Текст книги "Неожиданный поворот"

Автор книги: Шеннон Уэверли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Шеннон Уэверли
Неожиданный поворот

Глава первая

Чтобы обмануть бдительное око няньки, они вышли из дому как ни в чем не бывало, но едва уселись в машину, как натянутые улыбки сбежали с их лиц. Им было не до веселья после этой ночи, самой ужасной в их жизни.

Во всяком случае, для Джилл. Относительно Эйдена у нее не было полной уверенности. Она покосилась на сидящего к ней боком мужа, надеясь понять его настроение. Жесткие, лишенные какого-либо выражения черты его лица показались ей отвратительными. Как, впрочем, и поведение Эйдена в последнее время, приведшее к столь печальному итогу.

– Ты не против, если я включу радио? – с подчеркнутой вежливостью осведомился Эйден.

– Да нет, пожалуйста.

Эйден нажал кнопку, и звуки симфонической музыки наполнили его маленькую спортивную машину. Будь у них выбор, Джилл настояла бы на том, чтобы отправиться в аэропорт в ее пикапе – проводив Эйдена, она собиралась на обратном пути сделать кое-какие покупки, – но тот находился в ремонте.

Выехав из Веллингтона, нового жилого квартала в пригороде Бостона, где они поселились три года назад, сразу после свадьбы, Эйден повел машину по спокойному в этот ранний час шоссе, что вело как раз к аэропорту. На востоке виднелся голый еще апрельский лес, пронизанный первыми лучами солнца.

– Джилл, у нас мало времени, чтобы обо всем договориться, – пробасил Эйден.

Договориться! Словно речь идет о какой-то сделке! Отвернувшись от окна, Джилл едва не рассмеялась.

– О чем же нам договариваться?

– Прежде всего о юристах. Мне не хотелось бы, чтобы ты к ним обращалась до моего возвращения.

На миг в сердце Джилл вспыхнула неразумная надежда. Неразумная – потому что именно оназавела вчерашний разговор. Но Эйден тут же добавил:

– Мы можем вместе пойти к Марку Хиллману. Он всегда вел наши дела. Зачем обращаться к незнакомому человеку?

– О-о-о! – вздохнула Джилл. – Ты хочешь, чтобы мы пошли к юристу вместе?

– Разумеется. – Эйден провел рукой по своей черной, еще влажной после душа шевелюре. – Какой смысл каждому брать отдельного адвоката, это превратит развод в борьбу не на жизнь, а на смерть.

– Ты прав, наверное. – Джилл сглотнула комок, вдруг застрявший в горле. – Хотя я не представляю себе, что мы можем оспаривать друг у друга? – Она помолчала и голосом, даже ей самой показавшимся противным, поинтересовалась: – Ты же не будешь претендовать на то, чтобы взять Мэдди?

Мускул на щеке Эйдена вздрогнул, но ответ прозвучал совершенно спокойно:

– Нет, не буду. А как насчет дома?

– Дом принадлежит тебе. Ты его выбрал. Ты за него платишь. Да я и не собираюсь в нем жить. – Джилл и в самом деле не хотела оставаться в этом доме. И не потому, что он ей не нравился. Напротив, вначале она его даже полюбила. Но последние полтора года она слишком много времени проводила в нем в печальном одиночестве. В результате он стал ей ненавистен.

– Я тоже навряд ли в нем останусь. Зачем мне десять комнат? Так что, если хочешь, живи себе, пока суд да дело.

– Нет, нет, я немедленно начинаю собирать вещи.

– В этом нет нужды. Я перееду, как только возвращусь из поездки. Мне это куда проще, чем тебе с ребенком.

Так я тебе и поверила! – подумала Джилл. Кому-нибудь эти слова и могли бы показаться верхом благородства, но только не ей! Она, что называется, зрит в корень, а потому отлично понимает: им руководит просто желание как можно быстрее покинуть ее.

