Текст книги "Дворец из камня"

Автор книги: Шеннон Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 
В палатах из хлеба жила королева,
Тра-ля, тру-лю, ненасытное чрево.
Изгрызла кровать и комод обглодала,
Тра-ля, тру-лю, днем и ночью жевала!
 
 
Ни с кем не желала делиться любезно,
Тра-ля, тру-лю, и просить бесполезно.
Но плесень зеленая – вот так дела! —
У жадины хлебный дворец отняла!
 

Но кричала не только Мири.

Гвардейцы окружили короля и его свиту, оттесняя их ко дворцу. Толпа, собравшаяся на церемонию вручения даров, побежала к воротам. Двор мгновенно превратился в клетку.

– Сюда! – велела Кэтар.

Эскелиты последовали за Кэтар ко входу во дворец, обходя подальше два неподвижных тела.

Несколько гвардейцев с грозным видом загородили дверь. Кэтар объяснила, что она делегат, а девушки – служительницы принцессы, но гвардейцы крепко держали свои копья.

Из дворца появилась Бритта. Без солнечных искр ее волосы выглядели темнее, щеки, покрытые веснушками, ярко пылали.

– Пропустите их, пожалуйста, – сказала Бритта, и только тогда гвардейцы отступили.

Во дворце нависла тяжелая атмосфера, словно дым от засорившейся печной трубы. Когда Мири представляла встречу со своей лучшей подругой, ей и в голову не пришло, что прозвучат выстрелы, погибнут люди. По сигналу Бритты все девушки, включая Мири, и Петер последовали за ней по коридору в большую комнату. Она закрыла дверь и щелкнула замком.

Мири больше не слышала шума и криков со двора. Рядом с ней был Петер, их руки соприкасались. Бритта зажмурилась. Герти, самая младшая из девушек, дрожала. Мири поняла, что никто из них пока не готов говорить о случившемся.

Она прокашлялась:

– Значит, мы будем жить здесь?

Герти вздохнула и огляделась, обрадованная тем, что можно отвлечься.

Комната напомнила Мири общую спальню учениц в академии принцесс. Но там им выделили пустое, необставленное помещение. А в этом зале на полу лежали ковры, спальные места представляли собой матрасы на деревянных рамах, отделенные друг от друга свисающими с потолка занавесками, что давало возможность каждой девушке спокойно переодеться и спать в относительной изоляции от других. Ткани для занавесок были цветные, с цветочными узорами, в полоску или завитушку. Мири решила, что это сделано для красоты, но ей подобное убранство показалось чересчур ярким.

– Да, это ваш дом на целый год, – сказала Бритта. – Постарайтесь не волноваться. Здесь нам ничто не грозит, охрана обо всем позаботится. Все собрались, кто приехал? В таком случае можно убрать лишние кровати. Моя комната находится напротив, через коридор.

– Мы будем жить в самом дворце? – спросила темноглазая Лиана, с удовольствием озираясь по сторонам.

– А я думала, дворец построен из линдера, – сказала Герти, проводя кончиками пальцев по стене из светлого известняка.

Ее отец, глава деревенского совета, был здоровяком, а его дочь скорее напоминала птичку – худенькая, светленькая, очаровательная певунья.

– Только главное крыло, где живет король, – пояснила Бритта. – Мы находимся в южном крыле. Здесь действуют удивительно строгие обычаи: только королевская семья может жить в стенах из линдера, слугам и охранникам дозволено проводить там не больше восьми часов подряд, а потом они должны переходить в другое крыло дворца, ну и тому подобное. – Она пожала плечами. – Разве их поймешь, этих сумасшедших жителей равнины.

Мири рассмеялась, и Бритта ей улыбнулась.

– Кэтар, – сказала она, – я подумала, что ты захочешь побыть со своими подругами, пока они здесь, поэтому велела перенести сюда твои вещи из комнаты в крыле делегатов.

