Текст книги "Неожиданный поворот"

Автор книги: Шеннон Уэверли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Помолчав, Эйден спросил:

– Ты кончила?

– Да. – Она глубоко вздохнула.

– Хорошо. Прежде всего, Джилл, я не уверен, что все расписал наперед. Но, может, и так. Как мне представляется, это было бы в моем духе. Но тебя я не вычислял. Это уж точно. О каком расчете может идти речь, когда ты буквально ошеломила меня! Я тебе только что об этом рассказал.

– Правда?

– Чистейшая. Да я был просто без ума от тебя.

На ее губах появилась слабая улыбка.

– Далее. Твоя биография для меня не безупречна, – продолжал он насмешливо. – Я не хотел связываться с девушкой не из моих мест.

– Ты, значит, помнишь, откуда я? – Сердце ее забилось быстрее.

– Помню. Ты родилась недалеко от Цинциннати, а в Бостон, как и я, приехала учиться в колледже. Когда мы познакомились, ты жила с подругой в Кембридже и мечтала сделать карьеру. Но у тебя на родине осталась большая семья, и я опасался, как бы в один прекрасный день тебя не потянуло домой.

– Опасался, что я тебя брошу ради родных?

– Ну да. Особенно ради отца с матерью. Их зовут Чарльз и Милдред. Узнать это было непросто. Может, я и был чрезмерно осторожен, – он погладил ее щеку, – методичен, строил какие-то планы… Все может быть. Но помимо этого я любил тебя, Джилл. И женился только по любви. – Он взглянул прямо ей в глаза, вернее, прямо ей в душу. – В том, что я тебя любил, не должно быть никаких сомнений.

На площадке остановился лифт. Из него вышел охранник.

– Ага, вы здесь, – произнес он при виде Эйдена и Джилл.

Они отодвинулись друг от друга.

– Вы еще побудете? Я сейчас сдаю смену, и просто…

– Нет, нет, мы уходим. – Эйден обнял Джилл за плечи. – Для одного вечера я вспомнил более чем достаточно, – слабо усмехнулся он.

Вечером Джилл свалилась в постель полумертвая от усталости, но в то же время взвинченная до предела. До такого состояния ее довел Эйден: перед сном он заявил, что вполне может подняться наверх, что пора ему перебираться в их общую спальню. Ей стоило немалого труда отговорить его от этой затеи, но надолго ли?

Кроме того, ей не давали заснуть воспоминания мужа. Из его слов явствовало, что встреча с ней произвела на него очень сильное впечатление и что он ее безумно любил, в чем у него нет никаких сомнений.

Но почему же тогда он не говорил ей об этом? Почему держал свои чувства под замком?

Под утро ее поразила еще одна мысль. Все эти годы она сомневалась в любви Эйдена, а между тем, как выясняется, он ее любил, и даже очень сильно, но скрывал. Может, он скрывает от нее и другие свои чувства? Любовь к их дочурке, например?

И почему ему так легко говорить о своей любви сейчас? Почему он вдруг открыл шлюзы, сдерживавшие поток любовных слов? Или крушение самолета, лишив его памяти, снесло в то же время все внутренние преграды, мешавшие быть откровенным?

Голова ее разламывалась от неразрешимых вопросов. Она слишком много думает. Вот ведь доктор Грогэн предсказал: отдых от работы поможет Эйдену расслабиться и раскрыться. А она пытается найти какое-то иное толкование его поведения.

Уткнувшись в подушку, Джилл попыталась отогнать от себя недоуменные вопросы. Но вместо них ей вспомнились их сегодняшние поцелуи. И тело, помимо ее воли, охватили жар и волнение.

Ах, зачем, зачем она допустила эти поцелуи? Что будет теперь? Какого джинна она выпустила из бутылки?

А ведь она должна была и моглапомешать ему, но почему-то не помешала. Если уж быть честной, надо признаться себе самой: ей нравилось быть в объятиях Эйдена, нравилось думать, что у нее есть муж и она с ним счастлива.

И тут ее снова посетила давешняя мысль. А что, если память так и не вернется к нему? И он навечно останется со своими романтическими воспоминаниями о любви к ней? Бывает ведь такое! Она и сама читала о больных амнезией, к которым память не возвращалась на протяжении многих лет.

