Текст книги "Билет до станции «Счастье»"
Автор книги: Шерил Сент-Джон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Из отчетов, которые он получал от агента.
Николас знал, что Стефан был не первым мужчиной, с которым встречалась Клэр. Она работала швеей, но вечера проводила с театральной публикой. Именно там, после коротких романов с тремя другими мужчинами, она познакомилась со Стефаном.
Ребенок как ребенок, пришел к выводу Николас. Разве можно сравнивать эти крошечные черты лица с чертами лица взрослого? Невозможно. Его мать будет в отчаянии, если выяснится, что это ребенок не Стефана.
Миссис Трент перепеленала Вильяма и вопросительно взглянула на Николаса.
– Отнесите его матери.
Она отнесла ребенка Клэр. Клэр подняла на Николаса глаза, и от смущения щеки у нее порозовели – за сегодняшний день на них впервые появился румянец.
Чувствуя себя нежеланным гостем, Николас извинился и вышел. Для женщины, уже имевшей опыт общения с мужчинами, она неплохо играла роль скромной, застенчивой молодой матери. А почему бы ей и не притвориться? Как вдове Стефана, ей больше ни одного дня не придется работать… и не придется быть любовницей других мужчин.
Вспомнив, что оставил у нее свои перчатки, Николас вернулся. Он уже наполовину приоткрыл дверь, но остановился и постучал.
Клэр полулежала, облокотившись на белоснежные подушки, а младенец, уткнувшись в се грудь, блаженно причмокивал. Во взгляде матери читалась такая нежность, что даже подозрительный Николас не решился бы назвать ее наигранной.
Ладно, она любит мальчика. В конце концов, она его мать, так что это ничего не доказывает. Она могла так сильно хотеть подарить ему отца, что использовала для этих целей Стефана.
Николас просмотрел бумаги, которые были при Стефане, и, если он правильно помнил дату их венчания, это было семь месяцев назад.
Хотя, конечно, преждевременное рождение Вильяма могло быть вызвано и несчастным случаем. Скорее всего, он никогда не узнает правду.
Николас еще некоторое время наблюдал за матерью и сыном и, наконец, решился. Он никогда не узнает, чей это ребенок, если Клэр сама не скажет ему. Она единственная, кто знает это наверняка. Значит, он должен выведать это у нее.
Всеми возможными способами.
Глава четвертая
Во время обеда Николас угрюмо молчал и размышлял о мужчинах, с которыми общалась Клэр. Нравилось ли ей это? Или это был всего лишь способ найти богатого мужа?
На ней было очередное черное платье, на этот раз вечернее, согласно обстоятельствам, достаточно скромное. Он невольно представил, как она будет выглядеть в красном или, скажем, в каком-нибудь оттенке зеленого.
Неудивительно, что Стефан влюбился в нее. Мягкая, безупречная кожа, роскошные полные губы – все, что способно пленить любого мужчину, – покорило Стефана. А может, его вниманием с первого взгляда завладели эти тугие локоны у нее на шее? Может, ему захотелось коснуться их губами?
Почувствовав его пристальное внимание, Клэр покраснела. А покраснела ли кожа под этим черным платьем?
Совершенно неуместно ему вдруг представилось, как его брат прикасается к ней, целует ее, занимается с ней любовью. Шокированный собственными мыслями, он бросил вилку на тарелку и, извинившись, встал из-за стола.
Сара взглянула на Леду, которая, похоже, слишком устала, чтобы замечать странное поведение сына.
– Вам надо немного отдохнуть, – сказала она ей. – Это был трудный день для всех нас.
– Да. – Леда откинулась на стуле, жестом показывая служанке, что можно убрать ее тарелку. – Хорошо, что все уже позади. И еще я благодарна тебе, что помогла мне справиться со всем этим.
– Мне было в радость, – честно ответила Сара. То, что ей удалось хоть немного облегчить страдания Леды, успокаивало ее совесть.
