Текст книги "Неожиданный поворот"

Автор книги: Шеннон Уэверли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Спустя некоторое время, складывая только что высушенное белье, Джилл услышала, как ее пикап въезжает обратно в гараж. Она невольно вздохнула. В тот же миг захныкала проснувшаяся Мэдди. Джилл устремилась наверх.

– Ну, малышка, хорошо поспала? – пропела она, входя в детскую.

Стоя в кроватке, Мэдди протянула ей навстречу ручонки, бормоча что-то вроде «мам-мам-мам». Джилл тут же растаяла.

– Прелесть ты моя! – Она подняла девочку и прижала к себе – такую теплую и уютную после сна.

Сменив ей одежду и пеленку, Джилл отнесла дочку на кухню, приговаривая:

– Проголодалась, любовь моя? Сейчас поедим и… – Она увидела кухонный стол, и слова застряли у нее в горле. – Это что еще такое?

Перед высоким стульчиком Мэдди стоял желто-белый именинный торт с украшениями на сюжеты Винни-Пуха. Вокруг лежали три ярких свертка, а рядом с виноватым видом нервно улыбался папаша.

Глава пятая

– С днем рождения, Мэдисон Кэй, – произнес Эйден, потом подошел и поцеловал девочку в щечку. – Мне очень жаль, что я не смог приехать в твой день рождения. Вот я и подумал, что мы можем справить его сегодня, и ты не будешь в обиде на меня. – Он дотронулся до шелковистых русых кудряшек ребенка.

Эйден не сводил глаз с Мэдди, но Джилл понимала: его слова обращены в первую очередь к ней. Она хотела было ответить, но почему-то не смогла выговорить ни слова.

Желая скрыть неожиданный наплыв чувств, Джилл засуетилась, усаживая Мэдди на высокий стульчик.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался Эйден.

– Вполне. Но прежде чем приниматься за торт, Мэдди надо поесть, – объяснила Джилл и поставила перед Мэдди белый пластиковый поднос с едой.

– Разумеется. Мне просто хотелось отпраздновать ее день рождения. Лучше поздно, чем никогда.

Джилл готова была рассердиться. Хотела сказать, что его поезд все равно ушел. Что его отсутствие на дне рождения всего лишь ничтожная часть всей проблемы. Пусть знает: она по горло сыта такой семейной жизнью и никогда его не простит.

Но пристально глядевший на нее человек ничего бы не понял. Он хотел сделать как лучше. Ибо этот человек не был настоящим Эйденом.

– Как мило с твоей стороны, – сказала Джилл. – Действительно мило.

Едва они покончили с завтраком, как Эйден укрепил на торте одну-единственную зажженную свечу, и они с Джилл дуэтом пропели «С днем рождения поздравляем!». Мэдди подтягивала им, пища и закатываясь смехом. Она даже хлопала в ладоши в такт их хлопкам.

– А теперь, малышка, поела – наслаждайся! – И Эйден положил на поднос огромный кусок шоколадного торта, покрытого мороженым.

К ужасу Джилл, Мэдди немедленно запустила в него свои пухлые пальчики.

– Минутку, минутку! – завопил Эйден. – Я хочу запечатлеть это зрелище. – И он схватил с полки всегда лежащий наготове фотоаппарат Джилл. – Вот, пожалуйста! – Эйден вручил его Джилл. – Щелкни нас с Мэдди! – И он присел рядом с высоким стульчиком. – У меня будет вещественное доказательство того, что я отметил первый день рождения нашей дочки.

Наведя камеру, Джилл нажала на кнопку и сказала:

– На всякий случай надо повторить.

Эйден придвинулся еще ближе к Мэдди, так что его лицо оказалось совсем рядом с ее головкой. Глядя в видоискатель, Джилл думала о том, какой это будет выразительный снимок: черная шевелюра Эйдена на фоне ангельски светлых локонов ребенка – эдакий контраст твердого и мягкого, сильного и слабого. При этом бросалось, в глаза разительное сходство между ними в очертаниях носа и подбородка.

Только Джилл собралась нажать кнопку, как Мэдди подняла свою тарелку, повернулась к Эйдену и ударила его прямо по лицу. Бац!