– Незачем так торопиться с переездом. Если хочешь, живи в доме, пока его не купят. – Он чуть нахмурился и минуту-другую молчал. – А куда ты собираешься?

– Еще окончательно не решила. Скорее всего, к себе домой, в Огайо.

– Я так и думал, – кивнул Эйден.

Джилл покосилась на мужа. Судя по его уверенному тону, он и не сомневался, что она возвратится в Огайо.

– А ты куда? – спросила она.

– Пока не знаю. Наверное, в Шоумут-Гарденс. – Эйден там жил до женитьбы в большом многоквартирном доме. – А что, вполне уютное местечко.

Голос его звучал столь бесстрастно и выражение лица было столь невозмутимым, что у Джилл создалось впечатление, будто она беседует с автоматом. Если он и расстроен предстоящей разлукой, то великолепно скрывает свои чувства! Впрочем, навряд ли он особенно расстроен.

Когда Эйден, круто повернув машину, въехал в ворота аэропорта, солнце осветило его лицо, и сердце Джилл на миг предательски заколотилось.

В свои тридцать с лишним лет Эйден был необычайно хорош собой. Его красивое лицо и тело атлета привлекали к себе взоры женщин. А сегодня утром, после душа, одетый с иголочки и пахнущий лосьоном, он был просто неотразим.

И причиной тому были не только красивое лицо и стройная фигура Эйдена Морса. Главный секрет его обаяния не поддавался определению, это было нечто неосязаемое, быть может, исходившее от него ощущение внутренней энергии, ума и силы, то есть все то, что Джилл почувствовала уже при первой их встрече и могла охарактеризовать одним лишь словом – «магнетизм».

Боже мой, до чего я докатилась! – с ужасом подумала Джилл. Сижу рядом с ними размышляю о нем будто о постороннем человеке! Она отвела взор и заставила себя вернуться к их разговору:

– Мое единственное к тебе требование касается Мэдди.

– Содержание ребенка. Естественно, о другом и речи быть не может. А как насчет тебя?

– Меня?

– Ну да. Ты же знаешь, как это обычно происходит. Алименты.

– Мне от тебя ничего не нужно, – вздохнула Джилл. – У меня есть диплом и кое-какой опыт работы. Я надеюсь получить место.

– Мы опережаем события, говоря о деньгах, – произнес Эйден, положив руки на руль. – Это дело юристов.

– Да, наверное.

– Беспокоиться нечего, Марк продумает все детали. Мы обратимся к нему, как только я приеду.

– Хорошо. – Джилл взглянула на часы. Время шло, а они с Эйденом все еще сидели в машине.

– Хочу напоследок задать тебе вопрос, Джилл, – задумчиво произнес Эйден, – глупый, конечно, но иначе не могу. Ты уверена, что хочешь развода?

Как хотелось пойти на попятную и сказать «нет»! Их брак, пусть и стал для нее мукой, давал ей чувство защищенности и спокойствия. Теперь ей будет ох как трудно материально, да и замужняя женщина выглядит в глазах общества куда лучше, чем разведенная! Но Джилл тут же вспомнила унизительное чувство одиночества, не оставлявшее ее последние полтора года, неотступную щемящую боль в сердце… А главное, вспомнила Мэдди, ради которой была готова на все.

– Нет, – ответила она, упрямо вздернув подбородок. – Я не вижу иного выхода. Так дальше жить нельзя. Ты почти не бываешь дома, а если и возвращаешься, то не обращаешь на нас ни малейшего внимания. По-моему, я тебе только в тягость.

– Давай не будем обливать друг друга помоями! – Эйден слегка повысил голос. – Твои нападки мне уже хорошо известны.

–  Моинападки? Можно подумать, я одна во всем виновата! – Заметив, что губы Эйдена сжались в узкую линию, Джилл осеклась и отвела взгляд. – Извини. Я тоже не хочу ссор.

