Текст книги "Не покидай меня, любовь"

Автор книги: Шэрон Кендрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сердце Эммы заколотилось как безумное, когда она вошла в бар отеля и увидела Винченцо, разговаривающего с кем-то из персонала. Он выглядел неотразимо, как всегда, и абсолютно уверенно среди всей этой роскоши.

Она нервно огляделась. На бархатных диванчиках, расставленных вокруг столиков, сидели явно не последние люди города. На женщинах, облаченных в дорогие наряды, поблескивали драгоценности.

Еще никогда в жизни Эмма не чувствовала себя так неуютно. Она сама себе напоминала уличную бродяжку, забредшую в шикарный отель, чтобы попросить милостыню у богатых господ. Если б у нее был выбор, она бы немедленно развернулась и вышла, но выбора у нее нет. Теперь – нет.

Винченцо окинул Эмму коротким оценивающим взглядом. Итак, она не провела это время, покупая себе что-нибудь новое из одежды, как сделали бы большинство женщин, планирующих переспать с мужчиной. А это означает, что она на самом деле без средств – или все еще чересчур уверена в своей сексуальной привлекательности. Или и то, и другое.

– Ciao, Эмма, – пробормотал он, когда она подошла.

– Привет, – ответила Эмма, сознавая странность ситуации и то, что служащий отеля смотрит на нее так, словно какой-то инопланетянин только что свалился на них с потолка.

– Метрдотель как раз говорил мне, что, к сожалению, все столики заняты, – сообщил Винченцо. – Но он распорядится, чтобы нам подали напитки на верхнюю террасу.

Взгляд Эммы говорил Винченцо, что она не поверила ни единому слову, а насмешка в его черных глазах сказала ей, что ему наплевать на ее сомнения. Но как она могла возражать в присутствии обслуживающего персонала – и не на это ли он и рассчитывал? Или просто понимает, что является более сильной стороной в этой сделке, и она должна играть по его правилам, если хочет получить развод?

В лифте, когда они поднимались наверх, царило напряженное молчание, которое стало еще более угнетающим, после того как коридорный проводил их в большой номер с роскошной гостиной, украшенной цветочными композициями. Вид из окна был потрясающим, но куда больше бросались в глаза двойные двери, ведущие в комнату с самой большой кроватью, которую она когда-либо видела. Эмма закусила губу. Это оскорбление. Явное и недвусмысленное оскорбление.

Что-нибудь еще, сэр?

Нет, спасибо.

Когда коридорный закрыл за собой дверь, Эмма повернулась к Винченцо, который снимал пиджак.

– Ты говорил про напитки. А это номер! – обвиняюще бросила она.

Винченцо улыбнулся и расслабил галстук. Итак, она хочет поиграть?

– Одно другому не мешает. – Он небрежным жестом указал на ведерко со льдом, в котором стояла бутылка шампанского. – Пей сколько хочешь, carа.

Ты хочешь сказать, что тебе не предоставили бы столик, если б ты попросил? – возмутилась Эмма, жалея, что не может справиться с нервной дрожью.

Я мог бы попросить, – согласился он. – Но ты не будешь отрицать, что здесь намного удобнее… и гораздо уединеннее, разумеется. – Он налил шампанского в два высоких бокала. В его глазах читался оскорбительный вызов. – Снимай пальто и выпей. Ты говорила, что хочешь мне что-то рассказать.

Молодая женщина так нервничала, что внезапно перехватило горло, словно кто-то сдавил его руками. Эмма кивнула, сняла пальто, присела на краешек дивана и взяла у него бокал, хотя заметила, что он не взял свой.

Она давно не пила шампанского, и внезапное головокружение напомнило ей, что она ничего не ела с утра. Но не только от голода чувствовала Эмма слабость, но и от его близости. От того, как он смотрел на нее. Скажи ему.

– Винченцо… это очень трудно.

Он сел рядом с ней. Он видел, как она дрожит, и губы его скривились в надменной улыбке. Может, его поцелуи напомнили ей, что она потеряла?