Потрясенная Джилл опустила камеру и уставилась на мужа. Он продолжал сидеть на корточках, а по его лицу стекали потоки шоколадного торта и ванильного мороженого. Внутри ее боролись самые противоречивые чувства: опасение, что он может рассердиться, и сочувствие – ну и видик у него! Но более всего ее разбирал смех.

– Золотко мое, что ты сделала с папой? – не удержавшись, расхохоталась Джилл. Со лба Эйдена сполз большой кусок мороженого. Он подхватил его языком и отправил в рот.

Когда что-нибудь в доме падало или разливалось, Мэдди произносила «уох!». Она и сейчас не преминула высказаться таким образом. Губы Эйдена скривились в улыбке, а секунду спустя плечи его затряслись от смеха.

– Спокойно! – велела Джилл и щелкнула их еще раз. Затем, продолжая смеяться, принесла тряпку и привела все вокруг в порядок.

Но вот торт был уничтожен самым цивилизованным образом, настал черед подарков. Эйден помогал малютке вскрыть первый пакет, а Джилл сидела рядом, снедаемая любопытством. Что может выбрать в подарок годовалой дочке отец, который ее не знает и не помнит?

В первом свертке оказался желтый школьный автобус с тремя человечками внутри. Они вынимались – через дверь или через крышу. Джилл сразу предположила, что игрушка придется по душе малютке. И оказалась права.

– Бр-р-р! Бр-р-р! – С силой нажимая на автобус, она катала его по пластмассовому подносу, подражая шуму моторов. Автобус настолько заинтересовал ее, что на следующий сверток она не обратила ни малейшего внимания. Эйден подержал его над головой, но, видя безразличие девочки, передал Джилл.

– Тебе открывать, – произнес он, пожимая плечами: ничего, мол, не поделаешь.

Со словами: «Смотри, золотко, еще подарок от папы» – Джилл сорвала бумагу с коробки.

– Разве это не… – Тут она извлекла из ее недр нечто, от чего глаза ее полезли на лоб. – Бейсбольная перчатка?!

Мэдди подняла голову, но кожаная перчатка ее не привлекла. Иное дело – розовая крышка от коробки. Она немедленно погрузила ее в автобус вместе с тремя человечками и повезла. «Р-р-р-р».

– Да, бейсбольная перчатка, – невозмутимо согласился Эйден. – В наши дни девочки должны уметь играть в бейсбол не хуже мальчиков. Пусть учится с младых ногтей, а то потом будет пропускать мячи.

– Так-то оно так, но ведь и через год было бы не поздно.

Он взглянул на нее с деланной суровостью.

– Ох уж эти мамы! Никак им не угодишь!

На последней коробке, самой большой, стояло блестящее золотое клеймо лучшего в округе магазина. Сняв крышку и содрав верхний слой оберточной бумаги, Джилл растаяла от радости: под ним лежал костюмчик для Мэдди. До сих пор Эйден всячески увиливал от покупки одежды, даже для себя. А сейчас вот не поленился перерыть горы вещей в поисках нужного!

Костюмчик оказался матроской, синей с белым, как ей и положено быть. В летнюю жару ничего лучше не придумаешь! А рядом… рядом лежал точно такой же наряд, но уже ееразмера.

– О! – только и могла воскликнуть Джилл, не в силах говорить.

– Это набор для матери с дочкой, – пояснил Эйден. – Если тебе не нравится, можно поменять. – Он посмотрел на нее оценивающим взглядом, словно стараясь представить себе Джилл в новом одеянии. – Мне показалось забавным, что вы будете одеты одинаково. Но если тебе это представляется чересчур забавным…

– Нет, нет, Эйден, мне все нравится. Просто я немного удивлена. День рождения ведь не мой, а Мэдди.

– Да. – Он издал смешок. – Но поскольку я не знаю, когда твой день рождения, я решил таким образом искупить все свои прегрешения.

– Благодарю тебя. – Не выпуская костюм из рук, со слезами на глазах, она села на стул. Посмотрела на своего ребенка, увлеченного автобусом, затем на Эйдена, ответившего ей таким же пристальным взглядом. В какое же ужасное положение она попала! Ее сопротивление тает, как сосулька под лучами солнца! Имея дело с таким человеком, как теперешний Эйден, невозможно сохранять безразличие. Невозможно делать вид, что он тебе чужой. Как же быть? Как вести себя дальше? Этого-то она и не знала.