Лишь через несколько долгих секунд, показавшихся Джилл вечностью, Эйден нарушил воцарившееся неловкое молчание:

– Кто бы мог подумать, что, забыв о дне рождения ребенка, я вызову такую бурю? – Он горько усмехнулся.

– Речь идет не просто о ребенке, Эйден, а о твоей дочери, и не просто о дне рождения, а о ее первой годовщине. Да и к чему все сводить к одному дню рождения! Сам прекрасно понимаешь, этот эпизод всего-навсего верхушка айсберга, скрытого под водой. – Как ни старалась она говорить спокойно, голос снова задрожал от волнения.

Эйден с силой выдохнул из себя воздух, глядя прямо перед собой на здание аэровокзала. Джилл привыкла к тому, что, разговаривая с ней, он редко смотрел на нее, но сейчас она восприняла это как лишнее доказательство его равнодушия к ней. Впрочем, немудрено: она сильно сдала после рождения ребенка – прибавила пять фунтов веса, за собой не следит, выглядит всегда утомленной. Раньше носила шелковые блузки и туфли на высоких каблуках, теперь бегает в джинсах да кроссовках. Причесаться как следует и то некогда, волосы или просто свисают до плеч, или в лучшем случае закручены небрежным узлом на затылке. Тем не менее не такая уж она, видно, дурнушка, если на днях двое парней загляделись на нее в супермаркете!

Нет, нет, беда явно в том, что Эйден ее не любит. Да и любил ли когда-нибудь? Может, три года назад ему взбрело в голову, что подошло время жениться, а тут как раз подвернулась она, вроде бы ничего, сойдет!

– Разреши поинтересоваться, так, из чистого любопытства, у тебя кто-нибудь есть?

– А как же! – язвительно рассмеялась Джилл. – Мы встречаемся, пока Мэдди спит, в перерывах между стирками.

– Это ты настояла на том, чтобы стирать самой. Есть прачечные, приходят, забирают грязное белье.

– Да я и не жалуюсь на стирку. Не смеши меня!

– Что же в этом смешного, если каждый раз, возвращаясь домой, я застаю Эрика Линдстрома валяющимся на диване в моей комнате.

– Эрик друг, и только, – вскинула голову Джилл. – Оправдываться я не собираюсь, это слишком унизительно. – Эрик единственный человек, с которым она могла болтать, смеяться, любоваться ребенком – одним словом, отводить душу! – И я вовсе не хочу ругаться с тобой. Расстанемся мирно.

Эйден молча кивнул и открыл дверцу машины. Первой на дрожащих от волнения ногах из нее вылезла Джилл. Ее муж открыл багажник и вытащил оттуда дорожную сумку и дипломат.

Воздух был напоен весенними ароматами – благоуханием нарциссов, запахом молодой травы и набухших почек. Кое-где уже проклюнулись листья, деревья вокруг аэропорта стояли в легкой зеленоватой дымке. Джилл обожала весну, но сейчас ничего не замечала.

Они молча зашагали к зданию аэропорта, она в своем повседневном наряде, он в роскошном темно-сером костюме от Пьера Кардена, в пиджаке нараспашку и пока что без галстука. Джилл не спускала глаз с ног мужа, стараясь, чтобы ее белые кроссовки не отставали от его начищенных до блеска строгих черных туфель. Иногда она поднимала на него глаза, но он шел, не озираясь по сторонам, глядя прямо перед собой. Лицо его выражало непреклонную твердость. Прямо-таки не человек, а неприступная крепость, как надежно скрывает свои чувства, если таковые у него вообще имеются!

Войдя в здание, Эйден поставил сумку на скамью, а дипломат – на пол.

– Присмотришь за вещами? – спросил он. Джилл кивнула, и Эйден направился к билетной кассе.

Веллингтонский аэропорт кишел людьми. В основном это были бизнесмены, летевшие по делам в Хартфорд, Олбани и Нью-Йорк, куда на сей раз отправлялся и Эйден. Для дальних перелетов он обычно прибегал к услугам международного аэропорта Логан, в остальных же случаях предпочитал приезжать сюда, благо недалеко от дома.