Бритта улыбнулась, уверенная, что сделала хорошее дело, и вроде бы даже не заметила сомнения на лице Кэтар.

У Кэтар никогда не было подруг, хотя, по мнению Мири, ее жестокость в прошлом объяснялась просто несчастливой жизнью. Возможно, теперь, когда она покинула гору Эскель и отца, который никогда ее не любил, она наконец готова к дружбе.

– И мои вещи тоже пусть сюда принесут, – заявил Петер, падая на ближайшую кровать.

Утонув в мягком матрасе, он застонал от удовольствия и перевернулся на бок.

– Хм… мне кажется, что мальчикам… – начала Бритта.

– Не обращайте на меня внимания! – Петер натянул на голову одеяло.

Мири не понимала, как можно даже притворяться, что хочется спать. Она едва сдерживалась, чтобы устоять на месте.

– Не волнуйся, Бритта, – сказала Эса. – Мы выставим его пинками еще до ночи. Ступай-ка ты к своему учителю, братик.

Она толкнула Петера, укрывшегося с головой, а он преувеличенно громко захрапел.

В дверь постучали, напугав Мири. Снаружи раздался голос, и Бритта открыла дверь какому-то чиновнику.

– После всего, что случилось, начнут созывать советы. – Бритта вздохнула и встретилась взглядом с Мири. – Мне жаль, что ваш приезд совпал с такими событиями. Но я очень рада, что вы все здесь!

Как только Бритта ушла, Кэтар схватила Мири за руку и потащила в другой конец комнаты. Мири оробела перед мягкой длинной скамьей, которую Кэтар назвала софой. Нельзя же, в самом деле, использовать такую прекрасную вещь как обычную табуретку! Но Кэтар рывком усадила Мири рядом с собой.

– Ой! – сказала Мири, устраиваясь поудобнее. – Мне кажется, мы с этой софой подружимся.

Кэтар строго посмотрела на нее, но Мири сделала вид, что не заметила этого.

– Тот человек выкрикнул что-то насчет босоногих перед тем, как…

– Перед тем, как выстрелить в короля. – Кэтар объяснила ей все про пули и порох, а потом рассказала про общественные классы в Данленде: – Землей владеет знать. Простолюдины платят подати господам за землю, на которой живут. Некоторые торговцы и ремесленники из простолюдинов живут припеваючи. Но беднейшие слои – фермеры, работники и слуги – называются босоногими.

Мири подумала, что она и остальные жители горы Эскель тоже сойдут за босоногих.

– А как понимать то, что он хотел убить короля за босоногих? – спросила Мири.

– Думаю, это надо понимать так, что началось то, о чем я и хотела с тобой поговорить, – ответила Кэтар.

Она бросила взгляд в сторону девушек, но те выбирали себе кровати и исследовали шкафы, забитые одеждой.

– Революция, – прошептала Кэтар.

Мири впервые слышала это слово, но почему-то ее охватила дрожь.

– Весной, сразу после моего приезда во дворец, ко мне пришли несколько простолюдинов, – продолжала Кэтар. – Я хоть и делегат, но дочь каменотеса, вот они и решили, что я с сочувствием отнесусь к босоногим. Последние несколько лет дела у них идут совсем плохо. Король все время повышает подати с землевладельцев, а те, в свою очередь, взимают все больше с простолюдинов, проживающих на их землях. Босоногим приходится отдавать знати такую большую часть своего урожая и прочих доходов, что они боятся голода. А когда люди чего-то боятся, Мири, они совершают безумные поступки.

– Как тот человек на королевском дворе.

Кэтар придвинулась ближе:

– Эти мятежники хотят, чтобы я примкнула к их делу и шпионила среди делегатов.

– И ты согласилась для них шпионить? – спросила Мири.

– Нет! Я сказала, что подумаю, и с тех пор стараюсь не попадаться им на глаза. Стоит только вельможам короля заподозрить, что я разговаривала с такими людьми, и я потеряю свое место делегата. Или еще больше – голову, например.

