Текст книги "Дворец из камня"
Автор книги: Шеннон Хейл
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Король Дан на горячем коне
Взирал на поле битвы в огне.
А на дереве посреди поля
Сидел востроглазый дрозд,
И этот дрозд не пел,
Нет, этот дрозд не пел.
Той ночью Мири спала чутко. Подруги мерно посапывали, будто медленно и тихо напевая: «Нет, нет…»
Утром Мири оделась и ушла не позавтракав. На углу, где они обычно встречались с Тимоном, она ни на секунду не задержалась – не хватило терпения подождать. Она лавировала между повозками и каретами, фургонами и лошадьми, совсем как корабль на воде. Наступали перемены, и она была к ним причастна.
Наверняка все студенты Замка Королевы сейчас готовились к следующему шагу – к революции. Какое бодрящее слово! Оно звенело как колокольчик, звучало как фортепиано. Революция казалась Мири песней, которую можно пропеть так громко, что услышит весь мир!
Но в Замке Королевы студенты в голубых мантиях, как обычно, собрались в своей аудитории. На первый взгляд никаких перемен.
– Вчера произошел интересный эксперимент, – начал магистр Филипп, когда последним вошел опоздавший Тимон с поникшими плечами. – Воля народа против воли короля. История демонстрирует нам несколько примеров, когда простолюдины пытались свергнуть корону. Все попытки провалились.
– Но в доках же получилось, – возразила Мири. – Люди сказали «нет», и чиновник убежал.
– В тот же день вечером явились королевские гвардейцы и отобрали все кувшины с маслом, – сказал Тимон, устало падая на стул. – Никто не протестовал.
– Волнующая была минута, мм? – Магистр Филипп прикрыл глаза. – Но вы, мои нетерпеливые юные коллеги, забываете историю. Нужно изучать прошлое, и тогда вы будете знать, что получится в будущем.
Мири потерла лицо. Вчера она казалась себе такой сильной, когда слилась с толпой, а теперь выяснилось, что это была иллюзия. Прошел всего день – и никаких перемен. По-прежнему правил король, который мог забрать все, что ему заблагорассудится: кувшины с маслом, фургоны зерна, две золотые монеты, завернутые в шаль. Мири сердито посмотрела на картину. О чем только думала эта нарисованная девица, пялясь на луну? Она ведь могла замечтаться и пролить драгоценное молоко. Глупая девчонка!
Магистр Филипп повел студентов в библиотеку при Замке Королевы, по дороге продолжая лекцию:
– И нужно очень тщательно изучать материал, чтобы докопаться до правды. Возьмем, к примеру, Дана Сердечного, первого короля Данленда, известного своими благодеяниями. До нас дошли истории о его доброте и мудрости.
Мири кивнула, как и остальные студенты. Она выросла вместе с песней «Дан и черный дрозд», в которой король остановил битву, чтобы спасти упавшее гнездо.
– Подобные истории похожи на мифы. Подлинные записи, дошедшие до нас с тех времен, свидетельствуют лишь о его таланте военачальника. Скажу больше… – Магистр Филипп сдержанно хохотнул. – Один из историков утверждает, что Дан получил свое прозвище Сердечный потому, что носил как ожерелье сердца своих врагов.
У Мири чуть не вырвалось «фу», но они вошли в библиотеку, и она позабыла обо всем на свете, изумленно озираясь по сторонам.
Когда-то она считала, что все знания мира содержатся в тринадцати книгах академии принцесс. И вот теперь она увидела тысячи книг. Ей даже захотелось сделать книксен, словно она попала в часовню.
Филипп велел студентам выбрать любой том по истории, прочесть и написать курсовую работу, подробно остановившись на каком-нибудь отдельном эпизоде.
– Выберите историю одной провинции, только не той, где вы родились, – уточнил он. – Для вас, Мири, это будет нетрудно, поскольку гора Эскель еще ни разу не вдохновляла историков.
Он отвел студентов в секцию истории, и Мири принялась осматривать полки, желая доказать магистру, что он ошибается. Быть может, в томе общей истории Данленда найдется глава, посвященная горе Эскель? Но она ничего не нашла.
Все остальные, кроме Тимона, выбрали книги и отправились читать.