К вечеру позвонил доктор Грогэн. Его интересовало, как себя чувствует Эйден.

– Вполне прилично. – Зажимая трубку головой, Джилл стянула с рук садовые перчатки и бросила на балконную скамью. – Сейчас он принимает циркулярный душ.

– Прекрасно. Это уменьшает боль и ускоряет выздоровление.

– Мы так и подумали.

– Есть ли существенные изменения в его состоянии?

– Его физическое состояние быстро улучшается. – Она перешагнула через кубики, которыми играла на балконе Мэдди, и уселась в свое любимое кресло. – Синяков и кровоподтеков почти не осталось, он уже не принимает прописанные вами анальгетики, а сегодня даже попробовал передвигаться без костыля. А вот что касается психики, то тут похвастать нечем.

– Но ведь после аварии прошла всего одна неделя.

Всего одна неделя?! Джилл совсем потеряла счет времени.

– Кое-какие мелочи он вспомнил. Вернулось, например, умение пользоваться компьютером. Он прекрасно разбирается во всех программах и файлах.

– О, это уже нечто!

– Он даже собирается пойти к себе на работу – вдруг что-нибудь подстегнет его память. Мы выбрали для этой цели субботний вечер – там в это время никого нет.

– Это не повредит, – согласился психиатр. – А как у него настроение?

– Как ни странно, хорошее. – Джилл мягко улыбнулась, вспомнив сегодняшний день рождения.

– Вы не замечали у него признаков недовольства или даже раздражения своим состоянием?

Джилл нагнулась и принялась строить из кубиков башню.

– Да нет, все в пределах терпимого.

– Может быть, уныния, подавленности?

– Понимаю, – подумав несколько секунд, сказала Джилл. – Вы считаете, что человек в его положении не может не быть подавлен и уныл.

– Это так, и тем не менее я не удивлен. Дело в том, что ваш муж человек совершенно удивительный. Вам, естественно, не может быть известно, что после приземления самолета он оставался на борту, помогая спасателям выводить людей?

Джилл выпрямилась в кресле и замерла.

– Этого я, конечно, не знаю. Помню лишь, что он покинул самолет одним из последних. А каким образом это стало известно вам?

– Стараясь восстановить наиболее полную картину того, что произошло, я беседовал с некоторыми членами экипажа. Эйден, полагаю, может даже получить благодарность.

– Как же ему это удалось? Со сломанной рукой? Весь в ушибах и ссадинах?

– Поразительно, не так ли? Еще одно доказательство того, насколько дух сильнее тела.

Джилл оперлась о ручку кресла, положила голову на руку. Она и прежде многому поражалась, а сейчас была в полной растерянности.

– Во всяком случае, – продолжал доктор, – если его настроение изменится, немедленно дайте мне знать.

– Непременно.

– Он должен прийти ко мне через неделю, но в случае чего я всегда найду для него время.

– Доктор Грогэн, вы не возражаете, если я задам вам глупый вопрос?

– Глупые вопросы, как известно, – это те, что остались незаданными.

– Бывает ли, что в период амнезии человек полностью преображается?

Телефон молчал. Джилл представила себе, как доктор в задумчивости поглаживает бородку.

– С ходу я бы ответил, что нет, не бывает. А почему вы спрашиваете? Эйден ведет себя иначе, чем прежде?

Джилл закрутила телефонный шнур вокруг руки.

– Пожалуй… Да, безусловно. – Прежний Эйден, эгоист до мозга костей, не стал бы оставаться в разбившемся самолете, помогая пассажирам выйти, но она об этом умолчала, а привела более близкий ей пример: – Он чувствует себя значительно свободнее с нашей дочерью, охотнее прежнего проводит с ней время. Ему даже нравится заниматься ею.

– А раньше не нравилось?

– Нет. Это и послужило одной из причин крушения нашего брака.

– Мне не хотелось бы заниматься истолкованием его поведения по телефону, но, быть может, сейчас, не работая, он чувствует себя раскованнее, у него больше свободного времени.

Джилл взвесила все «за» и «против» этой гипотезы.

– Но ведь желание заниматься ею должно было быть у него всегда.