– Тогда не разговаривай с ними, – сказала Мири, внезапно испугавшись. – Избегай их.

– Я так и делаю. Но они не оставляют меня в покое: присылают записки, поджидают у Дома делегатов, пристально глядя на меня. Я не считаю их плохими людьми. Они просто отчаялись. И наверное, оголодали. – Она заговорила еще тише: – Нам ведь с тобой прекрасно известно, каково это – отправляться спать на голодный желудок.

Мири кивнула. Голод пронизал все ее детство, как нитка пронизывает ожерелье из бус. Но Кэтар наверняка преувеличивает невзгоды бедняков с равнины. Как можно ходить голодным на земле такого изобилия?

– То, что мы совершили в прошлом году, – то, что ты совершила, Мири, – это самая настоящая революция. Когда все перевернулось с ног на голову. Это ты сказала, что если испокон веку так заведено, то еще не значит, что нельзя ничего изменить. Это ты уговорила деревенский совет отказаться от условий торговцев и отстаивать справедливую цену. Ты проявила большую храбрость.

Мири заморгала от удивления, услышав комплимент из уст Кэтар, привыкшей в лучшем случае говорить «спасибо».

– Вручение даров – традиция старинная, ей столько же лет, сколько Данленду, но сегодня знать воспользовалась ею, чтобы высмеять королевский трон. Господа по-прежнему выплачивают королю подати – они не осмеливаются противостоять ему и его гвардейцам. Но гнев, должно быть, растет, если даже благородные господа не оказывают честь монарху. А какой-то простолюдин с оружием вообще попытался его свергнуть. – Кэтар вздрогнула и потерла руки, делая вид, что ей просто холодно. – Возможно, он действовал один, но нельзя исключать, что тысячи таких, как он, сейчас объединяются. Хотелось бы знать точно. Сейчас обстановка для нас, жителей горы Эскель, вполне благоприятная. Если дело простолюдинов обречено, то присоединяться к борьбе против короля – плохая мысль.

– А если оно не обречено? – поинтересовалась Мири.

– Если они свергнут короля и создадут новое правительство? В таком случае нам лучше примкнуть к их стороне, причем быстро. Нас слишком мало, чтобы выстоять в одиночку. Мы просто обязаны быть на стороне победителя, или нас раздавят. Я бы предпочла не видеть, как наших отцов повесят за предательство той или другой стороны.

Мири покачала головой:

– Помнишь, как наша школьная наставница и все торговцы говорили о равнине? Их послушать, так здесь жизнь идеальная.

– Ничего здесь нет идеального, – сказала Кэтар и обняла обеими руками оранжевую подушку. – Насколько я понимаю, в Замке Королевы тебе представится возможность общаться с широким кругом людей и оценить ситуацию.

– Выходит, для тебя слишком опасно быть шпионкой, а мне эта роль подойдет?

– Я делегат, – пояснила Кэтар. – Королевские вельможи сразу заметят, если я начну вращаться среди простолюдинов, даже если действовать скрытно.

– Ладно, сделаю, что смогу.

– Будь осторожна. Никому не рассказывай о своих планах, даже Бритте, договорились? – Кэтар опустила голову, теребя кисти на подушке. – Ты, наверное, не поверишь, но я не жажду оказаться зрителем на твоей казни.

Тут Мири осенила одна мысль.

– Погоди… Кто владеет горой Эскель?

– Что?

– Ты говорила, земля принадлежит только знатным господам, а на горе Эскель нет никаких господ уже сотни лет.

Кэтар посмотрела на потолок, словно искала ответ на белой штукатурке:

– Думаю, всем владеет король.

– Если простолюдины платят подати своим землевладельцам, тогда почему нам не приходилось платить королю?