Джилл закрыла глаза и улыбнулась. Спустя несколько минут она погрузилась в глубокий сон.

Глава шестая

Наутро, едва Джилл заглянула в комнату мужа, ей стало ясно – за ночь в нем произошли важные перемены. Накануне она заснула с мечтой об Эйдене, остающемся в вечном забытьи, но сейчас, глядя на него, поняла, что этой мечте не суждено сбыться.

Компьютер был включен. Модем и лазерный принтер – тоже. Стол был завален бумагами. А Эйден так увлекся своей работой, что даже забыл одеться и побриться.

Завидев отца, Мэдди заерзала на руках у матери и попросилась вниз. Внизбыло одно из последних слов, которыми она овладела.

Эйден отвернулся от экрана компьютера и расплылся в улыбке.

– Привет, моя девочка! Иди ко мне, золотко.

Джилл поставила Мэдди на пол, и та заковыляла в кабинет, куда ей запрещалось заходить. Чувствуя себя на ножках еще неуверенно и не умея держать равновесия, она, не пройдя и половины пути, поползла. Так-то оно привычнее и надежнее!

Эйден нагнулся и поднял ее здоровой рукой.

– Доброе утро, Мэдисон Кэй, – сказал он и шумно расцеловал девочку.

Джилл с порога наблюдала за ними. Горло ее сжалось, на глаза навернулись слезы, как это часто бывало с ней в последнее время. А Эйден взглянул на нее поверх белокурой головки дочери и произнес то же приветствие, но очень интимным тоном.

– Что случилось? – спросила она, прислоняясь к дверному косяку и скрещивая руки на груди.

– Случилось невероятное, – усмехнулся Эйден, с Мэдди на руках садясь в кожаное кресло. – Утром я раскрыл глаза – и пожалуйста! Помнишь, вчера в офисе я ничегошеньки не понимал во всех этих отчетах и файлах? А сегодня точно знаю, что к чему. – Мэдди коснулась его небритого подбородка, и Эйден поцеловал ее ручку.

– Замечательно, – без особого энтузиазма произнесла Джилл. Ему-то, конечно, хорошо, а каково ей с ее мечтой о беспамятном Эйдене! Чувствуя себя обворованной, она с ненавистью взглянула на компьютер, понимая, конечно, что он тут ни при чем. Время восстанавливает память мужа. И одновременно убивает ее мечту, которую она успела так полюбить!

Не надо, не надо было ей вчера отвечать на его ласки, если не ради Эйдена, то ради себя самой. Как ей будет больно, когда его память восстановится окончательно. Но что сделано, то сделано. Теперь ее задача в том, чтобы не навредить себе еще больше. Она призовет на помощь все свое самообладание и ничего подобного впредь не допустит.

– Это только начало, – ликовал Эйден, ради удовольствия Мэдди раскачиваясь на стуле. – Еще лежа в постели, я начал обдумывать один файл и вдруг понял – я помню все, что относится к моей работе. И массу других вещей. – Он удивленно покачал головой. – Словно во сне мне открылась какая-то дверь.

– Похоже на то, – поддакнула Джилл.

Страх не покидал ее. Вместо дверей, открывающих вход в прошлое, ей виделись бомбы, взрывающиеся в самое неожиданное время.

– Да, да. Это так. Как видишь, посещение офиса принесло свои результаты.

Эйден вытащил из кармана платок и обтер слюнявый подбородок Мэдди.

– По-моему, у нее снова режется зубик, – пояснила Джилл.

– А у нас в доме нет парегорика?

Парегорик? Этоу него откуда? Джилл никак не могла привыкнуть к фрагментарным озарениям его памяти, хотя пора бы. Всякий раз они заставляли ее смотреть на Эйдена как на инопланетянина.

– Парегорика, ммм, у нас нет. Нынешние педиатры рекомендуют другое средство. Попозже я вотру его Мэдди в десны.

Джилл оторвалась наконец от дверного косяка и прошла в комнату.

– Так чем ты сейчас занимаешься? – Она внимательно вгляделась в жужжащий принтер.

– Проснувшись, я прежде всего вспомнил, что мой компьютер подключен к сети всей фирмы. Тогда я востребовал кое-какие отчеты, связался с моими сотрудниками и отдал распоряжения секретарше.