– Разве? – спросил Винченцо с легким высокомерием.

Забрав недопитый бокал из ее безвольных пальцев, он коснулся ее щеки, почувствовав, как она задрожала от его прикосновения.

– Трудно только в том случае, если мы сами все усложняем. Почему бы просто не признать, что нас по-прежнему влечет друг к другу?

Эмма уставилась на него с быстро растущим ужасом. Он думает… он действительно думает, что она пришла сюда заключить сделку – быстрый развод в обмен на ночь секса?

– Я не это имела в виду.

Но Винченцо не слушал. Он был поглощен ее горячим желанием, заворожен тем, как от частого дыхания вздымается и опускается ее грудь, и чувствовал, что возбужден больше, чем помнил с тех пор, когда последний раз занимался с ней любовью. Винченцо поморщился. Нет, скорее, сексом. В том лихорадочном соитии не было любви. Быть может, ее никогда не было. Возможно, те раскаты грома и вспышки молнии были всего лишь следствием неудержимой похоти.

– А я – именно это, – нарочито небрежно сказал он.

Он прижался к ее губам в медленном, дурманящем поцелуе со всей страстью, которую ощутил сегодня утром в кабинете, но на этот раз все было иначе. Теперь нечего бояться, что его секретарша может войти в любой момент, и Эмма знает, что она проиграла – во всем.

Через несколько минут ты скажешь Винченцо нечто такое, что кардинально изменит его жизнь, думала Эмма. Ей придется научиться жить с его гневом и презрением, которые сейчас он задвинул подальше. Потому что в данный момент желает ее. А разве она не желает его? Если быть честной, то она никогда не переставала желать его. Так почему бы не позволить себе этот последний раз, прежде чем начнутся взаимные обвинения? Последний раз вкусить неземного блаженства, прежде чем черные тучи закроют небо.

– Винченцо, – простонала она, ухватившись за его широкие плечи. – О, Винченцо!..

Он мысленно отгородился от воспоминаний, которые пробуждали эти слова, и крепче прижал ее к себе, почувствовав, как хрупкое тело затрепетало в его руках, и мягкий шелковистый локон коснулся щеки. Яростная пульсация в паху воспламеняла его, и он поцеловал ее еще крепче и глубже, губами исследуя ее губы. Что она с ним сделала?

– Прикоснись ко мне! – хрипло велел он. – Прикоснись ко мне так, как раньше.

Слабый оттенок уязвимости в его глубоком голосе было почти невозможно вынести – такой же пьянящий, как и его хриплая мольба. Или Эмма просто вообразила это? Услышала то, что желала услышать? В любом случае она уже не могла не сделать то, чего он хотел, и с наслаждением погладила его грудь, ощутив жесткость волосков под тонким шелком рубашки.

Вот так? – прошептала она. – Да!

Еще?

Si. Еще. И еще.

Ее пальцы переместились ниже, и он не сдержал возглас, который звучал как какое-то сицилийское проклятье. Возможно, так и было. Казалось, он презирает себя за то, что так порабощен своими чувствами, хоть тело и упивается ими.

Так?

Si, именно так. Ах, Эмма, – простонал он.

Ведьма, а не женщина! Он пробежал ладонями по ее телу, словно впервые познавал его. И, может, так оно и было. Оно кажется другим. Не просто тоньше, но и грудь кажется другой формы, по крайней мере, насколько он мог судить через одежду. Он обхватил одну грудь и погладил сосок большим пальцем.

– Сними это чертово платье, – велел он. Но даже одурманенная желанием, Эмма занервничала. Он ведь не ждет, что она подскочит и начнет раздеваться для него, как могла сделать когда-то, когда они только поженились? В свете их теперешних отношений разве такое возможно? Она бы чувствовала себя так, как будто он покупает ее.

А разве это не так? – раздался голос совести. Разве не покупает?

Но Эмма отгородилась от голоса разума и облизала пересохшие губы.

Сними… сам.