– А вы полагаете, что его не было?

– Я не полагаю, а знаю точно – не было. Он никогда не высказывал желания иметь детей. И все время проводил на работе. Находиться дома было для него сущим наказанием.

Трубка замолчала и, к огорчению Джилл, безмолвствовала довольно долго.

– И все же, как я уже сказал, навряд ли недомогание могло в корне изменить его личность.

– Ну, если не изменило, то способствовало этому, – продолжала стоять на своем Джилл.

– Я обязательно постараюсь найти ответ на ваш вопрос, когда побеседую с ним лично.

– Я и не ожидала, что вы с места в карьер дадите мне ответ. Но вопрос этот для меня чрезвычайно важен.

– Никаких проблем, Джилл. Могу я быть вам еще чем-нибудь полезен?

Джилл помолчала. Да, ее мучило кое-что еще. Как она поняла, Эйден уверен, что они состоят в счастливом браке. Она заметила – впрочем, для этого не требовалось особой проницательности, – что она привлекает его физически и что он питает относительно нее совершенно определенные намерения.

Но ей вдруг не захотелось обсуждать столь интимную тему с доктором Грогэном. Зачем? Она и без того отвела Эйдену отдельную комнату, обезопасив себя таким образом от его посягательств по ночам. К тому же, честно говоря, она может и ошибаться – ведь он не предпринимал никаких действий, разве что несколько раз бросал в ее сторону многозначительные взгляды.

А если предпримет, то она и без доктора Грогэна знает, как себя вести. Надо будет оттолкнуть его под каким-нибудь благовидным предлогом, а их можно найти сколько угодно. Если же и это не поможет, вот тогда она прибегнет к последнему средству – расскажет о предстоящем разводе. Уж против этого ему нечего будет возразить.

– Нет, доктор Грогэн, на сегодня все. Благодарю вас.

Джилл положила трубку, сожалея, что у нее так скверно на душе.

Вечером следующего дня Джилл оставила Мэдди на попечение безотказной миссис О'Брайен, а сама повезла Эйдена в Эй-Би-Экс. Здание фирмы, в котором располагались дирекция и производство, находилось в промышленном пригороде Бостона. Вокруг, как и всегда в субботний вечер, было безлюдно, а из машин стояло лишь несколько автомобилей охранников.

Завернув на стоянку, Джилл отыскала место с фамилией мужа. Подъезжая к нему, она заметила, что Эйден с любопытством, но без всякого волнения рассматривает желтое каменное здание. Как, должно быть, неприятно видеть дом, где ты работал в течение многих лет, и ничегошеньки о нем не помнить!

Перегнувшись через переднее сиденье, она дотронулась до плеча мужа, ободряя и успокаивая его.

– Зайдем внутрь?

Он кивнул и вышел из машины.

У входа их встретил охранник в форме.

– Здравствуйте! – улыбнулась Джилл молодому человеку.

– Здравствуйте, миссис Морс, – склонился он в поклоне. – Как вы себя чувствуете, мистер Морс?

– Жаловаться было бы грешно. – Чтобы произвести на окружающих более сильное впечатление, Эйден захватил с собой костыль. – Вы не возражаете, если мы с женой проведем некоторое время в моем кабинете? Мне нужно найти кое-какие данные для работы.

Молодой человек оторопело поднял брови.

– Конечно. Сейчас выключу охрану в этом крыле.

Проходя по вестибюлю, Эйден спросил шепотом:

– Я что-то сделал не так?

– Ты не из тех людей, которые обычно спрашивают разрешения.

– А-а-а.

Джилл хорошо знала это здание. Она пришла в фирму прямо из колледжа и сидела в «торговой яме». Так называли нижний этаж здания, где находились работники, занимавшиеся сбытом продукции Эй-Би-Экс. Джилл так и не поняла, отображает это название назначение помещения или его форму.

Свет в него проникал исключительно через стеклянный потолок, находившийся на высоте второго этажа. Вдоль трех стен тянулись антресоли с кабинетами начальства. С рабочего места Джилл казалось, что она и в самом деле находится в яме, особенно если на антресолях кто-нибудь облокачивался о балюстраду и смотрел на нее сверху вниз.