Положив купленный билет во внутренний карман пиджака, Эйден уселся рядом с Джилл. Некоторое время они молчали. Словно два незнакомых друг другу пассажира, летящие в разные стороны, подумала Джилл. Эйден заговорил первым:

– Послушай, Джилл, когда я вернусь, все закрутится с такой бешеной скоростью, что мы поневоле начнем еще больше раздражаться. Поэтому хочу именно сейчас сказать тебе: никогда не думал, что наша жизнь может сложиться таким образом. Поверь, когда мы сошлись, я не сомневался в том, что нас сможет разлучить только смерть.

Джилл кивнула, упорно глядя на свои колени. Неожиданно Эйден взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Но еще большей неожиданностью для Джилл было то, что она охотно ему подчинилась.

– Как жаль, что я не смог переломить себя ради тебя! – прошептал он.

Не смог, подумала Джилл. А пытался ли? Эта мысль напомнила ей о перенесенных обидах, и она убрала его руку.

– Я не сержусь, – ответила она. – Просто обидно, что все так получилось.

– Мне тоже. У нас было столько возможностей исправить положение! – Эйден со вздохом отодвинулся, нарушив тем самым возникший было между ними душевный контакт. – Но вспомни, как часто ты повторяла, что мы с тобой совершенно разные люди. И ждем от жизни разного. Так кого нам винить?

С последним Джилл была не совсем согласна, но возобновлять спор у нее не было ни сил, ни желания.

– Лучше сделать это сейчас, пока Мэдди еще маленькая и не будет страдать из-за нас.

– Да, ты права. – Он всегда легко соглашался с ней. Его готовность быстро положить конец их семейной жизни оскорбила ее.

В этот момент объявили посадку, и Джилл почувствовала, что от волнения к горлу подступила тошнота.

– Тебе пора, – сообщила она мужу.

– Да. – Он поднялся со стула, она тоже встала. Лица у обоих были хмурые.

– Галстук не забыл? – по привычке спросила Джилл.

Он похлопал рукой по одному карману, затем по другому, сказал «здесь» и замолчал. Мимо них потянулись пассажиры.

Обычно он целовал ее перед отъездом, но сегодня, конечно же, не поцелует. Обычно говорил, что позвонит, но и звонков нечего ждать. Все кончено. У Джилл горестно сжалось сердце.

Нет, она не позволит себе проявить слабость! Не время и не место! Набрав в грудь побольше воздуха, Джилл медленно выдохнула и мысленно приказала себе: не раскисай, все в порядке!

Когда последний пассажир скрылся за дверью, служащий аэропорта жестом дал понять Эйдену, что тому тоже пора поторопиться. Эйден кивнул и снова посмотрел на Джилл.

– Я пошел, – сказал он, поднимая сумку и дипломат. – Не расклеишься?

– Нет, конечно, – через силу улыбнулась Джилл.

Эйден сделал шаг назад, окинул ее быстрым взглядом с ног до головы, и ей почудилось, будто в его обычно бесстрастных глазах на сей раз промелькнуло чувство. Чувство сожаления.

Опасаясь, что ее нервы могут не выдержать – как бы не выкинуть чего-нибудь неподобающего! – Джилл поспешно проговорила:

– До свидания, Эйден.

Он нахмурился, кивнул и повернулся. Несколько секунд спустя он уже исчез из виду, и Джилл ощутила себя совсем одинокой. Но она заставила себя выпрямиться, расправить плечи, гордо вздернуть подбородок и приблизиться к огромному, от пола до потолка, окну, откуда летное поле было видно как на ладони. А вот и Эйден! Поднимается по трапу. Черные волосы блестят на солнце, пиджак распахнут… Неожиданно из его кармана вывалился красный галстук. Господи, улетит же! Но нет, Эйден успевает подхватить его, к большому удовольствию стоящей на верху трапа стюардессы. Та, хохоча, что-то говорит ему, Джилл, естественно, не слышит, что именно, но всем своим нутром чувствует: это нечто чисто женское и приятное для Эйдена.