Если ты настаиваешь, – пробормотал он. В. этом он, конечно, мастак. Должно быть, снял в свое время не один десяток платьев. А сколько других женщин он раздевал с тех пор, когда я последний раз была в его объятиях? – с болью подумала Эмма, когда он стащил платье с ее тела, небрежно бросив на пол.

Когда Винченцо отстранился, его черные глаза опалили ее, словно лазерный луч. Ей захотелось съежиться, закрыть руками грудь и подтянуть колени, чтобы спрятаться от неизбежной критической оценки ее худобы и простого белья.

– Колготки! – презрительно бросил он. – С каких это пор ты носишь колготки?

С тех пор, как перестала быть собственностью миллионера, вот с каких. Откуда бы ему знать, что шелковые чулки и пояс не совсем подходящая одежда для кормящей матери.

Мысль о ребенке и о том, что она собирается рассказать Винченцо, заставила Эмму опомниться. Но он уже стаскивал с нее колготки, целуя ее там через простые хлопковые трусики, пока она не заерзала нетерпеливо, испытывая горячее, почти невыносимое желание.

– Винченцо… – выдохнула она.

– Хочешь пойти в кровать? – горячо и требовательно спросил он.

И нарушить настрой? Дать себе время передумать? Позволить разуму взять верх и разрушить то, что делает ее такой живой впервые за долгое время? Голова твердила, что это безумие, но у тела было иное мнение. Но он по-прежнему мой муж, с болью подумала Эмма, так что это не только мое удовольствие, но и право.

– Нет, – прошептала она, зарывшись пальцами ему в волосы, как делала бесчисленное количество раз раньше. – Давай останемся здесь.

Винченцо застонал от ее быстрой капитуляции, от легкого превращения из снежной королевы в сирену. Но он всегда любил огненную страсть, которая лежала под сдержанной внешностью. Он научил ее всему, что знал, так почему бы не вкусить плоды своего труда еще раз?

– Сними с меня рубашку, – выдавил он.

Ее дрожащие пальцы начали неуклюже стаскивать ткань с его тела, но через мгновение он накрыл их ладонью.

– Потом, – прохрипел Винченцо, – а сейчас…

Он стал расстегивать пряжку своего ремня, и Эмма поняла, что не будет никакого «потом». Ее губы мягко покрыли поцелуями его шею, и она услышала прерывистый вздох удовольствия.

Винченцо сбросил с себя остатки одежды и уложил жену спиной на диван. На мгновение время застыло, когда он возвышался над ней, прежде чем опуститься на ее жаждущее тело.

– Винченцо! – ахнула она, когда он вошел в нее одним скользящим, восхитительным погружением, заполняя ее целиком. На мгновение он замер, глядя на нее глазами, в которых горело вожделение и промелькнуло что-то еще, похожее на гнев.

Винченцо начал двигаться внутри нее, презирая ее сексуальную власть над ним. Глаза Эммы были закрыты, а щеки порозовели, когда она подняла свои идеальные ноги и крепко обхватила ими его спину.

И разве то, что он сейчас делает, не преследовало его сны слишком долго? Наверняка это избавит его от ее колдовских чар раз и навсегда.

– Посмотри на меня, Эмма, – приказал он. – Посмотри на меня.

Она неохотно приподняла веки. Когда глаза закрыты, можно вообразить. Придумать. Притвориться, что это происходит лишь потому, что двое любят друг друга. Как далеко это от правды, как сложны мотивы, которые привели их сюда, в это место! Эмма заглянула в его напряженное лицо.

– О, Винченцо… – прошептала она.

«О, Винченцо!» – передразнил он, обхватывая ее за ягодицы. – Я лучший любовник, который у тебя был, да, Эмма?