– Наверное, я пойду к себе, – проговорила Леда, немного помолчав. – Ты не могла бы попросить миссис Пратт принести мне чуть позже вина? Это поможет мне уснуть.
– Конечно, попрошу. Спокойной ночи. Леда оставила ее одну в столовой.
– Я могу еще что-нибудь сделать для вас, миссис Холлидей? – спросила служанка.
Сара передала ей просьбу Леды и выехала на своем кресле из комнаты. Ее ни разу до этого не оставляли внизу одну. Обычно после ужина Николас относил ее в комнаты. Если он не позаботился о ней сейчас, можно будет попросить о помощи кого-нибудь из слуг. А если Вильям расплачется, то к нему придет миссис Трент.
Она решила использовать момент и осмотреть первый этаж дома Холлидеев. Дерево, латунь, минимум стекла говорили о преобладании мужского вкуса. Она оказалась возле закрытых дверей из орехового дерева, подалась вперед и тихонько постучала.
– Войдите.
Сара открыла дверь и протиснула кресло в комнату, освещенную живым пламенем камина и золотистым светом висячей лампы.
Возле камина в кресле-качалке сидел Николас. Он обернулся при ее появлении.
Клэр?
– Прости за вторжение, – извинилась она.
Покрутив в бокале на длинной ножке золотистую жидкость, он указал ей на графин возле своего локтя.
– Бренди?
– Нет, благодарю.
– Ты не пьешь?
– Все, что я сейчас ем или пью, влияет на Вильяма.
– Мне кажется, мы оба несем ответственность за Вильяма.
– Тебя это тяготит? – спросила она.
– Совсем нет. В конце концов, он наследник Холлидеев.
Чувство вины вновь охватило Сару, и она отвернулась, делая вид, что изучает окружающую обстановку. Книжные полки вдоль одной стены, картины – на другой. Огромный письменный стол занимал целый угол. Бумаги и большие тетради лежали на нем аккуратными стопками. Сколько еще ей придется играть в эту опасную игру?
Над камином висел портрет.
– Твой отец? – спросила она.
Николас кивнул. Танцующие огоньки пламени освещали его волосы.
Она заметила сходство между красивым темноволосым джентльменом и его сыновьями.
– У Стефана улыбка вашей матери, – вслух сделала она наблюдение. Мужчина на полотне казался таким же мрачным, как и Николас.
– Ты чего-то хотела? – спросил он.
– Вообще-то, да.
Он ждал объяснений. Его лицо ничего не выражало. За все время знакомства с ним ей нечасто удавалось видеть его эмоции. Что за человек скрывается под этой непроницаемой маской?
– Я хотела сказать тебе, что очень сочувствую вам, – начала она. – Я понимаю, как сильно ты любил Стефана. Все это должно быть очень тяжело для тебя. А ты еще находишь в себе силы поддерживать мать.
Он ничего не ответил, и она продолжила:
– Тебе пришлось заниматься всем этим с самого начала – улаживать формальности, приехать за мной, следить, чтобы все было сделано как надо.
Она нервно разгладила складки на юбке.
– Я хотела поблагодарить тебя. А еще – если я могу тебе чем-нибудь помочь, тебе достаточно только сказать.
У него слегка дернулась щека. Ему явно была неприятна тема их беседы. Или дело было в ней? Похоже, он с трудом терпел ее в своем доме.
Не надо было заходить к нему в кабинет.
Она перевела взгляд на огонь.
Николас наблюдал за ней со смешанным чувством злости, раздражения и желания, которое подогревало его сильнее, чем разлившееся по желудку тепло от выпитого бренди. Ее речь вызвала в нем непонятные чувства.
– Мне не нужна твоя жалость, – вымолвил он наконец.
Она перевела на него взгляд голубых глаз.
– Я не предлагаю тебе жалости.
– Остерегайся того, что предлагаешь. Я не такой дурак, как мой брат.
Глаза у нее удивленно расширились. Спустя мгновение она сжалась и отвела взгляд. Она уже тронула колеса своего кресла, но он вставил ногу между спицами.