Раздался взрыв смеха. От неожиданности Мири даже подскочила. Оказалось, что Бена и Лиана столкнули Петера с кровати на пол. Тогда он запрыгнул на кровать Лианы и с хохотом вцепился в нее обеими руками, сопротивляясь девушкам, которые старались стащить его вниз за лодыжки.

– Ну так что, вы помолвлены? – спросила Кэтар.

– Нет, – коротко ответила Мири.

– Ой-ой-ой, – усмехнулась Кэтар, вздернув бровь и на секунду став прежней язвительной девчонкой. – Похоже, я ненароком затронула тему еще более опасную, чем революция.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 
Чистое небо, кошачий глаз,
Медовая капля, макушка ивы,
Дым из трубы, старый дуб,
Полоска флага, спелая слива,
Сосновый сучок, лунный свет,
Роза и воронова крыла цвет.
 

Окна в карете были стеклянные, но на них висели занавески. Мири чувствовала себя примерно так же, как в повозке Энрика, когда пряталась от дождя под покрывалом. Правда, теперь сиденья были обиты красным бархатом и она сидела рядом со своей лучшей подругой.

– Я действительно не считаю, что мне грозит опасность, – сказала Бритта. – Тот вчерашний бедняга был сумасшедшим. А кроме того, он… – Она умолкла. – Но все равно Стеффан никак не хотел отпускать меня с тобой, пока я не пообещала плотно задернуть занавески. Надеюсь, тебя не укачало.

Мири обхватила себя за живот и состроила страдальческую гримасу:

– Омлет, который нам подали на завтрак, был таким восхитительным… ик… что, пожалуй, я бы взглянула на него еще раз…

– Только осторожнее, не запачкайте мое платье, ваша светлость, – чопорно пропищала Бритта, приосаниваясь. – Это последний фасон из самого Морленда.

– Вы хотите сказать, – заговорила Мири таким же противным голосом, – что в Асленде не модно украшать свое платье завтраком?

– Вероятно, вы считаете нас такими отсталыми, моя дорогая.

– Я просто шокирована! – Мири улыбнулась, но ей было трудно забыть о вчерашнем происшествии. – Тот охранник… он знал, что может погибнуть, и тем не менее подставился под пулю.

– Чтобы спасти короля. – Бритта на секунду закрыла глаза. – Королевские гвардейцы приносят присягу, когда поступают на службу.

Мири кивнула, но ее действительно подташнивало, и не только от тряски в карете. Ей хотелось расспросить Бритту о революционных волнениях, однако Кэтар предостерегла ее от вопросов на эту тему, велев помалкивать.

– Не волнуйся. Я уверена, король и его придворные разберутся со всеми недоразумениями, – сказала Бритта. – Самое главное, ты здесь! Прости, что поторопила тебя, но у нас впереди еще целый год, а я знаю, ты бы не захотела пропустить первый день занятий в Замке Королевы.

Мири немного раздвинула занавески и, прищурившись, попыталась разглядеть сквозь собственное отражение в стекле, что ожидает ее снаружи.

Карета выехала на мост. Река расходилась на два рукава вокруг каменистого островка, на котором возвышалось здание из красного кирпича с остроконечными башенками и крышей из позеленевшей меди.

– Замок Королевы, – тихо произнесла Мири.

От одного названия на душе стало хорошо. Ведь здесь таились все знания мира. Если бы она овладела ими, то потом могла бы сама учить других у себя дома, а гора Эскель наконец получила бы те же преимущества, какими пользуются жители равнины.

Не дожидаясь, пока карета остановится, Мири начала открывать дверцу.

– Погоди! – сказала Бритта. – Это дурной тон – упасть и разбиться насмерть в первый день занятий! Кроме того, ты должна надеть вот это поверх своей одежды. Это мантия студента.

– Кто такой студент?

– В общем, ты одна из них. Это человек, который хочет много узнать, у него такая работа – учиться.

Мири сунула руки в широкие рукава, спереди застегнула крючки. Мантия бледно-голубого цвета, как утреннее небо над горой Эскель, а над сердцем – вышитая эмблема в виде короны и открытой двери.