Джилл приложила руку к оконному стеклу, словно прощаясь с улетающим в Нью-Йорк мужем! Доведется ли ей когда-нибудь снова провожать его? Какой же он красивый, сильный, уверенный в себе! Но вот он поднялся и исчез в чреве самолета.

– Прощай, Эйден, – прошептала она, засунув руки в карманы куртки. Пора уходить! Эта глава ее жизни закончилась. Надо заехать в супермаркет, а оттуда скорее домой – освободить няньку, миссис О'Брайен. И матери не грех позвонить. Сообщить, что происходит. И в ответ наверняка услышать сакраментальную фразу – «Я так и знала».

Дверь самолета закрылась, громко взревели моторы. Мысли Джилл унеслись в прошлое, к той минуте три года назад, когда она позвонила матери, чтобы сообщить о своем замужестве.

– Ну хорошо, я понимаю, твой начальник, но что он за человек? – В голосе матери слышалось сомнение. – Ответь мне, положа руку на сердце, ты хорошо его знаешь после двухмесячного знакомства?

Разумеется, она его прекрасно знает. Эйден Морс – самый красивый, самый энергичный, самый умный из всех встречавшихся ей когда-либо мужчин.

– А откуда он родом? Кто его родители? Джилл сообщила матери то немногое, что знала сама: Эйден родом из Орегона, братьев-сестер нет, родители умерли. Он приехал в их город учиться в университете, а потом остался работать в электронной фирме, где писал диплом.

– Но, Джилл, ведь у него должны быть какие-нибудь родственники, – упорствовала Милдред Крюгер, узнав, что на свадьбе не было ни одного гостя из Орегона. Семья очень много для нее значила. – Кто его родня?

– Да что мне за дело до его родни, – с досадой отмахнулась Джилл. – Я выхожу замуж за мужчину, а не за его родню.

А затем настал день, когда возник вопрос о детях.

– О Джилл! Да знаешь ли ты, что он не хочет иметь детей?

Да, она знала. Эйден никогда этого не скрывал.

– Что это за муж, который не хочет иметь детей? – Прожив жизнь с таким человеком, как отец Джилл, Милдред не могла себе представить, что существуют иные мужья.

Джилл попыталась объяснить матери, что к чему. Дети просто не укладывались в жизненные планы Эйдена. Он поставил себе целью к тридцати пяти годам стать одним из руководителей огромной компании Эй-Би-Экс, и времени на детей у него просто не оставалось. Ему нередко приходилось работать сутками напролет, и уж по крайней мере на работе он проводил не меньше времени, чем дома. А дети, говорил Эйден, заслуживают неизмеримо большего, чем он способен им сейчас дать.

Была и другая причина, мешавшая Эйдену обзавестись детьми. Его родители после развода перебрасывались им, как мячиком от пинг-понга, и в результате у него сохранились весьма тяжелые воспоминания о детстве. Но Джилл об этом умолчала, не желая бросать тень на мужа.

Поэтому на слова матери о том, что она не знает мужчин, не желающих заводить детей, Джилл ответила:

– Таких, мамочка, очень много. Они довольствуются тем, что счастливы в браке, доставляют радость своим женам, путешествуют с ними, устраивают себе уютное гнездышко. Почему тебе так трудно примириться с тем, что и Эйден принадлежит к их числу?

Даже теперь, спустя три года, она словно наяву слышит голос матери:

– Потому что он твой муж.

Долгое время Джилл не могла согласиться с мнением матери, будто, вступив в бездетный брак, она пошла против своей природы. Спору нет, она всегда любила детей и видела себя в роли матери, но ей казалось, что она примирилась с их отсутствием, и доводы Эйдена не вызывали у нее больше возражений.