– Ты расстроена, – сказал Тимон. – Возможно, в этой библиотеке нет трудов о твоем крае, но ведь жители горы Эскель записывают свою собственную историю.
– До учреждения академии принцесс у нас не было книг. Никто не умел ни читать, ни писать.
– История – это не только книги, – сказал Тимон, обнадеживающе улыбнувшись. – На могильных камнях, например, можно найти имена и даты.
– Мы не хороним наших покойников. Заворачиваем умерших в их одеяла и опускаем в Большую Расселину. Никаких могильных камней. У нас вообще никак не проследить ход времени, разве только по пустым каменоломням, заброшенным предыдущими поколениями. Наша история – это сплошные дыры.
У Тимона не нашлось ответа, и он просто пожал ей плечо, прежде чем уйти.
Мири пролистала несколько книг, но так и не решила, какую из них выбрать. Судя по записям в каталоге, горы Эскель вообще не существовало.
«Трагедия», – подумала она.
Это слово Мири узнала всего неделю назад, когда побывала с Бриттой на представлении новой пьесы. Очередная история разлученных влюбленных, на этот раз храброго солдата и девушки, помолвленной с другим. Ожидая, что пьеса, подобно первой, закончится свадьбой и смехом, Мири оцепенела, когда солдата зарезали, а девушка умерла от разбитого сердца.
– Ой, – сказала Бритта, когда занавес закрылся, – я не знала, что покажут трагедию.
«Это всего лишь история», – напомнила себе Мири в ту ночь, когда, свернувшись клубочком в кровати, оплакивала судьбу влюбленных.
Сейчас почему-то ее охватила такая же тоска. Трагедия. Из-за того, что никто на горе Эскель в свое время не научился читать и писать, их история теперь навсегда потеряна.
К Мири подошел магистр Филипп.
– Никак не выбрать книгу? – поинтересовался он.
– Их так много, – пробормотала она.
– Да, я знаю. Я прочел их все.
– В самом деле? И сколько на это ушло времени?
– Мм, половина жизни. Приходится, иначе не получить статус магистра.
Мири сглотнула. Ей осталось прожить в Асленде меньше года. Груз всего, чего она еще не знала, тяжелым камнем лег ей на плечи.
– Жаль, что вы планируете вернуться домой после лета. Проучились бы еще годик – стали бы наставницей. Вам бы пошла зеленая мантия, Мири с горы Эскель.
– Еще один год? – переспросила она.
Магистр кивнул:
– Или оставайтесь на два года, тогда получите мантию медового цвета и станете первым историком горы Эскель. У вас острый ум. Наступит день, и вы сможете надеть черную мантию.
Мири обрадовалась, когда он ушел. Комплимент магистра вовсе ее не взбодрил. Скорее, наоборот, тяжелый груз навалился сильнее, придавив ее неисполнимыми ожиданиями.
Тем не менее, полная решимости хоть что-то отыскать о родном доме, Мири обратилась к огромному библиотечному каталогу. В течение многих лет библиотекари заносили в этот том содержание каждой книги, что здесь хранилась. Мири обнаружила упоминание горы Эскель в отчете королевского казначея столетней давности и сняла книгу с полки.
Я не нашел никаких исторических записей о линдере, поэтому передаю здесь то, что услышал от других. Двести лет назад началась разработка залежей линдера в горе Эскель, для чего были наняты рабочие. Министр каменоломней сообщил королю, что «работа с линдером изменила людей», но подробности остались неизвестны.
Король Йорган упразднил пост министра каменоломней, предоставив эскелитам самим о себе заботиться. Только самые закаленные торговцы рисковали подняться на крутую гору, привлеченные возможностью перепродать камень самому королю, который начал строить дворец из линдера.
Когда я был мальчишкой, мы играли в такую игру: какого-нибудь ребенка называли эскелитом. Если этот эскелит дотрагивался до другого ребенка, то помеченный считался зараженным и ему полагалось превратиться в монстра. Мне кажется, сейчас дети в эту игру больше не играют. Люди забыли о своем страхе перед горой Эскель и ядовитыми испарениями необработанного линдера.
Ядовитые испарения? Ерунда какая-то. Почти всю свою жизнь Мири дышала каменной пылью и пила воду из ручья, в которой плавала эта пыль. Кроме того, если ученые в прошлом считали, что линдер опасен, тогда почему короли строили из него свой дворец? Ясно, что королевские особы не боялись камня.