Джилл подошла к окну и взглянула на теннисный корт.

– Значит, ты и сотрудников вспомнил?

– Да. Восстановился целый участок памяти, в котором они заложены. Там же дела нашей фирмы, моя работа, люди, с которыми я сотрудничаю.

Мэдди сползла с колен Эйдена и потянула нижний ящик письменного стола, решив, по-видимому, что может в нем копаться, как в кухонных шкафах.

– О, солнышко, туда нельзя! – подхватила ее Джилл.

– Почему нельзя? Можно, – остановил ее Эйден. Мало того, он даже сам помог Мэдди открыть ящик. Против ожидания Джилл в нем оказались не ценные вещи и нужные бумаги, а всякие мелочи, типа теннисного мяча, бейсбольной чашечки, колоды игральных карт, ложек и других вещей неизвестного назначения.

Не успела Джилл оправиться от удивления, как на нее нежданно-негаданно нахлынули другие чувства – нежность к мужу, которой она так хотела избегнуть, и жалость, что таким Эйден пробудет недолго. Если уж он вспомнил работу, то скоро к нему вернется и патологическая одержимость ею. А там, глядишь, настанет и тот момент, когда он изгонит свою семью сперва из своей комнаты, а затем и из всей своей жизни.

– Ты, наверное, вскоре захочешь пойти на работу? – спросила Джилл, явственно ощущая, как пусто станет в доме без него. Стиснув зубы, она ожидала его ответа – «да, сейчас я уже готов».

– О нет! – Эйден нагнулся вперед, поймал ее кисть и потянул к себе, так что от неожиданности Джилл неуклюже плюхнулась ему на колени. – У меня еще есть свободное время, и я не премину этим воспользоваться. Хочу насладиться им в кругу моей семьи, а может, и еще прихвачу.

Джилл уперлась рукой в спинку стула, защищая его гипс, а может, и самое себя: одетый лишь в халат, Эйден был так соблазнителен!

Обняв Джилл одной рукой, другой он погладил ее по щеке.

– Что ты скажешь насчет того, чтобы, пока суд да дело, куда-нибудь прокатиться?

Джилл широко распахнула глаза.

– Кто? Куда?

У нее был, наверное, довольно потешный вид, потому что Эйден засмеялся.

– Ты, я и ребенок. На пару дней. Сразу после моего визита к Грогэну.

– И куда же ты собираешься?

– В файле «Путешествия» я нашел несколько рекламных роликов о Кейп-Коде. Мы там, кажется, были, но я что-то ничего не помню. Как ты думаешь, подходящее место, а?

– Да! – с восторгом воскликнула Джилл. – Летних туристов пока что нет, весь пляж будет в нашем распоряжении.

– Замечательно. Сегодня же закажу номер. – Он провел рукой по шевелюре. – Я уже говорил тебе в последние дни, что утром в дезабилье ты неотразима?

Ответить она не успела. Он приложился губами к ее рту, согревая легкими касаниями, которые, однако, отозвались во всем ее теле. Груди мигом набухли, живот вздрогнул, бедра ослабели. Потеряв разум, она прижалась к нему, объятая одним желанием – еще, еще! Он обнял ее крепче и властно завладел ее ртом.

Джилл буквально таяла от его ласк. Нахлынувшее желание заставило ее выгнуться дугой, держась руками за его плечи, а ногтями впиваясь в их мышцы. Быстрые громкие удары его сердца отдавались у нее в груди.

Реакция на его нежность была настолько сильной, что возымела обратное действие: Джилл пришла в себя. Куда же девалось все ее самообладание? Как случилось, что она снова подпустила его к себе?

Мысленно сурово призвав себя к порядку, Джилл высвободилась из его объятий и, стараясь отдышаться, спросила:

– Что ты хочешь на завтрак?

Эйден молчал, улыбаясь, но за него говорили сияющие глаза: тебя.

Джилл сползла с его колен, но он потянул ее за руку.

– Куда ты спешишь?

Джилл бросила настороженный взгляд на девочку.

– Мэдди.

– Мэдди занята.

Малышка действительно была чрезвычайно увлечена тем, что опустошала ящик, который Эйден специально для нее набил всякой ерундой. Джилл хотела найти какой-нибудь другой предлог, но Эйден ее опередил:

– Что с тобой, Джилл?