Бритта чмокнула подругу в щеку и пожелала ей удачи:

– Карета вернется за тобой в конце дня. Иди и учись за всех нас.

Мири знала, что Бритта не имела в виду ничего плохого, но ее слова вызвали болезненный отголосок. «Иди и учись за всех нас». За других выпускниц академии принцесс, за ее родных, за все население горы Эскель. К тому же ей предстояло познакомиться с другими простолюдинами и выяснить для Кэтар, стоит ли присоединяться к их делу или безопаснее держаться короля. Мири не могла никого подвести.

«Я не подведу», – дала себе слово девушка.

Тяжелые длинные мантии поверх одежды служили защитой от грязи, в них не полагалось красоваться. Но Мири, проходя сквозь массивные деревянные двери, чувствовала себя красавицей, как тогда, на балу в академии принцесс. Ведь она, маленькая Мири из горного селения Эскель, превратилась в столичную студентку.

Но видимо, она была одной из тысячи.

Замок наводняли люди в таких же, как у нее, мантиях, только других цветов. Мири завертела головой по сторонам. Как их много! И так много седых голов. Она пригладила свои каштановые волосы. Еще раньше она успела заметить, что столичные девушки чаще всего ходят с распущенными волосами, поэтому сегодня утром не стала заплетать косы. Так странно было ощущать, что волосы висят свободно.

Навстречу ей попалась группа студентов в оранжевых мантиях, и она поспешила уступить им дорогу. На нее тут же налетел какой-то студент в коричневом, и Мири метнулась в угол. Сердце у нее громко забилось, и, чтобы справиться со страхом, Мири представила, что держит за руку свою сестру.

Но вместо Марды рядом оказался юноша постарше, в голубой мантии. Он окинул ее взглядом, и Мири внутренне содрогнулась, ожидая замечания, что она слишком молода для студентки. Тогда ей придется объяснять, что она не так молода, как выглядит, просто не выросла, что тут поделаешь. Хотя, быть может, она действительно слишком молода. А вдруг произошла ошибка и ее выдворят отсюда?..

– Цвет мантии зависит от курса обучения, – произнес юноша.

– А-а. Я не знала.

– Я сразу понял по твоим глазам, что ты здесь впервые. Еще совсем недавно у меня был такой же взгляд. Я приехал в прошлом году, полный задора и готовности учиться! А потом стоял на этом же самом месте и ждал, когда мне кто-нибудь подскажет, что делать.

– Ну и как, подсказали?

Он покачал головой:

– Все были очень заняты, изображали из себя студентов. Если тебя не привлекает перспектива бесцельно бродить по замку, можешь пойти за мной.

Пока они шли, Мири рассматривала юношу. Волосы у него были такие светлые, что казались почти белыми. Лицо хорошее, с выразительным ртом. Она и сама не поняла, почему отметила в первую очередь рот.

– Э-э… А светло-голубой означает новичка? – осмелилась она спросить.

– Совершенно верно. Каждый первокурсник носит «чистое небо», как это здесь называется. «Кошачий глаз» – это будущие учителя. – Он кивнул в сторону группы студентов в зеленых мантиях. А затем обучил Мири песенке, в которой назывались все двенадцать областей знаний. – Когда достигаешь статуса магистра, то носишь «вороново крыло» – черную мантию.

– Ха, – усмехнулась Мири и тут же пожалела об этом.

– Что смешного? – спросил юноша.

– Ничего. Я просто подумала, что магистры точно самые умные. На светло-голубом видно каждое пятнышко, но если магистр не постирает свою черную мантию, никто даже не заметит.

– Если только не подойдет к нему с подветренной стороны, – сказал юноша и помахал у себя перед носом.

Мири улыбнулась. Наверное, студенты не слишком серьезные люди и любят посмеяться.

– А сколько времени уйдет на то, чтобы стать магистром?

