользу?

Винченцо проигнорировал обиженный взгляд, который омрачил эти изумительные глаза. Как смеет она выглядеть эдаким невинным зверьком, когда оказалась настолько подлой, что бросила его при первой возможности и скрывала от него его сына?

Однако Винченцо вынужден был пересмотреть некоторые из своих прежних суждений. Несмотря на бедность, в которой жила Эмма, он понял, что о Джино хорошо заботились. Он казался очень довольным и счастливым ребенком, а этого не купить ни за какие деньги.

– Нет, – не без труда признался он. – Я признаю, что ты хорошо заботишься о ребенке.

Комплимент привел ее в смятение. Это была капитуляция, которой Эмма не ожидала, и она заморгала, подумав, что неожиданное проявление уважения чуть ли не больнее всех оскорблений, которые он бросал ей. Потому что любое доброе слово напоминает о том времени, когда она была для него центром вселенной. Хотелось схватить его за руки и потребовать сказать, что случилось с тем временем и теми чувствами, но Эмма понимала, что ничего не добьется.

– В таком случае почему бы тебе не заказать что-нибудь в номер? – Винченцо коротко улыбнулся. – А я пока приму душ.

Эмма заказала стейки с картошкой, свежие фрукты и бутылку красного вина. Когда двое официантов прибыли с тележкой, Винченцо как раз выходил из спальни, одетый в черные брюки и шелковую рубашку. Капельки воды поблескивали серебром в черных волосах, создавая впечатление интимности. Должно быть, со стороны они смотрятся идеальной супружеской парой, с горечью подумала она.

Когда официанты ушли, Винченцо увидел, что Эмма невидящим взглядом смотрит в свою тарелку, и нахмурился.

– Давай поешь что-нибудь, хорошо? – нетерпеливо сказал он. – И перестань сидеть с таким видом, будто сейчас упадешь в обморок.

Эмма неохотно начала есть, но вскоре обнаружила, что у нее и в самом деле разыгрался аппетит. Она прикончила половину стейка, прежде чем заметила, что Винченцо насмешливо наблюдает за ней.

Лучше? – сардонически спросил он.

Намного лучше, – непринужденно согласилась она. Как легко было отодвинуть тревожные мысли в сторону и просто насладиться этим перемирием, каким бы коротким оно ни было. Притвориться, что они на самом деле счастливая супружеская пара. С одним, разумеется, существенным исключением, потому что, если она хочет сохранить в безопасности свое сердце, то должна держать дистанцию.

Я, пожалуй, пойду спать, – сказала она. – День был длинный.

Винченцо улыбнулся.

Я думаю о том же, саrа, – мягко проговорил он.

Но… ты же почти ничего не ел.

Я не хочу есть. Ну, по крайней мере… не еду. Только тебя. – Он сделал глоток вина, поднялся и, обойдя стол, подошел к ней.

Сердце Эммы едва не выскакивало из груди.

– Я не буду спать с тобой. Он тихо рассмеялся.

– Ты же прекрасно знаешь, что будешь. – Он поднял ее на ноги и заглянул в глаза. – Мы будем делить постель, как любая супружеская пара, и тебе лучше привыкать к этому, потому что именно так мы будем вести себя на Сицилии.

Чтобы спасти репутацию? – вызывающе спросила Эмма и увидела, как лицо его потемнело.

Возможно, в некотором смысле, – согласился он, – но главным образом потому, что с тобой у меня всегда был самый лучший секс, и это не изменилось.

– А если я откажусь?

Ты не осмелилась бы, даже если б захотела, – мягко проговорил он, – тебе есть что терять.

Это сексуальный шантаж! – возмутилась она.

– Напротив, Эмма, – возразил Винченцо, прижимая ее к своему мускулистому телу, и увидел, как глаза ее потемнели от неверия и желания.

Без дальнейших слов он подхватил Эмму на руки и понес в спальню, где снял с нее новое шелковое платье, которое она надела всего пару часов назад.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– Смотри, Джино, смотри! Запечатлей этот момент в своей памяти навсегда, mio figlio, ибо это земля твоего отца.

Эмма смотрела, как Винченцо несет сына вниз по трапу личного самолета, держа его как бесценный трофей. И, несмотря на эти слова, которые явно имели целью исключить ее, возвращение на остров, который она всегда любила, вызвало у нее всплеск противоречивых эмоций.

Впервые увидев Сицилию, она подумала, что это рай, но, пожив здесь, поняла: эта земля имеет множество лиц.