Она обернулась. Он смотрел на нее в упор сузившимися проницательными глазами.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты держишь меня на расстоянии? Почему избегаешь близости? Вчера ты не дала мне подняться наверх, а сегодня ждешь не дождешься, как бы поскорее убежать от меня готовить завтрак. И уж тут день рождения Мэдди ни при чем. – Он попытался улыбнуться. – За одно это даже ты не могла бы так долго на меня сердиться.

Джилл расстроилась еще больше. Она никак не ожидала, что он разгадает ее тактику. А разгадав, перейдет в открытое наступление.

– Или всему виной все та же потеря памяти? – Он явно был обижен и очень встревожен. – Тебе неприятно, что из нашей с тобой жизни я помню только период ухаживания?

Она готова была провалиться сквозь землю. Сейчас бы и выложить ему все начистоту, напомнить, что он вел себя не как муж, неизменно предпочитая дому офис. Что никогда их день не начинался с поцелуев в его кабинете, что фактически они были на грани развода. Сказать все как есть.

– В чем дело, Джилл? – продолжал Эйден. – Ты со мной несчастлива? В нашем браке какие-нибудь изъяны?

Скажи ему,подсказывал ей разум. Придя в себя, он не простит тебе умалчивания.

Но у нее не хватало на это смелости. А может, в ней говорил элементарный эгоизм? Уж очень было трудно расстаться с нынешним Эйденом. Может быть, завтра…

Она наклонилась и поцеловала его сестринским поцелуем.

– Нет, Эйден. Никаких изъянов в нашем браке нет.

Он поверил, вздохнул с облегчением, а она подумала, что теперь знает, как чувствовал себя Иуда.

В 9.05 раздался первый телефонный звонок – сотрудники Эй-Би-Экс получили сообщение Эйдена. К 10.15 он так и не успел побриться. После шестого звонка он выскочил из кабинета с рычанием, которое Джилл услышала на втором этаже, несмотря на грохот пылесоса.

– Что я наделал?! – Он взобрался на второй этаж, вошел в их спальню и выключил пылесос. – Где одежда Мэдди, Джилл?

– В шкафу в передней. А что?

– Кончай пылесосить. Скорей уйдем отсюда.

Для начала они прошлись по берегу пруда, бросая крошки хлеба уткам, живущим в прибрежном тростнике. Джилл была рада выйти из дому – ведь на свежем воздухе Эйдену труднее добиваться интимной близости между ними.

Затем они повернули в лес. Погода стояла не ахти какая, солнце не пробивалось сквозь плотные облака, закрывавшие небо, но холод их не пугал. Они были тепло одеты, а в лесу находили столько интересного, что и не думали возвращаться. На глаза попадались то развесистые ивы с набухшими почками, то лесной остролист, то старые камни, живописно покрытые лишаями и мхом.

Мэдди ехала на спине у папы, в рюкзаке, чрезвычайно этим довольная. Джилл казалось, что дочь готова провести так весь день. Ее беспокоила лишь лодыжка мужа – как бы от ходьбы по неровной поверхности она не разболелась вновь. Но Эйден заверил ее, что старые туристические ботинки не подведут, ибо облегают ногу как стальная броня.

– Ты уверен, что не устал нести Мэдди? – озабоченно поинтересовалась она, поднимаясь вверх по извилистой тропе, по которой не раз хаживала, иногда одна, иногда с Эриком, но с Эйденом – никогда. И сейчас ей хотелось, чтобы от этого первого посещения леса он получил максимум удовольствия. – А то я могу на время взять ее.

– Она, Джилл, весит уж никак не больше двадцати пяти фунтов. Так что не возникай. Все в порядке.

– Извини, пожалуйста.

– И не извиняйся. Мне твоя забота приятна. – И он улыбнулся ей.

– Итак, продолжим, – напомнила Джилл.

Эйден рассказывал о новых воспоминаниях, с которыми проснулся сегодня утром. Все они касались Джилл. Он не был уверен, соответствуют ли они действительности или являются всего лишь плодом его фантазии, поэтому сверялся с ней.

– В колледже, помнится, ты училась не совсем обычно. Сначала занималась менеджментом, а потом вдруг переключилась на совершенно другую специальность и диплом получила соответствующий. – Он бросил на нее вопрошающий взгляд.