– Лет двадцать, не меньше.

– Двадцать…

У Мири упало сердце. Как же она успеет выучиться всего за один год?

– Погоди… Если ты был здесь в прошлом году, почему же по-прежнему носишь голубое?

– Я не закончил учебный год, – ответил юноша, и что-то в его голосе подсказало Мири, что он не желает об этом говорить.

Они поднялись по многочисленным лестницам (Мири даже не подозревала, что их может быть так много) и наконец пришли в зал, облицованный серой каменной плиткой и деревянными панелями, с узкими окнами, выходящими на реку. Здесь оказалось около трех десятков студентов в мантиях «чистое небо», из них двое или трое, к облегчению Мири, были одного с нею возраста. Мужчина с седой бородой – единственный, на ком была черная мантия, – поднял руку, и все притихли.

– Я магистр Филипп. А вы либо начинаете свою учебу в Замке Королевы, либо проникли сюда незаконно. Если вашего имени не окажется в моем списке, – он потряс какой-то бумагой и грозно зарычал, – я буду вынужден отослать вас на лобное место для казни без суда и следствия.

Мири подумала, что он шутит. Наверняка шутит, как же иначе? Но никто не засмеялся.

– Называйте свои имена, а я буду отмечать по списку.

Магистр Филипп ткнул пальцем в ближайшую студентку.

– Ханна, дочь Венджера, из Элсби, – представилась девушка.

Магистр Филипп уткнулся в бумагу.

– Мм, ваше имя здесь есть, так что, похоже, вы избежали топора. На сей раз. Следующий.

После первого десятка имен и провинций Мири перестала слушать. Тот юноша, который с ней заговорил, оказался Тимоном из Асленда. Его имя она запомнила.

Мири внимательно рассматривала картину над камином, когда Тимон толкнул ее в бок. Настала ее очередь представиться.

– Ой. Я Мири, дочь Ларена, с горы Эскель.

Магистр дернул бровями: наконец-то его что-то заинтересовало.

– Наша первая студентка с горы Эскель. Мм… А где вы проходили предварительную подготовку?

Мири заморгала:

– Какую предварительную подготовку?

– В какую школу вы ходили раньше?

– Да в ту единственную, что у нас была. В академию принцесс.

Вот теперь все заинтересовались. Мири нервно улыбнулась, испугавшись, как бы ее не приняли по ошибке за Бритту.

– Я была там просто одной из учениц, – пояснила она. – Не принцессой. То есть среди нас принцесс не было, конечно. И принц Стеффан выбрал не меня в свои невесты. Он выбрал Бритту, поэтому теперь она будет принцессой. Но мне все равно. То есть… хм…

«Закругляйся, Мири», – велела она себе.

– Выпускница академии принцесс, – произнес магистр Филипп. – Скажите-ка мне, вы учились чему-нибудь, помимо чтения?

– О да, мы учили всё.

– Всё? – Он заморгал, презрительно поджав губы. – Я не знаком с таким предметом. Он относится к естественным наукам или искусству?

– Э-э, я хотела сказать, что мы также изучали коммерцию, дипломатию, географию, королей и королев, манеры и искусство беседы…

Кто-то фыркнул, и Мири покраснела. Наверное, настоящим студентам нет дела до манер и искусства беседы.

– Хорошее начало, – сказал магистр Филипп.

Начало? Разве есть другие предметы?

– Само собой разумеется, чтобы стать преподавателем, нужно также постичь основы математики, естествознания, инженерной науки, юриспруденции, музыки и живописи, астрономии, истории, логики, риторики, теологии и этики.

– Что такое этика? – спросила Мири.

Если честно, названия других перечисленных предметов она тоже слышала впервые, но сразу их забыла.

– Этика… – Преподаватель перевел взгляд на картину над камином. – Я заметил, как внимательно вы разглядывали это произведение искусства.