Мири вернула книгу на полку. Она не видела причин верить этому отчету. Но все же на душе было тяжело, и когда она попыталась прочесть историю провинции Лонуэй, то с трудом могла сосредоточиться.
Зима, третья неделя
Дорогая Марда!
Сегодня был день отдыха. Я и Эса провели утро с Петером. Во время обеда девушки устроили «Салон Мири», и я пересказала то, что узнала на уроке логики. Логика учит, что правду можно вывести с помощью доказательств и тщательного мышления. Нужно отстраниться от эмоций и положиться только на твердые факты.
На что Эса сказала: «А мама говорит, что правда – это когда твоя душа и ум находятся в согласии». Я кивнула, но на самом деле мне стало стыдно. Разумеется, ученым, собравшим знания тысячелетий, известно больше, чем маме Эсы. А потом мне стало стыдно за то, что я устыдилась. Марда, надеюсь, тебе не стыдно за меня за то, что я устыдилась. Если нет – пусть тебе будет стыдно. Или мне? Где тут логика?
После службы в часовне мы с Бриттой сидели у камина в ее комнате и долго-долго разговаривали. Когда Бритта произносит имя Стеффана, взгляд ее меняется. Хотела бы я сказать, что он вспыхивает, но на самом деле глаза у нее вовсе не горят, как угольки в затухающем очаге.
Вот видишь, я пытаюсь тщательно подбирать слова. Во время занятии по риторике магистр Филипп прочел нам целую лекцию о важности выбора слов. Слова бывают тяжелые, как камень, упавший со скалы. Слова бывают незаметные, словно семечко сорняка, перенесенное ветром. Слова иногда поют.
Так что нет, глаза Бритты не горят. Они округляются, словно голова ее настолько полна мыслями о Стеффане, что больше не способна их все удержать, вот и пытается найти им место. Он для нее – все. Думаю, что и она для него – все.
Петер много работает. И мне не кажется, что я для него – все.
Хочу еще раз побывать в доме госпожи Сиселы, но побаиваюсь. Там все такие умные. А вдруг они считают меня недалекой? Наверное, стоит рассказать им, что наши козы любили слушать мои речи по нескольку часов кряду. Я нисколько не сомневаюсь, что их блеяние означало: «Продолжай, Мири, дорогая. Ты чрезвычайно занимательная».
Твоя чрезвычайно занимательная сестренка
Мири.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Славься, храбрый Бьорн-король,
Славься, доблестный король!
Всегда победоносный,
Славный и приятный,
Похвалы достойный,
Славься, неустрашимый король!
Мири и Петер сидели на соломе в открытом сарае Гаса. В прошлый раз Мири приходила с Эсой, а потом целую неделю с нетерпением ждала очередных выходных, чтобы побыть с Петером наедине, но теперь, когда они сидели рядом, разговор не клеился. Петер слишком устал, чтобы говорить, да и у нее голова раскалывалась от всех этих исторических фактов, податей и королей. Дважды на этой неделе она замечала Гаммонта во дворце и потихоньку скрывалась в противоположном направлении, боясь, что если он увидит кого-нибудь с горы Эскель, то припомнит свою угрозу о податях.
Мири открыла рот, чтобы выплеснуть все свои тревоги на Петера, но вместо этого зевнула.
Тут языку стало щекотно, и она закашлялась – это Петер сунул соломинку в открытый рот подружки. Мири выплюнула ее и отодвинулась подальше, широко зевая. Петер воткнул одну соломину в другую, а потом еще и еще, так что она стала длиной с его руку, и угрожающе помахал ею перед лицом Мири.
Девушка охнула, изображая испуг, и тоже соорудила длинную соломину, которая вышла длиннее, чем у Петера, и Мири удалось сунуть ее Петеру в ухо. Он отбил ее оружие своим, и битва на соломенных мечах началась: мечи разлетались в крошку, восстанавливались, битва шла не на жизнь, а на смерть, и наконец Мири расхохоталась, не в силах больше сдерживаться.