Именно сюда подошла сейчас Джилл, выйдя с Эйденом из лифта, и посмотрела вниз, туда, где она когда-то работала. В зале, заметила она, кабинок для служащих стало больше.

– Что случилось? – спросил Эйден. – Что там такое?

– Да ничего, – улыбнулась она. – Пошли. Твой кабинет чуть дальше.

– Вижу, ты не раз бывала у меня на работе.

Джилл в ответ лишь кивнула. Она так и не рассказала ему, где и как они встретились, считая, что лучше будет, если он сам все вспомнит. Да ей и не хотелось возвращаться к тем дням, когда она, наивная дурочка, была так счастлива.

Машинально выбрав в связке нужный ключ, Эйден отпер дверь в свой кабинет. Секретарский стол пробудил в нем какие-то смутные ассоциации. Но на этом, увы, дело и кончилось. Стоя на краю толстого ковра цвета бургундского вина, он обводил глазами мебель и мелкие предметы в комнате, где провел столько лет, и… ничего не узнавал.

– Кем бы ни был Эйден Морс, вкус у него был отменный. Даже в офисе – оригинальные произведения искусства, а не копии, – только и сказал он, присвистнув.

Джилл могла бы на это возразить, что, по мнению Эйдена Морса, если ты стремишься приобщиться к сильным мира сего – а он стремился, – то должен вести себя так, словно уже принадлежишь к их числу. Порою она даже недоумевала, почему он не взял себе в жены женщину из этого круга.

Она знала, что считается красивой, но мнение окружающих оставляло ее равнодушной. В раннем детстве она была дурнушкой и только в десять лет начала расцветать, но к этому времени привыкла полагаться не на свои чары, а на другие достоинства.

Тем не менее Джилл отдавала себе отчет в том, что ее внешность производит сильное впечатление: в школе – на соучеников, в колледже – на членов жюри, выбирающих красавицу года, в Эй-Би-Экс – на коллег. Так, может, ее репутация привлекательной женщины и сыграла решающую роль в выборе Эйдена, думала иногда Джилл.

Звук выдвигаемого ящика отвлек ее от малоприятных мыслей.

– Над чем это я трудился, когда произошла катастрофа? – услышала она голос мужа.

– Право, не знаю.

– Я что ж, не говорил с тобой о работе? Джилл сглотнула подступивший к горлу ком.

– Говорил, но гораздо меньше, чем до рождения ребенка.

Ответ, видно, не понравился Эйдену – на его щеке заиграл желвак. Он продолжал изучать бумаги.

– Почему бы тебе не осмотреться здесь как следует? Вдруг что-нибудь да подхлестнет твою память. А я пока посижу снаружи. – Она вытащила из сумочки книгу. – Не торопись, смотри внимательно.

Только два часа спустя Джилл подняла глаза от книги. Все это время Эйден провел в поисках своего прошлого: выдвигал ящики с документами, просматривал бумаги, поднимал жалюзи и всматривался в окружающий пейзаж, водил пальцем по поверхности различных предметов, даже обнюхивал их, несколько раз выходил в коридор. Наконец он уселся в кожаное кресло перед своим письменным столом и углубился в чтение файлов. Войдя, Джилл застала его за этим занятием.

– Что ты делаешь? – спросила она.

Он поднял голову. Глаза глядели устало, волосы растрепались.

– Вот, изучаю бумаги. Если я не в состоянии вспомнить, каким образом зарабатывал деньги, мне остается одно – попытаться научиться этому заново.

– Ты читаешь файлы? – Она сделала большие глаза.

– Не мешай.

– Ты умный человек, Эйден, – сказала она, хотя понимала, что слово «умный» не отражает всех его достоинств. – Но даже тебе изучение файлов не заменит десятилетнего опыта работы.

Он со вздохом провел рукой по лицу.

– Ты, пожалуй, права. Пойдем домой. Здесь я ничего не добьюсь.

Джилл накинула куртку, взяла сумочку и пошла за мужем, недоумевая, что с ней происходит. С одной стороны, она разочарована – еще бы, Эйдену так хочется поскорее поправиться! – а с другой – вроде бы рада.

Внезапно ей пришла в голову совершенно дикая мысль. А что, если он останется таким навсегда? Если так и не вспомнит, в чем состояла его работа? Дикая-то она дикая, но не так уж и напугала Джилл, как могла бы.