Ты… ты же знаешь, что да! – выдохнула она, сознавая, что Винченцо хочет причинить ей боль, но внезапно ей стало уже все равно, ибо он уже подвел ее к заветной черте, и гораздо быстрее, чем она думала. Словно вознес ее к звездам, а потом снова спустил вниз в медленном и восхитительном слиянии. – Винченцо… о, да… да…

Винченцо заставил себя сдержаться ровно настолько, чтобы понаблюдать за тем, как в апогее страсти голова Эммы откинулась назад, а ногти вонзились ему в плечи. А потом он дал себе волю и утонул в собственном наслаждении. Винченцо не мог припомнить, когда оно накрывало его с такой силой, делая совершенно безвольным. Казалось, оно длилось и длилось, не собираясь прекращаться, и даже после того, как закончилось и улеглось, он некоторое время оставался внутри нее, пока заключительные спазмы не стихли.

Винченцо взглянул на ее пылающее лицо, на прядь волос, прилипшую к влажной щеке. В прошлом он мог убрать эту прядь и накрутить ее на палец, но не сейчас, ибо такой жест подразумевает нежность, а нежность – последнее, что он испытывает.

Наконец он встал и отошел, чтобы налить себе стакан воды. Поднеся его к губам, стал пить, не сводя с жены насмешливого взгляда.

– Ты сознаешь, что мы так увлеклись, что забыли о контрацепции? – с издевкой спросил Винченцо. – Но, как мы оба знаем, на этот счет нам не стоит беспокоиться.

Эмма потрясенно воззрилась на него, почувствовав, что дрожит. Как немыслимо жестоко! Он приберег самую ранящую колкость напоследок – и это после того, что между ними только что произошло?

Что ж, он ошибается, и скоро обнаружит это. Но разве его жестокость в такой момент – не своевременное напоминание не питать глупых иллюзий в отношении Винченцо Кардини?

Муж ни за что не поверит ей, когда она скажет ему, как сильно он ошибается. Эмма потянулась за своей одеждой. Она все же скажет ему, но прежде оденется.

Винченцо наблюдал, как она одевается, но не собирался ее останавливать. Если он захочет ее снова, то быстро раздеть – пара пустяков. Но сейчас он испытывал отвращение. Как быстро позывы тела могут замаскировать реальность, а как только страсть исчерпана, ты остаешься лишь с холодными, нелицеприятными фактами.

Эмма для него теперь не более чем двуличная жена, которая только что обменяла секс на быстрый развод! Он начал натягивать на себя одежду, чтобы поскорее уйти от нее.

– Винченцо, – Эмма застегнула платье и откинула растрепанные волосы за спину, прежде чем повернуться к нему, – ты помнишь, я говорила, что должна тебе кое-что рассказать.

Он едва удостоил ее беглого взгляда, застегивая последние пуговицы рубашки.

– Не могу дождаться, – саркастически бросил он.

Эмма сделала глубокий вдох.

– Винченцо. У тебя… то есть… у нас… – она прочистила горло, чувствуя, как безумно колотится сердце, – видишь ли, у нас есть сын. Сын. У тебя есть сын.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На мгновение Винченцо подумал, что ослышался, хотя сдавленный голос Эммы указывал на то, что здесь что-то гораздо более сложное, чем простое недопонимание. Сузив глаза, он уставился на нее.

– Что ты сказала? – угрожающе спросил он. Эмма сглотнула.

У тебя… у тебя есть сын, Винченцо. Точнее, у нас есть сын. Его зовут…

Заткнись! Немедленно заткнись! – взбешенно заорал он, стиснув руки в кулаки, охваченный такой яростью, какой, наверное, еще никогда не испытывал. Захотелось подскочить и встряхнуть ее, но он не доверял себе. Губы скривились в жестокой, презрительной усмешке. – Можешь получить свой проклятый развод, Эмма. В конце концов, ты только что заработала его. Секс был смехотворно коротким, но в качестве слабительного, вероятно, сойдет. Только, ради бога, не надо больше никакого вранья.

Эмма покачала головой, отсекая его оскорбления и пытаясь сосредоточиться только на правде.

Но это не вранье, клянусь.