Игра завершилась. Петер посмотрел на Мири и протянул руку. Девушка подумала, что он хочет схватить ее соломину или дернуть ее за волосы, как он частенько делал в детстве, но он положил ладонь ей на затылок и притянул к себе. А потом поцеловал. Это был долгий, неспешный поцелуй. Поначалу она ничего не почувствовала, кроме потрясения, но Петер не отрывался от ее губ достаточно долго, так что жар этого поцелуя успел обжечь Мири с головы до ног.
Наконец Петер ее отпустил. Мири открыла глаза и постепенно пришла в себя. До нее донесся городской шум, далекий и глухой в этом маленьком дворике, напоминающий горное эхо, и Мири стало неловко, словно вся столица в эту минуту наблюдала за ними. Но они были одни.
– Мама всегда говорила, что смех у Мири как мелодия, которую нравится насвистывать, – тихо произнес Петер. – Но для меня твой смех всегда означал нечто большее.
Мири уставилась на него, уверенная, что он вот-вот убежит, как тогда, когда впервые ее поцеловал, – это был поцелуй в щеку на весеннем празднике, неожиданный и нежный.
Петер выдержал ее взгляд, тоже, наверное, ожидая, что она убежит. После такого поцелуя нельзя было сделать вид, что ничего не произошло. Слишком он был чудесный, чтобы о нем забыть.
Они продолжали смотреть друг на друга не мигая. Никто не убегал.
А потом, как по команде, оба бросились восстанавливать свои соломенные мечи, и битва возобновилась. На этот раз расхохотался Петер, а Мири поняла, почему так хочется поцеловать смеющиеся губы.
Мири оставалась с Петером до конца дня, и все это время они почти не разговаривали. Рядом с юношей в этом тихом каменном дворике ей казалось, будто она дома, даже запах снега улавливался в ветре.
Вечером Гас велел Петеру снова взяться за работу, а Мири отослал к себе. Она шла, не замечая, куда идет, и чем дальше уходила от Петера, тем меньше была в чем-то уверена. Ей почему-то хотелось затеряться в кривых улочках этого бескрайнего города. И это желание ее испугало.
Она думала о своих односельчанах. С каким нетерпением они будут ждать весной приезда торговых фургонов с товарами и письмами! А вместо этого приедут чиновники и потребуют все их сбережения. Мири представила лицо Марды, когда у нее отберут золотые монеты, и лицо отца, когда тот поймет, что ему не справиться с этими бандитами. Сердце девушки заныло.
Как она посмотрит в глаза своим родственникам, если королевские подати доведут их до нищеты еще хуже прежней? Даже Кэтар отдавала Мири должное за все перемены на горе Эскель, но подати сведут на нет все ее достижения, и Мири не знала, как этому помешать.
Наверное, Петер станет относиться к ней совсем по-другому, когда узнает, насколько она бесполезное существо.
Мири завернулась в шаль, сразу вспомнив о зиме, когда солнце нырнуло за горизонт. Нужно что-то делать. Нужно понять, действительно ли в Данленде наступают перемены и как помочь общему делу, прежде чем у Гаммонта появится возможность послать на гору чиновников.
Этот вечер Тимон собирался провести у Сиселы. Волосы у Мири не были завиты, платье она надела не самое лучшее, но почему-то решила, что из-за этого никто в салоне не станет относиться к ней хуже.
Дверь открыл тот же седовласый слуга и проводил Мири до салона, постукивая тростью по каменному полу из линдера. Мири улыбнулась ему и с теплотой подумала о госпоже Сиселе, которая держала старого слугу, несмотря на его хромоту. К этому времени Мири достаточно хорошо узнала жителей равнины и не сомневалась, что другие господа прогнали бы старика на все четыре стороны.
Когда Мири вошла в салон, какая-то женщина читала поэму о кроликах и белочках, которые свергли тирана-медведя, защищая свое потомство. Метафоричное и полное драматизма произведение. Но каждый раз, когда женщина произносила строчку «кролики восстали, и белки запищали», Мири приходилось сдерживать дыхание, чтобы не рассмеяться. Смех напомнил ей о Петере, и она дотронулась до губ.
Поэма закончилась, и с места поднялась Сисела:
– Сегодня, дорогие друзья, вместо того чтобы просто вести сочувственные речи о бедных, давайте снова их навестим.