– Точно. Оказалось, что бизнес меня не интересует. Я занялась искусствоведением.

– Зачем же ты пошла на отделение менеджмента? Влияние папы?

– Нет, мамы.

– Это Милдред-то? Той самой дамы, у которой в жизни была одна цель – получить премию за наилучшее ведение домашнего хозяйства в космосе?!

– Именно. – Джилл улыбалась. Несмотря на ее внутреннее сопротивление, интерес Эйдена к ее жизни был ей приятен: он говорил о его внимании к ней. – Моя мать считала, что поступить на курс менеджмента – лучший способ найти мужа. Бизнес-классы, по ее мнению, забиты завидными женихами.

Эйден откинул голову назад и расхохотался громким звучным смехом.

– В таком случае позволь спросить тебя, каким образом ты оказалась в Эй-Би-Экс?

– После окончания я не могла найти работу. А за квартиру надо было платить. Тут в газете я увидела ваше объявление и подала бумаги. Меня взяли за то, что я два года изучала менеджмент. Вот и вся история.

Какое-то время Эйден шагал молча, давя подкованными подошвами прошлогодние листья.

– Значит, судьба, – обронил он.

– Судьба?

– Да! Нас свела судьба.

Джилл подавила удивленный смешок. Эйден – и говорит о судьбе? Когда наконец он перестанет ее изумлять?

– То, что наша встреча произошла как бы в результате совета матери, было чистой случайностью. Поступая на работу в Эй-Би-Экс, я меньше всего думала о замужестве.

– Ты хорошо работала, Джилл. Если бы ты осталась…

– А это еще одна случайность. Мне-то казалось, что я хочу стать работающей дамой. Так… так принято в наши дни. А выяснилось, что я человек другого поколения. Мне нравится быть домашней хозяйкой и матерью.

– Чему я, во всяком случае, очень рад. – Продев руку под воротник ее куртки, Эйден притянул Джилл поближе к себе. Почему-то этот жест был воспринят ею как не менее интимный, чем поцелуй.

– Ты уверен? А не боишься, что я стану сварливой и непривлекательной? – Ей было странно, что она с такой легкостью делится с ним сомнениями, которыми втайне терзалась столько лет!

– О нет! – уверенно произнес Эйден, выразительно поднимая брови.

От его слов у Джилл потеплело на сердце, хотя, видит Бог, она всей душой стремилась оставаться твердокаменной!

– Однажды я видела майку с надписью: «Зеркало, зеркало на стене, вижу маму я в себе», – сказала она, не переставая улыбаться.

– Быть твоей матерью не так уж плохо, Джилл, – рассмеялся он. – Милдред в порядке.

– А мне казалось, что в те редкие минуты, когда ты ее видел, она не внушала тебе симпатии.

– Милдред просто пугала меня. Как и твой отец, впрочем. И как дом, в котором ты выросла. В нем все так красиво.

– Почему же тебя это пугало? – Джилл даже остановилась.

– Я чувствовал себя обманщиком. Мое детство так не походит на твое!

В приподнятом настроении Джилл двинулась дальше. Она даже не могла себе объяснить, что именно ее обрадовало – откровенность Эйдена или его вновь обретенная способность вспоминать прошлое, о котором он ей никогда не рассказывал.

– Эйден, в больнице ты вспоминал, что приехал в Бостон учиться, вспоминал и своих товарищей по общежитию и колледжу.

– Да.

– А не помнишь ли, почему ты выбрал именно Бостон? Откуда приехал? Где жила твоя семья?

Эйден нахмурился, напрягая память. Пройдя несколько ярдов, он разочарованно покачал головой.

– Ничего не помню. Решительно ничего.

– Ну ладно, не придавай этому значения, – мягко произнесла Джилл.

Они остановились, разглядывая лисью нору, затем в тихой задумчивости не спеша побрели дальше. Но время от времени Эйден склонял голову, словно прислушиваясь к шепоту листьев.

Вдруг он остановился.

– По-моему, я рос на северо-западе тихоокеанского побережья.

Джилл насторожилась. Эйден взглянул на нее, и она кивнула.

– Правильно. Это тебе подсказали деревья?

– Да. Там их было так много. Целый лес. Моя мать живет в лесу.