Клянешься? – Глаза Винченцо полыхали черным огнем. – Как ты смеешь заявлять такое мне? – возмутился он. У него голова пошла кругом, когда он попытался вычленить факты из ее неправдоподобного утверждения. И один факт неожиданно выскочил на него, словно черт из табакерки. Он нахмурился. – Ты говоришь, у тебя есть ребенок?

– Да.

Но это невозможно. – Винченцо сделал шаг к ней, голос звенел от сдерживаемой ярости. – Ты бесплодна, Эмма. Ты не можешь иметь детей. Врач сказал тебе это на одной из консультаций. Он прислал тебе подтверждение, и оно все еще у меня. Ты, конечно же, не забыла об этом?

Конечно, не забыла…

Тогда как, во имя дьявола, ты можешь иметь ребенка, и как я могу быть отцом? – взревел он.

Эмма сглотнула.

Не могли бы мы поговорить об этом спокойно?

Спокойно? – Голос Винченцо был холоднее льда. – Ты в своем уме? Твоя ложь…

Это не ложь! – в отчаянии воскликнула она. – Зачем, скажи на милость, я стала бы лгать о таком?

Я могу назвать вполне вескую причину, – угрюмо парировал он. – Ты соскучилась по моему богатству и решила отхватить для себя солидный куш, наплетя с три короба.

Эмма в ужасе отшатнулась.

– Ты считаешь меня какой-то… какой-то дешевой мошенницей?

Он пожал плечами.

– Ты уже доказала это, Эмма. Ты обманом заставила меня поверить, что мы продолжаем пытаться зачать ребенка, хотя все время знала, что это невозможно. Если это не надувательство, тогда мне интересно услышать, как ты это называешь, сага.

Никогда еще предположительно ласковое слово не несло в себе такого открытого пренебрежения, и Эмма съежилась под презрительным взглядом его черных глаз, сверлящих ее. Она облизнула внезапно пересохшие губы.

– Я не хотела обманывать тебя, – прошептала она.

– Разве?

– Я боялась сказать тебе, каковы результаты.

И поэтому обошлась со мной как с дураком! – обвиняюще бросил он. – Надеялась, что сможешь держать меня в неведении относительно чего-то настолько важного?

Нет, конечно, нет. Все было не так. Я собиралась сказать тебе…

– И что именно ты собиралась сказать, Эмма? – поинтересовался он вкрадчивым голосом.

Эмма немного расслабилась.

– Что не могу… не могу иметь детей.

Однако сейчас ты говоришь мне, что врач ошибся? Что все эти месяцы тщетных попыток зачать были иллюзией? И что ты, оказывается, можешь зачать?

Да! Моя акушерка сказала, что такое случается время от времени…

Чудесным образом, – саркастически прокомментировал он. – И когда же произошло это чудо? Сколько ребенку?

С одной стороны, Эмме хотелось послать его к черту, хотелось сказать, что она не будет умолять его признать своего сына.

Но она понимала, что должна сделать это ради Джино. Вдруг он однажды захочет знать, где его отец? Она должна будет иметь возможность, глядя ему прямо в глаза, правдиво сказать, что сообщила Винченцо абсолютно все, даже если с опозданием. Как Винченцо отреагирует на это известие, зависит от него, но ее совесть будет чиста.

– Ему десять месяцев, – сказала она и увидела, как глаза Винченцо сузились. Он явно проводил в уме быстрый математический подсчет, дабы убедиться в возможности отцовства. Да, это оскорбительно, но ее чувства сейчас не в счет.

– И когда, ты утверждаешь, имело место зачатие?

– Должно быть, в тот последний раз, когда мы были вместе. Ты помнишь?

Винченцо угрюмо улыбнулся.

– Помню ли я? Едва ли я могу забыть, – с горечью проговорил он. Тогда они впервые за несколько недель были вместе. Их отношения постепенно разрушались, но после того, как стало известно, что она не может родить ему ребенка, они сделались чужими друг другу. Спрятанное ею заключение врача стало символом всего того, что было ошибочным между ними. Винченцо начал сомневаться, была ли Эмма искренней в остальном.