Мири кивнула. До приезда в Асленд она видела только одну картину и дорожила ею не меньше, чем своими шестью книгами. Но теперь ее картина потеряла всякое значение. Та, что висела здесь, была не только больше по размеру, но и живее, ярче. Изображенная на ней девушка наливала молоко из кувшина и смотрела в окно, за которым царила ночь. И Мири чувствовала все то, что, наверное, чувствовала эта девушка. Что ее дом маленький и надежный, а мир там, за окном, огромный и пугающий, но в то же время зовущий. Как она поступит, эта девушка? Останется дома и будет все так же наливать молоко? Или уйдет?

– Это одна из сохранившихся работ мастера-живописца Халстейна. Обратите внимание, как свет от свечи падает на щеку девушки, повторяющую форму кувшина и полумесяца. Совершенство.

– Да, – согласилась Мири.

– А теперь представьте, что в Замке Королевы начался пожар. Кроме вас, в здании находится только один человек – убийца ребенка, прикованный цепью в темнице. Если спасете убийцу, он не причинит вам зла, но проведет остаток жизни в другой тюрьме, а картина погибнет. Если спасете картину, то погибнет человек. Кого будете спасать – убийцу или картину?

«Картину, конечно», – сразу подумала Мири. Но, заподозрив, не пропустила ли она чего-то, сказала только:

– Картина невосполнима…

– Как и человек, – подхватила девушка по имени Ханна.

И тут начался спор, такой динамичный, что Мири едва успевала следить, кто и что говорит.

– Картина вдохновляет, а человек убивает.

– В отличие от картины человек живое существо, а потому обладает бесконечным потенциалом творить добро…

– Или зло.

– Картина дарит нам красоту.

– Красота бесполезна. Просто подсчитайте, что дороже: картина или работа, которую может сделать человек.

– Ты только и думаешь, что о звонкой монете. А как же добро и зло?

– Кто имеет право судить о ценности человеческой жизни?

– Да и есть ли какой-то предмет ценнее человеческой жизни?

– Он уничтожил свою жизнь, лишив жизни другого человека.

– Вот это, госпожа Мири, – изрек наконец магистр Филипп, призвав всех к тишине поднятой рукой, – и называется этикой. Наукой, решающей, что правильно, а что нет.

– Неразрешимый вопрос, – сказала Ханна.

– Такой же неразрешимый, как сама жизнь, – возразил Тимон.

Мири так не думала. Однажды ее пытался убить вор и разбойник. Теперь он был мертв, о чем Мири нисколечко не жалела. А самое главное, картина действительно была прекрасна.

Остаток утра они занимались математикой, и хотя Мири прилежно писала мелом на своей доске, она то и дело поглядывала на картину. Вопрос этики, казалось, повис в воздухе прямо перед ней, этакая пылинка, которую ладошкой не поймаешь.

В конце дня Тимон поравнялся с ней на лестнице, когда они покидали здание.

– Ты поселилась не в Замке Королевы? – поинтересовался он. – Я тоже живу в городе. Можем вместе пройтись.

– Э-э… за мной приехала карета.

Мири опустила голову, чтобы закрыть лицо волосами. Только богатые разъезжали в каретах, и Мири почувствовала себя самозванкой.

– Тебе далеко ехать?

– Во дворец…

Он заморгал:

– Так ты что, придворная?

– Хм… я служительница принцессы, – ответила она так, словно сама сомневалась.

– Понятно.

После секундной заминки Тимон зашагал быстрее, направляясь к мосту.

Мири смотрела ему вслед, испытывая досаду и угрызения совести. Как она могла надеяться, что разузнает что-нибудь для Кэтар? Нельзя же, в самом деле, подойти к Тимону и сказать: «Отличный денек, мне нравится твоя обувка, и, кстати, не расскажешь ли мне о революции?» С тем же успехом она могла бы завопить на весь город: «Все, кто хочет избавиться от короля, поднимите руки».