Так оно, наверное, и было. В течение года она наслаждалась безоблачным счастьем. Сдержанный со всеми, предпочитающий держать людей на расстоянии, Эйден с ней становился совсем иным, во всяком случае в постели. Его страстность буквально лишала ее рассудка.

Медовый месяц они провели на Гавайях, через пять месяцев отправились на остров Сент-Томас, а полгода спустя – в Париж. Приобрели дом, огромный, в колониальном стиле. Джилл выполняла обязанности личной секретарши Эйдена, а следовательно, сопровождала его во всех деловых поездках. А дома принимала у себя гостей – сослуживцев мужа с женами. Все казалось замечательным.

Но вдруг она забеременела – и благоденствию пришел конец.

Узнав о своем состоянии, Джилл обрадовалась, наивно полагая, что Эйден отреагирует таким же образом. Год счастливой семейной жизни, надеялась она, должен был смягчить его, а быть может, и в корне изменить его взгляды. Она даже предвкушала, как они оба отпразднуют радостную весть. Он, мечтала она, подхватит ее на руки и закружит по комнате. А затем откупорит бутылку шампанского, как делал ее отец, узнав об очередной беременности матери. И как поступал в подражание отцу ее брат при известии о предстоящем прибавлении семейства.

К несчастью, Эйден не был похож ни на отца, ни на брата Джилл. Ей никогда не забыть, как он побледнел, услышав «радостную» новость.

– Что же нам теперь делать? – спросила Джилл, осознав, как глубоко она заблуждалась.

– Что делать? Да ничего. Я бы хотел, чтобы этого не случилось, но раз случилось, так тому и быть.

Джилл вздохнула с облегчением. Он не попросил ее прервать беременность – и то слава Богу! Иначе их семейная жизнь тут же немедленно пришла бы к концу. А так оставалась надежда, что со временем он свыкнется с отцовством. Оно свалилось на него нежданно-негаданно, но со временем шок пройдет и Эйден поймет, что ничего страшного не произошло. Может даже, начнет радоваться. Но этого-то как раз и не произошло.

Он не покупал вместе с Джилл коляску и пеленки с распашонками, не читал книг о воспитании детей, которые ему подсовывала Джилл, не ходил вместе с ней слушать лекции на эту тему. Не он, а один из ее друзей забирал Джилл из родильного дома. Вместо этого он начал много путешествовать, причем без нее.

И все же она не теряла надежды. Время все поставит на свои места, уговаривала себя Джилл, стараясь не замечать, что становится все более одинокой. Вот увидит муж младенца – и растает, полагала она. Ибо иначе просто не может быть.

Оказалось, может. Он и увидел-то новорожденную лишь на четвертый день ее жизни – задержался в командировке. Чем дальше, тем глубже он уходил в себя, тем больше времени уделял работе и своим коллегам. Он ни разу не сменил ребенку пеленки, никогда не кормил младенца из бутылочки, а на руки если и брал, то очень и очень редко.

Вопрос: какой мужчина не хочет иметь детей? – теперь звучал иначе: какой мужчина не хочет иметь своего собственного ребенка, уже появившегося на свет? И ответа на него не было.

Джилл перестала понимать Эйдена и в конечном итоге была вынуждена согласиться с матерью: да, она вышла замуж за человека, чей характер так толком и не узнала, за человека эгоистичного, озабоченного исключительно собственной карьерой, не способного меняться и совершенствоваться, за человека недоверчивого и холодного, который с неуемной страстью занимается любовью, но любить по-настоящему не умеет. Не желая спешить с выводами, она дала мужу достаточно времени – целых полтора года! – для того, чтобы тот изменил свое отношение к ней и дочурке, но все тщетно!

А ведь девочки так нуждаются в отцовской любви! Джилл знала это по собственному опыту – именно отец взрастил в ней уверенность в себе и чувство собственного достоинства. О том же толковали и все книги, посвященные воспитанию детей.