– Тебе нужно помочь подняться по ступенькам.
– Я попрошу кого-нибудь, – ответила она и попыталась уехать.
Именно этого он и боялся. Он злился на себя за ужином и, стараясь поскорее выкинуть ее из головы, позабыл о своих обязанностях.
Николас отставил бокал с остатками бренди, поднялся и покатил Клэр из своего кабинета. У подножия лестницы он остановился, взял ее на руки и начал подниматься.
Она обхватила его за шею, прижалась округлой грудью к его груди, ее мягкие волосы касались его уха, щеки. Он устоял против сумасшедшего желания повернуться и зарыться губами ей в локоны. Он ненавидел себя за эти желания, чувствуя себя зеленым юнцом.
Возможно, она рассчитывала на это. Нарочно целилась в уязвимое место, предлагая свое сочувствие, но он крепкий орешек. Это он всегда заботился о других, поддерживал и улаживал все проблемы. Никто не поддерживал его, никто не предлагал ему своей заботы и помощи. Даже если она и не собиралась ничего для него делать, ей удалось найти слабину в его броне. Наверху он понес ее к ней в комнату.
– На стул или на кровать? – спросил он.
– На стул, – быстро ответила она. – Ты не мог бы позвонить миссис Трент?
Он подставил ей под ноги табуретку и позвонил. Когда он вернулся, она пыталась снять одной ногой туфлю с другой.
– Позволь мне?
Она покраснела до корней волос.
– Уверена, миссис Трент скоро будет. Просто мне кажется, что нога отекла, и туфля стала жать.
Он опустился на колени и аккуратно снял туфлю, заметив, как Клэр при этом вздрогнула. Он не мог позволить ей мучиться и, приподняв юбки, отстегнул чулок и нежно снял его с ноги, игнорируя шуршание нижних юбок и прикосновение прохладного шелка.
Как раз в этот момент в дверях появилась миссис Трент. Она положила спящего Вильяма в кроватку и поспешила к Клэр.
– Принесите нам немного льда, – приказал Николас, прежде чем она подошла к Клэр.
– Сэр, я…
– Сейчас.
Поспешно подобрав юбки, она ушла и вернулась со льдом.
– Я схожу за се креслом. А вы помогите Клэр переодеться и приготовьте нам чаю.
– Вы будете пить чай здесь? – в голосе миссис Трент звучало явное осуждение.
– Это мой дом, миссис Трент, и я пью чай там, где считаю нужным. А вы, пожалуйста, держите свое мнение при себе.
Она сжала губы, но промолчала.
Когда Николас вернулся с креслом, Клэр сидела на кровати, а няни в комнате уже не было.
– Позволь мне помочь. – Николас повернул Клэр, чтобы поднять ей ноги на кровать. Он подоткнул ей под левую ногу подушку и положил лед на отекшие пальцы.
Он обратил внимание на другую ее ногу, маленькую и изящную, со стройной лодыжкой. Белая ночная рубашка не скрывала изгиба икры.
– Накрой меня, пожалуйста, – попросила она напряженно.
Он накинул покрывало ей на ноги, оставив не укрытой только ступню, на которой лежал лед.
– У тебя есть какое-нибудь обезболивающее?
– Я не хочу его принимать. Вильям может проснуться среди ночи.
Он присел у нее в ногах.
– Миссис Трент спит рядом. Она может вставать к нему.
– Да, но я должна кормить его.
– Может, найти Вильяму кормилицу?
– Нет!
От удивления он даже поднял голову.
– Хорошо-хорошо. Я хотел как лучше для тебя.
– Это отдалит его от меня, и мне будет только хуже.
– Похоже, тебя это сильно возмутило.
– Он мой сын, и я, разумеется, очень люблю его.
– Конечно, он – все, что у тебя осталось от Стефана. Помимо акций компании и других капиталовложений, которые он оставил тебе в своем завещании.