Эйден запер входную дверь и уже направился к лифту, но на полпути ни с того ни с сего замер на месте. Он даже затаил дыхание. Джилл встревожилась – уж не пронзила ли его физическая боль?

– Я вспомнил тебя, – прошептал он, глядя через балюстраду антресолей вниз, в «яму». И засмеялся коротким смехом. – Я вспомнил.

Джилл прижала сумочку к груди, сердце ее гулко застучало. Неужели сейчас эта интерлюдия закончится?

– Что именно ты вспомнил?

– Вспомнил, как увидел тебя впервые. Стоя на этом самом месте. – Он перевел взгляд с «ямы» на Джилл, лицо его горело от волнения. – Ты там работала! – выговорил он наконец.

– Да, – улыбнулась она.

Глаза его сверкали.

– Я стоял и беседовал с Джо Мэлоном и вдруг увидел тебя. Я только что возвратился из командировки в Японию, а тебя в мое отсутствие взяли к нам на работу. Ты сидела нога на ногу в задравшейся короткой юбке и говорила по телефону. На меня словно налетел тяжелый грузовик.

– И что же?

– Я был сбит, перевернут, раздавлен. Форменная автокатастрофа со смертельным исходом на дороге любви.

– Это ты-то?! Мистер Спокойный-Сдержанный-Чинный? – засмеялась Джилл.

– Именно.

Никогда Эйден этого не рассказывал. По лицу Джилл пробежала кокетливая улыбка. Она провела рукой по губам, как бы стирая ее, и постаралась вернуть мужа на землю:

– Это означает, что ты вспомнил Джо Мэлона.

– Да. – Он склонил голову и, помолчав, снова вернулся к своим воспоминаниям: – При первой возможности я выходил сюда, чтобы полюбоваться тобой. От тебя, твоих белокурых волос и длинных ног под короткой юбкой исходило сияние, освещавшее всю «яму».

Джилл почувствовала, как краска смущения заливает ее лицо и шею.

– Ты что же, всякий раз изучал мои ноги?

– Да. И не только ноги. Другие части тела – тоже.

Невольно польщенная, Джилл откинулась на перила антресолей и наградила Эйдена игривой улыбкой.

– А я-то, дурочка, думала, что ты наблюдаешь за мной как за новенькой – на предмет моей профессиональной пригодности.

– Разумеется, и это тоже. – Эйден придвинулся поближе. – Я прямо не верил глазам своим: такая красавица – и при этом отличный работник. Ты была энергичной, сметливой и умела разговаривать с клиентами естественным живым тоном.

– Вот как! А мне было невдомек. Когда ты впервые пригласил меня к себе, я решила – все, увольняют!

– Куда там! Я предложил тебе повышение – место моего помощника. – Он положил левую руку на перила, как бы преградив ей путь к отступлению. Джилл не возражала.

– Да, я сделала неслыханную карьеру, за три недели из торгового агента превратившись в помощника одного из начальников. Все дружно возненавидели меня.

– Что можно сказать по этому поводу? – спокойно улыбнулся в ответ Эйден. – Если мне чего-нибудь захочется, я костьми лягу, а добьюсь.

– А я… – голос ее дрогнул при виде его доброй улыбки, – я ни о чем не догадывалась. У тебя была безупречная репутация мужчины, который не путает любовь с работой и не заводит серьезных романов.

– Так оно и было, пока я не увидел тебя.

Он не отрывал глаз от Джилл, а ее сердце, казалось, уже не умещается в груди. Вдруг она почувствовала, что трех лет как не бывало, что все начинается снова – она впервые влюблена.

Но, даже погружаясь в это волшебное чувство, она заметила, что прошлое ускользает от Эйдена. Он слегка отодвинулся от нее и почесал в затылке.

– А как же мы перешли от служебных отношений к любовным? Никак не припомню.

– Я с неделю работала твоей помощницей и пошла с тобой на директорское совещание, показывать слайды.

– Мои слайды, – моргнул Эйден. – Из Японии. С электронного завода в Токио.

– Да.

Эта неделя оказалась самой трудной в ее жизни. Влюбившись в него по уши, она просто потеряла голову.