Чтобы отыскать босоногих в столице, далеко идти не пришлось. В соседнем квартале между кирпичными и каменными зданиями уже начали расти, как сорняки, многоэтажные деревянные постройки. Гости госпожи Сиселы обходили одно скромное жилище за другим, оставляя корзинки с едой вместе с листовками, критикующими короля, взимающего подати.
Двери им открывали сонные, оборванные люди; обычно вся семья теснилась в одной комнате, расстелив постели на полу, где бегали крысы. Никакого свежего горного воздуха, никакого красивого вида горных цепей, уходящих в бесконечность, никакого убаюкивающего сопения коз.
– Спасибо, – поблагодарил какой-то человек, принимая от Мири корзинку. – На работе нам даже не сделали обеденного перерыва. Я готов проглотить все это вместе с корзинкой.
– Но ведь сегодня выходной, – удивилась Мири.
– Господь с вами, – сказал он. – Для фабричных рабочих не бывает выходных.
Даже на горе Эскель, где каждый добытый и проданный блок линдера едва-едва отдалял полуголодное существование, у рабочих каменоломни был один выходной в неделю. Мири не представляла, как можно работать без продыху – не сходить на службу в часовню, даже рубашку и ту не постирать.
Мири вышла из затхлого воздуха на лестничную площадку, где Сисела и Клемен о чем-то беседовали с тремя рабочими.
– …Партия зерна из Хиндрика прибывает в сопровождении всего лишь горстки королевских охранников, – говорил один из работяг. – Самое подходящее время…
Тут он заметил Мири.
– Кто это? – спросил он, выразительно окидывая взглядом ее шапочку с пером и отороченную мехом накидку.
– Не обращай внимания на эти атрибуты знатности, – сказал Клемен, одной рукой обняв Мири за плечи и дунув на перо. – Она одна из нас.
От этих слов Мири стало тепло, как от пылающего очага.
В другой квартире было полно девушек – Мири насчитала целую дюжину, и все они были моложе ее. Мири поинтересовалась, ходят ли они в школу, и глаза их зажглись от одной только мысли об учебе. Однако все они, кроме самых младших, работали на стеклодувной фабрике, и волдыри на их пальцах служили тому доказательством.
– Я думала, что все дети на равнине… то есть я имела в виду, все столичные дети ходят в школу, – сказала Мири, когда они вернулись в дом Сиселы.
– У нас есть несколько школ, но там учится очень мало бедняков, – ответила Сисела. – Каждый год знатные господа повышают подати. Детям приходится работать рядом со взрослыми, только чтобы прокормиться.
– Большинство взрослых умеют читать, поэтому мы и оставляем наши листовки, – сказала Кристин, до сих пор не снявшая форму служанки.
– Мы должны делать больше, чтобы помочь им, – заявила Мири.
– Согласен. – Тимон заметался по комнате, сунув руки в карманы. – Мы только и делаем, что пишем листовки. Говорим, но ничего не предпринимаем. Когда народ наконец поднимется?
– Терпение. – Сисела положила руку ему на плечо, и он перестал вышагивать, но держался по-прежнему напряженно. – Мы собираем солому и складываем в высокий стог. Теперь нужна одна искра – и все вспыхнет.
– Нам следует поискать помощи извне, – тихо произнес Тимон.
Он посмотрел на Сиселу, та кивнула и пожала плечами, и у Мири сложилось впечатление, что они многое поняли без слов.
«Что ты имел в виду под помощью извне?» – собиралась спросить Мири, но Клемен заиграл какую-то мелодию на фортепиано.
– Когда появится искра, – сказал Клемен, – огонь запылает так ярко, что все королевство увидит. К нам уже многие примкнули, даже служительница принцессы!
Мири узнала в мелодии королевский гимн «Славься, король». Кристин свернула шарф кольцом и опустила ей на голову в виде короны, а двое молодых студентов подняли Мири на плечи и понесли по кругу.
Мири раскраснелась, рассмеялась, но едва ее ноги коснулись пола, как она тут же сняла игрушечную корону.
– Я не предаю Бритту тем, что нахожусь здесь, – сказала она. – Моя подруга совсем не похожа на короля и королеву. Я уверена, что, став принцессой, она будет заботиться о босоногих. То есть в том случае, если изменения не произойдут, как мы надеемся.