– О, Эйден, – огорчилась Джилл. – Твоя мать скончалась несколько лет назад, еще до нашего знакомства. – Неприятно, конечно, так огорчать его, но лучше сейчас, чем потом.

– Ты уверена?

– Да. Ты сам мне рассказывал. – Она коснулась его необычно бледной щеки. – Ты помнишь нашу свадьбу?

– Да-а-а.

– Она была на ней?

Эйден покачал головой.

Они пошли дальше. Тишину в лесу нарушал лишь хруст веток и шорох листьев под ногами.

– Отец мой тоже умер, – неожиданно сказал Эйден.

– Точно. И его не было на нашей свадьбе.

– Но я его припоминаю. Из далекого прошлого.

– Из далекого?

– Да, я жил с ним в Сан-Франциско. Он работал бухгалтером в москательной лавке. Может быть, моя деловая хватка – от него.

Джилл знала, что после развода родителей Эйден жил у отца, но подробности были ей неизвестны.

– К тому времени твоя мать уже умерла? – спросила она, чтобы испытать его.

Эйден стал напряженно вспоминать, как бы глядя внутрь себя.

– В Сан-Франциско я ее не вижу. Думаю… думаю, они уже развелись. Я не могу видеть так далеко, знаю лишь, что они развелись. Мне, по-моему, неприятно вспоминать то время.

– А дом, в котором вы с отцом жили, помнишь?

– Это был не дом, а квартира в многоэтажном доме. Да, сейчас вспомнил ее. – Он кивнул, улыбнулся, а Джилл вздохнула веселее.

– Твой отец… Какой он был?

Эйден открыл рот, помолчал, закрыл рот, наконец произнес:

– Честно говоря, я даже не знаю. Мы очень мало общались. Он приходил с работы, умывался, ел, а затем садился перед телевизором и сидел до поздней ночи. Звали его Джон.

Убаюканная движением и негромким разговором родителей, Мэдди положила голову на отцовское плечо и заснула. При каждом шаге Эйдена помпон ее розовой шапочки подпрыгивал. Слава Богу, подумала Джилл, этот ребенок будет помнить папу не только по имени.

– А что ты делал в отсутствие отца? – снова обратилась она к мужу.

– О-о. – Эйден вопросительно взглянул на деревья, как бы призывая их на помощь. – Да что угодно. Играл в баскетбол, например, недалеко от нас была площадка.

– Тебе повезло.

– Да, если удавалось убедить наркоторговцев, что ты не интересуешься их товаром. – Он заговорил быстрее, увереннее, было видно, что перед его глазами проплывают четкие картины детства. – Но когда я пошел в восьмой класс, отец умер, и мне пришлось жить у дяди, его младшего брата.

– У дяди? – У Джилл голова шла кругом – она никогда ни о каком дяде не слышала.

– Да, у Бенни. Хотя он тоже жил в Сан-Франциско, встречались мы очень редко.

Мать, наверное, к этому времени уже умерла, иначе бы он уехал к ней, подумала Джилл.

– Тебе, видно, не сладко у него жилось.

– Верно. У Бенни и без меня было пять ртов, не считая жены, пойди прокорми их!

– Бедный Эйден, надеюсь, они не попрекали тебя сиротством? Ведь тебе только-только исполнилось четырнадцать, а тут еще такое горе – смерть отца.

Губы Эйдена скривились в горькой улыбке.

– Деликатность не входила в список достоинств Бенни. И его жены тоже. Это были грубые люди, хлебнувшие в жизни лиха. Нетерпимые. А уж как они выражались! То и дело раздавалось: «Пшел вон, щенок!» Так обращались не только со мной, но и с собственными детьми.

– О, Эйден! – Сердце Джилл разрывалось от жалости.

– Тем не менее я выжил. – Он пожал плечами. – Старался больше бывать на улице, сидел в библиотеке, лишь бы не бывать дома. – Его обычно богатый модуляциями голос звучал уныло, передавая тогдашнее чувство одиночества.

– Почему же ты не перебрался к кому-нибудь еще?

– Родственников больше не было, а в приют я ни за что не хотел идти. Я и без того видел, что после развода родителей, переезда к отцу и его смерти моя жизнь мне неподвластна, а уж если в нее вмешаются чиновники из службы социального обеспечения, я и вовсе лишусь собственной воли. Бенни по крайней мере приходился мне родней.