Вдоль побережья раскинулись пышные цитрусовые сады, которые так прекрасно контрастировали с темной зеленью лесов на северо-востоке. В центре острова – холмы и долины с миндальными деревьями, оливковыми рощами и бесконечными полями пшеницы. А весной полевые цветы создают яркую радугу красок на фоне сочной зелени полей.

Сейчас было холодно, но небо было ярко-голубым, а солнце ярким, и Эмма поплотнее запахнула пальто, устремившись к ожидающей их машине.

После того как Джино был устроен на детском сиденье, и они сели сами, Винченцо повернулся к женщине, чьи белокурые волосы были связаны в тугой конский хвост, а голубые глаза казались огромными на бледном лице. В кремовом кашемировом пальто она выглядела дорогой и ухоженной и ничем не походила на ту жалкую нищенку, которая вошла к нему в кабинет третьего дня.

– Как ты себя чувствуешь сегодня утром? – мягко спросил он.

Ошеломленной той скоростью, с которой меняется моя жизнь, вот как, подумала Эмма. Ктому же она обнаружила, что борется со своими инстинктами. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до губ Винченцо, дабы убедиться, что эти те самые губы, которые целовали каждый дюйм ее тела прошлой ночью в отеле. Которые шептали ей нежные, а иногда и резкие сицилийские слова, и на несколько мгновений Эмма почувствовала себя так же близко к мужу, как когда-то раньше. Но с восходом солнца они, похоже, снова сделались чужими людьми, связанными лишь ребенком.

Так перестань прятать голову в песок, Эмма. Посмотри, наконец, в лицо реальности, вместо того, чтобы пребывать под воздействием волшебства.

Винченцо, нам надо поговорить.

Ну так говори.

– Нам надо обсудить, что будет после того, как Джино познакомится с твоей семьей. О том, что мы будем делать дальше.

Винченцо повернулся и посмотрел на ее обеспокоенное лицо. Чего она ждет от него?

– Сейчас не время, Эмма. Я еще не решил. Эмма в расстройстве покачала головой. В этом весь Винченцо. Ждет, что все вокруг должны подчиняться его воле.

– Но решение принимать не одному тебе, не так ли? – тихо проговорила она. – Мое слово тоже имеет вес. Ведь это тоже общее будущее.

Черные глаза изучали ее.

И каким же ты видишь это будущее?

Не знаю, – призналась она сдавленным голосом. – То есть я знаю, что ты захочешь видеться с Джино, и я не собираюсь препятствовать тебе…

Еще бы.

Выражение его глаз было угрожающим, но разве она не поклялась, что будет сильной?

– Мне просто невыносима мысль, что он будет проводить время вдали от меня. Что он будет расти, а я что-нибудь пропущу. Слово. Улыбку. Шаг. Или если ему приснится страшный сон, и он будет звать меня. – Ее губы свело от боли. – А меня не будет рядом, – хрипло сказала она.

Винченцо наклонился вперед с мрачным и злым лицом.

– А ты не думаешь, что я чувствую то же самое? – процедил он. – Не думаешь, что мое сердце разрывается на части при мысли о расставании с ним? И это сейчас, когда я, наконец, нашел его?

Ей хотелось крикнуть: «Но я же его мать!», но она понимала, что сказать это будет неправильно, потому что была уверена: Винченцо уже отдал свое сердце сыну.

Когда-то он с такой страстностью говорил о своей любви к ней, но между мужчиной и женщиной это совсем иначе. Своего ребенка ты любишь всегда и безо всяких условий, а взрослая любовь может зачахнуть и умереть.

Внезапно волна сожаления захлестнула Эмму, и она поняла, что желает невозможного: чтобы Винченцо по-прежнему любил ее, и чтобы у них все было хорошо.

– Давай не будем ссориться, – прошептала она. – Джино это не нравится.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, прежде чем Винченцо оторвал взгляд от ее губ и переключился на знакомый сельский пейзаж острова, где семья Кардини занималась производством вина и масел на протяжении сотен лет.

Винченцо обнаружил, что чересчур взволнован, как и всегда во время приезда на родину. Но на этот раз дело не только в возвращении, но и в Эмме, с горечью осознал он. Несмотря на поразительное открытие, что он отец, она по-прежнему сводит его с ума. И так было всегда.

Ее воздействие на него озадачивало и пленило Винченцо во время их странных, урывчатых встреч. Впервые в жизни он оказался во власти чувств, которым нельзя доверять, и, в конце концов, его суждение оказалось ошибочным. Ибо

Эмма была идеальной любовницей, но ужасной женой. А сейчас… Сейчас она ни то, ни другое.