Он не отвел глаз от ее взгляда, но боль, которую, как ему показалось, он прочитал у нее в глазах, заставила его почти пожалеть о сказанном.
Миссис Трент вернулась с подносом, который поставила на ночной столик с таким грохотом, что чашки задребезжали.
– Это все, – сказал ей Николас. – Можете идти.
Она с нескрываемым осуждением сдвинула брови и поджала губы.
– Спокойной ночи, – попрощался с миссис Трент Николас и начал разливать чай. – Сливки, сахар?
– Мед, пожалуйста, – тихо ответила Клэр, украдкой взглянув вслед миссис Трент. Та удалилась в гардеробную, где спала на узкой кушетке, чтобы слышать Вильяма.
Николас размешал в чае ложку меда, передал ей чай и налил себе.
– Позовите меня, если понадоблюсь, миссис Холлидей, – произнесла с порога миссис Трент.
– Миссис Холлидей обязательно позовет вас, – заверил ее Николас. Неужели эта чопорная женщина считает, что он изнасилует свою невестку прямо в нескольких шагах от ее сына и навязчивой няни?
Она вновь исчезла, и он взглянул на Клэр.
– Ты стала пить чай с медом, познакомившись со Стефаном? Это его привычка, – заметил он.
– Я всегда пила чай с медом. – Такой ответ ее ни к чему не обязывает. Она и не признает, и не отрицает свою осведомленность о пристрастиях Стефана.
– Что ты больше всего ценила в Стефане? – спросил он, устраиваясь на стуле. Он сам не понимал, почему ему так хотелось узнать подробнее об ее отношениях с братом.
Она уставилась в свою чашку.
– Его заботу о других. Он был чутким, щедрым человеком.
– Легко быть щедрым с деньгами Холлидеев, – согласился он.
Губы у нее от возмущения вытянулись в ниточку, и она подняла на него глаза.
– Когда мы встретились, я даже не подозревала о его состоянии.
– Даже не подозревала?
– Ты не слишком уважал своего брата? – спросила она.
– Почему ты спрашиваешь? – удивился он.
– Ты считал его настолько глупым, что он якобы был способен жениться на охотнице за состоянием.
– А ты не такая?
– Ты все равно не поверишь, если я скажу «нет».
Николас не мог не оценить разумности се слов.
– Скажем так: мой брат не всегда принимал самые мудрые решения.
– Иными словами, принимал не такие решения, какие ты хотел, чтобы он принимал.
Он опустил чашку, взглянул на грозящий потухнуть огонь и встал, чтобы подбросить дров. Он специально дразнил ее. Рана от гибели брата еще саднила, а присутствие Клэр действовало ему на нервы.
– Ну и как эта новая жизнь по сравнению с нью-йоркской? – спросил он.
– Другая, совсем не такая, о какой я мечтала.
– В каком смысле?
– Разве не ясно? Стефана больше нет.
– Он повез тебя в Европу до знакомства с семьей. Тебе не кажется это странным?
– Вовсе нет. Если ты относился к нему с таким же презрением, как и ко мне, то у него было бы не слишком приятное начало семейной жизни. Разве нет?
– Что нет?
– Разве ты не относился к нему с презрением?
Николас не любил, когда его бьют его же оружием.
– Он не рассказывал тебе о своей семье? – спросил он вместо ответа.
– Нет, не рассказывал. Я ничего не знала о вас, пока не оказалась здесь.
– Ты хочешь сказать, что потеряла голову от любви к моему брату и вышла за него замуж, ничего не зная ни о нем, ни о том, способен ли он заботиться о тебе. Неужели тебя не интересовало, как он зарабатывает на жизнь? И зарабатывает ли вообще?
– Я знала о его пьесах. На Востоке они имели большой успех.
– То есть ты думала, что выходишь замуж за пробивающего себе дорогу драматурга. И вдруг, о чудо, оказывается, что его семья сделала немаленькое состояние в металлургии.