– Так была ли ты на самом деле девственницей, когда я встретил тебя, Эмма? – ледяным тоном спросил он однажды за завтраком. – Или это тоже подделка?

Он помнит то, как свет пропал из ее глаз, и это доставило ему мрачное удовольствие.

– Если ты так плохо думаешь обо мне, Винченцо, – глухо отозвалась она, – нет смысла продолжать, верно?

Винченцо помнил то чувство облегчения, которое нахлынуло на него, когда он сказал себе, что больше не будет видеть ее лживого лица.

Правда, ему никуда не деться от насмешек своих кузенов, которые предостерегали его от брака с Эммой, но с этим он сможет справиться.

Однако реальность их расставания оказалась тяжелее, чем ожидал Винченцо. Он скучал по ее золотым волосам и солнечной улыбке, по ее изящному, стройному телу. Но Винченцо сразу же напоминал себе, что все это всего лишь внешнее, что, по правде говоря, он не знал ту Эмму, на которой женился. Его доверие было разрушено, а для гордого сицилийца доверие – это все.

Он сознавал странность ситуации, в которой оказался сейчас, сознавал, что Эмма стоит, глядя на него широко открытыми глазами, и щеки ее все еще пылают после их любви, а волосы в беспорядке. Так что же ему делать с ее поразительным откровением, будто бы он отец ее ребенка?

Пытаясь собраться с мыслями, Винченцо налил себе стакан минеральной воды и выпил. Сейчас он не имел бы ничего против и более крепкого напитка, но ему нужна ясная, как никогда, голова.

Его мрачный взгляд сверлил ее.

– Вопрос в том, – размышлял он вслух, – верю я тебе или нет. Ты могла просто сочинить искусную ложь, чтобы оттяпать у меня побольше денег.

– Ты думаешь, я выбрала этот метод как средство выманить у тебя денег? Что я пошла бы на такую подлость? – возмутилась Эмма. – Да я скорее пошла бы мыть полы, чтобы заработать на кусок хлеба!

– Почему же не пошла? – холодно поинтересовался он.

Эти его слова стали последней каплей. Ее решимость оставаться спокойной улетучилась, и что-то внутри нее взорвалось. Все тревоги и трудности предыдущих месяцев, непростое решение рассказать Винченцо и собственная слабость, толкнувшая ее к нему в объятия, – все это теперь взорвалось обессиливающей смесью гнева, негодования и нервозности.

– Да потому что у меня ребенок, за которым нужно ухаживать, которого нужно кормить, одевать, а это нелегко, если хочешь знать! Мне бы пришлось платить за ясли больше, чем я бы зарабатывала! Но откуда тебе знать это, ведь ты всю жизнь был окружен и защищен богатством. Все, чего бы ты ни захотел, всегда мог получить. Возможно, деньги облегчили твою жизнь, но также запятнали ее, потому что ты не в состоянии увидеть ничего через призму их дурного и разлагающего влияния. Каждый раз, встречая нового человека, ты думаешь: «Этому человеку нужен я или он хочет добраться до моих миллионов?»

– Хватит! – рявкнул он. – Не думаю, что ты в том положении, чтобы читать мне нотации на тему морали, когда твои собственные моральные устои оставляют желать лучшего. – Он намеренно окинул взглядом ее помятое платье, все еще ярко пылающее лицо. – Скажи, ты занималась со мной сексом, потому что думала, что это поможет тебе выторговать побольше? Если так, то на твоем месте я бы пересмотрел стратегию на будущее. Твоя стоимость сильно возросла бы, если б ты приберегла секс на потом, после того, как согласилась на цену.

Это было уж слишком. Злость, отчаяние и унижение настолько переполнили Эмму, что, не помня себя, она бросилась на мужа с кулаками.

Но Винченцо лишь рассмеялся, легко поймав ее запястья руками, и заставил затихнуть, поднеся презрительно скривленные губы ей к уху.

– Ты полагала, что такая энергичная и пылкая сценка заставит меня есть с твоей руки? – прошептал он. – Или есть тебя?