– По крайней мере, расскажи, где мы будем жить, – попросила Эмма, своим мягким голосом прерывая его размышления. – В усадьбе на винограднике?

Винченцо помотал головой, заставляя себя вернуться к практическим вопросам.

– Нет, я больше там не живу. В прошлом году я купил себе дом.

Она не сумела сдержать облегченного вздоха.

– Ты довольна?

Эмма пожала плечами. Ситуация достаточно сложная и без зрителей, наблюдающих и анализирующих каждый их шаг, ибо усадьба очень большая, и многочисленные родственники приезжают и уезжают, когда им вздумается.

Признаться, испытываю некоторое облегчение. Я боялась жить поблизости с твоими родственниками. Они никогда не одобряли меня.

Они не были в восторге от нашего брака, ведь по традиции я должен был жениться на сицилийской девушке. В любом случае большинство кузенов сейчас находятся по делам в Северной Америке. Даже Сальваторе вернется только на следующей неделе.

Сальваторе – самый старший и самый критично настроенный по отношению к ней кузен.

А… сколько мы пробудем на Сицилии? – взволнованно спросила Эмма.

Ну, позволь тебя заверить, что я не планировал однодневный визит, – проговорил он с подчеркнутой медлительностью.

Эмма нервно затеребила пальцами воротник пальто, сознавая, что Винченцо показывает свою власть.

– Ты уже рассказал всем про Джино?

– Только то, что привезу своего сына познакомить с родней.

Она вглядывалась в его лицо в поисках подсказок.

– И как они это восприняли? Задавали вопросы?

Они бы не посмели. Это было бы вмешательством. Я не ищу ничьего одобрения тому, что случилось, Эмма. Это есть и остается личным, только между нами двумя.

Их глаза вновь встретились. О чем он думает, глядя на меня? – гадала Эмма. Быть может, о том притяжении, которое когда-то было между ними и которое, несомненно, все еще существует. Тогда они парили на облаке любви, и то, что это облако растаяло, ничуть не уменьшило боль разлуки.

– Расскажи мне о своем доме, – попросила Эмма, прилагая усилия, чтобы дрожью в голосе не выдать своего смятения.

Какая-то странная улыбка приподняла уголки его губ.

– Почему бы тебе не посмотреть самой? Мы уже приехали.

Это был никакой не дом, а самый настоящий старинный замок с башенками и огромными воротами, возвышающийся над всей округой, прекрасный и величественный. Они въехали в великолепный внутренний двор с пальмами и восхитительными цветочными клумбами.

Выйдя из машины, Эмма изумленно озиралась по сторонам, потрясенная как окружающей ее красотой, так и растревоженными чувствами. Она вытащила Джино с его детского сиденья и, крепко обняв, прижалась щекой к его теплой щечке.

– Видишь, где мы, дорогой? – пробормотала она восторженно. – Красота, правда? Это замок, самый настоящий замок!

– Иди взгляни на вид вон оттуда, – предложил Винченцо.

Пытаясь убедить себя, что это не какой-то волшебный сон, Эмма прошла за мужем через мощеный двор и увидела вдали зеленые холмы и аккуратные ряды виноградников. На горизонте виднелись Эгадские острова. Дальше простиралось изумительной красоты побережье Сан-Вито, где они с Винченцо когда-то плавали и гуляли по золотому песку. Но нет, не стоит предаваться воспоминаниям, которые могут принести лишь боль и сожаление!..

Эмма быстро прошла на другую сторону двора и увидела длинный четырехугольный бассейн, устроенный в апельсиновой роще и окруженный серой каменной стеной. Вдруг она услышала громкий звон колокола в башне, служившей, по всей видимости, часовней.

От всего этого просто дух захватывало, и когда она снова повернулась к мужу, глаза ее сияли.

– О, Винченцо, я и забыла, какая здесь красота!

Винченцо смотрел на нее из-под полуопущенных век. А он забыл, как она может быть красива, с этими своими ясными голубыми глазами и персиковой кожей, точно такая же юная и невинная, какой была, когда он впервые встретил ее.

– Идем, посмотришь дом внутри, – сказал он, велев себе не обращать внимания на ее смягчившиеся черты и искрящиеся глаза. Ему известна причина этого ее внезапного энтузиазма. Наверняка контраст между ее уровнем жизни в Англии и этой роскошью ошеломил ее, и она пришла в ужас, что отказалась от всего этого, когда ушла от него.

Внутри замок производил не менее внушительное впечатление, чем снаружи: мраморные полы, балочные потолки и множество комнат, одна элегантнее другой. Наконец они пришли в огромную гостиную, где их ждала одетая во все черное женщина среднего возраста, чье лицо показалось Эмме знакомым.