– Мне никогда не нужно было ни цента из вашего состояния, – сказала она, сверкнув голубыми глазами. – Ведь это ты приехал за мной, ты увез меня из больницы. Ты привез меня сюда. Леда настояла на покупке для меня новой одежды. Я все приняла потому, что она хотела этого.
И как жене Стефана ей все это полагалось. И даже больше. Если он будет грубить Клэр, это не вернет Стефана и не облегчит его страданий.
Причина его раздражения была в другом – он понимал, что Клэр наполнила смыслом существование его матери, и это убивало его.
– Теперь ты Холлидей, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Неважно, кем ты была до этого. Неважно, почему Стефан женился на тебе. И теперь я отвечаю за тебя. Но и у тебя появились определенные обязательства.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы поговорим об этом завтра. Мне нужно поработать над кое-какими бумагами.
– И закончить бутылку бренди.
– Если сочту это необходимым.
– Уверена, что сочтешь.
– Спокойной ночи. – Он вышел и закрыл за собой дверь. Самообладания ей, конечно, не занимать, однако и он молодец – сделал правильные выводы. Наконец она начала показывать свое истинное лицо. Не такая уж она и застенчивая, какой притворялась вначале.
Николас валился с ног от усталости. Теперь все-таки станет легче. Он знал, что будет тяжело сообщать матери о крушении поезда, опознавать тело Стефана и переправлять его домой. Было утомительно искать Клэр и заботиться о ней и ребенке. Но сегодняшнее появление перед друзьями и родственниками забрало его последние силы. Теперь будет легче.
Разумеется, если не считать, что теперь придется бороться с влечением к собственной невестке и чувством вины, терзавшим по ночам.
Он проверяет ее и не скрывает этого, а она не знает, что говорить. Она понятия не имеет, какими людьми были Клэр и Стефан Холлидей, и неизвестно, как долго ей придется пользоваться гостеприимством их семьи. Нужно что-то делать со своей неосведомленностью. И чем скорее, тем лучше.
О Стефане она может поговорить с Ледой. Леда любит рассказывать о сыне. Вполне естественно, что две женщины обсуждают свою потерю и делятся горем.
С Клэр дело обстояло сложнее. Чем больше Сара об этом думала, тем сильнее убеждалась, что, скорее всего, Николас прибегал к услугам частного детектива. А если это так, то результаты расследования должны быть у него в кабинете. Возможно, даже в том огромном письменном столе. Если ей удастся прочитать отчет, то у нее будет хоть какое-то представление о той, за кого она себя выдает. По крайней мере, она будет знать о Клэр столько же, сколько и Николас.
От Леды и слуг она знала, что Николас ездит на фабрику каждый день. У нее созрел план.
На следующий день за ужином Сара пригласила Леду к себе в комнату. Они пили чай и играли в крибидж[2]2
Крибидж – карточная игра.
[Закрыть] у камина.
– Расскажите мне, каким Стефан был в детстве, – попросила Сара.
Леда слабо улыбнулась.
– Он был таким же жизнерадостным, как и потом, уже став взрослым. Конечно, он немало проказничал, но был добрым и любящим.
– А в школе?
Леда рассказывала историю за историей и, как Сара и надеялась, периодически вспоминала и его взрослые годы. Сара внимала каждому слову, задавала вопросы, смеялась и плакала вместе с ней. И с ужасом думала о том дне, когда ей придется сказать Леде правду.
На следующий день рано утром приехал доктор.
– Думаю, вам уже можно ходить на костылях. У вас ведь не было приступов головокружения или потери равновесия?
– Нет, – ответила Сара, – я чувствую себя хорошо.
– Рекомендую вам по ступенькам без посторонней помощи не ходить.
На следующее утро Сара обнаружила, что уже может сама спуститься по лестнице. Выставляя костыли вперед, она медленно, но решительно направилась к кабинету Николаса. У нее мало времени – пока спит Вильям.
Все документы Николаса были аккуратно разложены по ящикам. Сара с сожалением обнаружила, что ящики письменного стола заперты. В поисках ключа она начала осматривать столешницу и все доступные горизонтальные поверхности. Безрезультатно.