Сейчас она глядела на мужа, и ее предательское сердце переворачивалось от любви к нему. Он был все тем же неотразимо красивым мужчиной, а она – все той же влекомой к нему до потери рассудка женщиной.

– И что же было потом? – мягко спросил он, всматриваясь в ее лицо, лаская взглядом каждую черту, особенно губы и глаза.

– Однажды мы задержались в офисе допоздна, и ты меня поцеловал.

– Только-то? – Эйден стоял так близко, а его голос звучал так ласково! По ее телу пробежали горячие волны, которые, казалось, он не может не ощутить. Но отодвинуться она была не в силах.

– Да, но это был не случайный поцелуй. – Она почувствовала на щеке его дыхание. – Сдается мне, что мы думали о нем всю неделю. Я по крайней мере.

– Представляю, что это был за поцелуй, если мы готовились к нему целых семь дней.

Джилл вздрогнула. Он еще даже не дотронулся до нее, а она уже трепещет всем телом!

– Но это был всего-навсего поцелуй, – солгала она.

– Может быть, если ты освежишь мою память. – Он положил здоровую руку ей на спину и легким движением придвинул ее ближе к себе.

– Твой гипс, Эйден. – Она отпрянула назад.

– Я причинил тебе боль?

– Да… Нет… Я боюсь сделать больно тебе.

– Ты не сделаешь.

На его губах появилась очаровательная улыбка, а больная загипсованная рука также оказалась у нее за спиной. Господи, ведь он обнимает меня, вдруг дошло до сознания Джилл. Левая рука скользнула по ее спине и забралась под волосы, вызвав взрыв самых нежных чувств.

Эйден наклонил голову, намереваясь ее поцеловать, но к Джилл наконец вернулся рассудок. Она повернула голову, и он всего лишь потерся носом за ее ухом, где находится самое чувствительное место. У нее подогнулись колени.

– Ммм, – промычал Эйден. – Я полагаю, для моей памяти будет очень полезно, если ты поцелуешь меня. – Намотав пряди ее волос себе на пальцы, он заставил ее повернуть голову. И тут же прижался губами к ее рту.

Сначала Джилл сопротивлялась, но через несколько секунд сдалась – у Эйдена были такие теплые и нежные губы! Внутри ее произошло какое-то возгорание, она стала целовать его, страстно, безудержно. Так набрасывается на еду изголодавшийся человек.

Нам не следует этим заниматься, твердила она себе. Сейчас они переживают тот период своего прошлого, когда их только что народившаяся любовь не была ничем испорчена. Завтра, насколько ей известно, может полностью возродиться его память, а вместе с ней – нелюдимый карьерист, убивший их любовь.

Как ни странно, первым прервал поцелуй Эйден.

– Да, да, вот теперь я начинаю вспоминать, – пробормотал он с сияющими глазами. – Мы поцеловались, и я сказал, что хочу встречаться с тобой в неслужебной обстановке. Первое наше свидание состоялось в итальянском ресторане в северном районе Бостона. Мы там обедали. Помнишь?

– Да. – Упершись руками в грудь мужа, Джилл чуть отодвинулась от него. – Я еще пролила там вино.

– А я заметил, что это хорошее предзнаменование. Я был прав? Сбылось оно? Дальше я почему-то ничего не помню. – В его глазах появилась лукавинка. – Нуждаюсь, видно, в очередном напоминании.

– Пожалуйста, Эйден! – воскликнула она укоризненно, хотя знала, что сопротивление бесполезно. Он был во всеоружии своего очарования, а она – совершенно беспомощна перед ним.

Он снова поцеловал ее, на сей раз дольше, интимнее, и Джилл забыла обо всем на свете. Она витала в облаках и не желала спускаться на землю.

– Да, как же, как же, припоминаю, – сказал он, поднимая наконец голову. – Предзнаменование все-таки сбылось. Через две недели я сделал тебе предложение. И ты его приняла.

Две недели его ухаживания прошли бурно. Он каждый день присылал ей цветы. Взял напрокат лимузин – возить ее на работу и обратно, домой, чтобы ей не приходилось толкаться в метро. В какой-то уик-энд он даже нанял самолет, доставивший их в Мейн, в тихую романтическую гостиницу на побережье.