Они повернули к дому. Сквозь деревья уже виделся просвет.

– У Бенни я прожил три года. А в семнадцать лет начал зарабатывать и смог снять себе комнату. В меблирашке. Там я обитал, пока не закончил школу. – По его гримасе Джилл поняла, что это была за меблирашка.

– Затем ты отправился на восток в колледж, и дальше уже все известно. – Джилл сочувственно покачала головой.

– Все было не так уж плохо. Бывает гораздо хуже. Тем не менее я дал себе клятву: если выберусь из Сан-Франциско, больше никогда и ни за что не вернусь в этот город. К этой бедности. К этому одиночеству.

И к зависимости от других,добавила про себя Джилл. Быть может, это и толкнуло его обратиться к менеджменту. И заставило стремиться к власти. Ничего удивительного при таком детстве. Но далеко ли Эйден ушел от него, вот в чем вопрос.

– А знаешь, – сочувственно улыбнулась она, – твоя история ничуть не оттолкнула бы моих родителей. Напротив, она произвела бы на них очень сильное впечатление, ибо свидетельствует о твоем уме и честолюбии. А кстати, в Эй-Би-Экс она кому-нибудь известна?

– Никому. Это никого не должно интересовать. Пусть принимают меня таким, какой я есть сейчас.

А какой ты сейчас? – подумала Джилл. Мы женаты три года, но я этого так и не знаю.

Они вышли из леса рядом с соседским домом. Пока они гуляли, на землю лег туман.

– Вроде бы дождь собирается, – заметила Джилл.

– Похоже на то. – Но Эйден не посмотрел на небо, а кинул прощальный взгляд на лес, словно деревья продолжали что-то ему нашептывать.

В дом они вошли замерзшие, в отсыревшей одежде. Джилл раздела Мэдди и обрядила в самый теплый шерстяной свитер.

– Посмотри, как она разрумянилась! – сказала Джилл, улыбаясь.

– Да, у нас красивая, здоровая девочка! – гордо сказал он, вступая в единоборство со своими ботинками.

– Погоди, я помогу, – крикнула Джилл и стала расшнуровывать ботинки, что пока было Эйдену не по силам.

Усевшись на пол, Джилл стянула ботинок с его правой ноги и принялась за левую, требовавшую более осторожного обращения. Поставив ее себе на бедро, она слегка помассировала чуть отекшую лодыжку. Нога в сыром носке казалась тяжелой и большой – настоящая мужская нога. Внезапно Джилл захотелось прижаться к ней лицом.

– Как твоя лодыжка? – ласково спросила она.

Эйден молчал. Джилл подняла голову и увидела, что он пристально наблюдает за ней, по-видимому меньше всего думая о лодыжке. Она попыталась было отвернуться, но не смогла. Его глаза, в которых горело желание, притягивали ее как магнитом. Пространство между ними словно наэлетризовалось.

С долгим вздохом Джилл поднялась с колен, сняла с вешалки толстый свитер и облачилась в него.

– Тебе холодно? – спросил он. – Можно зажечь камин.

– Гораздо легче включить отопление.

– Включим, но попозже. А сейчас лучше разжечь огонь, – сказал он с насмешливой улыбкой.

– А я сварю овсяный суп. – Она сделала вид, что не понимает его полунамеков.

Перекусив дымящимся супом с хрустящими французскими хлебцами, Джилл отнесла Мэдди в ее комнату и уложила спать.

Эйдена она застала там же, где и оставила, – в столовой перед горящим камином у соснового стола, на котором он расставил шахматные фигуры.

– Разрешите вызвать вас на поединок?

– Пожалуйста, – ответила она. – Только как бы тебе не остаться без рубашки.

Эйден бросил на нее иронический взгляд и слегка улыбнулся.

Туман на улице сгустился, свет померк, а они все играли под мирное потрескивание горящих в камине поленьев и тихую музыку из стереосистемы. Разговаривали мало – в этом не было надобности. Они пребывали в полном согласии друг с другом.

Как он рассказывал в лесу о своем детстве! Наконец-то он доверился ей, впустил в свою душу. Его одержимость работой по-прежнему ей не нравилась, но по крайней мере она понимала теперь ее истоки.

А когда понимаешь, многое можно простить.