Сисела обернула шарф вокруг плеч Мири, словно одевая куклу.
– Думай умом, а не сердцем. Разве правильно, что бедняки голодают, когда богатые пируют?
– Нет, но…
– Разве правильно, что наши жизни зависят от человека, который ничего не сделал, только родился у королевы?
– Нет.
– Я хочу, чтобы ты верила, Мири: все можно изменить. Если в это не поверишь ты, которая совершила перемены у себя на родине, как мы сможем убедить всю страну?
– Госпожа Сисела… – начала Мири.
– Сиси, – мягко поправила ее женщина и похлопала по дивану рядом с собой.
Мири присела.
– Вы знатная дама, – сказала она. Судя по одежде гостей, к благородным господам здесь относилась только Сисела. – Почему вы так много делаете ради простолюдинов?
Сисела наклонила голову и улыбнулась:
– Нет необходимости объяснять это, Мири, тем более тебе, но есть добро и зло. И даже благородные должны их различать.
– Мы могли бы попытаться объединить господ и простолюдинов, чтобы вместе изменить заведенный порядок, – сказала Мири. – Найдется немало людей, которые думают так же, как вы… и я. Не могут же все благородные господа быть плохими, верно?
– Покажите ей записи, – сказал Тимон.
Клемен взглянул на Сиселу, и та кивнула. Тогда он полез под фортепиано, вынул какую-то дощечку и достал из тайника толстую книгу в кожаном переплете. Тимон положил книгу на колени Мири.
На обложке было выведено: «Протоколы рассмотрения жалоб. Записи чиновника Его Величества». На занятиях по юриспруденции Мири узнала, что, если простолюдин обвинял знатного господина в преступлении, он имел право подать петицию самому королю. В прошлом короли выслушивали жалобы у себя во дворце из линдера, но у короля Бьорна не нашлось на это времени. Вместо этого он посылал в провинции чиновника по жалобам.
Мири наугад открыла страницу.
ПРЕТЕНЗИЯ: Фермер обвиняет охрану господина Джемела в том, что они украли у него лошадей.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Возможно, фермер съел собственных лошадей.
СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ: В пользу господина Джемела.
ПРЕТЕНЗИЯ: Миллер обвиняет госпожу Катарину в завышении податей, что привело к голодной смерти его сына.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Этим Миллерам нельзя доверять.
СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ: В пользу госпожи Катарины.
ПРЕТЕНЗИЯ: Фермер обвиняет господина Хаффуорда в надругательстве над его дочерью.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Дочери тринадцать лет; она слишком мала, чтобы верить ее словам.
СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ: В пользу господина Хаффуорда.
Мири пролистала книгу, стараясь найти хоть один случай, когда чиновник по жалобам поверил простолюдину.
– Все судебные решения вынесены в пользу благородных, – сказал Тимон, догадавшись, о чем она думает. – В течение двадцати лет все до единого решения. Господа подкупают чиновников. У простолюдинов нет такой возможности.
Мири захотелось отшвырнуть эту книгу в дальний угол, но Клемен отобрал том и вернул в тайник.
– Им это так не сойдет! – воскликнула Мири.
– Уже сошло, – сказала Сисела. – Теперь ты понимаешь, почему я презираю людей моего круга. Господа такие же эгоистичные и лживые, как и королевская верхушка. Они знают, что король злоупотребляет своей властью, – на церемонии вручения даров они выразили свое презрение, преподнеся ему мусор, – и в то же время они ничего не делают для простолюдинов. Изменения, о которых мы мечтаем, наступят только тогда, когда народ захочет сам отвечать за свое будущее.
Мири кивнула, но внутренне содрогнулась, словно только сейчас осознала, как холодно в этом мире. Сисела обняла ее теплой рукой, и Мири захотелось опустить голову на плечо женщины. Она скучала по сестре и отцу. Она скучала по дому.
Компания в углу комнаты пела и смеялась. Клемен опять играл «Славься, король», но весельчаки заменили в гимне слова:
Он, как всегда, бесславный,
Как всегда, фальшивый.
Очень дурно пахнет.
Долой короля-селедку!
Стук в дверь оборвал песню на полуслове. Мири не ожидала, что Сисела так перепугается.