– Эйден, ты любил меня? – неожиданно для себя спросила Джилл.

– Что означает этот вопрос? – помрачнел он.

– Просто… просто… Иногда мне хотелось знать.

– Разве, ухаживая за тобой, я не говорил, что люблю тебя?

Значит, слава Богу, он отнес ее вопрос лишь к периоду ухаживания за ней!

– Говорил! Разумеется, говорил! – поспешно заверила она, упорно глядя на воротник его рубашки.

– Но?

– Но не часто и никогда в момент страсти. Ты вел себя очень осторожно. Спокойный, сдержанный, с неизменным самообладанием. У меня никогда не было уверенности, что ты меня действительно любишь.

Отвернувшись, Эйден облокотился на балюстраду.

– Значит, вел себя очень осторожно, да?

– Да, – кивнула Джилл, – какая-то часть тебя неизменно оставалась закрытой, даже для меня.

– Мужчины, как известно, не любят особенно распространяться о своих чувствах.

– Знаю, – согласилась Джилл. – Знаю. – Но по голосу было ясно – говорит она одно, а думает другое.

– Расскажи мне все поподробнее, – попросил он. В глазах его была открытость, желание общаться, они были точно такие, какие виделись ей в снах.

– Мне всегда казалось, что по душевной холодности ты превосходишь большинство мужчин. Была в тебе какая-то преднамеренная скрытность, точно ты все время утаивал что-то от меня. Телом ты отдавался мне, но, что творится в твоей душе, неизменно оставалось для меня тайной.

Она, однако, умолчала, что так было на протяжении всей их семейной жизни. Чего-то самого важного все время недоставало. Скорее всего, доверия. Он, видно, никогда не доверял ей настолько, чтобы допустить в святая святых своего «я».

– Почему же ты рассказываешь мне это сейчас?

– Сама не знаю. Видно, сегодня ты располагаешь к такому признанию.

– И рассчитываешь получить искренний ответ?

– Конечно. Странно, правда?

– Правда. Очень странно. – Он наморщил лоб.

Довольно долго они стояли в раздумье, рассматривая у себя под ногами ковровое покрытие пола. Наконец Джилл прервала молчание:

– Хорошо ли ты помнишь тот период нашей жизни?

– Мне кажется, что да. – Он потер лоб рукой. – Но полной уверенности у меня нет.

– Не вспомнилось ли тебе, как точно ты расписал все наше будущее?

Эйден нахмурился, как бы пытаясь поймать ускользающие мысли.

– К сожалению, нет. Уж извини.

– Ты предусмотрел все. В каком доме мы будем жить, как развлекаться, где отдыхать и как долго путешествовать. Ты все включил в свое расписание. К тридцати пяти годам ты намеревался стать… Впрочем, это не важно. – Пусть вспомнит сам, подумала она. – И мне стало казаться, что и я была запланирована заранее. Настала пора жениться, а тут как раз подвернулась я. Годом раньше ты бы меня и не заметил.

– Ну, в этом я очень и очень сомневаюсь. – Эйден с трудом подавил улыбку.

– Ты уверен? Однажды ты признался мне, что на вечеринках стал испытывать неловкость. Все твои коллеги с женами, а ты все один да один. Мне даже пришло в голову, не предполагал ли ты, что женитьба может поспособствовать твоей карьере.

Эйден сдвинул прядь волос со лба Джилл за ухо и взглянул на нее так безмятежно, что ей стало ясно – он уже не воспринимает их разговор всерьез.

– Продолжай же, – сказал он. – Не останавливайся.

– Я знаю, что ты даже ознакомился с моей биографией. Моя внешность, очевидно, удовлетворила твоим требованиям, но у тебя были сомнения относительно моего происхождения.

– По-видимому, то, что я выяснил, пришлось мне по вкусу.

Он опустил глаза, и Джилл ощутила жар в совершенно неподобающих местах.

– А как могло быть иначе? – иронически спросила она. – Я училась в частных школах, семья моя вполне респектабельная, типичная семья среднего класса. Все родные – прилежные прихожане. Отец мой держится консервативных взглядов, имеет небольшое дело, член престижного клуба. Брат был скаутом, а мать часто занимается благотворительностью. Я была безупречна.