Самолет вырулил на взлетную полосу, и Джилл вздохнула с облегчением. Да, все правильно! Она еще молода – ей только-только исполнилось двадцать шесть. Не исключено, что со временем она встретит симпатичного человека, который не будет ни в тридцать пять лет, ни в пятьдесят пять, ни в каком-либо ином возрасте стремиться во что бы то ни стало занять начальственное кресло, а посвятит всю свою жизнь ей и Мэдди.

Девочке нужен любящий отец, а ей, Джилл, муж, настоящий муж, который был бы ей одновременно и любовником и другом. И не важно, будет он богат или беден, красив или непривлекателен, лишь бы проводил с ней время, беседовал, радовался жизни. Главное, чтобы он отдал ей сердце – вот что важнее всего для женщины. Не так уж и много вроде бы.

Ну а если подобный мужчина не встретится, тоже не беда. Они с дочкой не пропадут. Джилл окружит ее такой любовью, что девочка никогда не почувствует отсутствия отца.

Шум двигателей сделался еще громче, и самолет побежал по взлетной полосе. Лети, лети, Эйден, навстречу твоей честолюбивой мечте. Меня это больше не касается. Я хочу только одного – покоя,думала Джилл, не спуская глаз с самолета, который с ревом оторвался от земли и начал медленно набирать высоту. Джилл удовлетворенно улыбнулась – пытка расставания кончилась. Все позади.

Она уже намеревалась отойти от окна, как вдруг заметила, что самолет как-то странно качнул крыльями. Она помедлила, потом решила, что это ей померещилось, и снова повернулась, чтобы уйти, но крылья опять дрогнули, и у Джилл замерло сердце: что-то с этим самолетом неладно.

Эйден весь напрягся. В иллюминаторе горизонт то падал, то опускался, то падал, то опускался, и так без конца. В поисках прочной опоры он вцепился в ручки кресла.

– Что за дьявольщина? – произнес кто-то позади него.

Эйден попытался взять себя в руки. В каких только условиях он не летал – при грозе, в ледовом шторме, в ураганном ветре, – и то все обходилось, а сегодня погода – лучше желать нечего. Следовательно, причин для волнения нет. Ни малейших.

Самолет пошел боком и, вместо того чтобы выровняться, сделал поворот на сто восемьдесят градусов.

– Что за дьявольщина? – повторил пассажир сзади. Эйден поймал себя на том, что мысленно чертыхается теми же словами. В салоне загудели голоса, кое-кто выражал свое недоумение в довольно резких выражениях.

Из кабины вышел пилот и спокойным тоном объявил, что оснований для тревоги нет, но они тем не менее возвращаются в аэропорт. Затем посоветовал всем пристегнуть ремни.

– Я постараюсь посадить машину как можно мягче, – добавил он.

В чем дело, пилот не объяснил, и его слова никого не успокоили, а тем более Эйдена, который всегда безошибочно замечал ложь и неискренность.

Самолет все больше и больше заваливался то на одно крыло, то на другое. Эйден плотно смежил веки и сделал несколько глубоких вдохов, потом заставил себя открыть глаза. Впереди виднелся аэродром и даже верхушки деревьев внизу. Эйден измерил глазом расстояние до аэродрома и деревьев, и его прошиб холодный пот.

Меж тем самолет пошел на снижение, ломая по пути древесные ветки, которые разлетались по сторонам наподобие спичек. Кто-то из пассажиров рыдал, кто-то кричал, другие, напротив, в ужасе онемели. В числе последних был и Эйден.

Внезапно деревья исчезли из виду, и самолет помчался над взлетной полосой. Он шел на посадку, точнее, не шел, а валился, притом с невероятной скоростью. Но вот наконец Эйден ощутил удар, еще один, и снова удар… Его пронзила острая боль в спине, в ноге, в руке… Диким от мучительной боли голосом он вскрикнул «Бекки!» и потерял сознание.