– Ты помнишь Кармелу? – спросил Винченцо.

Эта женщина была добра к Эмме, когда та приехала из Англии в качестве жены Винченцо.

– Конечно, помню. Buon giorno, Carmela. Come sta? [5]5
  Здравствуйте, Кармела. Как поживаете? (итал.).


[Закрыть]– Стоило выудить из памяти свои незначительные знания итальянского, чтобы увидеть удивленный взгляд Винченцо и то, как просияла от удовольствия женщина в черном.

– Bene, bene1, Signora Emma. – Быстро тараторя что-то на сицилийском диалекте, Кармела подошла к Джино, который насторожённо наблюдал за ней.

Обхватив его пухлые щечки ладонями, женщина продолжала восклицать, Винченцо тоже пробормотал что-то в ответ, а Эмма обнаружила, что улыбается, глядя на него.

Что она говорит?

Она говорит, что у нас самый красивый на свете сын. А также, что ее дочь Розалия скоро придет. У нее мальчик чуть постарше Джино, а она почтет за честь посидеть с нашим малышом в любое время.

Я не оставлю его с кем-то, кого он не знает, – быстро проговорила Эмма.

Значит, скоро узнает, – сказал Винченцо, нетерпеливо взглянув на нее, – ибо я хочу, чтобы как можно больше людей познакомились с моим сыном и наследником.

Эмма понимала его желание, но не могла не чувствовать себя обделенной. Он намеренно оставляет меня на периферии, думала она, гадать, где же мое место, сознавая при этом, что его нет.

Но это, конечно же, эгоистичные мысли, и не в интересах ее сына.

– Мне нужно переодеть ребенка, – сказала она.

Винченцо кивнул. Она может быть упрямой, но никто не обвинит ее в том, что она плохая мать.

– Давай я покажу тебе спальни, – продолжил он. – Роберто уже отнес вещи. Я подумал, что комнаты на первом этаже будут удобнее, тебе не придется носить Джино вверх-вниз по лестнице.

Подобная забота тронула ее.

– А где твои комнаты? – спросила она. Улыбка заиграла в уголках его рта.

– Не будь наивной, Эмма, – пробормотал Винченцо. – Мы уже обсуждали в Лондоне, чтобы будем делить спальню.

Ее сердце пропустило удар.

– Чтобы ты был ближе к своему сыну?

– Да, но также, – прошептал он, – чтобы иметь возможность наслаждаться твоим прекрасным телом.

Она разрывалась между гневом из-за его самоуверенности и возбуждением при мысли о ночи в его объятиях, когда враждебность будет вытеснена блаженством.

Но секс – не панацея, сурово напомнила себе Эмма. Он опасен, потому что может помешать видеть реальность. Однако она ничего не сказала и последовала за мужем по бесконечному лабиринту коридоров в роскошные комнаты, окна которых выходили в тропический сад. Какой смысл затевать еще один спор, если она все равно проиграет?

Пока она переодевала Джино, Винченцо молча стоял, прислонившись к подоконнику, и наблюдал за ней.

– Можешь подержать его, пока я освежусь, – сказала Эмма.

Его так и подмывало ответить, что ему не требуется ее разрешение, чтобы взять на руки своего сына, но он начал сознавать, как должно быть тяжело ей было растить ребенка совсем одной.

– Что будет, когда он начнет ползать? – спросил он.

Эмма вошла в роскошную ванную и, наполнив раковину теплой водой, начала намыливать руки.

Тогда-то, очевидно, и начинается самое веселье. Джино пока еще не ползает, но, думаю, вот-вот начнет.

Вот когда за ним нужен будет глаз да глаз, верно? – задумчиво проговорил Винченцо.

Да уж. – Эмма вытерла руки и повернулась, подумав, что сейчас они наконец разговаривают, как пристало разумным людям. – Можно, конечно, поместить его в манеж…

Судя по твоему тону, ты это не слишком одобряешь.

– Да, ты прав. Манеж напоминает мне клетку, а дети – не животные. Им нужна свобода, чтобы исследовать окружающий мир. Просто иногда необходимо обезопасить их, пока тебе нужно что-то сделать. Ну, вот хотя бы принять ванну. – Эмма почувствовала, что краснеет. Ну, не забавно ли, что некоторые вещи кажутся даже еще интимней секса? В прошлом она бы не

осмелилась сказать ему такое. – Извини, не знаю, зачем я тебе это сказала.

Но Винченцо покачал головой, неожиданно разозлившись на себя.