– Твой ход, – мягко напомнил он.

Джилл сделала ход слоном и взяла ладью. Эйден в раздумье склонился над доской, пощипывая отросшую за эти дни щетину.

Она была и рада, и не рада его сегодняшним откровениям. Восстановился пласт его памяти, касавшийся детства, жизни с отцом, а потом с дядей, колледжа, поступления в Эй-Би-Экс, встречи с ней и женитьбы. Кое-какие белые пятна еще оставались, но общая картина вырисовалась довольно четко. Полностью не были представлены только самые ранние детские годы и самые последние, но это, разумеется, лишь вопрос времени. А когда и эта, последняя, бомба разорвется, когда он вспомнит их семейную жизнь и то, что они находятся на пороге развода, покою и счастью придет конец.

Эйден двинул пешку и поднял голову от доски. К стыду своему, Джилл ощутила на глазах слезы.

– Джилл! – Он вскочил, обогнул стол и обнял ее за плечи. – Джилл! Что случилось?

Губы Джилл дрогнули, по щеке скатилась слеза. Внезапно ее разобрал истерический смех.

– Прекрасный день сегодня, да?

Он посмотрел на нее так, словно она спятила. Джилл снова рассмеялась, и еще одна слеза скатилась вниз.

– В такой день начинаешь понимать, как дорога каждая минута жизни.

Лицо Эйдена смягчилось, он притянул ее к себе.

– Даже не думал, что ты такая глупышка.

У нее все поплыло перед глазами. Нет, она не глупышка. Но она знает, что их счастью отмерен короткий срок.

– О, Эйден, – зарыдала она, обвивая его руками и прижимая к себе изо всех сил.

– В чем дело, любимая?

Я люблю тебя! О, как я тебя люблю! —подумала она, но вслух не произнесла ни звука.

– Я веду себя просто глупо, – прошептала она спустя несколько секунд.

Эйден отодвинул жену ровно настолько, чтобы иметь возможность заглянуть ей в глаза.

– Так, может, мы вместе будем вести себя глупо? – предложил он, опустил голову и поцеловал ее.

Поцелуй этот, сначала просто любящий, нежный, очень быстро стал горячим и страстным. Джилл было больше невмоготу противиться его желанию. Он как-никак ее муж, единственный на свете мужчина, которому она отдавалась, единственный, которого она хотела. А сейчас она хочет его больше, чем когда бы то ни было.

Эйден одной ногой отпихнул стол, освобождая место на ковре, и, не переставая осыпать Джилл поцелуями, положил ее на спину.

– О, Джилл, – задыхаясь, пробормотал он. – Я всю неделю мечтаю о тебе. Это такая пытка.

– Тогда не теряй ни минуты. Люби меня, Эйден, люби.

Он поцеловал ее с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Вцепившись руками ему в волосы, она ответила ему тем же, и из груди ее вырвался стон. Все ее тело было как в огне.

Эйден водил рукой по ее телу, приближаясь к грудям. Еще одно движение, все ближе и ближе – и вот он уже обхватил нежные возвышенности, а Джилл вскрикнула от острого вожделения. Он просунул руку под ее свитер и расстегнул лифчик, словно обжигая кожу прикосновениями пальцев.

Несмотря за затуманившую ее сознание страсть, Джилл сознавала, что он лежит, опираясь на руку в гипсе, что это утомительно, а может даже, и больно.

– Ложись на спину, – шепнула она. – А я все сделаю.

Эйден повиновался. Сломанную руку он закинул за голову, как делает человек, молящий о пощаде. Темнеющее за окном небо усиливало прелесть горящего в камине огня, обволакивавшего их своим интимным теплом.

Джилл легла на него – тело к телу – и покрыла его лицо быстрыми нежными поцелуями. Он раскрыл рот ей навстречу, но она нарочно избегала его. Кожа его показалась ей горячее огня, пульс бился неистово. Но вот губы Джилл коснулись его уха, и Эйден вздрогнул.

У нее больше не хватило терпения обходить стороной его рот. Приподнявшись, она завладела им целиком и полностью и почувствовала, как напряглась его плоть.

Он погрузил руку в ее волосы, она же в это время расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки. Он еще глубже запустил свою руку, а она расстегнула вторую пуговицу. И тут…