– Не может быть… – начал Клемен.
– Как раз может, – сказала Сисела. – Ступайте!
Начался переполох. Тимон схватил Мири за руку и повел к черному ходу. Девушка оглянулась. Клемен заиграл обычную песенку, а Сисела выдернула перо из волос и откинулась на спинку дивана. Все остальные стали разбегаться. Двери салона распахнулись, и Тимон рывком вытащил Мири из зала.
Они торопливо промчались по лабиринту комнат, темных, холодных и пустых. Мири боялась споткнуться о какой-нибудь стул или стол, но им ничто не помешало. Они вышли из дома на задний двор, свернули в узкий переулок, ведущий на главную улицу, и только тогда остановились. Тимон заставил Мири взять себя под руку и неспешно двинулся вперед. Мири украдкой взглянула на дом Сиселы. Перед входом стояли чиновник и несколько солдат. Один поймал взгляд девушки и нахмурился. Мири с трудом перевела взгляд на Тимона и даже сумела беззаботно улыбнуться.
– Какая чудная пьеска, – произнес Тимон довольно громко, чтобы его услышали. – А тебе понравилось?
– Еще бы! – ответила она. – Шут был очень забавен.
Мири и Тимон смеялись, пока не завернули за угол. Там она отпустила его руку:
– Что случилось:
Тимон нахмурился:
– Закон запрещает собираться компаниями и обсуждать политику.
– Вот как? Но откуда тем чиновникам знать, о чем мы говорили? Это могла быть обычная вечеринка.
– Им даже доказывать ничего не придется. Если обнаружат компанию или просто заподозрят, что здесь обсуждались законы и король, они имеют право отвести всех в тюрьму, где люди частенько умирают от болезней и недосмотра еще до того, как попадают в суд.
Мири покачала головой:
– На моей горе все гораздо проще.
– Ты нужна в Асленде, Мири. Ты нужна нам.
– Как бы мне хотелось помочь хоть чем-то! – сказала она. – Я хочу, чтобы мир изменился и стал таким, как в твоих мечтах, Тимон. Я очень этого хочу.
– Я знал! – Он зашагал веселее. – Я знал, что мы с тобой одинаково мыслим. И чувствуем. Я должен кое в чем тебе признаться, Мири. Не хочу тебе лгать, как это сделала принцесса-мошенница. Я уже один раз закончил первый курс обучения, а в класс магистра Филиппа записался только для того, чтобы… чтобы познакомиться с тобой.
Они как раз проходили под фонарем, и Мири обрадовалась, когда они снова вошли в темноту, где Тимон не видел выражения ее лица.
– Это правда? – прошептала она.
– Да, – ответил он. – Я узнал, что на первый курс записалась выпускница академии принцесс с горы Эскель, поэтому попросил отца отослать меня обратно. Мне было очень любопытно тебя узнать. Но… любопытство давным-давно сменилось более сильным чувством.
– Хм… Мне следовало бы тебе рассказать… я, наверное, что-то не так поняла… просто я хотела пояснить… тебе, видимо, нужно узнать о Петере. Это юноша с горы Эскель. И он мой…
«Мой что?»
– Твой жених? – спросил Тимон.
Мири раскраснелась, как маков цвет, и никакая тень уже не могла этого скрыть.
– Нет.
– Ты достигла совершеннолетия?
– Да, – с несчастным видом ответила Мири.
– Значит, он не предложил… а ты все же считаешь, что обязана хранить ему преданность? Что ж, каковы бы ни были его чувства к тебе, все равно мои чувства сильнее. Он узнал тебя на горе Эскель, где ты была одной из десятка девушек. А я выбрал тебя из всего королевства.
У Мири громко и неприятно застучало в груди.
– Пусть даже ничего не было сказано, но мы с Петером преданы друг другу. Во всяком случае, я так думаю.
– Я не так-то легко сдаюсь, – сказал Тимон. – Этот юноша не нашел нужным поговорить с тобой. Зато я скажу тебе все, Мири. Ты краснеешь, потому что я чересчур смел! Так вот, я буду еще смелее. Вместе мы изменим Асленд. А затем Данленд. На нашу свадьбу отец подарит нам корабль, и мы поплывем в Риламарк и Эрис, исследуем побережья с белым песком, кристально-чистой водой и деревьями, гнущимися под тяжестью плодов. Мы подружимся со студентами дальних университетов, и где бы мы ни оказались, мы добьемся перемен.