Вильям может вот-вот проснуться. Пора было возвращаться.
Сара подхватила костыли и выскользнула из кабинета, закрыв за собой дверь.
Леда и Вильям отдыхали днем в одно и то же время. Кроме того, горничные убирали дом по утрам, поэтому днем Сара меньше рисковала. На следующий день она оставила миссис Трент дремать в кресле-качалке возле детской кроватки, а сама пошла проверять комнаты второго этажа.
Сара доковыляла до коридора, переходящего в отдельное крыло. В доме было тихо, не считая приглушенного стука ее костылей по покрытому ковром полу.
Коридор заканчивался массивными двойными дверями. Оперевшись о костыль, она открыла одну из дверей.
Маневрируя так быстро, как только могла, Сара вошла и закрыла за собой дверь, отметив, что горничная уже успела здесь побывать – кровать была убрана, а комната сияла чистотой.
Огромная комната была обставлена тяжелой мебелью: массивные кресла возле камина с одной стороны, письменный стол в углу и огромная кровать на возвышении с витиеватой резьбой по деревянной доске в изголовье и изножье. У стены комод. Еще одна дверь вела в гардеробную, а другая – в небольшое немеблированное помещение.
Откуда начать?
Письменный стол был самым подходящим объектом, поэтому она начала именно с него. Ящики оказались не заперты, но там оказались лишь несколько аккуратных стопок писчей бумаги, перья, чернила и письма.
Письма были от Стефана. Сара открыла первое, датированное несколькими годами назад, и прочитала о его первом драматургическом опыте в Лондоне. Следующее было посвящено интересной женщине, с которой он познакомился на Востоке, и восторженному описанию премьеры пьесы, которую он хотел посмотреть в Нью-Йорке.
Она положила их обратно, только несколько штук опустила в глубокий карман юбки. Николас не заметит пропажи, а она вернет их, как только побольше узнает о Стефане.
В других ящиках вообще ничего не было, и Сара принялась за комод. Запах свеженакрахмаленного хлопка и льна вызвал в памяти тот момент, когда Николас прижимал ее к своей груди. На какую-то долю секунды ей показалось, что он сейчас здесь. Она даже виновато оглянулась.
Сара быстро просмотрела ящики, стараясь не нарушить порядка и чувствуя себя преступницей. В верхней части комода оказался деревянный ящичек – подходящее место для ключа. В одном отделении она обнаружила две розы – одну засушенную, а другая выглядела так, словно он положил ее туда несколько дней назад. Но почему?
Сара вспомнила гору цветов на могиле Стефана, и ответ пришел сам собой. Тогда откуда засушенный цветок? Ей припомнился портрет на каминной полке у него в кабинете. С могилы отца? Странно, сентиментальность совсем не вяжется с этим суровым и недоверчивым человеком.
А может, ему подарила их женщина? Сара положила цветы на место.
В других отделениях она нашла только гранатовый перстень в тяжелой золотой оправе, несколько бриллиантовых запонок, карманные часы и несколько золотых монет.
Потом она осмотрела этажерку возле кровати, затем ящики небольших столиков возле кресел.
Раздался негромкий звук гонга. Сара чуть не подпрыгнула и осмотрелась вокруг. Били стоявшие на комоде часы. Сара отняла руку от чуть не выскочившего из груди сердца.
Это безнадежно. Если ключ спрятан, то он может оказаться за какой-нибудь картиной или в любом из нескольких сотен карманов его одежды. Скорее всего, он носит его при себе.
Сара взялась за костыли и собралась выходить, когда услышала тяжелые шаги по коридору. Ужас сжал ее сердце.
С быстротой, на которую она была только способна, Сара заковыляла в противоположную сторону, судорожно ища, где бы укрыться. Она проскользнула в нежилую комнату как раз в тот миг, когда одна из огромных дверей орехового дерева распахнулась и Сара услышала, как Николас гневно чертыхнулся.