Тут к Мири подошли двое ребятишек. Очень худенькие, босые, одному на вид лет пять, а другому – семь. Костлявыми ручонками они вцепились в ее одежду и захныкали.

– Пятачок, пожалуйста, будьте добры, – попросил мальчишка.

Мири знала из книг, что так называют деньги.

– Я не поняла. Вам нужна монетка?

– Пятачок мне, пятачок моей сестрице или один на двоих, будьте добры, пятачок на двоих, подайте.

У Мири не было денег, ни тяжелых золотых, ни легких медных монет, она так им и сказала, но они ее не отпускали. Мири попыталась мягко отцепить руку мальчика, но он только заголосил еще громче.

– Пятачок, пятачок, будьте добры, – повторяли дети снова и снова, с надеждой глядя на нее.

Мири строго велела им отпустить ее, даже оттолкнула детей, но они лишь усилили напор, прижав ее к воротам. Их пальцы впились в нее, как ястребиные когти. От их одежды и волос шло нестерпимое зловоние, их молящие голоса немилосердно терзали нервы:

– Пятачок, пятачок, подайте…

Откуда ни возьмись, появился Тимон.

– Держите, – сказал он, сунув каждому по серебряной монетке. – А теперь ступайте.

Дети зажали монеты в кулачках и кинулись бежать. Вскоре они исчезли в толпе прохожих на мосту.

Мири сказала, чуть не плача:

– Я говорила им, что у меня ничего нет, но они мне не верили.

– Они привыкли, что люди говорят им «нет». Когда не поешь день или два, голод доводит до отчаяния. На этих улицах слишком много бедных и отчаявшихся.

– Бедных? Но это же столица.

– И в Асленде есть бедняки, Мири. Разве ты не знала? Они повсюду.

Кэтар рассказывала, что босоногие часто голодают, но, пока Мири не увидела этих детишек, она не вполне в это верила.

Потом Мири вспомнила худенькую девочку из неизвестного городка, которую встретила в пути. Вспомнила, как эта девочка смотрела на Мири, когда та ужинала. И как она покусывала палочку. Вспомнила ее худые ножки, босые ступни. У Мири сжалось горло. Ей захотелось вернуться в то мгновение, поздороваться с девочкой, разделить с ней еду.

– Нет, не знала. Прости, – извинилась она и перед Тимоном, и перед той девочкой. – На гору Эскель почти все припасы привозили с низин – из Асленда и остальной части Данленда. Наверное, поэтому я считала, что здесь полным-полно продуктов.

– Многие на равнине живут припеваючи, – заметил Тимон. – Но слишком часто дети фермеров голодают, пока благородные господа набивают себе брюхо. Когда наступят перемены…

Тимон замолчал и огляделся, не подслушивает ли кто.

– Зря я так сказал… Я не имел в виду… Прости. – И он пошел прочь.

«Перемены?» Хватит ли у нее смелости спросить? Мири бросилась за ним, но страх будто не давал ей идти, толкал назад, и ей показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем она догнала Тимона на мосту.

– Подожди. Вчера у дворца кое-что произошло.

Он оглянулся:

– Ты имеешь в виду покушение на короля?

Мири подошла ближе и прошептала:

– Если грядут перемены, я бы хотела знать больше. Я бы хотела помочь.

У Тимона загорелся взгляд.

– Ты не шутишь? Но…

– Я живу во дворце, но я не одна из них. Надеюсь, ты мне поверишь.

Она ведь пообещала Кэтар. Да и воспоминание о худенькой девочке подстегивало к действию.

– Я не могу говорить свободно, – сказал он, – но… мы обязательно побеседуем, как только представится возможность. Сейчас много чего происходит.

И он улыбнулся ей, сверкнув светло-голубыми глазами. Мири невольно улыбнулась в ответ. Сердце ее как-то странно сжалось. Тимон явно был хорошо осведомлен, и Мири впервые подумала, что неизвестные перемены, возможно, окажутся чудесными.