– Винченцо!

– «Винченцо», – передразнил он. Винченцо ощутил горячий всплеск желания, и ему захотелось прижаться к теплому, мягкому телу и найти быстрое и взрывное освобождение от этого вечного желания. Но какой может быть секс после того, что она ему только что сказала!..

Отдернув руки, словно она заразная, Винченцо отошел в противоположный конец комнаты и повернулся к жене спиной. Люди всегда говорили, что его лицо всегда холодное и непроницаемое и что уловить его настроение абсолютно невозможно. Но у Эммы это всегда получалось, потому что она знает его лучше других. Поэтому он должен был осторожен.

Логика говорила ему, что она лжет. Если она будет продолжать настаивать на своем безумном заявлении, тогда он должен просто подключить своих адвокатов. Не такая уж это редкость, когда женщина заявляет сказочно богатому мужчине, что у нее от него ребенок, но в наши дни, к счастью, правдивость такого утверждения легко проверить.

Сейчас он должен сказать ей, чтобы уходила, а утром начать действовать. Ему даже нет необходимости с ней больше встречаться – все это можно отдать в руки специалистов.

Но какой-то инстинкт не позволял Винченцо последовать голосу логики, и он не знал, почему. Не потому ли, что секс между ними был потрясающим – как всегда с ней – и что он пробудил в нем голод, который никто лучше ее не мог утолить?

Не разумнее ли будет подыграть ей, чтобы он смог еще немного насладиться ее телом, прежде чем они расстанутся навсегда? И не поможет ли очередное свидетельство ее двуличия, наконец, избавиться от того колдовского влияния, которое она до сих пор имеет на него?

Он удивился, заметив, что Эмма нервно покусывает нижнюю губу. Впрочем, неудивительно, что она волнуется.

– Где ты живешь? – спросил он.

– В Боудейле, это примерно в часе езды отсюда.

– Ты приехала на поезде?

– Да.

Эмма взглянула на часы, но цифры и стрелки сливались в одно сплошное пятно. По крайней мере, она сказала ему, и он не поверил. Джино не сможет винить ее, и, наверное, все это к лучшему.

Ей больше никогда не придется видеть его, и она справится. Как-нибудь справится.

И вообще-то, мне уже пора возвращаться.

Да. Я распоряжусь подать машину, – сказал Винченцо, сунув руку в карман за телефоном.

В этом нет необходимости, спасибо. Я прекрасно доберусь сама.

Ты, возможно, думаешь, что я играю в джентльмена, сага? – насмешливо спросил он и покачал своей темной головой. – Увы, ты ошибаешься. Может, ты и довольствуешься общественным транспортом, но, уверяю тебя, я – нет.

Эмма смотрела на него широко открытыми глазами, приписывая свое смятение усталости и душевной боли.

Я не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.

Не понимаешь? – вкрадчиво переспросил Винченцо. – Разве до тебя еще не дошло, что я еду с тобой?

К ее смятению примешалась тревога.

Ты… ты хочешь сказать… в Боудейл? Но я думала…

Что ты думала?

Что ты не поверил мне.

Не поверил. – Он набрал номер и быстро сказал что-то на сицилийском диалекте, прежде чем встретиться с ней холодным, неумолимым взглядом. – Однако самый легкий способ исключить целую кучу ненужной бумажной работы и сэкономить время, это увидеть ребенка самому.

Думаешь, ты сможешь определить, твой ли он, просто посмотрев на него?

Конечно, смогу. Гены Кардини доминируют всегда, – сказал он резким голосом. – Ты знаешь это не хуже меня.

Эмма сглотнула.

– Он будет спать.

Вот она и загнала себя в угол.

– Тем лучше, у меня нет желания беспокоить ребенка. – Низкий вибрирующий звук телефона на секунду отвлек его внимание, затем он бросил на Эмму пренебрежительный взгляд. – А теперь обувайся, сага, и давай покончим с этой историей. Машина уже ждет.