Она живо вообразила все, что он пообещал, словно перед ее глазами актеры разыграли приключения Мири и Тимона. Но затем крепко зажмурилась и покачала головой:
– Я не могу сделать это, Тимон. Я родом с горы Эскель.
– Мы сами выбираем свой путь. Ни имя, ни ранг, ни богатство родителей, ни перо в шляпе – ничто не имеет значения. Каждый человек принадлежит только себе. Я, например, совсем не похож на своего холодного, честолюбивого отца. И ты, Мири, не связана никакими обязательствами перед семьей. Ты можешь стать кем захочешь.
«Может, он прав? – подумала она. – Я не просто дочь Ларена, сестра Марды или девочка, которую мать держала на руках всего лишь неделю, прежде чем умереть. На меня повлияла не одна только гора. Я ведь оставила эту гору. Я – то лицо, что вижу в зеркале. Я – мысли, что кружатся у меня в голове. Но я не принадлежу им. Я то, что есть».
– Ты можешь стать кем захочешь, – повторил Тимон более мягко. – И если ты скажешь мне «да», то я всегда буду рядом с тобой.
Он не просил дать ему ответ на его предложение, да и она не была готова что-то ответить. Но он наклонился и поцеловал ее в губы. И она не отпрянула, не покраснела, вообще ничего не сделала, только задержала дыхание и почувствовала, будто ее пронзила молния. Поцелуй длился всего одно мгновение, но ей показалось, что прошла целая вечность.
И уж об этом поцелуе нельзя было сказать, что это обычай, бытующий на равнине. Мири точно знала, что он означал.
Она снова взяла Тимона под руку, и они молча пошли ко дворцу.
Мири давно привыкла к городу: шипению керосиновых фонарей на столбах, скрипу колес по булыжной мостовой, холодному ветру с реки, острому запаху соли, если ветер дул с моря. Здания и дороги больше ее не пугали. В душевный трепет ее приводили бесконечные ряды книг в библиотеке и одно слово – «революция».
Но ведь это не дом. Правда?
Она повторила про себя свои планы на будущее: похлопотать за Марду, чтобы та вышла замуж, помочь отцу научиться читать, работать в деревенской школе и однажды выйти замуж за Петера.
Так почему же ее связь с домом стала слабее? Быть может, Марда вовсе не хочет выходить замуж. Да и отца наверняка не заботит его неграмотность. А в школе понравилось работать и другим девушкам, Эсе например. Насчет Петера Мири тоже теперь не была уверена. И для всей длинной истории Данленда – невероятно огромной истории всего мира – будет ли иметь значение, вернется Мири домой или нет?
Зима, пятая неделя
Дорогая Марда!
Тебе знакомо чувство, когда тебя будят, вырывая из сновидения? Сон еще полон цвета и жизни, но проснувшийся ум уже воспринимает реальность. И какую-то долю секунды оба мира существуют параллельно, так что нельзя их отличить.
Именно это я сейчас переживаю. Есть гора Эскель. Но еще есть Асленд. Оба так тесно переплелись, что я не уверена, где мой дом, а где сон.
Все было проще, когда мир был меньше. Все было проще, когда я знала не больше двух десятков парней и Петер был единственный, кого я замечала. Впрочем, не обращай внимания. Я сама толком не знаю, что думать обо всем этом, поэтому и писать не стану.
Мне нравится, как Тимон вышагивает и жестикулирует, если речь заходит о чем-то важном. А еще мне нравится, что для меня и для него важны одинаковые вещи. Я точно знаю, что Тимон чувствует и думает. Он никогда не заставляет меня гадать. Мне надоела неопределенность.
Я скучаю по тебе. Я скучаю по папе. Я скучаю по своей горе. Но я не уверена, что тоска по любимому краю может заставить меня вернуться.
Я знаю, что не отошлю это письмо с наступлением весны. Просто мне нужно изложить на бумаге свои мысли, Марда. Мне нужно сказать кому-то, что я больше ни в чем не уверена.
Но я точно знаю, что остаюсь твоей сестрой
Мири.